Это наши небеса и наши аномалии. У Господа нет для нас автокефалии.
***
«Открой врата в свои сны, тебе покажут небо мертвецы», — голос в голове Чимина непривычно чёткий, но при этом совершенно незнакомый. Это странно. Обычно все его кошмары имеют вполне себе узнаваемые формы и образы. Отец, Сокджин, с недавних пор Намджун… но сейчас что-то определённо не так. Где он? Почему так холодно? Где Юнги? Он бредит. Определённо бредит. Этот мир нереален. Здесь всё эфемерно и до абсурдного хрупко. Так не бывает. Бред. Бред — исток всего его «я». Нужно быть предельно осторожным, иначе есть шанс слишком глубоко уйти в пучины своего морока, откуда обратной дороги уже не будет. Проверено. Расслабиться. Да, хорошо бы попытаться хоть немного расслабиться и медленно отпустить себя. И тогда, вполне возможно, его сознание, наконец, прояснится. Только вот как это сделать, когда даже пошевелиться сложно? В теле непривычная нега, кости и плоть будто и не весят ничего вовсе, раны на ногах… а были ли они вообще? Были, омега это точно помнил. И боль от них тоже помнил. Похоже, первая зацепка, ведущая его к реальности, найдена. И это — Боль. Боль — он всегда испытывал ее всю, а сегодня ночью — еще больше. Огонь — он разъедает кожу, но сердце все еще холодно. Это сердце бьется само по себе. Так и должно быть. Но… Одно неуверенное движение и в голове Чимина вновь эхом звучит тихий хриплый шёпот. В словах тех — лишь пустота из глубины погребённой души. Не его ли? Он вновь, сам того не желая, падает в бездну противоречий и, словно некогда огромная Антарктида, начинает медленно таять под палящим солнцем ядовитых иллюзий, пока его привычный мир содрогается от наводнения. Приговор приведён в исполнение? «Этим судом ты обвиняешься в ереси и колдовстве. Ты признаёшь свою вину?». «Я ничего не сделал!». «Виновен! Виновен! Виновен!». О чём это он? Очередной сбой? Связь с реальностью потеряна. Всё по новой. Ну и пусть. Ему не привыкать. Семена сомнений уже посеяны, и только это имеет значение, но всё же! Что из них вырастет в результате? Созидание или разрушение? Ответ, увы, очевиден. Орлиные крылья имеем за плечами, сами же узами прикованы к земле. Грустно это. Расправить бы сейчас свои крылья. Да кто же даст? Густая тьма, сгущаясь, клубится над омегой, подобно хищным птицам, и тяжестью своей прижимает к промозглой земле. Его тело бледное и холодное. Молчаливый цветок в ожидании «рассвета». Что, если он больше никогда не окажется в объятиях Юнги? Пора бежать отсюда. Бежать, плотно закрывая за собой все тяжёлые двери и резные врата этого Ада. Только уйти — только прочь — никогда не возвращаться! Врата к свободе, он вышел! Или нет? Нет. Всё вокруг по-прежнему покрыто плотным ватным одеялом тумана, несомым куда-то вперёд шепчущим ветром. Голоса. Они везде. Понять бы ещё, о чём идёт речь. Слушай, слушай, слушай!— Идолы падают, словно осенняя листва, сорванная холодным ледяным дождем. Где ты теперь, когда грешники, давшие тебе власть, вопят от боли?
Это голос Намджуна? Похоже на то. Но что альфа имеет в виду? Какие грешники? Кто вопит от боли? Не Юнги ли? Юнги… его милый Юнги, кровь этого прекрасного человека навсегда останется на его руках, да, не он нажал на курок, но из-за него оружие было снято с предохранителя. Никто не одинок на этой земле, но каждый одинок в этом мире! Вот и вторая зацепка — Юнги. В объятиях с радостью печаль. Одна летит, другая останавливает. И идет между ними борьба, и сильнее кто — не знаю я. Нельзя сбоить. Не сейчас. Кровь и смола, обильно