***
Багра встречает его почти раздраженно: — В доме стало шумно! Кириган наливает себе кваса и морщится, когда усаживается в кресло. Место ушиба саднит даже от того, что он просто дышит. Старуха смотрит на него пустыми глазницами, и генералу каждый раз хочется отвести глаза от искалеченного лица. — Что мне сделать, чтобы отговорить тебя? — спрашивает Багра. — Перестань. Сколько раз мы обсуждали это? Она берет со стола кружку с крепким чаем. Ее движения выверены. Делает глоток. — Ты сказал, что после пребывания в Каньоне научился призывать… Как ты их назвал? — Ничегои. — Это скверна, — напоминает Багра. — Есть последствия? Он отвечает не сразу. Думает про черные вены, которые выступают время от времени. — Никаких. Я силен, забыла? — Тот, кому нет равных. Я помню, сама внушила тебе это. Старуха тяжело вздыхает, будто ее грудь сдавливает невыносимый груз. — И что ты собираешься с ними делать? Генерал жмет плечами, перекатывает стакан с квасом между пальцами. — Раньше мне нужен был свет, чтобы противостоять волькрам. Но ничегои не хуже света. Я видел, как один из них разодрал волькру на куски. — И когда они истребят волькр… — Да, чернота Каньона станет полностью в моей власти. Каньон это тени, а я их Заклинатель. Багра встает, поворачивается к нему. — Ты врешь, говоря, что не чувствуешь, как скверна разрушает тебя! До сотворения ничегоев не додумался даже Морозов! — Не начинай! — требует Кириган. — Хочешь, я буду умолять тебя? — Старуха неожиданно падает перед ним на колени. — Это же убьет тебя! На что я должна пойти, чтобы спасти жизнь своему сыну?! Генерал вскакивает, пораженный. Он не может вспомнить, чтобы мать по-настоящему умоляла его. — Поднимись! — Кириган хватает ее за плечи, поднимает и заставляет вернуться в кресло. Багру бьет крупная дрожь. — Что на тебя нашло? — он маскирует растерянность раздражением. Принимается вышагивать туда-сюда. — Я пришел не за тем, чтобы ссориться! Мне нужен третий усилитель! Багра качается из стороны в сторону подобно маятнику. — Неужели ты думаешь, что я бы сказала тебе, даже если бы знала? Он рвется к ней. Склоняется, опираясь руками на ручки кресла. — Хотя бы раз сделай что-то из того, о чем я прошу! Не коверкай по-своему и не убеждай, что знаешь лучше! — Я отдала свои глаза, чтобы спасти тебя от самого себя! Если понадобится, то и жизнь отдам! — Мне нет дела до твоей жизни! — рычит генерал. — Разве моя рука дрожала, когда я жег твои глаза? — Он приближается к самому ее уху. — Мне. Нужна. Жар-птица! Где ее искать? — Я не знаю! Но и знала бы, не сказала! — Лжешь, я чувствую! Не только ты меня выучила настоящего. Кириган отталкивается от нее. Отходит к огню. Разглядывает пламя. — Морозов потратил жизнь, создавая усилители. Первые два оказались настоящими. Третий, я уверен, тоже существует. Он чувствует, как затылок прожигает ее отсутствующий взгляд. — Когда ты привел Заклинательницу, я надеялась, что она сумеет вернуть тебя к себе прежнему. Но стало хуже. Заклинательница уничтожила в тебе остатки человеческого. Генерал оборачивается. — Были времена, когда ты гордилась тем, что я способный ученик. Я запомнил каждый из твоих уроков. «Я сожгу тысячу деревень, пожертвую тысячами жизней, чтобы добиться своего». Так ты говорила? «Не полагайся ни на кого и никому не доверяй. Любая привязанность хрупка и ненадежна, ничто по сравнению с властью». Разве нет? Чего ты теперь хочешь?! Я сын своей матери!***
Он выходит от Багры с растревоженной душой. Наткнувшись в коридоре на Мору, Кириган обходит ее и не отзывается, когда она окликает. Свежий воздух остужает тело, но не помогает справиться с бурей внутри. Удаляясь дальше от дома, генерал уходит в чащу леса. Бродит бесцельно. Лишь бы двигаться. Лишь бы выдавливать из себя горечь…***
Вернувшись, он спрашивает у Миши про Мору. — У госпожи, — отвечает мальчик. — Уже довольно давно. Это тревожит Киригана. Ничего хорошего от Багры он не ждет. Он разрывается между тем, чтобы ворваться в комнату старухи или игнорировать это. Но выбирать не приходится — дверь открывается и выходят они обе. Мора поддерживает Багру под руку, хотя это и кажется лишним: слепая передвигается вполне уверенно, хорошо изучив пространство за многие месяцы заключения. Генерал рассматривает их лица, но не может до конца разгадать. Багра нацепила маску безразличия, а Мора… будто прячет глаза, избегает прямого взгляда. Мора усаживает старуху за стол и вместе с Мишей накрывает ужин. Тушеный картофель дымится, когда Мора ставит тарелку перед Кириганом. — Спасибо. Она кивает и усаживается рядом. Багра в основном молчит, как и сам Кириган, только мальчик с Морой переговариваются между собой. — У меня есть для тебя гостинец, — говорит она Мише, — смотри… Генерал вместе с ребенком смотрит, как она берет ложку, зачерпывает ей воды из стакана, а поверх насыпает сахар. Поджигает ложку снизу, и почти сразу сахар тает, превращаясь в карамель. — Еще немного терпения… Мора опускает ложку обратно в стакан с водой, и карамель твердеет, трескается, становится цвета янтаря. — Держи леденец, — она улыбается Мише, когда тот получает свой подарок. — Ты ведешь себя с ним будто он маленький, — строго говорит