***
Сначала всё шло гладко. Внезапное нападение довольно внушительных сил Ордена Водяной Вороны посеяло в резиденции Ордена Дырвой Чаши панику и хаос такого масштаба, что тряслись, кажется, даже каменные стены резиденции. Энергия полилась непрерывным потоком, только и успевай собирать. Шурф успевал. Впитывал всё до последней капли, это оказалось на удивление легко, словно чужой страх, боль и гнев сами стремились наполнить его, почуяв готовность человека принять их. Вливались через уши криками и стонами, рычанием, предсмертными хрипами умирающих, звуком булькающей крови. Заполняли горло и нос запахами. Впитывались даже сквозь кожу. Это было пьянящее чувство безграничного, казалось, могущества. Шурф даже начал верить в то, что на самом деле предела его возможностей нет. Но в какой-то момент щит, ограждающий его рассудок от чужих страха и боли, пал. Посторонние ощущения начали смешиваться с его собственными, лишая возможности ясно мыслить. Теперь, по инерции приумножая силу, он умирал чужими смертями. Сотнями мучительных смертей сразу, и уже не мог остановиться. Сила больше не помещалась в хрупком физическом сосуде, который Шурф всегда считал собой. По крайней мере, важной частью себя. Он ощущал своё тело не более, чем тесным коконом, хрупкой оболочкой, готовой вот-вот разорваться на множество кусочков, осыпаться мелкой крошкой стекла, обратиться в невесомый пепел, разлететься водяной взвесью... Или всё это вместе. Иногда, когда он был способен на короткий миг вновь ощутить и осознать что-то помимо этого необузданного потока, сметающего его сознание, слышал собственные крики ужаса и отчаяния, яростный рёв и безудержный хохот. Остановить это можно было только уничтожив источники этих эмоций, подсказывал охваченный агонией разум. Всех. До единого. Не разбирая цвета мантии. Потому что умирали все одинаково громко. Не было вокруг ни своих, ни чужих. Во всём этом вихре крови, огня и разноцветных вспышек Шурф впоследствии запомнил только зал с огромными аквариумами. Последние выжившие адепты Ордена Дырявой Чаши отступали туда. В попытках отбиться они продолжали осторожно черпать силу в примитивном симбиозе стихии и собственной воли. Даже на пороге смерти боялись переступить опасную грань между уверенным контролем, хотя были — Шурф видел это со своей стороны, стороны Силы — бесконечно далеки от настоящего предела. Что можно было достичь на этом пути, осторожно собирая крохи какой-то чашкой? Шурф не удержался от последней издёвки над своей несбывшейся судьбой — поднял всю воду из резервуаров под потолок и заставил каждую молекулу дрожать, словно от страха. Источник силы целого Ордена горячим паром вырвался из окон. Всё, что осталось — это звенящее эхо разлетевшегося стекла. Снова проваливаясь в забвение безумия, Шурф уловил за спиной знакомый весёлый смех.***
Лонли-Локли радовал его неимоверно. В своём буйстве он чем-то напомнил Лойсо его самого на пике упоения силой и эмоциями. На этот раз не он отражал чужую суть, а невольно или намеренно отражали его. Вот каково, оказывается, видеть себя в другом человеке! Это необычное ощущение его заводило. А ещё — осознание собственной власти над мальчишкой. До этого момента стремление Шурфа Лонли-Локли закрыться настораживало. Что он хотел скрыть? Что ещё имело для него значение, кроме его Великого Магистра? Пондохва подозревал, что прошлое ещё имело над ним какую-то власть. Лойсо избавлялся от этих связей, раз за разом заставляя Шурфа собственноручно разрывать по ниточке. И вот теперь тот без сожалений и вопросов рвал последнюю, чтобы уже окончательно принадлежать только ему. Преданность мальчишки была вне всякого сомнения. Великий Магистр Ордена Водяной Вороны хохотал от удовольствия, наблюдая, как несостоявшийся адепт Ордена Дырявой Чаши разносит его по камню. Плевать, что не разбирает своих и чужих, этим зрелищем хотелось