Если б во мне были слезы, из глаз моих шел бы снег.
***
Почему так сильно и почему прямо сейчас? Почему пред всеми и зачем эта ирония? Почему так тяжело и почему не просто побеждён? Почему всё ещё жив и почему так больно? Почему один и почему стольких нужно защитить? Почему так много вопросов и так мало ответов? В голове — непрекращающийся гул, набатом бьющий по нервным окончаниям и в узел сплетающийся с тонкими голубыми венами, которые подобно веткам расходятся по телу — незримой колючей верёвкой, туго обвивая всё гниющие нутро. Пошевелится бы, да сил нет. Сделать хотя бы один короткий вдох, да весь воздух из комнаты как будто выкачали. Ярость, паника, надежда — все исчезло, оставив после себя лишь холодное отчаяние. Что делать дальше — не ясно. Впервые в жизни Чонгуку настолько страшно. Впервые в жизни он чувствовал себя таким слабым и беспомощным, практически био-мусором в шаге от неминуемой утилизации. Отдаваясь громким эхом и весьма ощутимой тошнотой, каждая хаотичная мысль давалась ему крайне тяжело и болезненно. Гук будто падал в бездну своих нелепых противоречий и слепо, без шанса на спасение, терялся там, захлебываясь в собственных ощущениях и чувствах. Он на распутье. Нужно выбрать сторону. Но как это сделать, если вся власть находится в руках глупого сердца, а не титана разума? Думай, думай, думай! Сырые догмы, некогда кем-то вбитые в голову, лишь на словах кажутся аксиомой, на деле же их легко можно оспорить. Мысли… в них вся сила. Мысли — это моря, когда бурные, когда тихие; море, полное жизни — трясина, мутная и тусклая. Мысли — это поля, дающие хороший урожай. Мысли — это бескрайние пустыни, которые умело сформировал и подчинил себе ветер. Ветер — это обстоятельства и ещё, возможно, немного время. А вот время — это как раз то, чего нет у Чонгука. Он должен начинать действовать уже сейчас, а ещё лучше — вчера, но вместо этого он блаженно стоит себе на месте и, прикрыв глаза, ждёт, сам не зная чего. Спасения? Смерти? Подачки? Защиты? До чего же глупо. Мнимые ледяные ветра, то и дело ощутимо раня кожу, всё проходят сквозь него, весьма очевидно давая понять, что да — он ещё может убежать от всего этого, но ему не спрятаться от самого себя. И спорить с этим бессмысленно. Всё же и так очевидно. Несколько месяцев назад, невольно перебрав с алкоголем, Чонгук, сам до конца не поняв как, оступился на заснеженном пирсе и безвольной тушей провалился под лёд. Вода в реке была холодной и хищной, а он всё зачем-то силился увидеть дно, но под ним будто ничего и не было. Лишь всепоглощающая пустота. В какой-то момент его всего ощутимо так тряхнуло и резко перенесло в этакую полуразрушенную галерею, впоследствии оказавшейся проекцией его собственного больного разума. Там было по-своему хорошо и даже спокойно. Почти как в утопии. Он сломанной куклой лежал на полу и внимательно слушал музыку своей едва живой души, в красках видел глубокие гниющие раны в своём всё ещё бьющемся сердце, залпом пил слёзы своей боли и даже не пытался пошевелиться. Зачем? Он покорно лежал в тени своей жизни и молча ждал своего собственного появления на пути своего же одиночества, в стенах своего же страха. Вокруг него по пустым комнатам бродил ветер, и тишина, и тишина была с Чонгуком. Когда именно стихла музыка и почему? Он умер? Переродился? Окончательно деградировал? До этого в своих кошмарах он уже не раз видел эту самую грязную реку возле одного из штабов Намджуна. Её потоки были широки и глубоки, а на противоположном от него берегу часто гуляла невысокая фигура, с головой закутанная в тёмный платок. Кто это мог быть? Не Чимин ли? А может, сама Смерть? Смерть… а это многое бы объяснило. В его сердце — вечная зима, морозный холод и абсолютная