Уроды искренне любят всё, что так на них не похоже. И лижут, и режут нежную белую кожу.
***
Приложив кусок марли, смоченной в спирте, к своей загноившейся ране, Юнги, поморщившись от резкой, пронзающей всё тело боли, устало скосил взгляд на высокий старинный оссуарий, в котором теперь хранились останки Сокджина, и невольно скривился. Оссуарий? Серьёзно? Хосоку вообще заняться нечем или же резко все урны для праха в колонии закончились? Вот к чему весь этот пафос? Не слишком ли много чести для кого-то вроде Лилит? Оссуарий, предположительно, VI–VII вв., в музее под толстым стеклом хранить нужно, а не использовать как бак, вытрушивая туда остатки мусора из крематория, оставшиеся после Сокджина. Такой плевок в душу истории… Возмутиться бы, да кто его станет слушать? Отложив марлю в сторону, Юнги ближе подошёл к оссуарию, стоявшему прямо на полу, и, присев на корточки, принялся внимательно его осматривать. Ящик этот был прямоугольной формы, его размеры чётко соответствовали по длине — бедренной кости человека, по ширине — тазу, по высоте — общему объёму костей, включая череп. Закрывала ящик плотная двускатная крышка, плоская и сводчатая. По всему периметру ящика были нанесены разные узоры и письменные символы. Красиво. Только вот прикасаться страшно, вдруг рассыплется? Интересно, а как подобная роскошь оказалась в «Кванджу-1»? Всё ведь наследие древнего мира должно бережно храниться во французском и ватиканском секторах. Или уже нет? Сложно ответить. Юнги из тех людей, которые не застали период распада и нового деления границ. Сидя глубоко под землёй, изолированный от внешнего мира, с толстыми решётками на окнах, в своей персональной тюрьме-квартире, он мог довольствоваться лишь имеющейся в колонии информацией. Он рос в эпоху железных дверей от видоизменённых, скрываясь, как от зверей. Он знал неприлично много для «Тэгу-5», но вот для поверхности был глуп, как пробка. Болезни, когти, кровь, разоренные госпитали опустошенных сердец, ржавые гвозди, всаженные в глаза, лишенные век — всем этим его годами щедро пичкали старшие жители колонии, стараясь уберечь от «ошибок». Эта грязь навсегда пристала к его коже. Её ничем не отмыть. Оказавшись на поверхности, он честно пытался избавиться от своего невежества, томами поглощая научную литературу, но несмотря на это, он всё ещё даже не на середине своего пути. Да, он продвинулся в медицине и немного в истории, но этого так чертовски мало! Он хочет знать всё. И не суть важно, что это невозможно. В колонии ему твердили иное. Главное — не прекращать изучение, и однажды он, наконец, перестанет чувствовать себя так, будто весна пришла, а ни один цветок не расцвёл. Однажды он… успокоится. Ну, или упокоится. Тут как повезёт. — О чём задумался? — негромко спросил Хосок, заходя в подсобку и надевая на руки тонкие перчатки. — Не с Сокджином же прощаешься? — Тебе не кажется, что использовать оссуарий под его прах — это слишком? — не оглядываясь на Хосока, задал встречный вопрос Юнги. — Сокджин сделал для меня много хорошего, — встав рядом с Юнги, проговорил Хосок. — Мне важно, чтобы его останки никто никогда не нашёл. И старинный оссуарий, пылящийся в стенах музея — отличное место схорониться. Кто станет искать прах там, где, собственно, ему и место? — Странно от тебя такое слышать, — равнодушно пожал плечами Юнги, поднимаясь на ноги. — Особенно после случившегося. — Что ты имеешь в виду? — не понял Хосок. — Ты выстрелил в него, — подняв взгляд к потолку, выдохнул Юнги. — Именно твоя пуля оборвала его жизнь. — Да, это так, — легко кивнул Хосок. — И это наименьшее, что я мог для него