Белая Ворона

В тот же миг, как Макс почувствовал близкое присутствие своего больше-чем-друга, стены дрогнули. Ещё удар — на головы им посыпалась штукатурка. Последующие толчки превратились в непрерывную тряску, потолок готов был вот-вот обрушиться, кое-где уже виднелись яркие просветы. И это на приличной глубине под территорией Иафаха! Макс метнулся к стене и чуть дальше по коридору, чтобы не попасть под падающие сверху камни и осыпающуюся землю, но ещё дальше за Теххи не последовал. Только бросил взгляд в направлении, в котором видел её последний раз, убедиться, что та не остановилась в ожидании угрозы и продолжила путь. Но, вопреки ожиданиям, она всё же возвращалась. — Что вы делаете? Здесь опасно! Уходите немедленно! Треск и грохот проглотил, кажется, большую часть его слов, но девушка всё равно его поняла и сердито ответила Безмолвной Речью: «Вы озвучили мои мысли, сэр Макс! Выбирайтесь же оттуда! Вам нужна помощь?» Похоже, что настроена она была решительно. С чего вдруг такое беспокойство о его скромной персоне? Впрочем, некогда было ещё и с ней разбираться. Припомнив уроки Джуффина, Макс поставил между ними щит. «Сейчас здесь будет мой друг. И я собираюсь с ним поговорить, а ваше присутствие не будет способствовать нашему с ним взаимопониманию, если вы понимаете, о чем я…» «Вы в своём уме? Какие разговоры? Он же убьёт вас!» Макс скрипнул зубами. Такая вероятность была, и не маленькая! Но в тот момент он ясно осознал: чтобы Лонли-Локли ему поверил, он должен быть максимально открыт. Не убегать, не прятаться, признавая свою вину, а полностью отдать себя в распоряжение Шурфа, доверить ему собственную жизнь. Краем глаза он отметил, что мельтешение за щитом прекратилось. Видимо, Теххи всё же благоразумно исчезла. Выдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, Макс сбросил с себя все щиты. «Драть тебя четырежды во всех колодцах, Макс! Ты что творишь?!» — тут же прогремел в голове голос Джуффина. Очень хотелось ответить барьером от Безмолвной Речи, но велика была вероятность, что Джуффин тогда явится лично и окончательно всё испортит. «Собираюсь разобраться со своей личной жизнью, как вы и хотели. Не мешайте, пожалуйста». К счастью, Чиффа не стал настаивать и тут же вымелся из его сознания. Хотя Максу показалось, он услышал, как скрипнули зубы наставника. Потолок, наконец, не выдержал и обрушился окончательно, крупная монолитная плита рухнула вниз. Макса едва не сбило с ног поднявшейся воздушной волной. Вместе с грохотом обвалившегося потолка в подземелье ворвался гул огня, крики, свист заклинаний и ещё десятки звуков битвы, соединившихся в одну жуткую какофонию. Когда улеглась пыль, Макс поднял глаза. Шурф стоял напротив, шагах в двадцати, неподвижным темным силуэтом, а над ним, в проломе, вместо дневного света дрожало и переливалось разноцветное марево. В оплывших очертаниях фантасмагорических фигур угадывались черты строений, сада, людей и того, что от них осталось… Перевернутые, искаженные, мелькающие сотней отражений в изломанном пространстве. Высокие ступени магии разрывали пространство изнутри, лишая привычных свойств. И Максу стало совершенно ясно, что находиться сейчас там в тысячу раз опаснее, чем в жерле извергающегося вулкана. Но у него и здесь был свой, персональный вулкан. Живой, горячий и готовый взорваться от наполнявшей его ярости. — Шурф. Макс надеялся, что ему удалось заставить свой голос звучать уверенно. Время растянулось вязкой смолой в ожидании ответа. «Шурф, мы можем поговорить?». Как назло, лица Шурфа, обращенного в темноту подземелья, было не разглядеть. Но Макс и так ощущал отголоски его эмоций. Абстрагироваться от чужого гнева оказалось непросто, даже осознавая его происхождение, слишком его было много, расплавленного, жидкого, затекающего в каждый уголок сознания. Если это была только малая часть того, что сейчас переживал Шурф, то как вообще он сохранял рассудок? И сохранял ли? Макс сомневался в своей способности распознать чужое безумие. В данный момент он и сам себя-то ощущал не вполне адекватным, разделяя, в общем-то, мнение Теххи и Джуффина — остаться один на один с разъяренным Шурфом Лонли-Локли было равносильно самоубийству. Но выбора-то не было! Может быть, перетянув на себя большую часть бушевавших эмоций, удастся привести собеседника к состоянию, при котором диалог всё-таки будет возможен? Но Макс просто не успел вычерпать этот бездонный колодец, если это вообще было возможно: повинуясь магическим пассам Магистра Ордена Водяной Вороны в его грудь устремилась струя