Teenage Dream

Плестись в конюшню сразу после занятий представлялось одной из самых сумасшедших идей, которые рождались только в порыве отчаяния. Я осознавала, что выхода нет, поэтому скрепя зубы, решила ненадолго превратиться в тень своего былого блеска и величия: никто в школе практически не узнавал меня в маске и старом спортивном костюме, позаимствованный у мамы. Это казалось настолько диким не вставать рано утром и не прихорашиваться несколько часов сряду в жалкой попытке удивить каждого безукоризненной внешностью или новой фирменной кашемировой кофточкой, купленной на последние деньги. Сознание словно опустело за считанные часы, поскольку репутация резко стала занимать второстепенные позиции. Каждый раз, когда я смотрела на себя в зеркало, то стала узнавать все меньше ту самую жизнерадостную Ю Хану — взгляд пылал сосредоточенностью, в котором в следующую же секунду рождался противоречивый дух борьбы, несомненно оправдывавший себя, но какой ценой? Я всю сознательную жизнь тратила в попытке занять самую высокую позицию, желая видеть в собственном отражении только образ Королевы, на который все поголовно будут равняться. Однако был ли этот образ настоящей мной? Кажется, что воображение сыграло злую шутку, потому что стоило снять макияж, распустить волосы и облачиться в обыкновенную одежду, как ложный лоск пропадал, и я с трудом подавляла омерзительный ком в горле, навевавший пугающие мысли о несбыточности мечт: вся эта продумываемая на протяжении нескольких лет оболочка не была реальностью — не была мной, а лишь выдумкой, которую я для себя сконструировала. Становилось невыносимо, как только я пыталась принять данный факт, поскольку этот непогрешимый идеал был моим лицом на протяжение такого колоссального количества времени, и я просто не могла разом от него отказаться. Роль сдерживающего элемента играл Ли Джено, не допускавший снова облачиться в костюм, вооружиться необходимыми атрибутами, надеть маску и сыграть очередную ничего не значащую роль. Я прекрасно понимала, что экстравагантность внешности, основывавшейся на статусе, обязывала выглядеть определённым образом, в корни претившим убеждениям фотографа-социофоба, с которым теперь приходилось иметь дело, поэтому я делала все, чтобы продемонстрировать ему свою лояльность. Это происходило через огромный перелом в собственном сознании, потому что я с трудом одергивала себя не хвататься за румяна, тональный крем и не наносить очередной слой туши на ресницы — приходилось вести вечную борьбу за естественность. В этой сумятице я не знала, что хуже: быть всеми обожаемой дивой, безликим звеном школьной цепи или новым криминальным партнером Бан Чана? Кто тогда я, черт возьми? Кто же я из всего этого гремучего набора сценариев? Обременённая столь противоестественными нутру мыслями, я стремительно покинула здание школы, впервые, должно быть, боясь попасться кому-нибудь на глаза: растянутая толстовка, неуложенные волосы и поношенные кроссовки не внушали доверия, хотя отлично помогали слиться с общим антуражем. Пребывая в таком, как казалось, неудобоваримом для людских глаз виде, я даже не решалась ответить на бесконечные звонки Жизель и Наоми. Они точно сочли бы меня сумасшедшей, если услышали выдуманную историю о том, что сегодня я, якобы, именинница и отправляюсь кататься на пони с одним из самых непримечательных субъектов школьного сообщества. Не знаю, насколько далеко придётся зайти, чтобы завоевать доверие Ли Джено, но я вполне готова на любой шаг, лишь бы он не был предан общественной огласке. На глаза неожиданно попалась целая делегация во главе с Миной и Сильвией, шедшей прямо навстречу, и я поспешила замедлить шаг, набрасывая на голову капюшон и тут же скрывая лицо под тканевой маской. Из-за двух стройных силуэтов неожиданно выросла величественная фигура Хван Хенджина, возвышавшаяся над всеми представителями братства, сопровождавшими его поодаль, — он выглядел сверхъестественно хорошо, затмевая собой все в близлежащем радиусе и вынуждая невольно затаить дыхание. Ничто и никто не мог сравниться с его превосходством, и он знал это лучше, чем кто-либо другой, — я создала совершенное оружие, невольно поменявшись с ним местами: теперь когда Хван Хенджин имел право руководить всеми и упразднять братство, наслаждаясь бесконечным потоком обожания и популярности, я вела ежедневную борьбу за выживание в этой пищевой цепи: либо он поглотит меня, либо я его — другого не дано. Как бы сильно сердце не билось в его присутствии и как бы не желалось возвратить время вспять, когда я была достаточно сильна, чтобы просто держать его рядом и наслаждаться подлинностью страстной, иррациональной юношеской влюбленности, жизнь расставила все по своим местам и вынудила уверовать, что нельзя любить кого-то настолько сильно и ставить его выше Бога. Но, черт возьми, даже сейчас я не могла изменить это мировоззрение, смотря на парня с прежней зависимостью и тягой — он поистине занимал отдельное место в моем сердце, невзирая на то, что теперь между нами пролегала огромная бездна из социальных условностей и персональных принципов — Хенджин был один из самых приверженных своим убеждениям людей, однако даже его скрупулёзность не могла подавить во мне революционный дух. Моя мятежность вознесла его на вершину, и она же вернёт его туда, откуда спасла — это закономерность. Как бы не любила каждый изгиб его родного тела, каждую черту на идеальном мраморном лице, я обязана была действовать, даже если придётся водрузить флаг и поднять штыки против такого несомненного божества, как он. — …и я ещё записала хлопушки, тыквы, красные линзы, искусственные клыки и паутину, что думаешь? — лепетала Мина, семеня вслед за невозмутимыми лидером. Я схватилась за капюшон и натянула его посильнее на лоб, чтобы, ни дай бог, никто из их шайки меня не приметил. Опустив взгляд в землю и поспешно прошагав мимо парня, я не позволила ни единому мускулу дрогнуть, испытывая невыносимое чувство опустошенности — он продефилировал буквально в метре от меня, обдавая волной знакомого одеколона, от которого голова пошла кругом. Родные незнакомцы — вот, кем мы были. Я подавила очередной удушливый приступ, выскакивая на пешеходную зебру, когда Хенджин неожиданно остановился, смотря прямиком в спину — нет, он просто не мог так запросто узнать. Это невозможно. Я мгновенно скрылась из его поля зрения, утопая во мраке подземного перехода и отчаянно пытаясь привести лихорадочное дыхание в норму, направляя поток мыслей в иное русло, потому что битва с Хван Хенджином казалась менее страшной, чем схватка с Ли Джено. Последний был роком и благодатью, за которую необходимо было сражаться до последнего, пока он собственноручно не поднимет белый флаг. Как только я оказалась напротив небольших металлических ворот, меня охватило странное чувство бесприютства, потому что в близлежащем радиусе не было ни единой души, и я растеряно стала озираться по сторонам, пока ограждение не скрипнуло и из-за двери, украшенной витиеватыми узорами не показалась знакомая тёмная шапка. Джено был облачен в жилет без рукавов, тёплый свитер крупной вязки с массивным воротником, брюки для верховой езды и высокие сапоги, столь идеально сидевшие по тонким стройным ногам. Клянусь, будь мы в ином другом месте, я бы его не узнала: он выглядел преображенным в этой экипировке и более расслабленным, что входило в колоссальную рознь с той напряженностью движений и сухостью жестов, прослеживаемых в школе. Без этой мешковатой одежды его телосложение казалось ещё более впечатляющим за счёт роста и внушительных плеч, однако я никак не могла отделаться от мысли, что, в сущности, ему совершенно не свойственна привычная зажатость и щепетильность — у него была отменная осанка и уверенность, которой могли обладать только опытные наездники. Стоило ему вытащить из кармана ключи и обернуться, как я тут же замерла в растерянности, попав в поле его зрения и решительно не зная, как реагировать — мороз закрался под кожу от пронзительности взгляда ястребиных голубых глаз. — Ты опоздала, — громко отчеканил он, пока я смущенно семенила навстречу, пряча руки по карманам и невольно рассматривая гранитово-белый профиль без намёка на изъян или покраснение от осенней прохлады. — Что это на тебе?.. Джено критически осмотрел меня с ног до головы, как только я оказалась напротив, не скрывая собственного недоумения и вызывая повторную волну волнения, от которой хотелось провалиться сквозь землю — он словно смотрел насквозь, запросто вспарывая каждый нарыв и, кажется, проникая в самый центр сознания, запросто прочитывая мысли и узнавая подлинные мотивы. Его хладность, невозмутимость и простота пугали и восхищали одновременно. — Что-то не так? — неловко откликнулась я, чувствуя, что даже при такой стуже ладони начали потеть в его присутствии. — Неужели действительно собралась в этом садиться на лошадь? — в неверии переспросил он, указывая на растянутую толстовку и свободные по крою брюки. — Во-первых, отморозишь задницу — на улице минусовая температура, во-вторых, рухнешь и сломаешь ключицу при любой удобной возможности. Я не возьму тебя координировать чисто из соображений безопасности. Меня посадят, если с тобой что-то случится. Парень принялся закрывать ворота, и я тут же поспешно вцепилась в ему руку, умоляя что есть сил: — Джено, прошу, я больше не буду опаздывать, обещаю, — только прокати на лошади! Надо переодеться? Я сейчас же сгоняю домой и найду что-нибудь получше, только подожди, ладно?… Как только я наметила дальнейшую траекторию действий, будучи готовой броситься наутёк, чтобы поскорее добраться до гардероба, Ли тут же остановил меня, хватая за капюшон и уволакивая за собой за шкирку, подобно брошенному на произвол судьбы щенку. В следующее мгновение перед глазами распростерлась огромная резная постройка, напоминавшая амбар, однако мы резко свернули вбок, шагая по полузаросшей травой тропинке, ведущей в небольшое одноэтажное кирпичное здание. Вокруг пахло влажностью и свежестью от недавно прошедшего дождя, от чего прохлада была ещё более осязаема, а промозглый ветер зарывался прямо под плотную ткань толстовки. — Надевай, — безаппеляционно объявил Джено, кидая прямиком в руки чужой пуховик, свитер и непонятные брюки, которые невооруженным взглядом были велики. — Э-это ещё что за-?.. — шокировано протянула я, рассматривая каждый предмет одежды и окончательно теряясь: да я во век не напялю чьи-то шмотки, хоть убейте! — Их же уже поносили до меня, да? — Это шерстяные кальсоны — надевай прямо под штаны, иначе дальше раздевалки не уйдёшь, — безэмоционально выдал парень, спокойно разворачиваясь на пятках и дергая за ручку