***
*** — Мне кажется, я выгляжу глупо. Мирон стоит посредине своей комнаты, распластав руки в стороны. На нем форма, похожая на ту, что носят опричники, такая же угольно-черная пуленепробиваемая со знаменем Дарклинга на груди, но длиннее и с меховой отделкой на манжетах и воротнике. Кириган не мог подарить парню кефту, как и оставить того без защиты, поэтому велел Кириллу Мельникову, одному из своих лучших фабрикаторов, создать для мальчишки униформу, добавив важные детали. Прислонившись к столу и скрестив руки на груди, генерал внимательно следит за процессом примерки. Кирилл то и дело подгибает низ и закалывает ткань иголками. — Молодой человек, не могли бы вы стоять ровно и не ерзать? — голос сквозит раздражением от непоседливости Мирона. — Я и стою! — возмущается парень, тут же вновь меняя положение, отчего фабрикатор шипит и давит в себе пару бранных слов. Не будь рядом генерала, Мирон уже получил бы оплеуху. — Мирон. — Голос у Киригана спокойный, однако, мальчишка тут же вытягивается по стойке смирно и замирает. За последнее время Мирон из деревенского недотепы превращался в юношу с отточенными почти военными манерам, которые были в почете у гришей, и те беззлобно за глаза шутили, называя его «подрастающим талисманом армии». Опричники, с которыми отношения по началу не заладились, усвоили урок генерала и теперь старались держать языки за зубами, не смея впредь задирать паренька. Кирилл заканчивает с подолом, осматривает и ощупывает плечи Мирона, цокая языком. — Одни кости… Ох, Святые! Парень уже готовится ответить, но в последнюю секунду ловит прищуренный взгляд Киригана и тушуется. — Хорошо. Снимайте. К вечеру костюм будет готов. В ремне я сделаю еще одну дополнительную дырку, чтобы затягивалось потуже. — Спасибо, Кирилл. Подготовьте и зимний комплект, — генерал отступает от стола. — Генерал, боюсь уже через пару месяцев юноша вытянется еще больше и прежние мерки станут неверны. Не будет ли угодно обождать и обновить данные к сроку? — Хорошо. Но это на Вашем контроле. — Генерал, — фабрикатор кланяется, забирает форму из рук недовольного Мирона и покидает комнату. Кириган усмехается над выражением лица мальчика. — Чем ты так недоволен? — Я похож на ряженого! Меня засмеют! — Кто? — Все! — Мирон, — генерал вздыхает и кладет руку на плечо парня. Тот стал выше по сравнению с их первой встречей, — думаешь, лохмотья, которые ты таскаешь, лучше, чем форма? — Кириган качает головой. — Внешний вид играет первостепенную роль. Ты должен соответствующе выглядеть, если хочешь, чтобы к тебе относились серьезно. — Тебе легко это говорить, ты же из дворянской семьи, с пеленок, небось, к этому привык, — Мирон фыркает и ведет плечом, словно сбрасывает руку Киригана. Генерал смотрит удивленно, но руку все-таки убирает, не настаивая. Ему хочется поведать, рассказать о своем детстве, проведенном в скитаниях; о том, как его сторонились из-за необычной силы и как он сам позже избегал собратьев, чтобы его кости не пустили на ожерелье-усилитель. О том, как он впервые предстал перед двором и какой произвел эффект; о первых кефтах, об их символизме и огромной значимости для каждого гриша. — Можно мне на речку? — Мирон прерывает мысли Киригана, смотрит умоляюще и заламывает руки. Ему неловко обсуждать свой внешний вид, он стесняется. — Сегодня прохладно, в другой раз сходим. Мальчишка тут же хмурится, опускает голову и бурчит что-то себе под нос. — У меня сегодня много дел. Я попросил Федора с тобой позаниматься, а после обеда… — Мора перестала меня навещать. Генерал замирает, смотрит и не решается что-то ответить. Он и сам заметил, что Мора будто избегает Мирона, ссылалась на занятость или усталость. Она боялась, что Кириган все же расскажет мальчишке всю правду? Боялась, что тот отвернется от нее и она его потеряет? Поэтому решила спрятаться сама? — Мне сказали, что она теперь живет с тобой? — голос парня становится тихим, будто он не смело ступает на запретную территорию, а нижняя губа прикусывается от