***
Лойсо Пондохва недовольно смотрел на Магистра Куту. Этот-то ещё откуда взялся? С какой стати вмешивается? Хотя тайный смысл своего задания этот Лонли-Локли, вроде, правильно понял: здесь всё наоборот. И что требуется окончательно забыть о том, что когда-то было по-другому — тоже правильно. Но сыну знахарки нечего делать рядом с этим мальчишкой. Будет ещё сближаться — придётся решать вопрос радикально. Хотя не хотелось бы, этот Кута вроде парень ничего, не гений, но прочное звено. Ладно, поживём — увидим.***
Подобные задания, казавшиеся почти издевательством, были не самым неприятным проявлением неприязни со стороны Магистров, проводивших обучение. Их Шурф выполнял старательно и упорно, допуская, что учителя выполняют волю Великого Магистра. Всё, что исходило от Лойсо, он готов был принимать безропотно. Если он не мог понять, в чем замысел Великого, утешал себя тем, что тому виднее. Возможно, когда-нибудь и сам Шурф постигнет его образ мыслей. Иногда случались эпизоды похуже, смириться с которыми было сложнее. В кругу приближенных к Великому Магистру было много недовольных, что Лойсо проявляет повышенный интерес к какому-то послушнику. Возможно, от них и исходили все те сплетни, из-за которых проблемы с окружающими только усугублялись. В любом случае, желающих задеть того побольнее во всех возможных смыслах всегда хватало. Однажды во время своего отдыха в лесу Шурф ощутил беспричинное беспокойство. Он не мог сосредоточиться на чтении, его не успокаивало ни поглаживание серебристой шерсти ластившегося лиса, ни прикосновение его холодного носа к ладони. В конце концов Шурф решил не продолжать досуг без должного удовольствия и вернулся в Орден Тёмный Путём. Только в своей комнате, анализируя своё состояние, он понял, что это могло означать. Кто-то встал на его след! С тех пор, как Шурф освоил все найденные в книгах защитные чары и стал с переменным успехом скрывать свои мысли от желающих с ними ознакомиться, наставники не могли контролировать его как раньше и прибегали к самым разным способам найти очередную слабость. Поняв, кого мог найти преследователь и что, Магистры не дай, предпринять, Шурф поспешил обратно к лису. Но опоздал. Над безжизненным тельцем стоял весьма довольный Младший Магистр Церама, смотрел на появившегося послушника внимательно и с вызовом. Шурф понял, что тот хочет насладиться последующей реакцией, увидеть боль, гнев, ярость… всё, что может испытать человек, которого лишили чего-то важного. Особенно удачно — если полезет в драку. Против Магистра у послушника мало шансов в открытом бою, можно воспользоваться ситуацией, чтобы избавиться от самодовольного выскочки, а перед Великим Магистром оправдаться тем, что всё было частью воспитательного процесса. Дескать, искоренял недопустимые сентиментальные связи. Кто ж виноват, что мальчишка бросился на него? Затевать драку сейчас было глупо, это точно. Даже если удастся достать противника каким-то из смертельных заклятий, Шурфу сейчас хотелось много большего — заставить сволочь испытать такие мучения, чтобы всё вложенное Орденом безразличие к смерти выветрилось без следа. Но сейчас у него не было возможности качественно отомстить, а значит, нужно выиграть время, усыпить бдительность и разыграть свою партию неторопливо и со вкусом. А сейчас он просто не доставит гаду удовольствия увидеть свои эмоции. Тут Шурфу и пригодился усвоенный на Болотах контроль над гневом. Ни один мускул не дрогнул на его лице. И судя по разочарованному взгляду Церамы, увидеть сквозь щиты ту дюжину способов унизительной смерти, которым Шурф мысленно подверг врага, тоже было ему не под силу. — Не знал, что вы тоже любите прогулки на природе, Магистр Церама… — равнодушно заметил Лонли-Локли, направляясь к дереву. Он вытащил из-под корня оставленный для другого раза том «Утраченных стихотворных форм». На вопросительный взгляд ответил, что забыл здесь одну из библиотечных книг и, вежливо попрощавшись, покинул оскверненное посторонним присутствием убежище навсегда.***
Из рассказов о путешествиях угуландских исследователей в красную пустыню Хмиро Шурф знал, что даже приличной силы колдуны иногда попадались в простейшую ловушку людоедов энго. Всё дело было в её примитивности и полном отсутствии в ней угуландской очевидной магии. Не у каждого чутьё было развито настолько, чтобы распознать опасность. Ядовитые колючки флехха, один из распространённых ингредиентов успокоительных зелий, в сочетании с алкоголем вызывают продолжительный паралич, обеспечивая достаточно времени на беспрепятственное поедание жертвы. Сам Шурф, конечно, не собирался марать руки… Он чувствовал, что собственная потенциальная сила превосходит возможности Магистра Церамы. Но если бы и было иначе, съесть этакую мразь — сомнительная перспектива. Он просто брезговал. К тому же, враг явно ждал от него ответных действий, так что во всем, что касалось Шурфа, его осторожность была на пределе. К счастью, особо интересующихся методами увеличения силы послушников было легко натолкнуть на мысль, что съесть хотя бы Младшего Магистра куда полезнее для личного могущества, нежели дюжину других мальчишек. Для собравшихся вместе и устроивших западню он был им вполне по силам. «Вот например, Магистр Йор Церама, злоупотребляет возможностью посещать орденский винный погреб после заката, когда там не остаётся никого из смотрителей». «Я читал, что для достижения наилучшего эффекта жертва должна оставаться живой и в сознании на протяжении всей трапезы». «На Сумеречном Рынке можно запросто достать всё необходимое». «Мне-то, конечно, не по плечу такая сложная задача. Вот у тебя, Тарва, могло бы получиться…». Обычный уандукский амулет доверия, которые ни один колдун и всерьёз-то не воспринимает, сделал речь Шурфа настолько убедительной, что мальчишки ни секунды не усомнились, что, осуществив чужой замысел, разживутся дармовой силой. Интересно, как они договорятся, кому достанется такое непростое блюдо? По размерам непростое, конечно. После нескольких лет орденской кухни человеческое сырое мясо ни у кого отвращения не вызывало. Говорили же в столице, что врагов Ордена нет-нет, да и подают на обед. Остальным было не обязательно знать, что это непроверенные слухи. Впрочем, неважно, поделят они добычу или бросят жребий, вряд ли получат какой-либо эффект, кроме несварения. Шурф не отказал себе в удовольствии полюбоваться на результат своих усилий — в ночь, когда поддавшиеся на его манипуляции ребята подкараулили Йора Цераму в погребе (подслушать об их планах не составило труда), он спустился на несколько подземных этажей вниз следом за ними. Какое-то время он стоял за приоткрытой дверью одного из множества помещений, наблюдая за пляской красных теней в полосе света на полу. И получил отдельное удовольствие, проникнув в бьющееся в последней агонии сознание врага…***
