Несколько долгих минут царит молчание, нарушаемое только треском поленьев в очаге.
— Вряд ли у тебя осталось, чем меня удивить. Если только ты не отказался от безумства править миром.
Генерал становится серьезным.
— Не на нашем с тобой веку, Багра.
Багра хохочет. Кутается в шаль.
— Так что насчет нее? — Указывает подбородком на Мору. — Иди ко мне, девушка, присядь.
Глаза Моры мечутся от генерала к старухе.
Она стоит невозможно смущенная, и Киригану ее практически жалко.
Багра выпластывает руку, тычет на соседнее кресло.
— Садись!
Генерал хорошо знает эти властные ноты.
— Александр? — Мора ищет его поддержки.
Однако он глядит на мать и замечает, как та вздрагивает от звука его имени.
За годы их скитаний Багра одарила его сотней разных имен и выдуманных судеб, но именно это было под запретом.
Багра устремляет на Мору пустые глазницы.
— Неужто сам сказал? — ей с трудом верится.
— Да.
— А все остальное?
Кириган не отвечает. Подходит к Море и тянет ее за руку. Усаживает в кресло возле Багры.
Старуха скалится.
— Не осмелился, понятно, — она качает головой.
Ее рука тянется к девичьей, сперва наугад, а после находит и сжимает запястье.
Генерал знает, что Мора не чувствует прикосновения живого усилителя: сколько он себя помнит, Багра обильно мажет руки вазелиновым маслом, блокирующим ощущения гриша.
«Всегда будь на чеку! Не существует места, где мы можем быть в безопасности!»
— Девушка, я старая, ты видишь. Я знаю много сказок. — Она сжимает руку крепче, и Мора морщится от боли. Дергается, но цепкие пальцы не выпускают. — Я расскажу тебе одну.
Генерал сглатывает ком, мешающий в горле.
— Давным-давно, дальше чем все, что ты можешь представить, на земле жил великий гриш, у которого была дочь, владеющая неестественной силой…
Кириган чувствует, как взгляд Моры жжет его затылок, когда он отходит в темень, бросая ее. Садится на стул так, чтобы тени скрыли его.
То, как Багра умеет угадывать в нем невысказанное, всегда остается для него загадкой. Это еще один ее дар. Она почти никогда не потакает, но ясно знает, чего он хочет, и ловко, мастерством отточенным годами, использует это знание, чтобы манипулировать им.
Кириган всматривается в пустые глаза матери, когда она рассказывает о живущей в страхе девочке-грише, выросшей в женщину, которая не ведает покоя.
Генерал редко слышит эту историю.
— …Она родила мальчика, красивого и сильного, и вырастила его честолюбивым, гордым, непокорным людским законам.
Багра говорит горячо. Кириган чувствует ее разочарование и сожаления.
— Почему вы рассказываете мне это?
— Мальчик хотел создать идеальный мир для таких же как он — гришей. Он оказался достаточно глуп, чтобы использовать для этого заклинания великого гриша: новая сила пронеслась по городам, разрушая их до основания и обращая жителей — мужчин, женщин, детей, стариков — в чудовищ с крыльями и неутолимой жаждой плоти.
Генерал вглядывается в лицо Моры, видит, как дрожат ее губы в немом вскрике.
— Он создал Каньон и остался в людской памяти Черным Еретиком.
Мора вырывает-таки свою руку.
— Волькры — не люди!
— С чего ты это взяла, девушка? Ты слышала, как они воют подобно брошенным младенцам?
Глаза Моры наполняются слезами, готовыми пролиться, но она не моргает, в ужасе смотрит на генерала.
«Прекрати это! Пусть она замолчит!»
Кириган остается глух.
— Каньон ничему не научил мальчика. Лишь дал ему новую силу, которой он никак не мог насытиться. Всегда желал больше, чем могло дать ему мироздание.
Багра снова хватает Мору за руку, жмет с такой силой, что белеют пальцы, и Мора проливает слезы — от боли физической или внутренней.
— Пусть тебя не обманывает красивое лицо! Вся скверна этого мира сосредоточена в нем одном! В моем сыне!
Мора отчаянно качает головой. Она скользит где-то на грани узнавания: факты складываются один с другим, но не хватает последнего, чтобы прорвалась плотина.
Взгляд синих глаз ловит его.
— Посмотри на меня, девушка, внимательно посмотри! — требует Багра. — Мерзко? — Она скалится. — И это тоже сотворил мой сын!
Из-за спины у генерала неожиданно выступают тени, маслянистые и плотные. Они вращаются и шипят, подобно клубку змей. Устремляются ближе к Море.
Она в онемении следит, как одна тень оборачивается вокруг ее запястья, поднимается выше вдоль руки, через спину, к ключице… И резко сдавливает шею, словно веревка висельника. Руки Моры взлетают к горлу, чтобы оторвать тень, но та отступает без боя.
— Что ты делаешь?! — Мора жадно хватает воздух и трет покрасневший отпечаток на шее.
В ее глазах все: боль, обида, злость.
Генерал же глядит бесстрастно, лишь легким кивком указывает на свои неподвижные руки, в то время, как тени не останавливаются.
Кириган ловит мгновение, когда защитные рубежи ее разума все-таки взрываются: Мора переводит взгляд на пальцы Багры, и знание о том, кого она называет сыном, обрушивается на нее с пылью, пеплом и вкусом крови прокушенной губы.
