На кладбище расстрелянных иллюзий уж не хватает места для могил.
***
Воспрянь! Не смыкай глаз! Воспрянь! Не смыкай глаз! Юнги не в себе. Не в своём теле. Не в своём сознании. Он в самой изнанке мира. Нигде и везде одновременно. Пленён и свободен. Проклят и благословлён. Ни долины плача, ни навязчивых страхов. Второе рождение. Но заслужил ли он его? Очень вряд ли. Не после того, как не смог уберечь самое дорогое, что было в его жизни. Чимин, Чимин, Чимин… где же ты? Чимин — радость на земле, танцующий, как дитя. Такой чистый и прекрасный. Изумительная белая роза. Один на миллион. Если не на миллиард. Как он посмел осквернить омегу своими касаниями? Как он посмел клеймить того своими поцелуями? Грех, грех, грех! Он практически в шаге от полного и окончательного грехопадения. Назад дороги уже нет. И никогда не будет. Он заслужил всё то, что с ним происходит. Вот бы взять и по щелчку пальцев стать «ничем» — безгласным незыблемым спокойствием. Но нет, так нельзя. Колесо Сансары должно совершить свой полный оборот. Вначале белый прекрасный пламень — любовь. Затем черный — боль. Это замкнутый круг, так было, есть и будет. In saecula saeculorum… in saecula saeculorum… во веки веков. Вокруг Юнги куча странных, бледных, невнятных образов, словно сошедших со старинных гобеленов. Все они кричат ему в уши криком своей жизни и своей смерти. Зачем ему всё это? Он ведь никого из них не знает! Почему он должен терпеть следы их грязных «подошв» на своей душе? Все те, кто оставили свои лица в зеркалах, свои голоса по скважинам и закоулкам, тянут к нему свои кривые когтистые руки, желая утянуть во мрак следом за собой. И он не сопротивляется. Зачем? Какой в этом смысл? Этого стоило ожидать. Его вполне себе заслуженно сбросили с «небес» в самое пекло, травмировали крылья, запорошили пылью и без того «больные» глаза. И ведь это только начало. Слабый. Какой же он слабый. Его удел — лишь пеплом парить невесомым. В его сердце клубками трупных червей давно уже прорастало чёрное, как дно морское, отчаяние, но сейчас оно, похоже, наконец, достигло своего апогея. Его глаза, некогда окна церквей, больше не пропускают через себя свет. Он слеп. Боже, как же он слеп! Окровавленными крыльями он упрямо изнутри бьётся об лед, плотно пронизанный тысячами игл. Зачем ему всё это? Так сильно хочется вырваться на свободу? Да кто ж позволит? Из него давно уже выпили все соки, остервенело вбив в голову то, что в мир он приносит лишь пороки. Человек — игрушка. Этому миру нужны лишь те, кто носит хромосомы видоизменённых. Нужны лишь сверхлюди. Несправедливо? Это с какой стороны посмотреть. Эволюция — основа всего. А именно в ней он и налажал больше всего. Динозавры смогли стать птицами, а он так и остался той самой пресловутой тупиковой ветвью. В этой стране мрака, где сияют семь лун, где царит вечная ночь, озаряемая тысячами звезд, для него нет света. Кругом лишь непроглядная тьма, которую он совершенно точно заслужил сполна. Бежать нужно, но вместо этого он, не разбирая ничего, блаженно пьёт росу из самой ночи и, чувствуя на языке сладчайший вкус темнейших слез, падает ещё ниже в свой кошмар. У его души нет родной гавани, у его души нет своего тона. Что-то невидимым сухим колючим терновником сковывает его по рукам и ногам, неумолимо причиняя боль, и безжалостно топит в водовороте его собственной никчёмности. Возмутиться бы, да кто услышит? Кроме него из живых здесь никого нет. Или же есть? Ветер ведь тоже в счёт? Да. Ветер — живой, даже поживее его будет, дует себе, куда захочет, беспорядочно метая крупные снежные хлопья, не подвластные ни силе земного притяжения, ни