Из князи в грязи

Вновь поднимаясь в царские палаты, Армей уже ожидал от пира какого-то подвоха. Царь теперь виделся ему не столько слабым, сколько хитрым и безумным. «Весь двор стыдится его, а он хочет украсить гривой с лошади врага свой шлем!» — думал Шаюм, не прекращая дивиться, как ему неуютно в тесных коридорах. Подвох и вправду обнаружился очень быстро, креплёное вино, которое подавали к столу самодержца Васнии, пьянило непривычного воина-Номади с тройной силой. На столе, кроме вина, конечно, были закуски, но старая васнийская традиция спаивать послов никуда не делась. Борислав, улыбаясь, как блаженный, посадил Армея подле себя и принялся угощать васнийскими яствами и хмельными напитками, не прекращая громко восхищаться умом посла и его дарами. — Сколько лет я правлю, а ни один посол так не дивил меня! Это очень тонкая метафора, почти на грани оскорбления. О, как она мне понравилась! — говорил прямо над ухом Шаюма царь. Но Армей не слушал его, пытаясь прийти в себя. Он вновь был будто в клетке. Пир в палатах отличался от пиршества вольного, степного. Стены и потолок нависали над вкушавшими плоды земные, аки ястребы над покойниками. Громкая музыка, отражаясь эхом в голове, вызывала боль, похожую на зубную, и еда, явно сильно сдобренная специями еда, которая, жгла язык и щекотала нёбо. Пытаясь спастись от этого и вернуть в рот покой, Армей хватался то за одно блюдо, то за другое, но везде, везде был этот сладковато-горький вкус васнийского перца: и в запечённой баранине, и в рыбе, и даже в хлебе в виде начинки. Только лепёшки напоминающие степной пресный хлеб могли бы спасти Армея от этого ужаса, но, увы, оказались пересолёнными. В итоге Шаюм налегал на вино, единственное что тушило пожар в его глотке, но разжигало другой в его голове. И никто не мог остановить его, так как мудрый Фаюр оказался абсолютно в такой же ловушке. — Поднимем заздравную чашу за Кагана Карски Вершензу и посла его Армея Шаюма! — после десятка тостов провозгласил царь и поднял украшенный драгоценными каменьями кубок. Бояре хмуро оторвались от пищи и воздели посуду к потолку. Окончательно захмелевший Армей разулыбался и, подняв чашу, тут же опрокинул её содержимое себе в глотку. Он уже мало что понимал, но чувствовал что попал в ловушку, простую как силки для уток. Хмель затуманил разум, а блуждающий замылившийся глаз искал лишь одно — царицу, но её не было на пиршестве, только царь, без умолку нёсший какую-то околесицу. — Наши народы нельзя назвать братскими, увы, так исторически сложилось! — щебетал Борислав, — Но взаимоотношения наши очень напоминают то, как когда-то северяне — Руги брали дань с Эллинов,, увы, империя последних пала, что на западе, что на востоке, только Васния осталась на колене Адама в полном одиночестве, нам не на кого положится, кроме вас! Ваша сила, ваша мощь и стать покорила огромные просторы от Великого леса до Большой воды! Так к чему это я? Нам надо продолжать содействовать друг другу, Вы уже добрались до племён Леонцев на юге и Касифоф на севере, сильнее вас нет никого на материке! Эту явную ложь, преподнесённую на золотом блюде лести, Армей опрокинул пьяным рыком. Вскочив, он закричал: — Я не Касиф! Я воин-Номади! Бояре испуганно притихли, стоявшие по стенам гвардейцы-варанги насторожились. Сидевшие напротив Армея Тюр и Александр тоже поднялись, готовясь защищать государя. Послу же на помощь прийти было некому, Фаюр и свита, пьяные вдрызг, давно лежали под столом и храпели в такт музыке. Борислав помахал рукой и все успокоились. Посмотрев на Шаюма кротким взглядом, он проговорил: — Конечно, конечно! Я и не говорил что вы Касиф! Мне бы и в голову такое не пришло! Но Армея уже было не