Из князи в грязи

Борислав с холма наблюдал прекрасный вид — перед ним, как на ладони, раскинулась столица Васнийской империи — Скопле. Это был огромный город окружённый каменными стенами, золотые купола храмов и зелень башен радовали взор. Царевич был не один, его сопровождали семь охранников и несколько слуг. Собственно это и был весь конвой «больного», по мнению бояр, наследника. «Слава Богу, план работает, ни шпионов, ни лазутчиков!» — усмехнулся Борислав, поднимаясь с ковра. Не обращая внимания на слуг и воинов, юноша спустился к реке. Вода оказалась прохладной. — В нашем краю нет такой сладкой воды, — послышался голос из-за спины. Борислав радостно обернулся. Перед ним стоял высокий мужчина с тонкими чертами лица, ярко зелёными глазами, без бороды с длинными вороными волосами в зелёной тунике. — Да, господин посол, — улыбнулся царевич. Их встреча была не случайна, о ней Борислав договорился через своих людей. — Зато у нас нет такого прекрасного леса, как у вас, — вежливо добавил Борислав, делая сигнал охранникам, те быстро разошлись по периметру. На другом берегу в зелени кустарников на них смотрели десятки глаз. Главного посла Лесной империи сопровождали воины. — Ну что же, господарь Борислав, я читал ваше письмо и, как вы просили, уничтожил его, — проговорил подданный империи. Царевич с надеждой и вопросом посмотрел на посла. Тот, улыбнувшись, ответил: — Ваш ум поразил меня. Вы проделали огромную работу, даже наш император-хранитель не читал всего Ливия и Григория Эллина. Мой ответ таков: Лесной зверь не ходит в степь, степной зверь не ходит в лес, пока будет так — баланс сохранится. Царевич, погладив густеющие усы, потушил взор и спросил: — Но ваша империя же поглотила Гопов с их Арпатами, что же это лесные звери сунулись в степь? — Тут другая ситуация, Гопы нападали на наших вассалов, вот император и решил направить корни и легионы Великой дубравы к ним, — сдержанно ответил посол. — То есть Номади вам не враги? — поинтересовался Борислав, сжав кулаки. — Да, военного союза у нашей империи нет ни с Руной, ни с Васнией, поэтому, увы и ах, — ответил посол и добавил: — Пока на троне Ригурд шестой, наша страна не будет развиваться в военном плане на восточном направлении. — Ясно, значит, подождём пока к власти в вашей империи придёт император, заботящийся о мире на материке, — улыбнулся Борислав и добавил: — Завтра падёт Васния, послезавтра и вашу империю снесут, как снесли Руну. Посол кивнул головой и произнёс: — Это понимают многие из наших князей и вождей, но император и костяк у власти против наших легионов на Востоке. — Значит будем ждать! Мы с вами молоды, кочевникам ещё отольются слёзы Васнийцев и остальных мирных людей, — проговорил Борислав, вдохновенно смотря на небо. — Вы очень хитры — о вашем слабоумии знают уже во всех прилежащих странах. А вы на самом деле не по годам мудры, построили план, дальновиднее которого я не видел, — польстил посол, рассматривая рукоять меча царевича. — Благодарствую, вот только мой план рассчитан всего на десять лет, — улыбнулся Борислав. — Если к этому моменту Ригруд не покинет престол, советую перенести дату, — сказал посол серьёзно. — Будем посмотреть, — спокойно произнёс Борислав. В его взгляде читалась радость, смешанная с разочарованием. «Святому Мефодию было тоже не легко крестить Васняков — за один год, гору не свернуть» — утешал себя юноша. *** С похода в Руну прошло больше пяти лет, в том набеге Армей понял что его судьба и страсть — это убивать, что значило одно — он точно воин-Номади. Грабить города, жечь странные деревянные дома Рунцев оказалось весело, а насильничать девушек жутко приятно. Из этого похода Аргер привёл в стойбище ещё троих жён, он выбирал Рунок по цвету волос, золотоволосых, помня о Пятой, резал на месте. Так же среди трофеев было куча ткани и оружия. Род Шаюм пригнал в свои земли болше трёхста рабов. Армей, уже не тощий юноша, а мужчина, почувствовал силу. В походе он зарубил мечом вражеского командира и забрал его голову, теперь в поясной сумке у Армея всегда была чаша из черепа. Мир, в который он окунулся с головой, показался ему смешным и слабым. Люди равнин и гор оказались явно не мужчинами. Не спали под открытым небом, боясь заболеть. Зачем-то строили дома из камня. Пили какую то бурду из хлеба. Имели по одной жене. Не имели рабов. Не приносили кровавые жертвы. Не носили штанов и сражались в пешем строю, пренебрегая кавалерией. В родном стойбище Армей обзавёлся собственным шатром, рядом разбили палатку для гарема, на чью защиту Армей поставил младшего брата Старха и ещё несколько верных людей. Почувствовав силу и свободу, уже повзрослевший юноша отделил своё стадо лошадей от отцовского и отправлял пастись на другие пасбища. Отношения между сыном, обрастающим героизмом и трофеями, и постаревшим отцом ухудшались. Наверное потому, что Аргеру перевалило за сорок лун, в таком возрасте воины-Номади обычно уже отдавали душу Фалу и освобождали место молодым. Но не только в этом была проблема. Аргер сделал Тринадцатую из простых, присматривающих за детьми, рабынь, свою любимую жену. Для Армея, желавшего её с юных лет, это было последней каплей. «Не потреплю, чтобы этот старый пень драл мою козочку!» — думал он, с презрением смотря на остальных наложниц. — Сукин сын, как ты смеешь! — орал Аргер. Перед ним предстала не лучшая картина. Он выехал из стойбища, направляясь на совет и что он застал, когда вернулся? В его шатре, на его кошме, его сын, с его женой. Обнажённые. Это был позор, и не просто позор, а позор на всю степь. — А что ты хотел? Я её с детства присмотрел, то, что она твоя, меня не смущает, — дерзко ответил Армей, обнажая меч, попутно натягивая штаны. — Мерзавец! Кого я воспитал! — вопил Аргер, тоже доставая меч из ножен. — Меня! Мужчину! Воина! И я заберу у тебя её. Она будет моей! — оскалился Армей, шесть лет в походах научили его одному: «Чего-то хочешь? Бери, не раздумывая!» Был прекрасный солнечный день, всё стойбище собралось у шатра Армея. Тот стоял у входа, обнажив меч, напротив, выгнанный наружу отец тоже с мечом. — Твои земли, твои жёны, твои дети, твоя голова будут моими! — прохрипел Армей, смотря на ошарашенного Фаюра и воинов. Те не спешили защищать хозяина. Тот был опозорен собственным сыном. Мужчина не допускает, чтобы его наложниц трогали без разрешения, а уж тем более спали с ними. — Ублюдок! Я потерял десять сыновей на войне, чтобы одиннадцатый меня так опозорил! — кричал Аргер, пыхтя от напряжения. — Ты сам не разрешил её забрать в мой гарем! — парировал Армей, замахиваясь мечом. Аргер увернулся и, сделав выпад, проорал: — Она, Фал тебя раздери, мать твоего сводного брата! Как ты себе это представляешь? — Обыкновенно! Родила братика, родит и сына! — ответил Армей и воткнул меч в грудь запыхавшемуся Аргеру, тот закачался и упал. — Ты сдохнешь Касиф! Я проклинаю твоё семя! Третья точно была порченная, раз родила такое… — прохрипел Аргер, захлебываясь кровью. — Я воин-Номади! — проорал Армей и добил отца. Потом, подняв голову, злобно