Не бечено
За несколько недель проведенных в Раевости, Мора стала «своей» среди гришей Дарклинга. Она много с кем успела подружиться, была неизменно отзывчива и приветлива даже с отказниками. То тут, то там генерал слышит хвалебные слова в ее адрес — ровно как сейчас, сидя за завтраком, — другого ему не остается, поскольку его самого Мора старательно избегает. А если все-таки не выходит, то смотрит в сторону и сохраняет давящее молчание. Кириган жует бутерброд, запивая остывшим чаем, и вспоминает Алину: с ней было иначе. Заклинательницу больше любили за ее дар, возлагали на нее надежду о спасении и открыто лебезили, хотя за глаза и завидовали. Были гриши, которые недолюбливали Алину, считая недостойной столь великой силы. «Если бы равновесие было достижимо…» За одним столом с ним Федор с парой других сердцебитов, и генерал заставляет себя повернуться, когда его вовлекают в разговор. — Какие вести принесли вчера птицы, генерал?***
На тренировочном поле слышится звонкий девичий смех, влекущий Киригана подобно свету в ночной мгле. Тоска, многие годы служившая ему неизменной спутницей, обрела новые формы — генерал ловит себя на том, что постоянно выискивает Мору среди прочих лиц. Она без кефты, в своем обычном сером платье, но с закатанными по локоть рукавами и расстегнутыми пуговицами у горла. Кириган распорядился сшить для нее новые, но Мора предпочитает собственное. Ее волосы распущены и развеваются на ветру. Генерал отлично помнит, какие они мягкие на ощупь. Мора смеется и дурачится с несколькими девушками-прочниками. Кириган не может оторвать от нее глаз. Он стоит в тени навеса, прислонившись плечом к балке, и наблюдает за ее тренировками, впитывает каждую эмоцию на ее лице, ловит каждое движение ее рук. Его тянет к ней. Непреодолимо. Девушки долго не замечают Киригана, но все-таки до него доносятся шепотки. — Генерал тут… — Мне кажется, он тут уже давно… Ее подруги замечают его, и Мора оборачивается, выискивает глазами, а потом отворачивается, стоит лишь их взглядам пересечься. Смех смолкает. Она поправляет рукава, застегивается на все пуговицы и натягивает кефту. Кириган прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Он порядком устал от этой изматывающей погони: иногда ему кажется, что он не только повелевает тенями, но и сам превратился в тень — молчаливую и следующую за Морой по пятам. Генерал отворачивается, перехватив многозначительный взгляд Федора, и ретируется с поля, разрешая стене между ним и Морой расти и крепнуть.***
— Как мне это пригодится? — жалобно скулит Мирон, второй час корпящий над математическими задачами. Первый час парень вникал в тему, оттачивал знания на простых примерах, и даже был неплох. Но стоило задать ему задачку посложнее, энтузиазм и напор иссякли. Генерал понимает, что мальчишка называет числа просто наугад, но все равно заставляет себя терпеливо, в сотый уже раз, произносить «неверно». Кириган по-новому смотрит на методы Багры и уже обдумывает отыскать палку, похожую на трость старухи. — Образование — неотъемлемая часть цивилизованного общества. — А? — Мирон с замешательством на лице вскидывает свою взлохмаченную голову. Светлые пряди торчат в разные стороны, словно наэлектризованные. Маленький дикарь. Кириган невольно думает об уставной прическе солдат Первой армии. Коротко стриженные волосы, с выбритыми боками. Мирону бы пошло. — Так ты вычислил ответ? — Ну… может… — Мирон снова принимается грызть кончик карандаша, упираясь взглядом в свои записи. — Тридцать? Генерал шумно выдыхает, устало прикрывая глаза. — Неверно. «Сто первый раз», — думает он про себя. — Ты хочешь быть предсказателем? — Я не знаю, — голос у парня поникший. — Я не уверен, кем стану, когда вырасту. — Мирон жмет плечами, ссутулившись. Ему неловко, стыдно и хочется спрятаться от пристального взгляда Киригана. — Послушай… — Генерал встает из-за стола, обходит на сторону мальчишки и кладет руку возле его шеи. — Может ты