***
Проходит несколько часов, прежде чем генерал, наконец, оказывается внутри их небольшого дома. Он практически не может стоять, поэтому целиком опирается на плечи девушки, когда она подводит его к кухонному столу, с которого подросток поспешно убирает утварь. — Ложись, — командует девушка, и Кириган сперва садится на край, а потом все-таки укладывается на стол. Деревянная столешница достаточно большая, но все-таки ей не хватает длины и его пятки повисают в воздухе. — Мирон, езжай в деревню. Постарайся уговорить старого Петтера приехать, посмотреть что тут и как, — она выпроваживает парня в путь. — Скажи, что без него мы никак не справимся! Кириган не видит ее лежа, лишь слышит, когда она подходит к печи, подбрасывает дрова, и огонь в топке вспыхивает мгновенно. Сразу такой сильный, будто керосина подлили. Большая кастрюля брякает о плиту, и несколько ведер воды отправляются греться. Девушка возвращается к генералу, приносит с собой ворох тряпок, которые принимается рвать на куски поменьше. — Потерпи уже, — шепчет она, не глядя на Киригана. — Сейчас Петтер придет, он-то знает что делать. Он такой старый, что еще мою прабабку лечил наверное, — она пытается шутить, но даже уголками губ не улыбается, погруженная в свое занятие. Генерал лежит молча и старается не думать о боли, снедающей его. Жесткая столешница ненамного удобнее голой земли, но в доме хотя бы стремительно становится тепло, а присутствие рядом другого человека, к огромному удивлению Киригана, само по себе приносит облегчение. Вода в тазу, который девушка ставит рядом, пахнет эфиром. Она смачивает кусок ткани и встает над головой генерала. Он поднимает глаза, и их взгляды встречаются. — Может быть неприятно, — предупреждает она и тянется к нему. Отодвигает грязную черную прядь со лба. И все смотрит. Смотрит на его лицо. Кириган знает, что лицо обезображено ударом крыла волькры, но не понимает насколько. — Потерпи, — она прикладывает ткань к ране. Кириган морщится от прикосновения — все тело один сплошной сгусток боли, и любое прикосновение, даже такое аккуратное, мучительно. У девушки нежные пальцы, она старается не причинять ему лишних страданий, но упорно продолжает. Постепенно, согретый, и хотя бы временно чувствуя безопасность, генерал позволяет себе провалиться в беспамятство.***
Когда он открывает глаза, девушки уже нет рядом. Он поворачивает голову, отыскивая ее глазами. Она стоит к нему спиной в другом конце комнаты и полоскает вещи в тазу. В комнате полумрак, а за окном темень. Генерал чувствует, что под голову ему подложена подушка, а сам он покрыт тонким одеялом. Едва на пороге дома появляются подросток и, очевидно, тот, кого зовут Петтер, девушка бросает все дела. Свечи, расставленные по углам комнаты, вспыхивают сами собой и пространство заливается светом. — Спасибо, что пришли, Петтер, — девушка вытирает руки о фартук. Пришедший — скрюченный от возраста седовласый мужчина — одет в толстую меховую безрукавку, повседневную одежду фьерданцев. — Молодой человек, — он кивает на Мирона, — был убедителен… Что тут у вас?.. Он подходит ближе к столу, на котором лежит генерал, и раскладывает сбоку от него, на край столешницы, несколько мешочков, наполненных, судя по запаху, сушеными травами. — И откуда он взялся? — между делом спрашивает старик. — Думаю, он пришел из… — девушка запинается, но паузу дополняет мальчик. — Из Каньона, — сообщает он. — А это, похоже, его волькры так отделали! — Парень взбудоражен событиями, превнесшими новое в их размеренную жизнь. — Бывает, — бормочет Петтер, — бывает и такое… Некоторых каньон отпускает… Он убирает одеяло с