***
Солнце, поднявшееся в зенит, жалит желтым светом: оно не греет, но щеки обжигает до красноты. Мелкие снежинки тают, даже не достигая земли — во Фьерду торопливо приходит весна. Генерал как раз возвращается с очередной охапкой веток для костра, когда Нина выходит из палатки. Тыльной стороной руки она отводит со лба выбившиеся пряди, а во второй у нее пустое ведро, которое с металлическим звоном приземляется на землю. — Нужна еще вода. Хотя, святые, кажется, что это безнадежно: стоит мне только отпустить ее пульс, так сразу же возвращается жар. — Поешь, — зовет ее Федор, — твоя порция стынет. Кириган с иронией думает, что их отряд почти смешон: этими ли мелочами должны заниматься отличные сердцебиты Второй армии и их генерал? — Иди, у Федора неплохая похлебка. Передохни. Генерал подхватывает ведро и идет к ручью. Широко зачерпывает, отчего вода даже выливается за края, когда он поднимает. Бредет в палатку и плотно закрывает за собой полог. Мора лежит на боку, скрючившись, но все же переводит на него взгляд. Кириган видит, что у нее кожа с испариной и влажные волосы прилипли ко лбу. Длинная рубаха, прикрывающая тело, пропиталась потом, но особенно его цепляют яркие раны на запястьях, оставленные веревкой. Он кивает ей в знак приветствия. Мора отворачивается. Облизывает потрескавшиеся губы. — Не лучше? — Я бы убила за новый глоток настойки. — Не глядит на него. Пальцы заламывает и плотнее плечи сводит. Сворачивается в комок. — Ну… ты неплохо держишься, в таком случае, — генерал старается подбодрить, но выходит не слишком. Он понятия не имеет, как себя вести. Ставит ведро и приближается. Садится. Тянет руку, чтобы коснуться ее лба — чересчур горячий, как и говорила Нина. — Больно даже вот так, — она отстраняется от его пальцев. Генерал усаживается на настил рядом — там, где спала Нина. Кладет руки на колени. — В прошлые разы было так же? Мора глядит в сторону. — Не знаю… Всегда разная доза… — Она не сдерживает стон. — Постоянный эксперимент… Кириган вздыхает, рассеянно оглядывает палатку, но глазу не за что зацепиться. Смотрит на вход. Ему не терпится выйти. Бездействие и собственная беспомощность разъедают до печенки. Но Мора не была с ним такой нетерпеливой, напоминает он себе. Ей ведь плохо всего несколько дней. Ему — были недели, но она, кажется, ни разу не выказала настоящего раздражения и неизменно была рядом… Он поднимается, переставляет ведро ближе. Тянется к сложенной вдвое тряпице, оставленной Ниной, а потом окунает ее в воду. Жмет в руке. Не дает себе остановиться и поворачивается к Море. Аккуратно касается влажной тканью ее щеки. От прохладного прикосновения девушка вздрагивает. Кириган делает новое движение. А потом снова. И Мора подается к нему, не открывая глаз, но подставляя лицо. Генерал старается, чтобы пальцы не касались ее кожи. Только ткань. Но для него это все равно слишком личное… И внезапно одна за другой мысли складываются в вывод. Умозаключение. Ведь если даже небольшая прохлада приятна и помогает снижать температуру ее тела… Кириган отбрасывает ткань и поднимается на ноги. Стаскивает сапоги, бросая их в сторону. Наклоняется к Море и подсовывает под нее руки: одну под лопатки, вторую — ближе к коленям. Она стонет в голос и дергается, пытается избежать любых прикосновений — слишком ноет кожа. — Обхвати меня за шею. — Отпусти… — Доверься мне, — он почти ее приподнимает, но дает время смириться. — У меня есть идея. Давай. Мора мотает головой. Скулит. Он сам смыкает ее руки на своей шее и рывком поднимает с настила. Чуть покачивается, едва не теряя равновесие, но встает в