***
Блеклый свет от потолочного фонаря навевал нестерпимый холод, пока я сидела в холле прямо напротив кабинета, за дверью которой пол часа назад скрылась Сара. В сознании творилась полнейшая сумятица, усилившаяся в геометрической прогрессии вместе с необъяснимой лихорадкой, как только узкое лицо девочки появилось на горизонте. — Ну как он? — всколыхнулась я, подскакивая с насиженного места и вытирая о ткань брюк вспотевшие ладони. Она шумно выдохнула, пряча руки по карманам и обнадеживающе заявляя: — Потерял много крови, но жить точно будет. С его рисками могло бы быть и хуже, так что будем считать, что отделались малым ущербом. — Постой-постой, какими ещё рисками? Сара удивленно распахнула веки, неловко оборачиваясь по сторонам, заметно редея и поддаваясь немного вперёд. — Д-Джено разве тебе ничего не говорил?.. — Говорил о чем? — испуганно воскликнула я, заламывая пальцы. — Клянусь богом, я вообще представления не имею, почему он полез в эту глупую драку и напоролся на острый угол металлической дверцы, хотя даже не сопротивлялся!.. Это полный абсурд! — Несколько лет назад ему диагностировали астереогноз, — пробормотала Сара, потупив взгляд в пол. — Когда папа умер, а мама объявила о переезде он потерял способность к тактильному ощущению, ко всякому роду боли в принципе — опознаёт предметы только зрительно. Я думала, ты в курсе… — Значит, — запнувшись, пробормотала я, — он не чувствует прикосновений? Совсем? Сара скромно поджала губы и утвердительно закивала, касаясь плеча и, очевидно, замечая мое ошеломление. — Наверное, это неправильно, что ты узнала подобное из моих уст. Должно быть, у него свои причины, по которым скрывал данный факт. Может, просто не хотел огорчать тебя. К тому же, ты первый человек за последние два года, с кем он так тесно общается… На самом деле, ты очень дорога ему, и это видно невооруженным глазом. Я растеряно отступила назад, резко понимая, почему Джено держал дистанцию все это время, чуждался любого контакта и нисколько не отреагировал на первый поцелуй на вечеринке — он попросту ничего не ощущал. К векам подступили слезы, но тёплая ладошка Сары крепче обвила плечо, и я тут же подавила изнутри малодушный позыв расплакаться. — Поговори с ним, Хана. Он непременно раскроется — я больше чем уверена, что он доверяет тебе даже больше, чем мне, поэтому-… просто прими его, ладно? Прими таким, какой есть — со всеми недостатками. — В том-то и дело, Сара, — мягко обратилась я, вызывая на лице девочки замешательство. — У твоего брата нет недостатков. Я заключила ее в крепкие объятия, нежно проводя по белокурым локонам, и нехотя отстранилась, прося не дожидаться и скрываясь следом за дверью больничной палаты. На душе было настолько неуютно и тяжело от того, что практически без прощания оставила ее в коридоре в полном одиночестве, однако при виде Джено отголоски переживаний стёрлись, и я замерла, будучи под прицелом его открытых ясных глаз. Лишь от одного взгляда на перебинтованную до самого плеча руку меня бросило в дрожь, но я нашла силы проделать путь до соседнего стула подле кровати и надеть маску непоколебимости. — Не нужно было приходить, — тихо откликнулся он, наблюдая за моим побледневшим от недостатка кислорода лицом. — Все равно завтра выписывают. — Скажи, кто я для тебя? Парень растерялся, нервно сглотнул, пряча поражённую конечность под одеяло и взирая на меня с оттенком мучительной скорби. — Почему спрашиваешь об этом? — Потому что не понимаю, зачем постоянно пытаешься отстраниться, скрыться, сбежать, когда я-… настолько сильно нуждаюсь в тебе. — Не хочу, чтобы ты видела меня таким, Хана: ни тем, кем я был в школьном коридоре, ни тем, кем оказался сейчас. — Ты защищался, Джено, и это совершенно естественно проявлять агрессию или слабость. Неужели не понимаешь, что важен мне любым, невзирая на обстоятельства? — Я не хочу становится бременем и-… — Я никогда не видела в тебе бремя, лишний балласт, который необходимо сбросить или что-то в этом духе! Мне всегда казалось, что нас объединяет так много вещей и, хотя мы абсолютно разные и вроде не имеем ни единой точки соприкосновения, я не могла отделаться от мысли, что хочу видеть тебя в своей жизни в качестве кого-угодно, лишь бы-… лишь бы ты был рядом, понимаешь? Возможно, я действительно страшная эгоистка и требую слишком многого, потому что теперь мне и этого мало, но-… что бы не случилось, я не откажусь от тебя, слышишь? Джено медленно потянул за край одеяла, неожиданно поднимаясь на ноги, и я взволнованно отстранилась, боясь, что он по-прежнему ещё слишком слаб для этого. Однако вопреки всем страхам ладонь неожиданно накрыла щеку, и я вздрогнула, испытывая небывалый трепет сердца и теряя всякое самообладание от нежности его черт. — С-Сара мне все рассказала, — пробормотала я, влекомая жаром и чувствуя, как он пробуждает неведомый ураган эмоций в груди. — Я знаю, что ты ничего не чувствуешь, но меня это нисколько не пугает и-… — Я чувствую, — вдруг прохрипел он, опаляя сбивчивым дыханием подбородок и лаская большим пальцем нижнюю губу. — В том то и дело. Я опознаю каждую твою деталь. Помню их все до единой: твой запах, каждый миллиметр лица, тепло рук, ритм сердца, вкус кожи… Я думал, это невозможно, но в тот день — на праздник в честь Хэллоуина — когда ты поцеловала меня, я ощутил прикосновение впервые за эти годы и понял, что ни за что не смогу отпустить… — Закрой глаза, — прошептала я, выдерживая небольшую паузу, и Джено, поколебавшись, медленно прикрыл дрожащие ресницы. Я робко скользнула подушечками пальцев по его ладони, и он тут же откликнулся с придыханием: — Твои руки. Проделав дорожку чуть выше, я накрыла шею, застывая и ощущая пульсирующую венку. — Твоё дыхание. Лицо украсила трогательная улыбка, и я явственно проследила, как сознание окутывает блаженный туман, моментально выводящий из строя и побуждающий прильнуть теснее. Однако с