груди Киригана и принимается рассматривать травмы генерала. Не заботясь об осторожности, трогает израненное лицо, касается воспаленной раны на груди. Кириган глухо стонет, отзываясь на эти прикосновения. — Я промыла как смогла, — говорит девушка. — У него и спина такая же... — Да, сударыня, да... Он продолжает осмотр. Берет руку генерала в свою и внимательно осматривает круглую метку. Причмокивает и отбрасывает кисть от себя. Поворачивается к девушке. — Пойдем-ка со мной, — произносит он и отводит ее в сторону. — У вас есть какие-то травы, чтобы помочь? — Погоди… Милочка, я много изувеченных повидал на своем веку. Уж каких только не было. Даже и из Каньона сбежавшие, всякие были. — Он оборачивается на генерала. — Но с этим совсем не ладно. — В каком смысле? — громко шепчет заинтересованный в их разговоре парень. — Пропащий он человек. Гнилостный. — Что это значит? — девушка бегло глядит на генерала через плечо. — Его раны не просто мясом человеческим нагноившиеся. Послушай старика, девочка, не надо тебе выхаживать такого. Пустое это дело. Девушка упирает руки в бока. — Зачем вы так говорите? Вы что-то чувствуете? Старик качает головой. — От него чернотой тянет. Гадостью. Словно часть мерзости из Каньона с собой вынес. Не стоит он того, не стоит, девочка… — Мирон, побудь здесь! — командует девушка и уводит старика прочь из дома. Парнишка неловко топчется на месте, не решаясь приблизиться ближе к генералу. Когда он углядел его на кромке леса, то сразу кинулся на помощь. Но предупреждение Петтера его беспокоит. Проходит некоторое время, когда девушка и старик все-таки возвращаются. — Зря, ты, милочка, зря это, — кряхтит Петтер. — Но коли уж ты взываешь к моей клятве, то вот тебе сухой корень шалхая и… Наверное, бозильник пригодится, — старик передает ей два мешочка. — Бозильник разводи в кипятке и, как остынет, давай пить. Он уснет, но дрем целебный будет. А шалхая тут много, не жалей, посыпай прямо в раны. Он изведет гной и края стянет… Петтер топчется в доме еще недолго, а потом уходит. Без него в домике становится тихо. Девушка смотрит на генерала, но тот держит глаза закрытыми. «Мерзость вынес, — думает генерал. — Чернота внутри…» — и улыбнулся бы, да только на это требуются драгоценные силы. Кириган не готов еще размышлять о том, чем обернется для него новое использование скверны. — Слушай, а если старик Петтер прав, и это… Наверное, зря я его нашел… — тревожно шепчет парень. Девушка вздыхает. — Да перестань ты, Мирон! Святые! — Она устало трет лоб. — В конце концов, не придушить же мне его на собственном кухонном столе? Ее голос серьезен. Парень глядит на нее строго. Оба размышляют. А потом прыскают от усталого смешка. — Ладно, иди покорми скотину. Ночь уже совсем… Девушка спроваживает парня за дверь, а когда тот уходит, приближается к генералу. — Я знаю, что вы не спите, — сообщает она, и Кириган вынужден открыть глаза. Она пристально глядит на него. — Не смотрите, что у нас тут нет мужчины. Я вполне могу постоять и за себя и за Мирона. Если задумаете неладное, предупреждаю, все внутренности выжгу и даже глазом не моргну, — заявляет она и подбородок задирает важно. Кириган слабо кивает. — Вот и славно, будем считать, что договорились. Несмотря на прямую угрозу расправы, девушка действительно пытается ему помочь: и следующие несколько часов, когда мальчик уже ложится спать, она проводит за тем, что тщательно обрабатывает раны Киригана. Она заставляет его перевернуться на бок и промывает рану на спине. Раздвигает края разорванной кожи и сыпет поглубже истертый шалхай. Потом повторяет все то же самое с ранами на груди