нервозности. — Не хватало места для вновь прибывших, и я подумал, что компания таких же молодых ребят как ты будет тебе интереснее Моры. — Да, они веселые, у них столько историй… Только… — Он мнется, не решаясь продолжить. — Говори, я слушаю. — Я скучаю по ней, — Мирон поднимает глаза, и Кириган видит в них почти слезы. Он не раздумывает, по отцовски приобнимает парня и гладит светлую макушку. Все гриши для него, как дети, о которых генерал привык заботится. Однако Мирон не гриш. Простой мальчишка, отказник, но все равно что-то сжимается внутри. — Я поговорю с ней. Договорились? Мирон шмыгает носом. — Я знаю, что мужчины не плачут… Развернув его лицом к себе, Кириган кладет руки тощие на плечи. — Нет ничего постыдного в мужских слезах. — Я никогда не видел твоих слез. Даже тогда в лесу, когда мы с Морой нашли тебя, ты не заливался слезами. Ты терпел. — Боль бывает разной, Мирон. Мне довелось узнать обо всех ее видах, и поверь, я тоже пролил немало слез. — Расскажи? — парень отвлекается от своих переживаний, и его глаза загораются любопытством. — Может быть позже. А сейчас мое присутствие необходимо на Совете…***
Кириган лежит полудреме, подложив руку под голову, смотрит в темноту своей спальни и впервые за свою долгую жизнь не знает, как выйти из сложившейся ситуации Его самовольная пытка длится уже четвертую ночь. Присутствие Моры не дало желаемого, скорее добавило новых трудностей. Все прошедшие дни Мора покорна. Хотя даже это у нее выходит по-своему. Каждое утро он наблюдает, как она встает, забирает вещи со стула и на цыпочках выскальзывает прочь из комнаты, делая вид, что не чувствует, как он прожигает ей спину. В течении дня они видятся лишь за трапезой: на приличном расстоянии. Вечерами Мора тянет и возвращается лишь к самому отбою, молчаливо снимает кефту, ставит у кровати туфли и ложится, не снимая платья. На самый край — того и гляди свалится с кровати. Он привык, что любая девушка прощала его, стоило ей услышать ласковое слово или получить красивую безделушку в подарок. Он умело пускал в ход обольстительные улыбки или подернутый поволокой томный взгляд. Что изменилось? Отчего с Морой все иначе? Кириган уверен, что она испытывает ту же тягу, что и он. Видел, чувствовал, слышал. Будь иначе, то давно бы сожгла его. И все же любая попытка пойти на примирение разбивается в пух и прах. — Мирон по тебе скучает. Ответа не следует, хотя Мора не спит. — Спокойной ночи… — он ощущает горечь во рту.***
— Что между вами произошло? — Мирон шагает чуть впереди, размахиваясь и сбивая высокую траву, растущую вдоль тропы. Сегодня Кириган решил уступить нытью парня и согласился сходить на речку. Погода стоит довольно теплая, даже не взирая на северный ветер, который напоминает о себе резкими порывами. — Мы уже говорили на эту тему. — Да-да, это дела взрослых! — юнец передразнивает его голос, чем вызывает на лице генерала мальчишескую улыбку. Пожалуй, только Мирону позволено так себя вести в его обществе, не боясь быть выпоротым на конюшне. В один миг Кириган подскакивает к парню, заключая его шею в сгибе локтя, и взъерошивает светлые волосы. — Эй! — возмущенно кричит Мирон, тощим локтем упираясь в мужской бок. — Я ведь и сдачи дать могу! — Да неужели? — Я уже освоил приемчики! — Ну-ну! Генерал не скрывает насмешки, но в этот самый момент парень умело подставляет ему подножку, сбивая с ног и толкая навзничь. Кириган от неожиданности заваливается в высокую траву. Генерал Второй Армии повержен, однако не испытывает злости, лишь веселье. — Ну погоди, у меня! Я задам тебе взбучку! Мирон заливается хохотом и быстро ретируется с места, едва увидав движение теней в свою сторону. Кириган бросается следом. На берегу реки они устраивают спарринг. Парню не хватает силы перекинуть генерала через себя, зато ловкости у него с избытком. Он ныряет вниз, в сторону, уворачиваясь от атаки, и даже умудряется нанести правый боковой под дых. Удар четкий и довольно сильный, от чего Кириган пятиться назад, хватаясь за