одновременно растущей потребностью обнять его крепче, я попыталась предостеречь себя от иного другого лишнего действия, будучи и без того покорённой чувственной отдачей, от которой мысль о левитации больше не представлялась чем-то магическим — наоборот, чем-то совершенно естественным. И сколько бы я не старалась убедить себя в том, что необходимо остановиться: слишком много сделано, чересчур много взято и потрачено безвозвратно — невозможно было сдержать себя от этой бесконечной гонки, потому что чем больше света я забирала у Джено, тем легче и в то же время несноснее становилось нести эту порочную ношу обмана. Раскрыть все карты я тоже не смела — не сейчас, когда он настолько уязвлён и вверил мне факт собственного заболевания. Должно быть, он распознал растерянность, но хватку нисколько не умерил, от чего стало не по себе — ладонь, покоившуюся на груди, пронзил тонкий ритм сердца подобно радиоактивной волне, и я испытала небывалую волну слабости, понимая, что необходимо отступить — иначе потом будет поздно. Он будет ненавидеть меня до конца своих дней, останется поглощённый мраком тоски, безверия к людям и, прежде всего, к самому себе, бесконечно задаваясь вопросами: «Как я позволил ей залечь так глубоко внутри себя? Как вообще разрешил ворваться так безапелляционно и разграбить храм собственной души?». Пока в груди ещё зиждилась частичка человечности и совести, я ревностно опустила руку, молясь, чтобы он ни в коем случае не раскрыл глаз и не сказал ни слова. Хотелось раствориться, но в унисон мыслям подобно противоборствующей аффирмации дыхание Джено стёрло след испуга и нашло мое, соединяясь воедино и вынуждая мгновенно потеряться во вселенной вкусов, навеваемых тёплым, нуждающимся поцелуем. — Твои губы, — вдруг прошептал он, и только тогда из под густой линии тёмным ресниц показались два лазурных диска. Я рвано задышала, не в силах противиться огню, поджигающему грудную клетку. — Даже если ослепну, узнаю их из миллиарда других. Ничьи другие — только твои. В горле пересохло, и я, должно быть, перестала дышать, теряясь в многоголосии ответов, лихорадочно проецируемых сознанием, — но с моей стороны слов и не могло быть, потому что ни одно из намерений ни шло в сравнение с искренним порывом Джено, который действительно держал меня так, как будто заведомо прочёл мысли и непременно был убеждён, что-то я действительно способна в любую секунду превратиться в крошечный атом. — Я больше никому не позволю причинить тебе боль… Никто не посмеет бросить ни единого гнусного взгляда в твою сторону, — продолжал сдавленно нашептывать он, неожиданно припадая ко лбу и снова мучительно сжимая веки. — Только не ты… На этот раз я не допущу ошибки. Реплики отдавались мощной дробью оружия, и я была вынуждена признать: поздно действительно наступило. Последствия были неотвратимы, и теперь просто невозможно предсказать, с какой силой они развернутся. Однако когда он держал меня так — жадно, беззастенчиво, более не скрывая гнета страсти и испытывающей тяги — я бросалась в его воды, мгновенно забывая, что какой-то исход в принципе может существовать. Разыгрывать для него незаменимого друга изначально представлялось чем-то настолько элементарным и пустым, но ничто не предсказывало обратный эффект — я боялась быть для него чем-то значимым, хотя глубоко внутри с ещё большим ужасом находила отклики ответного чувства. — Какой ошибки, Джено?.. Ты же знаешь, что я могу постоять за себя и-… — Я сделаю все, чтобы ни этот Хенджин, ни кто-то из его безмозглых членов шайки не принёс тебе вреда. Теперь я знаю, на что они способны, и видел достаточно, чтобы положить всему этому конец. Думаешь, он просто так набросился на меня практически возле кабинета директора? Он видел, что я поставил подпись в бланке кандидатов. — Постой, ты-… ты-… согласился принять участие в борьбе за звание Короля Хантера? — Я пойду на все ради тебя, Хана, и ни за что не останусь в тени, зная, что половина школы под эгидой этого отморозка жаждет тебя унизить. Если для этого придётся стать Королем Хантера, то я без колебаний готов принять вызов. — Нет, умоляю тебя!.. С уст сорвался судорожный крик, от которого парень нахмурился, только сильнее сжимая в железных тисках, в которых теперь страшно становилось находится. — Это абсурд, клянусь! Я очень хорошо знаю Хенджина — он жесток и безрассуден, когда дело доходит защиты репутации. В нем нет ни грамма жалости к тем, кто пытается идти против него, и имеет тенденцию преследовать угнетателя до того самого момента, пока не изничтожит его и не убедится, что тот больше не поднимется. Ты не должен идти на подобный риск! Если объявишь ему войну, то подпишешь себе приговор!.. — То есть предлагаешь сцепить зубы и смириться, что какой-то пресытившийся славой, неисправимый хулиган, в самом деле возомнивший себя королем, называет тебя своей? Я нервно сглотнула, заглядывая в его похолодевшие до неузнаваемости глаза, и шокировано отпрянула, упираясь поясницей в острый угол больничного комода. — Ч-чего ты добиваешься?.. — Тебя, — безразлично бросил он, не моргая, и я окончательно потеряла дар речи, невольно отсчитывая каждый сумасшедший удар сердца, резонирующий в висках. Черт побери, это какая-то несмешная шутка или порочный круг действительно удушающим кольцом сомкнулся на шее, предвещая неизбежное столкновение?***
