Шаг вперед

– Ты совсем уже страх и совесть потерял, да? – растянув губы в безмятежной улыбке, мягко спросил у стоящего на пороге кабинета Чимина Донхэ, заставляя того моментально покрыться мурашками, задрожать и отвести в сторону взгляд. Как бы Чимин ни старался, но он просто физически не мог выдержать этого весящего, кажется, целые тонны взгляда, улыбку Донхэ и его вкрадчивый тон. Всё это, как и откровенно наигранное хорошее настроение, просто до чертиков пугало Чимина. Куда больше криков, оскорблений, угроз и ярости. Ведь когда Донхэ бывал в таком настроении, всё всегда заканчивалось плохо. Очень плохо. Их встречи с Чимином вообще обычно не заканчивались ничем хорошим, для Чимина так точно, но в такие дни и в такое настроение Донхэ всё было… совсем хреново. И сегодня… Глупо было даже надеяться на то, что Чимину удастся отделаться малой кровью. Уже по его взгляду на них с Юнги на улице Чимин понял, что их поцелуй будет стоить ему очень и очень дорого. И даже пытался морально подготовиться к последствиям. Ну, почти. Ведь предугадать, что взбредет в голову Донхэ, Чимин был просто не в силах. Поэтому единственное, что ему оставалось, – это мяться на пороге его кабинета, дышать и надеяться, что он хотя бы выживет. Хотя… как бы всё стало легче и проще, если бы Донхэ просто взял и убил его. Но он не сделает этого. Никогда. Ведь мучения и боль Чимина доставляли ему куда больше удовольствия. – Так и будешь молчать? Неужели язык отнялся? – насмешливо фыркнул Донхэ, заставляя Чимина вернуться в реальность, в которой он сейчас меньше всего хотел быть. – Ну-ка, подойди ко мне, – ласково поманил Чимина Донхэ. И у того не было выбора, кроме как подчиниться и безвольно, на плохо гнущихся от страха ногах подойти к учительскому столу. К нему. – Так ты ответишь на мой вопрос? Или мне задать его еще раз? – выдержав паузу, тихо уточнил Донхэ, прожигая своим взглядом Чимина насквозь и пригвождая его к месту. – Н-н-нет… Я… Да, – рвано выдохнул Чимин, у которого, в общем-то, не было других вариантов ответа на этот вопрос. – Что – «да»? – вопросительно вскинул брови Донхэ, улыбаясь еще шире и ни на мгновение не отрывая от Чимина своего взгляда. – Я потерял совесть. Совсем… – пробормотал себе под нос Чимин, нервно сглатывая. Следующий, заданный всё тем же ласковым тоном вопрос: «Значит, мне нужно наказать тебя?», как и ответ Чимина на него: «Да», были до зубной боли предсказуемы. Сколько раз между ним и Донхэ происходили подобные разговоры? Чимин не помнил точную цифру, но мог с уверенностью сказать, что очень часто. Единственное, что их отличало, – это поводы и наказания, которые Донхэ придумывал для него. В этот раз он даже не стал изощряться особенно сильно, а просто, приказав Чимину положить руки на край стола, отсчитал для него пятьдесят ударов по пальцам тяжелой деревянной указкой. Не слишком приятно, но вполне терпимо. Чимин испытывал едва ли не физическое облегчение от происходящего. Донхэ наказывал его. Не так уж и сильно, но правильно. Это было куда лучше разъедающего остатки его психики молчания. Вот только Донхэ, злому, как тысяча гадюк, уже попробовавшему крови Чимина и очевидно снова ее жаждущему, этого было мало, так что он добавил к пятидесяти ударам еще двадцать – тяжелым, на полторы тысячи страниц справочником по истории Азии. Чимин был готов поклясться, что слышал, как ломаются под добротной обложкой из толстого картона его собственные кости. Если бы он только мог заплакать или зажмуриться, но Донхэ приказал ему: «Смотри на меня, не смей отводить взгляд», и Чимин не мог ослушаться. В какой-то момент стало так больно, что Чимину пришлось закусить губу, чтобы не закричать, но он даже не осознал этого, пока по его подбородку внезапно не хлынуло что-то теплое, густое и остро пахнущее металлом. Его кровь. – Двадцать, – отсчитав последний удар, Донхэ отбросил в сторону книгу, жадно впиваясь взглядом в не смеющего даже шелохнуться Чимина и его кровавые губы. Слишком манящие. Блядские. Донхэ просто не мог отказать себе в них. Во вкусе его такой отвратительной, лживо-сладкой крови. Донхэ знал, что Чимин специально сделал это, чтобы завлечь его, и он на эту провокацию собирался поддаться. Плевать на безопасность и на то, что их кто-то может увидеть и застукать. Развернув безвольного, как