двери. — Издеваешься?!.. — взвизгнула я, брезгливо выпуская вещи из рук. — Хочешь, чтобы натянула эти бабулины рейтузы? Да я лучше-… — Что? — с вызовом перебил блондин, и челюсть шокировано опустилась от дерзости его взгляда. — Что сделаешь? Выход прямо перед тобой, так что не трать ни мое, ни своё время. Я нервно сглотнула, наблюдая, как он изогнул правую бровь без тени всякого злорадства, ожидая, должно быть, что я сорвусь, обругаю его и проиграю — не дождётся. Я против воли выдавила приторную улыбку, чувствуя, как губы дрожат, и демонстративно стала скидывать сумку вместе с верхней одеждой, расстегивая спортивную кофту и яростно натягивая этот поганый колючий свитер, от которого пахло черт знает чем, как впрочем от всего, что получила на руки. Как только пальцы коснулись резинки брюк, я притормозила и ехидно уставилась на его безмятежное лицо. — Что, будешь контролировать, как надеваю в эти дрянные подштанники? Если хочешь увидеть голой, то так и скажи. Джено насмешливо повёл челюстью, неспешно доставая кожаные перчатки из кармана и вкрадчиво отвечая: — Буду ждать в конюшне напротив. Я ревностно проследила, как он мирно удалился, желая запустить в него чем-нибудь, однако подавила непримиримый порыв и яростно подцепила эти гадкие брюки, воистину ощущая, как по коже прошёлся мороз — никто ещё не оценивал мою задницу так дорого, вручая шерстяные рейтузы. Это величие, считаю. В итоге укутавшись с ног до головы и одев подходящую обувь, я побрела к деревянному амбару, с любопытством оглядываясь вокруг и замечая, что служащего персонала практически не было — лишь редкие рабочие, шнырявшие туда-сюда с какими-то ведрами и седлами. Небо заволокло туманом, и в принципе обстановка была менее, чем располагающая, однако стоило оказаться в конюшне, как какая-либо доля негативного чувства испарилась — перед глазами предстало по меньшей мере пятнадцать чудеснейших лошадей, выглядывавших из-за металлических ограждений и чья большая часть тела была скрыта. Должно быть, основатели этого клуба занимались разведением особых пород, что не могло скрыться даже от взгляда непросвещенного в этом деле человека, поэтому я моментально потеряла дар речи, ступая по твёрдой бетонной поверхности и взволнованно переводя восхищенный взгляд из стороны в сторону, попеременно сталкиваясь с назойливым пыхтением в качестве приветствия. Лошади содержались в прекрасных условиях, и я невольно замерла напротив невероятно красивого угольно-чёрного коня, смотревшего на меня с поразительной осознанностью, свойственную, казалось бы, только человеку. Глаза блестели подобно двум непроглядным омутам, погружая в необъяснимый транс, и я сделала шаг вперёд, рассматривая это чудо поближе и глубже вдыхая запах свежескошенного сена и опилок. — Это Индиго, — вдруг произнёс Джено, оказываясь прямо позади и буквально вырывая из зачарованного состояния. — Спокойный парень, но с характером. Особый поклонник яблок, но с ними лучше не перебарщивать. Погладишь?.. Я невольно занесла руку, однако не решилась прикоснуться к животному, чувствуя какую-то неловкость рядом с Ли, который с тихой и крайне пленительной улыбкой приласкал лошадь, оставляя поцелуй прямо на переносице. Ладонь невольно вытянулась вдоль тела в ответ на столь трепетный жест, и я почувствовала, как сердце пропустило крохотный удар, больше напомнивший пульсацию и заставивший окончательно растрогаться. — Э-это ведь твоя лошадь, не так ли? — смущенно протянула я, и Джено отпрянул, поджимая губы и задумчиво кивая. — Ну как сказать — относительно. Мы выбрали друг друга, так что, думаю, это было предрешено. Он фриз*, но очень нетрадиционно отливает темно-синим оттенком на солнце, поэтому я так его и назвал, хотя раньше ему какие только имена не давали. «Как и твои глаза, — скоропостижно откликнулось в голове, — такие же синие, загадочные и бездонные». — Поедешь на нем? — улыбнулся Джено, и мне окончательно стало не по себе от его искренности — он настолько вкладывал душу в это животное, в его опеку, в это место, в меня, что даже стало неловко. Я давно не видела столько живости и света в глазах, столько заботы и человечности, а конь на его фоне был словно более усиленной проекцией всех этих качеств, — олицетворением внутренней красоты хозяина. Парень был с виду холоден и неприступен как лёд, но сейчас — как никогда тепел, и я очень боялась обжечься, страшась, что этот ожог станет роковым. Во всем его естестве прослеживалось столько нерастраченной нежности, которую он изливал на Индиго, но и этого было мало — парень напоминал сосуд, бережно охранявший все светлое, что в нем было, чтобы, ни дай бог, положительная энергетика не была растрачена впустую. Однако даже его крохотная отзывчивость грела, как никогда раньше — потому что за последние годы никто не был так отзывчив ко мне прежде. — Я подрабатываю здесь, потому что лошади намного лучше людей, — вдруг признался Джено, хватаясь за щетку и показывая, как правильно с ней работать. — От них не стоит ждать подвоха, потому что, как только устанавливаешь контакт, они отвечают взаимностью и дарят столько любви и преданности, на сколько ни одно человеческое сердце не способно. Здесь нет никаких схем, схваток, предрассудков — только танец неприкрытых чувств. Понимаешь, о чем я? Я сдержанно улыбнулась, принимая из его рук