посмотрел на окружающих. Воины, выпучив глаза, отпрянули. Но вдруг из строя вперёд вышел Фаюр и поклонившись, сказал: — Присягаю тебе князь Шаюм Армей! За ним повторили остальные воины. Шаюм оскалился. «Я воин-Номади! Не пощадил ни отца ни мать! Я стану легендой!» Так он и стал князем Шаюмов. Эта новость облетела всю степь. История народа Номади давно не знала такого. Да, сыновья резали отцов и тут и там, но не из-за бабы же. Аргера, как слабого, похоронили без почестей, рядом с курганом Архейна. Армей было хотел его расчленить и сделать из головы чашу, но передумал — побрезговал. — Вот теперь ты с мамой рядом, — усмехнулся Армей, застёгивая ремень на поясе. Семью Шаюм взял в бронзовые рукавицы. Половину отцовских жён, в основном тех, что были старше сорока, Армей убил или продал в рабство. Братьев и сестёр от них ждала та же судьба. Остальные наложницы стали частью его гарема. Первой женой стала Тринадцатая. Фаюр стал правой рукой и быстро доказал свою верность в междоусобице. Некоторые родственники хотели убить Армея, мстя за Аргера. Проблемы с оными решили большой резнёй в соседнем стойбище, как урок Шаюмам, головы убитых были развезены по всей земле рода. Остальные Номади признали его и сам Каган тоже. «Теперь подо мной целый род, несколько тысяч человек, пока что остановлюсь на этом!» — думал Армей, обнимая Тринадцатую, на их кошме. Он в кои-то веки почувствовал, что утолил свой аппетит и был счастлив. Хотя в голове уже были посеяны семена желания — желания власти. *** Борислав спокойно сидел у ложа отца. Лев Шестой помирал уже неделю, так медленно, будто расплачиваясь перед подданными за свою мягкосердечность и слабость. День ото дня ему становилось всё хуже, он был похож на уведающий цветок. Пустые глаза, поседевшая аккуратная борода, кожа белее полотна. — Сынок, ты здесь? — спросил царь, смотря вдаль невидящими глазами. — Да отец, — откликнулся Борислав, его переполняла скорбь. «Это конечно, входило в план, но я не думал, что всё так скоро». — Скажи, Борис, ты готов стать царём? — кашляя, спросил Лев. — Я готов отец! Я стану царём, обещаю! — проговорил Борислав, нагибаясь к отцу, он едва сдерживал слёзы, голос его дрожал. Он не хотел, чтобы всё так заканчивалась. «Когда я в детстве хотел стать царём, я не желал тебе смерти, отец!» — Хорошо, — прохрипел Лев и, улыбнувшись, добавил: — Мог бы не притворятся, ты с детства был дурным ребёнком, но чтобы молодой парень променял славную охоту и компанию друзей на философию? Не смеши меня! — Отец, прости меня! Я хотел, хотел спасти наш народ! Я не хотел тебя обманывать! — уже почти проплакал Борислав, но отец закрыл глаза. Минут десять висела тишина нарушаемая лишь тяжёлым дыханием великого царя Льва Шестого — миротворца и защитника. — Сынок… — наконец проговорил царь: . — У тебя мягкое сердце. Как и у меня! Но ты отличаешься тем, что хочешь спасти наш народ навсегда, а не на год! Обещай мне одно! Ты продолжишь платить дань, пока не поймёшь, что всё готово к твоему триумфу! — губы у Льва были сухие и белые — как мрамор. — Я так и собирался сделать, отец! — пролепетал Борислав, хватаясь за холодеющую руку отца. — Хорошо. Я был плохим царём, — прохрипел Лев. Он закрыл глаза. В этот раз навсегда. По щекам царевича покатились слёзы. — Отец, я спасу наш народ! Больше мы не будем платить! Наше царство построенное на крови дедов будет свободно от варваров! Мне помогут! Ольга дочь Тюра и остальные варанги! Варвары победят варваров! Пешие конных! Я буду хорошим царём! — прохрипел