Из князи в грязи

Борислав прогуливался по саду, на лице выражение задумчивости и апатии. Восемь лет пронеслись, а добрых вестей из Лесной империи всё не было. Годы ожидания сделали своё дело, при полном процветании страны, избавившейся, благодаря Александру от угрозы с востока, сам царь тихонько увядал. «Мне скоро будет тридцать! Господи! Что мне делать?» — думал Борислав, смотря на Олега и Мирославу, которые, держась за его плащ, шли за ним, два невинных ребёнка, его ребёнка. С большими умными глазами и интересной внешностью, в которой смешались грубые черты северян и знакомые васнийские. Ради них Борислав был готов и без поддержки леса идти войной на Номади, но сдерживал себя. Знал — только положит армию. А армия за годы выросла. С севера в благословенный край плыли варанги и крестясь в единую веру пополняли ряды дружины князя Тюра. Многие брали пример с царицы Ольги и находили себе жён и женихов среди местных, так за семь лет взросло новое поколение, сильное, но всё ещё с ярмом рабов на шее. Это невероятно угнетало Борислава, последние годы он не мог без слёз смотреть в глаза своим детям. «Неужели они тоже будут данниками? Тоже будут унижаться перед варварами?» — думал он, ему было стыдно что его план возлагает на алтарь победы такие жертвы. Восемь лет, которые люди могли бы быть свободными, он просто ждал, ждал, пока в крупной империи сменится правитель, и исправно платил дань Каганату. — Папа, папа, а правда что вы с мамой у этой арки познакомились? — звонким голосом спросила Мирослава. Олег тут же шикнул на неё и строго на правах старшего брата заметил: — Мира, не видишь? Папа, опять грустный, он думает о стране! — Но мама говорила, что они познакомились здесь, — упрямо заметила девочка, смотря снизу-вверх на отца. — Да именно здесь, я тогда был молодой и красивый, — грустно улыбнулся Борислав. — Ты и сейчас красивый, вон какая борода, будто молоко по столу разлили! — радуясь, что отец ответил, проговорила Мирослава, протягивая руки к родителю. Борислав поднял её над землёй. Девочка тут же ухватилась за его бороду, ещё недавно чёрную, а сейчас уже с частыми седыми линиями. — Пап, возьми и меня на руки! Ты же сильный, — ревнуя отца к сестре, потребовал оставшийся на земле Олег. Борислав и его поднял, так они и вошли в арку. Тут царю внезапно стало очень спокойно и мирно. — Как я всех вас люблю! — наконец проговорил Борислав, обнимая детей. — Надо спасибо сказать; и тоже — люблю! — обратился к сестре Олег, та тут же заявила: — Мы тебя, папа, тоже любим! И маму любим, и, дедушку Тюра, и, дядю Александра, и васнийский народ, всех любим! Олег замотал головой в знак согласия. По сердцу царя, как мёд, растеклась радость. «Ещё потерплю! Бог терпел и нам велел! Ради будущего этих ребятишек я на всё готов!» — подумал Борислав и засмеялся. — Видишь Оля, теперь папа весёлый! А ты говорил, грустный, — серьёзно заметила Мирослава. — Папе в тени всегда весело, он солнце не любит! — со знанием дела заметил Олег, прижимаясь к груди отца. — Запомни сын, солнце — это Бог, я его люблю, но прячусь от него, как Адам и Ева. Мне стыдно, ибо грех на мне огромный, а Вы дети свободны пока, что от греха, так что любите солнце! И Бога! — проговорил Борислав, опуская детей на землю, те странно посмотрели на отца и выбежали из арки на солнечную поляну. Царевичам и царевнам резвиться положено исключительно прилично, поэтому Олег с Мирославой решили рассматривать жуков, помня указание матери, присматривать за папой — чтобы тому голову не напекло. «Грешный человек - помазанник Божий, ну разве не смешно? Нет