***
Кириган сидит, положив руки на стол, когда в дверях появляется Мора. Заспанная, со спутанными волосами. Но такой она ему нравится не меньше. Это раздражает. Она замирает, заметив его, а генерал засматривается на разорванный ворот платья и два красных пятна на девичьей шее. Его отметки. Губы Моры расплываются в расслабленной улыбке. — Доброе утро. Он заставляет себя растянуть губы, но выходит кисло. — Приведи себя в порядок, поешь и собери вещи. Мы возвращаемся в Раевость. Она смущается. Инстинктивно поправляет ворот, стягивая его. — Хорошо. — Глаза в пол. — Я быстро. Только попрощаюсь с Багрой… — Это ни к чему. — Кириган встает. — Вы с ней не друзья. И я тебя предупреждал, что Багра лжет. Все лгут! Кириган кривится. Придает лицу намеренно пренебрежительное выражение. — Что бы она ни пообещала, это пустое. Твоя жертва напрасна. Для меня это ничего не значит. Щеки Моры загораются, и она вскидывает на него возмущенный взгляд. — Что глядишь оскорбленно? — Генерал с вызовом подходит ближе. Она мотает головой. — Тебе становится лучше, если ты пытаешься меня задеть? — А если и так? Мора закатывает глаза. — Мирон грубит, когда ему больно или страшно. Кириган вскидывает бровь. — И при чем тут мальчишка? Она прищуривается. — При том, что ты прав. — В чем именно? — Все лгут, когда имеют в этом интерес.***
Он идет к старухе с подносом: чай, лепешка с мясом и яблоко. В ее комнате-темнице как всегда жарко и почти темно. Багра в неизменном кресле возле очага. — Иногда я думаю, ты и спишь прямо в кресле. — Берегу старые кости, двигаюсь реже. Генерал ставит завтрак на стол, и она тянется к нему. Откусывает мясную лепешку, запивая. — А тебе как спалось? Кириган усмехается. — Прекрасно. Багра глядит на него и ждет. Он склоняется к ее уху. — Испил крови невинного агнеца. Высосал до дна. Твоими стараниями, матушка. — Генерал выплевывает ласковое обращение, и оно действительно пропитано ядом. Старуха хмыкает. — Не представляю, о чем ты. — Остаешься верна себе: никого не жаль. Кириган отходит, устало вздыхает. — В этом есть ирония: чем больше ты стараешься, тем хуже выходит. — Качает головой. — Будь так добра, прекрати. Мне бы не хотелось вырывать твое сердца, но тебе неймется. — Мы оба знаем, что я не дам тебе погубить себя. — Багра, тебе мало этого плена? — Он обводит комнату руками. — Я могу запереть тебя глубже. В холодную темницу. В кандалы. Это умерит твою материнскую заботу? Генерал заглядывает ей в лицо. — Запомни, Багра, та самая это Алина! Она моя царица и никто другой! — Ты ей не нужен! Он скалится. — Алина одумается. Разве у нее есть выбор? Я найду всех дорогих ей людей и развешу их, как гроздья на деревьях. Когда я останусь последним, она сдастся. — Звучит ли это как «равновесие», если чтобы получить Заклинательницу, ты погружаешься все глубже в темноту? — Я ведь и есть темнота, Багра. Это моя сущность. Старуха сжимает челюсти, давя в себе ответ. Качает головой и делает глоток чая. Откусывает лепешку и кусочек мясной начинки падает мимо. Она ловит его пальцами и отправляет в рот. — А что с девушкой? — Она — пустое. — Ты сказал ей свое имя. — Это просто имя, Багра. Всего лишь имя! Сколько их у меня было? Ему надоедает. Они ходят по кругу. — Что ты с ней сделал? — окликает старуха, когда Кириган почти уже у дверей. — Использовал по назначению. Ты ведь этого хотела? Использовал, а потом свернул шею и расчленил хладный труп. Багра меняется в лице, и генералу приятно думать, что она настолько верит в него. — Приятного аппетита, к слову. — И не попрощавшись закрывает за собой дверь.***