Из последующих походов на Болота Гнева Лонли-Локли постарался вынести память. Это было самое сложное, потому что ярость, которая начала охватывать его на Болотах, застилала глаза, чёрной пеленой окутывала мозг, накрывала, как штормовая волна зазевавшегося пловца. Шурф тёк, как вода, пылал, как огонь, существовал и действовал, не рассуждая и почти ничего не сознавая. Отдельные эпизоды зацеплялись в сознании, а всё остальное он помнил по большей части только как острое наслаждение, которое доставлял каждый вздох, каждый шаг, каждое движение. Это самый ценный опыт, который он получил от таких походов. Шурф Лонли-Локли понял, что значит быть не человеком, но стихией, и учился использовать это знание. Когда ярость поднималась в душе весёлой волной, сметая всё на своём пути, он взлетал над грязно-зелёным болотом и упивался своим буйством. Он весь словно искрился, взмахивал руками и рычал от удовольствия, когда, следуя за его взмахом, вековые стволы ложились, как трава под ветром; от его яростных взглядов загорались деревья, от сумрачных — плесневели камни, он выкрикивал заклинания и с наслаждением вслушивался в многоголосое эхо. Отдаваться ярости было сладко, и Лонли-Локли понимал, почему Лойсо иногда приходит сюда спать. Шурф думал о нём, гадал, какие ему здесь снятся сны, и теперь уже понимал, чем это место радует его. И ещё думал о том, КАК Лойсо спит. Представлял, как он неподвижно лежит на спине, раскинув руки, и лунные тени от пролетающих листьев скользят по его лицу. А потом возвращался в Орден, валился на постель и, проснувшись, неизменно чувствовал себя повзрослевшим. Точнее — постаревшим, как будто эти яростные выплески отнимали его жизнь. Шурф внимательно смотрел на себя в зеркало и не замечал никаких признаков старения. Он оставался таким же юным, как и до упоительных полётов над островом. Однажды он сказал об этом Старшему Магистру, проводившему у них занятия по управлению энергией, и тот непонятно ответил: — Стареет твоя Тень. От дальнейших объяснений отмахнулся, сказал, что это они будут изучать позже. Но Шурф про Тень запомнил. Среди послушников он был один такой, остальные в основном бросались друг на друга, визжали, кусались, рвали одежду, Старшие Магистры обездвиживали их заклинаниями, гнали по одному через Болото. Шурфу ничего не говорили, не вмешивались в его буйства, только следили, чтобы разрушенное было восстановлено. Шурф ждал, что Лойсо хотя бы посмотрит на него не так, как на остальных, но тот долго не подходил. Но однажды, когда он, обессиленный очередным приступом ярости, счастливый и опустошённый, плёлся через двор в свою комнату, в его голове раздался голос Великого Магистра: «Это ещё не всё, Шурф, это только начало. Сделай сам следующий шаг. Я подсказывать не буду».***
Шурф думал об этих словах Лойсо Пондохвы каждую свободную минуту, хотя времени было мало: всё усложняющиеся занятия требовали полной сосредоточенности. Тем большую досаду вызвали слова Магистра Куты: — Послушник Лонли-Локли, останься после занятий. Карвен Кута сложил аккуратной стопкой самопишущие таблички на своём столе и спрятал их в пригоршню. После шокирующего первого знакомства с ним прошло две дюжины лет. За эти годы Шурф навидался такого, что сейчас уже не мог понять, чего тогда так испугался. Смерть ходила рядом с каждым из них постоянно, к этому, оказывается, тоже можно было привыкнуть. Как и к ежеминутному ожиданию своей. Смерть перестала быть событием, стала повседневностью, чем-то естественным и неотделимым от многотрудной орденской рутины. Одной из областей, которую нужно было познать. Как вскоре выяснилось, Магистр Кута не отличался особенной кровожадностью и злокозненностью, был, пожалуй, даже мягче других. Во всяком случае, никогда не убивал просто потому, что какой-то бедолага подвернулся ему под горячую руку или потому, что видел дурной сон. Если карал, то за дело, причём даже без особого зла и жестокости. Шурф, стоя в стороне, спокойно наблюдал, как послушники, переговариваясь, выходят из аудитории. Наконец они остались вдвоём. — Лонли-Локли, мне бы хотелось поговорить с тобой. Я уже давно понял, что тебя на самом деле интересует экспериментальная магия, и мне хотелось бы предложить тебе кое-какие опыты, для которых мне нужен напарник. Шурф поднял голову, с некоторым трудом удерживаясь от того, чтобы выдать свои эмоции: живой интерес и надежду. То, что лучше скрывать происходящее у тебя в душе, он понял давно. Это было одно из неприятных открытий, сделанных им в Ордене для себя самостоятельно: твои эмоции никому не интересны, а показывая их, ты становишься уязвимым. Шутников среди послушников, да и Младших Магистров, хватает. Быстро сыграют на твоей радости, злости, тоске или жалости. Кровь с лица, которым тебя непременно ткнут в серую брусчатку резидентского двора, стирать придётся не раз. А лучше всего не просто не выдавать своих чувств, но и на самом деле ничего не чувствовать. По крайней мере, не отвлекаешься от учёбы. И вот теперь сэру Карвену понадобилась его помощь или просто соучастие в магическом эксперименте. Так, спокойно, это просто разговор, неизвестно, что он имеет в виду, может, ему нужно просто что-то подержать. — Слушаю вас, господин Младший Магистр. — Пойдём пообедаем вместе куда-нибудь, да хоть в «Нечаянную радость», это и недалеко, и не очень популярно среди наших, дороговато. Не то чтобы я скрывался, просто не хочется, чтобы кто-то подсел за наш столик и завёл посторонние разговоры. Шурф молча наклонил голову. В трактире было многолюдно, но Магистр Кута кивнул хозяину, и тот проводил их в отдельную комнату в другом крыле здания. Еду принесли быстро, но Шурф даже не поглядел на тарелки. Привычно сохраняя внешнюю невозмутимость, он смотрел, как сэр магистр Кута смешивает салат, добавляет синего перца, льёт белый душистый соус. Почему-то подумалось, что этот момент он не забудет никогда, так всю жизнь и будет выплывать из памяти смуглая короткопалая рука, наклоняющая над блюдом белый соусник. Может, раз в сто лет, но будет. — Так вот, Шурф, — неторопливо заговорил магистр. — Мне нужен напарник для проведения Обмена Ульвиара. — Но это же миф! — выпалил Шурф, и только потом подумал, что сделал это зря. Но Кута не рассердился и не прогнал его со всей брезгливостью и разочарованием, которые он, конечно, заслужил. Только улыбнулся и слегка приподнял над столом руку с зажатой в ней вилкой. — В