ничего страшнее греха бездействия, а я этим грехом уже восемь лет промышляю! Да, Александр реформирует армию, да, укрепления вдоль границы строятся… Но что делаю я?» — схватившись за голову, думал Борислав, ему было мерзко от самого себя и противно думать сколько ещё придётся ждать. «Вот вырастет сын, а Ригурда не свергнут, придётся передать тебе, Оленька, мой крест, а самому свариться в своих грехах на смертном одре». Борислав вновь пришёл в отчаяние и приготовился уже падать на колени и молится, чтобы Господь спас его от уныния, но тут послышалось лёгкое позвякивание доспехов. Царь поднял голову. К нему через сад спешил родной брат Александр в своём прекрасном златом панцире великого полководца. — Дядя Александр вернулся! — хором завопили дети и бросились наперерез царевичу. Тот, остановившись, обнял их и прижал к блестящему нагруднику, накрыл своим красным плащом. — Как дела у Царя-батюшки? — тихо спросил Александр у племянников. — Грустный! — буркнул Олег. — Но сегодня уже улыбался! — громко объявила Мирослава и закричала: — Папа, иди сюда! Под солнцем хорошо! Борислав тут же вышел из тени и бросился обнимать брата. Оставив детей на слуг, Царь и его главный полководец снова скрылись в тени арки, где доспехи Александра не так сильно пускали солнечные зайчики. — Ну? — тихо спросил Борислав, от нетерпения разрывая ладони ногтями до крови, сжимая кулаки. — Царь-батюшка! Укрепления на востоке готовы! Склады с провизией и оружием в Марьине и Орлёнке переполнены! Посадники все мои люди! Армия перевалила за двесотни сотен! Флоты заняли проливы! Пираты из Центрального моря теперь не тронут путь из Варанг в Элладу! В общем, всё готово, чтобы громить Номади! — склонившись, радостно проговорил царевич. Борислав просветлел, бледность лица исчезла, по щекам пробежал румянец, в глазах появились искорки. «Спасибо Господи!» — подумал царь и тут же весело проговорил: — Не Царь-батюшка, а родный брат Бориска! Спасибо тебе, братик! Самый верный и самый лучший мой подданный! — сказав это, Борислав обнял брата - практически его отражение только без седины в бороде. — Значит, теперь осталось дождаться, когда свергнут Ригурда? — спросил у осчастливленного новостями царя Александр. — Да! Да! Я не зря терпел восемь лет! — проговорил Борислав. Тут внезапно в входе в арку возник патриарх Апостол без радости на лице. — Остановите радость царь земной! Андон мне написал из Каганата, к нам в Скопле пришлют самого сатану! — Кого? — недоверчиво спросил Борислав, он принимал уже сотню посольств и все кочевники были одинаково мерзкими убийцами и грабителями; только покойный посланник из Касифов отличался, хоть чем-то хорошим. — Знаменитого на всю степь — Шаюма Армея! Это сам сатана! — строго проговорил Апостол. Борислав опешил, его брат, самый смелый воин в царстве, задрожав, заметил:  — Не хотел бы я с ним встретится! Этот дьявол славен своими зверствами в походах! Он любимец Кагана… — И что в нём такого? Я про него не слышал… — проговорил Борислав. Ответ его просто уничтожил: — Этот демон убил собственную мать в день совершеннолетия, тело расчленил и съел! А потом и отца убил и тоже сожрал! В его гареме сто дев из ста краёв, он портит их у убивает, детей, родившихся, продаёт в рабство. Он пьёт из черепа короля Руны, ест рёбрами родных братьев. В бою против ста устоит и победит! У него меч в человеческий рост и копьё в четыре! Его конники не ведают жалости, говорят даже Каган уступал ему свою жену на оргиях! А теперь эта тварь едет к нам! — часто крестясь при описании зверств, проговорил патриарх и добавил:  — Такой точно утроит дань, или потребует чего-нибудь этакого! Борислав, придя в себя, лишь через некоторое время, слабым голосом проговорил: — А мы его встретим как полагается и посмотрим как этому демону в святом городе понравится! — А может это знак Божий? Что пора начинать? — спросил Александр, добавляя: — Ничего, у нас свой сатана есть! Его зовут ярл Тюр! — Да! — тихо проговорил Борислав, смотря на детей. *** До столицы Армей с Андоном успели ещё пару раз поговорить. Что полностью убедило первого, в купе с наблюдениями за жителями Васнии, что этот край достоин самого жестокого разграбления. «Пепел развеем, а землю посыпем той гадостью, которую они называют солью!» — про себя кровожадно думал Армей. Не доехав до города всего пары миль, посольство остановилось в горном монастыре. Васнийские охранники - внутри святого места, Номади же предпочли переночевать в небольшой долинке рядом. Армей заметил, что Андон скрывается за толстыми воротами настоящей крепости, с облегчением на лице. В глазах васнийца он видел лишь ненависть. Шаюму это очень нравилось. Ему уже не терпелось проткнуть жалкого мужичонку своим мечом. Уснуть у князя не получилось, перед глазами стояла Тринадцатая; поэтому он, выбравшись из кибитки, направился к костру, у которого в молчаливом одиночестве сидел его верный друг Фаюр. Присев рядом с ним, Армей глубоко вдохнул горный воздух, который был не похож на степной, спросил: — Ну, что скажешь про сей изобильный край, брат по оружию? — Руна не сравнится с этой страной! В этих полях и горах богатства больше, во всём мире! Васния - наследница Восточной Эллинской империи, и в приданное ей досталось много чего! — с энтузиазмом проговорил воин, его уже немолодые глаза сияли в свете костра животной кровожадностью. Армей улыбнулся и, похлопав друга по плечу, проговорил: — Да уж! Я еле в седле сижу! Тут всё так благовидно, одним словом, империя, купившая свой мир за рабство целого народа! Эх, нам бы без посредников доить Васняков, но с этими царями как-то удобнее; традиционнее что ли… — Ага! А девки то какие… — облизнув губы, страстно проговорил Фаюр. Армей, обрадовавшись, что разговор перетёк в нужное русло, сказал: — Мне этот послишка сказал, что у них царица писаная красавица! — Это все знают! Она из северян, волос светлый, кожа мягкий, — расхохотался Фаюр, подкидывая в огонь пару веточек. — И она будет моей… — мечтательно проговорил Армей, чувствуя, как внизу живота начинает собираться кровь. Фаюр вопросительно посмотрел на него, а потом догадавшись, упал перед князем на колени и спросил: — Неужели пора? Вы решились? Князь кивнул и, взглянув на звёзды, произнёс: — Карски уже старый, а я в самой силе. Вернёмся, прирежу этого пса! Засиделся он в Каганах! Род Вершензу уступит место Шаюмам! — Значит я… — с восхищением проговорил Фаюр. — Да! Я стану Каганом, а ты главой рода! Я буду править всей степью, а ты соколами! А потом разграбим этот благословенный край! — ответил Армей и тут же проговорил: — Слушай, я с этим послом поговорил, представляешь, у них нет гаремов и рабов! — Дикари, — презрительно сплюнул Фаюр и сказал: — Я со стражниками Васняками переговорил, они, конечно, по-нашему не лала, но язык жестом понимают. Представляешь себе у них все девки до шестнадцати девственницы! Глаза у Армея вылезли из орбит, кровь под животом закипела, фантазии вновь не хватило. Князь, чуть не задохнувшись, спросил: — Это как? Ты уверен? — Да, они мне на пальцах объяснили, вообще толковые ребята, в этом деле знают толк, — усмехнулся Фаюр и добавил: — Я тоже сперва удивился, но мне объяснили — что всё это по закону Божьему, что мол женщина должна блюсти невинность и прочая ерунда, ну и конечно верность мужу. Голова у Армея закипела, фантазии очень не хватало, чтобы представить как такое возможно, наконец князь вскочил и прокричал:  — В какой край мы приехали?! Тут все мужики, либо мужеложцы, либо слабаки! — сказав это, Шаюм ударился о землю и, хохоча, стал тараторить:  — О Великий Фал, как так? До шестнадцати ничего? Что за женское царство? Откуда такие традиции? Что это за Бог такой, который может заставить нормального воина терпеть два года? И какая верность? Жёны должны принадлежать главе рода, а он уж их распределит среди подчинённых! Даже в Руне такого не было! Там какую ни возьми все готовые… — Успокойтесь князь, да вот такая тут страна, но нам же лучше! Представьте себе сколько их тут! Да и если у них мужчины такие слабые, то завоевать их будет проще простого… — начал успокаивать князя Фаюр, предпочитая не рассказывать князю про монахинь, такой информации ум Шаюма мог и не выдержать. — Да уж, будет где разгуляться! Я это понял, когда увидел их крепости! Только трусы могут строить такие высокие стены! И только трусливого Бога надо защищать вот такими стенами! — гаркнул Армей, указывая на монастырь. Он понял что сегодня не уснёт. Фаюр в знак согласия кивал головой, многие воины от этих криков проснулись и тоже одобрительно загудели. — Я не Касиф, а воин-Номади! Понравилось что-то? Бери! — прокричал свой девиз Армей, его вдруг посетила сумасшедшая идея. Вытащив меч, князь проорал:  — По коням воины-Номади! Поехали посмотрим, правда ли в этом краю много девственниц! Фаюр удивился таким словам, но посмотрев на пышущее энергией тело князя, понял первопричину и заметил:  — О князь, Шаюмов глава! Мы в посольстве, нельзя грабить деревни! Давайте просто съездим за одной девушкой в ближайшее село, возьмём немного воинов, нам нельзя нарушать дипломатию… — Срал я на эту дипломатию; как там её? Помню в Руне про неё лопотал один старик? Фемида! Богиня справедливости! Так я её знаете в какие места имел? — прорычал Армей, размахивая мечом. Сопровождающие поддержали князя гулом и хохотом, в монастыре тревожно зазвонил колокол. — Хотя идея мне нравится! Фаюр поедешь со мной; используем дипломатию для удовлетворения потребностей посла, может и тебе кого-нибудь достанем, ты же мой брат по оружию! — громко заявил Армей и, не облачаясь в броню, опьянённый похотью, стал набирать ударный отряд. — Тебя возьмём! А тебя нет, ты мне не нравишься! И ты пойдёшь! Собрав так за пять минут семь лучших воинов, колонна выдвинулась к деревне. Фаюр осмотрительно всё-таки велел взять щиты и луки на случай сопротивления. Проехав мимо заставы, на которой уже во всю били тревогу васнийское сопровождение, Армей с воинами пробился из кольца долины к горной дороге. — Направо пойдём — в монастырь, налево — в деревню! — крикнул Фаюр, поднимая забрало с лица. Колонна осмотрительно свернула налево. Армей восторженно голосил. С него как будто сняли оковы. Кипящая кровь разбегалась по всему телу, а ветер приятно качал косы на голове. — Нас преследуют! — крикнул ехавший в хвосте воин. — Плевать! — гыкнул Армей, желая как можно скорее вырваться из ненавистных гор, где сын степей чувствовал себя ограниченным самой природой. За поворотом показалась расположенная в очередной долинке деревня, небольшая но уютная. Она мирно спала, не подозревая что на неё скачет отряд кочевников. Армей быстро раздал указания всадникам. Двое остались задерживать преследователей, остальные двинулись вглубь деревни. Князь с презрением