кипящей ртути. «А может, это какая-нибудь ядовитая серебряная вода из арварохских горных родников. Так ли уж важно, что именно меня убьёт?» — отстранённо подумал Макс. Страшно не было. Страх вместе с сожалениями, надеждами и прочими переживаниями забился в дальний угол сознания, освобождая место для чужих страстей. Ярости. Близкая к цели струя уже казалась летящим клинком, раскалённым и острым до боли в глазах, когда наперерез ей метнулся серебристый вихрь. Отклонившись от цели, заклинание задело Макса невесомым касанием. Он ожидал боли, жара расплавленного металла, пробирающего холода стали… Но почувствовал лишь порыв ветра, лизнувшего его ключицу и левое плечо. «Твоя попытка провалилась, Макс. Уходи!». На узнавание вторгшегося в сознание голоса Макс был уже не способен. Он осознал только одно — кто-то вмешался в их с Шурфом «диалог»! И хотя оставшимся ещё в его распоряжении кусочком здравого смысла понимал, что ему только что спасли жизнь, чужой гнев колыхнулся обжигающей волной в груди, заставляя рычать. Не отвлекаться. По крайней мере, у него появилось ещё немного времени. Ещё шаг вперёд. «Чтоб тебя на дне оврага хворостиной! — снова услышал он чужую мысль. — Сгинь уже!». И тут же Макс почувствовал, как его прицельно и беспощадно ударили под колени. Потеряв равновесие, он кувыркнулся назад. Вокруг плотной стеной взметнулось ослепительное белое пламя, а через мгновенье он плюхнулся на спину совершенно в другом месте. Вокруг стоял грохот, гомон множества взволнованных голосов. Пол под ним то и дело подрагивал, звенели стёкла. Вокруг сновали бело-голубые в бурых пятнах мантии, кто-то неподалёку стонал от боли… Макс попытался приподняться на локте, но плечо обожгло огнём. Он почувствовал, как что-то горячее толчками стекало по груди, отчего лоохи стало тяжелым и липким. Чёрт! Как, оказывается, больно! Он опустил взгляд туда, где пульсация ощущалась сильнее всего, и охнул — от груди к плечу тянулся глубокий разрез, словно из него вынули приличный кусок мяса, чтобы подать на ужин людоеду. Из раны хлестала кровь вперемешку с той самой вроде-бы-ртутью. Вязкая субстанция жгла края раны, делая её ещё шире и глубже… От увиденного резко навалилась слабость, а к горлу подступила тошнота. Всё вокруг заволокло серой рябью.

***

После того, как Шурф увидел Макса, судьба Семилистника и интересы своего Ордена перестали его волновать. Он выполнил требование Лойсо и, когда защита Иафаха разлетелась в клочья, забыл и о нём, и желанной гибели Мира. Сейчас у него была своя цель. На территорию Иафаха он ворвался с такой стремительностью, словно сам был одним смертельным заклинанием, не знающим преград. За ним стеной смыкались языки зелёного пламени, обдавая жаром, а потоки воздуха, волнами распространявшиеся от столкновения заклятий высоких ступеней, подталкивали в спину. Но основной силой, что гнала его вперёд, был гнев. По-прежнему выжигающий душу, рвущийся наружу, не иссякающий от разрушения щитов и убийства попадавшихся на пути горе-защитников. Был только один способ заткнуть этот бесконечный фонтан ярости, пока она, заручившись поддержкой подступающего безумия, не разорвала тело на части — убить Вершителя, который силой своих желаний и обаяния поймал в ловушку его разум и сердце. И Шурфу было плевать, сделал ли он это в надежде получить преимущество в войне против Ордена Водяной Вороны или развлечения ради — его обману не могло быть оправданий и не нужно объяснений. Найти Макса оказалось до смешного просто. Восстановленная Связь ощущалась даже явственней, чем когда-либо. Какие бы причины ни были у Вершителя так отчаянно желать встречи, какую бы ещё хитрость он ни задумал провернуть с сознанием Шурфа, найдёт он только свою смерть от его руки, не успев ни словом, ни действием вновь всколыхнуть в душе щемящую боль. Стоило потянуть за эту нить, как с той стороны Шурфа буквально дёрнуло в нужном направлении. Более того — он чувствовал, как разом осыпаются все щиты, открывая для малейшей опасности хрупкий сосуд чистой силы. Макс отдавал себя в его руки, не прикрываясь даже барьером от Безмолвной Речи. Остатки здравомыслия ещё пытались пробиться сквозь толщу ярости, затопившей разум, заставили замедлиться, когда Шурф уже добрался до цели и стоял напротив полностью беззащитного Вершителя. Вдруг это уловка? Возможно, эта уязвимость — лишь видимость. Приманка в приготовленной ловушке, готовой захлопнуться за добычей, возомнившей себя охотником. — Шурф. Макс весь был воплощением искренности — поза, положение рук, неуверенная улыбка. Даже