ребра, и останавливает бой. — А ты делаешь успехи! — Я же говорил, а ты не слушал! — Мирон выпрямляется, раскинув руки в стороны ладонями вверх, и самодовольно улыбается. — Ты идешь? — спрашивает он, кивая на реку. — Я догоню. — Возраст дает о себе знать, Александр? — весело подмечает Мирон, не придавая значения внезапно хмурому выражению на лице своего наставника. Кириган отходит к поваленному бревну и садится. Впору испытывать гордость за своего ученика, радоваться его взрослению, но это чувство отравляется чем-то. Еще год, другой и детство Мирона окончательно закончится. — Святые! — визг со стороны реки стремительно вырывает Киригана из своих мыслей. — В чем дело? — генерал торопится к берегу, на ходу стаскивая кефту и готовясь нырнуть, еще не понимая, что произошло. — Х-х-х-холодно! До смерти хо-хо-холодно! — Мальчишка так сильно стучит зубами, того и гляди расколет. — Мигом из воды! — Кириган машет рукой, заходя по щиколотку в воду. Сквозь кожу сапог он чувствует ледяное течение. — Живо! — крик вырывается из горла, видя медлительность парня. Мирон трясется и еле-еле переплетает ноги, пытаясь перейти на бег. Получается скверно. Генерал не медлит, хватает парня за предплечье и рывком вытаскивает на берег. Его кожа ледяная, словно лед во Фьерде. Рубашка липнет к мокрому телу, и Мирон путается, почти летит обратно в воду, но Кириган вовремя успевает поймать его. Одергивает рубаху, накидывает на тощие плечи свою кефту. Обратный путь они проделывают почти бегом. Мирон довольно быстро согревается и даже бросает шутку о втором заплыве, за что получает подзатыльник и угрюмый взгляд генерала. — Федор, пусть парню согреют лохань и дадут половину порции кваса. — Генерал подмечает веселье, появившееся на лице Мирона, и спешит предупредить. — Не мечтай, только в этот раз и единственный! Парнишка тушуется, кивая, и плетется следом за сердцебитом. Уже в дверях он оборачивается и одними губами шепчет «спасибо». «Авось пронесет», — думает Кириган. Но на следующий день ему докладывают о болезни мальчика. Все началось быстро. После ужина Мирон пожаловался на ломоту в теле и головную боль, отчего дежурный отправил его спать. От греха подальше. Посреди ночи жалобные стоны разбудили его соседей по комнате — инфернов Григорий и Юрия Ведениных. Старший из братьев бросился за целителем, а младший протирал смоченным в воде полотенцем горячий лоб больного. — Держись, Мирон! Святые милостивы, они не оставят тебя! — Юрис, как прозвал его сам Мирон в честь Святого Юриса, победившего дракона в сказках Равки, принялся читать молитву. — Х-х-холодно, — жалобно скулит Мирон, трясясь и сжимаясь. Два шерстяных одеяла и меховой плащ Юрия, подаренный ему его дядей, вмиг накрывают мальчишку. Но это не помогает.***
— …Сергея Безников недоволен госпожой Старковой… — Опричник, собиравший сведения из столицы, стоит посреди кабинета. Кириган отпускает солдата кивком головы. По сути, именно Безников после слухов в смерти Дарклинга взял на себя бразды правления Второй Армией. Карьерист. Однако отличный сердцебит. Жаль, что не на той стороне. «На сегодня с меня хватит». Генерал нормально не спал почти неделю, измотанный упрямством женщины в своей постели. В голове возникает мысль отправиться в баню, чтобы снять напряжение… — Генерал! — Федор позволяет себе войти без стука. — Мирон… — Говори! — Кириган торопливо встает со своего места и обходит стол. Ему не нравится тон и серьезный взгляд сердцебита. Что-то случилось. — У мальчика лихорадка. Целитель не может… — Где он? — он не дает договорить и уже покидает кабинет. Федор следом. — Целитель с ним, и братья Веденины тоже. Еще никогда коридор не казался Киригану таким длинным. В спальне мальчишек ужасно душно. Над потолком маячит огненный шар, управляемый младшим Ведениным. Сущая парилка, только запах затхлый. — Генерал, — тихие голоса приветствуют его, пропуская к постели больного. — Что с ним? Кириган сам дивится насколько сильно дрожит у него голос при виде бледного лица. На ватных