атрибут, аккуратно копируя движения и получая в ответ одобрительное пофыркивание Индиго, величие и красота которого навевала томную слабость и восхищение. От крепкого, стального и при этом столь живого тела веяло теплом, поэтому невольно хотелось припасть щекой к гладкому упругому гребню шеи и каждой клеточкой прочувствовать эту магию единения. — Кажется, ты ему понравилась, — отметил Ли. — Обычно он реагирует на незнакомцев достаточно агрессивно. «Как впрочем и ты», — подумала я, не в силах оторвать от коня взгляда и бессмысленно хихикая, не обращая внимания на задумчивую полуулыбку парня, невольно украсившую нежные розоватые губы. — Однако прежде чем идти на поле, нужно прибраться, — внезапно пояснил он. — Я пока подготовлю лошадь, а ты возьми лопату. — Постой-постой, — поспешила я, очнувшись от столь быстротечного момента идиллии. — Предлагаешь копаться в куче навоза? — Конечно, а что ты думала? Индиго очень оценит твои старания. — Очень смешно! Ты сегодня точно решил на мне отыграться! — ругалась я, не в силах сдвинуться с места, ощущая словно ступни вросли в землю, пока силуэт блондина не начал стремительно удаляться вместе с лошадью. — Клянусь богом, Ли Джено, ты меня доведёшь, и я в итоге подложу тебе кусок дерьма прямо в школьную сумку, понял?.. — Контейнер стоит слева, — крикнул он, отсалютовав вдалеке и оставив меня на порицание у четырнадцати свидетелей с гривой и хвостом. — Отлично! Просто замечательно! — саркастически бубнила я под нос, хватаясь за лопату и с трудом вообще сдвигая ее с места, боясь что-либо задеть. — Начали с бабушкиных рейтуз, продолжили лошадиным навозом, — что дальше, интересно? Может индивидуально наймёт в качестве сортировщика экскрементов? Как только я преступила границу стойла, голова закружилась от нестерпимой вони — хоть стой, хоть падай. В носу застыл такой жуткий запах, что хотелось нацепить прищепку, но я сумела подавить первый приступ тошноты, отважившись убрать только половину ущерба, а остальную — просто оставить, потому что такое унижение уже не шло ни в какие рамки. В итоге, выступив из конюшни с гордо поднятой головой, я прокашлялась, заявив, что справилась с поставленной задачей, надеясь хотя бы на элементарную похвалу, но Джено, казалось, пропустил довольную реплику мимо ушей, регулируя седло и бросая беглый взгляд на мою восторженную физиономию. — Техника посадки достаточно проста — главное, не волнуйся, потому что Индиго очень тонко распознаёт тревогу. Чтобы обойтись без травм, я помогу и подсажу тебя, хорошо?.. Я уже перекинул поводья и отрегулировал стремена, поэтому твоя задача — взять оба повода в левую руку, ухватиться за прядку гривы, вставить левую ногу в стремя, а правой — оттолкнуться от земли. Все понятно? — Д-да, но как ты-… Ли неожиданно встал позади, сообщая инструкции относительно каждого шага, пока в сознании окончательно не произошёл взрыв, словно все тело охватила мощная лавина — стоило ступне оказаться в стремени, как горячие ладони накрыли талию, и меня затрясло словно в лихорадке — клянусь его пальцы норовили прожечь дыру сквозь перчатки, пуховик, свитер и толстовку. В груди словно поднялась революционная волна, и я рвано задышала, чувствуя, как каждое слово предательски ускользает от слуха, а в горле наступает нестерпимая засуха. Я давно не испытывала ничего подобного, не понимая, как рассудок может столь свободно выключаться лишь от одного его прикосновения, словно сейчас вот-вот разразится апокалипсис. Апокалипсис произошёл в душе, и как только его руки свободно подняли меня над землей в момент ответственного рывка, пальцы ослабли, и я совершенно неосознанно потеряла равновесие, отдавая отчёт только в том, что тело буквально за считанные секунды превратилось в тряпичное. Будучи абсолютно неподготовленной к падению, я зажмурилась, скрестив руки на груди, однако ладонь Джено вовремя плотным кольцом сомкнулась на теле, утягивая обратно и принимая удар от столкновения с землей на себя. Раздался протяжный хрип, и я испуганно распахнула веки, встречаясь со слабо реагирующей голубой радужкой, в которой невольно обнаружила собственное отражение — его безмятежное лицо оказалось прямо напротив моего в нескольких жалких сантиметрах, и я рвано выдохнула, чувствуя холод со стороны спины и тепло его тела под собой. Вместо инстинкта самосохранения сработал совершенно обратный эффект — словно под анальгетиком тело обмякло, и я с трудом приподнялась на расцарапанных ладонях, не в силах бороться с желанием рассмотреть Джено ближе, насколько это возможно — и боже, это было фатальной ошибкой, потому что он не входил в планы под пунктом «Все серьезно» и не подавал надежды на особое отношение. Тем не менее близость с ним навевала нечто безумное — от чего я не могла просто так отказаться — и, как только болевой шок рассеялся и его зрачки приобрели ясность, полностью сфокусировав все внимание на мне, я поняла, он — пропасть без дна, в которую я уже канула. Бесполезные толки, наговоры, образ недотроги резко отступили на второй план, потому что он был исключителен, — настолько неподражаем и красив, что в голову невольно начали закрадываться самые дикие мысли о том, к каким методам прибегнуть, чтобы окончательно сломить барьер между нами. Я хотела знать Ли досконально, хотела, чтобы его запах навеки осел в памяти и на теле, а