Черный генерал

Багра, как выясняет Кириган, почти не выходит из своей комнаты. Миша относит ей завтрак и возвращается на кухню, мнется на пороге. — Садись, пока каша горячая, — говорит ему Мора, но мальчик все равно дожидается кивка генерала. Неожиданные для мальчика забота и расположение Моры не в силах побороть выученный страх перед Дарклингом, хотя последний в эти дни и мало похож на себя. Генерал носит простую одежду вместо неизменной черной кефты, и его лицо не настолько хмурое как обычно. Кириган глядит, как Мора наливает ребенку полный стакан сливок. Она перехватывает взгляд: — Тоже хочешь? Генерал чувствует, что застрял на этой кухне, хотя прошло всего два дня. В Раевости его ждет армия, и ему пора бы вернуться… Но в доме Багры время будто замедляет бег. Или это ему кажется от того, что между ними с Морой дрожащей тетивой натянуто напряжение? Того и гляди, недосказанность закончится новой ссорой. Мора наливает ему, и, выпив залпом, он наблюдает за ней поверх стакана: она напряжена и печальна. Разговор между ними не клеится. Кириган оставляет недоеденный завтрак и выходит во двор. Глядя на безоблачное небо, он размышляет, действительно ли готов совершить то, что запланировал. Эта мысль с ним уже какое-то время и, придя внезапно, засела на подкорке. «Если я сделаю это, Мора будет действительно особенной. Для меня». Генерал трясет головой. Опускает руки в холодную воду в бочке, что стоит тут же, и обтирает лицо. Обойдя дом и оказавшись среди наваленного мусора — отслужившие доски, сломанное коромысло, оторванные ставни какого-то шкафа, — Кириган задирает голову, чтобы разыскать дверцу чердака. Он расчищает место, чтобы можно было установить лестницу, а позже приносит из сарая и ее саму. Забираясь по нехитрым ступеням, генерал оказывается возле дверцы, но та поддается с трудом — ржавая от долгих дождей и неиспользования защелка вынуждает его повозиться. На чердаке пахнет пылью, зерна которой поблескивают в полосах света. На полу солома, шуршащая, когда он наступает на нее, и кругом обломки игрушек и инструментов, оставленных прежними жильцами. В дальнем углу под горой тряпок спрятано то, за чем он пришел. Неприметный с виду ящик, пошарпанный и с трещиной на боку, на самом деле собран из дерева, усиленного лучшим фабрикатором своего времени, а единственный ключ, способный открыть его хитрый замок, лежит у генерала в кармане. Кириган роется в вещах, хранящихся в ящике, чтобы достать со дна нечто, завернутое в красного цвета материю гришей — негорящую и неистлевающую со временем. Ловкими пальцами генерал разворачивает материю и глядит на то, что бережно хранит уже сотни лет. Кожаная обложка испещрена мелкими искусными узорами, а плетеный ремешок надежно удерживает внутри множество страниц, исписанных аккуратными строками. Генерал трет дневник большим пальцем, невольно возрождая в памяти воспоминания. Хорошие и плохие. Жажда знаний. Таинство открытия. Ужас осознания. Вздохнув, Кириган кутает дневник в материю, откладывает его в сторону и возвращает ящик туда, где тот был. Направляясь к выходу, он уносит свою драгоценность с собой. Генерал вылазит с чердака задом наперед: сперва высовывает ногу, отыскивая верхнюю ступень, потом отталкивается и ищет куда поставить вторую. Он уже закрывает дверь, когда замечает Мору, стоящую на углу дома и с интересом наблюдающую за ним. — Что ты там делаешь? — Нашел кое-что, — Кириган справляется, закрывая ржавую защелку. — Мог бы попросить Мишу. — Есть вещи, которые я должен делать сам… Почему ты смеешься? — Одной рукой генерал сжимает дневник, а второй держится за лестницу. Ногой он старается нащупать следующую ступень, когда Мора заливается смехом. — Просто ты… — она указывает на него рукой, — видела бы тебя Нина. Сейчас ты точно не похож на солидного Дарклинга. — Да неужели? — он изгибает бровь, стараясь напустить суровый вид, но губы сами собой растягиваются в улыбке. — Дай мне только спуститься, и я… Его нога, едва найдя точку опоры, соскальзывает, и Кириган, мгновения раскачиваясь, все-таки не удерживает равновесие и летит навзничь. Он сперва слышит треск разламывающегося дерева и только потом ощущает острую боль в боку, одновременно с которой перед глазами распластывается темнота. Мора кричит где-то рядом, и, заставив себя разлепить веки, он видит ее склонившуюся над ним. — Не шевелись! Подожди! Генерал пытается двигаться — под ним груда досок, впивающихся в спину, а когда он касается бока, то ощущает, как рубашка стремительно пропитывается горячей краснотой. — Я в порядке, — морщась, говорит