том-то и дело! Судя по твоей реакции, ты читал книги, в которых упоминается эта древняя магическая практика. Обмен Тенями, немыслимая вещь. Однако приёмы её осуществления описаны достаточно подробно, чтобы сделать возможной попытку повторения этого опыта. Для Обмена Ульвиара необходимо большое доверие между участниками процесса, а у нас в Ордене с этим, как ты уже, конечно, понял, настоящие проблемы. Ты, как напарник, для меня идеален. В меру знающ и силён, но не настолько, чтобы быть опасным для меня, ты уж извини. Тебе не на что обижаться, я ведь в Ордене восемь дюжин лет, кое-чему научился, знаешь ли. В своё время ты меня, скорее всего, догонишь, но сейчас дела обстоят именно так. Чтобы мы не тратили время понапрасну, скажи сначала, ты согласен? Шурф кивнул, надеясь, что не слишком торопливо. — Вот и хорошо. А теперь ешь, потому что разговор нам предстоит долгий. Однако тогда они проговорили не слишком долго, Карвену пора было возвращаться в Орден. Но главное было оговорено: Шурф знакомится со всеми доступными источниками информации по Обмену Ульвиара, его напарник достаёт необходимые ингредиенты для свечи, а пока они должны познакомиться поближе, узнать друг о друге самое необходимое, чтобы избежать неожиданностей. Каждый из них оставлял за собой право в любой момент отказаться от эксперимента, ничего не объясняя. В трактиры они больше не ходили. Уезжали за город, прятались в парках или на берегу Хурона. Сначала были настороже, приглядывались друг к другу, а потом осмелели и расслабились, даже перешли на ты. Карвен просто сказал: — Хватит выкать, здесь мы не в Ордене, нарочно на другом поле встречаемся. Да и разница в возрасте у нас меньше ста лет, так что не старайся. Шурф рассказывал о детстве в огромном отцовском имении, об одиноких вечерах с книгой на коленях около ухоженного пруда и уже почти не удивлялся тому, каким далёким и малозначительным это всё теперь кажется. — А моя мать — знахарка, говорят, хорошая, сам-то я никогда к её услугам не обращался. Рос здоровым, а если разбивал нос или коленку, то обходился своими силами, не жаловался никогда. Она делала вид, что не замечает, хотя теперь-то я понимаю, что она всё видела, просто считала, что самостоятельность — это хорошее качество. Права была, как оказалось. В Ордене мне хоть и не сладко пришлось в первые годы, но всё же легче, чем домашним мальчикам. Тут, сам знаешь, доброхотов нет, жалеть тебя и нянчиться с тобой некому. — А меня отец баловал, жалел всегда, — вспомнил Шурф. — Мало, значит, баловал, — усмехнулся Кута. — Или ты сам по себе вырос такой… безжалостный. Незаметно, чтобы ты очень страдал тут. Хотя вот скоро уже выясню это точно. После нескольких встреч наедине они уже знали, что если ничего неожиданного не случится, то отказываться от Обмена никто из них не станет. Шурф понял это для себя после того, как они в первый раз гуляли за городом. Нашли недалеко от Северо-Западного Пролома небольшое озерцо, искупались, покурили на берегу. Кута сидел, прислонившись спиной к толстому гладкоствольному дереву, покусывал сорванную травинку. — Я всегда знал, что в Орден поступлю, — неожиданно начал он, — только всё думал, в какой. Хотел уже в Семилистник, но потом увидел Лойсо. Ты же знаешь, что это такое — увидеть Лойсо. Это вроде того, что ты всю жизнь ходил в чёрных очках, а потом их вдруг с тебя сняли. Меня как будто молния ударила. Лойсо… это была сама сила и свобода, и ещё мощь, блеск и красота. Невыносимая красота. Всё изменилось в моей жизни в этот момент. Когда он взял меня за руку и повёл за собой, я почувствовал, что остальное для меня уже больше не имеет никакого значения. Или вообще не существует. И с каждым, кто его видел, так. Потому что смысл жизни каждого настоящего мага — это Лойсо. Шурф с изумлением смотрел на Карвена, не заботясь о том, чтобы сохранить всегдашнее бесстрастие. У него было по-другому. Он оставил позади погибшего из-за него отца и сгоревший дом, который до этого момента был всем его миром, потому что увидел в Великом Магистре себя в будущем, свою собственную мощь и блеск, понял, что отец был бессилен дать ему хоть малую часть того, что наполняло всё существо непостижимо прекрасного человека (?) — его великолепия и полной свободы. С тех пор цель его жизни — осуществить это, стать таким же. Не «вторым Лойсо Пондохвой», как говорил его недалёкий отец, когда желал его похвалить, не просто сильным человеком, а вот таким же существом, сотканным как будто из иной материи. Не раствориться в нём, не упасть к его ногам, сладко замирая от восторга причастности, а остаться Шурфом Лонли-Локли, но равным самому Лойсо. Это как будто для птицы — летать в своей стае, а потом понять, что можешь подняться выше, и ещё выше, и ещё, едва не задохнуться и не замёрзнуть, а потом увидеть, что вокруг тебя уже другие птицы, прекрасные и сияющие, как сгустки света, и понять, что теперь это — твоя стая, только для них твои самые высшие достижения — азы. А потом научиться всему, что умеют они, и понять, что снова можешь подняться выше всех, и ещё выше, и ещё, и уже погибая в холодной разреженной пустоте, увидеть там Птицу… И остаться на вершине, где вас двое. — Потом я здесь много чего насмотрелся, — продолжал между тем Карвен. — Думал всё — зачем это? Почему всё здесь так? Меня Лойсо вскоре после поступления в послушники вызвал к себе в кабинет и говорил со мной… ну, как будто с равным, со своим, как будто нас двое в этом Мире, где никто его не понимает, и только вот я такой весь из себя. Я гордился ужасно, нос задирал выше неба, дурачок. Потом узнал, что он со всеми так. Эх, и бесился я тогда! Всю ночь просто неистовствовал. А потом понял, что этот первый щелчок по носу был нужен, чтобы понять всю трудность нашего пути. Успокоился я тогда, сопли утёр и начал работать. Иллюзий больше не строил. А Лойсо … он и остался Лойсо. Они помолчали, каждый о своём. — Когда ты в Ордене появился, — продолжил Карвен, — были разговоры, что Лойсо убил твоего отца и сжёг дом. Многие завидовали тебе тогда. — Завидовали? — Шурф подумал, что ослышался. — Конечно, — Карвен покосился на него с недоумением. — Если Лойсо так сделал, значит, он решил, что ты будешь принадлежать только ему. Если он всё отнимает, то затем, чтобы ты не был привязан ни к чему и ни к кому, кроме него. У тебя же ведь больше никого. Только он, — Шурф кивнул, подумав, что, значит, всё и сам понял правильно. — Болтали тогда, что ты его любовником станешь, да вроде бы незаметно. — А ты знаешь, с кем он был? — спросил Шурф. — Конечно. Ну, ты даёшь! Из наших многие с ним перебывали, только долго никто не задерживался, а