Света не помня
Мира не зная
Память — покойной
Стоя у края.
***
Глаза в глаза. До чего же жуткое зрелище. Смотреть на Намджуна страшно. Но отвести взгляд — значит умереть. Намджун медлить не станет. Он — голодный безжалостный хищник, выжидающий удачный момент для нападения. Шаг вправо, шаг влево — всё бессмысленно. Чонгук обречён. Пора это признать. Признать и смириться. В комнате нет ничего, что могло бы ему помочь. Разве что, кроме Цацы, разумеется, но омега временно недоступен. И, наверное, это даже хорошо. Незачем ему видеть очередную уродливую смерть. Рвано выдохнув и обречённо скосив усталый взгляд на потёртые бинты, подобно болотным змеям, обвившим ноги омеги, Гук, невольно поморщившись, нехотя подумал о том, что будь здесь Юнги — он был бы в бешенстве. Ведь все бинты грязные. В пыли, крови, грязи… тот, кто должен был регулярно делать перевязки, явно совсем не дорожил своей работой, да и жизнью тоже. И это странно. Даже больше, чем странно. Намджун ведь одержим омегой. Как он такое допустил? Недоглядел? Был занят чем-то другим? Хм… Цаца, Цаца, Цаца. Сложить, что ли, два плюс два? Вдох и выдох! Расплывающиеся отвратительные формы липкой паники скользкими вьюнами бьются о все нервные окончания Чонгука, заставляя альфу морщиться от фантомных болей. Так не пойдёт. Его эмоции как на ладони. Всю эту внутреннюю бурю, подобно скорпиону, зарывшемуся в желто-красный песок, нужно срочно скрыть, иначе Намджун раздавит его раньше, чем он успеет пискнуть. Итак, что он имеет? Чимин выглядит совершенно измученным и неухоженным. Ещё в комнате нет ничего острого или же банально бьющегося, даже ставни на окнах плотно закрыты на замки, пряча за собой стекло. Почему так? Цаца вёл себя плохо, и Намджун побоялся, что тот покалечится? Или же, наоборот, с удовольствием покалечит его? Хороший вопрос. С двойным дном даже. И дно это всё в мягком иле. Нельзя стоять на месте. Под илом вполне себе может оказаться глубокая трясина. Здесь определённо что-то произошло. Что-то «громкое». Понять бы ещё, что и когда. Перед Чонгуком вновь мнимые ступени, ведущие в никуда, позади — пропасть, кишащая змеями. Его дорога среди теней, раньше кажущаяся так ясно обозначенной, в один момент оказалась очередным лабиринтом зыбкой тьмы, где ему никогда не найти покоя. Его вены черны, они полны отравленной ядом крови, которая вот-вот польётся через край. Его глаза распахнуты широко, но он при этом совершенно ничего не видит. Подобно колесам пространства и времени, его воля сильна, как удар меча сильнейших, но вот тело слабо и немощно. Бояться смерти — нормально. Не нормально — сдаваться. Да, Намджун сильнее и больше. И что? Зато он быстрее и проворнее. И только это имеет значение. Пока Намджун не достанет оружие, его шансы на победу не так уж и малы. Вот зря он не прихватил с собой даже маленького складного ножика. Но кто же знал, что на входе в дом его не станут обыскивать? Заходить в дом Лилит с оружием нельзя никому. Даже Судьям. Отступив чуть назад и полностью повернувшись лицом к спящему омеге, Чонгук, кожей чувствуя тяжёлый взгляд Намджуна, с некой иронией отметил то, что с чёрными волосами Чимин выглядит как самый настоящий падший ангел. Ну или Белоснежка. Бледная кожа и чёрные, как смоль, волосы, даже надкусанное яблоко имеется, лежит себе рядом с омегой на подушке… они ведь шутили об этом раньше. Только вот тогда на роль подружки семи гномов куда больше подходил Юнги. Сейчас же… так, стоп, а что если это намёк? Цаца ведь не дурак. Джеджун тоже поблизости имеется. Изначальный план относительно реализован. Выходит… да? Сложно. Так, ладно, допустим. Дальше что? Нужно выждать подходящий момент? Но для чего? Для нападения? Крайне маловероятно. Намджун все ещё вооружен, а он — нет. И это сейчас главная проблема. Какова вероятность того, что Джун захочет вступить с ним в рукопашный бой? Один к ста? Как-то не густо. Да и смысл тому махать кулаками, когда можно просто пристрелить? Один выстрел и всё, проблемы как и не бывало. Вот же! Может, стоит попробовать вывести Намджуна на эмоции? В гневе тот всегда довольно плохо контролировал себя и зачастую любил распустить руки. А это уже похоже на шанс. Пусть и весьма призрачный. Только вот если он ошибся, и Цаца сейчас просто спит — его убьют. Забьют кулаками насмерть. Так себе перспектива, если честно. С какой стороны не посмотри, а он сейчас явно собирается