Карусель софитов, бесконечно находивших своё отражение в опустошённой бутылке из под соджу, заманчивой россыпью ложилась на искушающее платье Жизель, которое буквально кричало: «Не отваживаешься — теряешь». Ее тонкий силуэт, грациозно растворяющийся меж бархатных подушек, навевал давно забытое, однако крайне приятное чувство единения. Тем не менее оглушающая музыка, атмосфера всеобщего подъема, спонтанные отрывки фраз и запах арбузного кальяна окрашивал его в немного другие тона, сулящие неясность рассудка. Будучи немного подвыпившей, я попыталась как можно естественнее устроится в кресле, дабы не привлекать лишнего внимания, поскольку школьные стены с особой скрупулезностью запоминают и распространяют каждый скандальный эпизод. Теперь меня неотвратимо преследовали бессмысленные толки старшеклассников, на устах которых поголовно лежало имя Ли Джено. И хотя Кайла, как член совета, была крайне скромной девочкой, в этом году по случаю совершеннолетия ей приспичило организовать более масштабное мероприятие, на которое без должного разрешения в итоге явилась чуть ли не вся школа. Изначально предполагалось, что любезно освобождённый на одну ночь родителями двухэтажный дом будет вмещать человек двадцать от силы, но слухи о бесплатной выпивке, как выяснилось позже, разнеслись быстрее, чем именинница успела разослать приглашения, и теперь вместо скромных уютных посиделок членов Совета воочию можно было узреть вакханалию, творящуюся в бассейне напротив. — Надеюсь, они там утопят друг друга, — пробормотала я, пытаясь пониже оттянуть края коктейльного платья, купленного ещё в прошлом году и после неаккуратной стирки, кажется, подсевшего на размер. Я чувствовала себя в нем фарфоровой куклой, не в силах сделать лишний вздох, однако Чейз на протяжении всего вечера неумолимо продолжала сыпать комплиментами и как заведённая настаивать, что в столь изысканном вечернем туалете я переплюнула даже все многочасовые старания Кайлы. — Мы долго будем тут сидеть и от всех прятаться? — жаловалась она, подхватывая под руку и невольно хныча подобно маленькому капризному ребёнку. — Пойдём хотя бы найдём Наоми!.. — Чтобы опять напороться на Криса, твоего ненаглядного Феликса или эту второсортную потаскуху Мину, которая снова не упустит шанса разыграть цирковое представление? Да ну к черту!.. Я вообще согласилась на все это только ради Херд, и то не ожидала, что за час до начала праздника сюда набежит куча народу! — Послушай, Кайла выбрала тебя, потому что ты Королева Хантера, символ нашего Совета и ещё ни один День Рождения членов нашей команды не проходил без тебя! Неужели переживаешь из-за какой-то Мины? Где твоя былая уверенность, Ю? Подруга ободряюще похлопала меня по лопаткам, но я лишь с большим энтузиазмом принялась опустошать новую бутылку со сливовым соджу, откидываясь на подушки и мучительно распознавая содрогание стен от музыкальных динамиков. Мне было страшно признаваться Жизель, что ещё несколько дней назад я была лично готова отказаться от собственного звания, сложить все лавры и убраться восвояси, но теперь ещё страшнее было раскрыть, что причиной нынешней головной боли был именно Ли Джено. Эпизод с дракой и госпитализацией был главным предметом практически любой дискуссии, что ещё сильнее подогревало интерес местного сообщества и подстегивало и без того невероятно быстро растущую популярность парня. Если ещё неделю назад находились те, кто откликался о нем с пренебрежением, то теперь в сети насчитывалось порядка десяти групп в поддержку выдвижения его кандидатуры в качестве Короля Хантера. Должно быть, половина школы теперь спала и видела, как бы прилепить его лицо на каждый рекламный буклет, в то время как меня нервически подергивало от той стремительности, с какой его влияние распространялось на каждого второго ученика. В нем видели образцово-показательного студента, борца за справедливость, настоящего героя, тогда как ролик, на котором он разбивает телефон старшеклассника и уводит меня из раздевалки прямо на глазах у Хенджина, уже набрал более трёх миллионов лайков в этом поганом ТикТоке. Это казалось совершеннейшим абсурдом, и теперь я никак не могла отследить тот момент, когда все мои опасения и кошмары наконец стали явью. — Дело ведь не в Мине, да? — допытывалась Чейз, обеспокоенно накрывая плечо ладонью. — Если скажу-… что причина в Джено, ты меня засмеёшь, верно? — виновато пролепетала я, невольно чувствуя, как становлюсь все меньше и меньше под ее пронзительным взглядом. — Нет, — вдруг протянула она, — абсолютно нет. Никто не исключал факта того, что в итоге он может стать тебе важен, но я изначально страшилась только того, что история может повториться. — И-история?.. — Ну да, что он в итоге влюбится и ему взбредёт в голову какой-нибудь откровенный бред, который, по его мнению, сможет удержать тебя рядом с ним. Очень даже годный сценарий для какой-нибудь романтической комедии, не находишь? Я взволнованно застыла от ее слов, и Жизель начала сдавленно посмеиваться, хватаясь за живот, пока не осознала всю серьезность сказанного и не притихла подобно птице, которой подрезали крылья. — О нет-нет-нет!.. — воскликнула она, махая руками в капитулирующем жесте. — Я знаю, что значит этот взгляд! Только не говори, что натворила что-то жуткое! В чем дело? Ты действительно настолько запудрила мозги этому миленькому социопату, что теперь он надышаться тобой не может? Нет?.. Дай-ка подумать… О боже! Неужели он отдал тебе свою девственность? — Заткнись! — шутливо бросила я, толкая ее в плечо, и девушка расслабленно упала на подушки задорно хохоча и краснея. — Тогда в чем проблема, Ю? Я томно опустилась рядом, задумчиво смотря в объятый мраком потолок и не замечая, как она участливо подперла голову ладонью, переворачиваясь на бок и с любопытством наблюдая за каждой эмоцией, невинно всплывавшей на уязвлённом лице. — Я навещала его в больнице. Раньше мне казалось, что наше общение сводилось к одной лишь игре — он долго чуждался, больше напоминая дикого зверя, и в какой-то миг я потеряла всякую надежду на то, что он воспримет меня хоть как-то. И в тот самый миг, когда я была готова расстаться с планом, он неожиданно сделал шаг навстречу — просто поддержал в трудную минуту, не сделав практически ничего. Однако его присутствие изменило многое, и тогда я постепенно начала осознавать, что не представляю ни дня без него… Не скрою, я испытывала совершенно инстинктивную тягу в простых встречах, но