остановить, кровь в его жилах закипела как конина в котле на привале. Разум помутнился, он бы даже схватился за меч, если бы его рука помнила, где тот находится. Не собираясь садится он прохрипел: — Любишь ты царь традиции! Как у вас в сказах? Накорми-напои-опои, а знаешь, какая у нас в каганате традиция есть? — Какая же? — кротко поинтересовался Борислав, подмигивая Александру и Тюру. Всё шло по его плану и даже лучше. Всё происходящее было простым фарсом и издевательством над посольством. — Жёнами меняться! — выплюнул Армей, в ярости стукая кулаком по столу, удар получился слабым и глухим. Шаюм понял что теряет контроль над своим телом. — Я бы с удовольствием, только ваша жена осталась в каганате! — рассмеялся Борислав, оборачивая оскорбление посла в шутку и призывая посмеяться над этим всех своих соратников. Бояре и вправду робко захихикали в бороды, а вот воеводы и князья в голос. Взбешённый этим Армей прогоготал: — А вот нет, царь Васнийский! У меня с собой наложница есть из твоей же страны! Мы её по дороге захватили, я её своей на твоей земле сделал! Поэтому давай меняться! Я тебе свою красавицу, а ты мне свою! — говоря это, Шаюм очень нравился себе, к нему на секунду вернулся разум и восхитился наглостью и бесстыдством хозяина, но через секунду он пожалел об этой пьяной выходке. Глаза Борислава сверкнули неприятными огоньками. Он аккуратно встал и, фамильярно положив руку Армею на плечо, лёгким движением усадил его на место. Шаюм обалдел от такого, но сделать ничего не успел, своим пьяным ослабленным, соломенным будто чужим телом он почувствовал, как крепко сжимает царь его плечо. — В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Наш посол Андон с женой Кагана не лежал, вот и моя Ольга твоей не будет! Она мать, мать детей моих и страны моей! Вы Армей мудрый человек и метафоры у вас тонкие, но во благо дальнейших переговоров и сношений между нашими державами, даю совет покаяться в содеянном! — спокойным ровным и холодным как сталь голосом проговорил Борислав. Все бояре выпучили глаза. Тюр с Александром тоже, такого от немощного царя никто не ожидал. Армей икнул и дерзко сказал: — А это тоже метафора была! Ты не серчай царь Васнийский, уж больно хмельное твоё вино! Вот ум весь с кровью от мудрой головы вниз и утёк! Борислав, криво улыбнувшись, отпустил плечо Армея и, взяв в руки кубок поднял его и произнёс: — Поднимем же заздравную чашу за метафоры! Все выпили молча. Обе стороны были в недоумении и шоке и только Борислав с превосходством смотрел на остальных из-под густых бровей. Шаюм не испугался царя, нет, он просто возненавидел его ещё больше. «Слабый и подлый!» — думал он, когда слуги несли его в покои, сам идти посол уже не мог. *** В царских покоях было тихо, слуги убирали со стола остатки яств, а бояре всё никак не могли прийти себя. Сидя по лавкам, они как истуканы таращились на царя. Борислав же улыбался и настраивал маленькую арфу, смотря на всех с хитрым прищуром. Первыми от удивления отошли Тюр и Александр. Царский тесть громко кашлянул, так, что все бояре тоже отмерли. — Не рановато ли мы показали зубы? — вкрадчиво спросил Тюр. Борислав, как будто ждавший этот вопрос, провёл пальцами по струнам, вызвал мелодичный звук и ответил: — Он пьяный, ничего не вспомнит! А зубы мы ещё покажем, но потом! Александр с Тюром переглянулись. Это представление было устроено не для посла, а для бояр. Теперь они смотрели на царя с ужасом и уважением, все отлично видели, что Борислав имеет границы унижения и гордость у него тоже есть. — Если кто-то и предаст, то это будет сказочный дурак! — прошептал Александр, с восхищением смотря на самодержца. — В сказках северян, нет никого лучше дурака, это