***
Серый горизонт мерно покачивается впереди — в такт шагов лошади, несущей двух седоков. Кириган одной рукой держит поводья, второй — поддерживает Мору. Он упирается подбородком в ее макушку. Слабое дыхание тревожит кожу возле ключицы. Они двигаются уже несколько часов, но она по-прежнему спит. Ее руки, освобожденные от веревки, безвольно свисают вниз. — Мой повелитель... — Лошадь Федора приближается с правой стороны. Генерал переводит на него взгляд. — Я могу разбудить девушку… Пора бы сделать привал. — Дай ей еще время отдохнуть... Федор согласно кивает, а Кириган плотнее прижимает Мору. Когда спустя время она приходит в себя, генерал понимает это сразу: ее тело разом деревенеет. Ресницы несколько раз поглаживают его шею, Мора вздыхает и отстраняется. Кириган позволяет, ослабляя хватку на талии. Она глядит на него снизу вверх. И он смотрит в ответ. Смотрит дольше, чем требуется. Ловит все отблески эмоций, тлеющих в синих глазах. Ее зрачки все еще неестественно большие. Скулы стали чуть острее. Левая щека перепачкана. Губы сухие, потрескавшиеся. И когда Мора слабо улыбается ему, едва только уголками, одна из ранок начинает кровоточить. Генерал пальцем стирает красные капли. Быстрым движением. Необдуманным. Она едва слышно выдыхает и опускает веки. Кириган, смущенный, переводит взгляд вдаль. Он не произносит ни слова. Мора тоже молчит. Нина, двигаясь позади, сразу замечает, что пульс новой попутчицы стал выше. И это ее беспокоит — сердце Моры колотится быстрее, чем должно. — С ней что-то не так… — обращается она к Киригану. Мора переводит взгляд на Нину. Облизывает губы. — Я… — горло саднит, — не могу это контролировать… — она двигается, пытаясь не соскользнуть с лошади. — Это действие настойки? — генерал удерживает ее, подсаживает выше. Сильнее жмет рукой. — Да… Сколько времени прошло? Если не принять новую дозу… Я… Извините… Кириган раздраженно выдыхает. Злится не на нее. Вообще ни на кого конкретно. Скорее от бессилия. Припрятанного бутылька с ядовитым настоем у него, конечно, нет, и он вполне уже догадывается, какое тяжкое испытание ждет их впереди. «Она не знает о других выживших…» С тех пор все могло множество раз поменяться, но сколько раз сама Мора способна выбираться из объятий отравы? Если выход из под действия настойки так тяжел, какое количество попыток ее тело сможет вынести? Не окажется ли именно сегодняшний день — крайним? — Мы выберем место для лагеря и передохнем там, — Кириган старается подбодрить Мору. — Ты справишься, как и раньше, да? Ее взгляд невозможно прочитать. Удивление, что он знает об этой ее тайне? Сожаление, что доставляет ему хлопоты? Злость за то, что он заставляет ее пройти через это? — Мне стоило умереть уже давно, — возражает она. — Монстры должны погибать к финалу... Генерал хрустит челюстью. — Я тебя достану даже с того света.***
Подходящее место для лагеря находится быстро: поляна недалеко от ручья, уютно отгороженная с севера порослью молодых деревьев. Генерал помогает Федору установить палатку, пока Нина суетится рядом, то и дело возвращаясь к Море, которой стремительно становится хуже — ее кожа покрывается испариной, а тело периодически сотрясает дрожь. — Ну чего ты? — подбадривает Нина, хотя отлично чувствует боль в чужом теле. — Держись, все будет хорошо! Мора прикрывает глаза, глушит стон. — Да… — слабо выдыхает. Ближе к полуночи дела идут совсем плохо: сдерживаться Мора больше не может. Она мечется на своей импровизированной постели, прокусывает губы в кровь, но крики все равно рвут ей горло. Каждая клеточка в теле ноет. Мышцы сводит. Ей больно даже просто лежать. Кровь будто ошпаривает вены изнутри. Генерал смотрит на нее растерянно. То выходит из палатки, то возвращается. В какой-то момент, не выдержав, берет кисть Моры в свою — выражает поддержку как умеет, — но она тотчас же выдергивает руку. — Уходи, — едва различимый стон. Нина тоже гонит Киригана, смахивая влажные пряди со лба подопечной. — Насколько все плохо? — Достаточно… — Она не поворачивает к нему головы. — Я торможу ее пульс, чтобы было проще, но ей все равно больно… Ты не говорил, что ее может так ломать. — Нина как всегда забывает про субординацию. Но сегодня Киригану в особенности плевать на это. — Я мог только предполагать. — Все будет напрасно, если она умрет… Генерал ходит желваками. — Значит, сделай так, чтобы выжила! Этой ночью никто не спит. Слишком оглушительны стоны Моры, рвущие темноту. Она то чуть затихает, то вновь срывается на крик. Это выводит Киригана. Крошит его на куски. Он проделал такой долгий путь, чтобы заполучить ее. Пожертвовал столькими гришами… А она просто возьмет и покинет его, отдавшись на растерзание боли? Генерал несколько раз приносит воду из ручья, чтобы Нина могла протирать ее кожу. Он благодарен ей за помощь, но огрызается в ответ на упреки, что втянул их во все это. — Нина, все святые! Просто не позволь ей умереть...***
