Из князи в грязи

— Слава Фалу! — громко выкрикнул посол, самоуверенно ступив на багрово-красный ковёр, ведущий к трону. Сказав это, Армей почувствовал себя в своей стихии. Скопле действовало на князя удручающе. Город-крепость с тремя рядами стен и узкими улочками больше походил на созданную человеком ловушку. Князю не терпелось прибыть сюда с многотысячным войском и не оставить камня на камне. Люди же, ходившие по улицам и с ужасом смотревшие на кочевое посольство, виделись ему идеальной добычей, особенно женщины. Но больше всего князя впечатлили золотые купола храмов и перезвон колоколов. Золото его привлекало, а вот перезвон откровенно раздражал. «Эти бренчалки станут идеальным материалом для мечей!» — думал он. Дворец царя же заставил потечь слюни, и вот теперь он стоял в тронном зале, рассматривая присутствующих. Пробежав презрительным взглядом по воеводам, боярам и княжичам, Армей пошёл к трону в сопровождении Фаюра и лучших воинов. Стоявшие вдоль стен варанги растравили в князе азарт и желание обнажить меч, но он сдержал себя. — Здрав будь, посол Великого Каганата Номади, верный Кагану посол Шаюм Армей! — послышался мужской голос. Армей быстро нашёл его источник, остановившись недалеко от трона, на специально разложенной кошме. Его разочарованию не было предела, он, конечно, и так представлял царя Васняков слабым, но не настолько же. На троне сидел почти седой бородатый хлипкий узкоплечий мужичонка, ничем не отличавшийся от тех, что бродили по улицам. Единственное, что выдавало в нём царя - венец и одеяния. «И это правитель богатого края? Да я больше царь, чем он!» — подумал Шаюм и тут же осёкся, у этого мужичонки были глаза, глаза обманщика, пытавшиеся выдать хозяина за идиота. Такие глаза Армей видел сотни раз — у князей тёмных-лошадок и родственников, которые в итоге норовили воткнуть меч в спину. — И вам здоровья Великий царь Васнии Борислав! — за Шаюма ответил Фаюр, Армей слишком долго молчал. Его взгляд переместился с слабого царя на старика в чёрном балахоне и крепкого бородатого царевича в золотой броне, но они не заинтересовали его, так что нетерпеливые очи уставились на царицу. Тут кровь побежала по жилам быстрее молодых жеребцов. Эти голубые глаза, это белое лицо северянки и это злато, покрывавшее одежды. Это был почти идеал женщины, завладеть которой князь мог только мечтать. И самое главное, она не отводила взгляд, а дерзко смотрела Армею прямо в глаза. «Эту будет невозможно сломать!» — чуть не облизываясь, подумал князь. Его грязные фантазии и мечты прервал шёпот Фаюра:  — Княже! Не молчите, мы на переговорах! Опомнившись, Армей огляделся, на него во все глаза смотрели больше ста человек. Шаюм сказал первое что пришло на ум: — Кто из вас северный князь Тюр? — Княже, мы же на переговорах! — тихо протараторил Фаюр на степном наречии. Но Армея уже было не остановить, глаза его загорелись, он за одну ночь, познав суть дипломатии, теперь захотел попугать васняков. — Кто из вас северный князь Тюр? — вновь спросил он, вызывающе хватаясь за меч. Варанги тут же тоже сжали в руках оружие. Посольство оказалось на грани срыва. Шаюм, осклабившись, обнажил меч и хитро посмотрел на воинов. — Княже, не дури! — прошипел Фаюр, который был тоже вынужден схватится за оружие. К его удивлению, царь с царицей даже не напряглись, будто у них каждый день высоченный посол машет мечом. Воины сопровождения тоже взялись за оружие. Но тут боярское море раздвинулось, и к трону подошёл огромного роста бородач, один жест его руки и варанги, спрятав сталь, застыли как статуи. Подойдя к Армею вплотную, северянин проговорил:  — Ну я - северный князь Тюр, и что?! Армей пришёл в восторг. Ярл походил