затем-… он словно разделил мою жизнь на «до» и «после». Я просто хочу сказать, что он особенный, Жизель — абсолютно не такой, как мы. Джено прекрасен и-… заслуживает всего самого лучшего. — Похоже, дикий грубый зверь оказался самым ласковым в мире созданием, — протянула Чейз, медленно расплываясь в нежной улыбке, в то время как я по-прежнему не решалась взглянуть на неё, смыкая руки в замок. — Он что-то сказал тебе в больнице? — Да. Сказал именно то, чего я совершенно не ожидала — намерен пойти против Хенджина и занять положение Короля Хантера. Жизель присвистнула, тут же выпрямляясь и ликующе распахивая веки. — И, конечно же, он делает это ради тебя… Твою мать, я никогда не сомневалась в твоих талантах, подруга, но с каждым разом ты буквально превосходишь все мои ожидания!.. Хенджин был неограненным алмазом, и ты слепила из него настоящего Титана, но этот субъект-… Черт побери, да он за тебя порвёт любого! Ты убила двух зайцев одним выстрелом!.. Ставлю сотку на то, что он просто без ума от тебя и хочет твою задницу. — Я не могу приносить его в жертву, Жизель! — раздосадовано воскликнула я, чувствуя, как в уголках глаз формируются слезы от невозможности высказаться полностью: я просто не знала, как облечь в вербальную форму всю ту палитру эмоций, которую испытываю к Джено, и тем более инстинктивно чувствовала необходимость сохранить подробности наших отношений в тайне. — После всего того, что мы сделали друг для друга, это просто кощунство! — Нет, ты ответь-ка на один простой вопрос: дело на самом деле в нем или в Хенджине? Я тут же замерла, чувствуя, что она окончательно застала меня врасплох, безжалостно вспарывая каждый нарыв и стремительно помещая в пучину отчаяния. Должно быть, я слишком быстро ушла вглубь себя, упорно пытаясь выявить подлинную природу чувств, из-за чего даже не заметила прибытие Кайлы, которая поспешно выплыла из-за угла, резво обнаруживая нас в полумраке и набрасываясь с радушными объятиями. — Почему цедите тут весь этот алкоголь в полном одиночестве, как две старые девы? Решили напиться, не дожидаясь кульминации праздника? Народ так и идёт! Возле входной двери не протолкнуться!.. — Нужна помощь? Может быть, больше не стоит никого пускать? — тактично обратилась я, в то время как Жизель заискивающе ухмыльнулась, демонстративно намекая, что я увиливаю от разговора. — Нет, все под контролем. Нужно только сходить к гаражу и принести пару новых пачек с пивом, — озабоченно откликнулась именинница, и я тут же встала с насиженного места, чувствуя небольшое головокружение от выпитого алкоголя. Подруги распознали мою слабость, тут же подхватывая под руки, но я поспешила убедить их в том, что все в порядке, быстро реабилитируясь и гордо ныряя в разношерстную толпу, поглощавшую в себя без остатка и невольно заставлявшую отбросить в сторону вереницу сумбурных мыслей. Больше не хотелось отягощаться нормами морали, ответственностью, поэтому я со слепым благоговением приняла этот зов всеобщего веселья, рассеянно следуя за Кайлой и явственно ощущая, как полумрак и смешение ароматов дурманит разум, погружая в блаженную негу и возводя бетонную стену перед реальностью. Я сделала несколько неуверенных шагов, практически теряясь в пространстве. Жар чужих тел оставлял приятные ожоги на плечах, спине, лопатках, и я распознала забытый отклик теплоты, словно меня и всех этих незнакомцев объединяло что-то далекое и давно покинувшее память, но оставлявшее приятное послевкусие на языке. Пестрые тени перестраивались подобно разноцветным фрескам и стеклышкам в калейдоскопе, воссоздавая из туманного облака образ Наоми, снизошедший буквально из ни от куда и посеявший раздор в и без того притупившемся от полноты чувств и агонии сознании. Я неосознанно последовала за ней, практически невесомо паря над паркетом и становясь частью безликой толпы, заботливо накрывавшей куполом и служившей щитом в столь ответственный момент. Хотелось прорваться вперёд и настигнуть ее, заключив в трепетные объятия, как это было раньше, но разговор с Жизель почему-то оставил после себя томную удушающую волну разочарования, поэтому, когда Картер уверенной поступью устремилась в узкий проход, ведущий к дополнительным гостевым комнатам, я боязливо стала двигаться вдоль стены, замечая ее напряженные агатовые глаза, обрамлённые густой линией ресниц и пленительно подчеркнутые чёрными тенями с шиммером. Она выглядела потрясающе, напоминая одинокую кошку, вышедшую на охоту и явно задавшуюся целью отхватить этой ночью лакомый кусочек. Ничто в этом мире не готовило меня к тому, что я стану свидетелем ее искрометных манипуляций, без труда сыскавших для себя жертву. Однако невозможно быть готовым к чему-то подобному — особенно к стальному голосу Хван Хенджина, рассекшему сгустившийся мрак подобно острому лезвию. — Я сделала все, как ты просил. Никто не в курсе, что ты здесь. — Он пришёл? — Боже, и почему тебя настолько заботит его персона? Даже если ему и придали более-менее удобоваримый вид, это не значит, что он что-то из себя представляет. Ты же прекрасно понимаешь, что он ничтожество, и даже протекция Ханы его не спасёт. — Дело не в ее защите. За него отдают по несколько десятков голосов каждый день, Наоми, и я не могу закрыть глаза на то, как он забирает у меня из под носа корону и мою же девушку. — Девушку? Я медленно выглянула из-за угла в тот самый момент, когда Картер расположила ладонь по правое плечо от внушительного силуэта парня, опираясь на стену, строя самые прозрачные намеки и крича всем телом, что его снисхождение — единственная причина, по которой она столь отчаянно отыгрывает эту жалкую роль. — Ты где-нибудь видишь ее, Хенджин? Может быть, видел вчера, позавчера, а?.. А, может быть, просто забыл, как она унизила тебя перед всеми в коридоре, заявив, что идёт на вечеринку по случаю Хэллоуина с другим? И она предпочла тебе самого что ни на есть отброшенного