рассматривал глиняные домики с крышами из прутьев и сена в поиске самого крупного, в таком, по его расчётам, должен был жить староста и его семья, простыми крестьянками посол от Номади решил побрезговать. И вот он, дом с высокой крышей и широким фасадом в три окна. «Оно!» — подумал Армей и, потянув за поводья, приказал:  — Прикройте меня воины-Номади! Фаюр за мной! Освещая путь факелами, воины собрались в полукруг у калитки. Армей же с Фаюром, снеся оную с петель, по тропинке направились к дому. Деревня проснулась. Тут и там раздались крики на васнийском. Армей отлично понимал их. В основном спрашивали: «Что случилось?». Ответов не было. Шаюм почувствовал себя лисом попавшим в гнездо утки. Со стороны входа в деревню слышался звон мечей. «Надо поторопится!» — усмехнулся Армей и с ноги вышиб дверь. Подсвечивая факелом себе дорогу, он прошёл в широкую горницу, где в углу сгрудились перепуганные жильцы. — Демон! Демон! — орал прикрывавший остальных, вооружённый топором мужчина. Он был ниже Армея, который головой упирался в потолок, Фаюру так вообще пришлось пригнуться, чтобы нормально пройти в дом. Увидев в руках вторженцев оружие, женская половина громко завизжала, мужская же стеной встала на их защиту. — Ну демон и что? — спросил Армей, разглядывая стоявших перед ним жалких васнийцев, среди них не было воинов, да и настоящих мужчин тоже не наблюдалось.  — Я посол из Каганата Номади! — сказав это, князь вытащил из-за воротника висевшую на шее таньгу. Услышав название страшного государства, жильцы ещё больше перепугались и буквально вросли в стену. Мужчина, замахнувшись топором, кинулся на Армея и тут же упал. Номади не стал его убивать, побрезговал, но вот сам топор раскололся пополам, соприкоснувшись со сталью меча. «У них ещё и кузнецы дерьмовые!» — окончательно развеселился Армей. Оставшиеся мужчины, а именно один парень лет семнадцати и пара совсем маленьких мальчиков бросились к отцу, подняли и утащили в угол — подальше от страшного Номади. Женщины же, пара старух, одна дородная и пять девушек вросли в стену ещё больше, от того как под белыми рубахами колыхались молодые груди, Армей ещё больше возбудился и сказал: — Я посол из Каганата Номади! Я приехал брать девушку на ночь! Не пойдёте сами, возьму силой! — при этих словах, Фаюр грозно рубанул мечом аккурат перед ногами отца семейства, тот с ненавистью смотря на незваного гостя, отполз и уперевшись затылком в колени старушек окончательно, пал духом. Мальчики заплакали, женщины начали громко молится. Князь Номади наслаждался происходящим. Молодой васниец, внезапно схватив со стола нож, бросился на Армея, его тут же перехватил Фаюр, выбив из руки нож, схватил за шкирку. Армей, осклабившись, решил продолжить играть в дипломатию, он понял что это гораздо приятнее и забавнее, чем просто брать силой. — Девушки, либо вы сейчас же удовлетворите меня! Либо он умрёт! Парень как тебя зовут? — Василь! — всхипнул парень, по его штанам расползлось мокрое пятно, юное сознание не выдержало меча у горла. Армей с отвращением посмотрел на него и двинулся в угол, медленно, так чтобы насладится страхом в глазах этих людей. Мужчину сковал шок, он не мог пошевелится и лишь шевелил губами, сидевшие рядом мальчики прижались к матери. Девушки же не прекращали молится. — Ну никто не хочет спасти Василь? — кротко спросил Армей, присаживаясь перед старостой деревни на корточки, ему очень понравилось так издеваться над своими жертвами. «Вот что такое дипломатия!» Вперёд вышла самая старшая из девушек, в глазах её были слёзы и ненависть. Армей почувствовал, что