Από Παντός Κακοδαίμονος!
***
Ослепленный, словно отшельник в забвении, за горло прижатый к стене. Как Одиссей, потерянный в бесконечных владениях Посейдона, в царстве, лишенном утешения, Юнги морально ни жив, ни мёртв. Он на распутье своей собственной жизни. В шаге от чистого безумия. Неотрывно глядя на хмурого Намджуна, в любую секунду готового сорваться и применить силу, он вместо того, чтобы как-то действовать, невольно терялся в моменте, а момент неумолимо терялся в нём. Неужели это всё взаправду? Неужели ещё не конец? Джун не Лилит, договориться с ним при всём желании не получится. И что теперь? Просто сдаться? Отдать ему Чимина? Вот же… 1310. Да, это по-своему вариант. И может быть даже неплохой. Чонгуку нужна медицинская помощь, причём срочно. Чем дольше он будет медлить, тем выше шанс того, что альфа больше никогда не придет в себя. Но разве может он спасти одного ценой предательства другого? Очень вряд ли. Как он после этого будет смотреть в глаза альбиноса? Так дела не делаются. Не ради этого он сдал «Тэгу-5», не ради этого так неистово бился Чонгук. Лилит дал ему слово. Намджун сейчас не его проблема. Не он должен её решать. Нужно максимально успокоиться и как можно скорее выпроводить всех лишних отсюда. Но как это сделать? Сказать прямо? А выживет ли он после этого? Юнги ведь здесь совершенно один. Обычный человек против видоизменённых. У него нет ни единого шанса. Даже мнимого. Зря он столько лет бессмыслицей вскармливал свою обнажённую душу. Лучше бы драться научился. Не пришлось бы тогда тенью самого себя стоять в этом иллюзорном дворце преисподней, окружённый самыми настоящими кровожадными демонами. — Сокджин, ты правда думал, что сможешь провернуть такое у меня за спиной? — практически прорычал в лицо омеги Намджун, в кулаки сжимая кисти рук. — Ты дебил или бессмертный? — Признаться — да, думал, — равнодушно ответил омега, даже не думая напрягаться. Да и зачем? Пока их люди здесь, Джун его даже пальцем не тронет. Правила есть правила. Ну, а потом… альфа так быстро остывает. — Но обстоятельства сложились немного иначе. Твоя подстилка теперь целиком и полностью принадлежит Чону. Если узнаю, что в течении следующих сорока дней ты попытаешься его забрать, предам анафеме и выкину на улицу. После истечения этого срока, делай всё, что твоей душе угодно. Всё ясно? — Ты шутить изволишь? — ошарашенно прохрипел Намджун, не веря своим ушам. Сокджин сделал, что? Отдал Чимина этому придурку Чону? — Знаешь же, что это крайне хреново у тебя получается. — Никаких шуток, милый. Лишь сделка, — обворожительно улыбнулся Сокджин, даже как-то немного наслаждаясь этим моментом. Бессилие Намджуна так прекрасно! Хоть оды ему воспевай. Жаль только, что омега не обладает лиричностью могучих бардов и поэтов. Нет у него амбиций евангелизировать свою истину. И это не плохо, да. Тем не менее, в его богохульстве тоже есть своя своеобразная поэзия, которую пренепременно нужно освободить и вписать на страницы вечности. Чем он вскоре пренепременно займётся. — Сокджин! — Разговор закончен, — строго по словам проговорил Сокджин, с прищуром посмотрев на альфу. — Засунь свой гонор в жопу и слушайся папочку. Иначе я начну злиться. Тебе это надо? — А не много ли «папочка» на себя берёт? Берега не попутал, не? — Я, Намджун-и, ритм всего существования, не отрицаемый закон природы, — слишком очевидно упиваясь своей властью, пропел Сокджин. — Берега здесь попутал только ты. И заметь — это уже далеко не в первый раз. Моё терпение небезграничное. Хватит его испытывать. В ближайшие сорок дней трахать эту белобрысую дрянь будет Чон, а ты пока можешь расслабиться и широко улыбнуться. Ничего плохого не случилось. Да? Просто шлюшка нашла себе нового хозяина. Так бывает. И будет дальше. Говоря всё это, Сокджин безбожно перегибал палку. Перегибал и прекрасно это понимал. Остановиться бы пока не поздно, да желания нет. Он столько лет молчал, из последних сил сдерживая себя, что сейчас его буквально прорвало. Против него