пока не осознал своего пути, но ты обязательно его увидишь. А пока приступай к учебе. Образование может открыть тебе любые двери. И когда ты увидишь «свою», то будешь готов к этой встрече. — Он ободряюще похлопывает. — Наверно, ты прав, — но Мирон все еще выглядит поникшим. — Что тебя тревожит? Мальчишка морщится. — Я слышал, как твои опричники говорили про меня. — Что именно? — Они считают, что ты зря со мной возишься и путного из меня ничего не выйдет. И смеются, что лучшее, что я умею — это начищать солдатские сапоги. Парень шмыгает носом, украдкой вытирая его рукавом рубахи. Кириган сжимает его плечо, заставляя поднять глаза. — Послушай. Важно не то, что думают другие, а лишь твое мнение. Ты сможешь доказать всем, что они заблуждались. — Правда? — Мирон глядит с надеждой. Кириган уже несколько недель пытается объяснить себе, отчего так прикипел к парню. Зачем тратит на него свое такое редкое свободное время. И именно сейчас внезапно понимает: потому что мальчишка застрял между мирами, почти как сам генерал когда-то. С той лишь разницей, что маленький Александр Морозов пытался стать своим среди отказников, а Мирон жаждет быть принятым среди гришей. И у того, и у другого не слишком получается. Рука генерала сама невольно взлохмачивает светлую макушку дружеским жестом. — Правда, — кивает, — я в тебя верю, Мирон. — Спасибо! — с жаром, присущим юношеству, отвечает мальчишка. Кириган улыбается. — А теперь, реши, наконец, эту задачу, докажи, что я не ошибся. Хотя Мирону все-таки потребуется еще какое-то время, чтобы угадать ответ, но генерал замечает, что его раздражение уже не так сильно. Заканчивают они ближе к обеду и уже направляются в сторону обеденного зала, обсуждая военные реформы царя Анастаса, когда Кириган замечает Синеглазку. Несмотря на толику ревности, ему нравится прозвище, которым ее наградили гриши, в нем чувствуется какая-то мягкость, очень подходящая Море. — Смотри! — Мирон тыкает пальцем в сторону бараков. Он тоже ее увидел. Мора кажется расслабленной, отвечая на вопросы одного из опричников, подошедших к группке фабрикаторов. Кириган сжимает челюсть, недовольный тем, что ее приветливость распространяется на всех, кроме него самого. Отчего-то он вспоминает слова мальчишки: — Маттиас делал ее счастливой, дарил подарки и цветы. И идея возникает сама собой. — Мирон, какие у нее любимые цветы? — Васильки, — не задумываясь. — Нетрудно догадаться почему, — Кириган усмехается. — Иди, поешь с остальными, после обеда занятия отменяются, проведи время, как считаешь нужным. Парень выглядит неприлично довольным от неожиданно свалившейся на него свободы. — А можно на речку? — с надеждой. — Одному нет. — Лааадно, — Мирон жмет плечами и уже отворачивается, но генерал чует подвох. Слишком легко согласился. Не похоже на него. — Мирон! — Да? — парень пытается изобразить равнодушие, но выходит скверно. Кириган читает, что у него на уме. — Узнаю, что ходил один — убью. Мальчишка глупо моргает, округляя глаза от страха. — Я серьезно. И малой кивает, словно совенок. Генерал разворачивается и идет прочь. Мирон предупрежден, а у него есть особо важное дело. Кириган решает взять стену штурмом.***
Мора стоит в компании своих друзей. Их тренировка только что закончилась, и молодые люди не спешат расходиться, вокруг с десяток гришей. Многие кланяются, когда он приближается. — Мора. — Кириган подходит, но намеренно держит дистанцию, вынуждая ее приблизиться саму. Его руки заведены за спину, а взгляд устремлен только на Мору. Она кривится, упрямится, но все же не устраивает сцены. Шагает к нему, становится напротив, как требует этикет, и кивает в знак приветствия. — Генерал. Гриши делают вид, что не разглядывают их, но искушение велико. — Я хотел бы принести извинения. Лицо Моры вытягивается от удивления, на краткий миг она теряет контроль, но после скрещивает руки на груди. Щурится. Она больше не доверяет ему. Кириган точно знает, что каждое их