долго не сможет себя сдерживать под таким взглядом, поэтому, улыбнувшись, сказал:  — Иди ко мне! Ты девственница? От этого вопроса, глаза у старосты закрылись, а Василь начал извиваться в руках Фаюра, по мечу воина потекла кровь. Почувствовав её запах, Армей встал и, вытащив из сумки череп, подставил под клинок. Девушка гордо замотала головой. Шаюм сперва разочаровался, но, потом вспомнив слова Андона про отличие жестов Номади от Васнийских, обрадовался. Схватив девушку за руку, князь притянул её себе и оценивающе прошёлся рукой по изгибу молодого тела. — Демон! Демон! Демон! — шептали старухи, закрыв глаза. Армей, улыбнувшись, сунул руку под рубаху девушке, та скрипнув зубами повесила голову и стала мужественно терпеть позор. Это не понравилось князю, он поднял её голову, зажав подбородок между пальцами. Посмотрев, в эти полные ненависти глаза, Армей отпил из уже наполнившейся кровью чаши и поцеловал девушку в губы. Та сопротивлялась, но ничего не смогла сделать, через минуту по её щекам уже стекала кровь, кровь родного брата. Василь прекратил трепыхаться. Фаюр бросил его на пол и стал с удовольствием следить, как куражится его князь. Не успел Армей наконец снять пояс и освободить, выпустить на волю проклятый окаянный отросток греховной плоти, как в дом ворвался мужчина в синем плаще, весь в крови с обнажённым мечом и страшными глазами. Жильцы тут же выдохнули, спасение о котором они молились пришло. — Отпусти девушку посол каганата Армей Шаюм! — крикнул спаситель, замахиваясь клинком, удар остановил Фаюр, но от силы его, встал на одно колено. А князь, обалдело рассматривал его — посла Андона Льева. О как он изменился в лице в движениях. Перед ним стоял не дипломат, а воин, не жалкий мужичонка, а мужчина. — Что же ты сукин сын мне врал, что людей не убивал! — взревел Шаюм, прижимая к себе девушку и мечом указывая на окровавленный плащ посла. — Я и не убил твоих воинов! Так покалечил чуть-чуть! — процедил Льев и объявил: — Именем Васнийского престола и царя его Борислава, приказываю вам, послам, покинуть дом и эту деревню! — Хрен тебе! — процедил Армей, с азартом засовывая руку под рубашку девушке. — Отпусти её! — скомандовал Андон, но на его пути тут же стеной встал Фаюр. — Если она меня сейчас не удовлетворит, посольству конец, не договоримся о дани, и вашу жалкую страну сожжёт великий Каганат Номади! — проорал Армей, он почувствовал свою безнаказанность. И увидел что прав. Андон, опешив, растерянно посмотрел на стоявших у стены и моливших о спасении людей. Решение пришло быстро, Льев с отчаянием в глазах убрал меч в ножны и, встав на колени, попросил:  — О Великий посол Номади Шаюм Армей! Прошу отпусти девушку! В столице удовлетворят все твои требования! Только не трогай девушку, ты ей жизнь сломаешь! «Всё таки ты не мужчина! Эх, а жалко!» — подумал князь и сказал:  — Не отпущу! У меня уже неделю женщины не было; в столице я буду действовать от лица всего каганата, а тут я как глава рода Шаюм! Я ей не сломаю жизнь, я её озолочу! Андон встав, виновато посмотрел на родителей девушки, в чьих глазах застыло отчаяние, и, отвернувшись лицом к двери, стал смотреть на всходящее солнце. У него кончились аргументы. Ну не стоила жизнь одной девушки, целой страны. — Выпусти нас из дома в лагерь! А то князь прямо на глазах у семьи девчонку оприходует! — рявкнул Фаюр и, подняв с пола за шкирку полуживого Василя, сказал: — Шаюм Армей может спокойно купить этих людей у их семьи! — У нас не принято торговать людьми! — побледнев, простонал Андон, хватаясь за меч, но к разочарованию Армея, так