вкус губ отпечатался на моих. Не может быть, чтобы такой Ледяной Принц, как он, не оказался самым сладким плодом, который я когда-либо могла желать. Его пальцы невольно коснулись щеки, сладостно медленно стирая след от пыли и земли. — Мы в дерьме, — вдруг прошептал Джено, и его манящие губы изогнулись в полуухмылке. — В каком смысле?.. — В прямом. До подсознания внезапно дошёл смысл слов, и я испуганно подняла ладонь, замечая, что мы действительно упали прямо в кучу навоза. Звонкий смех Джено раскатом прошёлся по каждой клеточке тела, и я неосознанно подхватила его, приземляясь на землю рядом с парнем, не в силах подавить приступ, от которого сотни бабочек вздымались в унисон, лаская хрупкими крыльями органы изнутри. Его всплеск и азарт вселяли столько воодушевления, что я чувствовала, как обретаю каждый глоток воздуха в его лучезарном взгляде, жадно ловя этот блеск и по-прежнему не понимая, как он один может возносить меня настолько высоко и позволять ощутить невидимую левитацию.

***

— Приём, меня хорошо слышно? — вторил Бан Чан, отходя на приличное расстояние и проверяя работу капсульного микронаушника. — Да, вполне, — откликнулась я, четко распознавая его голос и поправляя прическу, пользуясь зеркалом заднего вида, дабы пряди от пучка плотно ложились на виски и скрывали присутствие гарнитуры. — На каком расстоянии эта штука может поддерживать связь? — На приличном, если нигде не будет глушилок, — заверил Кристофер, расправляя края классической чёрной бабочки и снова садясь в салон. — Вряд ли стариканам вроде директоров приспичит их тут установить — мы же не экзамены сдаём, в конце концов. — Но вдруг что-то не сработает, я перестану тебя слышать или-… — Твоя милая головка заполнена слишком большим количеством мыслей, принцесса, — хмыкнул он, попутно доставая с заднего сидения автомобиля чёрную учебную сумку. — Ты любишь драматизировать — к тому же даже если связь прервётся, я быстро сориентируюсь, и мы вместе смоемся отсюда. Просто представь, что играем в «Полицейских и Грабителей**»: твой ненаглядный Хенджин грабитель, а мы его ловим. — Это не просто детская игра, Крис! — вспыхнула я. — Мы заявляемся на официальное собрание с поддельными приглашениями и пытаемся умыть документы из под носа у руководителей и всего братства!.. Хотя бы воображаешь весь масштаб абсурда? Бан Чан выудил из кармана две маски, и я уставилась на него с неподдельным удивлением, пока он довольно примерял одну из них. Это были не те дешевые куски пластмассы, которые так легко добыть на любом рынке, а настоящие маскарадные маски с плотным каркасом, обтянутым качественной бархатной тканью и расшитым разнообразными камнями и узорчатыми вставками. Я давно не видела ничего подобного — разве что в фильмах, поэтому скромно приняла столь искусно сделанную вещь, невольно восторгаясь ее роскошью. — Именно поэтому я принес это, — убедительно откликнулся он, указывая на свою поистине шикарную выходную маску, скрывавшую лишь половину лица. — Мы пришли, в первую очередь, не просто на переизбрание, а на тематический вечер, где все будут сначала пить, а потом уже утверждать важную документацию. Никому из директоров и тем более спонсоров не сдались эти бумажки — только нам, потому что им плевать, кто в итоге будет стоять во главе братства и сестринства. Они и лиц-то наших не запоминают, так что постарайся не попадаться на глаза новым членам совета и, главное, Хенджину и Феликсу. Эти двое вообще не должны прознать о нашем присутствии, иначе вся кампания ляжет на дно. — Чувствую, ничего из упомянутого до добра не доведёт, — пробормотала я, когда парень с энтузиазмом подхватил необходимый атрибут, спрашивая позволение зафиксировать его на лице. — Ты — мое прикрытие, Хана, — с призывом ответил парень, невольно касаясь тыльной стороной ладони скулы и задумчиво заглядывая прямо в глаза. — Просто будь в зале и отслеживай появление Хенджина. Все остальное я сделаю сам. Не зря же все-таки утянул эти маски прямо у мамы из под носа за кулисами. — Она по-прежнему работает в театре? — поинтересовалась я, замирая под испытывающим взглядом, побуждающим взять волю в кулак. — Да, у них там как раз идёт какая-то историческая постановка. Она часто спрашивает о тебе — должно быть, осталась привычка с детства. Не знаю, на каком этапе так произошло, что мы с Крисом окончательно разминулись и стали абсолютно чужими друг для друга людьми, когда с самых пелёнок двигались рука об руку и делили, как тогда казалось, один мир на двоих. Однако с разводом родителей Бан Чан в корни изменил собственное мировоззрение, должно быть, впервые познавая горечь существования без горячо любимого отца, покинувшего семью ради личных карьерных устремлений — теперь он, к слову, был крупным финансовым магнатом, что больше всего и презирал Кристофер: его разрушенное юношество обратилось в материальный эквивалент в форме разнообразной недвижимости по всей стране. Он ума не мог приложить, как каждая его слеза стоила лишний доллар, капавший в карман человеку, которого он больше всех восхвалял и ценил. Этого, впрочем, не могла понять и его мать — одна из самых добрейших душ, которую мне довелось встретить за все эти годы. Сказать, что она жила ради собственного сына, не сказать ничего, поэтому весь вес Бан Чана в обществе, его красота и популярность среди