сделать. — Поясни? — наконец посмотрев на друга, прохрипел Юнги. — Альбинос бы не остановился. Он вновь и вновь резал бы тело Сокджина ножом, а тот бился бы в агонии от боли, — на глазах помрачнев, проговорил Хосок. — Я не хотел, чтобы он мучился. Один выстрел и всё… боли больше нет. — Останься он жив, то не пожалел бы тебя. — Не буду спорить, — тряхнул отросшими волосами Хосок. — Предателям прощения нет, Юнги. — Ты не предатель. — Предатель, — тоном, не терпящим возращений, протянул Хосок. — Я его предал. Да, на это у меня были свои причины, но это мало что меняет. Факт остаётся фактом. Не помоги я вам, Намджун был бы жив. Сокджин тоже. Может даже победа в войне была бы за нами. А так… — Не была бы, — не смог промолчать Юнги. — И ты это прекрасно понимаешь. — Это уже не важно, — отмахнулся Хосок, садясь прямо на пол рядом с оссуарием. — Я тебе скажу лишь одно, Юнги, будь осторожен с альбиносом. Для этой твари нет ничего святого. — Ты опять за своё? — устало потёр переносицу Юнги. — Может уже хватит? — Ты знаешь, как умер Намджун? — Нет, мне и не интересно. — Его застрелил Чимин, — весело прыснул Хосок, за весельем напрасно пытаясь скрыть своё отчаяние. — Он хладнокровно пустил пулю в голову альфе, который был его истинным. Ты ведь знаешь об истинности, да? Это чертовски редкое явление. Редкое и сильное. Он убил того, кто был предназначен ему свыше. Думаешь, после этого он не сможет убить тебя? — Не сможет, — уверенно ответил Юнги, всем своим видом наглядно демонстрируя, что совершенно серьёзен в своих словах. — И не станет. — Мне бы твою уверенность, — закатил глаза Хосок. — Ты — маленькая глупая мышка, самолично пригнувшая в лапы хищному зверью. — А не являемся ли мы все инстинктивно хищными зверьми? — повысил голос Юнги, напрасно пытаясь успокоиться. Одно дело, когда оскорбляют его, совсем другое, когда Чимина… — Если люди перестанут охотиться друг на друга, смогут ли они продолжать своё существование? — Наш разговор ни о чём, — укоризненно покачал головой Хосок. — Ты меня не слышишь. — Как и ты меня. — Что ж, иди и дальше подтирай альбиносу сопли. Ведь для этого ты ему и нужен. — Знаешь, Хосок, как только ты поймёшь, что не Чимин виноват во всех твоих бедах, а ты сам, жить станет куда проще, — хрипло проговорил Юнги, несильно похлопав друга по плечу. — Когда этот момент, наконец, настанет, приходи ко мне, я тебя выслушаю и поддержу. — Не бывать этому. — В любом случае, я твой друг, был, есть и буду. А сейчас прошу простить меня, время вытирать сопли. — Юнги, сделай вид, что ты не знаешь, где прах Сокджина. — А откуда мне это знать? — хмуро приподнял бровь Юнги. — Я видел, как ты его в печь засунул. Всё. — Спасибо. Молча кивнув на слова Хосока, Юнги поправил на себе толстый вязанный свитер и неторопливо вышел из подсобки. Говорить им больше не о чём. Да и не время сейчас. На первом уровне уже третий день подряд обитает Хи-ним и, как тот кощей, чахнувший над златом, ходит вокруг да около Чимина, выжидая тот момент, когда омега, наконец, придёт в себя. Юнги это бесит. Чимин чудовищно слаб, а Хичоль, игнорируя это, жаждет лишь показать его беснующейся толпе. Люди хотят увидеть своего спасителя, хотят увидеть ИАО САБАО! И всем плевать на то, что тот ранен. Толпе нужна перед глазами яркая картинка победы. Нет картинки, нет нового лидера. ИАО САБАО, ИАО САБАО, ИАО САБАО! Любопытное имя, под стать Чимину. «Живу», «Дышу», «Знаю» или же «Бог армий». Юнги не особо знаком с идеологией Алистера Кроули и ему подобных, но в этом имени явно скрыт какой-то глубокий сакральный смысл. Понять бы ещё какой. Чимин — Бог, но также