Почему люди грешат? Потому что они могут!
***
Хмурое небо, замёрзшие птицы, вечные холода — всё это привычная картина мира для Чимина. В его чёрно-белой жизни никогда не было места для ярких красок. Да что там ярких, даже примитивные блеклые пастельные тона и те полностью отсутствовали. Отец говорил, что это его рок, и здесь лишь смирение поможет. Сокджин утверждал, что цвета он не достоин, серость — она в любой палитре серость. Намджун же обещал ему радугу. Обещал… но подарил лишь затянувшийся дождь, медленно переросший в свирепую бурю. Дождь, за которым не последовало радуги, не последовало освобождения, не последовало ничего, кроме ещё более глубокого, зыбкого мрака. Даже смерти Сокджина оказалось не под силу рассеять плотные сгустки тьмы вокруг него. Да, едва заметный «свет» всё же начал пробиваться сквозь бесформенные чёрные тучи, но этого так чертовски мало! Он по-прежнему всё та же едва заметная тень мёртвого засохшего «дерева» на потрескавшейся стене, так наивно мечтающая о тёплой «весне». Но «весна» заглянет к нему еще не скоро, убоявшись ремиссии снега. В черном космосе его гнилой души по сей день не видно ничего, кроме мёртвых созвездий. И от этого уже становится тошно. Отец, Сокджин, Намджун — их больше нет, их слова больше не имеют никакого значения, наконец настало время отпустить их и забыть, как страшный сон. Отпустить и забыть… звучит легко, но на деле задача из ряда трудновыполнимых. Он не желал смерти отцу, а всего лишь хотел быть рядом с любимым альфой. Он не желал смерти Намджуну, он хотел родить ему ребёнка и жить себе счастливо. Он не желал смерти Сокджина, брат должен был увидеть его триумф и признать в нём равного себе. Он не желал… быть слабым, но именно таким и стал. Слабым и зависимым. Зависимым от людей, которыми изначально планировал лишь воспользоваться и сразу бросить. Сейчас же без них он не представляет своей жизни. Они его всё! И это должно бы расстраивать, но он почему-то счастлив. Идиот. Самый настоящий идиот. Отец явно многое упустил в его воспитании. Если не сказать, конечно, больше. За окном заиндевевшие бурые листья, упрямо цепляющиеся за мерзлые ветки, прямо как он сейчас за руку Юнги. Чимину за это немного стыдно, но разжать пальцы отчего-то не получается. В ушах, словно в трубах молчанья, слишком уж громко пульсирует время, и это практически ответ на все его вопросы. Да, его персональный космос полон чёрных дыр, и что с того? Он собственноручно, с любовью, соберёт их все в редкую прекрасную коллекцию и установит рядом со старинными витражами в доме Гука. Будет красиво. Очень красиво! Юнги оценит. Те пыльные «призраки» тоже! Но для начала хорошо бы избавиться от вновь медленно зарождающегося страха, словно от ржавых доспехов. Сумасшествие, алчность и вера, вселенский виселичный столб, вымирание живой души. Отныне он выше этого. Он — бог, единственный бог, и он — все то, что так желали люди. Он — зверь, которого они создали, и он — зверь, которому будут служить. В своих белоснежных мечтах он позволит темнеющей «луне» стать главной драгоценностью своего «королевства». И никто никогда не узнает, что эта «луна» из плоти и крови. — Тебе нехорошо? — наклонившись к уху омеги, шёпотом спросил Юнги. — Тошнит? Где-то болит? — Всё хорошо, — одними губами ответил Чимин. — Устал просто. И он практически не лжёт. С того момента, как они выехали из «Кванджу-1», прошло уже около трёх часов. Минут через двадцать они, наконец, приедут в Сеул, и он официально станет главой сектора. Сани, подготовленные для него дядей, комфортные и тёплые. За всю дорогу Чимин не почувствовал ни одной кочки или же сугроба. И это при том, что он лежал прямо на полу. Возможно, конечно, он всё проспал, но это уже не суть важно. Не умер по пути, и на том спасибо. Чуть слева от него — красивая ухоженная женщина, удивительно похожая на Юнги, рядом с ней хмурый мужчина — в нём тоже легко узнавались знакомые черты лица. Всё семейство Мин в сборе. До чего же неловко! Не так он себе представлял знакомство с родителями любимого человека. Ой, не так! Как же не хватает Чонгука. Будь этот чёрт здесь, атмосфера явно была бы куда поприятнее. Хотя… вот вообще не факт. У Гука же язык, как-то помело. Как пить дать, с похабной улыбкой начал бы вовсю шутить про братский отсос и папку. Уж лучше так. Молчание — золото, да! Как и завещала великая Леся Украинка: без надежды надеясь на лучшее, contra spem spero, чтоб его, Чимин только было хотел заговорить, как сани медленно остановились, и в дверях тут же появился хмурый дядя. Напрочь игнорируя всех, кроме племянника, Хичоль громко проговорил: — Готов, родной? — Ну, как тебе сказать… — неопределённо повёл головой Чимин. — Если упаду в обморок — это будет на твоей совести. — До этого не дойдёт, — уверенно произнёс Хичоль. — Действуем строго по