Из князи в грязи

Бехр с важным видом прогуливался по стойбищу. На затылке у него теперь было две косички, а не одна. На ладони ещё не зажила рана. Теперь он — воин-Номади, настоящий, достойный своего отца. Юноша жалел только об одном, что Армея не было на его совершеннолетии. «Как вовремя уехал в Васнию!» — подумал Бехр, сжимая кулаки от злости. Ему чертовски хотелось посмотреть ему в глаза, да, снизу вверх, но по закону степи они теперь были равны, оба мужчины, оба воины. Да, Армей глава рода, но если в схватке победит Бехр, то его место достанется ему. Эти мысли грели душу юноше. Старший брат Бехра от одной матери Старх, оставшийся в роду за главного, влетел в стойбище на взмыленном вороном коне. Подъехав к главному шатру, он громко провозгласил: — Наш князь Шаюм Армей уже в степи! Переговоры прошли успешно! Услышав это, из шатров тут же высыпали все мужчины и радостно заголосили. Женщины же и дети новость восприняли с опасением. Рабы так вообще, перепугавшись, поникли. Тут же все начали готовится встречать своего князя. И только Бехр был не просто рад, а счастлив. Он тут же бросился к Старху, который спешившись пил из поданного Тринадцатой кувшина. Юноша боялся что глаза выдадут его, поэтому, спрятав их, выставил вперёд локоть и сказал: — Здравствуй брат! — И тебе не хворать! — ударив по локтю, проговорил Старх и, смеясь глазами, добавил: — Вот вернётся наш князь и будем втаптывать врагов в грязь! — Ага! — кивнул Бехр и, посмотрев на Тринадцатую, кашлянув, добавил: — Как думаешь, он поздравит меня с совершеннолетием? — И меч подарит! Очень жалко, что он не участвовал в ритуале. Ты — молодец, сделал тот же выбор что и он, убил воина и забрал его жён! Жаль Третья мертва, ты мог бы ещё раз её убить! — нервно усмехнулся Старх, трогая куцую бороду, в которую была вплетена серебряная цепь. — Ага! — радостно кивнул Бехр и, пропустив Старха в его шатёр, направился за Тринадцатой. Недолго думая, он затащил её в палатку, где она как любимая жена князя, обитала, и горячо прохрипел: — Он возвращается? Как думаешь, у меня всё получится? Тринадцатая тихонько кивнула. Бехр тут же прижал её к себе. Ему не терпелось стать её полноправным владельцем. Быть единственным кто называет её женой. Да, она была старше его, и Бехр отлично помнил, как она нянчила его. Но юношу почему то это только сильнее будоражило, а не смущало. Он хотел её. Но не мог. Если бы Старх прознал про это, он бы прикончил его раньше, чем вернулся бы Армей. Изверг, убивший его отца Аргера, такого же гада, мучившего его мать. Тринадцатая всё рассказала юноше, он узнал о своём рождении, о том, что он никакой не Номади, а Касиф, что Армей уничтожает его народ. Узнав правду, Бехр возненавидел старшего брата, которого ошибочно многое время считал отцом. Юноша наконец понял, кто он. И теперь звание воина-Номади не так радовало его, скорее было позорным клеймом. Но виду пока не подавал, продолжая изображать верного сына рода Шаюм, а в чёрном сердце уже поселилась ненависть, в голове же зрел план мести за весь Касифский род. — Мама, значит папа вернулся? Бехр, вздрогнув, отпрянул от женщины. Они были не одни, из угла выполз мальчик. Это был Арей, сын Армея, иму было почти девять лет. Он был жутко похож на отца, и пусть в нём было больше от Номади, чем от Касифов, он всё равно был любим Бехром. Юноша опустился перед мальчиком на колени и проговорил: — Да! Князь возвращается в стойбище! — Жаль, — кротко заметил Арей и, обняв Бехра, прошептал ему