тьма. Это и угнетает, и сводит с ума. Возможно, он всего лишь тень, которую все так стремятся затмить. Возможно, он гроза, чей дождь украдкой утолил бы жажду искусственно взращенных семян. Возможно, ему многое под силу, но явно не сейчас. Не сейчас… — Ты в порядке? — тихонько послышалось откуда-то сверху чужим бархатным голосом. Тэхён? Похоже на то. — Да, — неуверенно кивнул Чонгук, поднимая взгляд на человека. Он всё это время был тут? Неудобно получилось… — Подай руку, сам не встану. — Хорошо, — немного заторможено прохрипел Тэхён, подходя к Гуку и явно с опаской протягивая тому свою руку. — Спасибо, — хватаясь за человека, выдохнул Чонгук, со второй попытки поднимаясь на ноги. Видел бы его сейчас Юнги, отругал бы, как несмышленого ребёнка. Почти мило улыбнувшись Тэхёну, Чонгук легонько похлопал того по плечу и неторопливо поплёлся в свою комнату. Интересно, а что там Юнги с Чимином делают наедине? Не за пиписьки же друг друга дёргают? Хотя… почему бы и нет? Течка же у омеги ещё не закончилась, а его питомцы молоды, красивы и одиноки. Вот прямо как он! Эх, кто бы и его за член подёргал? Никакой личной жизни с этими людьми и альбиносами. Уйти в загул, что ли? Без стука войдя в свою собственную спальню и хмуро оглядев притихшего Цацу и сосредоточенного на его ногах Юнги, Гук, прокашлявшись, проговорил: — А я думал, вы тут трахаетесь. — Была такая мысль, — фыркнул Чимин, с прищуром посмотрев на альфу. — Но Юнги словил фетиш на мои ноги и всё лапает их без перерыва. — Я наглухо отбитый извращенец. Не знали об этом? — равнодушно протянул Юнги, аккуратно нанося крем на раны омеги. — Посмотрите, какая красивая рана! А цвет мяса какой аппетитный. Вот как тут удержаться? — Цаца, ещё не поздно передумать и замутить со мной, — поморщившись от вида открытых ран на ногах омеги, закряхтел Чонгук, краем глаза замечая, что в комнате их теперь четверо. — Меня подобное не возбуждает. — И на кой ты мне тогда нужен? — приподняв бровь, осведомился Чимин. — Эти уродства теперь навеки со мной. Не думаю, что после заживления вид будет лучше. — Шрамы никак не испортят твою красоту, Чимин, — без задней мысли проговорил Юнги, осматривая ступни омеги. В некоторых местах всё ещё видны очертания пяточной кости. Как бы ускорить заживление? — Если тебя это утешит: даже луна не без недостатков. А кому не нравится, пусть не смотрит. — Ты такой милый, — смутившись, улыбнулся омега, ладонью прикрыв рот. — Просто милый? — не смог промолчать Чонгук. — Да я бы дал ему после таких слов! — Чонгук, ты тоже очень красивый, — подняв взгляд на альфу, промурчал Юнги, потянувшись за свежими бинтами. — Даже не смотря на шрамы на животе и скверный характер. — Бери меня, Принцесса, я весь твой! — Весело тут у вас, — задумчиво протянул Тэхён, не решаясь пройти вглубь комнаты. — Не так я себе представлял взаимоотношения людей и видоизменённых. — Твои представления недалеки от истины. Мы то ещё исключение из правил, — накладывая повязку, прохрипел Юнги, стараясь не причинять омеге лишнего дискомфорта. — Ты как? Жаль твоего отца. — Пока не знаю, — честно ответил Тэхён, наблюдая за старым другом. — Слишком много информации для одного дня. — Тут соглашусь. Сейчас закончу с перевязкой и будем ложиться спать. Плюхнувшись задницей на постель рядом с омегой, Чонгук, нагло положив тому голову на плечо, устало прикрыл глаза и, немного расслабившись, попытался абстрагироваться от шума вокруг. Как же спать охота. Но вот только стоит ли? Может лучше написать пару писем старым должникам и попытаться вывести всех из дома? Но куда ехать-то? Ещё и с двумя людьми? Вопрос всё ещё актуален. Прятаться нужно где-то рядом с домом. Там, где относительно тепло и есть вода. Но рядом с ними только