сверстников были заслугой именно его драгоценной матери, которую я очень хорошо знала. Тем не менее парень всю жизнь чуждался ее чрезмерной протекции в силу упрямого и непреклонного характера, унаследованного от отца, в узких кругах слывшего как крайне беспринципного и весьма безжалостного человека, подлинного дельца, способного идеально работать с множеством людей и заставлять их поступать в соответсвии с собственными желаниями, но не способного к роли родителя. Именно поэтому Кристофер долгое время жил в отчуждении, осознавая, что не получит того понимания, которое в своё время оказывал отец, и без крепкой мужской руки в определенный момент совсем дистанцировался — стал тем самым плохим парнем, о которых обычно слагают тонну легенд за неимением достоверной информации. Его боялись, им восхищались, в то время как я не переставала видеть обыкновенного мальчишку, чьи чувства серьезно ранили и чей неуемный потенциал вылился в нездоровую жажду лидерства, граничащую с деспотией. Он знал, что я была из того крохотного круга людей, знавших его настоящим, поэтому вовремя предпринял шаг оттолкнуть, превратившись в надменного ублюдка, которым, в сущности, вовсе не являлся. Мы долгое время сохраняли паритет, обитая на двух разных островках и спокойно деля одну власть, как когда-то делили прошлое, однако Хенджин, очевидно, крайне сильно задел его самолюбие, встал поперёк горла, поэтому Бан Чан пошёл на столь отчаянный шаг — воссоединение того, что изначально разрушил. Я не могла и не хотела его винить, поэтому и согласилась на эту авантюру: в глубине души он был мне симпатичен и в подавляющем количестве случаев все, что могла к нему испытывать, — лишь сочувствие, так как не понаслышке знала, насколько это тяжело терять близкого человека. — Это не привычка, Бан Чан, — приглушённым тоном произнесла я, замечая, как его глаза заблестели во мраке подобно двум лунным светилам. — Это то, чем дорожит твоя мама, — воспоминаниями. Я здесь тоже только из-за них — не потому что Хенджин — враг, ты — сомнительный оппонент, а школа — вертеп лжи, — а потому что мне есть что ценить. — Неужели пытаешься сказать, что помогаешь не для того, чтобы удержать положение? Я до последнего был убеждён, что ты меня ненавидишь. — Я не могу питать к тебе подобного, потому что слишком хорошо знаю: ты напуган, и я здесь, чтобы прикрыть твою спину прямо как в детстве, когда мы строили барьеры из снега и уворачивались от атак. Жизнь — это та же самая детская площадка, только сложнее. — Ты слишком добрая, маленькая Мисс Совершенство. Когда-нибудь это будет обращено против тебя, так что будь осторожна. Бан Чан покинул салон, и я с тяжелым сердцем также выступила наружу, откликаясь на его предложение сопроводить под руку внутрь, дабы не привлекать много внимания. Холл древней ратуши поприветствовал завораживающим танцем огней, развешанных вдоль арочного входа, погружавшего пространство в огромный светящийся полукруг. За все эти годы обучения в данном учреждения я никогда не ступала на территорию данного крыла, в которое редко кого приглашали, так как оно предназначалось для редких заседаний узкого круга лиц и в своё время было переоборудовано под амфитеатр. Тем не менее пространство было насквозь пронизано духом девятнадцатого века, а древность каменных каркасов и вовсе навевало чарующее чувство старины. Я чувствовала себя подозрительно спокойно с Кристофером, посколько он вышагивал чересчур уверенной поступью для человека, который также оказался здесь впервые. — Выглядишь потрясающе, кстати, — вкрадчиво заметил он, слегка склоняя голову в мою сторону, как только мы прошли пропускной пункт и выступили в огромный по масштабам зал, сиявший благодаря трём массивным люстрам в викторианском стиле, свисавшим с высокого потолка, инкрустированного причудливым орнаментом с католическим мотивом. — Тебе очень идёт эта винная помада. — Я тоже оценила твой смокинг, — хмыкнула я, тут же прикидывая обстановку и замечая колоссальное количество незнакомых лиц, скрытых под масками самых разнообразных видов и форм. — Что-то не особо прозвучало, как комплимент, — улыбнулся Чан, и я ободряюще похлопала его по плечу, подхватывая с подноса мимо проходившего официанта шампанское. — Я правда пыталась. — Никакой выпивки, Хана. Парень тут же забрал из рук бокал, оставляя его на пространном столе, переполненном прельщающими взгляд яствами и уводя в сторону. — Помни о цели и сообщи, как только Хван окажется в поле зрения. — Стой, ты уходишь? — взволнованно пролепетала я, хватая его за рукав атласного пиджака. — Оставишь меня одну?.. — Я должен прошерстить все проходы и успеть найти кабинет со списками до того, как начнётся официальная часть посвящения. Времени в обрез, поэтому чуть что — тут же связывайся через наушник, по рукам? — Клянусь богом, ты свихнулся!.. Как отыщешь нужную аудиторию, когда тут столько коридоров? — Я выяснил, что это бывшая учительская, переоборудованная под дополнительный кабинет бухгалтерии на втором этаже, где складируется вся бумажная волокита за все годы с момента избрания нового директора. — Но если тебя поймают? Что тогда? — Вот именно поэтому нужно поторапливаться. За списками придёт Хван или кто-то из братства, так что выгадай для меня время и не упусти их из виду. Последнюю реплику он уже произносил в спешке, плотнее