стекающие с его «трона», должны затопить здесь всё кругом. Да! Он опять предстал тем ещё слабаком перед Папой-страхом и Отцом-болью. Ну и что? Неусыновлённый счастьем — нет, в нём по-прежнему течёт грязная кровь. Скорбь — его наследие. Настало время подняться. Нельзя больше отводить взгляд. Нельзя больше молчать. Эта революция — эволюция в больном холодном мире! Всего один порыв — и он на ногах. Но ненадолго. Крылья ночи, становящиеся бледными в тенях, медленно накрыли собой всё издырявленное звёздами небо и, схватив его за шкирку, безжалостно протянули через весь глубокий лес прямиком в самое сердце Ада. Туда, где суть всего. Чимину бы начать сопротивляться, попытаться вырваться из крепкой хватки, да сил на это нет. Слишком устал. Слишком не в себе. На поляне глубочайшей части леса — чёрные колотящиеся сердца тысячи боящихся людей, а в самом центре — тринадцать фигур, выполняющих долгий неясный танец вокруг каменного алтаря, тогда как глаз некой тёмной сущности наблюдал за всем этим действом со своего высокого места в беззвездном уже небе. Последние лебеди этой ночи совсем скоро замёрзнут насмерть, а те, кто борется, больше никогда не увидят свет. Это было ожидаемо. Ещё немного, и Чимин станет свидетелем самого тёмного «рассвета» новой эры. Но сначала, отчаянное желание тишины и отсутствия звуков едва заметными ориентирами проведёт его скрытой тропой под землю. Где он так ожидаемо обнаружит, охваченный ужасом и страхом, за черными ржавыми железными дверями, маленького мёртвого мальчика. Такого хрупкого, испуганного, изувеченного и грустного. История повторяется? Он ведь знает этого мальчика. Прекрасно знает! Виделся с ним не один раз. Этот ребёнок — отражение его лица в зеркале. Буря! Да наступит буря! Его сердце измучено, его душа замёрзла до самых недр, сожжены все мосты, ведущие к состраданию, внутри всё мертво, нескончаемые ночи мороза и борьбы… Самое время, находясь наедине со своими гнетущими мыслями, наконец, на собственной крови поклясться именем своей ярости, что те, кто причинил ему страдания, отведают ненависти. Ярко-красной кровью возмездия он запечатает все свои глубокие раны, а затем возродится из пепла, словно тот прекрасный феникс. Чёрный цвет — это его вуаль. И отныне всего лишь одному человеку будет позволено смотреть на него настоящего. Никто, кроме Юнги, больше никогда не увидит ни его боли, ни отчаянья. Хватит! Клятва произнесена. Назад дороги нет. Зацепка номер три — это он сам. Пазл сложен. Почему бы, наконец, не проснуться? Вдох. Рваный и осторожный. Ему больше не холодно. Но открывать глаза омега пока ещё не готов. И дело тут не в страхе — его больше нет, а в бергамоте, который так отчётливо чувствуется в воздухе. Намджун совсем рядом. От него не убежать, не скрыться. А так хотелось бы. Снова «дома», и снова «человек», поцеловавший землю и вдохнувший этот мир. Так несправедливо. Ну и пусть. — Я вижу, что ты проснулся, — недовольно протянул Намджун, впритык подходя к кровати. — Долго ещё в спящую красавицу играть будешь? — Ты точно Джафар, — не открывая глаз, проговорил Чимин, так невовремя вспомнив Чонгука в образе «диснеевской принцессы». А ведь Чон тогда лишь чудом не погиб. Чудо… ему нужно ещё одно чудо. Только в этот раз — для Юнги. — Для тебя я могу быть кем угодно. Сам же знаешь. — Станешь покойником? — наконец, не без усилия над собой открыв глаза, прохрипел Чимин, предприняв неудачную попытку сесть. — Кроме этого, разумеется, — весело рассмеялся альфа, садясь на постель. — Я скучал, детка. Очень