слово будет поймано и пересказано. Но ему нет дела до их мнения. Он уверен в своем решении. Рука, сжимающая букет васильков, показывается из-за спины. — Это тебе. Мора ахает, от удивления прижимая ладонь к открытым губам. Ее глаза мечутся между генералом и букетом, но она не решается взять цветы на глазах у всех. — Убери, — гулко шепчет, опуская взгляд, — на нас же смотрят. — Пускай! Кириган сокращает остатки расстояния между ними. — Мне тебя не хватает. — Не громко. Но кто-то все-таки может услышать. Он чуть ведет рукой, подначивая ее потянуться и принять букет. Мора отваживается, прижимает цветы к носу и вдыхает тонкий аромат. — Они красивые. Мои любимые… — она глядит на него исподлобья, а слабая улыбка все-таки касается уголков губ. — Такие же синие, как твои глаза, Синеглазка, — прозвище само слетает с его губ. Мора снова удивляется. — Я могу тебя так называть? Ее взгляд мечется по его лицу. — Зачем ты все это делаешь? — снова шепот, на этот раз действительно тихо, чтобы слышал только он. Слишком много наблюдателей, а Мора смущена. Кириган чувствует, как между ними наступает какой-то момент истины. Возведенная стена будто дрожит. — Мне тебя не хватает, — повторяет он свои прежние слова, тоже понизив голос. — Что мне сделать, чтобы загладить свою вину? — Александр… Генерал угадывает ноты возражения и не дает ей договорить, прерывает. — Я готов поклясться, что не прикоснусь к тебе, пока ты не попросишь. Пока сама не будешь готова! — с горячностью обещает Кириган. Щеки Моры загораются. Зрачки расширяются. Она даже отдаляет от лица букет. Качает головой, будто не верит тому, что слышит. И вместо того, чтобы с благодарностью принять его обещание, зло шипит. — Твоя. Самоуверенность. Отвратительна. — Разделяя слова. Генерал накрывает ее кисть, держащую цветы, пытается погладить пальцами кожу. — Нас тянет друг к другу, это же очевидно. Мора высвобождает руку. — Ты слышишь только то, что хочешь? Ничего не изменилось, Александр. Я говорила тебе, что хочу уйти. — Я не могу тебя не отпустить. — Он не задумывается. Есть особая легкость в том, чтобы быть искренним. Мора кривится, ухмыляется. Почти скалится, что так непривычно на ее лице. — На мою шею, Дарклинг, ты тоже наденешь ошейник? — Мора проводит пальцами вдоль ключиц, ровно там, где Алина носит кости Оленя. Простой жест, но режет генерала не хуже острого лезвия. «Конечно ей рассказали про Алину, и в подробностях. А что-то и приукрасили», — но Кириган и не думал, что ему будет горько от ее упрека. Он ведь по-прежнему не жалеет о том, что проделал с Заклинательницей. — Вы с ней не одно и тоже! — возражает он, имея в виду, что они слишком разные. И даже чувства в нем, эмоции, вызывают такие непохожие. Но Мора толкует это как-то иначе. Мотает головой и, кажется, собирается выбросить его цветы, оскорбившись. Но вовремя спохватывается: при свидетелях такой жест был бы чрезмерно, сверх всякой меры, красноречив. — Я тоже хочу тебе кое что пообещать: как только Мирон согласится, мы с ним уйдем! И тебе придется действительно потрудиться над созданием нового ошейника, потому что иначе тебе меня не удержать! Генерал все-таки начинает злиться. — С чего ты взяла, что он пойдет с тобой? Укол попадает в цель, Мора на миг не знает, что ответить. — Чтобы ты ему не пообещал, но между нами двумя, он, конечно, выберет меня… — Она не заканчивает, видя выражение лица Киригана. Ее губы начинают подрагивать от обиды и внезапно подступающих слез. Мора отшатывается от него, продолжая мотать головой. — Мирон не поступит иначе… Но сомнения, растерянность, даже испуг берут над ней верх. Круто повернувшись на пятках туфель, она срывается с места и устремляется прочь, оставляя генерала в окружении совершенно пораженных гришей. Кириган глядит ей вслед и вспоминает красочное ругательство. «Как вышло, что вместо примирения, мы рассорились еще больше?» — недоумевает он. Ему остается лишь радоваться, что Мора это не его противник на поле боя — глядишь, и генерал вполне мог бы проиграть войну. Сопровождаемый уже нескрываемыми любопытными взглядами, Кириган, раздосадованный, отправляется в столовую.***