наш царь — дурак, светлый ум! А предатель будет просто идиотом! — осклабился Тюр и, встав, громко сказал: — Борислав! Царь-батюшка, скажи нам, государственным мужам, что мы будем делать завтра на переговорах? Бояре и воеводы с князьями вытянули шею и во все глаза стали смотреть на бренчавшего на арфе Борислава. Тот, хитро сощурившись, встал и проговорил: — На любую их подлость, мы ответим неожиданной глупостью! То есть, ещё большей подлостью! Каганат прислал нам мудрого посла, это будет интересная битва! Услышав слово — «битва», бояре поёжились и испуганно переглянулись, князья же и воеводы вдохновлённо поднялись и, с восхищением смотря на царя, громко начали его славить. Покидал зал Борислав с ощущением победителя, за ним шли довольные Тюр и Александр. Остановившись перед окном, из которого открывался вид на сад, Борислав вдруг развернулся к родичам лицом и, улыбнувшись, вытащил из рукава свиток с зелёной печатью. — Угадайте что это? — подмигивая, спросил царь. Тюр с Александром чуть не столкнувшись лбами, обменялись многозначительными взглядами. Повисло молчание. Борислав улыбался всё шире, вытянув перед собой свиток пергамента, смотря в окно за тем как резвятся его дети. Наконец Тюр нарушил молчание: — Это из Великого Леса? Царь кивнул и, прослезившись, снял печать и, развернув свиток, прочитал: — Император Ригурд умер, его сын Ромель коронован! Лес готов двинуться в степь! — Это значит… — начал было Александр, но от радости осёкся. Борислав спокойно кивнул и ответил: — Да! Переговоры теперь не просто фарс, а представление для посольства из Каганата! — криво усмехнувшись, проговорил Борислав и, опершись на подоконник, тихо добавил: — Мои дети будут гордыми Васнийцами и им больше не придётся унижаться перед варварами! *** В кибитке было тихо. Наконец София проговорила: — Беги Василь! А я останусь! — Но почему? — выдохнул парень, он попытался сесть, чтобы посмотреть в глаза сестре. — Потому что! — прошептала София, голос её сорвался на плач, — Потому что, если я вернусь мне всё равно не жить как прежде! На мне никто не женится, отец домой не пустит, я позор семьи! Поэтому лучше я погибну, забрав с собой жизнь этого демона! — А ты не подумала, что мне тоже дома делать нечего? Я не брошу тебя! — вскричал Василь с отчаянием в голосе. Он понимал, что их жизнь в Васнии уже закончилась, но надежда ещё не умерла в его душе. — А кто узнает про тебя? Вернись, скажи что я умерла! Ты нужен отцу — он старый, кто будет работать? Кто продолжит наш род? Брось меня! Я всё равно что покойница! — сквозь слёзы выдавила София. Василь, затихнув, вдруг начал извиваться, пытаясь разорвать путы. Верёвки на запястьях стали багровыми. София испуганно прижалась к нему и запричитала: — Не надо! Перестань! Я сейчас тебе помогу! Тебе же больно! — Не трогай меня! — взвыл Василь, откатываясь от сестры, — Тебе бы кто помог! В душе Софии начала теплиться радость. «Всё таки он сбежит и всё у него будет хорошо!» — радостно подумала она. Парень в это время вытащил одну руку из пут и, высвободив вторую, принялся за ноги. Полностью освободившись, он тут же бросился к Софии, та испуганно запричитала: — Не надо Вась! Я останусь! Я не побегу с тобой! Разрывая путы, Василь молчал, девушка испуганно смотрела на его изуродованные кисти и синие, как знамёна царства, запястья. Самым страшным был его взгляд, в нём было столько ненависти и любви. Высвободив сестру, Василь обнял её и тихо просипел: — Я тебя не брошу! Никогда! Ты моя сестра, мы вдвоём с тобой остались в этом мире! Так давай же лучше погибнем, как герои, чем сдохнем в бегах, как собаки! На глаза Софии навернулись слёзы, она прижалась к брату и, слушая стук его сердца, прошептала: — Господь проклянёт нас, если мы убьём себя, но если погубим мучителей может простит и примет! — Да! — прохрипел Василь, в эту минуту полог поднялся, брат и сестра повернули головы и с ужасом увидели две пары пьяных карих глаз. — Ты только посмотри Фаюр! А мы вовремя! — заржал похожий на демона кочевник. *** Армей не помнил, что было на пиру. Но вновь поднимался в залу с чувством злобы и ненависти. Что-то в его душе подсказывало ему, что Борислава надо унизить ещё больше. «Втопчу в грязь, чтобы его собственные слуги предали и презрели!» — про себя думал Шаюм, скрипя зубами. Рядом шедший Фаюр мечтательно улыбался. Да, переговоры отложили на один день из-за жестокого похмелья посольства, но пока всё шло неплохо. Фаюру очень быстро пришлось разочароваться в своих помыслах о том, что переговоры пройдут гладко. Армей, смотря на пергамент, где были написаны обычные условия Каганата, как дурак, пытался разобрать буквы и знаки. Читать князь не умел, но казаться идиотом не хотел, поэтому как только свиток попал к нему в руки, поняв что толку от него не будет, он порвал его и, бросив под ноги, затоптал. Борислав и ухом не повёл, продолжая улыбаться, как блаженный. — Это никуда не годится! — хрипел Армей, садясь на расстеленную перед троном царя кошму. — Если вы думаете, что за такое Каганат будет сдерживать кланы воинов-Номади, то вы ошибаетесь! Бояре, сидевшие на лавках по бокам, тихонько зароптали. Царь одним движением остановил гул и холодно спросил: — Какие же условия теперь нужны Кагану? На этих наш хрупкий мир держался десятки лет. Сидевшая рядом с царём Ольга смотрела на Армея с превосходством и презрением, это жутко заводило Шаюма и отвлекало от переговорного процесса. — Кагану требуется в два раза больше! — начал Армей, наблюдая за реакцией, но тут никто не вымолвил не слова. Все молчали. Эффекта не было. Понимая, что здесь кроется подвох Шаюм закончил:  — И ещё по сто красавиц и красавцев каждый месяц! Лучшие из лучших! Реакция была незамедлительной, бояре возмущённо надулись и покраснели, воеводы и князья под плащами схватились за мечи. Александр и Тюр, сидевшие у трона переглянулись, в глазах патриарха загорелся огонь ненависти. И только Борислав остался спокоен. Армею на секунду показалось, что на троне сидит не человек, а страшный змий. — Что-то ещё? — вкрадчиво спросил царь. У Армея глаза вылезли на лоб. В безумности Бориса теперь не было сомнений. «Даже людей не жалеет! На сколько же ему нужен этот мир?» — сглотнув, подумал Шаюм и дерзко проговорил: — Да! Ярл Тюр должен будет уехать со мной в Каганат как заложник! — Это уже слишком! — шепнул Фаюр. Но Армею было плевать, он понял что попал в цель. На этот раз удивились все, включая царя. Борислав от неожиданности стёр с лица улыбку и погрузился в раздумья. Самым приятным для посла был взгляд царицы, в нём читалась ненависть и страх. «Обезглавлю эту Васнийскую змею!» — Я согласен! — вдруг поднялся во весь свой исполинский рост ярл Тюр. Борислав умоляюще посмотрел на него, но северянин лишь пожал плечами и, улыбаясь, дерзко посмотрел в глаза послу. В зале повисла тишина. Армей был в восторге. «Воистину слабаки! На одном северянине держалась всё царство!» — подумал посол, следя за взглядом царя, а тот отчаянно метался по рядам бояр в поиске ответа, наконец повернув голову к царице, Борислав обнаружил холодный взгляд супруги. Царица кивнула. Монах-писарь преподнёс царю готовый договор. Стараясь не смотреть семье в глаза, Борислав подписал его и поставил царскую печать. Договор оказался в руках Армея, он, быстро обмакнув таньгу в чернила, припечатал её с краю. Проделав тоже самое с вторым экземпляром договора, царь с послом посмотрели друг