Кромлинск

И вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. (Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита)

Как-то раз, когда Майе было одиннадцать, она очень сильно заболела ангиной и две недели провалялась в постели с температурой под тридцать девять. Она не могла говорить, не могла есть и даже пить ей было невыносимо больно, и Майя помнила, что постоянно плакала. Плакала от боли, от жалости к себе и от того, что отец их бросил. Они с матерью развелись за месяц до ее ангины, и позднее Майя поняла, что именно пережитый стресс спровоцировал такое тяжелое течение болезни. И в то время, когда она лежала в полубреду на своей узкой детской кровати, именно мысль о том, что папа ее больше не любит, была для нее самой болезненной. Майя помнила заботливые и прохладные руки матери, чуть влажные, потому что она все время бралась за компрессы, чтобы положить их дочери на лоб. Мать читала ей книжки, сбивала ей температуру, но Майя все равно скучала по отцу и часто звала его, а несколько раз ей даже казалось, что он зашел к ней в комнату и положил свою большую ладонь ей на лоб и шепнул: «Привет, моя маленькая птичка». Но позднее мать сказала, что отец к ней не приходил, и что ей это просто приснилось. В свою первую ночь в Кромлинске Майе казалось, что оба ее родителя снова с ней, что они заботятся о ней, больной и маленькой, и все обязательно будет хорошо. Она лежала на какой-то очень мягкой постели, укутанная в теплое одеяло и сквозь температурный бред слышала два переговаривающихся друг с другом голоса – мужской и женский. Оба голоса были очень мягкими и какими-то теплыми. Майе нравилось к ним прислушиваться, хоть она и не понимала слов. Время от времени чья-то прохладная нежная ладонь ложилась ей на лоб и гладила по щеке. Майе даже показалось, что она слышала, как женский голос над ней произнес с легкой печалью: «Такая юная… Сколько ей? Лет семнадцать, наверное, не больше. Бедняжка…». А потом Майя проваливалась в темноту и уже ничего не слышала – ни теплых голосов, ни приглушенных звуков. Ее сознание прояснилось только к утру, и вместе с первыми лучами тусклого октябрьского солнца Майя открыла глаза. Да. К несчастью, она не была дома, не была маленькой и не лежала в своей детской постели, укрывшись ватным одеялом с голубыми зайцами, в окружении заботливых родителей. И первым, что Майя увидела после пробуждения, была девочка с длинными светлыми волосами, сидящая на стуле напротив ее кровати. Беатрис. Девочка не смотрела на нее, она склонила голову над чем-то, и Майя не сразу сообразила, что Беатрис шьет. Ее тонкие проворные пальчики обметывали край носового платка в бледно-розовый цветочек. Майя сглотнула и тут же поморщилась от дикой боли, почти такой же сильной, как тогда, когда она болела ангиной. Горло было сухим и словно сузилось до размеров игольного ушка. – Пить… – прошептала Майя. – Можно мне… попить. Девочка тут же встрепенулась, поднялась со стула и одарила Майю счастливой улыбкой: – Ну наконец-то! А я уже думала, что ты никогда не проснешься! Аарон велел мне оставить тебя в покое, но я все равно пришла! Сейчас принесу тебе теплой воды, только не вставай… Девочка прошла к низкому деревянному столику, застеленному белой салфеткой с красным орнаментом по краю и налила воды из чайника в кружку, проверила кружку рукой, убедилась, что вода достаточно теплая и вернулась к Майе. – Там еще немного мяты, – произнесла Беатрис, с улыбкой протягивая кружку Майе. – Чтобы пить было приятнее. Майя хотела сказать «спасибо», но ее сухое горло не способно было произвести ни звука, поэтому девушка сначала напилась, вернула пустую кружку девочке и только после этого слабо поблагодарила ее. – Не за что! – Беатрис тряхнула волосами. В ее светло-карих глазах заиграли любопытные огоньки. – Ну, как ты себя чувствуешь? – Немного… лучше, – Майя оглядела комнату, в которой оказалась. Темно-серый потолок, расчерченный черными трещинами, старые выцветшие обои лимонного цвета на стенах, два окна с деревянными старыми рамами и без занавесок, на полу выстелен темно-зеленый ковер, настолько утоптанный, что ворса почти не было видно. Из мебели – только ее кровать, столик и два стула, а также комод, на котором стояло старое радио времен молодости Майиной бабушки. «Господи… куда же я попала, черт побери?» – подумала Майя, и в глубине ее существа снова заворочалась вчерашняя паника. – Твои вещи в моей комнате, – сказала Беатрис, снова усаживаясь на свой стул. – С ними все в порядке, так что, можешь не волноваться. Здорово мы с Аароном тебя спасли, правда? – Здорово, – согласилась Майя без особого энтузиазма. – Эти мальчишки такие противные, я терпеть их не могу! – Беатрис скривилась. – Они вечно отбирают у новеньких вещи и сбегают с ними, и кому потом это искать! – У новеньких? – хрипло спросила Майя. – Что это значит? Беатрис уже открыла рот, чтобы ответить, когда дверь за ее спиной скрипнула, и в комнату заглянуло огромное лицо с усами и бородой. Ее вчерашний спаситель Аарон. – Ну, как тут наша больная? Уже проснулась, я вижу? – он улыбнулся, проходя в комнату. Майе странно было видеть улыбку на этом лице, которое еще вчера было таким суровым, пылающим гневом. Улыбка же смягчала его настолько, что даже