на ухо: — Мама говорит что ты спасёшь нас! Это правда? Щёки Бехра загорелись, он прижав к себе сына своего врага, погладил его по макушке и ответил: — Я всех спасу! Мы, Касифы, выйдем из рабства и вернём себе наши земли, отобранные Шаюмами! Ощущать на себе любящий, полный страсти и благодарности взгляд Тринадцатой было высшей наградой для Бехра, он задыхался от радости. Как Армей в своё время украл его у матери, так и он украдёт у брата самое ценное — будущее. *** Армей чувствовал это всем телом — надо отдохнуть. Посольство заняло у него почти месяц, а в планах было свержение Кагана и большой поход. Армей понимал что надо повременить. Он устал. Князь отлично знал, что не молодеет, он медленно подходил к тридцати годам, и пусть амбиции всё ещё били через край, но энергии на всё уже не хватало. Да и в бороде и густых усах уже иногда проглядывала седина. Вообще это немного пугало князя. Даже больше, чем иногда приходящая во снах мать. Армей не хотел седеть и слабеть, хотелось уйти на пике, и он отлично знал как. Надо было разграбить и уничтожить царство слабых людей и воевать, пока меч держится в руках. С кем угодно! Мало ли вокруг княжеств? Больше всего князь боялся стать таким, каким стал его отец и Каган Карски — дряхлеющим стариком. Хотелось быть, как Фаюр, который к своим приближающимся пятидесяти ещё держался в седле и выглядел бодро. Поэтому, вернувшись из посольства и рассказав обо всём Кагану, порадовав его новой данью, подарками и прочим, Армей не оставаясь на пиры с оргиями, поспешил домой — в родное стойбише, в семью. Там его ждала любимая Тринадцатая, братья и его многочисленные дети. Князь хотел набраться сил перед походом и, они были теми, кто эти силы способен подарить. Он соскучился по родине, родной речи и людям. В Васнии ему было неуютно, и ему не терпелось разрушить её. Но сперва надо было отдохнуть. — Слава Фалу! — громко провозгласила толпа, встречая своего князя. Тот, улыбаясь во все зубы, спешился и тут же бросился на Старха с расспросами. Перейдя в главный шатёр, Армей, хохоча, посадил рядом с собой обоих любимых братьев. — Ну что, Бехр, теперь ты тоже мужчина! Пойдёшь со мной в поход на Васнию? — спросил Шаюм старший, заливая в себя целую чашу кумыса. — Пойду, отец! — радостно проговорил Бехр, сверкая глазами. Армей, похлопав его по плечу, вдруг свистнул. Тут же слуги внесли в шатёр с десяток больших дубовых ларей. Воины клана, собравшиеся тут же, с интересом смотрели то на них, то на князя. Армей осклабился и сказал: — Ну что, Бехр, какой откроешь, в том твоё! Воины тут же радостно засмеялись и захлопали в ладоши, а Армей громко провозгласил: — Это те дары, что должен был получить Бориска, но мы их себе забрали, ибо негоже царю-бабе дары преподносить! Бехр восхищённо поклонился брату и, поцеловав его руку, направился к ларцам. Шаюмы, следя за тем, как он выбирает, смеялись и одобрительно подзуживали — какой ларь открыть. Армей же в это время тихо сказал Старху: — Сходи до шатра Фаюра, там красавица в царских одеждах есть, приведи её в мой шатёр! Она — моя новая жена! Только попробуй тронь — убью! Пусть помоют её и полечат! Старх с благоговением кивнул и быстро покинул шатёр. Бехр в это время под бурные аплодисменты открыл ларь и вытащил оттуда украшенный золотом и серебром меч. Армей, громко захохотав, сказал: — Слава Фалу! А то в остальных золото да бабьи побрякушки. Вот теперь точно вижу, что ты воин! Проверку прошёл! Слава Шаюмам! Бехр сжал рукоятку меча и, обнажив