все помалкивали, что, конечно, благоразумно с их стороны. Лойсо бы вряд ли понравилось, если бы его манеры и размеры обсуждались в Ордене. Но завидовали все, конечно. Из зависти говорили, что его бывшие любимчики молчат, потому что там и говорить-то не о чем. Ничего, дескать, особенного. Только я думаю, что это не так. Быть с Лойсо — уже само по себе нечто особенное. Шурф молчал. Карвен покосился на него и прямо спросил: — А ты-то был когда-нибудь с мужчиной? Шурф кивнул. — Это хорошо, — спокойно ответил Карвен. — Не самое противное, что есть в жизни. Ты с женщинами-то тоже спал, конечно? Ну, вот я думаю, что с мужчиной то же самое, только лучше. — Карвен хохотнул. Он говорил спокойно, доброжелательно, и Шурф успокоился. Он уже думал о том, что Карвен, может быть, имеет какие-то планы на его счёт, но тот никогда не проявлял к нему мужского интереса, а теперь сказал об однополом сексе так отстранённо, что стало окончательно ясно — он в шурфову холодную постель не полезет. — А ты был? — спросил Шурф, чтобы всё-таки в случае чего быть готовым ко всему. — Конечно, — снова усмехнулся Карвен. — Послушниками-то в спальнях чего только не вытворяли. Могу рассказать, если интересно. Ну, вот например, одно из любимых развлечений: покупали мы в трактире булочку, клали её на табурет, сами садились крУгом и мастурбировали на неё. Кто кончал последний, тот её съедал. Ну, с соседом по комнате — это уж принято как-то, и для здоровья полезно, и удобно, никуда ходить не надо. Хотя и ходили из комнаты в комнату, конечно, и в одиночку, и компаниями. Четверо-пятеро соберёмся — столько возможностеееей! Карвен мечтательно прищурился. Шурф снова промолчал, и больше они к этой теме не возвращались. Запомнился ему ещё один разговор, уже перед самым Обменом. Карвен вспомнил тогда послушника, которого убил Тонкой Смертью во время первого занятия, на котором присутствовал Шурф. Сам Карвен о его присутствии не помнил и эмоции новенького послушника его тогда не слишком интересовали. Узнав, что Шурф тогда чуть не потерял сознание, он не удивился. — Ну, да, ты же молодой был совсем. Тот парень колдовал с корыстной целью, а это предательство духа Лойсо, духа могущества, блеска и силы самой магии. Таким у нас делать нечего, а выход из Ордена, как ты знаешь, один — ТУДА. Сейчас-то ты уже по-другому на это смотришь? — По-другому, да, — согласился Лонли-Локли. — Только всё равно, знаешь, это для тех, кто в живых остались, всё так легко и ясно, а тем, кто должен умереть молодым, такие рассуждения точно кажутся злом... — Зло, добро — ты это брось, Шурф! — перебил его Карвен. — Все эти понятия надо оставлять за воротами резиденции, да и там-то они не сказать, чтобы были сильно в ходу. Каждый сам для себя решает эти вопросы. А самое умное — никак их не решать вообще. Ну, вот скажи: зла или добра сила? Или вот — любовь? Или сама жизнь? Так что не заморачивайся этим, знаешь ли. Это я тебе просто советую как младшему, потом-то ты и сам поймёшь, не дурак, вроде. Шурф ничего не мог возразить, наверное, потому, что Кута был прав. Логика в его рассуждениях была, это да, но у Лонли-Локли во время таких разговоров неизменно возникало какое-то странное чувство, как будто он что-то забыл, что-то не просто важное, а самое важное, и где-то в глубине сознания звучал смутно знакомый восторженный голос, говорил что-то неразборчивое, но в этом-то и заключалась разгадка всего. Чего «всего» — Шурф не знал, поэтому не позволял тянущей тоске завладевать им, отвлекался на что-то важное и интересное и напрочь забывал обо всех на свете таинственных голосах.***
Наконец, Карвен решил, что они оба готовы к Обмену. Шурф добросовестно проштудировал всё, что смог достать по этому вопросу. Не так уж и много оказалось, а выглядело, как старинный миф. Дескать, когда-то Ульвиар Безликий совершал такой Обмен со своим знахарем. Но в этих же источниках приводились настолько явные выдумки, что верить в возможность Обмена было сложно. Шурф как-то прямо спросил Карвена, зачем ему нужен Обмен с ним, и тот с некоторым недоумением, как будто удивлялся тому, что вот приходится объяснять очевидное, сказал, что занимается экспериментальной магией, а воплотить старинный миф — ещё какой эксперимент. Если получится, значит, можно пробовать дальше, углубляться в невозможное, уничтожая этим само понятие. И потом посмотреть на мир глазами другого человека очень любопытно само по себе. Сказал ещё, что он рисковал, обращаясь к едва знакомому послушнику с таким предложением, но узнав его поближе, понял, что не ошибся. Мало того, что сам влезет в чужую шкуру, так ещё и его собственная Тень, вернувшись от другого человека, кое-что может опосредованно поведать. Интересно, изменится ли она? И каково будет дальше жить с Тенью, бывшей у другого человека? Останется ли она прежней? Но самое главное — увеличивая своё могущество, он приближается к Лойсо. Хоть на маленький шажок, но приближается. Может, когда-нибудь получится хоть немного понять его. Шурфа неприятно царапнуло, что он, получается, только инструмент для достижения чужой цели, но потом он подумал, что и сам-то воспринимает Карвена именно так. Сам по себе Магистр Кута ему был мало интересен. У Лонли-Локли никогда не было друзей, а теперь, с поступлением в такой Орден, шансов когда-нибудь понять, что такое дружба, и вовсе не осталось. Шурф читал, что друга полагается любить, находить удовольствие в его обществе и даже при необходимости быть готовым отдать за него жизнь. Был ли Карвен его другом? Конечно, нет. Да, им было приятно проводить вместе время, но это, наверное, называется как-то иначе. А жизнь свою Шурф ценил неизмеримо выше, чем жизнь Магистра Куты. Значит, всё честно. Обмен назначили на день, который Карвену удалось освободить для них обоих. Они с утра ушли в заранее облюбованное местечко около озера. Высокие кусты там смыкались верхушками так, что под ними образовалось что-то вроде шалаша. Карвен возился со свечой, Шурф внимательно следил за каждым его движением, запоминал. Сидеть, бормоча заклинания, пришлось долго. Через час затекли ноги, заболела спина. Но, глядя на сосредоточенное лицо Карвена, Шурф ни минуты не сомневался в том, что всё получится. Тем более он давно знал: малейшее сомнение в исходе любого магического действия чревато самыми непредсказуемыми последствиями. И сюрприз точно будет неприятным. Он внимательно прислушивался к своим ощущениям, и поэтому когда земля слегка поплыла под ним, а очертания предметов стали нечёткими, он вздрогнул от восторга: получилось. Вот сейчас … И тут же окружающий мир обрушился на него обилием сильных и