другу в глаза. Армей был доволен, теперь он был хищником, а Борислав из ядовитого змия превратился в безобидного испуганного ужа. — Я постараюсь как можно скорее донести до Кагана благую весть о мире между двумя державами! — громко объявил Армей. На этом переговоры и кончились. Покидая зал, Шаюм чувствовал, что победил, победил слабых подлецов. «Васнию ничем не отличается от этой Софии, взгляд ненавидящий, а тело дрожит от озноба!». Шедший за ним Фаюр, восхищённо на степном говорил: — Воистину мудрости тебе не занимать, княже! Эта змея обезглавлена, теперь остался этот хлюпик Александр! Но он не сможет стать во главе воинства северян! — Меня этому научила Софа, помнишь когда ты взял Василя в заложники? Она сама ко мне вышла! Вот и мы Тюра свяжем, а вместе с ним и царя! *** — Всё идёт по плану! — расслабленно протянул Борислав. Ольга, улыбнувшись, поцеловала его в щёку. Патриарх с Александром усмехаясь следили как бояре покидают зал, будто в воду опущенные. За ними бодрым шагом уходили князья и воеводы, им как актёрам со стажем, было сообщено о плане. — Эллины изобрели театр, чтобы развлекать людей и отдыхать, мы же используем его как оружие… хорошо ли это? — поинтересовался Тюр, хохоча, все актёры сыграли, как в лучших трагедиях Юзифа и Кипра. — Это прекрасно! Теперь этот «мудрый» думает, что одолел нас! А полки князя Весельева и Косьева уже на границе степи в монастырях стоят! — пожал плечами Александр и добавил: — Борислав! Я знал что ты философ, музыкант и писатель, но не актёр же! Царь, зардевшись, ответил: — Хороший самодержец должен быть, и актёром, и певцом, и музыкантом и знать как минимум три языка! — А ещё иметь отличный слух и иметь слуг, знающих степной, — прыснул патриарх, широким крестом благословляя царя, — Борислав! Я всегда верил в тебя! — Интересно, они и вправду думают, что ты готов пожертвовать дедом своих внуков ради мира? — спросила Ольга, сжав руку Борислава. — Судя по тому, что они говорят, они верят, что я дурак! — коротко отчеканил Борислав. Все засмеялись. — Ну они не далеко, от истины! — гыкнул Тюр и, восхищённо схватив царя за вторую руку, прогоготал: — Только дурак мог такое придумать! Послать меня в тыл врагу, чтобы поднять восстание рабов и, посеять смуту в рядах Номади! Даже этот твой Ливий старший до такого не додумался! — Ну я просто, создавая план, старался предусмотреть все варианты развития событий, — усмехнулся Борислав и громко добавил: — Андон! Как там моё поручение? Тут же из ниши в стене вышел Льев в чёрном плаще и проговорил: — Ещё позавчера передал им всё что Вы просили, царь-батюшка! — Благодарствую тебе за это! — сказал царь, встал, спустился вниз и, присев на кошму, с блеском в глазах посмотрел на оставшихся у трона и сказал: — А что, если вместо красавцев, в качестве дани послать им сто лучших воинов под видом рабов? Лица у всех вытянулись. До такой подлости додуматься надо было уметь. — Давайте выпьем за нашего союзника Ромеля! — наконец нарушил тишину Борислав. Слуги тут же бросились за вином. Александр, Ольга, Апостол и Тюр спустились к царю и расселись на кошме. — Пора привыкать! В Каганате Номади только так сидят! — улыбнулся Борислав. *** Армей не мог поверить, что всё получилось. Он уезжал из слабой Васнии с дарами своими и присвоенными кагановскими, с заложником тестем царя и прекрасной девой. Всё получилось даже лучше, чем он полагал. А на родине его ждало место Кагана, жена и целый клан, который надо было бросить в первых рядах на разграбление Васнии. — Вот скажи, Фаюр, как можно быть такими слабыми? — Это от земли, они припали к ней, как червяки, мы же топчем её и берём от неё что хотим! В этом дело, я думаю, — ответил лучший друг князя.