***
Следующим утром Кириган спускается раньше обычного. В столовой зале немноголюдно, но он все равно выбирает дальний стол. Насытившись теплой гречневой кашей с бараниной, он как раз доедает ржаную лепешку с квасом, когда в дверях появляются Мора и Нина. «Такие разные». Нина привычно громкая, заполняющая собой все пространство, а Мора рядом с ней больше похожа на тень. — Мы составим вам компанию, генерал? — из многих свободных столов сердцебитка выбрала именно его. Киригану в общем-то все равно, так что он просто делает знак рукой. И одновременно прощается с надеждой закончить завтрак в тишине. — Пойдете сегодня на праздник? — Нина говорит между тем, как откусывает кусок пирога. — Не думаю. — Напрасно, — она жует, — это же Ночь Купалы, обычно там довольно весело. Мора отламывает кусок своей лепешки и мнет ее в пальцах. — Во Фьерде нет такого праздника, мне интересно. — Конечно! Танцы у костра, песни, наряды да вино! — Ты собираешься? — зачем-то спрашивает генерал, глядя на Мору. Ему это не нужно. — Меня позвали помочь с подготовкой: украсить поляну, наплести венков. — Сегодня три пары хотят совершить брачные обряды, вам точно стоит прийти! — подначивает Нина. — Полагаешь, меня это интересует? Сердцебитка прихлебывает чай: — Когда вы, генерал, выглядите человечным, остальным это нравится, — улыбается она. — Если мне потребуется совет, Нина, можешь быть уверена, я обращусь.***
В течение дня Кириган еще много раз подмечает приподнятое настроение гришей, слыша разговоры о Ночи Купалы. Он до последнего думает, что не пойдет. Даже когда опускаются сумерки, генерал остается едва ли не единственным, кто не торопится на праздничную поляну. — Все давно собрались, — роняет молодой гриш, проскальзывая мимо. Кириган задумчиво глядит ему вслед. «Почему бы и нет?» Десятки факелов освещают большую поляну, полную гришей. Между деревьями вдоль и поперек перекинуты цветастые ленты. То тут, то там расставлены столы с закусками и напитками. Почти все мужчины сменили кефты и кофты на льняные разноцветные рубашки, а женщины надели белые платья и украсили головы венками. Их волосы, как просит обычай, распущены; у многих босые ноги. Генералу непривычно и шумно, но он все равно проходится по поляне, иногда обмениваясь парой фраз с теми гришами, кого знает. По пути кто-то вручает ему кружку с вином, но он едва смачивает горло, продолжая бродить туда-сюда. Ему кажется, что звуки домры и рожка звучат со всех сторон; иногда в их песнь вклиниваются гусли. Многие танцуют. Через широкие костры, разложенные в центре, прыгают — сперва как развлечение — молодые парни, а потом очередь доходит и до пар, дающих огню брачные клятвы. По приметам, если они сумеют перепрыгнуть костер, не разжав рук, то совместная жизнь будет долгой и счастливой. — Эй, выше! — кричат им. — Выше! Ночь тонет в хохоте, музыке и танцах.***
Кириган находит Мору далеко не сразу. Он видит ее среди прочих женщин, смеющихся и крутящихся в хороводе. Она как облаком окутана белым платьем, широким и свободным в движении, светлые волосы выпущены из привычного пучка на затылке и льются по плечам. Голову венчает пышный венок, сплетенный из герани и папоротника. «Похожа на русалку из сказок». Мора удивляет его, разительно отличаясь от той, к которой он уже привык. Она смеется так звонко и задорно, какой он никогда ее не слышал. Она не замечает генерала, и, прислонившись к одному из деревьев поодаль, Кириган наблюдает за ней. Ее руки взлетают подобно крыльям; светлые пряди создают почти ореол святой. Ступает Мора неровно, периодически сбиваясь с шага, и сама же забавляется этим, подначиваемая другими женщинами. Проходит довольно много