Как-то вечером генерал получает новое донесение из Ос-Альты. Алина активно проводит военную реформу, перекраивает его армию, выстраивает свою политику и, к вящему удовольствию Киригана, сталкивается с сопротивлением многих гришей. Генерал усмехается, отшвыривая письмо на стол. — Играйся, Алина, играйся. — Он откидывается в кресле. Его Заклинательница импульсивна и предсказуема. Ему сладко от того, что он не утратил способность предугадывать ее — в отличие от того, что происходит с Морой. Киригану даже приходит мысль попытаться навестить Алину: связаться с ней через их странную связь, обсудить ее действия, возможно даже дать пару уроков… Но что-то останавливает его. Почти в это же время раздается стук в дверь кабинета. — Входи. — Генерал, — сердцебит незамедлительно проходит внутрь и учтиво кивает. — Вы звали меня? — Да, Федор. У меня будет для тебя поручение. Ты знаешь, кто из опричников высмеивает Мирона? —Так точно. Это новенькие из отказников, присоединились к нам не так давно. Выходцы из Первой Армии. Бойкие на язык, но службу несут исправно. — Перебежчики значит. — Кириган постукивает пальцами по столешнице. — Поставь их на недельную вахту. Дополнительно они будут начищать сапоги новобранцев из последнего потока. Напомни, сколько их там было? — Почти сотня, генерал, — Федор заговорчески улыбается, одобряя идею наказать задир. Сердцебит взял на себя заботу не только о Море, но и охотно присматривает за пареньком. — Прекрасно, это должно научить их держать язык за зубами. А если нет, я лично проведу беседу с каждым из них. В этом случае, языки им больше не пригодятся. Можешь это им передать. — Так точно. — Федор кивает, собираясь уходить. Ему не терпится услышать страх в сердцах наглецов. — И еще, Федор. — Кириган останавливает его в дверях. — Позови Мору. — Простите? — Я велел позвать Мору. Сердцебит втягивает носом воздух, напрягаясь. — При всем моем уважении, генерал, но девушка… — Федор, — Кириган встает с места, недовольный. Иван, будь он жив, исполнил бы без пререканий. — Ты оспариваешь мой приказ? Мужчина ведет скулами, отваживаясь спорить. — Мне кажется, это неправильным. Мне не хотелось бы снова… — Что ты хочешь, не имеет значение! — одергивает его генерал. Тени начинают ползти по стенам, и Федор прекрасно понимает, к какой опасной черте он приблизился. Дарклинг близок к тому, чтобы натравить на него мглу. — Генерал. — После паузы Федор сжимает челюсть и, кивнув, удаляется. Кириган вздыхает, опускаясь в кресло. Он чувствует себя вымотанным: затяжные совещания чередуются с бессонными ночами перемежающимися беспокойными снами, когда усталость все-таки берет свое. Ему нужен настоящий отдых. Федора стоило бы наказать, размышляет генерал, но в его заботе о Море есть какой-то оттенок отцовской любви, которая вызывает снисхождение. Минуты ожидания тянутся слишком долго. Кириган не может найти себе места, волнуясь как мальчишка. Измеряет кабинет шагами, перечитывает донесения, оставленные на столе и осушает уже третий стакан кваса. Но Моры все нет. «Уж не сбежала ли она?» — закрадывается мысль. Нет. Не сможет. Не посмеет. После их ссоры пару дней назад, генерал много размышлял, и каждый раз приходил к выводу, что его план с Мироном это все-таки самый верный способ не дать Море уйти. Мирон — это ее цепи, крепче всякого ошейника. Почти потеряв терпение, Кириган собирается сам пойти за ней и отчитать за неповиновение, но внезапно без стука дверь открывается. На пороге стоит Мора. За ней Федор. — Федор, ты можешь быть свободен. — Генерал, — сердцебит учтиво кивает, но косится на Мору не скрывая своего беспокойства. Кириган приподнимает бровь, закладывает руки за спину и сжимает кулаки. Как же ему не хватает беспрекословно исполнительного Ивана! Мора улавливает