Уезжают они, действительно, поспешно. Солнце еще не стоит в зените, когда генерал выводит лошадей. Их сумки собраны и погружены. Миша виснет на шее у Моры, и той приходится применить усилие, чтобы разжать его цепкие пальцы. — Мы еще обязательно увидимся с тобой! — Она оставляет поцелуй на детской щеке. Кириган знает, что ее обещание не сбудется, но предпочитает не расстраивать мальчишку больше, чем есть. Увидеться Море с Багрой он действительно не дает, и даже сам не говорит старухе, что уходит. Это обидит ее, но она заслужила. В дороге Кириган напряжен. Он вновь и вновь прокручивает в голове события последних дней. Планы пошли прахом. Генерал жаждал освободиться от Моры. Но лишь глубже увяз. Мора поначалу старается сгладить неловкость, но несколько раз натолкнувшись на его хмурость, сдается. Они движутся, периодически обгоняя друг друга. Солнце следует за ними. Для привала Мора выбирает поляну с несколькими высокими деревьями посредине — их кроны благословенно скрывают путников от жалящих лучей. За время путешествия раньше у них было множество стоянок, и Кириган даже удивляется тому, как слаженно все выходит на этот раз: несколько минут, и они жуют лепешки, а разгруженные кони отдыхают, пощипывая траву. — Далеко отсюда до излучины реки? Генерал жмет плечами. — Может, и до темноты успеем, если поторопимся. Он доедает и отряхивает руки. — Как твоя рана? Болит? — Нормально, — сухо отвечает Кириган и смотрит куда угодно, но не на нее. — Нужно будет осмотреть… Его злобный взгляд ошпаривает Мору. «Этой ночью осмотр не привел ни к чему хорошему!» — В этом нет необходимости, — не дослушав, перебивает он. — Когда вернемся в лагерь, мной займется личный целитель. — Личный? — Мора смотрит на свои руки. — Да, одна из немногих, кто заслужил мое доверие. Ему не хочется вести разговор. Генерал поднимается и отходит. Он хочет вернуть самообладание. Ему не терпится оказаться в Раевости, пересмотреть еще раз планы и убедиться, что на этот раз все получится. Обещание, данное самому себе много веков назад, вот-вот исполнится! Его ждут гриши. Его ждет трон Равки. Кириган жаждет захлопнуть двери своих покоев и насладиться гулкой тишиной. — И как же она это сделала? — голос Моры резок, отчего генерал буквально застывает на месте. Но не оборачивается. — Как заслужила твое доверие? — Зачем тебе это? — Мне любопытно. Ей ты доверяешь, а мне нет. — А что ты сделала, чтобы заслужить мое доверие? Он круто поворачивается, впиваясь в нее напряженным взглядом. — Отдала свою невинность? — усмехается, замечая, как у Моры вспыхивает лицо, поджимаются губы и стыдливо опускаются глаза. — Мне казалось, что фьерданки нравственны и целомудренны. Но после вчерашней ночи убежден в обратном! Чем вы отличаетесь от уличных девок любой страны? Кириган морщит нос. — Разве что практики маловато. — Да как ты!.. Мора вскакивает на ноги, сжимая руки в кулаки, готовясь нанести ему удар. Ее взгляд способен испепелять. Но Киригану все равно, его уже не остановить! Слишком долго она измывалась над его сознанием, лишала воли и ломала его стены! Пусть получает расплату! — Смею, Мора. — Тон его голоса в миг становится ледяным. — Я не принуждал тебя. Ты сама пришла. Он проходится хлыстом по ее щекам. — Сама пригласила в постель. Сама раздвинула для меня ноги. — Замолчи! — Она шипит, словно кошка, готовая вцепиться ему в лицо. — Разве нет? Я не предлагал тебе уйти? Генерал усмехается, делает шаг к ней навстречу и качает головой. — Неужели ты думала, что твоя невинность ценна для меня? Ожидала, что отдавшись, получишь что-то? Я захочу бросить все ради тебя? Он громко смеется, сознательно проворачивая лезвие в ее груди. — Ты не первая девственница в моей жизни. — Кириган молчит с секунду, взвешивая, и бросает слова в лицо, словно пощечину. — И не последняя. В ее глазах пляшут слезы. Генерал замечает, как сильно трясется нижняя губа, а пальцы сжаты добела. Самая черная часть его торжествует. Ей так больно, что ему от этого хорошо! Кириган готов встретить истерику и яростные удары кулаков. Не впервые ему приходится пускать женщине кровь. Однако, к удивлению, Мора разжимает пальцы, не кричит и не бьет его, а молча разворачивается