жизнью, посредственного ботаника, который ещё несколько месяцев назад сидел во время ланча под деревом и не шёл на контакт ни с одним живым существом!.. После этого ты по-прежнему называешь ее своей девушкой? У тебя совсем нет достоинства? — Кажется, ты не до конца осознаёшь с кем говоришь, — прорычал Хван, резко хватая поражённую девушку за запястье и грубо дергая её на себя. — Я не просил сливать всю информацию о Джено, поэтому не надо стоить воздушные замки и обращаться ко мне так, словно теперь я что-то тебе должен. Держи язык за зубами, Картер, и не смей так отзываться о Хане, иначе сегодняшний день в Совете станет для тебя последним! — Ты просто жалок! — воскликнула она, и на веках моментально выступили крупные слёзы, оросившие алые щеки. — Она никогда ни во что тебя не ставила — ты был всего лишь проектом, благодаря которому все эти годы она сохраняла своё положение Королевы! Неужели не видишь, что Джено точно такая же марионетка?.. Да она натравит его на тебя быстрее, чем сумеешь очнуться! Прийди в себя, в конце концов! Я была с ней с самого начала формирования Совета — она никогда не ценила и не любила ничего, кроме себя! Ей плевать, за какого парня хвататься — сегодня ты, завтра Джено — это не более, чем игра, и ты ее первая жертва, которой предоставился блестящий шанс отомстить! Неужели не хочешь правды? Просто скажи: неужели действительно веришь, что у неё есть к тебе настоящие чувства? Коридор наполнило гробовое молчание, и я сражённо прильнула к стене, болезненно наблюдая, как ладонь Наоми ложится на нежную щеку Хенджина, лицо которого мгновенно посерело под давлением ее кощунственной речи. — Я знаю, что ты любишь её, но пора признаться себе в том, что ты никогда не был для неё чем-то значимым — просто пара перчаток, которую легко можно сменить и выбросить. Должно быть, она посчитала, что твой срок годности истёк, но я бы-… я бы никогда не поступила с тобой подобным образом. Все эти месяцы я была на твоей стороне, Хенджин, и даже сейчас-… я здесь, видишь?.. Ну же, взгляни на меня. Я здесь. Я с тобой. К горлу подкатил тошнотворный ком, когда она робко, с долей опасения обвила его шею, проверяя, очевидно, на прочность возможность того, что он не оттолкнёт ее, и я окончательно потеряла связь с реальностью от столь жуткого открытия, предприняв попытку убраться куда-нибудь подальше и случайно опрокинув с подоконника вазу с каким-то растением. Сердце ещё сильнее ускорило ход, и я практически тут же перешла на бег, бросаясь в танцующую толпу и страшась факта быть замеченной. Алкоголь предательским спазмом ударил в голову, и, продираясь сквозь практически кромешный мрак, я споткнулась обо что-то твёрдое, тут же находя приют в чьих-то руках. — Эй, тише! Тише!.. Да тебя сейчас размажет прямо по этому линолеуму! Ты сколько выпила, принцесса? Под блеском лиловых огней я с трудом опознала взволнованный и привычно насмешливый лик Кристофера, который загорелся перед лихорадочно сменяющимися пейзажами подобно спасительному огню. — Прикрой меня! — сдавленно просипела я, тут же разворачивая опешившего парня по направлению к выходу из коридора и в естественной манере припадая к его груди, словно мы танцуем. — Опять? Что-то ты в последнее время зачастила использовать меня в качестве собственного прикрытия, не находишь? — однобоко ухмыльнулся он, с любопытством наблюдая, как я посекундно выглядываю из-за его плеча, дабы проверить горизонт. — Не опять, а снова, Бан. И не надо считать меня сумасшедшей и списывать неадекватность поведения на алкоголь. Я выяснила, кто помог нам украсть из бухгалтерии списки в тот вечер, когда должно было состояться переизбрание Братства. — Что?.. Ты, должно быть, шутишь? — Наоми Картер, Кристофер. Все это время это была именно она. Чан резко замер, и ладони, прежде покоившиеся на талии, резко упали вдоль тела. Похоже, он с трудом переваривал сказанное в силу всепоглощающей музыки и шума, однако когда среди сотни бесформенных лиц, слившихся в единую непроглядную массу, я обнаружила в нескольких метрах от нас тонкий лик Хенджина, меня окончательно пробило на лихорадочную дрожь, и я сдавленно пролепетала: — Ты ведь приехал на машине, да? Одолжи ключи. Мне срочно надо убраться отсюда. — С ума сошла?.. В чем дело, Хана? Ты же не умеешь водить! — Нет времени объяснять! Просто дай эти чертовы-… Парень резко оттеснил меня ближе к кухне, переполненной студентами, и я рассеянно приняла из его рук металл, приятно холодящий кожу. — Чёрный Рендж Ровер припаркован со стороны заднего двора дома. Я тебя умоляю, не влезай больше ни во что и отзвонись, как только будешь дома!.. Его глаза застыли в подлинной тоске и волнении перед неизвестностью, что невольно напомнило наши детские годы, когда он постоянно таскал из аптеки пластыри и бинты для моих разбитых в кровь коленей. Почему-то вдруг захотелось излить ему всю горечь произошедшего и довериться в той мере, как, должно быть, никогда не доверяла собственной матери, однако гнёт и ужас перед обнаружением вынудил практически бессознательно обратиться в бегство, и я моментально вырвалась наружу через раскрытые настежь входные двери, выбегая на лестничный пролёт, сплошь и рядом усеянный праздничной атрибутикой. Ключ буквально прожигал основание ладони, пока я мучительно пыталась отыскать более безопасный путь к заднему двору, но стоило оказаться на практически полупустынной территории, заросшей пышными кустами шиповника, завораживающего глаз крупными нежно-розовыми бутонами, как я не только не обнаружила обратного пути отхода, так и наткнулась на колоссальный по размерам продолговатый бассейн, тянущийся вдоль высокой изгороди. Должно быть, машина Чана находилась с обратной стороны и единственный способ добраться до неё — обогнуть дом, выйдя через главный вход. Я сокрушенно выдохнула, поёжившись от ледяного ветра, закравшегося через тонкую материю платья, и с трудом