и Антихрист, благословенный и проклятый одновременно, падший — и воскрешенный. Он — все и ничто! Ангел, сотканный из чистейшего шелкового льда, бес, чья кровь — застывшая вода. Рядом с омегой все аксиомы неизбежно превращаются в ошибки и низвергаются в пучины пустоты. Он есть прах, есть червь, есть мира подобие, он — титан, чей максимальный болевой порог давно уже превышен. Чимин столько ролей на себя взвалил. Пора бы большую часть из них бросить. И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою… Душею живою… Осторожно потянув на себя дверь и тихонько зайдя в небольшую прохладную комнатку, Юнги присел на край кровати и, посмотрев на Чимина, рвано выдохнул. Хорошо, что здесь сейчас нет родителей. Они здорово помогли. Помогли, толком не задавая никаких вопросов. Он правда благодарен! Безумно благодарен! Но при этом отчасти и испуган. Что если, узнав его нового, они разочаруются? Что если не примут его новую жизнь? Он ведь не сможет, да и не захочет остаться с ними в колонии. Его место рядом с Чимином и Чонгуком. Попробовав на вкус свободу, освободившись от ржавых «оков» колонии, он больше никогда не сможет жить под землёй. Поверхность — его дом, как бы абсурдно это не звучало. Слишком долго он, словно в бреду, старался не думать о прошлом, с маниакальным рвением сжигая свой старый портрет. И вот, когда, наконец, гризайлью на чёрном небе звёзды соткали для него новый силуэт, вернуться назад равносильно смерти. Он не сможет, нет… — Кого из нас вообще били? — едва слышно спросил Чимин, не без усилия открывая глаза. — Выглядишь дерьмово, любовь моя. — Чимин, ты как? — тут же всполошился Юнги, мигом забывая обо всём на свете. — Боже, как я волновался! Ты четыре дня не приходил в сознание. — Четыре дня? — переспросил Чимин. — Ну хоть выспался. — Шутишь — это хорошо, — искренне улыбнулся Юнги, проверяя повязки. — Сильно больно? — Нет, — прислушавшись к своим ощущениям, ответил Чимин. — Немного в груди ноет и тошнит. Это всё. — Отец хорошее обезболивающее тебе подобрал. Старайся сильно не двигаться. У тебя сотрясение мозга и ребра сломаны. — Отец? Твой? — прохрипел Чимин, неторопливо оглядываясь по сторонам. Где он? Всё ещё в «Кванджу-1»? — Да, Хосок перевёз папу и маму к себе, — кивнул Юнги, опасаясь одного единственного вопроса. — Они тут прижились. — Хоть что-то Чон хорошее в своей жизни сделал, — капризно фыркнул Чимин. — Чонгук как? Есть от него новости? — Есть, пришёл в себя и яростно требует отвести его в «Кванджу-1». Тэхён уже устал его успокаивать. Ест с ложки, в туалет ходит в утку, а в дорогу рвётся. Ну не идиот ли? — Он переживает за нас, — прикрыл глаза Чимин. — Он хороший. Очень… — Хороший и глупый. — Юнги, а… это, — промямлил Чимин, не зная, как сформулировать свой вопрос. — Я… рёбра и сотрясение мозга — это точно всё? Сокджин бил сильно. Везде. — Нет, мой хороший, не всё, — взяв омегу за руку, прошептал Юнги. — Там нечего было сохранять. Срок маленький. Всё вышло с кровью. — Отомстил-таки Сокджин-и за смерть Намджуна, — отворачиваясь в сторону, выдохнул Чимин. Больно. Очень. — Сука. — Отомстил, — не стал спорить Юнги. — Мы с этим справимся. Вместе. — Может, мне просто не судьба быть папой? — сдерживая слёзы, спросил Чимин. — Не говори ерунды, — наклонившись к лицу омеги, промолвил Юнги. — У нас будут дети. Обязательно будут. И подойдём мы к этому вопросу ответственно и взвешенно. Сейчас главное — это твоё здоровье. Как физическое, так и ментальное. — С последним проблем явно много будет. — Ничего, знаю я пару проверенных способов, — погладив омегу по спутанным волосам, улыбнулся Юнги. — Гуку