на Карски по силе, такой же престарелый убийца, которому пора на покой, но меч всё ещё крепко сидел в ножнах на поясе. А эти глаза, глаза настоящего зверя и варвара, правда в них как семена слабости уже была усталость мудрая доброта и отходчивость. Но даже при этом сильнее этого мужчины в этом зале не было. — Вот с тобой я и буду разговаривать! — громко объявил Армей. Фаюр, закатив глаза, уже хотел его одёрнуть, но побоялся, заметив что Шаюм до сих пор сжимает меч так, будто вот-вот нанесёт смертоносный удар. Князь Номади наслаждался происходящим, он воистину попал в край слабости. «В Кагане посла за такое бы сразу убили, а эти терпят! Понимают, что, случись что, за меня отомстят!» — про себя смеялся Шаюм, вновь чувствуя свою безнаказанность. — Это ещё почему? — строго спросил Тюр, взяв лезвие меча посла голой рукой. — Ты самый сильный воин! — осклабился Армей, посматривая в сторону царя с царицей, последняя смотрела так же дерзко, теперь даже с каким-то презрением, вот воистину северянка. Царь же, почёсывая седую бороду, смотрел на происходящее, как блаженный. — Нет уж! Ты, воин-Номади, будешь разговаривать с моим царём! — прохрипел Тюр, крепче сжимая лезвие, на пол с звоном полилась кровь. Тут вмешался князь в золотой броне:  — Хватит! Именем Васнии прекратите! Армей с презрением взглянул на него, да, это наверное, и был тот самый Александр, разгромивший пиратов, но увы от брата от не сильно отличался, разве что выглядел моложе и издалека ещё мог сойти за воина. Но не послушать его было нельзя. Меч скрылся в ножнах, а северянин, аки раненный медведь, вернулся в берлогу из бояр, зализывать раны. — Княже, не дури умоляю! — прохрипел Фаюр. Армей на этот раз решил послушаться, тем более, своей главной цели он достиг — обстановка накалилась, бояре были готовы мыть за собой лавки, воеводы и князья убегать, а варанги принимать последний бой от истинного великого воина-Номади. — Я Шаюм Армей - посол Кагана Вершензу Карски! Вот моя таньга! — наконец, как и подобает посланнику, представился Номади, попутно вытаскивая из-за воротника золотую табличку. Сказав это, Армей опустился на кошму и вызывающе посмотрел на царя — что тот предпримет? Фаюр чуть окончательно не поседел - он всю дорогу объяснял князю чего делать не надо, и похоже Армей решил исполнить всё из этого списка. Теперь шалость с подменой даров казалась ему не такой смешной, а скорее даже опасной. Фаюр рассудительно думал, что с пятью десятками заключёнными в кольчугу воинами с ростовыми щитами и топорами они вряд ли справятся. — Я знаю, — идиотски улыбнулся царь и, встав с трона, переместился на краешек кошмы, присев на нём. Придворные так и ахнули, ни один царь так не унижался перед послами, а Борислав продолжил:  — Шаюм Армей! Я счастлив, что Каган настолько мудр, что принял наше посольство и прислал ответное! В честь этого позвольте принести Вам в дар лучшее что есть в нашей стране! — сказав это, царь хлопнул в ладоши, и тут же слуги внесли в зал дубовые лари. Борислав сам открыл их предоставив взору князя золото, жемчуг, парчу, разукрашенные кинжалы и золочёную кольчугу. Шаюм от такого блеска чуть не ослеп, но, взяв себя в руки, решил продолжить свой грубый провокационный план. — Я признателен за такую щедрость! — начал он, едва выдавливая из себя эти дурацкие слова на чужом языке. Перед глазами встала вторая наложница с её вечно вежливым покорным лицо - она дала ему этот язык, благодаря ей он смог понять,, что там лопочет София, новая жена, несломленная и красивая. «Вернусь - убью эту суку!» — про себя решил Армей и сказал:  — Каган тоже шлёт тебе в ответ дары степей! Фаюр обошёлся без хлопков, а просто громко ругнулся на