собственной воле. Снег. Опять снег. Везде снег. Вот бы и Юнги так приземлиться где-нибудь и затихнуть, а потом растаять и исчезнуть с лица земли. В этом есть некое почти сладкое утешение. Но вместо этого он слепо следует за едва слышной песней, мелодией темной ночи и так опрометчиво наслаждается пением соловья. Соловей. До чего же прекрасная птица! Только вот куда она его завела… он, всё ещё скованный по рукам и ногам, в лодке, погружённой в сон, всё дальше и дальше, ныне в открытом море, как та падшая душа. В морской пучине времени он так упрямо пытается выжить, толком не понимая, зачем ему это. Свежая кровь на его руках — Чимина, она практически как первородный грех. Юнги бы сейчас трепетно поцеловать каждую ранку на ногах своего своевольного альбиноса, быть может, это исцелило бы его душу? Освободило бы из этой гробницы холода и мрака? Рассеяло бы всю тьму, что клубится вокруг, и вновь дало бы шанс стать целым. Целым, а не разбитым на миллионы мелких кусочков. Медленно повернув голову в сторону и не без усилия над собой открыв глаза, Юнги, превозмогая боль во всём теле, неуверенно попытался сфокусировать взгляд на сгорбленной фигуре, впоследствии оказавшейся Чонгуком. Внимательно разглядывая такого родного для него человека, отмечая каждую деталь, будь то влажные волосы или же уставший вид, он всё никак не находил в себе сил сказать хоть слово. Откуда тут Гук? Где они вообще? На сколько он выпал из жизни, всем сознанием погрузившись в марево своих кошмаров? И главное: что с Чимином? Его омегу успели спасти? Успели же… да? — Чонгук, — едва слышно прошептал Юнги, попутно стараясь немного поменять положение. Но как это сделать, когда тело будто и не его вовсе? — Принцесса, проснулся, наконец, — тут же оживился альфа, вскочив со стула. — Как же ты меня напугал. Больше никогда в жизни не выйдешь без меня из дома. — Где Чимин? — стараясь справиться с разрастающейся по телу паникой, хрипло спросил Юнги, всё ещё пытаясь понять, где он находится. Это место не похоже на дом Хи-нима. Тут слишком тепло. Тогда… питомник? Тот, в котором Гук оставлял Тэхёна? Вполне возможно. Но кто его привёз сюда? — У Намджуна, — не стал лгать Чонгук. Да и смысл? — Но не переживай, я уже работаю над возвращением нашей милой Цацы. Всё будет хорошо. — Я должен был его защитить, — сквозь зубы прошипел Юнги, мигом теряя связь с реальностью. Какая же он размазня. — Должен был… — Юнги, послушай меня внимательно, — взяв свою принцессу за руку, ласково проговорил Чонгук. — Ты ни в чём не виноват! Никто не виноват. Намджун обвёл вокруг пальца даже Хи-нима. Он всё спланировал до мельчайших деталей. Натравил на нас тайваньский сектор и под шумок забрал Цацу. Но это ненадолго. Поверь мне! — Он тянул Чимина за ноги, — из последних сил сдерживая истерику, промолвил Юнги. — Нельзя прикасаться к его ногам, кожа там ещё такая нежная. — Юнги, пусть в это и сложно поверить, но Намджун не обидит Чимина, — тщательно подбирая слова, вымученно улыбнулся Чонгук. — Наверняка запрёт у себя в доме и цербером будет ходить вокруг него. У меня есть план. — Намджун, может, и не обидит, а вот Сокджин… — А кто пустит Сокджина к Чимину? — приподнял бровь Чонгук. — Намджун многим рискнул, чтобы вернуть себе омегу. Вряд ли он не предусмотрел этот момент. В любом случае, Хичоль уже выясняет все детали. — А дальше что? — внимательно посмотрев на альфу, спросил Юнги. — Какие наши действия? — Через пару часов я и Тэхён выдвигаемся в «Кванджу-1», — потупив взгляд, произнёс Чонгук. — Ты… останешься здесь. — Исключено! — повысил голос Юнги. — Я еду с вами. — Нет, не едешь. У тебя дырка в груди, — рыкнул