обычно помогает. — И каких же? — приподнял бровь Чимин. Приподнял и тут же об этом пожалел? У него что, шов там? — Набодяжим спирт и будем горланить песни Modern Talking. — Отличный план. — Сам в восторге. Поцеловав омегу в лоб, Юнги выпрямился и, немного заторможено посмотрев себе под ноги, попытался выровнять дыхание. Чтобы он сейчас не сказал, боль Чимина от утраты беременности ничего не сможет унять. Ему тоже больно. Очень. Факт того, что дети у них в будущем ещё будут, вот вообще не помогает. Им обоим нужно время свыкнуться, затем принять и отпустить. Не всё сразу. Не всё сразу… — Чимин, я хочу задать один вопрос, — неуверенно проговорил Юнги. — Если не захочешь на него отвечать, я пойму. — Какой? — отчего-то напрягся Чимин. — Намджун. Ваша связь — это ведь не шутка. — Я понимаю, о чём ты, — немного подумав, прохрипел Чимин. Да, не шутка. А жаль. — Истинность, Юнги, очень любопытная штука. Когда ты видишь предназначенного тебе человека, его сожрать от переизбытка чувств хочется. Было такое время, когда меня трясти начинало от одного только взгляда на Намджуна. Дышать рядом с ним было сложно, а тело предательски не двигалось. Я так хотел его любви и внимания. Даже когда он избивал меня по указанию отца, меня это не отрезвляло. — А сейчас? — на свой страх и риск осведомился Юнги. — Насколько сильной была моя любовь к нему, настолько огромной в конце оказалась и ненависть. Эти чувства взаимосвязаны. У меня в душе огромная рана, и вряд ли она когда-то заживёт. Но не зацикливайся на этом. Моё сердце только твоё. Я люблю тебя, Юнги. Истинность — это притяжение. А у нашего с Намджуном магнита осталась лишь одна половина — я. Мне не к кому больше притягиваться. — Притягивайся ко мне. — С удовольствием. Словно туман поутру, растворившись в мутных от лекарств глазах омеги, Юнги вновь наклонился вперёд и осторожно коснулся губами губ Чимина. Между ними больше никого нет и только это имеет значение. Те, кто могут летать, по грязи не ступают. Те, кто слушают сердце, толпе не внимают. Они сделали выводы. Каждый свои. Остаётся лишь надеяться, что их результаты совпали. — Не хочу мешать, но мне придётся, — без стука войдя в комнату, громко проговорил Хи-ним, даже и не думая смущаться от увиденного. — Чимин, мальчик мой, не время отдыхать. В Сеуле беспорядки, пастве срочно нужен новый Бог. Стервятники уже открыли свои рты и во всю умоляют накормить их. — Вы издеваетесь? — отстраняясь от омеги, воскликнул Юнги. — Какой Сеул? Он только пришёл в себя. Имейте совесть! — Не ори на меня, человек, — нахмурился Хи-ним, отмахнувшись от Юнги, как от назойливой мухи. — У нас мало времени. Нужно, чтобы ты, Чимин, выступил на главной площади и принял должность. Всё. Дальше я со всем разберусь сам. — Ладно, — понимая, что спорить бессмысленно, вымученно согласился Чимин. Время идёт, люди кругом меняются, а до его желаний дела никому как не было, так и нет. Что ж, придётся пойти ва-банк. — Но стоять я не смогу. Сил нет. — И не нужно, — кивнул Хи-ним. — Я сделаю всё для твоего комфорта. — Чимин, это самоубийство, — попытался достучаться до омеги Юнги. — Одумайся! — У меня нет выбора, — рвано выдохнул Чимин. — Народ нужно успокоить. — Я против, — не унимался Юнги. — Всё будет хорошо, — проговорил Чимин, сам до конца в это не веря. — Хватит ругаться. Сани уже готовы, — поставил точку в споре Хи-ним. — Выезжаем через час. Не находя в себе приличных слов, Юнги то открывал, то закрывал рот. Боже… чем думают все эти люди? Неужели власть важнее жизни родного человека? Чимин… он будет рядом. Чтобы не случилось, он будет рядом. А потом будет видно.