тряпичная кукла, Чимина лицом к двери, Донхэ без труда усадил его на стол, с мрачным удовлетворением отмечая, что он, как и раньше, весит всего ничего. Маленькая тощая блядь. Идущая на любые провокации, чтобы привлечь его внимание. Ведь Чимин без его, Донхэ, внимания и воспитания и жить-то никогда не мог нормально. Ну ничего, Донхэ собирался обеспечить его и тем и другим. Сполна. Чтобы тот даже не думал тянуться своими блядскими губами к кому-либо еще и засовывать свой маленький лживый язычок в чужие рты. Пак Чимин принадлежит, принадлежал и будет принадлежать только ему. И этот урок ему уже давно пора было усвоить. Все внутренности Донхэ буквально сводило судорогой ярости, стоило ему только вспомнить сцену перед библиотекой и представить, что это уже не в первый раз. Ну ничего. Он покажет этой маленькой шлюхе ее истинное место. И что она чуть не потеряла. Подойдя вплотную к жадно вглядывающемуся в его глаза Чимину, желание в глазах которого было настолько сильным, откровенным и неприкрытым, что его мог бы распознать даже идиот – а Донхэ, во рту которого всё внезапно пересохло, таковым не был, никогда, особенно когда дело касалось Чимина и тех очевидных сигналов, что он постоянно ему подавал, – Донхэ медленно, нежно, кончиками пальцев коснулся влажного виска Чимина, цепляясь за пушистые светлые волосы, погладил его по скуле и наконец-то добрался до чуть приоткрытых, так манящих и зовущих губ, бережно собирая с них кровь, сначала пальцами, а затем, удерживая за затылок на месте, как всегда, строящую из себя недотрогу и так и норовящую от него отпрянуть маленькую мерзкую шлюшку, – губами и языком. Невыносимо, до судорогой сведенных скул вкусно. Пак Чимин едва ли не с первого дня их знакомства сводил Донхэ с ума, и рядом с ним у него всегда срывало все тормоза, вот и сейчас. Нежная, почти изысканная ласка превратилась в кровавый, терзающий, полный боли, укусов, слез и крови поцелуй. Чимин извивался в его руках, руками и ногами пытался оттолкнуть его, всё корча и корча из себя что-то, руша их идиллию и всё сильнее и сильнее зля Донхэ. Настолько, что в какой-то момент ему пришлось оторваться от этих блядских губ, отвешивая Чимину звонкую оплеуху и шипя на него: «Заткнись и не дергайся». А затем вернуться к их сладкой игре. Руки Донхэ сами собой легли на обвившие его бедра ноги Чимина, а губы вновь нашли его губы. Солено, но всё равно слишком вкусно. Всё тело и рассудок окутала приятно-звонкая нега возбуждения, а низ живота стал тяжелеть и сладко тянуть, а внутренний голос так и шептал Донхэ, что сейчас урок и в преподавательском корпусе никого нет, что им так хорошо и что они могут… Но нет. Он понимал, что его кабинет – далеко не самое подходящее место. Им нужно было что-то… более уединенное. И у Донхэ, тщательно изучившего школу и всю ее территорию, было одно такое на примете. Там, где точно нет камер и их никто не побеспокоит. С трудом заставив себя оторваться от Чимина, Донхэ заставил дрожащего от возбуждения и с таким же трудом контролирующего себя, как и он сам, мальчишку вытереть с лица кровь и, прикрыв растерзанные губы, следовать за собой. И эта маленькая шлюшка, как всегда, подчинилась. Потому что ему всегда нравилось выполнять приказы Донхэ и нравилось, когда он его наказывал. Потому что они оба, оказавшись запертыми в маленьком, пыльным, облупленном помещении старой раздевалки, хотели одного и того же. Не просто хотели. Жаждали. Так сильно, что Донхэ было больно даже просто стоять на месте. Вот только Чимин, заигравшись в недотрогу, едва снова всё не испортил, забившись в угол и наотрез отказываясь исполнять приказ Донхэ и раздеваться. К чему все эти игры и жеманность сейчас? Когда всё и так ясно и медлить нет желания и сил. И Донхэ снова пришлось привести его в чувство парой оплеух. А затем, хорошенько приложив этого неумелого искусителя об стенку и опрокинутую скамейку, Донхэ сам начал сдирать с него одежду. Он действительно хотел, чтобы всё прошло по-хорошему и им обоим было как можно приятнее. Но нет так нет. Он хотел Чимина. Сегодня. Здесь. Сейчас. Закрепить свое исключительное право обладания им окончательно и бесповоротно. И в своем желании, несмотря на все его слезы, крики, мольбы и даже вялые попытки отбиться, останавливаться не собирался. Чего бы это ни стоило.