разнообразных запахов. Эта деталь, вроде бы незначительная, оказалась очень яркой. Шурф закрутил головой, пытаясь выяснить источники, но всё выглядело по-прежнему, просто теперь сильно пахла трава, причём свежая и прошлогодняя совсем по-разному, в кустах явно жили какие-то сильно пахнущие зверюшки, ветер приносил запах стоячей воды с озера. Он тут же обратился к Карвену: — Не знал, что ты так хорошо различаешь запахи …, — но не успел закончить фразу. Глазами Карвена он увидел за привычной внешностью Младшего Магистра СЕБЯ: гораздо более могущественного, чем он сам сейчас. Да, ведь верно: получив личность Карвена, он не почувствовал возросшего могущества! Как странно. И ещё тот человек в магистерской мантии, который сейчас растерянно оглядывался вокруг, стал особенным. Почему — Шурф не мог сказать, но он то ли знал, то ли умел, то ли видел нечто, не поддающееся определению, но чётко ощущаемое. Белая ворона! Это было лестно и волнующе: значит, другие тоже видят, что он особенный, не такой, как все. Но странно: он пока не очень-то ощущал своё могущество, которое видел сейчас в нём Карвен. А Карвен, оказывается, видел, и, наверное, всегда видел, что послушник Шурф Лонли-Локли невероятно крут. Ещё дюжина-другая лет, и за ним будет не угнаться. Это было одновременно притягательно и неприятно. И ещё Шурф почувствовал опасность. Да, опасность, исходящую от человека напротив. Но ни агрессии по отношению к этому Лонли-Локли, ни желания устранить его не было. Скорее, это прибавляло… пикантности, что ли. Даже приятно было ощущать чужое опасное могущество. Нервы приятно напрягались. Странно, он сам, наверное, почувствовал бы что-то другое. Хотя кто знает. В Ордене полно мощных колдунов, ему же никогда в голову не приходило поубивать их всех, чтобы сиять своей крутизной в одиночестве. Интересно, что за угрозу видит в нём Карвен? И почему это его волнует? А между тем тот торопливо пробормотал: — Да, я хорошо чувствую запахи, меня даже раньше считали каким-то нюхачом, которые вроде бы в древности здесь у нас водились, но потом Лойсо сказал, что я не нюхач, а просто такое вот обострённое обоняние. Потом перевёл дыхание и неуверенно встал на ноги. — Пойдём, погуляем, что ли, Шурф? Чего сидеть друг на друга пялиться? Только по отдельности, как договаривались. Встречаемся здесь на закате. Карвен торопливо вылез из шалаша и вскоре скрылся за поворотом дороги, ведущей к городу. Шурф пожал плечами, вышел на поляну около озера, принюхался, подумал, что такое обоняние скорее утомительно, чем приятно, впрочем, можно привыкнуть, и вслушался в себя. Могущество его не увеличилось, возможностей не прибавилось. Но Мир выглядел по-другому, он был даже более враждебным, чем тот, в котором жил Шурф. Точнее, так: мир, воспринимаемый Карвеном, не был интересным, он вызывал скорее неприязнь и раздражение. Так вот как чувствует себя человек, проведший в Ордене бОльшую часть жизни! Если свести все эмоции к нескольким словам, то можно определить просто: ему не нравится Мир. Причём не за что-то конкретное, не за какие-то неприятные свои черты, которые можно (или нельзя) устранить для того, чтобы усовершенствовать его и сделать более приятным для жизни. Нет, Мир не устраивал его самим фактом своего существования. Всё равно, каким он был, хорошим или плохим. Впрочем, на всё хорошее в Мире можно посмотреть по-другому. Стоячая вода в озере была тёплой и мягко-голубой, но Шурф-Карвен знал и всегда помнил, что под ней скрывается противное илистое дно, а по берегам полно неряшливой жабьей икры. В кустах, где-то недалеко, сдохла мышь. Птицы, конечно, хорошо пели, но и гадили. Хотелось не улучшить всё это, а поскорее совсем избавиться от него. Так вот к чему его готовили! Вот каким он должен стать. Да, он любил разрушение, но, так сказать, сам процесс, разгул своей силы. То, что чувствовал Карвен, было сродни брезгливости хорошего хозяина, страдающего от неубранного мусора и желающего как можно скорее от него избавиться. Ничего приятного в этом не было. Тянуло за душу, да и только. Шурф вспомнил свой восторг на Болотах Гнева, упоительное ощущение себя как направленной, непрерывно движущейся силы, свою полную власть над косной материей, застывшей в несовершенных формах, и подумал, что Карвену будет трудно справиться со всем тем, что, оказывается, составляло его, Шурфа, сущность, просто осозналось только сейчас, когда исчезло, ушло, поменялось. Решив подумать об этом отдельно, Шурф задумался: куда пойти? Чего ему хочется? Внезапно он отчётливо понял, что ему хочется вернуться в Орден, и не удивился такому желанию: это было самое естественное, самое лучшее, самое сладкое, что он знал. Быть в Ордене, следить там за порядком, учить молодёжь и изредка позволять себе смотреть на окно, закрытое зелёной шторой в надежде увидеть там знакомый силуэт Великого. Лонли-Локли пожал плечами и решительно повернул в другую сторону. Он гулял по Ехо, заходил в трактиры, пил вино под полосатым навесом над Гребнем Ехо и всё это время хотел вернуться в резиденцию. Ну, что же, если так сильно хочется, можно и зайти, до заката ещё далеко. В глубине двора резиденции Шурф увидел Лойсо. Тот шёл из своих покоев к Залу Общих Собраний. Назвать счастьем то, что он почувствовал, было мало. Восторг, преклонение, желание немедленно услужить, откуда-то взявшийся сладко щекочущий страх — всё это затопило самую сокровенную глубину сознания Карвена. Именно Карвена, потому что никуда не девшийся Шурф, наблюдающий это как бы со стороны, иронично подумал: «Сейчас или кончу, или описаюсь от восторга». Он успел хмыкнуть про себя. У пересечения их с Лойсо путей Шурф поклонился и произнёс установленное «Хороший день, господин Великий Магистр». Ответ едва не сбил его с ног. Лойсо вежливо произнёс: — Хороший день, господин Младший Магистр. И пошёл дальше. Шурф стоял, как громом поражённый. Что это было? Ну, да, не надеялись же они спрятаться от Лойсо, в самом деле? Но тут же откуда-то сбоку на него налетел Тайво — знакомый послушник, с которым они несколько раз сидели вместе на занятиях. — Лонли-Локли! Поздравляю! Что, я первый? Ну, тогда мне с тебя причитается! — Что причитается? Ты о чём, Тайво? — переспросил Шурф, начинающий смутно догадываться. — Тебя же произвели в Младшие Магистры! Сегодня с утра был приказ, мы тебя искали, но не нашли! Мы все так рады! «Да уж не сомневаюсь», — усмехнулся Шурф. Ну, вот, теперь одной тайной в его жизни стало больше. Что имел в виду Лойсо? Но раздумывать долго не получилось, к нему от трапезной спешило несколько человек, у всех на лицах были такие улыбки, что Шурфу тут же захотелось оказаться