ногах он подходит ближе к койке и присаживается. Рука машинально тянется к мокрому лбу, откидывает в сторону светлые пряди и задерживается на коже. Горячий. Даже слишком. Мирон жалобно скулит, не поднимая век. — Генерал, у него воспалено горло и высокая температура. Мне пришлось ее немного сбить, поскольку начались первые признаки лихорадки… — Что значит пришлось? — Кириган с раздражением смотрит на целительницу. — Вы должны ее полностью сбить! Исцели его! — Боюсь, мой суверен, это невозможно. Если мы собьем температуру, то болезнь затянется и может перерасти в осложнения. Сейчас мальчик сам справляется… — Его трясет, а ты говоришь справляется?! Кириган разворачивается к целительнице. От злости тени сами плывут по стенам и потолку, но это не пугает женщину. Она делает уверенный шаг вперед, складывая перед собой руки. — Мой генерал, — ее голос почти стальной, под стать его собственному. — Его организм борется с инфекцией, от того и высокая температура. Нужно позволить его телу самому изгнать болезнь. На минуту в комнате воцаряется тишина, сопровождаемая лишь треском огня и стонами Мирона. Кириган понимает, что целительница права. Он не раз видел их методы, знал их приемы, но когда это коснулось Мирона… Тени отступают. — Хорошо. Что я должен сделать? — спрашивает генерал, порядком удивляя присутствующих. Юрий шепотом произносит «Санкт Илья» и крестится, его брат Григорий косится на Федора, а тот в свою очередь выпрямляет и без того прямую спину. Даже целительница озадачена вопросом. — Это будет бессонная ночь, генерал. Я уже предупредила Юрия и Григория… — Мальчишка здесь не останется. Говори, как ему помочь?***
Федор распахивает дверь, пропуская генерала с ношей на руках. Мора, дремавшая на краю постели, тут же поднимается, сонно моргает, растирая руками глаза, и еще с полминуты враждебно смотрит на Киригана, пока ее взгляд не перемещается к светлой макушке на его плече… — Мирон! — она с тревогой щупает лоб и щеки мальчишки. — Святые! Он горит! — Подними одеяло! Мора спешит обратно к кровати, взбивает подушки, кладет одну на другую, а после встряхивает одеяло. — Федор, раздобудь еще одеял и принеси воды, теплой! — Кириган отдает указания, осторожно укладывая парня в их постель. Тот жалобно стонет, сворачивается калачиком, совсем как маленький, и трясется. Мора присаживается на край кровати и ласково гладит лицо мальчика. — Мирон… — в ее интонации все: боль, мольба, любовь, разочарование и надежда. «Это будет тяжелая ночь.» Федор находит еще пару одеял и даже шуханскую водку для растирания. — Я подниму его, а ты разотри спину, — приказывает Кириган, закатывая рукава. Вместе они стаскивают насквозь промокшую рубаху, трут Мирона сухим полотенцем, а затем натирают его кожу алкоголем. Парня начинает трясти с новой силой, и он хнычет, пытаясь отбиться. Моры шмыгает носом, а руки дрожат, расплескивая жидкость из кружки на кровать. На мгновение Кириган хватает ее за запястье, заставляя посмотреть на него. — Эй, с ним все будет хорошо. — Обещаешь? — она глядит на него так, как давно уже не было. — Обещаю… Генерал не задумывается над ответом. Он уверен, что парень выкарабкается. Если потребуется, Кириган использует скверну.***
В предрассветные часы их навещает целительница. К этому времени Мирон наконец уже, тяжело дыша, спит. Мора, в ожидании вердикта, рассеянно теребит подол платья и кусает уже порядком опухшие губы. Мелкая дрожь проходится по всему ее телу. Кириган осторожно встает за ее спиной, кладя руки на плечи. Мора не сопротивляется, скорее наоборот, отклоняется назад, ближе к нему. — Ну что? — он спрашивает тихо, боится потревожить парня. — Сейчас его состояние стабильно. Но боюсь, что это временно. Нужно подождать… — Чего? — Симптомов, мой суверенный. До него доносится тяжелый вздох Моры, а руки машинально крепче сжимают девичьи плечи. Целительница кланяется и уходит, а едва за ней закрывается дверь, Мора разворачивается и обхватывает его за шею, глуша всхлипы в его груди. — Александр… В другой ситуации Кириган был бы счастлив ее порыву, но сейчас у него внутри скорее страх. — Мирон справится, слышишь меня? Генерал глядит на свои руки — под кожей пляшет причудливый узор черноты. Скверна живет в нем, будто отдельно от разума. Применять ее на отказнике рискованно, но если выйдет так, что другого не останется, Кириган не отринет и этот способ спасти мальчишку.***