напряжение, возникшее между мужчинами, и спешит защитить слабого. — Федор, все хорошо, иди, — она смотрит на него через плечо, посылая легкую улыбку. Сердцебита это не слишком успокаивает, но он понимает, что бессилен перед Кириганом и потому позволяет двери кабинета закрыться перед собой. — Если ты решила покорить сердце Федора, то разочарую. — Я знаю. — Знаешь? — Да, мы о многом с ним говорили. — Вот как? И о чем же, позволь спросить? — О многом, — неопределенно отвечает она и жмет плечами, — он хороший слушатель и собеседник, с ним приятно проводить время. Кириган стискивает кулак и старается сохранять безразличие. Выходит скверно. — Зачем ты меня позвал? — тон ее голоса холодный, а руки уже скрещены на груди. Мора закрыта от него. Генерал решает не ходить вокруг да около. — Как ты знаешь, к нашему отряду присоединилось немало сторонников. Приходится тесниться, чтобы разместить вновь прибывших, но места все равно не хватает. Было принято решение пересмотреть расселение по комнатам. К кому-то подселят одних, кто-то освободит свои комнаты для других. — И? — Твою комнату отведут для двух братьев-инфернов. — А я? — вопрос царапает ей горло. Кириган отвечает только после паузы. — Ты будешь жить со мной. Повисшее молчание можно пощупать. — Ты забываешь, я не одна живу. Мирон… — Останется там. Он уже достаточно взрослый, чтобы не нуждаться в няньке. У него появится компания почти его сверстников. Мора переживает первый шок и начинает злиться, стискивает кулаки и делает шаг к нему. — Я отвечаю за него! — Отвечала, — парирует Кириган. — Как ты могла заметить, мальчишка теперь под моей опекой. И мне решать, что будет для него лучше. — Ты не имеешь права! — Мора уже шипит, подступает, даже ведет пальцами, готовясь использовать свою силу. — Собственно как и ты! Мальчик для тебя никто. — Он для меня… — Кто? — генерал не дает ей закончить, резко двигаясь навстречу. — Брат? Сын? Мора, ты сделала его сиротой, устроив пожар в Ледовом дворце! Забрала ребенка, даже не убедившись, что у него нет родственников! Ее глаза от удивления становятся как блюдца. — Ты украла у Мирона все! — Чеканит он. — Его детство, его имя, его жизнь! — Я спасла его! — голос Моры срывается и дрожит, но глаза уже полны слез. — Нет, ты спасала себя, а не его! Он оказался в пожаре и ты испугалась! Ты не смогла убить ребенка, поэтому забрала его и по сути сделала своим пленником! Генерал хватает ее за подбородок, притягивая ближе к себе. Ловит судорожный вдох, видит побледневшее от ужаса лицо. Еще немного и Мора полностью будет побеждена. Кириган внутри почти ликует. — Думаешь, он счастлив с тобой? Думаешь, останься он во Фьерде ему было бы хуже, чем с тобой? Мора молчит, но ее руки все еще стиснуты в кулаки, да так, что костяшки побледнели. Она не моргает, не отводит взгляда, смотрит на генерала с неподдельным страхом. Ее ужасает такая правда. Все это время она верила в свою ложь о спасении маленького мальчика. Убедила в этом не только себя и Мирона, но и остальных. Но Кириган разглядел, нашел истину и теперь беспардонно обнажил ее неприглядность. — Ну?! — он позволяет себе тряхнуть голову Моры. — Уверена ли ты, что во Фьерде ему было бы хуже, чем с тобой? — Нет… — Мора выдыхает и вдруг переходит в удушающий плач. Кириган отпускает руку, позволяя ей пасть перед ним на колени и разрыдаться во весь голос. Страх, боль и отчаяние заполняют ее разум. Мора, стискивает ткань своего платья на коленях, сгибаясь пополам. — Пожалуйста… — сквозь рыдания он слышит ее мольбу. Понимает, о чем она просит, но нарочно не реагирует, отыгрывается за собственные муки. Теперь она сделает все, что генерал прикажет. Не посмеет горделиво кривляться, выставляя его дураком перед остальными! — А-александр, — она хватает его за ногу, жмется к нему, сотрясаясь в рыданиях. Генерал шумно втягивает воздух носом и кладет руку на светлую макушку. — Успокойся. Встань. Кириган наклоняется, хватает ее за предплечья