его, пустился в пляс. Воины, обрадованные такому представлению, захлопали в ладоши ещё громче. Армей, разомлев, прижал к себе Тринадцатую. Он почувствовал себя дома. Здесь ему было хорошо. Вокруг родная степь и настоящие мужчины. Да и Бехр тоже вырос в настоящего воина-Номади, на такого будет не жаль оставить клан, если что. Армей и не заметил, как размахивая мечом, юноша всё ближе приближался к нему. Некоторые воины насторожились, но всё обошлось. Армей заметил, как Тринадцатая обменялась взглядами с Бехром, но не придал этому значения. Бехр отлично обращался с мечом и даже никого не поранил танцуя. Пир в честь возвращения прошёл отлично, Армей, вернувшись на Родину, почувствовал себя в своей стихии. Опьянённый праздником, он лично спустил голодных псов на убегающего раба. Как давно он не видел этого зрелища — отчаяние и кровь, ну и мучительная смерть, конечно. Армей упивался моментом, а праздник только набирал обороты. С соседних стойбищ приезжали родственники с подарками, поздравляли с удачным посольством. Князь благодарил и приглашал к столу, а потом уж и на оргию. Вечером, когда все уже устали праздновать, Армей отпустил всех по шатрам, а сам направился к Тринадцатой, он до сих пор помнил слова Андона Льева. Ворвавшись в шатёр, как зверь, он остановился. На него исподлобья смотрел Арей, который заслонил собой Тринадцатую. Армей, как будто даже протрезвел, да и желание в нём утихло, слова посла ушли из головы. У сына были какие-то незнакомые глаза. Он так был похож на него. Только вот на какого его? Армея прошило насквозь воспоминание, как он в детстве ещё в родительском шатре рассматривал своё отражение в в бронзовом щите отца. Тогда у него были именно такие глаза, детские жалкие, добрые. — Сынок, а ты что здесь делаешь? — грозно спросил Армей, положив руки Арею на плечи. Тот, не испугавшись дерзко, ответил: — Маму защищаю! — От кого? — не понял Армей, а потом догадавшись, неприятно засмеялся. Оттолкнув сына, он схватил жену за горло и тихо спросил: — Ты чего ему наговорила, сука? — Я просто рассказала ему о его родной бабушке! — осклабилась Тринадцатая и, распахнув руки, прошипела: — Давай убей! Как убил её! Истребляй Касифское семя и иди к своей новой васнийке! Армей, выпучив глаза, ослабил хватку. Откуда она узнала? Князь, к своему ужасу, ощутил на себе страшный ненавидящий взгляд — взгляд родного сына. Откинув жену, он бросился к нему. Тот лежал на кошме из носа его текла кровь, в глазах сияла обида и злоба. Армей растерянно протянул к нему руки, но сын отверг их и бросился к матери, помог ей встать, прижался к коленям. Что-то внутри Армея ёкнуло. Он понять не мог, что это. Такое же ощущение было после убийства матери. Но она — то была Касифкой, а Арей — будущий воин-Номади! Не зная что и сделать, князь схватился за меч. Сын, заметив это, странно улыбнулся и тихо прохрипел: — Давай! Убей и мою маму! Армей в замешательстве оторвал руку от меча. Внезапно голову его заполонил гнев. Он схватил сына за шкирку и, вытащив из шатра, бросил о земь, как когда-то бросал его отец. Арей, ударившись, всё же поднялся, в его взгляде читалась всё та же ненависть. Армей осклабился, ему это внезапно понравилось, он обратился к удивлённому стражу шатра любимой жены: — Аркан! Не пускай его к матери! Её тоже не выпускай! Не кормить, не поить, пусть сидит! Головой за это отвечаешь! — Слушаюсь! — откликнулся воин и странно посмотрел на Арея, тот схватился за рукоятку отцовского меча, тянул его на себя. Армей