попыталась сделать полноценный глоток воздуха, протяжным хрипом оборвавшийся где-то на середине, когда внезапно при резком повороте перед глазами подобно мрачной тени выросла высокая фигура Хван Хенджина. Его кроткое и совершенно непроницаемое лицо пробудило в груди целую вереницу противоречивых чувств, которые я тут же поспешила подавить, дабы не потерять самообладание. — Что за глупая игра в прятки, Хана? — холодно процедил он, моментально сдерживая за руку и пресекая на корню возможность к маневру. — Долго будешь бегать от меня? — Не льсти себе и просто дай уйти, — выдержанно откликнулась я, смело заглядывая ему в глаза и чувствуя, как с каждым сказанным словом кольцо из его пальцев смыкается крепче, болезненным спазмом побуждая разжать кулак. — Я совершил достаточно ошибок, разрешив тебе уйти — это было не раз — но теперь я не могу позволить тебе так запросто исчезнуть из моей жизни. Я просто вовек не прощу себе этого. — Если не хочешь причинить больше боли и доказать, что в тебе осталась хоть капля совести, то точно не совершишь ни единой погрешности, оставив меня в покое. Твоя карма непременно будет чиста. Не переживай. Однако мои слова сработали подобно влиянию красной ткани на быка, и Хван с небывалой жадностью притянул меня ближе, сжимая в судорожных объятиях, инстинктивно вынуждая разомкнуть дрожащие пальцы и уронить ключ, в который было вложено столько надежды, прямо в воду. — О Боже!.. Нет! Нет! Нет! Я тут же припала на колени, пытаясь вглядеться в беспокойную от ветра гладь бассейна, подсвечиваемого рядом подводных фонарей, однако волнение решительно заполонило разумную сторону сознания, и я наперекор всем сомнениям тут же избавилась от неудобных каблуков, погружая половину онемевшего тела в воду. Однако не успели стопы коснуться дна, как Хенджин тут же опередил меня, прыгая с бортика и за считанные секунды проплывая несколько метров до заветного объекта. Все лицо, грудь плечи и волосы оказались покрытыми россыпью каплей, моментально впитавшихся в тончайшую ткань, и я тут же ощутила тяжесть материи, безвозвратно загубленной и вызвавшей неприятную дрожь по телу. Как только парень оказался на поверхности, зачёсывая назад мокрую угольно-чёрную чёлку, я нервно сглотнула, пытаясь не опускать взгляд ниже лица и по-прежнему испытывая стойкое желание его утопить. — Из-за тебя Чан убьёт меня! — сорвалось с уст, и я тут же попыталась выхватить ключ из рук, чтобы вылезти из воды, но Хван совершенно безапелляционно кинул его куда-то на газон прямо мне за голову и в следующую же секунду расположил ладони по обе стороны от содрогающихся в агонии плеч. — Что ты творишь? Это же его машина!.. — Пусть пришлёт счёт. Можешь так ему и передать. — За испорченное платье от Валентино платить тоже будешь ты?! — Как скажешь. А Валентино можешь передать, что мокрым это платье смотрится намного лучше. Я шокировано распахнула глаза, тут же скрещивая руки на груди и опускаясь по самую шею под воду, что вызвало на лице парня победную ухмылку подлинного триумфа. — Ты просто невозможен, Хван Хенджин! — прошипела я, отчаянно не зная, что предпринять, чтобы стереть с наглых губ этот бессовестный оттенок самодовольства. — Видит бог я так тебя ненавижу!.. Просто дай мне ещё одну причину, и я глазом не моргну — утоплю тебя прямо на ровном месте, и клянусь, — никто во веки вечные не найдёт твой труп! Он улыбнулся ещё шире, и в двух обсидиановых полушариях зазияли два крохотных огонька, вынудивших поежиться и возжелать слиться с этой проклятой кафельной стеной. — Ни за что бы не подумал, что настолько буду скучать по тому, как ты ругаешься на меня. Его пальцы тихо, практически невесомо высвободились из водных оков и коснулись скулы. Я инстинктивно зажмурилась, чуждаясь столь непривычной близости и чувствуя, как каждая артерия наливается свинцом от страха перед неизведанным. Теперь после всего произошедшего казалось, словно я все это время не знала Хенджина, — не могла знать градуса его тела, мягкости кожи, запаха волос. Однако мягкая вуаль его размеренного дыхания привносила подозрительное успокоение, постепенно воспламеняя в груди тонкую свечу иного чувства, которое я так упорно стремилась в себе похоронить. — Спокойно, Хана. Это всего лишь я. Расслабься. Это я, — сладко нашептывал он, бережно убирая со лба прилипшие пряди, и я робко приоткрыла глаза, затаив дыхание и открыв для себя его прелестное в своей безмятежности лицо, которое никогда не прекращало возносить на уровень выше рая и ради которого я в тайне была готова на любого рода безрассудства. Оно внезапно стало проекцией, живым укором всей нашей прошлой жизни, всех моментов, проведённых вместе, которыми я так беззаветно дорожила. Ничто из этого не умерло, — более того, с каждой встречей вспыхивало ещё сильнее и неумолимее, и больше всего я боялась только одного — сорваться с цепи. Моя глухая ненависть обращалась в такой неисчерпаемый поток обожания, что я захлебывалась в этой волне экзальтации, понимая, что пойду ко дну намного быстрее, чем он. Убаюкивающие интонации голоса вселяли вселенское умиротворение, и я даже не заметила, как бессознательно опустила руки, больше не пытаясь капитулировать из-за животного страха перед несуществующей угрозой. — Я знаю, что ты слышала наш разговор с Наоми, — столь же тихо продолжил Хенджин, скользя подушечками пальцев по подбородку и бережно сжимая его вопреки всякому нежеланию останавливать взгляд на жемчужной россыпи капель на его атласной коже. — И мне нечего от тебя скрывать, потому что она раскрыла себя буквально вчера, написав в личные сообщения о необходимости встретиться. До этого я также, как и ты, был в неведении, кто стоял за всеми этими инцидентами. Она выдала мне всю подноготную о Ли Джено, но чувствую, что большая часть из этого — плод ее бурной фантазии. Тем не менее я навёл о нем все необходимые справки и просто хочу сказать — ничего не