полный рост. Голова Моры опускается на его плечо. Когда он выходит из палатки, на них налетает Нина: — И куда ты ее? Кириган отмахивается, продолжая путь к ручью. Ступает в него и делает несколько шагов, пока глубина не скрывает колени. Вода в таком количестве кажется пронзительно холодной, и он на миг сомневается в принятом решении. Но Мора, которую он крепко жмет к себе, настолько горячая — особенно на контрасте, — что в следующее же мгновение Кириган сгибается и опускает свою ношу. Поток тут же пенится вокруг нее, волосы расплетает и ткань старой рубахи надувает словно маленький парус, чтобы тут же промочить ее до нитки и облепить женское тело. Мора широко распахивает глаза и раскидывает в сторону руки. Кириган следит, чтобы лицо ее оставалось над водой — руку под головой держит, и не отводит взгляда от ее щек, которые не сразу, но меняют цвет: краснота бледнеет и постепенно сходит. — Вот и хорошо, — он улыбается ей, вдохновленный. Второй рукой обхватывает ее голову и поворачивает к себе. — Молодец! — пальцем по щеке гладит, и улыбка расползается больше, когда Мора оплетает его шею. — …Умница… — он ловит себя на мысли, что хотел бы назвать ее ласково, как-то по особенному, но отметает это. Просто улыбается и помогает выбраться из ручья. На руках несет обратно к палатке. Чувствует кольцо рук. Наслаждается теплым дыханием в ключицу. У входа в палатку Нина преграждает генералу путь. — Погоди, — тянется, трогает лоб Моры. — И правда, жар как будто спал… Но это еще вообще ничего не значит. Погода не для купания, того и гляди простынете оба! Кириган заносит Мору в палатку, пока Нина придерживает полог. Он почти уже опускает ее на постель, но сердцебитка всплескивает руками. — Ну нельзя же ее мокрую! Как потом сушить-то? Генерал ставит Мору на ноги, ее тело проскальзывает вдоль его. — Можешь стоять? Она кивает, кажется краснеет. Оба остро ощущают ток. — Отвернись, — командует Нина генералу, уже схватив Мору и оттащив от него. — Раздевайся, пока не застыла. Вон уже зубы стучать начинают. И сердце снова колотится быстрее, чем надо, — бросает взгляд через плечо на Киригана. Ему кажется, что она добавляет «у обоих», но могло и показаться. Генерал отворачивается, стараясь игнорировать чужое присутствие. Стаскивает штаны и белье. Трет одну ступню о другую — и правда, вода была ледяная, пальцы до сих пор сводит. Подхватывает простынь и повязывает на бедрах. Через голову снимает рубаху и почти случайно, в движении, разворачивается в сторону Моры. Перехватывает ее взгляд. Брошенный украдкой. Сразу же отведенный. Он отворачивается. Но непроизвольно широко улыбается в пустоту.***
Следующие два дня Кириган едва ли обменивается с Морой парой слов. Это даже удивительно для людей, вынужденных ночевать в одной палатке и все светлое время суток проводящих на крохотном пятачке лагеря. Но она отворачивается каждый раз, когда его видит. А генерал раздражается и намеренно игнорирует ее в ответ. Море определенно лучше. Лихорадка отступила, появился аппетит и сон стал спокойнее. Раны на запястьях бледнеют... Только в отдельные мгновения, когда она думает, что никто на нее не смотрит, Мора может согнуться пополам от резкого приступа в животе и, обхватив себя руками, мерно раскачиваться, баюкая. Кириган рад, наконец, отправиться в путь. — Завтра уходим, — сообщает он. — И так слишком много времени впустую. Он не упрекает Мору, но ее взгляд дает понять, что она принимает слова на собственный счет. Ночью генерал допоздна сидит у костра, сперва подкидывая ветки, чтобы угли продолжали тлеть, но заполночь прекращает и это. Легкий