К сумеркам второй ночи Кириган и Федор сидят у костра. Нина, порядком изможденная, дежурит в палатке возле Моры. Через всполохи огня генерал смотрит на Федора, но видит перед собой не его — вспоминает Ивана. Он не знает, не спрашивал, скучает ли по нему Федор. Скорее всего да, они были близки… Самому генералу не хватает погибшего сердцебита — это почти дружба, которой Кириган всячески избегает, — за многие годы Иван стал незаменимым. Научился понимать генерала с одного взгляда. Федор — отличный солдат, но не способен в полной мере заменить своего предшественника. Генерал держит в руках кружку с крепким чаем. Делает глоток. Горячая жидкость жжет язык. — Говори, — разрешает Кириган, видя, как невысказанные сомнения разъедают сердцебита. — Я все пытаюсь понять, мой повелитель, имел ли я право оставить их всех королю… — Федора преследует чувство вины. — Это был приказ, ты всего лишь выполнил его. — Солдат ценен беспрекословным подчинением? — Жмет плечами. — Мне самому, внутри, этого мало… — Делает паузу. — А раз уж зашла речь… Девушка у нас, и, скорее всего, раз не померла вчера, то теперь уже выкарабкается. Только какой с нее прок? — он не дает генералу вставить и слова. — Да, она умеет управлять двумя стихиями и прочее. Но эта ее способность ведь не от Малой науки. Что это? Эффект от настойки? Чтобы научить этому других нам нужна настойка? Где мы ее возьмем? — Я не собираюсь использовать этот яд на гришах, — отрезает Кириган. — Тогда как? — В древних текстах были намеки, что этому можно научиться. Она — живой пример. Все еще живой… Мора как солдат, своей силой сумеет вдохновить Вторую армию на борьбу! — А разве не Заклинательница солнца должна была их вдохновлять? Киригану не нравится как складывается разговор. Он не собирается пускаться в разъяснения, но и вовсе не ответить не может. Делает новый глоток горького чая. — Заклинательница — единственная в своем роде. Ее миссия больше — объединить Равку. Это другое… Федор цокает, качает головой. Подбрасывает дровину в огонь. Хочет добавить что-то еще, но их прерывает Нина, входящая в оранжевый круг света от костра. — Я так устала… — присаживается на большое бревно у огня. Тянет руки согреться. — Как Мора? — Кириган оборачивается назад, глядит на палатку. — Никак не могу сбить температуру, но мне нужен отдых. Нам всем нужен, — уточняет она. — Поэтому я вновь замедлила ее сердце: в таком состоянии ей проще. Может, хоть сегодня удастся поспать?.. — Насколько это опасно? — Не больше, чем если она будет кричать еще одну ночь кряду... Генерал кивает. Ждет какое-то время. Выплескивает остатки чая и передает кружку Нине. — Пойду проверю… — Ага, — Нина едва смотрит на него, лезет в сумку. — Заварка еще есть?.. — обращается к Федору. Генерал оставляет их позади, когда закрывает за собой полог палатки. Мрак ночи нарушает только желтоватая свечка, чей огонек пляшет неровными лучами. Лежаки расстелены в ряд — все собирались ночевать внутри, но занят только крайний. Мора лежит на животе, укрытая одеялом. Кириган подсаживается рядом, скрестив ноги. Ее дыхание ровное и тело больше не выглядит сведенным судорогой. Хотя бы временный отдых... Из-под края одеяла виднеется оголенное плечо. И Кириган тянет пальцы. Скользит по коже, подушечками пальцев отмечая неровности. Откидывает одеяло больше, заворачивает горловину рубахи. И всюду его взгляду предстает одно и то же — сплошные шрамы, оставленные огненным языком. Она всегда носила платья с воротником под самое горло и длинными рукавами. Ни сантиметра открытой кожи. Ни кусочка шрамов для его глаз... Генерал возвращает одеяло на место, даже подтягивает его выше — укутывая ее. Он знает про нее уже так много… И, одновременно, досадно мало. Все тайны открыты не ей. И не ему… Он поднимается, отходит — не желает сидеть и пялиться на нее. Наблюдала ли она за ним, когда столько дней он был в беспамятстве? Касалась ли его кожи дольше, чем требовалось? От подобных мыслей за грудиной тянет. Ему должно быть безразлично. Кириган поспешно шагает прочь. В эту ночь лагерь, наконец, погружается в долгожданный сон. /