Кириган. — У тебя кровь! И расшибся, наверное, сильно! — Мора обхватывает его за плечи. — Осторожно! Кириган жмурится, когда злосчастный гвоздь, на который он напоролся, расцарапывает кожу дальше. — Помоги, — он цепляется за Мору, чтобы отползти в сторону. Глядит на себя — кровавое пятно все ширится, но ему скорее больно дышать от ушиба, чем от раны. — Вроде ничего не сломал, жить буду. Мора качает головой, подныривая ему под руку. — Конечно будешь, куда ты денешься. — Их взгляды встречаются, и Мора вдруг улыбается. — Если уж я тебя от когтей волькры выходила, то от такого падения точно помереть не дам. — Как скажешь, — улыбается Кириган в ответ и тут же морщится, когда она заставляет его подняться на ноги. Дойдя до крыльца, Мора зовет Мишу: — Найди какой-нибудь таз и побольше тряпок! Неси все на кухню! Кириган уверен, что мог бы идти самостоятельно, но близость Моры и ее поддержка кажутся слишком сладкими, и он даже валится на нее, лишь бы заставить обхватить его сильнее. Оставив его у стены, Мора принимается суетиться: в принесенный таз льет воду, разрывает тряпки на широкие ленты, смачивает несколько из них. — Ты как? — она всерьез обеспокоена. — На этот раз не попытаешься всадить мне нож в сердце? — шутит он. Мора озадаченно склоняет голову, роется в памяти и вдруг вспыхивает. — Ты что, помнишь? Генерала забавляет ее смятение. Он тогда только выбрался из Каньона, и картины того времени довольно рваные, но острие на своей груди Кириган помнит. Она подталкивает его к столу, заставляя присесть на край. Тянется, расстегивая верхние пуговицы рубашки, и лицо оказывается с ним на одном уровне. — А может, стоило тебя прирезать? — зловеще шепчет Мора почти в самое его ухо. — Жила бы себе спокойно. Кириган изгибает губы в улыбке. — Тебе бы меня не хватало. — Самонадеянности тебе не занимать, — ее пальцы довольно ловко справляются с длинным рядом пуговиц. — Что есть, то есть. Мора раскрывает рубашку и аккуратно оттягивает пропитавшуюся ткань от раны. Генерал морщится, глядя на нее сверху вниз. — Тут не глубоко, — заключает Мора. Она пальцами трогает кожу вокруг. — Так болит? — Ощутимо. — Снимай, — командует она и скользит ладонями ему по плечам, под рубашкой, помогая выпластать руки. Киригану нравятся ее касания. Он прикрывает веки. Влажной тканью Мора очищает место прокола, смывает кровь. У нее теплые руки, и от каждого контакта с кожей генерал задерживает дыхание. В нем нарастает томление. Она отодвигает таз. — Подними руки, я перевяжу. Мора тоже чувствует, как воздух между ними начинает звенеть, генерал видит это по тому, как румянятся ее щеки. Он подчиняется: поднимает руки над головой и разводит ноги шире, чтобы она могла встать ближе. Когда она придвигается, Кириган чувствует ее дыхание. Знает, что девичий взгляд медленно скользит по его обнаженной коже. Не там где свежая рана. По ключицам. По груди. По дорожке волос, уходящей в штаны. Генерал остро ощущает свою вынужденную открытость. Руки — его главное оружие и защита — беспомощны, и он предоставляет Море полную власть. Ее лицо так близко, что Кириган может сосчитать каждую светлую ресницу и распознать все до одной едва заметные веснушки. Он закрывает глаза, надеясь перебороть себя. Кириган ее хочет. Всю. Открытие, которое выедает его. Мора въелась в него. Вошла под кожу. И притянуть ее вплотную, чтобы впиться поцелуем в губы, кажется самым естественным, что он мог бы сделать. Но генерал сжимает поднятые кулаки и лишь жадно втягивает воздух, когда оказывается в кольце ее рук. Ее дыхание подобно его: ворованное. Движения скомканные, словно она испытывает те же муки желания, что и он. Кириган знает: если он потянется, Мора ответит на поцелуй. Зароется пальцами в его волосы и разрешит ему сломать стену, возникшую между ними. Он открывает глаза и в первое мгновение теряется. Настолько неожиданной кажется Алина, стоящая у противоположной стены. Взгляд Заклинательницы прикован к нему, выдавая неподдельный интерес. Почувствовав изменение в нем и проследив за взглядом, Мора поворачивается к Алине. И возвращается к нему. — Ты в порядке? Генерал мечется между ними двумя. «Ты ее не видишь?» — хочется спросить ему. — Голова закружилась, — придумывает он, опуская руки. — Не переживай. Мора сомневается, прикусывает губу, как всегда делает в тревоге, и Кириган, засмотревшись на ее рот, одергивает себя. Даже злится. Перемена в нем смущает Мору, и она не понимает, как себя вести. — Передохни, — она трет щеки и отходит. — Я прополоскаю рубашку, пока кровь не засохла. Он не