степном, тут же в зал проникли слуги с одинокими косами на бритых затылках, в руках они держали серебряные подносы накрытые золотой парчой. Низко кланяясь, слуги выложили их на кошме перед царём в ряд, а Армей, широко улыбаясь, с видом волшебника стал по очереди одёргивать парчу. Ему не терпелось увидеть — как переменится лицо этого слабого идиота. «Загнанная в угол дичь укусит хищника! Посмотрим остры ли твои зубы! Потом узнаешь остроту оружия воинов-Номади!» — про себя подумал Шаюм и стал называть дары:  — Волос коня, лучший дар степей, для украшения шлема! Кал коня, лучшее для земли неплодородной! Моча коня, для здоровья полезна! Лошадиное молоко, вкусное! И семя коня, для лучших жеребцов! Всё что дарит нам степь, то мы и приносим в дар! — Армей улыбался во все зубы. Он видел как расширились от удивления и отвращения глаза у васнийских государственных мужей, в глазах же царицы огоньки ненависти. Царевич Александр под плащом схватился за меч, Тюр и патриарх, закрыв глаза, прикусили губы. Шаюм был невероятно доволен своей выходкой. Как вдруг он посмотрел в глаза Бориславу и тут у Армея ушла земля из-под ног. Царь с восторгом смотрел на дары и всё больше походил на блаженного. Его оскорбили, а он улыбался, с интересом разглядывая лошадиные дары, в его глазах не было ни капли омерзения. Его унизили, в ответ на злато отвалили поднос с дерьмом, а он и ухом не повёл. И это царь огромной империи? «Где твоя гордость? Даже у рабов она есть! Он что хуже раба?» — изумился Армей. Окончательно зарыли его в курган слова царя: — Это великолепная метафора! Я бы хотел поблагодарить Кагана за такие дары! Прошу передайте ему мою благодарность! — сказав это, Борислав взял поднос с волосами и, мило улыбнувшись, сказал:  — Эта грива будет украшать мой шлем! У Армея в голове вновь поднялся пожар, он не мог поверить что такое возможно. Чтобы царь, слабый человек, так ловко переворачивал ситуацию в свою пользу. «Неужели после такого его продолжат уважать?» — сглотнув, подумал Армей, оглядывая вельмож, в чьих глазах застыло удивление, отвращение и шок, они тоже не ожидали такого от своего царя, даже царица выглядела ошарашенной. Шаюм попытался вновь вернуться в свою стихию. Но, увы, так и не оправился от пережитого потрясения. Приём кончился, переговоры, как и полагалось, должны были пройти после пиршества. Впечатления у обеих сторон осталось смешанные. *** — Что думаешь, Фаюр? — тихо спросил Армей, изучая покои, где они остановились. В дворце для послов Кагана уже давно были созданы все условия — на полу расстелена кошма, стены увешаны коврами, в центре был очаг, такой же, как во всех шатрах кочевников. В такой обстановке князю было спокойней. — Я думаю, наша выходка вышла нам боком, если они на такое унижение пошли, то даже если ты потребуешь платить дань людьми, Борислав согласится… по нему видно — он страшный человек… — проговорил Фаюр и тут же строго добавил: — Княже, перегнул ты! Это я тебе говорю, твой боевой товарищ и воин-Номади! Нельзя так с рабами, если их слишком глубоко в дерьмо закапывать, они взбрыкнут, как Касифы три года назад! — Ой, не напоминай! Ну подумаешь, в кибитки стали их запрягать и яйца резать, они сразу бунт! Одни словом, Касифы! Тут всё схвачено, васнийцы не просто слабые животные, у них ещё и выбора нет! Если они не будут со мной соглашаться, тогда война, а мне того и надо! — расхохотался Шаюм, вспоминая славные деньки, выжженную степь и задранные собаками тела. «Я не Касиф, я воин-Номади!» — продолжил повторять про себя Армей, разглядывая странную маску висевшую на стене. — Но всё-таки меч можно было не оголять! Ты бы ещё портки снял, княже! — просипел Фаюр, его явно вся эта