прикладывая маску к лицу и растворяясь в пестрой толпе гостей, оставляя в непримиримом одиночестве и вынуждая желать бросить всю эту безрассудную авантюру к черту. Я поджала губы, нервно поправляя тонкие лямки чёрного узкого платья, инкрустированного мелкими хрустальными пайетками, — творение Версаче из последней коллекции, на которое были убиты последние нервы и деньги. В сознании в перемешку с руганью в адрес Бан Чана сыпались гневные проклятия в сторону столь необдуманного выбора одежды, поэтому я все-же неосознанно опустошила целый бокал шампанского для смелости, дабы избавиться от мысли, что выгляжу чересчур экстравагантно на фоне всех этих престарелых дам в кринолинах и шелках. Для простого празднования дня основания школы вечер был чересчур роскошный и многообещающий, что наводило на самые противоречивые мысли, поэтому я тут же поспешила обследовать территорию, узнавая среди многочисленных незнакомцев лишь неуклюжий силуэт директора в окружении секретаря и его официального заместителя. Из прежнего состава братства по залу шныряли лишь те самые безликие и ничем не примечательные участники, которые никогда не привносили ничего полезного в студенческое сообщество, однако заслуживали почтение присутствовать здесь только тем, что в своё время сделали приличные денежные пожертвования в общий фонд. Так вот кто нужен Хенджину — пустоголовая масса, которая отдаст за него голос на выборах? До чего же жалко. Пока такие талантливые и многосторонние личности, как Ли Джено, прозябают в самом низу школьной иерархии и считаются отбросами, эти выскочки мнят себя героями, а потом будут сидеть за столом и решать, кто представит школу на научных и спортивных олимпиадах. В груди сформировалось столько боли и обиды, что я невольно сжала кулаки, практически упуская из внимания реплику Криса в наушнике. Эй, Хана, слышишь меня?.. Отзовись! — Да-да, в чем дело? — сквозь плотно сжатые зубы прошептала я, натянуто улыбаясь каждой проходящей мимо маске. — Нашёл, что надо? Да, я прямо напротив двери, но у нас небольшой форс-мажор — тут автоматический замок. — И что я должна по-твоему сделать? Наколдовать специальный пропуск? Нет, найти рубильник и на несколько минут выключить электричество. — Совсем больной? — вспыхнула я. — Тут повсюду камеры! Меня мигом исключат из школы за подобную диверсию! Щиток прямо рядом с диспетчерской возле выхода. Попробуй пройти туда — там должно быть пусто. — Ладно, постараюсь, что-нибудь придумать, — нечленораздельно промычала я, выскальзывая из общего зала под сопровождение канонады невыносимого гомона, от которого уже порядком начинала болеть голова. Честно говоря, от просьбы Бан Чана я растерялась окончательно, чувствуя, как ступни стремительно немеют от столь быстрой ходьбы на каблуках. Сознание судорожно разворачивало самые абсурдные исходы предполагаемых событий, поэтому с каждой секундой в груди становилось все теснее — я лихорадочно разрабатывала план отхода в случае провала, чтобы окончательно не облечь весь наработанный за годы пахоты успех в пепел. На кону лежал остаток репутации, которым уже просто невозможно рисковать. Давай быстрее! У них через пять минут начинается официальная часть! — Какая ещё часть? Я практически дошла, дай мне вр-… В этот момент прямо из-за угла появился знакомый высокий силуэт, и по белокурой макушке я тут же распознала Феликса, шедшего прямо навстречу в сопровождении группы новых членов совета. Пульс моментально ускорился, и я резко была вынуждена двинуться в противоположную сторону, дабы избежать прямого столкновения. Церемония открытия — Король Хантера произносит приветственную речь вслед за директором! В чём там дело?.. — Да тут один субъект нарисовался… Стоило механически повернуть в очередной, ничем не отличающийся от других коридор, который в совокупности с остальными напоминал огромный лабиринт, как сердце пропустило болезненный удар, и я в мгновение оказалась прижатой к ледяной каменной стене, в упор сталкиваясь с двумя сапфировыми зрачками, внушившими столько ужаса, что кровь резко прилила к голове, и я ощутила жар Преисподней. — И что это мы тут вынюхиваем? — просипел Хенджин, сильнее сжимая запястье и посылая сотню животрепещущих импульсов прямо под кожу. — Так и знал, что не упустишь блестящей возможности показать себя во всей красе — в твоём стиле. Что происходит, Хана? Чего ждёшь?.. Ответь! Порывистый голос Бан Чана звенел в голове, но я стояла, сцепив зубы, не в силах пошевелиться и вымолвить хоть слово — Хван Хенджин был подобно хищнику, успешно выследившему жертву и выпустившему когти, однако это не умаляло факта того, что все его естество словно вопило: «Я — воющая сирена, поэтому тебе стоит бежать и не оглядываться, иначе через пару секунд на твоих устах не будет лежать ничего, кроме моего имени, потому что это все, о чем будешь помнить». Таких парней стоит стразу засталбливать под наименованием «Ходячий красный флаг», ибо оказаться в их поле зрения — себе дороже. В них невыразимое количество обаяния, харизмы, преступных чар, стремительно вовлекавших в немой диалог и поражавших хуже любой болезни, потому что универсального лекарства просто-напросто не существовало. Нефритовый костюм из жаккарда, сидевший точно с иголочки по властному, испытывающему телу, идеальная укладка с четко рассчитанными пропорциями