море и лес… — Выглядишь паршиво, — на ухо альфе прошептал Чимин, зарывшись пальцами в короткие волосы. — Переживаешь из-за Сокджина? — Не буду отрицать, — одними губами произнёс Чонгук, млея от незатейливой ласки. — У нас так мало времени. — Не зацикливайся на времени, Чонгук-а, воспринимай его как этакую шлюху, которая спешит отдаться потенциальному клиенту. Я всё решу. Совсем скоро мы все будем в безопасности. Обещаю. — Я так хочу тебе верить, Цаца. — Так верь. Так верь — звучит просто, а на деле… задача практически невыполнимая. Чонгук видел много разных людей: падших ниц, онемевших от страха, затоптанных своими же братьями и беспощадно раздавленных. Он видел многих видоизменённых: сильно сконфуженных, преданных и разочарованных, слишком рано в жизни качающихся на волнах агонии; побеждённых или победителей, крепких и уничтоженных. Чимин же совсем другой. Он… сложный. Практически разделённый на психологические критерии. Омега, словно книга, которую было очень долгое время запрещено читать широкой массе, лишённый страниц, обёрнутый, с кощунственно изменённым названием. Лишённый свежего воздуха, спрятанный в ящик, с другой навязанной жизнью, намертво склеенный. Кем-то одним перевязанный лентой, кем-то другим упакованный, окутанный собственным страхом, забывший, что значит покой и доверие. Как для человека — слишком обнажён, как для жертвы — ещё недостаточно… Чонгуку бы очень хотелось поверить омеге, довериться тому и, наконец, выдохнуть с облегчением. Но на кону стоит не только его жизнь, но и Принцессы. Юнги, Юнги, Юнги — обычный слабый человек с вечно недовольным лицом, а как много значит для одного конкретного Чон Чонгука. Больше, чем друг, больше, чем брат, ближе, чем семья. Юнги его персональный свет, в лучах которого ему максимально комфортно. Хотя… нет, даже не так, Мин не свет, окружающий Чонгука, а тень, которую он отбрасывает. Они одно целое, пусть и живущее в разных телах. Переложить сейчас всё на плечи Чимина и слепо плыть по течению — это не ошибка, но всё же неправильно сделанный выбор. Подстраховка нужна всегда. Запасной план никогда не будет лишним. — О чём вы там шепчетесь? — закончив с перевязкой, хмуро спросил Юнги, заметив руку омеги в волосах Гука. Не понял. А это что такое? — Планируем оргию, — гаденько протянул Чонгук, носом ткнувшись в шею омеги. — Вот решить не можем, берём Тэхёна или нет. — Что? — опешил Тэхён, невольно сделав шаг назад. — А я тут причём? Не хочу! — Да успокойся ты, — взяв омегу на руки, покачал головой Юнги. — Чонгук так шутит. — Кто сказал, что я шучу? — не унимался Чонгук, откровенно наслаждаясь паникой симпатичного брюнета. — Если хочешь, Тэ, можем сначала потрахаться только вдвоём, а потом уже Юнги и Чимина позовём. — Озабоченный, — закатил глаза Юнги, от греха подальше унося омегу в гостиную. — Пошли, Тэхён, а то наш, суровый альфа, не успокоится. Осторожно усадив Чимина на диван, Юнги помог тому удобнее устроиться на подушках и, положив ладонь на холодный лоб омеги, проговорил: — Температуры нет. Отдыхай. Сейчас уложу Тэхёна и приду. — Давай быстрее, хочу обниматься, — капризно протянул Чимин, посмотрев Юнги в глаза. — А может, и не только обниматься. — Боже! Твоя течка меня доконает, — обречённо выдохнул Юнги, отстраняясь от омеги. — Я быстро. Немного озадаченно глядя на то, как Юнги на пару с Тэхёном скрывается в своей комнате, Чимин, зачем-то повыше натянув лёгкий плед, совершенно никак не мог идентифицировать свои чувства. Он что, сейчас взволнован? Взволнован из-за слов обычного человека? Как такое возможно? Это же из-за стресса, да? Или… Боже! Что с ним творится? Совсем умом тронулся? Почему здесь так жарко? Почему так хочется, чтобы Юнги вернулся как можно скорее?