засмеялся. Сын был ему по пояс. Схватив Арея за косичку, князь оторвал его от меча и, ещё раз бросив о земь, обнажил меч и протянул сыну. — Давай! Убей меня! — рассмеялся князь, смотря в глаза восьмилетнему сыну. Зрачки того расширились, наполнились слезами, он задрожал и выронил меч из рук. Армей осклабился и бросил: — Ты не мужчина и не воин-Номади! Если хочешь кого-то защитить, будь готов отобрать жизнь! — сказав это, Армей вернул меч в ножны и, опустившись на корточки, заглянул сыну в глаза. Тот всё ещё смотрел с ненавистью. Князь сжалился и, погладив его по голове, проговорил: — Да, я убил её, потому что она была касифка, я не мог по-другому, ведь я воин-Номади! А твою маму я не убью, потому что это сделаешь ты! Ведь она касифка, а ты воин-Номади! Арей испуганно отшатнулся, но Армей рукой остановил его и нежно проговорил: — Ты ещё мал, чтобы всё понимать, но ты должен знать, что если ты не унаследуешь моё место, тебе конец! А князем может быть только сильный! Ты слаб! Когда станешь сильнее, тогда и защитишь мать, сейчас же её защищаю я! Арей, вытерев слёзы, обхватил шею отца и уткнулся лбом в плечо. Князь, выдохнув, погладил его по спине и сказал, смотря на звёздное небо: — И не обижайся за удары, меч, когда куют, тоже по нему молотом стучат! — сказав это, князь встал и, подхватив сына на руки, пошёл в сторону детского шатра, где Арею было самое место. «Он ещё слишком мягок, для мира взрослых!» — про себя решил Армей, с омерзением вспоминая каким сам был в детстве. Аркан, сглотнув, следил как удаляется князь. Когда тот исчез в детском шатре, воин выдохнул и свистнул. Тут же рядом с шатром возник Бехр, на нём не было лица. Юноша искусал губы до крови, рука была прикована к мечу, смотря вслед брату он проклинал его. — Она жива? — наконец спросил он у стража. — Да! — откликнулся Аркан. — Ненавижу! — тихо выдохнул Бехр и проник в шатёр. Аркан, потерев шею, задумчиво посмотрел на золотой пояс, который ему подарил младший брат князя — плату за проход в шатёр первой жены. Тринадцатая смотрела на Бехра с циничной безысходностью, она как будто ни во что не верила, ни в его слова, ни в его клятвы, и от этого юноше было очень обидно. Он жизнью ради неё рисковал, а она… — Я верну тебе сына! — наконец прохрипел Бехр, глаза его налились кровью. Она молча обняла его. Бехр сглотнул, пройдясь рукой по его груди, она спускалась всё ниже и ниже. — Он сегодня не придёт! — тихо прошептала она Бехру на ухо. *** София, сжавшись сидела в шатре. Ей уже было не страшно и не больно. Плен в степи воспринимался как данность. Дорога из васнии в степь была адом и она, пройдя через него, поняла, что такое мученичество. Душу грело только хорошо спрятанное лезвие, оно — смертоносное — было единственным гарантом, что всё было не зря. Девушка почти не дрожала. Постоянное насилие стало бытностью, Софии было не так страшно за себя, как за брата, оказавшегося в лапах этих демонов. «Выдержит ли он?» — думала она, безразлично смотря на полог шатра. Что-то внутри говорило — выдержит. Они должны были выдержать. — Господи помилуй, господи помилуй! — шептала она, рассматривая жемчужинки на царском одеянии, о таком можно было только мечтать, вот только под ним была уже другая она. Истерзанная, жалкая, совсем не подходящая под такую одежду. Взгляд девушки поднялся по пологу шатра к перекладине, нет даже на такое сил у неё не было. Да и мысли о самоубийстве никак не помогали, поэтому они просто оседали в затухающем сознании