Солнце едва только встает, когда Мирона вновь начинает знобить. Он скулит жалобнее, чем прежде, плачет и повторяет, как замерз, несмотря на все одеяла. Лишь с большим трудом генералу с Морой удается напоить его лекарством. Спустя время они снова растирают его, сбивая жар, и ребенок впадает в дремоту. Федор приносит им обед, чистое постельное белье и походную скрутку одеял. — Тебе нужно отдохнуть, — говорит Кириган, но Мора огрызается, не смотря на усталость. — Я не брошу его. — Я побуду с ним… Однако это ее не устраивает. Через силу генерал жует бутерброд с ржаным хлебом и заставляет Мору съесть такой же: им нужны силы, чтобы помогать Мирону. Он отлучается на час или два, пока мальчик спит, чтобы решить неотложные дела, но по возвращении в комнате ничего не меняется. Кроме того, что Мора расстелила в углу одеяла — импровизированная постель взамен той, которая отдана Мирону. — Тебе нужно отдохнуть, — пока Кириган пьет остывший чай, Мора повторяет его же слова. — Я не брошу вас, — генерал чуть улыбается. За последние часы они с Морой разговаривают больше, чем всю неделю до этого. — Это бессмысленно, — Мора всплескивает руками. — Нам обоим не за чем тратить силы. Ложись, я разбужу тебя, если… — она не договаривает. Он протягивает к ней руку, легко проводит по щеке и заправляет за ухо высвободившуюся прядь. — Все будет хорошо, верь мне… Мора качает головой, но не отклоняется от его прикосновения, будто даже не заметив вторжения. — Александр… Я не переживу, если потеряю его… — шепотом. Кириган не отвечает. Вместо этого быстро притягивает ее к себе, буквально на краткие мгновения, касается губами лба, а потом отпускает, опомнившись. Лишь ее ладонь остается в его плену. Мора не вырывает руки. — Ложись, попробуй уснуть. — Знаю, что не смогу, — она переводит на него взгляд. — Лучше ты. Пожалуйста… Кириган стаскивает сапоги и устраивается на полу, слишком уставший для нового спора. Впрочем спит он совсем недолго и открывает глаза, едва мальчишка начинает заново стонать.***
К вечеру у Мирона вновь поднимается температура, на этот раз сопровождаемая рвотой. Целительница успокаивает, говоря, что это нормально при таком жаре, но генерал ей уже не верит. — Федор! Тот, не мешкая, приходит на зов. — Приведи другого целителя. Более опытного. — Г-генерал, — женщина перед ним уже не выглядит такой стойкой, как раньше. Киригану не нужно быть сердцебитом, чтобы услышать страх внутри ее сердца. — Вы свободны, — он даже не смотрит на нее. Единственное, что сейчас важно — Мирон. Спустя час, или больше, ему приводят Матвея Тихомирова. Целителя в седьмом поколении, за что Федор ручается лично. Мужчина давно не молод, седые длинные волосы, морщинистое, осунувшееся лицо и медленная, почти через силу походка. — Что ж Вы, генерал-батюшка, мальчугана изводите? — Тихомиров морщится, изучая лицо Мирона. Поднимает ему веки, заглядывает в уши, в рот и даже в нос. — С такими недугами тянуть не нужно бы. — Ты можешь помочь ему? Генерал не испытывает раздражения, но взволнован ожиданием. Действия кажутся знающими. — Могу, батюшка, могу. Вы только не мешайте, да благоверную Вашу извольте увести отсюда. Бледна она больно, отдохнуть не мешает. Федор! — старик не церемонится, командует, машет руками на генерала и Мору, прогоняя их. — Уведи, мешать только будут. Да распорядись-ка… вот… — Он копошится во внутреннем кармане кефты, извлекает матерчатый мешочек и тянет его сердцебиту. — Пусть чаю господам изготовят! Да проследи, чтоб спать легли… — Мы останемся. — Кириган тверд в решении. Однако и старик не сдается. — Не упрямьтесь, ступайте, батюшка. За ней