и той самой роковой прядью, спадавшей на лоб, мужественный одеколон, буквально кричащий: «Рискуешь или теряешь» и просто бесподобный взгляд — господи, я точно сойду в могилу раньше, чем доберусь до диспетчерской. — О-отпусти!.. — пискнула я, и парень намеренно выпустил руку, верно предугадывая, что пошатнусь от собственного неподконтрольного порыва высвободиться: ноги подкосились, и я припала обратно к стене, лихорадочно соображая, как выбираться из этой западни. Черт, Ю! Откликнись, наконец!.. — Ты так любишь играть в кошки-мышки, Хана, — ухмыльнулся Хван, пряча одну ладонь в карман, а другую располагая прямо рядом с виском. — Прячешься по углам в школе, а теперь и на моем же собрании. Думала, не узнаю?.. Даже если бы меня окружала по меньшей мере тысяча человек, все равно без труда отыскал бы тебя — слишком горячая, нетерпеливая и прыткая. Играешь грязно, зато любишь-… так сладко, что невозможно забыть. — А чего ты ожидал? — прошипела я, демонстративно выпрямляясь и оказывая сопротивление. — Переизбираешь братство, прекрасно зная, что за этим последует переформирование сестринства! Думаешь, буду сидеть сложа руки? — В твоей кампании завелась крыса, которая сливает всю информацию, — спокойно ответил он, и я смиренно замерла, пытаясь не выдавать одолевающей паники. — Меня заранее предупредили, что ты заявишься, но я не твой враг, чтобы использовать факты против тебя. — Н-на что это намекаешь?.. — Подходи более избирательно к тем, кого держишь рядом с собой — просто-… человеческий совет. Я нервно сглотнула, пытаясь распознать в глазах блеф, однако они открыто заявляли об ином, от чего я ощутила, как на позвоночнике выступило несколько капель ледяного пота — инстинктивно хотелось отступить, хотя шагать уже было некуда. Металл колец, искусно обрамлявших тонкие пальцы, обжег холодом, как только соприкоснулся с пылающей в лихорадке скулой. — Что ты себе позволяешь?.. — рвано выдохнула я, инстинктивно останавливая его за запястье, однако Хван непримиримо накрыл щеку ладонью, кладя большой палец прямо на губы. — Хочу снять маску, — отрывисто прошептал он. — Хочу видеть лицо, которое не видел так давно. — Хван Хенджин! — раздался воодушевленный возглас, и парень тут же нахмурился, неохотно отступая назад и с фальшивым радушием принимая объятия от грузной женщины, облаченной в весьма простое, но крайне элегантное платье свободного кроя с внушительной брошью на груди. — Гости и директор — все уже заждались и ждут твоего выступления! Построение как раз началось!.. — Конечно, миссис Херд, — учтиво откликнулся он, склоняясь в поклоне и одаривая ее, должно быть, одной из самых обольстительных улыбок, имевшихся в арсенале. — Мы как раз обсуждали с моей партнершей элементы танца, поэтому прошу простить за томительное ожидание. Позвольте представить вам Ю Хану — Королеву Хантера, Председателя Совета и мою спутницу. Хана, это миссис Херд — заслуженный преподаватель школы Росса в Лонг-Айленде, член директората нашего учреждения и просто близкий друг. Твою мать, Ю, ты слышишь меня? Что там творится?.. В горле запершило от столь громкого заявления, однако я поспешила подавить подступающий приступ, имитируя самое располагающее состояние духа и охотно пожимая даме наманикюренную ручку. Честно говоря, внутри сформировалось тошнотворное чувство, но под пристальным взглядом этой влиятельной старушки таяло все — в том числе мой шок от внезапного статуса спутницы и партнерши по танцам. Она смотрела на меня так, словно Хван — ее родной сын, и она ответственна за принятие судьбоносного решения в выборе его будущей избранницы. Уж не знаю, как ему удалось охомутать и её, но метод несомненно работал — она расцветала и ещё больше мнила себя величественной особой при демонстративном снисхождении ко мне, воспринимая, должно быть, в качестве подвижного элемента — ты давно так не ошибалась, бабуля. — Очень странно, потому что в регламенте указано другое имя и-… — Мина не сможет выступить по личным соображениям, — поспешно заверил Хенджин, мягко обвивая талию ладонью, и меня повторно бросило жар то ли от негодования, то ли от желания прибить его на ровном месте. — Что ж, тогда очень приятно иметь с вами дело, — медленно протянула женщина, задумчиво обрисовывая каждый контур лица своим скрупулёзным взглядом. — Вы, должно быть, действительно хороши во всем, раз заслуживаете столь высокого звания. Буду очень рада стать свидетелем и убедиться, как блистательно вы проявите себя на публике. Стоило нам оказаться позади и немного увеличить дистанцию, как я судорожно зашептала, вцепившись в предплечье Хенджина: — Что она имела ввиду?.. Куда мы вообще идём? — Ничего особенного — просто поможешь в открытии вечера. Внесу небольшой корректив в твои планы и обращу немного внимания на себя, не против? — безмятежно откликнулся он, накрывая руку второй ладонью и стремительнее утягивая вслед за собой. — Не зря же ты всё-таки надела это короткое платье — я найду ему применение. — Какое ещё к черту применение?.. Как только мы снова оказались в эпицентре праздника, шума платьев и контрастного смеха, уголок чувственных губ парня дрогнул, и он крепче сжал кончики пальцев, оказываясь напротив и с невыразимым трепетом заглядывая в мои растерянные глаза, буквально служившие отражением бесконечных метаний души. — Подаришь мне танец?