скучал. — Не могу сказать того же, — скривился Чимин, осторожно поворачиваясь на бок. Какая знакомая комната. Меньше всего на свете омеге вновь хотелось оказаться здесь. Ещё и без Юнги. Юнги… как он там? Жив ли вообще? Выстрел же пришёлся практически впритык. Вся надежда только на подкладку в куртке. Та ведь из натуральной верблюжьей кожи. Ещё и в несколько слоёв. Прострелить её довольно сложно. Да и тот факт, что Намджун особо не прицеливался, тоже играл свою немаловажную роль. В момент выстрела альфа предпочёл смотреть ему в глаза, а не на свою жертву. Если пуля прошла на вылет и не задела жизненно важные органы, у его милого Юнги есть все шансы выжить. Только бы на шум кто-то пришёл и помог беспомощному в морозы человеку. — Ты как всегда, — закатил глаза Намджун. — Я рисковал собой, окольными путями пробирался в чужой сектор, и где твоя благодарность? Где: «Спасибо, любимый, что вернул блудливого меня домой и даже не пристрелил по дороге»? — Благодарность? Ты серьёзно? — поднял взгляд на альфу Чимин. — Ты застрелил Юнги, накачал меня наркотиками и привёз прямо к Сокджину, который, напомню, чуть не спалил меня живьём. Какую благодарность ты ждёшь, Намджун? Ты вообще в своём уме? — Про Сокджина не волнуйся, я с ним всё решу, — поморщился Намджун, с ног до головы оглядев омегу. Пора бы повязку на ногах сменить. Бинты все в грязи и в засохшей крови. Как бы заражение не пошло. — Есть у меня пара идей. — Так же, как ты решил вопрос с нашим ребёнком? — Чимин, давай не будем об этом, — на глазах помрачнел Намджун. — Я виноват и никогда не отрицал этого. Выводы я сделал. Давай жить дальше. — Как у тебя всё просто, — горько прыснул Чимин. — Не моргнув глазом, убил собственного сына, но выводы после сделал. Удобно, чё. — Беременность была прервана практически в самом начале, — не сдержавшись, повысил голос Намджун. — Не говори так, будто я младенца на тот свет отправил. — А какая разница? — осторожно сев, спросил Чимин, посмотрев альфе в глаза. — Ты засунул мне в рот ту таблетку. Прикажи тебе Сокджин убить младенца, ты бы и это сделал. Своего мнения у тебя же нет. — Чимин, не забывайся, — сквозь зубы порычал Намджун. — Не тебе меня судить! — О, конечно, я ведь то ещё зло, — активно закивал омега. — Сокджин всегда так говорит, а он фигни не скажет. Да? — А он что, не прав? — хмуро отозвался Намджун, не видя смысла и дальше играть в неведенье. — Ты сговорился с Хи-нимом, сливал ему всю информацию о наших сделках, питомниках и борделях, лично направлял ИАО САБАО, где-то в этом моменте мне нужно передать привет Джеджуну, да? Расшатывал ситуацию в секторе, любезно указал Жеводанскому зверю на все слабые места в нашей системе охраны. И это даже не выходя из дома! Я просто в восторге, Чимин. Что ещё? Трахался с Чоном, пока я тебя везде искал. Мне продолжать? — Сколько обвинений, а доказательства где? — лишь чудом сохранив на лице хладнокровие, прошипел Чимин. Ого, а вот этого он не ожидал. Где же они прокололись? — Опять всё основано исключительно на словах Сокджина? — Оставь ты уже, наконец, Сокджина в покое, — не выдержал Намджун, наклоняясь к омеге и хватая того сзади за волосы. — Он пока ещё обо всех твоих подвигах не знает. И не узнает, если ты будешь послушным мальчиком. — Шантажировать меня будешь? — не поверил своим ушам омега. А шантаж — это что-то новенькое! И как только Намджун до него додумался? Сокджин помог? — Скорее уж — предложу сделку. — И какую же? — приподнял бровь Чимин, невольно поморщившись от боли в голове. Вот