выйдет. Можешь передать ему, чтобы прекратил участие в предвыборной кампании, иначе меньше, чем через месяц его не окажется в стенах этой школы. — Я должна расценивать это как угрозу? — степенно произнесла я, поражаясь с каким спокойствием он чеканит каждую реплику. — Не в свой адрес. Я хочу остановить все это, Хана. У меня больше нет сил, и мне невыносимо думать, что человек, которого я по-настоящему люблю, видит во мне врага. В этом несомненно есть доля и моей вины, поэтому я готов искупить, осушив до дна любую горькую чашу, лишь бы ты снова была рядом. Буду честен, последние несколько недель я в ужасе, потому что страх окончательно потерять тебя стал как никогда осязаем. Меня бесконечно преследует мысль, что, будучи в наших отношениях, я действительно был для тебя лишь временным звеном, и, слыша из каждого угла слухи, что ты якобы встречаешься с этим никчемным социопатом из параллели… Черт возьми, просто скажи: между тобой и ним ничего нет, ведь так? Ничего? Я мучительно поджала губы, пытаясь признаться себе в самом главном и сгенерировать адекватный ответ, однако Хенджину он не требовался — он в исступлении припал лбом к моему, любовно приобнимая за плечи и судорожно нашептывая: — Даже если я действительно был для тебя все это время лишь проектом, то, прошу, не говори мне об этом. Мне нравится думать, что ты любишь меня, даже если это неправда. — Да как ты можешь такое-… Я порывисто схватила его за воротник мокрой рубашки и тут же столкнулась со стеклянными глазами, переполненными такой невообразимой скорбью, что именно тот самый барьер в груди, который все это время сдерживал адскую потребность быть рядом, в миг разрушился, предательски обнажая неприглядную личину пережитых страданий. — Я больше не хочу каждое утро просыпаться в кровати, не обнаруживая тебя рядом, — гортанным тембром наперебой откликнулся он. — И не хочу жить в страхе, что в любую секунду ты можешь исчезнуть, оставить меня и быть с кем-то другим, любить кого-то другого… Ты превратила меня в грёбаного эгоиста, потому что теперь я хочу тебя только для себя одного. Его голос с каждой секундой все больше терял стабильность, приобретая животрепещущие оттенки, и я попыталась отстраниться, сжимая меж пальцев полупрозрачную ткань шифоновой рубашки, предательски открывавшей волнующий обзор на точеные ключицы и искусно выведенный угол дрожащей челюсти. С каждой секундой вздох давался с нарастающим усилием, как и слова Хенджина, лившиеся бушующим потоком, — он зримо утрачивал контроль, и меньше всего хотелось, чтобы его абсурдность подвела нас обоих к очередной ошибке. Как только я отважилась признаться, что Джено занимает особое положение в моей душе и я не способна более откликаться с прежней искренностью на столь шокирующие слова, Хван в исступлении вжал меня в борта бассейна, жадно припадая к губам и варварски крадя последний кислород из легких. Первым механизмом заработал инстинкт самосохранения, и я упорно попыталась выгадать секунду, чтобы выскользнуть из смертельного кольца горячих рук, но парень словно предугадывал каждое движение наперёд, не сбавляя оборотов и в пугающей динамике пробуждая в памяти все те самые детали, которые нéкогда составляли эпицентр моей личной Вселенной. Никто другой не мог знать его настолько хорошо, как я: глубинные привычки, спонтанные реакции, самые тёмные желания. Меж нами никогда не было барьеров. Казалось, где-то на небе давно — ещё до рождения — нам было предначертано стать друг для друга единым целым, и это была больше, чем влюбленность, больше, чем элементарное притяжение. Мы были подобно двум смертноносным вихрям — столь же независимые, гордые и непреклонные, однако стоит могущественному смерчу столкнуться с другим менее опасным, как он тут же его поглощает, удваивая силы и сея лишь большие разрушения. Наша связь была точно такая же: безрассудная, иррациональная и всепоглощающая. Глубоко в душе я знала, что любовь Хенджина — это дар, потому что, что бы я не совершила против него, он найдёт силы снять корону, подавить всю спесь и вернуться. Это порочный круг — он будет возвращаться снова и снова, потому что ничто в этом мере не сможет уничтожить в нем ту жизнь, начало которой я в своё время положила. Подняв с колен, взрастив в нем мужчину, я обрела вечного спутника, который, невзирая на любые обстоятельства, будет замыкать этот круг. Он был первым во всех отношениях, тёплым и таким до боли родным, что, как бы я не стремилась забыть об этих родинках под левым глазом, на правой скуле и шее, надо мной неотвратимо брали вверх прежние чувства, — прежняя страсть, громовым ударом сгустившая над головой плотный туман. Несколько лишних шотов текилы стали отыгрывать злую шутку — губы Хенджина ощущались непозволительно хорошо, поджигая в груди фейерверк за фейерверком. — Ты скучала по мне, — дразняще хрипел он, не позволяя отдышаться и алчно целуя снова. — Я знаю, что скучала… Можешь строить из себя холодную и неприступную, но для меня-… всегда будешь открытой. Мой союзник… Мой солдат… Я не обретала сил издать ни единого членораздельного звука, испытывая подлинное блаженство от осознания, что могу пребывать в укрытии его крепкого тела, откликавшегося на каждое прикосновение. Факт того, что он прекрасно знал, как сильно я нуждаюсь в нем, нисколько не умалял гордыни, потому что несомненно испытывал в точности то же самое. Его ладони легко и бережно ложились на изгибы тела, бросая в жаркий омут напоминания, что эта территория всегда принадлежала только ему, однако как только он мягко поддержал меня под ягодицы, позволяя обвить торс ногами и углубить поцелуй, я окончательно потеряла связь с реальностью, понимая, что снова нарушила все заранее обдуманные запреты. Хван Хенджин должен ходить с сигнальным огнём на груди, потому что ничто из того, что он проделывал со мной не было легальным. Бассейн за считанные секунды из вод Антарктики