Борислав, встав, посмотрел на усопшего отца. Красивого мужчину с бородой усами и волосами до плеч, ушедшего на взлёте, сбитого стрелой судьбы сокола. «Царь! Помазанник Божий». *** Не успело остыть тело Льва Шестого, как во дворец уже спешили заседающие в столице бояре и воеводы, так же были быстро разосланы весточки князьям на границы. Почти как в сказке, у царя было два сына, и оба идеально подходили на роль самодержца. — Миро коснётся головы Александра, он молод и здоров! К тому же он воин! — хрипели, как псы, бояре из восточной фракции, которым надоело, что пираты из Эдемского моря грабят порты. Царь-воин был бы спасением. — А вот и нет! Борислав, вот кто будет правителем, тем более он старший! — усмехались западники, которым нужен был покладистый царь, который бы исправно платил дань кочевым племенам. По залам дворца носились интриганы, ведомые желанием посадить на трон нужного наследника. Вспоминались все долги и оплошности. Разрозненные группы воевод собирались в большие силы. В итоге к обеду всё устаканилось и две маленьких армии из государственных мужей поспешили к скромной келье патриарха Апостола. — Ну что, Владыка, взять мне корону, чтобы брат дальше философствовал? — тихо спрашивал Александр, смотря почерневшими от слёз глазами в своё отражение в клинке отцовского меча. — Ни в коем случае, Борислав старший, да и державу царь-батюшка ему в наследство оставил, — успокоил царевича патриарх, посматривая в окно кельи. — Но он ведь не может! Бояре считают его слабоумным и не примут! — прошептал Александр, стараясь взять в ум, почему патриарх не поддерживает его идею, как все воеводы. — Как раз слабоумного царя они примут с радостью, по крайней мере те, что с западных княжеств, но ты не бойся, смири гордыню, всё само разрешится! — проговорил Апостол, рукой задвигая меч ножны. Александр, подняв глаза, с надеждой спросил: — Правда? — Да, Борислав, не так прост, — улыбнулся патриарх. В эту минуту в дверь постучали. На пороге стояли главы боярских фракций, они сложили руки для получения благословения. Короткий диалог кончился тем, что патриарх, размахивая посохом, прогнал всю свору государственных мужей. Вернувшись, он прохрипел: — Не стыдно им, хотят, чтобы я тебя на царство повенчал! Александр, встав, молча вышел, он направился во дворец искать брата. Отчего-то палаты были пусты, все бояре куда-то пропали вместе с князьями и воеводами. Вся эта свора собралась в тронном зале. Царевич, сглотнув, остановился на пороге. Государственные мужи стояли в две линии до трона, а на нём сидел он — Борислав. — Ну что же брат! Иди ко мне! — позвал старший брат, улыбаясь. Он был не похож на себя, вместо скромных одеяний теперь на нём была кольчуга северян, на голове золочёный шлем, на поясе отцовский меч. Александр с достоинством вошёл в зал и тут только заметил, почему бояре и прочие так напуганы — вдоль стен стояли варанги в полной амуниции с обнажёнными клинками. Рядом с троном высился как башня глава гвардии Тюр с зверским выражением на лице, справа же от Борислава стояла прекрасная Ольга, тоже в кольчуге с мечом. Было очевидно — старший царевич займёт престол с поддержкой всех бояр и воевод. Подойдя к трону, Александр опустился на одно колено и поклонился. — Слава царю Васнийскому Бориславу! — отчётливо проговорил он. Бояре и воеводы тут же его поддержали, тоже бухнувшись на колени. Борислав довольно щёлкнул пальцами. Тут же из-за трона появился довольный патриарх Апостол. Власть перешла из холодных рук Льва в руки старшего