Чонгук, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — Ты живым даже до южнокорейского сектора не доедешь. Кому от твоей смерти станет легче? Мне? Цаце? Тэхёну? Подумай головой, Юнги. — Я не могу просто лежать здесь! — Можешь и будешь, — устало потёр переносицу Чонгук. — Сохён за тобой присмотрит. Как только она даст добро, люди Хичоля доставят тебя к границе, а мои там встретят и довезут до «Кванджу-1». — А ты чем будешь занят в это время? Ещё и с Тэхёном. — Тебе ответить честно? — сам от себя не ожидая, немного нервно прыснул Чонгук. — Буду пытаться подложить Тэхёна под Хосока в надежде, что тот незаметно провезёт меня в дом Намджуна. Это как бы и есть мой план по спасению Цацы. — А Тэхён в курсе что тебе от него нужно? — Не поверишь, — тряхнул головой Чонгук. — Но да. Я предложил ему взаимовыгодные условия, и он их принял. — И что это за условия? — не ожидая ничего хорошего, осведомился Юнги. — Он уговаривает Хосока помочь мне, а я отдаю ему «Тэгу-5», — как нечто само собой разумеющееся озвучил Чонгук. — Забегая наперед предвижу твой вопрос про «Тэгу-5», Цаца мне торчит одно желание, им я и воспользуюсь. Хотя… изначально я, конечно, планировал попросить его родить мне ребёнка. Но что уж тут поделаешь? Придётся немного поумерить свой аппетит. — Что ты планировал попросить у моего омеги? — опешил Юнги. Он же сейчас ослышался? — Родить ребёнка? — Да, а что не так? — Ты издеваешься? — Ну, замутили бы разок групповушку в течку, — равнодушно пожал плечами Чонгук. — Ты бы мне отсосал по-братски, кстати, давно уже пора, а Цаца бы задницу подставил. Всё было бы по красоте. — Я тебе сейчас в морду дам, — не веря своим ушам, прорычал Юнги. Вот же животное похотливое! Ничего святого нет. — Нет, не дашь, — покачал головой Чонгук. — Силёнок не хватит. — Это пока. — Не злись, Юнги. Мои фантазии про групповушку всё равно больше не актуальны, — поправив края одеяла, промолвил Чонгук. — Я пойду собираться в дорогу. А ты лечись и понапрасну не геройствуй. Если с твоей раной всё будет хорошо, увидимся уже через пару недель. — Пара недель — это долго. — Лишь на первый взгляд. Пока ты тут, я спокоен. Сохён не даст тебя в обиду. — А тут — это, собственно, где? — нахмурившись, спросил Юнги. — И кто такая Сохён? — В человеческом питомнике, — ответил Чонгук, внимательно наблюдая за эмоциями на красивом лице своего человека. — Сохён — управляющая. У нас с ней свои тёрки, но поверь, ты тут сейчас практически Царь и Бог. С тебя пылинки сдувать будут. Круто, да? — Я в восторге, — скривился Юнги, медленно переваривая услышанное. Он-таки в питомнике. Странное чувство. Чонгук оставляет его на чужих, незнакомых людей. Такое впервые. Но есть ли у него выбор? Чимин — единственное, что сейчас имеет значение. Если ради спасения омеги он должен остаться здесь, то так тому и быть. — Юнги, я люблю тебя больше всех на этом свете, роднее тебя у меня никого нет и никогда не будет, — наклонившись к уху человека, прошептал Чонгук. — Давай вместе постараемся не сдохнуть, а? Скоро всё закончится. Мы справимся. — Куда денемся, — фыркнул Юнги, осторожно похлопав альфу по плечу. — И я люблю тебя, Гук. Но сосать по-братски на прощание не стану. — Вот так всегда! — наигранно возмутился Чонгук. — Всё, я ушел. Думаю, Тэхён ещё успеет зайти к тебе попрощаться. Осторожно обняв Юнги, Чонгук нехотя отстранился и, не оглядываясь, быстро вышел в коридор. Вот же… а это куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. От питомника до Кванджу — четыреста сорок два километра. Если что-то случится, он при всём желании не сможет сразу же примчаться на помощь к своей