в одиночестве у себя в комнате. Он вежливо ответил на поздравления, пообещал непременно отметить своё повышение и вышел за ворота резиденции. До их шалаша он шёл медленно, вслушиваясь в новые ощущения. Теперь можно было и подумать. Чего Карвен от него ждал при таком-то восприятии Мира? Непонятно. Оставалось одно — прямо спросить. В шалаше было тепло и тихо, Шурф лёг на траву и неожиданно для себя заснул. Разбудил его голос Куты: — И стоило меняться с тобой Тенями для того, чтобы просто потрахаться! — В каком смысле? — поднял голову сонный Шурф. — В прямом! Тут какая-то девица уже несколько дней на меня наседала, то у ворот гуляла и глазки мне строила, то в трактире норовила за столик подсесть. Вообще-то, ничего так себе девица. — А что же ты? — поинтересовался Шурф, отмечая, что навязчивые запахи куда-то делись. — Да мне, знаешь ли, не до девиц, — усмехнулся Карвен. — А вот сегодня она у меня просто на шее повисла, такая молодая, мягкая, сладкая. Да ладно, думаю, что мне, жалко, что ли, ну и согласился. Ну, то есть, это ты так подумал! — Ага, согласился я, а удовольствие получил ты! — Да хватит, было бы о чём говорить! Ты как почувствовал, что Обмен закончился? У меня по дороге сюда голова так кружилась, что думал — упаду. — Я ничего не почувствовал, я спал. — Повезло тебе. Ладно, будем возвращаться в Орден? Голос Карвена звучал как-то неуверенно. Шурф смотрел на него снизу и чувствовал, видел, что он теперь воспринимает его по-другому. Но как? Они, конечно, поговорят об этом сегодня же, но ведь можно и прикинуть, что именно видел его глазами этот несчастный человек? В том, что он несчастный, Шурф был теперь совершенно уверен, хотя в его шкуре этого не чувствовал. С его-то Тенью Карвен увидел совсем другой Мир, ему недоступный, а теперь это ушло навсегда, оставив, наверное, сожаление, или зависть, или тоску, или — что? Шурф уловил взгляд Карвена, устремлённый вниз на него, и всё понял. — Ну, иди, — тихо позвал он. Карвен опустился на траву рядом с ним раньше, чем он закончил эту короткую фразу. Шурф обнял его и почувствовал, как тот прижался всем телом, судорожно, порывисто, как будто хотел соединиться с ним теперь ещё и телами. Наверное, так оно и было. Шурф осторожно уложил его на траву, пробормотал нужное заклинание и отбросил в сторону их одежду. Навис над Карвеном, заглядывая ему в глаза, и вспомнил это будоражащее ощущение своей опасности, которое почувствовал во время Обмена. И удивился, как раньше не замечал, не видел этого в карих глазах своего магистра. А сейчас этот старший адепт, его собственный преподаватель, лежал под ним обнажённый и сдавался ему, его превосходящей силе, его могуществу и — так и подумалось тогда Шурфу Лонли-Локли — его будущим холодным одиноким вершинам. Шурф ласкал и готовил его без спешки, но и не дразнясь, не скрывая своего желания и нетерпения. Принимая его в себя, Карвен беспомощно распахнул глаза, что-то прошептал невнятно, откинул голову. Шурф мягко двигался, давая ему время привыкнуть, раскрыться полностью. Потом даже не заметил, как ускорился, тело само диктовало ритм. Карвен не успевал за ним, и Шурф помог ему рукой. Тот дёрнулся с зажмуренными глазами, застонал через закушенную губу, обильно извергаясь в его ладонь, и Шурф на грани слышимости уловил в его стоне «Лойсо…». Если бы Шурф сам не был на подходе, он бы просто встал и ушёл, не оглядываясь. Но оставалось буквально два толчка, тело само по инерции дёрнулось, как нужно. Это было не наслаждение, а облегчение. Но ладно, хоть так. Пряча глаза, он потянулся за скабой. Вот оно как. Ведь Карвен точно был с НИМ, когда ложился рядом на смятую траву. Он хотел ЕГО, Шурфа Лонли-Локли, но когда наслаждение снесло всякий контроль, он, скорее всего совершенно безотчётно, ушёл в своё выжженное пространство, где был только Лойсо, один Лойсо, и где никому больше не было места. По выражению лица Шурфа Карвен, видимо, понял, что случилось. Лицо его стало замкнутым и усталым. Они зашли в ближайший трактир, заказали их фирменные блюда, выпили камры. Шурфу больше не хотелось расспрашивать о том, что тот чувствовал, пока был с его Тенью. Примерно представлял. Ну и пусть. Они изредка перебрасывались незначащими фразами, потом и вовсе замолчали. Выйдя из трактира, спокойно залезли в чужой амобилер, стоящий у входа, и поехали в резиденцию. Хозяин вроде бы всё это видел, но не решился возразить. Во дворе Шурф рассеянно попрощался с Карвеном и пошёл в свою комнату. Через полдюжины дней Младший Магистр Карвен Кута был убит в Ехо прямо на улице, случайно оказавшись в эпицентре драки между адептами двух враждующих Орденов. Это было, строго говоря, не убийство, а несчастный случай, так что Лойсо, обычно сурово обходившийся с теми, кто посмел тронуть его учеников, следствие и расправу учинять не стал. На место магистра Куты был назначен другой человек и жизнь пошла своим чередом. Только Младший Магистр Лонли-Локли стал ещё сдержаннее, а лёд в его голосе — прочнее.***
Лойсо не поговорил с Младшим Магистром Лонли-Локли об этом случае. Шурфу казалось, что тот знал об Обмене, о их близости с Карвеном. Ещё казалось, что его смерть не была случайной. Шурф ещё больше замкнулся, почти ни с кем не общался помимо занятий. Он уже сам учил новеньких послушников, но был равнодушен к этой работе. Впрочем, выполнял её добросовестно. Отводил душу только на Болотах или во время крупных стычек с другими Орденами. Это было даже увлекательнее, чем валить лес и взглядом плавить камни на Муримахе: живая кровь возбуждала. Он чётко ощущал, что теперь принадлежал к Ордену по-настоящему. Сила и опыт, которые он получил здесь, сделали доорденскую и внеорденскую жизнь детскими пустяками, раздражающе аляповато раскрашенными игрушками по сравнению с тем, что происходило сейчас. Здесь, в Ордене, всё было серьёзно и взаправду: никто ни с кем не нянчился, не помогал, не выручал. Сам, всё сам! Никакой ванили и изюма — ни в булочках, ни в жизни. Жгучий стыд у него вызывали мысли о воспитательной системе отца: тот намеренно окружал его слабаками и недоумками, чтобы сынок на их фоне выглядел неимоверно крутым! Нет, это же надо! Счастье, что он вырвался из этой приторной тины. Тут надо или быть по-настоящему сильным, или погибнуть. Всё честно, справедливо и правильно. Отбор лучших, отсев слабаков — вот это настоящая мужская жизнь! И ещё одна ценность Ордена — непрерывное увеличение могущества, постоянное приумножение знаний. Шурф жадно собирал их по крохам, намертво впечатывал в память, видя такую возможность везде и во всём. И вот сейчас, стоя у входа в только что разорённую воронятами