времени, когда кто-то из ее подружек указывает на генерала. Мора тоже глядит, посмеиваясь что-то отвечает и неуверенно направляется к нему. — Ты пьяна? — спрашивает Кириган. — Может быть, немного. Вино такое сладкое. Она прислоняется к его дереву и тяжело дышит после сумасшедших танцев. По губам блуждает рассеянная улыбка. — Ты все-таки пришел. — Проходил мимо. — Даже кефту свою не снял. Как всегда мрачный. — Мора забавно надувает губы, а генерал тянется чтобы поправить ее венок, съехавший от неловкого движения. — Найди утром Тамару, она лекарь, поможет справиться с головной болью. Она глядит сперва на Киригана, а после на кружку в его руке. — Что у тебя там? Вино? От соприкосновения их пальцев как всегда появляется ток. Мора делает глоток. — Никак не привыкну к тому, как мое тело реагирует на твои прикосновения, — бормочет она. Вскидывает на него глаза: — А ты правда отпустил Маттиаса? — Я же тебе сказал. — Ну, я подумала, что ты мог бы и солгать. Сказать, что отпустил, а на самом деле приказать убить. Я же все равно бы не узнала. — Думаешь, я на такое способен? — генерал усмехается. — Вполне, — честно отвечает Мора. Он качает головой, забавляясь ее бесхитростностью. — На этот раз я и правда отпустил. Ты же помнишь, что мы заключили сделку? — Ооо, — она закатывает глаза, — сделку, по которой я даже не знаю, чем придется заплатить. Не слишком-то это честно. — Мора снова отпивает. — Ты точно не будешь? Я допью? Музыка рядом с ними становится громче. Несколько дудочек заливаются на новый лад. — Снова танцевать! Никогда так не веселилась! Ты пойдешь? Генерал качает головой, отказываясь. И она уходит, откликаясь на зов Нины, а он остается на своем посту. Кириган не спускает с нее глаз: слишком Мора в эту ночь другая.***
Она возвращается запыхавшаяся, раскрасневшаяся. — Святые, как же кружится голова, — выдыхает Мора, найдя опору в их дереве. — Чем-то даже похоже на действие настойки. — Ты раньше пробовала вино? Мора мотает головой, а Кириган не удерживается от вопроса, который так и зудит на кончике языка: — Тебе объясняли, почему цветы в венках разные? Она задумывается, будто плохо понимает. — Венки из барвинка полагаются замужним женщинам, а герань отдают невинным девушкам или невестам. Мора стягивает с головы венок, глядит на герань и натягивает венок обратно. — Я никого не невеста. Кириган искренне улыбается. — Ничья невеста, — поправляет он. — А я разве не так сказала? — Мора смешно надувает губы, и генералу странно хочется подшутить над ней. Кириган поворачивается лицом к Море и выпускает тень, которая скользнув по плечу, оборачивается вокруг ее талии. Она глядит на черноту озадаченно, но не пугается. Тень вьется и поднимается выше. Касается девичьей щеки. Поглаживает… Мора поднимает на Киригана глаза и облизывает пересохшие губы. Он склоняет голову на бок, наблюдая, как тень ласкает ее кожу. — Ты не мог бы принести мне немного вина воооон с того стола? Генерал моргает. — Ну, пожалуйста, — Мора снова проводит языком по губам. Он снова моргает. А потом вдруг давится, заходится хохотом в голос. На них бросает заинтересованный взгляд парочка проходящая мимо, и Кириган, пытаясь заглушить смех, притягивает Мору к себе, утыкается ей в макушку. — Ты чего? — ворчит она, зажатая в крепких руках. Генерал справляется с хохотом, но никак не может скрыть улыбку. — Тебе уже достаточно, — он ослабляет хватку, и Мора сразу отодвигается. — Не порти такую ночь! Просто дай мне еще вина. — Она хочет обойти его, но путается в ногах и едва не падает. Генерал подхватывает ее под руку. — Ты едва стоишь. Для первого раза вина предостаточно. — Волосы Моры спутались и венок снова съехал в