Багра. Ребенок тупит взгляд и прячет гостинец под столом. — Он и есть маленький, — Мора не смущается ее укором. — Когда мой сын был такого возраста — в пересчете на его силу — он нисколько не интересовался глупостями вроде леденцов и свистулек, — рассказывает старуха. — А этот мальчишка то и дело скулит, что ему скучно и нечем заняться. По дому полно дел. Кириган подается вперед, опираясь локтями на стол. — Багра, а разве ты спрашивала, что меня интересовало? Он чувствует взгляд Моры и снова ощущает, что выдает нечто запретно личное. — Может, я была занята тем, чтобы спасать наши жизни, Александр? — старуха ударяет его именем. Отталкивает от себя тарелку. Мора тяжело вздыхает, но заступается за Мишу. — Ему приходится ухаживать за вами и вести хозяйство, Багра, но я не считаю, что это правильно — лишать его детства. Он не может все время работать. Детям нужно время на игры. — Не стоит, девушка, учить меня, как обращаться со служкой! Генерал видит, как Мора разводит плечи и прикрывает веки, топит в себе раздражение. — Это не только про Мишу, Багра. — Она отодвигается от стола, встает, потрепав ребенка по шевелюре. — Беги, если хочешь, я сама тут уберу. Парнишка только рад улизнуть от хозяйки, которая временами все еще пугает его. Мора убирает его посуду, молча спрашивает у Киригана, и тот пододвигает ей свою миску. — Багра, вы закончили? Согреть вам чая? Старуха вместо благодарности поднимается. — Принеси в комнату. И не жалей заварки, — приказывает она и задирает подбородок. Чтобы пройти, ей требуется-таки касаться окружающих предметов руками, но Багра будто смирилась и это нисколько не влияет на ее горделиво-оскорбленный вид. Генерал не может скрыть усмешку, наблюдая за чередой эмоций, сквозящих в Море, когда та смотрит вслед Багре. И восхищается тем, как она справляется с собой, оставив, наконец, лишь показное смирение. — Я занесу, — обещает Мора. Кириган тоже встает. Подходит к ней, но она отворачивается и начинает мыть чашки. Он наполняет чайник и ставит его на огонь. Ему кажется, что Море бы хотелось находиться сейчас не здесь. — О чем вы говорили с Багрой, когда были в комнате? — спрашивает генерал у ее спины. — О разном. — Например? — В основном о тебе. Кириган облокачивается на стол рядом с ней. — Интересно. Мора, наконец-то, смотрит на него. — Она тебя любит. Как умеет. Генерал хмыкает. — Багра любит себя во мне. Мора расставляет посуду сушиться. Вытирает руки. — Я не могу представить все, через что вы с ней прошли, но теперь она старая, Александр. В моей стране люди заботятся о стариках и детях, какими бы они ни были. — И что? Старость отпускает грехи? — Он подступает к ней вплотную. — Простятся ли мне деяния Черного Еретика, когда волосы станут седыми? — А ты бы хотел? Они стоят так близко, что их тела соприкасаются. — Я этого не говорил. — И все-таки? — Мора поднимает руку и несмело проводит самыми кончиками пальцев по острой линии его скул. Кириган прикрывает веки, разрешая ей ласку. — Пустое это. Она смелеет и продвигает руку к виску, пропускает смоляные волосы. Генерал, не открывая глаз, склоняется, утыкается носом в теплую ладонь. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает Мора. — Болит? Он кивает. — Надо будет снять повязки, посмотреть. Ему нравится, когда он представляет, что Мора снова касается его голой кожи. Однако он не доверяет себе. Смотрит на нее. — Пройдет само, просто нужно время. Мора собирается ответить, но их отвлекает дозревший чайник: кипящая вода выплескивается, приподнимая крышку, и шипит, проливаясь на раскаленную плиту. — Багра ждет, — уголки ее губ ползут вверх. Генерал ощущает пустоту, когда теряет ее. Наблюдает, как Мора готовит чай и уходит, подарив ему напоследок загадочный взгляд. Дверь в комнату Багры закрывается, пряча ее от него.***
Какое-то время Кириган стоит в звездной темноте. Ночной лес вокруг дома безмолвен. Он ощупывает свой бок, морщась, и размышляет о том, что пора возвращаться в Раевость. Дать себе еще день, может, два, чтобы окрепнуть, а после покинуть Багру. «Я хотел, чтобы Мора узнала». Старуха выполнила свою роль. «Может, забрать Багру с собой?» Ему ведь настойчиво кажется, что она знает про третий усилитель… «Но я могу и ошибаться». Столько лет она отрицала веру в то, что Морозов отыскал Оленя… Проходя в комнату, которую он занял, генерал замечает, что спальня Моры пуста. «Она все еще со старухой?» Кириган садится на свою постель. Расстегивает верхние пуговицы рубашки. Тяжело вздыхает. «Долгий был день». Он целовал Алину только сегодня днем, но будто минули недели. «Моры в моей голове слишком много». Кириган откидывается на подушки и кладет руку под голову. «Не думать о ней. Не жаждать». Вытравить синие глаза из своего существа… Дверь приоткрывается почти бесшумно, и, приподнявшись на локте, генерал видит Мору. В его спальне. Посреди ночи. С широко распахнутыми глазами, которые блестят в свете единственной свечи. Они глядят друг на друга бесконечность. А после Мора закрывает дверь.…Не влюбляйся, милая, не люби, пожалуйста
Оттолкни его силою или он безжалостно
Растопчет и выбросит сердце твоё алое
Не влюбляйся, милая, не люби, пожалуйста…
Не влюбляйся Mary Gu