останавливает ее. Глядит на Алину, которая медленно, нарочито медленно, сокращает расстояние между ними. Кириган чувствует в себе раздражение. От желания, которое все еще не покинуло тело. От отсутствия радости, которую он до сих пор испытывал, стоило Заклинательнице появиться рядом. — Ты так часто являешься, будто твои мысли сплошь обо мне. — Не льсти себе. — И тем не менее, ты здесь, Алина. Он осторожно трогает место раны. Тело болит. — Давно хотел спросить, в ту ночь, когда Багра рассказала обо мне и ты сбежала… Ты хотя бы колебалась? Алина склоняет голову, размышляет. — Да. — А после? Задумывалась, чтобы вернуться? — Да. Он усмехается. — Но не сделала этого. Заклинательница подходит ближе. — Дело не только в том, что рассказала Багра. Ты мне лгал. Манипулировал. Завлек… — Она останавливается рядом. — Заставил проникнуться к себе чувствами. Кириган будто заранее предугадывает каждое ее слово. — Я всего лишь нуждался в твоей преданности, Алина. Чтобы тебя связывало со мной нечто большее, чем долг или страх. Алина задумчиво проводит пальцем по столу рядом с его ногой. — Это были не настоящие чувства. Ты использовал меня. Кириган накрывает ее руку своей. Ее кожа теплая, будто Заклинательница живая перед ним, а не видение. — А с Ланцовым? Говорят, ты близка с принцем. Она не пытается вырвать руку, наоборот наклоняется ближе. — И что говорят? Генерал улыбается. — К нему у тебя настоящие чувства? — Любопытствуешь. — Скорее предупреждаю. Когда люди тебе нравятся, это все усложняет. По ним дольше скорбишь. — Угрозы! — Алина сбрасывает его кисть. И неожиданно усаживается на стол. — Что тебе об этом известно! После всего, что я о тебе знаю, то всерьез думаю, будто у тебя нет сердца. Он улыбается шире. — Скажи мне, Алина, ты уже отдалась ему? — Уж тебе я точно не стану рассказывать про это! — Ты могла бы просто ответить нет. Генерал глядит на ее колено, почти касающееся его бедра. — Больше не краснеешь, когда говоришь о близости с мужчиной, — он вскидывает на нее глаза, — и даже взгляда не отводишь. Ты сильно изменилась. Алина выглядит довольной собой. Задирает подбородок. — Что насчет верного следопыта? — Кириган отталкивается от стола и поворачивается к Заклинательнице. — Он готов дождаться тебя не только после меня, но и после принца? Она вспыхивает и вскидывает руку, чтобы ударить, но генерал перехватывает ее. Резкое движение отдается болью. — Узнаю свою Алину. Правда по-прежнему режет ей глаза. Он резко хватает ее запястье и притягивает к краю стола, так что ее колени расходятся, и он оказывается между ними. Его тело возбуждено, и Алина чувствует это. Одна его рука ложится ей на талию, а вторая жмет затылок. — Тебе предначертано быть со мной. Таково пророчество. Он глядит в глаза. А Алина туда, где соединяются их ноги. — Ты примешь меня после Мала? После Николая? — она медленно поднимает взгляд из-под опущенных ресниц. — Откуда тебе знать сколько их было? Генерал чувствует, будто она все-таки влепила ему пощечину. Он вспыхивает гневом и яростно сжимает в руке ее волосы, заставляет запрокинуть голову. — Тогда мы друг друга стоим, — зло выдыхает он ей в губы. Алина распахивает глаза. — У тебя есть кто-то? — Не люблю холодные простыни! — Он впечатывается в ее губы и почти кусает. Пытается просунуть язык в ее рот, но Алина выворачивается и исчезает. Он чуть не валится, внезапно обнимая пустоту. Кириган проводит ладонями от носа к вискам и глубоко вздыхает, чтобы успокоиться. Ему мерещится металлический вкус крови на губах.

***

Спустя время он выходит на крыльцо. Мора сидит на уступе, рядом с ней пустой таз. Его рубашка сушится на перилах. Она оборачивается на звук его шагов. — Тебе лучше? — Благодаря тебе. Подожди, я кое-что принесу. Кириган обходит дом, возвращаясь к месту падения, и не сразу находит дневник. Тот лежит, приваленный доской. Вернувшись к Море, генерал протягивает ей подарок. — Я хочу, чтобы это было у тебя. — Что это? — она разворачивает материю, с интересом изучая узор на переплете. — Дневник Ильи Морозова, моего деда. Мора резко поднимает голову. — Александр, я не могу его взять… — Он был величайшим фабрикатором, и не многие могли повторить то, что он делал. Генерал опускается рядом с ней. — Сила, сокрытая в тебе, может оказаться той самой, которой хватит, чтобы записи не пропали даром. Она сомневается, но он кладет свою руку поверх ее. — Я знаю наизусть каждое слово в этом дневнике. Это было только моим, но пришло время отдать его. Кириган гладит пальцем ее кожу и задумчиво говорит: — Я бы хотел, чтобы это была ты… .