сдались Намджуну его волосы. Так что разговаривать эффектнее? — Ты разрываешь все связи с Хи-нимом, сдаешь мне ИАО САБАО и Жеводанского зверя со всеми потрохами, а после сидишь тихо и не отсвечиваешь, — чётко выговаривая каждое слово, произнёс Намджун. — Я же, в свою очередь, дам тебе относительную свободу. — Относительную? — хмыкнув, переспросил Чимин. Вот это щедрость! Он почти впечатлён. Нет! — Это как? — Официально представлю тебя как своего омегу и разведусь с Сокджином. — Покажешь меня своим компаньонам? — нервно прыснул Чимин. Блеф. Альфа блефует! Как пить дать блефует. — И я должен в это поверить? — Покажу, — легко кивнул Намджун, прекрасно видя, что омега ему не верит. — Только перед этим немного изменим твой имидж. — В каком это смысле? — напрягся Чимин. А что не так с его имиджем? Кожа недостаточно белая? Кончики на волосах секутся? Или глаза голубые, а альфе хотелось бы красные? — Джунсу раздобыл чудесную натуральную краску. Она практически гипоаллергенная. Покрасим тебе волосы, ресницы, брови, оденем в светлые тона, и никто альбиноса в тебе даже не заподозрит. — Ты издеваешься? — опешил Чимин, до конца не веря в реальность происходящего. Намджун хочет его покрасить? Совсем от ревности своей ошалел? — Какая к чёрту краска? — Гипоаллергенная, — любезно повторил Намджун. — Ты ведь сам говорил, что соловей не поёт в неволе, я даю тебе свободу, чем ты опять недоволен? — Свободу? — фыркнул Чимин, оттолкнув от себя альфу. — Но какой ценой? — Альбинизм — клеймо, а не достоинство, — отпустив волосы омеги, как можно спокойнее проговорил Намджун. — Но это поправимо. — А раньше тебе всё нравилось. — Мне и сейчас всё нравится, — устало выдохнул Намджун. — Но показать тебя такого общественности я не могу. Что обо мне подумают? Я торгую альбиносами! Не может мой омега быть… моим же товаром. — Значить, трахать альбиноса — это нормально, а любить — нет? — Дело тут не в любви, Чимин, — раздражённо потёр переносицу Намджун, — а в том, как это выглядит. Я далеко не последний человек в нашем секторе. Я должен соответствовать некоторым стандартам. Ты ведь сам это знаешь! — Знаю, — легко кивнул Чимин. — Так соответствуй. Отпусти меня и представь своим компаньоном Сокджина или кого-то там ещё. — Мне не нужен никто, кроме тебя, — осторожно взяв омегу за руку, прошептал Намджун. — Я люблю тебя, Чимин. Обещаю, что то… что случилось с нашим ребёнком, больше никогда не повторится. Я защищу тебя. — О, какая знакомая песня, — горько рассмеялся Чимин. Намджун его защитит? Ага, как же. — Где-то я уже её слышал. — Всё изменилось, Чимин, — уверенно произнёс Намджун. — С твоей подачи у меня куча проблем. И решать мне их придётся ещё долго и нудно. Ты мне уже отомстил. Более чем! Хватит. Самое страшное наказание для меня — это не видеть тебя. — Да ты что? — покачал головой Чимин. Самое страшное наказание — это не видеть его? Что ж, он это запомнит. Запомнит и обязательно воплотит в жизнь. — Я чуть с ума не сошёл пока разыскивал тебя. Клянусь, я больше никогда не позволю Сокджину даже голос на тебя повысить. Сейчас он полностью зависим от меня. Он сделает всё, что я скажу. Мы поженимся, ты родишь мне ребёнка. Всё будет хорошо. Обещаю! — Хорошо поёшь. Долго репетировал? — приподняв бровь, прыснул Чимин. — Какой-нибудь аккомпанемент в исполнении Сокджина будет? Угрозы там? Насилие? — Чимин, хватит строить из себя обиженного и оскорблённого, — начал терять терпение Намджун. — Ты взорвал мой питомник, кинул меня на кучу денег, подставил зад Чону, и при