превратился в джакузи, и градус неумолимо продолжал повышаться, провоцируя с отчаянием схватиться за последние остатки разума. — Хенджин, мы д-должны-… остановиться. Парень нисколько не отреагировал на реплику, усиливая хватку на чувствительной коже и вызывая опасения, что на следующее утро следы его пальцев найдут своё красочное отражение на каждой ягодице. — Боишься, что я заставлю тебя кричать настолько громко, что этой кучке неудачников в доме придётся свернуть всю вечеринку? Я сдавленно засмеялась, зачарованно проводя большим пальцем по его опухшим губам, изогнувшимся в одной из самых невообразимых улыбок, которые я когда-либо видела. — Поверь, я могу запросто перечислить сто одну причину, по которой мы не должны останавливаться. Одна из них — тебе не удасться убежать под утро, как это было в прошлый раз. Знаешь ли-… это сильно ранило мое достоинство. — Я так понимаю, ты хочешь, чтобы я помогла тебе его восстановить? — прошептала я, судорожно зарываясь пальцами в непослушные мокрые пряди. — Только ты способна покрыть столь серьезный моральный ущерб. — Черт возьми, ты пьян, — смеялась я, ощущая его лихорадочное сердцебиение, когда он зачарованно подцепил край бретельки, обнажая плечо и оставляя ласковый поцелуй на ключице. — Не меньше, чем ты, но это не отменяет факта, что я постоянно хочу тебя в любом состоянии — даже в трезвом. Его голос воссоздавал просто невероятный оркестр в голове, претворяя ангельскую мелодику в реальность и посылая миллиард электрических разрядов по всему телу, которое изменнически перестало подчиняться отголоскам здравых мыслей и полностью перекочевало под власть невыносимых губ, ловко поджигавших каждую клетку и позволявших рассмотреть сквозь чернильные облака миллиарды алых созвездий, вспыхивавших столь же ярко, как чувства, которые просто невозможно было подчинить ни единому разумному правилу. Я ненавидела себя за столь непозволительную слабость перед ним, в глубине души испытывая страшное желание закричать и потребовать собственное сердце обратно, но он был нерушимой частью меня, поэтому я не могла просто отпустить его, оторвав кусок собственной плоти. Он словно играл роль недостающего пазла, без которого жизнь не приобретала характерной полноценности, и я не знала, как бороться с этой зависимостью. Казалось, все то время, что мы провели порознь, сделало нас ещё более сумасшедшими, и эта дикость прямым каналом передавалась прямо под кожу, возводя на совершенно иной уровень, когда мы оба полностью отдавали отчёт в совершаемом, но осознанно не хотели задумываться о последствиях. Что примечательно, так было всегда. Единственное, что нас действительно роднило в характерах, — здравая толика фривольности, которая на данном этапе дала сбой: его тело, эта грубая манера сразу брать то, что хочется, воспитали во мне ненасытность, и он как никто другой прекрасно знал, что тем самым подловит меня на крючок, превратив себя в несравненный объект моих желаний. Это был гениальный план, который работал безошибочно, потому что Хенджин никогда не был честным игроком в подобных вещах. Он любил играть со мной грязно и был прекрасно осведомлён, что я находила эту черту одной из самых привлекательных в нем. Одежда приобрела располагающую невесомость в воде, чем я воспользовалась с несказанным удовольствием, освобождая парня от рубашки, которая все это время неумолимо распаляла сумасшедшие фантазии о том, что он выглядит в тысячу раз лучше без неё. Однако ни одна фантазия не передавала его достоинства столь же ярко, как действительность, поэтому я никогда не старалась строить волшебные замки в его адрес, просто приступая к действию и зная, что в итоге он превзойдёт все мои ожидания. Платье, будучи легкомысленно отброшенным в сторону, воздушной вуалью распростерлось на поверхности воды, пока Хван неустанно погружал меня в состояние наваждения от дурмана, навеваемого букетом приторно-сладких поцелуев, оставлявших свой след на каждом диаметре кожи. Это была словно захватывающая дегустация самых разнообразных кондитерских изделий, и с новым прикосновением я обнаруживала очередной вкус, раскалённым клеймом отпечатывающимся в сердце. Мята, ваниль, корица, шоколад, мёд — я в любую секунду готова была пополнить ряды тех, кто страдает диабетом, потому что ничто больше не могло предотвратить моей безрассудной тяги осушить всю его непозволительную сладость до дна. Я была заложником собственных бессознательных стонов, заглушаемых языком, варварски вторгавшимся в рот каждый раз, когда Хенджин самым безжалостным образом подводил меня к самой грани, проникая внутрь все глубже и издевательски наращивая темп, от которого я не чувствовала ничего, кроме левитации, погружавшей в опьяняющую негу. Он действовал с хладнокровием преступника и смертельной нежностью любовника, что я просто не могла принять, тлея подобно свече и окончательно забывая, что мы находимся в публичном месте. Очертания воды начали стремительно стираться, и я крепче ухватилась за его крепкие плечи, неосознанно оставляя ряд бордовых полос от ногтей. — Моя маленькая девочка, — тихо нашептывал он, будоража сознание, и бедра, медленно соскальзывая вниз вдоль мокрого кафеля, окончательно онемели, — этой ночью ты останешься со мной, не так ли?.. Я глухо застонала, мучительно прикрывая глаза, не в силах смотреть в его столь бескомпромиссный взгляд, от которого буквально хотелось вопить. Позвоночник пронзил болезненный спазм при очередном толчке, и я, задыхаясь, поддалась вперёд, чувствуя, как Хван специально обнял меня крепче, не допуская болезненного столкновения с бортиком и минимизируя трение. — Я знаю, что моя маленькая девочка любит, когда я нежен с ней. Может-… она все-таки пересмотрит свои планы на сегодня?.. Я судорожно закивала, примыкая к нему всем телом, и с наслаждением деля один вздох, сосредоточившийся меж воссоединившихся губ. — Она однозначно-… п-пересмотрит.