любоваться вечно! И Лойсо не собирался вмешиваться без крайней необходимости. Она, впрочем, медленно, но неизбежно приближалась. С жадностью собранная магия была Шурфу не по зубам. Ещё немного — и в распоряжении Пондохвы окажется либо безнадёжный безумец, либо мертвец. Когда оттягивать момент стало невозможно, Лойсо приблизился. Мальчишка вскинулся, повинуясь инстинктам, но не осмелился напасть. Надо же. Не осознавая себя, он, тем не менее, осознавал, кто перед ним, позволил дотронуться до основания шеи. Хороший мальчик! Чтобы впитать льющуюся через край силу, достаточно было секунды, но Лойсо не спешил убирать руку, придержал обмякшее тело и потянул за собой Тёмный Путём. В своих покоях разбираться было куда удобнее. Что-то было не так. Сила ушла, но не прекратилось разрушение разума и тела. Значит, дело было не в ней. Не только в ней. Пришлось присмотреться к проблеме повнимательнее. Воронёнок был в сознании, взгляд более осознанный, чем мгновенье назад, но затуманен болью. От кожи исходил ощутимый жар. Всё-таки в семействе Лонли-Локли были закостенелые консерваторы! Кто-то из напыщенных предков, очевидно, додумался принести клятву верности Ордену Дырявой Чаши, и теперь взбунтовавшегося потомка настигло проклятие крови. Глупо было потерять парня по прихоти горстки напыщенных колдунов среднего пошиба, возомнившими свои дырявые лоханки центром мира. Особенно теперь, когда он был полностью в распоряжении Лойсо. Нет уж. До сих пор загадка появления Шурфа Лонли-Локли в своём сне не давала Великому Магистру покоя. Но не только это. Было в нём что-то притягательное. Интересное. Причина, по которой Лойсо Пондохва так много позволял этому дерзкому мальчишке, желал сделать его своим… А может, причиной было банальное физическое влечение? Что ж, это можно было проверить. Заодно поймать двух лисиц в одну ловушку, как говорят шимарцы. Лойсо ухмыльнулся про себя, отмечая, что сплетни укладывают парня в его постель уже не одну дюжину лет, но никто никогда не поверит в исцеление от его рук, и прокусил собственное запястье.***
Шурф не мог понять, подвело ли его зрение, или Лойсо действительно пытался напоить его своей кровью. Когда он увидел алую каплю, готовую сорваться со свежей раны на запястье, на миг испугался, как тот мальчишка, впервые столкнувшийся с превосходством смерти. Конечно, он не верил в слухи о ядовитой крови Лойсо Пондохвы. Вернее сказать, знал, что они не имеют ничего общего с настоящим положением дел. Став Младшим Магистром и получив возможность чаще посещать кабинет Великого, он не раз случайно (случайно ли?) становился свидетелем довольно интимных сцен. Молодые, влюблённые, полностью пленённые зеркальным обаянием юноши и девушки, стоящие на коленях перед своим кумиром, умоляющие дать им попробовать хоть каплю вожделенной крови… Преданность и желание наполняли их до краёв, растворяя их личности без остатка, вытесняя из их мира всё, кроме одного человека — Лойсо. И он выполнял эту просьбу. Иногда — сверх того. Умирали все без исключения счастливыми, но уж точно не от яда. Каждый раз Шурф видел на лице Великого Магистра, избавившегося от очередной наскучившей игрушки, выражение крайнего разочарования. Все эти картины мелькнули в сознании, заставив дернуть головой. Показавшаяся прохладной капля коснулась щеки и плавно прочертила влажную дорожку, стекая к подбородку. — Пей! — Лойсо настойчиво поднёс руку ещё ближе. В приказе было столько звона, что Шурфу показалось, эхо навсегда останется в его голове. Он медленно повернул голову обратно, но не спешил разомкнуть губы. Вместо этого пытался поймать взгляд Лойсо и понять, что у того на уме. Он разочарован? Что Шурф сделал не так? Где прокололся? Или это всего лишь очередное испытание? Думать было сложно. Безумие, чужой страх и боль, охватившие его во время разгрома Ордена Дырявой Чаши, отступили, оставив только саднящий