поухаживайте, вон как бледна! Двоих хотите в гроб вогнать? Ступайте, кому говорю? Я здесь сам справлюсь! Генерал медлит, теряется и переводит обеспокоенный взгляд на Мору. Она действительно бледна, под глазами пролегли мешки, нос опухший и красный, губы искусаны в кровь. На короткий миг они встречаются взглядами, и он понимает, что Мора сделает так, как он велит. — Сами призвали меня на службу! — Тихомиров не унимается. — Коль не справлюсь, руби голову, батюшка, в назидание всем целителям! Пусть наказание мое послужит им уроком. — У меня не было и… — Значит будет! Я род свой не посрамлю, клятву, данную тебе — не нарушу. Ступай! Дай мне мою службу нести исправно! Его слова остро въедаются в душу генерала. Так говорили первые гриши, что встали с ним бок о бок на давней войне. Когда-то из этих нескольких зародилась Вторая Армия… Генерал вновь бросает обеспокоенный взгляд на Мирона. — Делай, что хочешь, но исцели его! Он протягивает Море руку и она доверчиво переплетает их пальцы. — Идем…***
Сон не настигает Киригана ни после чая, который дал Тихомиров, ни после пары стаканов кваса. Слова целителя слишком взволновали его, напомнив о былом. О первой войне с царем: тогда генерал надеялся, что сделка, которую он заключил с Анастасом, позволит гришам жить в мире с отказниками. Но стало хуже. Царь отдал приказ истребить каждого, кто владеет Малой наукой. Гриши, что были бок о бок с Кириганом сражались храбро, но царское войско превосходило во всем… Мора крепко спит на солдатской раскладушке, установленной около печи в кухне — единственном месте в переполненных пещерах Раевости, которое нашлось свободным. Ее лицо наконец умиротворенное. Его рука тянется вперед, поправляя ее одеяло. — Прости меня, — слова сами слетают с языка, не боясь, что она их услышит.***
Уже к утру заботы целителя дают результат: жар спадает и не возвращается несколько часов. — Температура еще чуть выше, но это допустимо, батюшка, не изволь тревожиться. Пусть поварята бульона куриного изготовят, да морковки туда побольше положат. — Тихомиров укладывает в сумку все, что пригодилось ему в работе. — Ах, еще чесночку бы и сальца с горбушкой хлеба, да грамм сто бы не помешало. — Парню? — генерал хмурится, глядя на старика. — Побойся Святых, генерал-батюшка! Мне! Кириган усмехается, качает головой и хлопает Тихомирова по плечу. — Будет двести! — Да куда уж! Слабоват здоровьем я! — старик машет рукой, а потом шепотом добавляет: — Ладно, сто пятьдесят! Мора не отходит от Мирона, причесывает его спутанные пряди, застегивает пуговицы под самое горло, в десятый раз подтыкает одеяло в матрас. — Мора, я видел Святых! — голос у мальчишки еще осипший, щеки бледноваты, но глаза светятся озорством. — Ох, Мирон! Как ты меня напугал… — она осекается, смотрит через плечо на Киригана. — Нас. Кириган вряд ли бы признался ей, но сам себе может: благословение, что не пришлось использовать скверну. Генерал оставляет их, чтобы отдать распоряжения касательно Мирона. Спустя еще сутки ему позволено вернуться в его комнату. Там под пристальным надзором Юрия, чуть старше Мирона по возрасту, он быстро идет на поправку. Кириган чувствует облегчение и прилив сил. До наступления на Ос-Альту остается совсем немного времени.***
— Генерал, я настоятельно рекомендую рассмотреть возможность атаки в момент праздничного шествия Заклинательницы. Она не рискнет применить свою силу, боясь причинить вред горожанам. Это отличный шанс! Мы сведем наши потери к минимуму и схватим ее! — Вы готовы подставить под удар мирных жителей, господин Баснов? — Кириган вскидывает брови, откинувшись на спинку кресла. Он гонит от себя усталость. Собрание совета, кажется, длится вечно. Стрелки часов в углу комнаты давно показывают за полночь, несколько графинов с водой уже трижды была осушены, а пепельницы битком набиты смятыми бычками. Но споры и дискуссии не смолкают. Многие из присутствующих согласны с первоначальным планом захвата столицы, но нашлись и те, кто считал этот план «устаревшим». Одним