резиденцию Ордена Зелёных Лун, он увидел в книге, случайно подобранной в коридоре, слова, которые определяли то, что он давно ощущал в сознании как неясную догадку: … Вечно то лишь, что нерукотворно. Смерть права, ликуя и губя. Смерть есть дань несовершенной формы, Не сумевшей выковать себя. — Эй, Шурф! Ты чего уткнулся в эту рухлядь? Остаться здесь решил? Так в добрый час! — Лонли-Локли! Брось это всё немедленно и иди сюда, сейчас пожар начнётся. Быстро! — Стойте! Стойте, я сказал! Нельзя сжигать библиотеку. — Это почему же, например? Что за новости? Ну, не говорить же недоумкам о колдовской силе стихотворных строк, о мурашках по коже, о замершем дыхании и колотящемся сердце. Смеяться-то не будут, не посмеют, но всё равно не поймут. Надо придумать что-то посильное для их примитивного восприятия. — Здесь древние магические тайны, они могут быть навсегда утеряны. Если вы это сожжёте, я скажу Великому Магистру, что вы нарочно это сделали, чтобы ослабить Орден. — Ты что, угрожаешь?! Шурф состроил невинную мину. — Да что вы, господин Старший Магистр! Как бы я посмел? — Ох, Лонли-Локли, пойдёшь ты к дуримским лешим с таким-то характером! Впрочем, твои проблемы. И что ты собираешься делать? Библиотека внутри резиденции. Что, и всю её трогать нельзя? Смотри, не ты один вхож к Великому. — Если бы господин Старший Магистр дал себе труд осмотреть внутренние помещения резиденции, он мог бы заметить, что в библиотеке не так уж много стеллажей с книгами. Их легко спрятать в пригоршню. Или господину Старшему Магистру неизвестен этот приём портовых грузчиков? Я могу помочь ему свести соответствующие знакомства…. — Нет, насчёт дуримских леших я, пожалуй, погорячился. Твоя компания даже им вряд ли доставит удовольствие. Иди и действуй, если не хочешь случайно присоединиться к дохлякам во дворе! Шурф демонстративно неспешно прошёл во внутренние помещения резиденции Ордена Зелёных Лун. Перешагивать через трупы и поваленную мебель было лень, и он поднялся над полом. Дверь в библиотеку висела на одной петле, вход загромождал тяжёлый резной стол. Перелетев через него, Лонли-Локли остановился, осматривая помещение. Два ряда столов, массивные шкафы у стены, кресла у окна. На мгновение представилось: особый упоительный, волнующий библиотечный запах, шелест переворачиваемых книжных страниц, постукивание самопишущих табличек, изредка невнятный шёпот, за столами сидят адепты Ордена, те самые, которых они только что убили. Во дворе и в помещениях их несколько сотен валяется в безобразных позах, с искажёнными страхом, ненавистью и страданием лицами. Хвала Магистрам, падаль сейчас сгорит, а книги останутся. Всё правильно: «Смерть есть дань несовершенной формы, не сумевшей выковать себя». Шурф провёл рукой вдоль шкафов. Они исчезли, обнажились стены с невыгоревшей краской. Можно идти. Да, ещё на подоконнике лежит небольшая книжечка, открытая примерно посередине. Шурф подошёл, посмотрел на открытую страницу. «Дыр бул щил. Убещюр». Ага, заклинания, вероятно. Интересные дела, а он вот такое впервые видит. Сколько ещё знаний в тех книгах, которые он спас от огня! Спрятав книжку в карман мантии, Лонли-Локли вышел из помещения. Во дворе, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стояли воронята. Дальнее крыло резиденции уже дымилось. Под ледяным взглядом Шурфа никто не решился выразить возмущение. Он не спеша подошёл к товарищам и, не дожидаясь команды, выпустил огненные шары в сторону пустой библиотеки.***
Лойсо с непроницаемым видом смотрел на Лонли-Локли, стоящего посреди великомагистерского кабинета. Шурф в который раз подумал, что избрал правильную тактику: невозмутимый вид бесит гораздо больше, чем яростные гримасы. Лойсо снова показывает ему его же. Ну, что же, неплохо, совсем неплохо. Попробуй, пробейся сквозь эту каменную броню, если так уж хочется. Большинству — не очень. Ну, а если кому-то особо могущественному удастся — ужаснётся и пожалеет. Себя. — Хорошо, — говорил между тем Лойсо, — лишних знаний не бывает. Я не из тех, кто засекречивает магические знания от собственных учеников. Просто в обучении необходима постепенность, необходима, понимаешь, Шурф? Ты можешь получить знания и, соответственно, силу, но ты ещё не умеешь ей владеть. Ситуация может выйти из-под контроля. В твоём случае это опасно, потому что сдержанность и самоконтроль — не твои добродетели. «Ну, и что из того, — подумал Лонли-Локли, чувствуя непривычную свободу — у него теперь были книги! — Вот я такой и другим не стану никогда. Что, не нравлюсь тебе?». Он поднял на Великого Магистра дерзкий прямой взгляд. Тот открыто усмехнулся. — Отчего же? Ничего себе так, подходяще. Только передо мной стараться-то особенно не стОит. Вон полный Орден колдунят, им и демонстрируй свой норов хоть с утра до ночи без перерыва. Впрочем, похоже, ты и без моего совета обходишься. Всё нормально, Шурф. Ты можешь забирать себе любые книги и выбирать для этого любые средства. Ограничивать я тебя не стану и никому не велю. Те знания, что возьмёшь из этих книг — твои. Только не старайся опять же удивить меня чем бы то ни было. Поверь, это бессмысленно. Причём и уровнем своей дури тоже. Дураков я повидал гораздо больше, чем мне хотелось бы. И ещё. Раз уж ты выбрал такой путь, расставил приоритеты именно таким вот образом, то будь последователен: помощи в случае чего ищи тоже от книг, а не от живых людей. Шурф возразил: — Книги писали люди. Лучшие. — Ну, тем лучше для тебя. Значит, договорились: мешать я тебе не буду, но и помогать тоже. Посмотрю, как ты будешь выкручиваться. Иди. Лонли-Локли вышел, так и не поняв, как ко всему этому отнёсся Лойсо. Но зато он понял, что нет ничего лучше, чем охотиться за знаниями, вот этим только и стоит заниматься всю жизнь: рыться в книгах, выуживать оттуда чужие секреты, а потом творить чудеса.***