ветер чуть ерошит волосы, обдавая кожу холодком. Кириган перебирает пальцами, подспудно отмечая, как огрубели его руки за последние недели. Странное время, разительно отличающееся от многих предыдущих лет... С появлением Алины все в жизни генерала понеслось против заведенного ритма. Влюбленность в Заклинательницу — как головокружительный прыжок в пучину эмоций и чувств! Киригану кажется, что он отчетливо помнит вкус поцелуев Алины. Неумелых, но отчаянно смелых. И энергия, скрытая под ее кожей, — будто настоящее солнце, запрятанное в одного человека, — пробудила в нем жажду обладания не меньшую, чем когда он только познавал мощь собственных теней. Заклинательница солнца вся под стать Заклинателю теней. Ей единственной даровано то же проклятие, что и ему — бессмертие. Вечность, которую, наконец, он может разделить с кем-то... Алина — ему предназначена. Это пьянит. Дурманит разум. Одиночество, почти поглотившее его, разверзлось, и Кириган утопает в этом чувстве — принадлежности кому-то. Дурное по сути чувство. Слабость — как пренебрежительно отозвалась бы об этом его мать… Но Киригану не хватает Алины! И это ощущение тем сильнее, чем чаще в его видения приходит Мора. Непонятная. Больше молчаливая. Генерал легко читает людей — распознает их страхи, угадывает желания. Выпытывает сокровенное. Но в Море все поперек. Она то не глядит на него совсем, то украдкой жжет между лопатками. То дни и ночи напролет выхаживает едва живого, то руки вырывает, стоит ему только потянуться к ней. Ему тревожно рядом с ней. Рядом с ней давно забытое что-то в нем ворочается. То, чему он не готов даже искать название. Лучшее, что может дать ему Мора, — стать солдатом Второй Армии. Безусловно, сильным солдатом… Но чем ближе Кириган подбирается к этой задаче, тем больше чувствует препятствий. Если он хоть что-то в ней понимает, то она не из тех, кто стоит во главе военного ополчения. Мора принадлежит к типу женщин, которые будут ждать в тылу. Теплом и спокойном. В рутинной безопасности, а не на передовой… Его размышления прерывает движение позади, едва уловимое во мраке беззвездной ночи, но генерал оборачивается. Прямо за его спиной стоит Мора. Он глядит на нее снизу вверх и ничего не произносит, когда она решает усесться рядом. — Ты позволишь? Кириган лишь пожимает плечами. Ему все равно. Мора расправляет подол платья, которое отдала ей Нина. Они почти одной комплекции, только у сердцебитки грудь крупнее, поэтому открытый лиф раздражающе неплотно прилегает к телу Моры — генерал несколько раз отмечал это про себя. В этом платье видны шрамы от ожогов, подобно хитроумному ожерелью поднимающиеся со спины, оплетающие ее шею и спускающиеся к груди. Он обязательно выяснит, когда она их получила. Мора сцепляет руки замком и тяжело вздыхает. В темноте ее профиль едва различим. — Зачем ты пошел за мной? Обезоруживающе. Сразу на чистоту. Кириган уже думал, что ей скажет. Перебирал варианты. От колкой правды до сладострастных обещаний, способных тронуть любое девичье сердце. — Возвращаю долг. Теперь мы квиты. Мора изгибает бровь — он не видит, скорее предполагает — так она делала обычно, когда раздражалась. Там… в ее доме. — Серьезно? — хмыкает. — Всемогущий Дарклинг спасает несчастную селянку из чувства благодарности? Да брось! То, как она произносит его титул, пропитано почти презрением. — Я даже не пытаюсь тебя убедить. Ты спросила и вот мой ответ. — Он складывает руки на груди. Хмурится. Мора отворачивается. Знакомым жестом поправляет волосы. — А я бы за тобой не пошла. Он ей верит. Собственно, он и сам же принял решение спасать ее