спрыгнуть вниз с огромной высоты, чтобы только не упасть. И вот где здесь логика? — О, бедный Йорик! Я знал его, Горацио! — неожиданно громко воскликнул Чонгук, пальцем указав на серый подсвечник в виде черепа. Быть шутом — так до конца! — Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. — Ты не в себе, Чон? — приподняв бровь, спросил Намджун, ожидая от альфы всего, чего только угодно, но не этого. Гамлет? Серьёзно? — Совсем уже крыша поехала? — В себе, — уверенно кивнул Чонгук. — А хотелось бы в Цаце! — Мечтать не вредно, — сдержанно ответил Намджун, попутно пытаясь понять, что именно удумал этот полоумный. Тянет время? Пытается отвлечь? — Вот смотрю на него и понимаю, что наши дети выиграют генетическую лотерею, — ближе подходя к омеге, проговорил Чонгук. — Мы оба красавчики. — Трепать языком — это единственное, что ты умеешь, — покачал головой Намджун, с совершенно равнодушным видом доставая из-за пояса брюк пистолет и направляя его дуло на Чонгука. — Передавай привет своему ручному человеку. — Застрелишь меня? Серьёзно? — приподнял бровь Чонгук, внутренне леденея. — Вот так просто? А помучить? — Ты не достоин того, чтобы я марал о тебя руки. Поэтому я просто оттяну крайнюю плоть пистолета и упьюсь оргазмом спускового крючка. — Как я упивался оргазмом Цацы? — громко прыснул Чонгук, мысленно считая до трёх. — Он так сладко стонет. Его голос — мёд для моих ушей. — Поздравляю, ты перед смертью познал рай. Выстрел. Чонгук его ждал. Глупо было бы надеяться обойтись малой кровью. Слишком много ростков ненависти между ними, слишком долго и трепетно они взращивали её семена, щедро поливая и удобряя своими эмоциями. Резко отскочив в сторону и в голос взвыв от пронзающей насквозь боли в плече, Гук, кое-как сгруппировавшись, бросился на Намджуна, не сводя своего взгляда с оружия. В одной обойме пистолета от восьми до двенадцати пуль. И это много. Как бы он не мельтешил перед глазами Джуна, столько раз тот точно не промажет. Намджун отличный стрелок, а он, увы, не пуленепробиваемый, да и жизней запасных у него в наличии тоже нет. А так хотелось бы. Цаца, Цаца, Цаца, самое время проснуться и помочь папочке! Стойко игнорируя боль во всём теле, Чонгук, стараясь не концентрироваться ни на чём, кроме дула заряженного пистолета, снежной лавиной налетел на Джуна, локтем выбивая оружие из его рук. — Сука! — громко взвыл Намджун, невольно делая шаг назад. Хаотично вертя головой и взглядом пытаясь отыскать, куда именно упал пистолет, Чонгук, всего на секунду выпустив Намджуна из поля зрения, тут же получил прямой удар по затылку. Рухнув лицом в пол и быстро перевернувшись на спину, он едва успел выставить перед собой руки в напрасной попытке оттолкнуть от себя Намджуна, всем телом навалившегося на него, как удары обрушились на него один за другим. Это фиаско. Он не справится. Намджун слишком тяжёлый. В их весе разница в килограмм двадцать. Это как ласке пытаться справиться с медоедом. Да, они оба свирепы, только вот толку от этого? — Я убью тебя, тварь, — без остановки нанося удары, прорычал Намджун. — Переломаю все пальцы, прострелю колени, а после этого отрежу член и запихну его тебе в глотку! — Круто, всегда хотел отсосать сам себе, — всё ещё пытаясь вырваться, прохрипел Чонгук, прекрасно понимая, что уже на пределе своих возможностей. Перед глазами всё плывёт, в ушах громкий гул, Чонгук в шаге от того, чтобы перестать бороться. Это ведь даже не его война. Столько сил коту под хвост. Юнги… его милый Юнги, как он справится без него? Как будет жить дальше? В этой мерцающей огнями ночи убежище более недоступно ему. Он больше никогда не почувствует дуновения юркого ветра, не увидит бледную, как кожа их альбиноса, луну, не услышит хруст снега под ногами. Цветок его смерти прорезался из земли уже давно, и вот, наконец, он зацвёл в полную силу. Ещё немного, и он потонет в этом холодном погребальном море, потеряется среди мёртвых звёзд, и его больше не найдут. Истощаясь, падая, плача, презирая… всё не важно. Теперь не важно. Уронив руки на пол и даже больше не пытаясь как-то защитить себя, Чонгук, болезненно застонав, прикрыл глаза и только было хотел провалиться в липкий мрак, как где-то совсем рядом с ним лязгнули затвором. Что? Намджун? Нет, Намджун все ещё избивает его сейчас. Тогда… — Отпусти его, Джун, — голос Чимина твёрдый и уверенный, в отличие от его позы. Стоять