Книги! Они были всюду, прятались за хлипкими стенами резиденций, томились в заточении фамильных библиотек древних аристократических семейств, без толку пылились в кладовках книжных магазинов. Шурф чувствовал их присутствие, слышал тихий голос, как любовный призыв. Он хотел их, хотел руками, сознанием, памятью, всем существом, гораздо сильнее, чем самую прекрасную женщину. Он просыпался ночами, томясь от желания ощутить пожелтевшие старинные страницы под пальцами, нежно гладить переплёты, утыкаться лицом в разворот, жадно вдыхая одуряющий запах, свой, неповторимый у каждой книги. Отвечая на неслышный ни для кого другого призыв книг, Шурф в компании весёлых воронят нёсся к очередной орденской резиденции; они сметали охранные чары, разбрасывали всех попавшихся на дороге адептов, по углам взмётывался быстрый огонь, гул и дым разрастались на глазах. Не обращая внимания на резвящихся товарищей, Лонли-Локли безошибочно находил библиотеку, досадливо, как надоедливых мух, приканчивал библиотекарей, с безумными глазами бросающихся наперерез, и входил в зал. Сладкая судорога прошивала его со спины до ног. Книги! Они ждали его, приветствовали или сдавались, некоторые готовы были раскрыться перед ним и отдаться ему, некоторых надо было завоёвывать, они скрывали свои тайны, запутывали, лгали, игриво сопротивлялись. Как же это было хорошо! С того момента, когда Лонли-Локли принёс в свою комнату книги из Ордена Зелёных Лун, прошло полдюжины лет. Он отлично помнил те волнующие первые дни, когда он оставался с книгами один на один в своей комнате. В отцовском имении была неплохая библиотека, но он не успел прочитать и половины. А здесь, в Ордене Водяной Вороны, библиотека была маленькой и скудной. С ней легко управлялся один старенький библиотекарь, сэр Орххе. Показывая трясущейся старческой рукой на стеллажи с книгами, он доверительно говорил своему лучшему читателю Шурфу Лонли-Локли: — Библиотека — это та же Вселенная. Почти слепой, сэр Орххе знал каждую книгу на ощупь. Шурф даже не сразу понял, что тот не видит. Удивился тогда, что его не вылечили орденские знахари, а потом понял, что ему это ни к чему. Содержание каждой книги он знал наизусть, помня, на какой странице помещён тот или иной текст, даже переносы со страницы на страницу. Вскоре он сам приблизился к этому. Но книг было недостаточно. Нет, информацию он получал каждый день, опыт в Ордене передавался постоянно, на то и Орден, но это было совсем другое. В общении с Магистрами не было магии слов. Самих слов, которые на белых страницах ложились под его жадные глаза, вились, сплетались, звучали, обрастали смыслом. И ещё они были красивы. Волнующе, неотразимо красивы и притягательны. В Ордене Зелёных Лун была странная библиотека. Насколько Шурф знал направление этого уже бывшего Ордена, там изучалась ночная магия. Его адепты утверждали, что ночью Мир совсем другой, не такой, как днём, и если составить ночную карту хотя бы лишь Ехо, а потом сравнить её с обычной дневной картой, то легко найти множество отличий. Само по себе это забавно, но в Ордене пытались понять, что меняется ночью и почему именно это. И как. А если уж говорить обо всём Мире, то материала необъятно много. В Ордене велись постоянные споры о том, какая жизнь «правильная» — дневная или ночная, для всех ли одинакова разница между ними, имеют ли здесь какое-то значение сновидения. Словом, скоро орденская деятельность стала состоять из одних препирательств по незначительным, чисто формальным вопросам. Шурф прочитал материалы многочисленных конференций, проводимых в Ордене, и утвердился в мысли о том, что они правильно сделали, уничтожив всех адептов. Такая интересная тема, а они столетиями спорили о том, два или три пальца надо складывать для того, чтобы сквозь них посмотреть на Луну, перемещая их то ли справа налево, то ли слева направо. Но вот их книги … Кроме ночных и дневных карт Ехо, которые действительно оказалось невероятно интересно сравнивать, здесь были древние трактаты по астрономии и астрологии, книги об особенностях преломления света, рассуждения о ночах на Арварохе, на Муримахе, в Хмиро и на Черухте, ещё несколько захватывающие интересных работ, доказывающих, что вечность — тёмно-синяя. Больше всего, однако, Шурфа удивило то, что в этой библиотеке было много стихов. Все неподписанные, без обозначения автора и без возможности его установить. Лонли-Локли читал их с непонятным для него самого волнением и со сложным чувством, что он упускает что-то главное. Так было до тех пор, пока однажды он, не спав несколько суток, перепутал слова в стихотворении, которое давно выучил наизусть и вспоминал за какой-то монотонной орденской работой, не требующей мыслительных усилий. Размер не изменился, общий смысл — тоже. Он вспомнил так: «… устанут ждать, сядут у окна», в стихотворении же было «… сядут у огня». И Шурф вдруг чётко представил, что можно увидеть в окно: грызущихся собак, нищую старуху, увядшие цветы, тусклое вечернее небо. И сразу же ожидание теряет сакральный смысл, превращается в скучное, бессмысленное, глупое торчание около дырки в стене. А вот ожидание у огня… это же совсем другое. Это само по себе колдовство, способное спасти и притянуть человека, на которого оно обращено. И так стало пронзительно ясно, что стихи — это и есть магия! В заклинании тоже нельзя не только перепутать, но и переставить слова — оно переставало действовать. Ещё одно огромное поле, на котором ему не была знакома каждая травинка, и где для него было сколько угодно места, чтобы вдоволь разгуляться. Здесь, у Лойсо, стихов не читали. Здесь учили совсем другому. Шурф учился, жадно, постоянно, но ему было всё мало. Книги из чужих Орденов в разы расширяли его картину мира. Да, бывало, и нередко, что он вспоминал слова Лойсо: «Раз уж ты сделал такой выбор, то и ищи ответы на все возникшие вопросы не у живых людей, а в книгах». Спросить хотелось. Но некого, правда, некого, кроме самого Лойсо. Да и то сомнительно, чтобы он объяснил значение этих слов: «Нарви в час между Волком и Собакой на кладбище травы Единорогов, выжми из неё сок. Возьми две унции сока, три унции злости…». Впрочем, Шурф не терял надежды на то, что когда-нибудь найдёт объяснение в других книгах. Бывало и хуже. Например, заклинания по изготовлению магического оружия неизменно оборачивались против него. Несколько раз Шурфа с силой швыряло на стену, несколько раз скручивало так, что он уже прощался с жизнью, а когда у него едва не сгорели кисти рук, он прекратил опыты. Понял, что ничего не получится. С трудом удалось смириться с мыслью о том, что ему ещё рано. Ладно, рано — не поздно. Со временем ситуация сама исправится. Большинство книг Шурф, внимательно прочитав и записав для памяти самое необходимое в специально купленную тетрадь, отдавал в орденскую библиотеку. Однажды он увидел на месте сэра Орххе молодого библиотекаря и не стал ничего спрашивать. У них в Ордене это было не принято.***
Лойсо смотрел на торопливо пересекающего внутренний двор резиденции Шурфа Лонли-Локли. Мантия закопчённая, тюрбан где-то, видимо, потерян, и чёрные прямые волосы покрыты пеплом, глаза полыхают хищным жадным огнём. Он что-то кричит на ходу, размахивая руками, в которых наверняка спрятана очередная добыча. Ну-ну. Когда-нибудь ты насытишься, мальчик. Накопишь кучу драгоценного добра и соскучишься. Обязательно. И тогда вот это будет взрыв! Посмотрим, что будет дальше.