Намджун никто. Всё будет так, как он скажет. Радость заката, экстаз сумрака. Он, наконец, доверху наполнил силой свой внутренний поток, в котором величайшие вершины встречаются с великими низинами. Он — царь, он — Бог. Чимин же — мусор под ногами! Смотри же, незаконнорождённый сын, я — Лукавый. Ты не добьёшься своего триумфа, хватит твоего рабства. Страдание, которым я тебя окружил, порождает страх, сокрушает твою волю. Твоё жалкое господство сходит на нет, моя Воля теперь господствует. — Я запомнил все слова, кои сегодня изверглись из твоего поганого рта, Сокджин, — глядя в глаза омеги, неожиданно равнодушно произнёс Намджун. — Ты ответишь за каждое из них. Советую начинать бояться уже сейчас. — Мне не страшно. Угрозы — это удел трусов. Не веди себя, как Чимин. А то мне становится противно. А ведь нам ещё наследника вместе делать. Неотрывно наблюдая за боем двух титанов прямо у себя перед носом, Юнги осторожно сделал шаг назад и как можно тише начал спускаться в подвал. Пока Лилит сдерживает Намджуна, благоразумнее всего будет перетащить Чимина и Чонгука наверх, а там уже дальше придётся сориентироваться по ситуации. Позвать бы как-то Минхо… он мог бы их защитить. Но какая вероятность того, что, выйди он сам в лес, вернётся целым обратно? Там ведь в глуши столько голодного дикого зверья. А он так плох в стрельбе.— Чонгук, а куда стрелять нужно, чтобы было не больно? — Чтобы не больно, в небо, а чтобы убить — в голову. Смелее жми на курок, принцесса.
Оказавшись внизу и чуть не споткнувшись о ноги трупа, от высокой температуры в помещении начинающего уже пованивать, Юнги быстро переступил через того и бегло оглядев трясущегося всем телом омегу, присел на корточки возле Чонгука. Внимательно проверив пульс и рану на животе у альфы, он нервно вздохнул и посмотрев на бледного альбиноса, тихонько спросил: — От одного до десяти, насколько тебе сейчас больно? — Девять, — едва слышно выплюнул Чимин, сжимая в ладони руку Гука. — Плохо… — закрыв глаза, потёр переносицу Юнги. — Послушай меня внимательно, сейчас я отнесу тебя наверх и спущусь обратно за Чонгуком. Не бойся ничего. Намджун тебя не заберёт. — Намджун? — резко выдохнул омега. — Он здесь? — Уже да, — нехотя кивнул Юнги, осторожно взяв омегу на руки. На ноги альбиноса было больно смотреть. Ожоги глубокие, не ниже III степени. Заживать будут долго и явно проблематично. Срочно нужно охладить все поражённые участки кожи и приступить к лечению. Только вот… при всём желании, омеге придётся немного подождать, ибо Чонгук всё же в приоритете, там рана не терпящая отлагательств. — Но он тебя не тронет. Поверь мне. — Хорошо, — несмело отозвался Чимин, обнимая человека за шею. — Чонгук же не умрёт? — Точно нет, — осторожно поднимаясь по лестнице, проговорил Юнги, стараясь говорить как можно спокойнее. — Он падла живучая. Мне даже кажется, что пусти ему кто пулю в висок, всё равно бы выжил. Вот так чисто из гадости. — Твои слова, да Богу в уши! — Всё будет, пусть и не сразу. Максимально плавно выйдя из подвала и намеренно не глядя ни на Намджуна, ни на Сокджина, Юнги медленно двинулся в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Омега в его руках совсем лёгкий, нести его не трудно, пусть и по-своему геморройно, ещё сильнее травмировать ноги проще простого. А это ой, как нежелательно! И так работы выше крыши. И так шрамов на нежной белой коже останется целая роспись. Целая роспись ярко красных маков, утопленных в парном молоке греха. Боль на боли. Омега словно дитя аггелов, жаждущий попасть в Элизий. Так наивно и в тоже время глупо… — Сокджин, ты… — запнулся Намджун, повернув голову на шум и уперевшись взглядом в практически обнажённого Чимина, всем телом болезненно прижимающегося к человеку Чона. Такой потерянный и испуганный. Раненный. И похоже, что не только телом, но и душой. Ноги. Альфа заметил их не сразу. Скорее сначала почувствовал запах горелого мяса, а лишь после этого нашёл его источник. Что здесь произошло? Или правильнее будет