плану. — Пошли тогда, — обречённо кивнул Чимин, слегка приподнимаясь на локтях. — Чем быстрее начнём, тем скорее закончим. Не говоря больше ни слова, Хичоль отошёл чуть в сторону и, пропустив в сани крепкого на вид видоизменённого, встал позади неприметного инвалидного кресла. Жестом попросив Юнги не возмущаться, Чимин обхватил руками шею альфы и, практически не дыша, позволил тому усадить себя в кресло. Неудобно. И дышать трудно. Но Юнги об этом лучше не говорить, а то вместо центральной площади отправится прямиком в ближайшую больницу. Да уж… он так даже Намджуна не слушался. Мин Юнги страшный человек! Один взгляд и омега тут же готов подчиниться, перед этим взбрыкнув, конечно, ну как без этого, характер у него такой, скотский, как говорил Сокджин. Сокджин… почему так больно? Умер, сука, и радоваться бы, да как-то не получается. Года идут, а в их семье больно в конце всегда только ему. Свинство же! Не сразу поняв, что он уже на месте, Чимин, увидев вокруг себя сотни незнакомых лиц, лишь чудом не запаниковал. Да, ему сейчас будет ой как нелегко! В толпе есть те, кто его узнают, узнают как омегу Намджуна, в толпе есть те, кто его ненавидит, и есть ведь за что, в толпе есть верные брату и Намджуну люди, и они будут бунтовать, в толпе может быть Ким Джунсу, и это проблема, на самом деле. Этот альфа смерть Намджуна так легко ему с рук не спустит. Одно неверное слово может стоить ему власти. Твою ж… так, всё будет хорошо. Он годами готовился к этому моменту. Сейчас он, словно великий Бог, сотворит новый мир, сотворит по образу и подобию не своему людей. Ему будут преклоняться! Ему будут молиться. Всех неверных же его паства на месте предаст анафеме. И сотворил в начале Бог Небо и Землю. Земля была пуста, тьма над бездной, и дух Божий носился над водою. И сказал Бог: «Да будет свет!». И стал свет. Во второй день сотворил Бог твердь посреди воды. На третий день покрылась земля травою и древами, приносящими по роду своему плоды. На четвертый день сотворил Бог светило на тверди небесной, для отделения дня от ночи, и для знамений, и времён, и дней, и годов. На пятый день повелел Бог: «Да произведёт вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят во тьме». На шестой день сказал Бог: «Сотворим человека по образу нашему и подобию, и да владычествуют люди над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю». И сотворил Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою… душою живою. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих. На восьмой день человек возомнил Богом себя. И создал монстра по образу своему и подобию. И уничтожил монстр этот практически весь род людской, и птиц небесных, и рыб морских, и каждую душу живую, и травы, и древа, приносящие по роду своему плоды, и стала земля пуста и холодна. Тьма над бездною. Тьма везде. И понял Бог, что человек есть вирус, только поздно уже было. Конец света настал, но Зло так и не было искоренено. Вирус этот стал только сильнее и живучее. После подчинив себе людей. И имя этому вирусу: видоизменённые. Даже если кислород пропадёт из атмосферы, видоизменённые всё равно будут жить. Они адаптируются под всё. И Чимин адаптируется тоже. Он не допустит той же ошибки, что и Бог. Людям нельзя давать полную свободу. Он и не собирается. — Этот момент, наконец, настал, — громко проговорил Чимин, как только Хичоль подвёз его к микрофону, стоящему на небольшой трибуне. — Моё имя ИАО САБАО, и я рад приветствовать вас лично. Мы через многое прошли, чтобы встретиться здесь, на этой площади, мы многих потеряли по пути сюда, и их жертва не будет напрасной. Я полноправный наследник южнокорейского сектора. Велиал мне, как и Лилит, родной отец. Так что никто из глав Секторов не усомнится в моём праве на власть. Северокорейский и китайский сектора уже признали меня как главу и готовы активно помогать в построении нашего с вами общего счастливого будущего. Да, во время борьбы за власть мне досталось довольно сильно, но это не должно вызывать у вас беспокойства. — А что должно? — послышалось из толпы таким знакомым омеге голосом. — То, что ты чёртов альбинос, Пак Чимин, или же то, что ты тот самый омега, которого так долго скрывал ото всех Ким Намджун? — То, что я альбинос — факт, известный многим, — даже в лице не изменившись, промолвил Чимин. — Да, сейчас я выгляжу немного иначе, всё дело в том, что Намджуну было стыдно признаться своим людям в том, что он водится с альбиносом, и где он теперь? В земле. Я сделал на него ставку и просчитался. Признаю это. Покровительство Лилит оказалось для него важнее дел сердечных. Печально, досадно, ну и ладно. Ещё вопросы будут? — Ты всё время был рядом с Лилит, — не унимался Джунсу, ближе подходя к трибуне. — И после этого мы должны тебе верить? — Да, был, — уверенно кивнул Чимин. — И только благодаря