сына, осталась сущая мелочь — помазание и венчание на царство, но по факту Васния уже обрела господина. Вечером братья остались наедине. Александр обнял Борислава. — Я так рад! Рад что ты занял престол! Рад что ты изменился! — лепетал молодой царевич. Он был воистину счастлив, ему в свои девятнадцать не пришлось брать ответственность за огромную страну. — Я тоже рад, только престол ещё не мой, — улыбнулся Борислав: — А вот завтра, после венчания всё будет! Я не изменился — всегда был таким. Александр заморгал и спросил: — В смысле всегда был таким? Ты же кольчугу ни разу не надевал! Я молчу про остальное! Все думали, ты слабоумный философ! Борислав засмеялся страшным каркающим грустным смехом. — О брат! Это моя маленькая жертва, стоило прикидываться пять лет дураком, чтобы подготовить почву для моего плана! Даже воины-Номади из дальних стойбищ знают, что у Льва Шестого — сынок дурачок. Ну а кольчугу я надевать не хотел, но Ольга заставила, сказала, я в ней солидно выгляжу! — проговорил почти царь и, встав перед братом на колени, прошептал: — Я прощу прощения что обманывал тебя! Но иначе было никак! Мой план не мог сорваться! Ему и так мешало слишком много «но», чтобы ещё больше рисковать. Прости, брат! Александр осел на пол и крепко обнял брата. Он ничего не сказал. Но в его крепких руках чувствовалась верность и вера в будущее. Наконец юноша прошептал: — Наш народ скинет ярмо каганата? — Да! — уверенно ответил Борислав, но потом добавил более спокойно: — На это уйдёт не много больше времени, император Ригурт ещё на престоле, а без леса нам никуда. *** Вся столица стояла на ушах с утра. В главном соборе венчали царя. Приехавшие с окраин князья, увидев у ворот во дворец две тысячи варангов, решили что Борислав вполне мил и вообще хороший царь, которого они ждали. Патриахр Апостол, стоя на амвоне, щедро поливал голову царя миром. За спиной великолепно одетого Борислава стоял Александр и Ольга, они довольно переглядывались друг с другом. Бояре и воеводы набожно крестились и восхищённо подпевали хору. Князья же толпились поодаль, с уважением смотря на крестившихся в их веру варангов, защищавших царя. Смена власти прошла без смуты и все были рады. Как только венец коснулся головы Борислава, он с радостью и скорбью по отцу, осознал что как минимум треть плана уже выполнена. «Я должен положить всю жизнь на борьбу с варварами!» — думал он, проходя через расступающуюся толпу, к крыльцу. Стоявшая на площади толпа встречала царя рёвом восторга. С крыльца полетели золотые монеты, их раскидывали в честь венчания. Бояре с князьям дружно следовали за Бориславом. Тот остановился у перил и громовым голосом провозгласил: — Аз есьм царь Васнии Борислав! Народ заревел ещё громче. У этих сотен тысяч в глазах мелькала надежда — что ад, в котором они живут, скоро кончится, что прекратят приезжать послы от кочевников и грабить их, что прекратят нападать пираты, что наконец начнётся спокойная жизнь. Пир в честь венчания прошёл по всем канонам страны с пустой казной. По столам текли реки вина, а вот закусок было меньше. Расчёт что гости, захмелев, уснут, срабатывал уже третью сотню лет. «Вино дешевле хлеба, забавный парадокс», — думал Борислав, размышляя: где возьмёт деньги на свадьбу с Ольгой. Хотя большая часть его дум всё равно была сосредоточена на кочевниках. Посол каганата кланялся новому царю в ноги. — О Борислав, сын Льва, верного друга нашей степи! Твоё венчание великолепно, я лично видел как Ваш Бог прикоснулся к твоей голове! Ты