Ее жалкий взгляд на генерала это мольба в чистом виде.
— Ну же, давай, спроси меня! — подначивает Кириган.
Однако Мора не спрашивает: на краткий миг у нее темнеет перед глазами, а после она срывается с места и выбегает из комнаты, из дома, из ужаса, в который, как ей кажется, ее затягивает с головокружительной силой.
В ее ушах стоит смех Багры — каркающий и нестерпимо громкий.
— Они все одинаковые, — говорит Багра, оставшись с Кириганом. Удовлетворенно, сыто.
Генерал ходит желваками и плотно сжимает кулаки.
***
Мора не возвращается.
Ни через пару часов, ни к подоспевшим сумеркам.
Кириган не ищет ее.
— Должно быть, она уже далеко, — говорит ему Багра, удобнее устраиваясь в своем кресле.
Генерал рассеянно кивает и радуется, что ей не дано видеть его тоску.
Когда-то мать оставляла его стылыми ночами одного в темноте, и он твердил себе, что слишком взрослый, чтобы бояться. Сейчас Кириган чувствует, как та самая темнота говорит с ним и твердит, что Мора не стоит того, чтобы бояться ее потерять.
Он знает, что пустит по ее следу столько гришей, сколько потребуется, и ей не удастся скрыться ни в дремучем лесу, ни в большом городе — ее побег не имеет смысла.
Но яд в его груди разрастается со страшной силой.
Миша, принесший Багре крепкий, пахучий чай, выводит генерала из забытья.
— Господин, за окном ночь стоит, а девушка все еще на улице.
Мальчишка противно напоминает генералу Мирона.
— Где ее искать? Вероятно, на полпути к Раевости…
— Кони оба нетронутые, господин. Я их покормил и почистил. А девушку видел у старого колодца…
Генерал разлепляет веки, недослушав, и поднимается.
Не глядит на Багру, которая поворачивается к нему лицом.
Он знает, что будь у нее глаза, увидел бы в них застарелое разочарование.
***
Мору Кириган находит, как и сказал Миша, возле колодца. Его старое основание затянуто толстым вьюном, а крыша прохудилась.
Она не поворачивает головы, но генерал точно знает — Мора его заметила. Она сидит, поджав ноги в груди, и бесцельно перебирает пальцами обломок ветки. В лунном свете влажные дорожки на ее щеках отдают белизной.
Он опускается слева.
Молчание между ними длится вечность.
— Теперь ты видишь, какой я!
— Замолчи. Не хочу слушать! — Мора всхлипывает. — Хотя нет! Скажи! Почему ты сделал это… это?..
Кириган подсказывает: — Выжег глаза своей матери ты хотела сказать?
— Почему ты не нашел другого выхода?! Что же ты чувствовал, что решился на такое?!
Он горько усмехается.
— Не пытайся найти оправданий. Я сделал бы это снова.
Генерал нервничает, запускает пальцы в волосы.
— Теперь ты уйдешь?
Мора сопит, растирает глаза.
— Все во мне кричит, что я бы никогда так не поступила! Не существует вины, за которую сын может так наказать свою мать!
— Я убивал за меньшее. Не питай иллюзий.
Она с трудом встает.
— Уберегите меня, святые, от милосердия, каким его видишь
ты.
— Ты уйдешь? — снова повторяет Кириган.
Он видит, что ее спина согнулась под тяжестью знания.
И Мора прикусывает губу, жмурится. Потом поворачивается и глядит на него сверху вниз. Растерянно отводит пряди, упавшие ему на глаза.
— Мне стоило бы…
Ее нечаянная ласка прошибает в нем брешь.
Он только теперь понимает, что едва ли дышал, пока ждал ее ответа.
Его топит что-то горячее. Из самой грудины. То ли благодарность. То ли нежность. То ли что-то сильнее.
Кириган на надрыве смотрит, как Мора, все еще всхлипывая, отдаляется в сторону дома.
«Волькры! Каньон! Багра! — ураганом вертится у него в голове. — Но Мора все еще здесь!»
Он вдруг срывается ей вдогонку, окликает, хватает за руку и круто поворачивает к себе.
Безрассудно кидает к ее ногам то, что она просила.
— Багра знала, что я всю жизнь искал Заклинательницу солнца! Сотни лет все пути вели к ней! Ее сила всегда была ключом к бескрайнему могуществу! Но, святые! Багра была против! Ей не важен был никто, кроме нас с ней! Всю жизнь она твердила, что есть только я и она!
Он захлебывается, встряхивает Мору так, что у нее запрокидывается голова.
— Багра знала, что я накажу ее, когда отняла у меня то, что я хотел! Знала и все равно сделала!
Лицо Моры больше походит на застывшую в ужасе маску.
— Отпусти! — приказывает она.
И он разжимает пальцы.
Мора трет кожу, на которой скорее всего останутся синяки.
— Мы не всегда получаем то, чего хотим, Александр!
Генерал делает к ней шаг, а она вскидывает руку: — Пожалуйста, не надо! Не сейчас!
Он подчиняется.
Мора возвращается в дом, но Кириган еще долго стоит один.
В темноте.
***
Вернувшись, он расталкивает дремлющего Мишу.
— Где девушка?
Мальчишка спросонья потирает глаза.
— Госпожа распорядилась уложить ее в комнате, девушка там.
Генерал устало трет переносицу.
— Она сегодня ничего не ела. Проследи, чтобы сразу же с утра ее ждала каша и молоко.
.