ситуация тоже скорее покоробила, чем позабавила. — И сниму ведь в следующий раз! Пусть эта северянка видит разницу между землепашцами и воинами! — продолжил хохотать князь, хотя смех был скорее нервным, чем искренним. Фантазии опять не хватало. «Если бы кто-то подарил Кагану такое, его бы убили… Да даже какой-нибудь конунг Рунцев не выдержал бы и объявил войну! А этот проглотил и не поморщился… Страшный человек…» — размышлял Армей. Фаюр молча разлёгся на кошме и стал прихлёбывать прямо из кувшина странный напиток. — Что же мне сотворить, чтобы он на дань не согласился? — вслух начал размышлять Армей, дипломатия оказалась не такой простой. Получилось так, что всё может не просто пойти не по плану, но ещё и обратится против хозяина. — Оскорбить его семью? Рассказать про Софию? Потребовать дань людями? Что? — Ну про Софию Андон и так, наверное, расскажет, оскорблять семью не надо, давай пока остановимся на дани красавицами и красавцами, — строго отчеканил Фаюр. Шаюм, скривив лицо, вдруг спросил: — А что это за маска? Касиф какой-то! — А это прошлый посол! Он умер в Скопле и последней волей его было чтобы он следил за переговорами, вот васнийцы и сняли маску и повесили в посольских покоях, — безразлично сказал Фаюр, но тут же испугался, глаза у князя загорелись ненавистью. — То есть, какой-то Касиф договаривался о дани, а теперь с неба следит за мной? — процедил Шаюм, хватая маску руками. — Ну да, — прохрипел Фаюр, отползая в угол. Армей был страшен в гневе. Взревев, князь разбил маску и хохоча, стал топтаться по осколкам, при этом голося:  — Так вот что за штука такая - «метамфора»! *** — От демона я другого и не ожидал! — процедил Апостол, сжимая в руках патриарший посох. Александр с Тюром ходили по покоям из угла в угол, как злые львы. У обоих появилось непреодолимое желание убить посла. — А мне он даже понравился! — улыбнулся Борислав, смотря в окно, из которого открывался вид на сад, где Ольга гуляла с Мирославой и Олегом. — Такой дикий, самоуверенный, а потом такой растерянный! — Ну, знаешь ли, царь-батюшка, если бы я такое учудил, а меня за это даже не пожурили, я бы тоже растерялся! — перекрестившись, сказал патриарх. — Ну зато подносы хорошие - отмыть и можно переплавить на шлем для битвы, — улыбнулся довольный собой царь. Тюр тут же остановился посреди комнаты, Александр едва разминулся с ним. — Дорогой мой царственный зять, я вижу ты доволен? — вкрадчиво спросил северянин. Все в комнате уставились на Борислава, тот и вправду выглядел как кот, переевший сметаны и творога. В глазах его была всепрощающая блаженная доброта, а на губах - улыбка снисхождения. — Да, доволен! Всё соответствует моему плану! — проговорил царь, махая рукой заметившим его детям. Ради них он был готов сыграть сто таких спектаклей. — В план входило падение авторитета среди бояр? Они про твой план только краем уха слышали! Воеводы и князья всё простят, я им уже обмолвился, что мы будем на запад клинки точить, но бедные наши бояре! Они сейчас с ума сходят! — громогласно сказал Тюр, размахивая руками. — Да, брат! Они могут побежать заговор устраивать! — поддакнул Александр, который до сих пор находился в возбуждённом состоянии и по инерции сжимал рукоятку меча, все еще готовый снести голову кочевому послу. — Пускай сходят и пускай устраивают! Заодно найдём ненадёжных; я помазанник Божий, соответствую, так сказать. «Чтобы спасти народ от рабства — нужно самому недолго побыть рабом», — так Ливий старший писал, — улыбнулся Борислав и вдруг помрачнев, сказал: — А вот ту историю, которую мне поведал Андон ни в какие рамки… — Я настаиваю, что мы должны спасти их! — высказался Апостол, — Христианские души не должны