больно, но омеге явно на это плевать. В первый раз, что ли? — Опусти оружие, Мини, — повернув голову чуть в сторону и сжав руками шею Гука, проговорил Намджун. — Поранишься ещё. — Я повторять не буду, — по слогам произнёс Чимин. — Не доводи до греха. — Мы оба прекрасно знаем, что ты не выстрелишь, — оскалился Намджун, сильнее сжимая пальцы. — Я почти закончил. Подожди немного. Почти закончил? Да, это так. У Чонгука нет сил спорить с этим утверждением. С ним действительно почти закончили. Хотел спасти Цацу, а вместо этого умер у него на глазах. Как-то совсем не круто. Не в его стиле. Шум оружия зачастую заглушает голос разума. Но не сегодня. Сегодня разум вопит! Истошно вопит. Выстрел. Всего один. Он же не ослышался? Да? Резко распахнув глаза и шокировано уставившись на залитое кровью лицо Намджуна, Гук, оттолкнув от себя явно мёртвое тело, громко закашлялся и, сам не зная зачем, попытался отползти к стене. Цаца выстрелил. Цаца выстрелил в Намджуна. Намджуна больше нет. Это не может быть реальностью. Не может… — Долго ещё прохлаждаться будешь? — опустив руку с пистолетом, спросил Чимин, морщась от гула в висках. Он сейчас не здесь, всё это происходит не с ним. Намджун… боже! — Нам нужно уходить. — Цаца, я… — проблеял Чонгук, толком ничего не соображая. Как-то многовато событий для одного дня. — Встать сможешь? — Не уверен. — Ладно. Ладно? Это как? Что омега имел в виду? Облокотившись спиной о стену и расфокусировано глядя куда угодно, только не на труп Намджуна, Чонгук, сделав несколько глубоких вздохов, тряхнул головой и перевёл хмурый взгляд на хромающего к двери Чимина. И что тот собирается делать? Позвать на помощь? Хорошо, если так. — Джеджун, иди сюда, — выглянув в коридор, негромко проговорил Чимин. — Сколько времени осталось до взрыва? — Не больше тридцати минут, — хрипло ответил омега, заходя в комнату и осматриваясь по сторонам. — Твою мать! — Есть такой момент, — неопределённо повёл головой Чимин. — Сможешь дотащить Чонгука до саней? — Да, — немного подумав, кивнул Джеджун. — А ты как? — Пойду следом. — Ты не дойдёшь, слишком далеко. — Значит, поползу, — повысил голос Чимин. — Давай, Сокджин скоро вернётся. — Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, — не видя смысла спорить, проговорил Джеджун, подходя к Чонгуку и помогая тому подняться. — Дай мне маску, мы пойдём вперёд, ты за нами. Кое-как доковыляв до валяющейся недалеко от кровати маски, Чимин, кривясь от боли, поднял её с пола и, бросив Джеджуну, выглянул в коридор. Никого. Значит, Сокджин ещё не приехал. Нужно спешить. Если они сейчас же не уедут отсюда, то не сделают этого уже никогда. Пропустив вперёд Джеджуна и Чонгука, омега, рукой опираясь о стену, посмотрел на свои ноги и, мысленно призвав себя собраться, двинулся следом. Один коридор и одна лестница. Да, ногам больно, но он справится, должен справиться. Физическая боль — ничто по сравнению с душевной. Намджун… не так должна была закончиться их история. Альфа не должен был умереть. Он не должен был его убивать.— И что ты скажешь на это, Намджун?
— Я ношу наставленные тобой рога с бесстыдной гордостью, как корону, прибитую к отрубленной голове короля, Мини. Не старайся, я не возненавижу тебя.
Намджун не возненавидел его, а вот он самого себя — запросто. Первая любовь, первый альфа, истинный, самое болезненное предательство из всех — Чимин и хотел бы всё это забыть, но эти воспоминания будут с ним до самой смерти. Даже в гробу ему от них не скрыться, сначала они ласково согреют его могилу, а затем спалят в адском пламени. И поделом ему. Заслужил. Око за око? Где же облегчение? Его не будет? Похоже на то. Рисованные картины, искажающие реальность, зачастую льстят получше самых громких слов, Чимину нужна такая «картина». Только вот где найти того, кто нарисует что-то настолько отвратительное? — Мы почти пришли. Выйдем через заднюю дверь. Выйдем через заднюю дверь. Как иронично! В прошлый раз он тоже через неё выходил, и вот он результат. В своей басне «Молчание» Эдгар Аллан По писал: «Была ночь, и шел дождь; и когда он падал, это был дождь, и когда он упадал, это была кровь. И я стоял в болоте среди высоких лилий, и дождь падал мне на голову — и лилии вздыхали одна к другой, и торжественно было их отчаяние». Именно эти слова он напишет на эпитафии того, кто некогда был его миром. И что они значат, не поймёт никто, кроме души Намджуна.