девушки. Вдруг полог открылся, София, зажмурившись, съёжилась и вдруг услышала родную речь, заместо ударов и похотливого дыхания. — Бедная-бедная девочка! — лепетала явно женщина. София открыла глаза. Перед ней была красивая женщина с очень-очень добрыми глазами и самое главное — она была Васнийкой, за её спиной стоял мужчина с куцой бородкой в которой была серебряная цепь и знакомым лицом, он был очень похож на Армея, но другим, взгляд у него был кроткий и менее звериный. — Вылечи её и подготовь к визиту князя! — на васнийском приказал воин-Номади и впустил в шатёр ещё группу васнийских женщин. Они принесли с собой большую бадью и несколько вёдер воды. Сам воин, кивнув старшей из них, вышел. — Кто вы? — тихо спросила София, обращаясь к женщине, которая нежно прижимала её к себе. — Я Вторая, наложница князя Армея и старшая жена княжича Старха, меня зовут Антонина! — ответила женщина, быстро стягивая с Софии одеяния, та даже не почувствовала боли. Увидев изуродованное покрытое синяками и ранами тело девушки, женщина вскрикнула и, запричитав с новой силой, подозвала совсем юную девушку, та быстро подала кувшин. София почувствовала такой родной запах масла, по щекам её покатились слёзы. Даже в такой глуши, на чужбине, нашлись родные люди с такими родными лицами и именами. «Они мне помогут!» — подумала София и, сжав зубы, приготовилась терпеть. Только теперь от терпения был прок, ей станет легче, она надеялась. Её раны сперва промыли водой, потом обработали маслом. Колючее тяжёлое царское одеяние Антонина велела вынести и одела Софию в обычное чистое платье. Раны и синяки закрыли тканью. — Настрадалась ты, это князь тебя так, да? — тихонько спросила Антонина, всё ещё прижимая Софию к себе. Она была такой доброй и нежной, как мама. Остальные васнийки тоже оказались будто сёстры — родные и заботливые. Они смотрели на неё не как на чужачку, а как на мученицу — сестру по несчастью. — Да! — просипела София, слёзы градом лились из её глаз. Но это были не слёзы горя, те уже давно кончились. Нет. Это были слёзы счастья. Антонина утирала их рукавами своего одеяния и причитая приговаривала: — Ничего-ничего! Всё будет хорошо! Это он пока влюблён такой злой, потом приешься, и он успокоится! Привыкнешь! — было в этом «привыкнешь», что-то страшное, но и такие слова Софию обнадёжили. *** — Так и знал что найду тебя здесь, княже, — усмехнулся Фаюр, спешиваясь рядом с курганом Архейна. Армей сидел у подножия, лицо его освещал факел. Фаюр улыбнулся ещё шире, его князь в кои-то веки задумался о жизни. — Вот слушай, Фаюр, тебя сын любит? — наконец спросил Шаюм, пересыпая комья земли из руки в руку. — Какой из них? — усмехнулся Фаюр и добавил: — Ты мне как сын, княже! Своего старшого я во время касифского бунта подстрелил, средние полегли кто в походах, кто в междоусобицах, вот сейчас Аркан подрос, гарем охраняет… — Вот про него и расскажи! — рявкнул Армей и, вскочив, схватил друга за грудки. Фаюр, присвистнув, посмотрел в глаза князя, полные страха и ненависти, и с расстановкой ответил: — Аркан меня в детстве ненавидел, сам знаешь, я в походах, а потом его мать я не любил, так поигрался и выбросил. Правда потом воспитание пригодилось, он из пастуха, пока гибли его братья стал подниматься, ну и вот теперь охраняет твой гарем и души во мне не чает! Так и говорит — «Отец я в детстве не прав был! Не понимал, что ты всё для моей пользы делаешь!»