попадать в полон к язычникам… — Увы, они, как и другие, станут очередной жертвой на алтарь свободы от кочевого ига, — грустно прошептал Борислав, ему хотелось ликовать, но зная, что где-то недалеко, в посольских покоях томятся две беззащитные души его поданных, он просто не мог долго улыбаться. — Нельзя привести людей в царствие небесное, не распяв сына Бога, нельзя без жертв победить! — поддержал мнение царя Александр. Патриарх вздохнул и горько сказал:  — Восемь лет я ждал, пока смогу с амвона провозгласить о свободе, теперь, чтобы это случилось, должно погибнуть ещё две жизни. — А скольких мы положили в борьбе с пиратами? — спросил царевич. — Они хотя бы погибли в бою, как воины, а этих мы можем спасти, но придётся бросить… — рассудил Тюр и, рыкнув, сказал:  — Ты аккуратней, Борислав, с этим степным коршуном, он на твою орлицу глаз положил! — Я и так аккуратен, — коротко сказал Борислав, — А за Ольгу я не волнуюсь, она, если понадобится, сама его и заколет! — В их культуре это самая унизительная смерть! — обрадованно потёр руки Тюр. — Не должна мать царских детей иметь кровь на руках, — оборвал его Апостол. — Согласен! Поэтому этого зверя загоним мы, простые васнийские мужи! - улыбнулся Александр. — Да будет так! — подытожил Борислав, собираясь выйти в сад к детям. *** — Василь! Василь! — тихо звала София, она очнулась в темноте и тесноте, судя по близкому соседству с златыми тканями и жемчугом её закрыли в ларе для даров. Брат не отзывался. Девушка попыталась пошевелится. Крышка с трудом поддалась, открыть её без рук было очень трудно. Чуть не сломав шею, София всё-таки выбралась наружу и ползком направилась к стоящему рядом ларю. Судя по запаху и редким лучам солнца сквозь щели в стенах, они всё ещё были в злополучной кибитке кочевников. Всё тело девушки болело, руки и ноги затекли и еле двигались, голова раскалывалась, а на душе была тревога. Горе, которое пережил брат, эхом отдавалось в её сердце. Душу пропитала ненависть, но отчаяния не было. Слова брата про отсутствие Бога полоснули душу, но не разуверили девушку. «Это всё испытание! Всё будет хорошо, я как мученица попаду в рай, а этот Армей просто сдохнет», — утешала себя София, пытаясь вскрыть второй ларец, упираясь лбом в нижний край крышки, при этом не переставая звать брата. Всё было бесполезно, она путалась в царственных одеяниях, сбившийся на лоб плат мешал смотреть. — София? — внезапно послышался голос из ларя. Девушка, пустив слезу, тихо ответила: — Да Василь, это я! Нас спрятали здесь, чтобы наш царь не узнал об этом! Крышка отворилась и на свет выполз парень, глаза его были преисполнены ненавистью. Он прижался к сестре и тихо прошептал:  — Прости, что не защитил, не спас, не уберёг! — Ну что ты Василь! Ты же не мог! Да и тебе куда хуже… — сквозь слёзы проговорила девушка. Парень, зарывшись лицом в плечо, прорычал: — Именно, что не мог! Но вот увидишь я отомщу! Я убью их обоих! — Да, да! Отомстишь! — лишь шептала София, не зная что сказать брату. «Не зря его отец царём назвал, вот как быстро оправился!» — подумала она. Как вдруг полог кибитки приподнялся и внутрь юркнул человек в чёрном плаще. Васнийцы уже было хотели кричать, но проникший закрыл им рты и тихо проговорил:  — Это я, посол Андон Льев! — Вы пришли нас спасти? — тихо спросила София. Посол вздрогнул и отвернувшись хрипнул:  — Нет я пришёл дать вам инструмент для спасения и волю царя! — сказав это, он надел на палец Софии кольцо. — В нём лезвие. Хотите бежать - бегите! Но если хотите спасти Васнию, ждите пока начнётся судный день для Номади, тогда можете прирезать этого Армея! — сказав это, посол скрылся, оставив брата и сестру перед непростым выбором.яв