именно как уникального гриша, владеющего двумя стихиями, а не просто… Ни за кем другим генерал бы не отправился против короля Фьерды, потенциально подвергая Равку опасности. — Я… благодарна тебе, — ее глаза отражают едва заметные блики от воды, когда Мора смотрит на него. — Никто и никогда не делал для меня подобного… — Скорее всего она вспоминает гришей, которые стали платой за ее свободу, потому что голос надламывается. — Хотя цена и непомерна... Генерал разворачивается к ней. Пододвигается ближе. — Ты себя недооцениваешь. Мора не согласна. — Да будь я даже Заклинательницей Солнца — каким чудовищем нужно быть, чтобы спокойно спать, зная, что ради тебя умирают другие? Генерал позволяет себе пренебрежительно скривить губы. Море не тягаться с Заклинательницей… Но, само собой, вслух он произносит совсем другое. — Собственно, так и устроен мир. Ты привыкнешь со временем. Впрочем, он знает, что у нее никогда не будет такого же осознания бесконечности течения времени, как у него. Мора сильный гриш, но век, который отмерен ей, — ничто в сравнении с его вечностью. — А если я не собираюсь привыкать? — она раздражается, повышает голос. — Зачем мне? — Потому что то какая ты, нельзя погубить, не используя. Она качает головой. Глядит на него пристально. Он толкует это по-своему. — Я уже предлагал тебе защиту и с тех пор мало что поменялось. — Знаешь, на что это сейчас похоже? Будто ты снял с меня одни оковы, но пытаешься надеть свои. Но позволь тебя разочаровать — я не та, кого ты искал. Я не солдат, даже если король Фьерды и сотворил со мной что-то подобное. Кириган хочет поспорить. — Погоди! Я долго решалась сказать тебе! Ты, конечно, не спросишь, но все равно: я не хочу воевать. Без разницы на чьей стороне. Все, что мне нужно, чтобы выжить, это крыша над головой и свободные руки. Эти самые! — Она протягивает кисти вперед, но тут же убирает. — Я не могла придумать достойной причины, зачем ты отправился меня спасать. Все мучилась... Но ведь ответ на поверхности? Голос Моры слабеет, будто облачив мысли в слова она теряет смелость. Закусывает губу в волнении. — Отпусти меня, Александр… Имя, которое так редко звучит, царапает ему слух. — Я заберу Мирона и мы уйдем. Ты никогда больше про нас не услышишь… — А если я не хочу тебя отпускать? — слова звучат искреннее, чем Киригану бы хотелось. Мора глядит на него, и он, кажется, угадывает в темноте мокрые дорожки на ее щеках. Она падает на колени. Буквально к его ногам. Трет лицо, размазывая слезы. — Когда ты оказался Дарклингом и уехал, я была уверена, что никогда больше тебя не увижу. Оно ведь было бы и к лучшему?.. Кириган боится обнажить бурю, которая полыхает у него внутри. Она наговорила ему столько лишнего… Но он напоминает себе, что перед ним прежде всего заплаканная девушка, а уже потом талантливый гриш и прочее. И он делает то, что подсказывает ему многолетний опыт: тянет руки и заключает ее в объятия. Почти насильно. Буквально до боли впиваясь пальцами в основание шеи, когда удерживает ее голову на своем плече. Мора бьется. — Я не та, кто тебе нужен! Ты разочаруешься и что тогда? — Он почти ее не слышит, голос тонет в рыданиях, прорывающихся лавиной. — Отпусти… Генерал только крепче жмет, позволяя слезам пропитать рубашку. Его почти не волнует ее отказ. Она не первая, кого он принуждает ради собственной выгоды и даже не сомневается в успехе. — Александр… Его рука гладит ее по волосам. Не требовательно, едва касаясь… И через какое-то время Мора перестает вырываться. Несмело обхватывает его руками и еще долго до изнеможения плачет, выплескивая душевную боль. /