злость настороженно притихла, словно… нет, не готовясь отступить, но осознавая саму возможность. Шаг в сторону Шурфа. «Шурф, мы можем поговорить?». Нет! Отвечать нельзя. Сила Вершителя в его словах, а значит — никаких разговоров. Он не поддастся на эти нарочито мягкие жесты, на взгляд, полный сочувственного понимания. Никому, кроме Лойсо, не понять его, Шурфа Лонли-Локли в его безумии и одиночестве, в ощущении бессмысленности существования. Шурф дал гневу течь сквозь себя, позволив ему направлять свою силу. Заклинание Жидкого Клинка само легло в руку, сплелось из одних намерений. Противостоять ему не так-то просто. Довольно мучительная смерть. Яд медленно разъедает плоть, а от боли не избавиться никакими заклинаниями. Как и Шурфу от фантомной горечи во рту после крушения иллюзий. Макс даже не сделал попытки отклониться или отразить удар, направленный точно в сердце. Струя металла уже приняла форму клинка и от цели его отделяло буквально несколько пальцев, когда наперерез ему метнулся серебристый вихрь. Кто посмел вмешаться? Сноп серебристых искр уже пропал из виду. Что за странная магия! В иной ситуации Шурф бы заинтересовался неизвестным явлением, но сейчас для него не существовало ничего, кроме близкой цели. Бросив быстрый взгляд в сторону и убедившись, что помеха исчезла так же стремительно, как и появилась, он вновь сосредоточил внимание на Максе. И уже поднял руку, собираясь нанести новый удар… Он видел, что предыдущее заклинание задело Макса, и этого в теории было достаточно, чтобы убить. Кровь уже расползалась тёмным пятном по ткани лоохи, солнце крошечными бликами выхватывало попавший в рану металлический яд. Рано или поздно он доберётся до сердца. Но Вершитель будто и не замечал, что произошло — только упрямо хмурил брови, тоже недовольный посторонним вмешательством. Нет — охваченный одним на двоих с Шурфом гневом! Ещё шаг навстречу. И ни малейшей попытки защититься. Что ж, всё по обоюдному согласию. Шурф повторил заклинание, чтобы наверняка быть уверенным в результате. И затаив дыхание, следил за его полётом, когда владевшие им эмоции притупились. Сердце Лонли-Локли неуверенно трепыхнулось: он представил Макса, навзничь лежащего среди обломков и чужих тел, в крови пополам с ядом и пылью. То, что Шурф ощутил, точно не было торжеством. Не приносило ни удовлетворения, ни покоя, напротив — большего отчаяния он не испытывал никогда в жизни! В этот момент белое пламя стеной полыхнуло между ними, и последствий своего же колдовства не удалось разглядеть вовсе. Строго говоря, разглядеть не удавалось вообще ничего. А когда колдовской огонь метнулся под потолок, открывая обзор, Макса уже нигде не было… Зато остался противник. Сильный противник, не уступающий Лойсо в мастерстве перевоплощения. Движения его были стремительны настолько, что перед глазами мелькали только всполохи света Шурф не успел разобраться, что же он сам чувствует — досаду или облегчение, но вмешательство и снисходительность врага самим своим фактом вызывали негодование. Насмешка буквально сквозила в потрескивании отлетающих искр, и какой это был знакомый издевательский тон! Неужели сам Кеттариец? Если бы он хотел, то добрался бы до Лонли-Локли в два счёта, воспользовавшись его смятением. Но он только дразнил, бил по рукам, мешая творить заклинания или двинуться следом за тянущейся нитью Связи с Максом. И было ясно, что если проигнорировать предупреждение — следующий выпад будет иметь последствия серьёзнее ожога. Шурф не мог позволить играть с собой, как с неразумным щенком! Наплевав на боль, он двинулся вперёд, ударил раз, другой. Неважно, насколько горячо, он чувствовал на себе жар и похуже. Впрочем, атаки, кажется, вызвали лишь некоторое удивление Кеттарийского Охотника, не больше. Огонь свернулся тугим жгутом, обвился вокруг шеи, туловища, прижал руки, не давая сделать ни единого жеста. Прикосновения пламени уже не были щадящими. У самого уха гудело сердито. Казалось, если вслушаться внимательнее, можно разобрать отдельные слова. Но Шурф не мог. Он вообще не мог больше ни на чём сосредоточиться. Жар заполнил лёгкие, дышать стало невозможно, голова кружилась. В этой схватке ему было не победить. Но когда он был уже на грани того, чтобы потерять сознание, хватка вдруг разжалась. Шурф, сделав судорожный жадный вдох, обессиленно опустился на колени и уперся ладонями в каменное крошево на полу. Моргнул. Руки были целы — ни единого ожога. Пропала и боль. Всё было лишь искусной иллюзией, от которой не осталось и следа. Как и от самого Кеттарийца.