прекрасен и молод, надеюсь, удаль твоя не будет направлена в степи, а то Великий Карски ещё помнит, как грабил Орлёнку, Бран и Семипалатенск, — елейным голосом говорил посол, он ничего не ел и не пил, явно брезгуя обществом Васнийцев. — Не бойтесь, дань будет… — проговорил Борислав, сделав максимально глупое лицо. Вообще он старался не сильно много говорить. Посол, удовлетворённым ответом, направился третировать Тюра, единственного, кого он из всего этого сборища бородачей уважал. — Вот скажи, морской змей, чьи жёны прекрасней всех, чьи огненные дети бороздят всю воду, зачем ты помог Бориславу взойти на престол? — игриво поинтересовался посол Номади, вращая в руке чашу из черепа. — Он дурак, с такого будет проще стричь шерсть! — расхохотался Тюр. — А ты, я вижу, Касиф, продолжаешь работать языком, а не мечом, что же так? Номади славятся силой… — Но дипломатия сложнее! — улыбнулся посол, сверкая пустым ртом: . — Поскольку кагану и его ублюдкам нужна дань, они шлют такого как я, а у меня язык подвешен, я в Руне в подвале с поэтом сидел! — Слава Богу, что ты посол, а не какой-нибудь Архан Кучум, — усмехнулся Тюр, подмигивая Ольге, та страстно смотрела на Борислава, её сердце чуяло — скоро. — Я уж старый, вот умру, пришлют Вам какого-нибудь Шаюма Армея, — усмехнулся Касиф, поправляя косичку на бороде. — Это что за птица? — удивился Тюр, отпивая из огромной бочки. — Воин-Номади, недавно убил отца, а до этого мать, — улыбнулся посол, новости из орды до него едва доходили, поэтому он был рад любой ерунде. — Ой подумаешь, я вот вообще пол рода вырезал, и что? — расхохотался Тюр. Пир кончился. Борислав удалился в покои. Переодевшись, царь пробрался в сад. Нырнув в арку, он ощутил на губах жаркое прикосновение. — Всё-таки зря ты бороду отпустил, — рассмеялась Ольга, прильнув к Бориславу. — Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся Борислав. — Ну так что? Завтра свадьба, после завтра на кочевников? — с упоением спросила девушка, оплетая мужчину руками. — Да нет, — усмехнулся Борислав, поглаживая спину любимой. Та услышав ответ часто задышала и спросила: — Боишься кочевников? — Нет, просто если уж бить, то до конца, — ответил царь, вновь прильнув к губам Ольги. Александр с Апостолом молча следили за этой идиллией из окна кельи. — Значит вот какой у брата план? — сглотнув, спросил царевич, выслушав патриарха, он теперь дрожал всем телом. Старший брат затеял истребление самого страшного врага в мире и ради этой цели положил на алтарь свою жизнь. — Да, а я вот думаю, где я возьму десять тысяч крестиков и рубах, — рассмеялся Апостол. — А я рад, рад что брат не дурак, а просто хитрец. Ну и то, что мне в плане тоже место есть, радует! — улыбнулся Александр. *** Семь лет пронеслись — как ураган. Войны, походы, междоусобицы. Девиз у Шаюма остался тем же: «Чего-то хочешь? Бери, не раздумывая!» Следование этому девизу вылилось в пару крупных войн, из которых Армей выходил победителем и привозил в стойбище богатые трофеи. В угодьях Шаюмов всё было благополучно, воины росли, лошади плодились, наложницы рожали смену и наследников. Берх из мальчика превратился в юношу с одной косой. Он уже и не помнил Аргера, думая что его отец Армей. И вот как раз перед днём его рождения, Шаюма вызвали на совет. Каган постарел, его широкие плечи ссохлись, лицо покрылось морщинами, тринадцать лет прошли не даром, покрытое шрамами тело Карски ныло от былых ран. Но он держался за место мёртвой хваткой и каждый год убивал по одному бросившему вызов