отголосок, но остался нестерпимый жар. По венам бежал жидкий огонь. Он чувствовал, как раскаляются кончики пальцев, горло наполняется горечью, а сердце ускоряется в разы… Кажется, Шурф был близок к буквальному пониманию выражения «закипающая кровь». — Не испытывай моё терпение, Шурф. Взгляд Лойсо был пристальным, тяжёлым. Как можно медленнее Шурф приоткрыл губы, позволяя алой струйке стечь по языку. Он приложил все усилия, чтобы ни мускул, ни взгляд не выдал, как ему хочется полнее распробовать вкус, облизать губы, прокушенное запястье… Загнал эти мысли так глубоко, чтобы и самому не добраться до них. Нельзя позволить Лойсо разглядеть эту слабость. Хотя совсем не безумным, вопреки царившему в голове хаосу, было предположение, что поздно что-либо предпринимать. Ощущения кричали, что эта желанная дегустация — последний дар перед смертью. Сначала, еле заметно, в горле, потом ощутимее — в груди — стало жечь по-новому. Шурф Лонли-Локли никогда не предполагал, что можно почувствовать разницу, но вот теперь изнутри его сжигало два совершенно разных пламени. Одно — неторопливое, но неумолимое, как бесконечно капающая на камень вода. Второе — как яростный смерч, в мгновенье сметающий с пути преграды. Его отблески он раньше видел лишь в глазах Великого Магистра. Оно будто пожирало тот, первый огонь, очищало кровь ещё более жгучим нестерпимым жаром. — Я получил удовольствие, наблюдая за тобой сегодня, — раздался шёпот у самого уха. — Почти физическое удовольствие. — Почти? Шурф говорил коротко, на выдохе, цепляясь за слова, как за последнюю опору. Чтобы не кричать от боли. Смех в ответ он скорее ощутил порывом ветра на коже, чем услышал. — Я собираюсь получить недостающее. Но, — большим пальцем Лойсо стер упавшую мимо каплю со щеки и дал Лонли-Локли слизать и её, — на этот раз сам хочу быть силой, заполняющей тебя до краёв. На этот раз у Шурфа вырвался невольный стон. Пальцами он впился в обивку дивана, к которому оказался прижат сильными руками. Вырваться от Лойсо вряд ли было возможно. И это было удобным поводом не пытаться. Что ж, если Лойсо Пондохва хотел утолить эту жажду, кто бы мог не дать ему желаемое? Кто бы сам не желал? Но даже в состоянии помутнённого сознания мысли об опасности не оставляли в покое. Когда Лойсо касался губами его шеи, слегка прикусывая кожу, Шурф осознавал, как близко от них сонная артерия. Представлял, как легко можно добраться до неё теперь, когда все его щиты сломаны. Когда ладони скользили по груди, в голове вспыхивала картина, как те же руки вырывают его сердце. Даже лёгкие движения пальцев, перебиравших его волосы, отчетливо напоминали пассы смертельных заклинаний, полностью стирающих личность... Каждый раз Шурф вздрагивал от малейшего прикосновения, ожидая, что оно, возможно, будет последним. И в то же время это придавало ощущениям особенную остроту. Чувствительной стала каждая точка на теле, куда бы ни вздумал добраться Лойсо. Добраться до главного он, впрочем, не спешил, отчего Шурф начинал терять остатки выдержки, здравого смысла и самого себя... Пламя, разливающееся по телу, обратилось жаром страсти. Или это причудливые игры сознания так теперь воспринимали боль. Это уже казалось незначительным. Если ценой наслаждения была его, Шурфа Лонли-Локли, жизнь, оно определённо стоило того, чтобы сдаться. Он подался вперёд, вцепившись в плечи Пондохвы, притянул к себе, плотнее прижался тазом. Больше не надо было беспокоиться о том, чтобы не позволить себе лишнего. — Лойсо… пожалуйста... — Какой нетерпеливый. Усмешка щекотнула ухо, и тут же Лойсо настойчиво толкнул его обратно. — Не хочешь проверить, где твой предел?.. Глаза напротив азартно сверкнули. Шурф понял, что Лойсо просто дразнит его. Хотя и сам был возбуждён не меньше, близость их тел ясно позволяла это почувствовать. Чего же он ждал? Губами Шурф поймал чужие пальцы, медленно