его и не вытащил. Васнийцы, зарыдав, бросились к ногам Армея, поняв, что их страна бросила их, решили поклонится новому господину. — Ну тогда придётся резать! — с лицом полным грусти заметил Армей. — Не надо резать! Князь, как там тебя, Шаюм! Я заплачу, верни мне дочь! — прокричал староста бросаясь к печи и доставая из-за кирпича кубышку с серебром. Шаюм, скривив лицо гаркнул: — У меня этого добра в стойбище седлом жуй! А баб красивых нет, тем более девственниц! Не дочерей же мне своих насиловать, это уже слишком, не правда ли? — Всё правда! Всё правда! — соглашался староста, целуя сапоги Армея и причитая: — Отпустите их! Господом Богом прошу! — Нет уж, Бог ваш слаб! Вон за какими стенами от нас прячутся! А наш Бог всегда с нами! — сказав это, Армей приспустил штаны, — Вот пожалуйте! Великий Фал! У каждого воина есть такой, а у вас судя по всему ни у кого нет! Так что если не хочешь, чтобы я сейчас познакомил нашего Бога с твоей дочерью, давай договоримся! Староста, сглотнув, смотрел на болтающийся перед ним кусок варварской плоти. Глаза его налились кровью, он, вновь упав, ничком стал ползать в ногах у Шаюма, к нему присоединились сыновья и мать. Армей с удовольствием краем глаза следил за дрожащей спиной посла. «Нет среди вас мужчин! Нет и всё!» — подумал Армей, ему всё это стало уже надоедать, да и похоть наполнившая сердце никуда не ушла. — Слушай девушка, тебя как зовут? — поинтересовался Шаюм, решив отвлечься от всей этой унизительной мерзости. — София… — с ненавистью выплюнула девушка. — Так вот София, либо ты идёшь со мной добровольно, либо я твоих родителей и братиков-сестричек порубаю! Поняла? — проскрипел Армей, поняв что нашёл новый рычаг давления. — Отец! Мать! Успокойтесь, я пойду с ним! — тут же крикнула девушка. «Жертвенность ради трусов, есть не что иное как трусость», — подумал Армей, ему не терпелось положить эту красавицу на дно кибитки и заглянуть ей в глаза. — Нет! Нет! Нет! — запричитала мать, староста же продолжил валяться в ногах у Шаюма, тот оттолкнул Софию в объятья Фаюра и, достав из сумки мешок с золотом, бросил его на стол. — Вот, тут денег хватит на то, чтобы ещё тройню родить и поднять! И дом перестройте, а то тут мимо посольства ездят, а у вас и посмотреть не на что! — сказав это, Армей за волосы поднял голову старосты и прорычал: — По рукам? Убью, если нет! — По рукам! — рыдая, просипел мужчина, вновь падая в ноги Армею. Тот улыбаясь во все зубы, милосердно сказал:  — София, минута на прощания! Девушка тут же бросилась к родителям и братьям. Василя Фаюр предпочёл не отпускать. Шаюм подошёл к двери и стал наблюдать рассвет, рядом стоявший посол выплюнул: — Вы животное! — Зато настоящий мужчина! — ухмыльнулся Армей и, выйдя на порог, стал рассматривать собравшуюся толпу деревенских, вооружённых кто чем. У калитки на конях, сидели обезоруженные воины-Номади, их от праведного гнева местных защищал отряд сопровождения из васнийцев. — Разберись-ка лучше, Андон, с этими бунтарями! А то мира не будет! — прохохотал Армей, смотря в глаза послу. Тот вновь схватившись за ручку меча, повесив голову, направился к толпе. Узнав, что староста продал дочь, народ не поверил, но когда сам староста подтвердил и разъяснил ситуацию, пришлось разойтись. Жители далекой от степи деревни и подумать не могли, что кочевники способны в мирное время грабить их прямо на глазах у войск царя, но такова оказалась жестокая реальность. Колонна всадников ехала обратно в лагерь, Армей прижимал к себе Софию как трофей. С седла Фаюра свисал Василь. Андон с ненавистью смотрел на кочевников.