князю. Армей метил на его место, но выжидал, когда руки Кагана ослабеют окончательно. И вот они сидят, как в тот раз — в кругу. Только Карски теперь похож не на богатыря, а на сильного старца, а Армей похож на Карски тринадцать лет назад. Такой же красивый, широкоплечий, высокий, с мечом за поясом и гордым взглядом мужчины-воина. — Шаюм Армей! — торжественно начал, Каган, поднимая чашу, в которой смешались кумыс и кровь: — Наша орда выдаёт тебе таньгу посланника, ты же понимаешь Васнийский? — спросил Карски, поглаживая бороду. Армей поднял чашу и жадно прошёлся взглядом по наложнице Кагана, это была красивая девушка, сменившая ту, что была тринадцать лет назад, совсем недавно. «Хочу!» — подумал Армей и тут же одёрнул себя. «Подожди ещё чуть-чуть!» — Знаю, вторая наложница из Васниек, научился, а то эта тварь нашего не понимает, — ответил Шаюм, чем вызвал улыбки других князей. — Так вот, мы тебя и отправим в посольство к Васнийцам! Они как раз не хотят, чтобы мы шли на них войной, вон посла прислали! А наш, что у них был, помер от старости, Касиф проклятый, — улыбнулся Карски, кивая в сторону разбитого недалеко от кошмы шатра с флагом с львом на синем фоне. — Я бы и рад, да у моего брата совершеннолетие скоро… — было начал Армей, как вдруг уловил в взгляде Кагана ту слабость, о которой так мечтал. — То есть, конечно, готов! Я так понимаю, воинов с собой взять не больше сотни? — спросил Армей, исправившись. «Съезжу посмотрю, что это за Васнийское царство, вернусь и на совете брошу ему вызов! Эх жаль, клятва меня сковывает, сейчас бы убил!» — подумал Шаюм. — Да, сотни хватит. Васнийцы не воинственны, это народ землепашцев, поэтому постарайся быть помягче, а то их царь ещё обделается прямо на троне, — усмехнулся Каган и добавил: — Год назад они уже заплатили нам за мир, хотят продолжить традицию дедов! Выбери плату на свой вкус. Совет кончился, как в прошлый раз — оргией и травлей собаками. В обоих мероприятиях Армей с удовольствием поучаствовал. В такие моменты он понимал, что ему принадлежит власть. Что он не просто мужчина, а князь! Владыка рода воинов-Номади, чей символ это сокол. «Наложница Кагана хороша. Ничего, забрал жён отца, и жён Карски заберу!» — думал Армей, следя своими чёрными глазами, как псы гонятся за толпой рабов. Как вдруг он увидел мужчину с широкой бородой, в синем плаще. — Кто это? Какой забавный раб! — засмеялся Шаюм, обращаясь к ещё трезвому Фаюру. — Вообше-то, это Васнийский посол! — расхохотался мужчина и принялся хлебать кумыс из чаши. — Да ну? — удивился Армей и направился к странному мужчине. На лице того было написано явное отвращение к происходящему. В руках он перебирал странные бусы. — Не нравится? — на васнийском поинтересовался Шаюм. — Это варварство, — коротко ответил посол, криво улыбнувшись. Шаюм, кашлянув в кулак, проговорил: — Нет, это традиция, сильные выживают! Собака сильнее раба, значит она достойна жить больше, — оскалился Армей, трогая куцую бородку. Посол усмехнувшись, отвёл подол плаща, под ним оказался красивый пояс с мечом. Армей, заулыбавшись, поправил свой пояс с бронзовой бляхой. Меч у него был побольше. — Вот жители равнин боятся Номади и откупаются, значит наши воины сильнее, значит мы будем жить, а вы сдохнете! — продолжил Армей рассудительно, ему хотелось посмотреть, как этот щуплый и жалкий землепашец с белыми руками сорвётся. — Возможно, но мы уйдём воинами-защитниками, а вы всегда будете варварами-грабителями, — улыбнулся посол. Армей от такой наглости опешил. Похоже