этом я даже пальцем тебя не тронул! Не наглей, а? — Да что ты прицепился к Чонгуку, — прорычал Чимин, сжимая пальцы в кулаки. — Я не спал с ним. — Не ври мне, — злобно протянул Намджун, остервенело пнув ногой кровать. — С нюхом у меня всё в порядке. Твой запах изменился, Чимин. Думал, я этого не замечу? Совсем меня за дурака держишь? — Мой запах? — не то спросил, не то словно блаженный повторил Чимин. Его запах изменился? Но как такое возможно? Юнги же человек, он ничем не пахнет. Совершенно! От близости с ним его собственный запах никак не мог приобрести новые нотки в шлейфе. Только если… нет! Это какая-то ерунда! Он не мог забеременеть, ещё и так быстро. Та течка была первая после аборта, гормоны ещё не пришли в норму. Да и то количество обезболивающего, которого в него вливали, явно не способствовало сохранению беременности. Ко всему прочему, операция тоже была сложная. Лекарств, опять-таки, было использовано столько, что вполне хватило бы заполнить маленькое озеро. Как при всём этом эмбрион в нём мог выжить? Это же нереально! — Твой запах, — повторил Намджун. — У меня очень много дел, Чимин, мне некогда с тобой возиться и уговаривать, словно маленького ребёнка. Либо ты сейчас не сопротивляешься, и из тебя делают знойного брюнета, либо я закрою тебя в этой комнате, и ты из неё даже в коридор не выйдешь. Всё ясно? — Более чем. — Твой ответ? Отведя взгляд в сторону, Чимин, до боли закусив нижнюю губу, тряхнул отросшими спутанными волосами и быстро попытался сообразить, как ему быть дальше. Согласиться или отказаться? Ответ вроде и очевиден, только вот правилен ли он? Послать Намджуна приятно и не сложно, но что делать потом? Как добраться до Джеджуна? Как узнать, всё ли в порядке с Юнги? Да и если допустить мысль о том, что он действительно может быть в положении, как долго он сможет это скрывать? Намджун ведь не дурак и довольно быстро сообразит, что с ним что-то не так. Да и регулярная рвота — тоже звоночек весьма тревожный и до абсурдного очевидный. Как-то слишком многое против него. Выходит… — Брюнет, так брюнет. — Умничка, — заметно расслабился Намджун. — Сейчас позову Джунсу, и он всё сделает. После придёт доктор поменять повязки и обработать раны. Тебе ещё что-то нужно? — Коляска. — Хорошо. И ещё, Чимин, вечером нам предстоит довольно сложный разговор. Нужно говорить о чём? — Я не скажу тебе ничего нового, — подняв взгляд на альфу, серьёзно проговорил Чимин. — Да, я сливал информацию Хичолю, все координаты я передавал ему лично. Ни с ИАО САБАО, ни с Жеводанским зверем я не контактировал. Знаю только то, что они оба из северокорейского сектора. Если ты сдержишь своё обещание и представишь меня, как своего будущего супруга, я помогу тебе их поймать. Разумеется, только после твоего развода с Сокджином. — Поможешь поймать? — переспросил Намджун, не особо веря словам омеги. — И как же? — Дам дяде липовые координаты и пообещаю крупный улов. — Хорошо, — нехотя согласился Намджун. — Позже мы вернёмся к этому разговору. — Окей. Проводив альфу уставшим взглядом, Чимин опустился спиной на постель и, прикрыв глаза, попытался расслабиться. Как-то всё складывается не в его пользу. Он полностью во власти Намджуна. И это вот вообще не комильфо. Нужно срочно что-то придумать. Только вот что? С его ногами он даже до первого этажа самостоятельно не доберётся, что уж там говорить о попытке побега или же о чём-то посущественнее. Придётся ждать. И пока совсем не ясно, как долго. Интересно, а понравится ли он Юнги брюнетом? А самому себе? Эх…