и тянет вверх. Он удивлен тем, что не чувствует триумфа, от того, что сокрушил ее. Ему хотелось видеть Мору на коленях перед собой, но абсолютно при других обстоятельствах. Мора, как кукла, позволяет поднять себя и тут же обхватывает руками шею генерала, утыкается носом ему в грудь и глушит свои завывания в его кефте. — Тише, — шепчет он, позволяя рукам гладить ее спину. Кириган почти баюкает, ощущая странную боль внутри — словно ее рана саднит в нем самом. — Прошу… прошу… прошу тебя. Не говори ему… не говори… он… он просто мальчик… прошу тебя… — Мора бормочет почти бессвязно, с отчаянной силой сжимая его шею. — Что ты хочешь? — она внезапно поднимает голову и смотрит ему в глаза. Заплаканная, дрожащая, такая хрупкая. — Что мне сделать? — Мора, — одна его рука поднимается вверх, размазывая дорожки слез, а вторая жмет в области поясницы, — перестань плакать… Она мотает головой. — Пожалуйста, Александр… Ее вдруг осеняет: — Я могу доставить тебе удовольствие… — Она вцепляется в ворот его рубахи, дрожащими пальцами пытаясь подхватить пуговицу. — Мора… — Кириган чувствует подступившую к горлу желчь. Ее эмоции ломают его. — Можешь делать со мной, что хочешь! Я твоя, Александр! — Она заставляет себя посмотреть прямо ему в глаза, но ее взгляд такой неестественный, затравленный, что генерала мутит. — Прекрати! — генерал хватает ее лицо и жмет, заставляя замолчать. — Я не насильник и не изверг, Мора! Он обнимает ее, с силой жмет к себе и позволяет рыдать так долго, насколько ей хватает сил. Удивительно, но упав перед ним на колени, обнажив свою душу и сокровенные страхи, Мора снова сделала его проигравшим в их противостоянии. Кириган не может в это поверить.***
Проходит долгое время, прежде чем ее истерика спадает. Мора стоит все еще прижавшись к нему, но смотрит мимо, в никуда, хотя и позволяет ему касаться ее, гладить. Она одновременно и с ним, и непомерно далека от него. Киригана разъедает застрявшее беспокойство. — Пойдем, тебе стоит отдохнуть. Генерал направляет Мору к дверям, приобняв за плечи. Ведет через пустой, погруженный во тьму коридор прямо к своим покоям. Оставить ее одну, позволить ей уйти он не может: эмоции слишком на пределе, Мора может сглупить и совершить побег-отчаяния и тогда… Кириган не хочет рисковать. Дверь в его комнату поддается легко, без скрипа открывается и закрывается за ними. Усадив ее в кресло, Кириган наливает ей приличную порцию кваса и протягивает. Не требуя, а предлагая. Однако Мора безвольно принимает и одним махом осушает стакан. Морщится, сжимает с силой глаза, а затем резко встает и идет к кровати. Принимается расстегивать пуговицы на горле. — Мора… — Хочешь сделать это сам? — она поворачивается к нему лицом, опуская руки по швам, но смотрит не на него, а куда-то в пол. У Киригана сжимается горло. Ему тошно от ее покорности и податливости. — Нет. Голос не его, чужой и откуда-то со стороны. Ноги еле передвигаются, когда он делает шаг к ней. — Я не хочу принуждать тебя. — Кириган качает головой. — Между нами ничего не будет, пока ты не захочешь. Мора поднимает на него глаза, уставшая, разбитая. — В тот раз я не хотела… Горло генерала режет. — Даю слово. Я не трону тебя. Кириган хочет вновь коснуться ее щеки, но одергивает себя. Он отходит к шкафу, снимает кефту, вешает ее на дверцу, тянется к рубашке, но передумывает, решает лечь в ней. У кровати он стягивает сапоги и ложится поверх покрывала, заводит руку за голову и просто закрывает глаза. Ждет. Считает. На медленном счете сто девяносто пять генерал слышит, как она снимает туфли и по едва различимому звону понимает, что она положила тонкие шпильки на прикроватную тумбу. Спустя еще какое-то время она все-таки ложится на кровать. На самый-самый край. — Спокойной ночи, — тихо шепчет он, не решаясь открыть глаза и посмотреть на нее. Мора не отвечает. В эту ночь они оба засыпают с тяжестью на душе, далекие друг от друга даже на расстоянии вытянутой руки.