принцессе. И это удручает. Он оставляет Юнги совсем одного в незнакомом для него месте. Не совершает ли он сейчас ошибку? Может, всё же стоит немного подождать и вернуться в южнокорейский сектор всем вместе? Месяц простоя уже ни на что особо не повлияет. Что за какие-то жалкие тридцать дней может случиться с альбиносом? Да много чего! Кто знает, что на уме у Намджуна? Если тот только заподозрит в омеге ИАО САБАО, придушит же на месте. Допустить этого никак нельзя. Он обещал Юнги вернуть альбиноса, и он своё слово сдержит. Да и пока дочь Сохён будет у него, волноваться толком не о чем. Женщина костьми ляжет, но его принцессу никому не отдаст. Кивнув, соглашаясь со своими мыслями, Чонгук торопливо покинул питомник и, поднявшись наверх, тут же поспешил к Хичолю. Отыскав омегу на втором этаже в библиотеке, он, стараясь лишний раз не вспоминать, чем именно здесь занимались Юнги и Чимин, негромко проговорил: — Есть минутка? — Конечно, — уверенно кивнул Хичоль. — Как раз хотел послать за тобой. — Появились новости? — Да, Чимина совсем недавно доставили в дом Лилит, — внимательно глядя на альфу, промолвил Хичоль. — Он был без сознания. Но чуть позже пришёл в себя. — Этой информации можно доверять? — нахмурился Чонгук, делая только ему понятные выводы. — Его лично видел мой человек. — Хорошо, — задумчиво кивнул Чонгук. — Хи-ним, что Вы намерены делать? — В кратчайшие сроки раскачать восстание и напасть на южнокорейский сектор, — честно ответил Хичоль, не видя смысла скрывать очевидное. Раз Чимин доверяет этому альфе, то и он будет. — При таком раскладе человеческих жертв не избежать. Да и Чимин может пострадать. Сокджин не станет с ним нежничать. Сами же знаете. — У тебя есть идея получше? — приподняв бровь, осведомился Хичоль. — Вы в любой момент можете ввести свои войска на территорию южнокорейского сектора под предлогом защиты местного населения. Но чем позже Вы это сделаете, тем лучше, — прямо проговорил Чонгук, не сводя с омеги хмурого взгляда. — Дайте мне месяц. За это время я верну Чимина. А Вы до конца реализуете первоначальный план. Если мы всё сделаем правильно, то толпа пойдёт за ИАО САБАО и Жеводанским зверем, а не против них. — Твои слова не лишены смысла, — немного подумав, ответил Хичоль. — Но где гарантии того, что ты действительно вернёшь Чимина? Ещё и в столь короткий срок? — У меня есть план, — как можно более непринуждённо отозвался Чонгук. — Чон Хосок из «Кванджу-1» вхож в дом Лилит. Я знаю все его слабости и знаю, на что именно нужно надавить, чтобы он захотел нам помочь. Ко всему прочему, моя любимая игрушка остаётся у Вас. Пока Юнги здесь, я полностью в Вашей власти. — Допустим. От меня что нужно? — Только время и милая маленькая девчушка. Малышка Миён как раз подойдёт. — Почему именно она? — помрачнел Хичоль, прекрасно понимая о ком говорит альфа. Как любопытно. — В питомнике много детей. — Во-первых, она красотка, да и возраст наиболее подходящий, педофил в Хосоке будет в восторге, — хищно оскалился Чонгук, стараясь никак не выдать своего истинного интереса. — А во-вторых, Сохён слишком много на себя берёт. Пора преподать ей урок. — С последним сложно не согласиться, — раздражённо фыркнул Хичоль. — Будь по-твоему. У тебя есть ровно тридцать дней. По их истечению я пойду войной на ваш сектор. — Договорились. — Ступай. Поклонившись омеге, Чонгук неторопливо вышел из библиотеки и, лишь оказавшись в коридоре, рвано выдохнул. Полдела сделано. Осталось теперь только как-то незаметно для людей Лилит добраться до Кванджу и взять Хосока в оборот. Ну а дальше… дело техники. Ох, один стресс кругом! Отсосал бы кто по-братски.