из спорщиков был талантливый шквальный Антон Баснов. Вспыльчивый, дерзкий, почти всегда нарушающий субординацию, но в совершенстве владеющий своей силой. Пожалуй, тягаться с ним в мастерстве могла бы только Зоя Назеленская. Кириган усмехается про себя, подмечая, как одинаково импульсивны бывают шквальные. — Вы правы, Заклинательница Солнца не станет рисковать их жизнями, но нам это не играет на руку. — Почему? — шквальный упирается кулаками в стол, нависая над картой города. Ноздри раздуваются от возмущения. «Недальновиден», — думает про себя генерал. Алина действительно не рискнет разбрасываться разрезами налево и направо, пытаясь изничтожить его армию и его ничегоев. Она скорее сдастся, падет на колени, разведя руки в стороны, как и положено спасительнице. Святой мученице. И это способно вдохновить почти любого: страх жителей перед Дарклингом отступит, а на его место придет ярость. Ради Солнечной Святой они сами накинутся на него, разорвут голыми руками, не страшась собственной смерти. Кириган качает головой. — Я не стану без нужды подвергать опасности мирных горожан, будь они гришами или отказниками. Нападение произойдет, согласно установленному плану, не раньше. Мы долго ждали, так что нет смысла теперь поторопиться, выигрывая пару дней, и все испортить. — Генерал ощущает насколько тяжелые у него веки. Когда он нормально спал в последний раз? — Пусть Заклинательница думает, что контролирует Вторую Армию… — Да половина наших новоприбывших это солдаты Второй Армии, какой ее сделала Заклинательница! Такими темпами, когда мы придем к Ос-Альте, там не останется никого кроме отказников! — вставляет сердцебит, жующий очередную папиросу на другом конце стола. Он прыскает от смеха и остальные подхватывают шутку. Хохот разряжает витающее в комнате напряжение. Кириган не любит, когда его перебивают, но сейчас скорее благодарен Феликсу за его привычку быть выскочкой. Баснов фыркает, тушуясь, и опускается на свой стул. Его момент славы упущен. Проходит еще чуть больше получаса, прежде чем собрание завершается. Но несмотря на позднее время, расходятся гриши не сразу: некоторые еще обсуждают детали, сверяясь с картами, записями и донесениями, а кто-то подходит к генералу с докладами о жизни в лагере и личными просьбами.***
Часы показывают почти два часа ночи, когда Кириган завершает свои дела и направляется в комнату. Мнется перед самой дверью, задумавшись. Болезнь Мирона на краткий миг будто сблизила их с Морой, но стоило парню вернуться к себе, она снова установила между ними барьер. Генерал чувствует себя обманутым: рядом не его Мора. Он привык к ней другой, он хочет ее другую, а вместо этого с ним присутствует будто лишь пустая оболочка — без тепла, которое он отчаянно вожделеет. Своим поведением он не согнул ее, а надломил? Кириган тяжело вздыхает. Бывает, что генерал украдкой наблюдает за Морой, пытается прочесть эмоции, но все тщетно. Мора умеет быть молчаливой — он это выучил за долгую дорогу из Фьерды, когда он обменял ее на гришей, но сейчас даже это стало другим. Когда Кириган спрашивает — она отвечает, однако в простом действии чувствуется надрыв и безысходность. Или напротив скрытый вызов? Несмотря на поздний час под дверью заметна тонкая полоска света. Что-то екает у генерала в грудине, а усталость отступает, уступая место волнению. Обычно к его приходу Мора делает вид, что спит. Рука нервно сжимает и поворачивает ручку. Мора сидит в кресле, подогнув под себя ноги и погруженная в чтение, и только его появление заставляет ее вздрогнуть и поднять взгляд. Кириган проходит вглубь комнаты. Не спускает с нее глаз. Светлые волосы распущены, губы приоткрыты, а поверх ночной рубахи его халат. Черный. «Лишь в угоду мне. Не по зову своего сердца.» — Я думал, ты уже спишь. Мора молчит, а он замечает, что подол платья задрался, обнажая босую стопу и лодыжку. Ему требуется добрая порция самообладания, чтобы отвести взгляд в сторону, иначе… Глаза скользят по комнате, замечая вещи, которых