этому больше половины присутствующих здесь смогли оказаться на свободе. Питомники — это бич нашего времени. Ни люди, ни альбиносы не должны содержаться и размножаться там, как животные. Пора понять и принять факт того, что плоть альбиносов не целебная, употребляя её в пищу, от болезней не излечиться. Те, кто едят альбиносов — каннибалы! Сегодня они едят мне подобных, а завтра найдут много полезного, например, в рыжих, и жертв станет ещё больше. Отныне за каннибализм будут наказывать. Сурово наказывать. Так же наказание получат и те, кто будет продавать и насиловать людей. В колониях есть чудесная практика, когда педофилов кастрируют, и это правильно. Мы возьмём это за основу. — А не много ли ты на себя берешь? — встав перед Чимином, прошипел Джунсу. — Питомники — это внушительный процент всего бизнеса в секторе. Закрыв их, ты подчистую угробишь экономику сектора. Не думал об этом? — Угроблю? Почему это? — громко прыснул Чимин. — Огромные павильоны, оборудованные под содержание и разведение людей, тёплые и оснащённые всеми коммуникациями. Их легко можно пустить под теплицы или же скотоводство. Те владельцы питомников, которые добровольно закроют свой бизнес, получат от меня и моих людей средства и помощь в переоборудовании помещений. Так же я, Хи-ним и ХанГен-ши выкупим у них всех людей и альбиносов. Рабство отменили ещё в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Пора и нам об этом вспомнить. Люди, альбиносы и видоизменённые могут жить мирно. — Складно поёшь, — цыкнул Джунсу, положив руки в карманы. — Только вот не многим из здешних жителей придутся по душе новые правила и законы. — Кому не многим? — приподнял бровь Чимин, внимательно наблюдая за Джунсу. — Рабовладельцам? Садистам? Насильникам? Меня их мнение мало волнует. — А ведь должно! — Практически все сектора в мире давно уже отказались от питомников и ввели ряд законов и ограничений. И не прогадали ведь. Чем мы хуже? — Мы другие. — Нет, это не так, — покачал головой Чимин. — Мы обезумили от вседозволенности и теперь пожинаем плоды своих деяний. Хватит. Я положу этому конец. — Клоун, — скривился Джунсу. — Клоун и убийца. Ты убил Намджуна, убил Сокджина, нас всех тоже погубишь. — А на твоих руках, Джунсу, разве нет крови? — прекрасно понимая, что пора заканчивать этот фарс, спросил Чимин. — Скольких ты убил по приказу Намджуна? Десятки? Сотни? Собачка потеряла своего любимого хозяина и теперь бездумно лает. Не надоело? Все люди, которые приняли участие в свержении Лилит, в кратчайшие сроки будут приписаны в колонии, а альбиносы получат жильё и защиту. Если тебе что-то не нравится, ты можешь уехать из сектора. Дать денег на дорогу? — Себе оставь, — прыснул Джунсу, наклоняясь к уху омеги. — Тому человеку, который тебя трахает, очень скоро потребуются деньги на паромщика. До встречи, Чимин. Не поминай лихом. — Удачи, — выдавил из себя улыбку Чимин. — Что ж, мы немного отвлеклись. Работы у нас много, планов тоже. Все люди, которые хотят стать жителями колоний, должны отметиться у Судей, они распределят вас. Единственное «но», если вами было совершено преступление в предыдущей колонии, вернуться туда вы уже не сможете. Вас поселят в другую колонию. Для жителей питомников и борделей никаких «но» нет. Все главы колоний, которые примут новых людей, получат от сектора бонусы и ряд привилегий. Альбиносы тоже должны подойти к Судьям, вам предоставят место в специальном лагере. Вы сможете жить там, пока не найдёте жильё и работу. Что касается владельцев питомников, у вас есть ровно неделя на принятие решения. После за вас решу я. На этом всё. Спасибо за доверие. Низко поклонившись толпе, Чимин, стараясь держать себя в руках, терпеливо дождался, пока Хичоль отъедет с ним в сторону, и лишь после этого проговорил: — Дядя, убей Ким Джунсу и всю его свиту. Про семью тоже не забудь. Удумал пёс мне угрожать. Юнги где? — Сделаю, — легко согласился Хичоль. — В санях, с охраной. — Всё как-то слишком хорошо прошло. Меня это беспокоит. — Зря, мой милый, — сытым котом промурчал Хичоль. — Мы с Хани обо всём позаботились. Все, кто был категорически против и имел хоть какую-то власть, пошли на корм рыбам. — Нет человека, нет проблем? — весело рассмеялся Чимин. — Мне нравится. — Ни о чём не волнуйся, — похлопав омегу по плечу, прошептал Хичоль. — Пока ты полностью не выздоровеешь, я буду рядом. — А потом? — А потом мы станем одним большим счастливым сектором. — Диктатура? — Диктатура. — Юнги будет против. — Кто его спрашивать станет? — широко улыбнулся Хичоль. — Главное, что папа на твоей стороне. — А? — не сразу понял Чимин смысл услышанных слов. Что за… — Чёрный пигмент в краске весьма сильный. Если пользоваться на регулярной основе, он намертво въедается в волосы и ресницы. Осознание. Отрицание. Гнев. Принятие. Это не может быть правдой.