и возле ключицы. Когда она держит руку генерала в своей, Кириган пытается использовать силу, чтобы определить — гриш его спасительница или нет. Он, будучи усилителем, всегда безошибочно ощущает, если в ком-то есть энергия стихий, но сейчас не чувствует ничего. Совсем ничего. Ослабленное тело не подчиняется хозяину. Его лицо она обрабатывает особенно аккуратно. Кончики пальцев едва касаются кожи. Словно мотыльки. Кириган хочет спросить насколько ужасно то, что она видит перед собой, но не решается. Наконец, закончив, девушка отходит, чтобы вскоре вернуться с кружкой в руках. — Выпей, это должно помочь тебе уснуть… Она придерживает голову генерала, чтобы он, кое-как опираясь на локти, сумел выпить все содержимое. Напиток теплый и чуть горьковатый. Кириган откидывается на спину и девушка отходит. Лекарство начинает действовать почти сразу. Сознание мутнеет. Перед глазами появляются неяркие, но причудливых цветов узоры. Практически отдавшись действию настоя, генерал спрашивает: — Как тебя зовут? — очень тихо. Но девушка оборачивается. Глядит через плечо. — Мора. Кириган не отвечает. Не называет своего имени. И девушка возвращается к своему занятию, а он погружается в сон.***
Агония. Жар миллиона свечей, плавящих кожу. Тысячи игл, вогнанных в плоть. Чернота и невыносимая боль. Крик, дерущий горло, но не исторгающий ни звука. И падение… Падение в пустоту… Без конца и начала… Генерал мучается снами несколько дней. Погрузившись в их пучину, ему никак не удается разорвать путы. Он тонет, чувствуя одиночество, которое игнорировал долгие годы. Оно наваливается и расплющивает. Переламывает кости своей безразмерностью. До хруста в позвонках. Один сон сменяется другим. Перед закрытыми глазами Киригана мельтешат лица. Знакомые и едва узнаваемые. Они сперва человеческие, а потом разрываются, выворачиваются, и вот уже их улыбки — пасти волькр, а вместо рук, протянутых к нему, — когтистые крылья. И они кричат. Истошно кричат. Рыдают. То женским криком, то голосами не выросших детей. «Это ты их убил! — Голос матери бьет под дых. — Это все только твоя вина!» И Кириган рвется. Мечется. Травится и давится накопившимся отчаянием. Борется, но лишь глубже увязает. «Александр!» — Он оборачивается и чувствует как руки Алины смыкаются в кольцо на его шее. Генерал обнимает ее, жмет к себе и в лоб целует. «Ты нужна мне!» Она держит крепко-крепко. И сам он держит. Не выпускает. Но мгновение — и ее уже нет рядом. А волькры все орут. Так, что уши кровоточат. Что душа стынет. И Кириган бежит. Бежит мучительно медленные часы сквозь темноту за удаляющимся голосом Алины. Падая и поднимаясь. То ли догоняя Алину, то ли спасаясь от нее…***
Когда он приходит в себя и открывает глаза, комната погружена в полумрак рассвета. Хозяйка дома рядом с ним: она расположилась на лавке полулежа, и голова ее покоится на руках, подложенных под щеку. Она глубоко дышит, погруженная в свой собственный сон, и Кириган наблюдает за ней. Он прислушивается к своим ощущениям. Раны на теле болят, тянут, но он уже не чувствует той всепоглощающей муки, какая была до сих пор. — Проснулся, наконец? — Мора приподнимает голову, смотрит на него. Генерал не перестает удивляться синеве ее глаз. Она тянется, поднимаясь, и касается его предплечья, вскрикивает и резко отстраняется. Обоих будто прошибает током, и если в ее глазах непонимание, то Кириган осознает все сразу. К нему возвращаются силы, и как бы ни был тяжел плен выпитого настоя, он принес свои плоды. Сегодня генерал чувствует себя намного лучше, а потому узнает отклик, какой бывает у гришей, когда они касаются усилителя своего дара. /