сторону. Кириган смотрит на нее растрепанную, почти любовно. — Пойдем, уже давно за полночь. Мора нервно хихикает. — Что? Она мотает головой, но продолжает хихикать. — Что? — Это слишком далеко, я не дойду… Эй, ооо! Подожди! Отпусти! — взвизгивает Мора, когда Кириган неожиданно отрывает ее от земли. Его правая рука подхватывает ее под лопатки, а левая оказывается под коленями. — Ох, отпусти! Подожди! Ее крик заставляет нескольких гришей повернуться. Руки Моры обвиваются вокруг шеи генерала, а ее венок летит на землю. — Александр, ты уронишь меня, — она громко шепчет ему в ухо. — Вряд ли, — усмехается он, продолжая нести свой груз. Кто-то присвистывает им в след. — Это же… наш генерал? — А с ним кто?.. — Не урони, парень! Девка-то видная! — Чего только не бывает!.. Налей-ка мне еще вина! — Экая сегодня ночь удивительная!.. Кириган не представляет почему не злится. Наоборот все еще ухмыляется, не растеряв недавнюю веселость. «Ночь и впрямь удивительная». Мог ли генерал даже представить, что украдет на празднике девицу? Что понесет ее мимо всех гришей? Что позволит ей перебирать пряди своих волос, пока вторая ее рука, проникнув за ворот, будет обжигать его кожу? Сердце Киригана бьется слишком часто, но меньше всего ему хочется размышлять об этом именно сейчас.***
Когда он доходит до комнаты, Мора почти дремлет, удобно устроившись в его объятиях. Кириган опускает ее на пол и, открыв дверь, подталкивает внутрь, к кровати. — Ложись спать! И не забудь утром про Тамару. Ему бы уйти, но он стоит в проеме и ждет, пока Мора делает несколько неуверенных шагов. А потом она оборачивается: — Александр, а я красивая? Уголки его губ поднимаются. В это мгновение она особенно хороша — лицо румяное, глаза чуть шальные и волосы выглядят так, будто измяты после ночи любви. Он уверенно кивает. — Хорошо. Очень хорошо. Да, это хорошо, — бормочет Мора и доходит-таки до кровати. Садится на край. А Кириган все не уходит. Стоит и смотрит. — Сможешь сама снять платье? — его голос вдруг трескается. Мора оглядывается. Растерянно поправляет волосы. — Думаю, да, — медленно говорит она. Он приказывает себе перестать смотреть. — Ну тогда… спи.***
На рассвете генерал уезжает, чтобы дать себе возможность потренироваться с тенями и выпустить ничегоев. Он делает это время от времени, словно боится, что однажды твари могут не явиться на зов. Кириган проводит этот день один, предаваясь раздумьям и, то и дело поглядывая в сторону, где за многие-многие километры стоит Каньон. Неморе растекается. Генерал знает это даже без донесений разведчиков. В первый раз, когда он ощутил это, то даже не понял, пока Мирон не подсказал. Лишь со временем научился слышать свое детище. Эта связь не имеет физических проявлений, но довольно прочна — генерал может сказать в какие дни тьма стоит неподвижно, а когда смещается и занимает новые земли. Кириган не представляет, связано ли как-то это единство с ничегоями, но рассчитывает, что сумеет воспользоваться новой силой, когда придет время. Мысли о Каньоне неизбежно приводят его к Заклинательнице, грядущей войне и… Море. Во многом именно из-за нее он ни свет ни заря покинул свою постель и отправился в путь. Она что-то делает с ним, Кириган не может этого объяснить. Не знай он, как устроена малая наука сердцебитов, решил бы что подпал под действие чар. «Если только настойка не дала ей доступ и к этой силе?» Мора будто въелась ему под кожу и превращает в того, кем он не является. Того, кем он не хочет быть. Сотни лет Кириган шел к заветной цели. Ради нее он отказался от матери. Из-за нее он впустил в себя скверну. Для нее он стал Дарклингом — повелителем тьмы, одно имя которого рождает