и уходит к лошадям. Он несколько раз растерянно моргает. Ему кажется, что она внезапно снова забрала его победу. Выставила дураком в их противостоянии. Кровь окончательно закипает. Ему хочется слышать ее крик! Чувствовать на себе удар ладошки! Видеть рыдания и знать, что Мора повержена! Но она не дает ему этого. — Мора! — Сквозь стиснутые зубы. Она не оборачивается, отвязывает свою кобылу, взбирается на нее и пускает галопом прочь. — Мора! Генерал кричит ей вслед, ускоряя шаги, переходя на предательский бег. Замирает, споткнувшись, и торопится к лошади. Вскакивает и бросается в погоню. Она уже достаточно далеко, чтобы не слышать его приказаний. Кириган проносится следом за ней под низкими ветками, едва успев пригнуться. Плохо повязанный плащ слетает и остается позади. — Мора! — В висках бешено бьет пульс. Он не позволит ей оставить его! Лошади успевают домчаться до бескрайнего желтого поля, уходящего на склон, когда генерал поднимает руки. Тени в миг выползают из ниоткуда и, заполняя пространство, гасят солнечный свет. Поток хлынувшей тьмы дезориентирует Мору. Ее кобыла встает на дыбы и шарахается в сторону, едва не скинув седока. Мора удерживается и прибавляет ход, силясь вырваться из черноты. Но тьма повсюду. Лошадь мечется, пока ничегой не бросается ей наперерез. Кобыла резко тормозит, вскидывается и тут же получает атаку: с диким ревом ничегой вскидывает когтистую лапу и располосовывает животному брюхо. Кириган уже рядом с ними: в отличие от Моры, он хорошо видит в своей мгле. Он чувствует запах крови и прикрывает глаза, морщась. Сквозь рев теней и ржание кобылы генерал различает отчаянный крик Моры. Но прежде, чем ему удается отозвать свое создание, его ослепляет огненный вихрь, переливающийся всевозможными цветами. В краткий миг он разрастается вширь, испепеляя тьму и выжигая ничегоя. Генерал забывает дышать и потрясенно глядит. Мора, находясь в самом центре, изливает из себя необычный огонь. У него сине-зеленые языки, лишь местами отдающие привычным желто-рыжим багрецом. Он вскидывает руку, прикрывая глаза и лицо: слишком ярко и жарко! Воздух накален, а по лбу стекает пот. Еще мгновение, и Кириган сам превратится в пепел. Однако он не борется. Он не видел подобного, только слышал… Генерал позволяет цветному огню прикоснуться к себе, и вместо яростного ожога, чувствует теплое, почти ласковое поглаживание пламени по коже. Все заканчивается в миг. Его щеки чувствуют холодный ветер. В нос ударяет запах травы, цветов и свежей крови. Кириган выжидает еще с секунду, прежде чем открыть глаза и увидеть выжженное поле. Но вместо черноты и пепла, перед ним все тот же желтый луг, павшая, распоротая надвое лошадь и сидящая Мора. Она не смотрит на него. Руки все еще разведены в стороны, а дыхание учащенное и сбивчивое. Генерал пораженно молчит. Мора глядит на темно-синее небо вдалеке. В голове Киригана сперва звенящая пустота. А после разом грянувшие набаты. — Это па́зори? — у него даже голос хрипит от волнения. Мора наконец оборачивается. Синие глаза еще лихорадочны, но дыхание постепенно выравнивается. — Я не знаю такого слова. Кириган напрягается, пытаясь отыскать в памяти то, как па́зори называют во Фьерде. Оно приходит на ум не сразу. — Северное сияние! Она уводит взгляд на небо и веки тяжело опускаются. Мора выглядит очень уставшей. — На равкианском это звучит красиво... но не все... что ты видишь, — она издает стон, сжавшись, как от боли, — ... является таковым... Ее тело неожиданно валится на спину, и генерал бросается к ней, обнаруживая, что юбка с той стороны, что была скрыта от него, пропиталась красным. Мора даже не делает попытки защититься, когда он откидывает ткань, обнажая ноги. На ее правой лодыжке бордовая полоса разорванной кожи. Рана, которая не пройдет бесследно. Киригану становится тяжело дышать. Очередная его метка на теле Моры. Поцелуй ничегоя. .