спросить, что именно сделал с альбиносом Сокджин? Огнём жёг? Совсем ума лишился? — А вот и наш гвоздь программы, — выплюнул Сокджин обходя Намджуна. — Ни дня без шоу. Что ж… мне пора. Напрочь проигнорировав Сокджина, Намджун прошёл вглубь дома и замер у нижней ступеньки, шокированным взглядом блуждая по своему омеге, хмуро выглядывающему из-за плеча слабого чужого человека. Смотреть на такого Чимина — почти мазохизм. Альфа так виноват. Он должен был найти свою прекрасную лилию раньше Лилит, должен был защитить… но не смог. Кровь Чимина теперь до конца жизни будет на его совести. Так сильно хочется отвести взгляд, но нельзя. Сейчас не время. И никогда будет не время. Намджун, словно мертвец слоняющийся, как мотылек, упрямо тянущейся к бледному свету омеги. Дай Чимину волю, он бы без раздумий, без колебаний отрезал ему голову своей любовью-гильотиной и ни разу бы об этом не пожалел. Убил бы его из увесистого самодельного пистолета, заряженного собственной любовью, и долго смаковал этот момент. Повесил бы на виселице, сотканной из их самых светлых чувств, и остервенело бы раскачивал его труп. Расчленил бы, сшил и вновь бы разорвал на части. И в некотором роде был бы прав. Чимин, Чимин, Чимин… Интересно, а где-то на подкорке своего подсознания слышал ли омега, хотя бы один раз то, как он каждую ночь, словно в бреду, произносил его имя — бесконечно? Чувствовал ли, как он пытался притронуться к его хрупкой душе — бесконечно? Знал ли, как сильно он хотел вновь увидеться — бесконечно? Будет ли ему позволено ещё хоть раз притронутся к любимым изгибам тела — бесконечно? Бесконечно — вечно. Да, он оплошал. Но это не повод сдаваться. Всё наладится. Наладится и наступит такой момент, когда миры воображения и действительности станут одним целым, где он — это Чимин, а Чимин — это он. — Не вздумай подниматься, — неожиданно громко произнёс Чимин, сильнее хватаясь пальцами за плечи Юнги. — Тебе здесь не рады. — Не говори так, Чимин, — обречённо выдохнул Намджун. — Я весь корейский сектор перерыл в поисках тебя! Знаешь, как я волновался? Ты же знаешь, что я всё для тебя сделаю? — Вот прямо-таки всё? — с прищуром переспросил Чимин, быстро генерируя в голове одну гаденькую идейку. — Конечно, — быстро кивнул Джун. — Ты сомневаешься? — Да, сомневаюсь, — скривился Чимин, краем глаза отмечая, что они уже почти на верху. — Там в подвале лежит Чонгук. Сам спустись вниз и аккуратно перенеси его на второй этаж. И поторопись, он давно уже без сознания. — Ты серьёзно? — не смог скрыть своего недовольства Намджун. Трогать Чона? О, боже, нет! — Ты сомневаешься? — передразнил альфу Чимин. — Чонгук — лось здоровый, Юнги едва ли сможет его поднять, что уже там говорить о переносе куда-либо, другое дело ты — шкаф местного разлива. Надорваться не должен. — Чимин-и, давай… — Хочешь переступить порог второго этажа, — перебил альфу Чимин, — дуй в подвал за Чонгуком! Не хочешь — вон отсюда. — Хорошо, как скажешь, Мини, — переступив через свою гордость, кивнул Намджун, резко разворачиваясь к открытой двери подвала. Стараясь слишком много не думать о приказном тоне омеги и о всех тех подчинённых, которые слышали их разговор, Намджун за два широких шага преодолел расстояние до подвала и, сбежав по лестнице вниз, внимательно огляделся по сторонам. Семь потрёпанных трупов на полу, и все как один люди Сокджина, кучка одежды, явно Чимина и непривычно бледный Чон в луже собственной крови. Похоже здесь было весело. Подойдя к альфе и брезгливо подняв его на руки, Джун только было хотел повернуться к выходу, как его взгляд зацепился за открытую печь и за нечто прилипшее на её дверце, отдалённо напоминающее сгоревшую кожу. Сложив в уме два плюс два, Намджун чуть в голос не взревел поняв, что именно сотворил с Чимином Сокджин. Какое же зверство! Непростительно! Сейчас он отнесёт Чона наверх и убедившись, что с его милым омегой всё относительно хорошо, поедет домой, ну а там… — Держись, Сокджин, ибо в огне хорошо горят не только альбиносы!