провёл языком между ними, вложив в этот жест как можно больше обещания. Он надеялся поспособствовать развитию событий. Провокация не удалась. Его Великий Магистр ещё несколько раз пресекал попытки перехватить инициативу, пока тело не стало похоже на расплавленный воск, послушный чужим тёплым рукам. И только тогда погрузил палец, безошибочно касаясь нужной точки… И если до этого казалось, что сдерживаться уже невозможно, то сейчас действительно появились все шансы взорваться от наполнивших тело ощущений. От каждого незначительного движения его сводила сладкая судорога. Шурф удивлялся, как ему до сих пор удалось не кончить, но, похоже, Лойсо действительно знал, что делал, останавливаясь ровно в нужный момент. Он мог продолжать это так долго, как ему было нужно. Казалось, что они навечно застыли во времени в этом моменте удовольствия на грани оргазма, или это были шутки угасающего сознания… Наконец, Лойсо резким движением притянул Шурфа к себе, подхватив под колени, и вошел. Так же медленно и дразняще, как и всё, что делал до этого. Но в самом его то ли дыхании, то ли взрыкивании над ухом уже отчётливо слышалось нетерпение. Что кричал и о чём умолял сам Шурф, извиваясь под Лойсо и находясь в полной его власти, он предпочитал даже не вспоминать. Но тому это, похоже, нравилось, потому что толчки становились быстрее и резче, ритм больше не был размеренным, а дыхание ровным... Всё, что осталось в памяти после этого — полные жадного огня глаза, влажные от пота волосы на лице и пьянящий запах горячей кожи… А потом, когда Лойсо позволил ему кончить, перед глазами появлялись лишь яркие вспышки, оставляющие после себя серую мутную рябь.***
Проснулся Шурф на утро то ли следующего дня, то ли вечность спустя в своей комнате. Солнце нещадно светило в глаза, отыскав брешь в неплотно задернутых занавесках. Вопрос о том, были ли события в покоях Великого Магистра реальными, даже не стоял — тело ломило тем особым образом, когда мышцы не долечили ровно настолько, чтобы оставить весомую память о прошедшей ночи. Шурф поднялся с постели, и, прежде чем задернуть шторы, увидел за окном безоблачное изумрудное небо.***
Дразнить мальчишку оказалось приятно. До покалывания в кончиках пальцев и сладкого зуда внутри. Он бросался из крайности в крайность, то по непонятным причинам упрямо уклоняясь от ласки, то вдруг настойчиво требуя большего. Возможно, в другой раз Лойсо позволил бы ему делать, что вздумается (хотя они оба потеряли бы половину удовольствия), просто из интереса. Но в этом эксперименте ему было важно вместе дойти до предела. И ещё немного дальше. Что ж, Шурф и впрямь был хорош — кейифайская кровь давала о себе знать. Но всё же новых открытий эта ночь Великому Магистру не принесла. Так и не приблизился он к пониманию загадки Лонли-Локли. Что бы ни скрывалось в его мыслях и действиях, разжигая интерес Лойсо, к обычному сексу это вряд ли имело отношение. Можно было, конечно, повторить опыт, чтобы убедиться окончательно.... Но нет, пожалуй. Это стёрло бы яркие первые впечатления, приправленные магией, безумием и кровью… Зачем портить хорошие воспоминания? Впрочем, было интересно увидеть, как поведёт себя мальчишка. Ни при следующей встрече, ни дюжину дней спустя, Шурф Лонли-Локли ни жестом, ни взглядом не дал понять о своих впечатлениях от посещения спальни Великого Магистра, словно между ними вовсе ничего не случилось. Хотя совершенно точно всё помнил. С одной стороны, приятно было осознавать, что Шурф понимал — излишние восторги и томные вздохи были неуместны. Обычно они вызывали у Лойсо лишь раздражение. Его воспитанники в принципе быстро усваивали, что секс — событие рядовое, и вовсе не является поводом впадать в романтическое слабоумие. И в этом плане Лонли-Локли полностью оправдывал ожидания. Но с другой стороны, Лойсо не покидало чувство, что он упустил здесь нечто важное...