Каган этому мужичонке дал гарантию, что его не тронут, раз он такое несёт. — Воинами? У тебя сколько женщин было, воин? — спросил Шаюм, стукая в поясной сумке чашей. — Одна, — спокойно заметил посол и, чтобы предотвратить громкий хохот кочевника, добавил: — По закону божьему! — Ваш Бог судя по всему хочет извести человечество. Наш Фал велит сильному мужчине иметь, как можно больше женщин, чтобы было много детишек! Слабый же обойдётся одной, — спокойно заметил Армей, едва сдерживаясь, чтобы не заржать как конь. — Ну а скольких врагов ты убил? — поинтересовался Шаюм, о Васнии от жены он знал мало, бедная Пятая не распространялась о родине. Поэтому перед посольством хотелось хотя бы поверхностно изучить врага. — Я никого пока не убил, я посол, — улыбнулся Васниец. Тут уж Армей чуть не упал. На вид послу было лет сорок, но он не убил ни одного человека. «Сколько детей спрашивать не буду! Наверное у них в империи вообще детей иметь не принято!» — подумал Армей и, выставив перед собой локоть, представился: — Шаюм Армей, посол в Васнию от великого Каганата Номади. Посол явно обрадованный, тем что знает, кто перед ним стоит, стукнул по локтю своим и сказал: — Андон Льев, посол в Номади от Васнийского царства. — Значит ты Льев? — поинтересовался Армей, посол замотал головой и пояснил: — Это у вас в Номади сначала фамилия, потом имя, а у нас наоборот. Поэтому меня зовут Андон, из семьи Льевых. — Что у вас ещё наоборот? — поинтересовался Армей, зевая, собаки уже загнали всех рабов, смотреть было не на что. — Ну многое, к примеру когда вы киваете, это значит «да» а у нас наоборот «нет», — проговорил посол и перекрестился, ему было явно жалко рабов, хотя среди них не было Васнийцев, одни рунцы. «Слабак!» — усмехнулся воин-Номади. — Это я запомню! А то мало ли вашему царю кивать захочется! — рассмеялся Армей и быстро ушёл в шатёр. Он узнал достаточно и теперь хотел пояснений. — Почему мы просто не истребим таких слабаков? У них у мужчин по одной бабе! И мечи носят при себе, никого не убив! Да такие народы нужно Фалу в жертву, как баранов гнать, а не требовать от них выкупы! — кричал Армей, смотря в глаза Кагану, тот вращая на пальце таньгу проговорил: — Сперва съезди и посмотри на их край, тогда поймёшь почему я не хочу к ним идти. Поняв, что на этом разговор окончен, Армей покинул шатёр и пошёл к себе в кибитку. Лёжа на кошме Шаюм молча размышлял. «Я в свои двадцать с лишним захватил власть над родом, просто переспав с наложницей отца, из-за чего он вызвал меня на поединок, может так же повторить с Каганом? Как-никак, тот, кто его убьёт, в честном бою уже считается наследником, хорошая ведь идея! Он будет опозорен, не выдержит и вызовет! Потом ни в какое посольство не поеду, обезглавлю этого собачьего посла и сделаю ещё одну чашу! Ну и войной на эту Васнию! На восток я ещё не ходил! А там ведь плодородные земли!» с такими мыслями Армей задремал. Проснулся уже утром. Проклиная себя и крепкий кумыс направился на совет. Сегодня на повестке дня было прощание собственно с ним. Опять выпили, поклялись друг другу в верности, помолились Фалу и устроили оргию, всё по обычаям дедов. — У них царь странный, ты не сильно кричи, а то помрёт! — наставлял Карски. Армей лишь сухо улыбался. «Вернусь — убью собаку!» — подумал Шаюм. Посольство выдвинулось из орды. Степь встречала их дружелюбным ветром и чистым небом. До Васнии ехать было неделю. «Ну что же куча времени чтобы подумать! Власть в степи будет либо моя, либо ничья!» — решил про себя Армей.