… Армей нервно расхохотался и, похлопав Фаюра, по плечу вновь сел, старый воин присел рядом. Князь, задумчиво теребя бороду, прохрипел: — Вот мне отец говорил — «Вся эта земля, завоёванная твоим дедом, достанется тебе!», досталась и, теперь я понял, что надо передать, но кому? — По законам дедов, если не в бою, то брату, то есть, Старху или Бехру, ты их единственных пощадил из сынов Аргера… — начал было Фаюр, Армей тут же перебил его: — Потому что они родные мне! Мы от одной матери… — Которую ты убил, — усмехнулся Фаюр и, похлопав князя по плечу, заметил: — Не думай о будущем поколении, мы наше прославить должны! Сжечь Васнию и поставить во главе Кагана род Шаюм, а не Вершензу! Сокол лучше лошади! А дальше Бехр с Стархом разберутся, ты же Каганом хочет стать! Воспарить над всей степью, так и плюнь на всё остальное! Став главным в степи ты, получишь всё, и любовь сына в том числе! Армей послушал старого друга и, похлопав его по плечу, молча двинулся обратно в стойбище. Фаюр же ещё долго смотрел на курган Архейна. Он отлично помнил этого великого воина, покорителя Касифоф. — А ведь ты меня в воины-Номади принял, Архейн, меня, простого Касифа! Сына рабыни… — усмехнулся старый воин и, вскочив на лошадь, поскакал догонять князя. *** — Где дедушка? Где дедушка? — голосила Мирослава, требуя срочно подать ей её любимого деда Тюра. Она кричала совсем не по-княжески и уж тем более не по-царски. Олег молча стоял рядом с тем же вопросом в глазах. Борислав, которого дети отвлекли от молитвы, растерянно смотрел на них. — Дедушка уехал к морю смотреть свои драконьи корабли! — вкрадчиво проговорил царь, закрывая молитвослов в украшенном золотом переплёте. — Ты врёшь, папа! — заявила Мирослава и, размазывая слёзы по лицу, заявила: — Мне снилось что дедушку Номади в полон взяли и всех его воинов! — А я про это разговоры слышал… — добавил Олег и тут же закрыл рот руками. Борислав, вздохнув, взял детей на руки и вынес из своей кельи. Юный царевич быстро выдал себя. Царь, будь он злее, проклял бы нерадивых болтливых слуг, а так он просто пообещал себе пожурить их. Присев в кресло, он усадил детей на колени и с искренностью самого честного в мире взрослого сказал: — Дедушка и вправду поехал в Каганат, только не как пленник, а как гость! И сто воинов это его сопровождение… — Не верю! Ты, папа, опять врёшь! — грустно выдала Мирослава, чьё лицо уже вытирал от слёз Олег, он тоже посматривал на отца недоверчиво, даже с некой обидой, как бы говоря: «Вот я взрослый, может, царь будущий, а ты меня обманываешь!». Бориславу стало совестно, врать собственным детям он так и не научился. А вот подать страшную информацию, как данность — вполне. — Ладно, я скажу вам правду, — тихо сказал Борислав и, оглядевшись, шёпотом добавил: — Только маме не говорите! — Не скажем! — подтвердили дети. Царь усмехнулся и таинственным шёпотом, которым его отец Лев рассказывал сказки, начал: — Дядя Александр, не просто так покинул столицу и патриарх тоже! Это хитроумный план! Наш с мамой план! — Чтобы скинуть ярмо Номади? — восхищённо спросил Олег, Мирослава, вскрикнув, схватила отца за бороду и стала требовать подтверждения. Бориславу ничего не осталось, кроме как сдаться и во всём чистосердечно признаться. Дети, открыв рот, слушали его план, пусть в упрощённом изложении, но не теряющий своей сути. — То есть кочевники больше не приедут за данью? — восхищённо спросил Олег, глаза его сияли. Борислав утвердительно помотал головой. Царевич замолк от радости, Мирослава же, продолжая держать отца за бороду, произнесла: — Какой