благоговение и страх. Генерал знает, что его могущество почти безгранично. А Мора слаба. Телом и духом. Мора винит себя за зло, сотворенное под действием настойки. Но он, Кириган, уничтожает целые города — просто потому что может. Киригану нестерпимо хочется, чтобы она узнала какой он на самом деле! Потому что вера, которую он замечает в ее глазах, выламывает ему грудину. Слабая. Смертная. Но она что-то делает с ним. «Значит, на развилке его жизни это казалось правильным». Так Мора ответила, когда узнала, что предок Киригана создал Каньон? Ни осуждения. Ни обвинения. Ему легко с Морой. Его тянет к Море. Но он не готов быть тем, кого Мора хочет: мрачным героем, которого можно приласкать. Он пропитан скверной, она бурлит в нем. Алина сразу поняла его настоящего: «Что ты такое, если способен причинить зло собственной матери?!» Киригану невыносимо хочется, чтобы Мора увидела и осознала всю глубину его падения во тьму. И когда генерал решает вернуться в лагерь, то уже придумывает как это осуществить.***
Они сталкиваются в коридоре. Его черный взгляд быстро скользит по Море, подмечая нездоровый румянец. — Тамара не помогла? — спрашивает он. Мора качает головой. — Помогла, просто… — Она прикусывает губу, нервничая. — Святые, я не знаю как смотреть тебе в глаза после этой ночи… Он обрывает ее. — Завтра я отправляюсь проведать старую знакомую. Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Мора теряется. — Зачем? — Путешествие инкогнито. Без кефт, сопровождающего отряда и прочего. Она сомневается. — Только ты и я… — звучит вкрадчиво. Кириган отмеряет ровно столько, чтобы заставить ее дрогнуть. — А тренировки? Я только начала… — Мора пытается сопротивляться. — Дорога займет всего несколько дней. — Это так… неожиданно… Мора перебирает предлоги. А генерал отбивает их все до одного. «Я познакомлю тебя кое с кем, Мора», — размышляет он. «Я покажу тебе ту, которая видела меня без прикрас». Видела… «И это было последнее, прежде чем темнота поглотила ее».— Как ты себя чувствуешь? — Мора присаживается рядом с Маттиасом и тянется к связанным рукам. Растирает воспаленную кожу запястий. Фьерданец хмурится. — Не беспокойся обо мне. — Бросает взгляд на генерала. — Он обижает тебя? — Я в порядке. Он пообещал мне, что отпустит тебя. — Пленник насупливается, но Мора продолжает: — Уходи. — Ты не можешь оставаться с ним, он плохой человек. — Он качает головой. — Матиас, послушай… — Мора склоняется к нему ближе. — Я останусь с ним. Киригану не нравится то, как она переходит почти на шепот. — Ты должен вернуться во Фьерду. — Я могу вернуться и спасти тебя, — фьерданец поднимает связанные руки, отводя пальцем прядь, упавшую ей на глаза. Мора смеется: — Ты такой хороший! Но я чувствую, что он мне нравится. — А как он к тебе относится? Она поворачивается, ловя внимательный взгляд генерала, улыбается ему и возвращается к дрюскелю. — Александр сложный человек. Это мой выбор. Кириган злится. — Поторопись, — говорит ей генерал. Она кивает. — Я благодарна тебе за помощь. Ты хороший друг, Маттиас. Но, пожалуйста, уходи, пока он не передумал. Пленник определенно не выглядит довольным, однако, как кажется генералу, соглашается с Морой. Кириган ждет пока она оставит фьерданца и направится к выходу. — Я не забуду тебя! — Мора оборачивается. — Увидимся! — Рот Маттиаса расплывается в улыбке. Оставшись вдвоем, мужчины испепеляют друг друга взглядами. — Не делай ей больно, — угрожающе говорит пленник. — Из нас двоих она совершенно точно выбирает меня, — отвечает генерал без всякого акцента. Дрюскель не может скрыть удивления. — Ты никогда ее больше не увидишь, — генерал хищно улыбается, — это мое слово.
.