не было раньше. Маленькая подушка на противоположном кресле, ее кефта на дверце шкафа, туфли в углу комнаты, стоящие рядом с его парой сапог, на тумбе цветы в вазе, щетка для волос, шпильки… Он чувствует запах чего-то сладкого. Приятного. Теперь это не его комната. Их. Общая. — Ты выглядишь уставшим. Впервые за долгое время Мора сама нарушает молчание. Генерал вздрагивает, словно его поймали с поличным. Как же ему не хватало ее голоса, ее взгляда, ее касаний. Он до одури скучает по ней! Кириган неуверенно делает шаг навстречу, боится спугнуть. Не хочет вновь услышать тишину и потерять ее несмелый взгляд. — А ты еще не ложилась… Они одновременно косятся на постель, и Мора едва заметно вздрагивает, как от прохлады ветра. Генерал еще чуть сокращает расстояние между ними, но она вдруг прячет от него глаза, чем заставляет Киригана замереть на месте. Вот оно! Снова то же выражение, как после их последней близости. Он может сколько угодно умирать от неудовлетворенного желания, лежа рядом и не касаясь ее даже пальцем, однако это не уменьшает урона, нанесенного раньше. — Можешь быть спокойна, — генерал горько усмехается и резко идет к кровати. Почти рывком хватает свою подушку и направляется к двери. Быть злодеем в ее глазах ему противно! И если в случае с Алиной, его это забавляет, то с Морой стыдит и откровенно злит. — Я дал слово, что не трону тебя. Не изводи себя напрасно, думая об обратном. Спи спокойно! — Я ждала тебя… — Ее голос настигает его у самой двери. Кириган замирает, сжимая угол подушки. И вдруг чувствует, что Мора стоит прямо за его спиной. Еще мгновение и он ощутит ее прикосновение. Вдоль позвонков и выше. Но этого не происходит. Мора отступает. Хотя и не уходит. Генерал медленно оборачивается. Глаза в глаза. И лишь мимолетно на ее губы, по которым он так соскучился. — Ждала? Мора нервно кивает, смутившись. Поправляет волосы. — Я хотела попросить… Разреши мне тренироваться не только с прочниками? Пожалуй, этого вопроса генерал ожидает в последнюю очередь. Посреди ночи. В минуты, когда все, о чем может думать он сам, так это о ее теле, прикрытом лишь тканью рубашки и халатом. Кириган бросает мимолетный взгляд на книгу, которую она отложила, и сразу же узнает Дневник Морозова. Он много раз видел Мору, внимательно изучающую страницы, но до сих пор она ни разу не обсуждала с ним то, о чем прочла. На мгновение ему хочется расспросить ее подробнее, но генерал отказывается от этого, лишь бы не испортить момент. — Я распоряжусь, чтобы тебя принимали в любой орден. — Он впивается в нее взглядом, надеясь, что Мора поделится подробностями, однако она отказывается разгадать намек. — Я ценю это. — Смущенная улыбка приподнимает уголки ее губ, но больше Мора ничего не добавляет, и даже отступает чуть в сторону, будто пропуская его снова вглубь комнаты. Генерал двигается не сразу. Мнет пальцами подушку и не решается. Не потому что все-таки хочет уйти, скорее из-за того, что боится остаться. Ему вдруг приходит в голову, что он подпустил Мору слишком близко. Ошеломляюще близко. Кириган еще помнит, как пытался выдрать из себя первые ростки симпатии к ней, а сейчас она оказалась такой необходимой ему, что становится дурно. Это по-настоящему пугает. Не хуже воплей волькр, когда слышишь их впервые. Генерал уже хоронил своих женщин и помнит, как долго кровоточили сердечные раны. Сколько лет после Люды ему удавалось избегать глубокой привязанности? Но вот он стоит в собственной спальне — то ли незваный гость, то ли хозяин, — и глядит на Мору, и не может наглядеться. — Я тебя рассердила? — Мора съеживается, ощущая его недовольство. Она переступает с ноги на ногу и поправляет волосы — Кириган предугадывает этот жест даже раньше, чем она приподнимает руку. Будто ему мало было до этого. «Привязанность — это слабость…» — про себя повторяет генерал, однако заветные слова будто теряют над ним власть. Раньше они помогали ему разозлиться и оттолкнуться, а теперь вместо этого он шагает к кровати и укладывается. .