ты умный, папа! — Умный-умный! А вы чего от меня убежали? — спросила Ольга, появившаяся в дверном проёме. Борислав расплылся в улыбке. На супруге была кольчуга и шлем. — Ну мам! — тут же заголосила Мирослава. — Никаких — ну! Быстро в свои покои! — строго приказала Ольга, нежно глядя на детей, те слезли с колен отца и быстро убежали. — Ты им всё рассказал? — тихо спросила царица, подойдя к супругу. Борислав улыбнулся и, помотав головой, заметил: — Будущему нашему врать бесполезно. Пусть будут готовы к свободной жизни! Конечно, говорят, что дуракам полработы показывать нельзя, но они отнюдь не дураки… — Умнейшие дети! — улыбнулась Ольга и, взяв Борислава за руку, поманила за собой. Царь, вздохнув, последовал за ней. Пройдя через покои, они вышли на балкон с которого отлично просматривался внутренний двор дворца. Борислав ахнул. Весь двор был занят воинами, вооружёнными секирами и мечами, круглые и миндалевидные щиты висели на их спинах, от шеломов отражался свет. Эта была его гвардия. Настоящие богатыри. — Слава царю Бориславу! — выкрикнул Ольга, воздев руки к небу. Хор варангов откликнулся громким кличем. Борислав крепко сжал руку супруги. С таким воинством можно было бить кого угодно. Хоть кочевников, хоть пиратов. Года томительного ожидания не прошли зря. — Все они готовы умереть за тебя и твою корону! Скажи им что-нибудь… — улыбнулась Ольга. Борислав, вытащив из ножен меч, набрал полную грудь воздуха и провозгласил: — Слава Господу Богу нашему, который поможет нам снять ярмо! — Слава! — хором откликнулась гвардия, один к одному — пять сотен лучших воинов, подобных по силе Тюру. — Рабство скоро кончится, осталось потерпеть совсем чуть-чуть! — прошептала на ухо супругу Ольга. Борислав же счастливый увиденным, едва сдерживал слёзы. Его капкан, который он упрямо расставлял последние десять лет, наконец мог получить свою добычу — зверя. Перед глазами Борислава уже стояла огромная васнийская рать. На ветру реют синие знамёна со львами, а наконечники копий упираются в облака. И над этим воинством ангелы, которые помогут в борьбе с язычниками. — Речь у тебя получилась великолепная! — восхищённо заметила Ольга, когда они уходили с балкона. Борислав и не помнил, что говорил воинам, но с лица его не сходила улыбка, а в сердце была уверенность в завтрашнем дне. — Ты даже как-то помолодел! Вот, что удаль делает, — прошептала царица, запустив руки в бороду супругу. Борислав улыбнулся и прижал её к себе. Даже в кольчуге она была очень нежной и тёплой. — Удаль — это у твоего отца. Я бы в его годы не решился оказаться в плену, — виновато улыбнулся Борислав. Ольга искривила лицо и мягко урезонила его: — С ним всё будет в порядке! Он пять лет на галерах отмотал, он, весь мир видел, он и из любой беды выплывет! — Настоящий воин! — улыбнулся Борислав. Ольга прыснув, прошлась рукой по его поседевшим вискам и прошептала: — Да, и ты тоже! Твоя борьба пострашнее его будет! Убивать людей несложно, спасать — вот сложнейшая дума! Борислав молчал. Он не знал что ответить, просто хотел любоваться ей в этот момент столько, сколько можно. Она мать его детей. За неё он был готов рискнуть всем и за свой народ, за свой род, за честь, в конце концов. Вот только риска никакого не было, и Борислав понимал это. Всё было продумано, но это не успокаивало. Царь думал, какие ещё варианты событий могут быть. Даже сейчас он об этом думал. Ольга, заметив это, наклонила его голову к своей и поцеловала. — Мы победим! — тихо сказала она.