усы и борода уже не казались такими угрожающими. Девушке сложно было определить, сколько ему лет, но не больше сорока, уж точно. – Майе уже лучше! – радостно сообщила Беатрис. – Лекарства Руби подействовали! – Вот и хорошо, – Аарон взял себе второй стул, поставил его рядом с Беатрис и тоже сел напротив кровати девушки. – Мне уже можно рассказать ей, что происходит? – спросила Беатрис, и голос ее прозвучал так, словно она выпрашивала конфеты в магазине. – Можно? – Да, думаю, мы должны все рассказать, – кивнул мужчина. – Не мы, а я! Ты обещал, что я могу сама рассказать! Я хочу сама! – Ну давай, – в голосе Аарона прозвучало легкое снисхождение, но Майе показалось, что ему нравится уступать девочке. Беатрис же вся загорелась от представившейся ей возможности, ее щеки разрумянились, а пальцы потянулись к волосам, чтобы заправить их за уши. – Итак, Майя, – начала она серьезным и возвышенным тоном. – Вчера, когда ты возвращалась домой, с тобой случилось нечто странное, не так ли? Твой родной город куда-то исчез, и ты вдруг оказалась среди жутких заброшенных домов? – Да, – сипло подтвердила Майя. – Я… подумала, что заблудилась. И в то же время понимала, что это невозможно. Я слишком хорошо знала этот район и улицу Чернышева… Но она… как будто исчезла куда-то. И на ее месте оказалась улица Демидова. Что… что произошло со мной? Вместо ответа Беатрис спросила: – Что ты знаешь о параллельных мирах, Майя? Майя пожала плечами. Уж не хотят ли эти двое сказать, что она попала в параллельный мир, просто свернув в соседний двор? Бред какой-то. Сказочка вроде тех, которые ей без конца рассказывала Марина. Сказочка о великом вселенском разуме, параллельных вероятностях развития событий, пришельцах из других миров и планетах, состоящих из сахарной ваты с реками клубничного сиропа. Сколько раз она хохотала, когда Марина начинала фантазировать о чем-нибудь подобном? И сколько раз неловко умолкала и отворачивалась, пряча смущение, когда понимала, что Марина не просто фантазирует, а на самом деле верит во всю эту ерунду? – Параллельные миры могут существовать там же, где и наш мир, только в другом измерении, – сказала Майя. – И мы не видим их, хотя они как бы есть. Но вы же не хотите сказать, что… Беатрис улыбнулась, но на этот раз к детскому восторгу в ее улыбке примешивалась недетская печаль: – На самом деле мы все здесь не знаем наверняка, что с нами произошло, и как это можно объяснить. Поэтому строим разные теории уже на протяжении нескольких лет. Руби выдвинула теорию параллельных миров, и остальные жители города ее приняли. Мы знаем лишь одно – наш привычный мир в один момент исчез для каждого из нас, и мы оказались здесь, на заброшенных улицах старого города. Здесь другие дома, другие, незнакомые улицы. Здесь все другое. И мы не знаем, как попадаем сюда. Потому что в этот момент ничего не происходит. Мы просто оказываемся здесь. – Вы тоже попали сюда с Чернышева? – спросила Майя, ощущая, как легкая тошнота с привкусом мяты поднимается к ее горлу. – Нет, я попала сюда с улицы Ленина, – ответила Беатрис. – А Аарон – с проспекта Победы. – Послушай, Майя, – подал голос Аарон. – Мы понимаем, каково тебе сейчас. Мы все через это проходили. И первой фазой для тебя будет отрицание. Но чем скорее ты примешь происходящее, тем легче тебе будет с этим справиться. Так вышло, что для каждого из нас жизнь изменилась резким и непостижимым образом. И каждый из нас по какой-то причине оказался в этом странном городе, полном полузаброшенных зданий. В этом незнакомом мире. Никто из нас не хотел этого. Но это случилось. – Ладно… – выдохнула девушка. – Допустим, я вам верю. Допустим, я не буду отрицать очевидное. Я и сама все видела вчера собственными глазами. Но что теперь делать-то? Мне нужно вернуться домой. За меня мама беспокоится. Как мне выйти отсюда, как найти дорогу обратно? Аарон и Беатрис переглянулись, никто из них не торопился отвечать, и Майя поняла, что ничего хорошего она не услышит. – В том-то и дело, – мягко произнес Аарон, а притихшая Беатрис опустила взгляд и принялась перебирать складки на своей длинной бежевой юбке. – Отсюда нельзя выйти. Дороги обратно нет, Майя. – Нет? – тупо переспросила Майя. – Что значит «нет»? Этот город бесконечный, что ли? – Ну, можно сказать и так, – мужчина слабо повел плечами. – Этот город, Кромлинск, как мы его называем, как бы замкнут сам на себя. Мы все пытались найти выход, каждый из нас пытался, и ты тоже обязательно попытаешься, когда достаточно окрепнешь. Даже если мы объясним тебе, что покинуть его нельзя, ты все равно попытаешься. Потому что каждый пытается в первое время. – Но почему его нельзя покинуть? – в голосе Майи зазвенели жалобные, испуганные нотки. Ее разум отказывался принимать происходящее. Она больше никогда не увидит свою маму, не вернется в свою комнату? Не пойдет на работу и на дурацкие пары? Не увидит Марину? – Можно я? Можно я объясню? – снова оживилась Беатрис и вытащила из кармана юбки большую круглую бусину из полупрозрачного голубого стекла. – Смотри, Майя! – она положила бусинку на ладонь. – Круглая, как наша планета, да? Ответ от Майи не требовался, и она просто уставилась на стеклянный кругляшок, силясь подавить слезы, а Беатрис продолжала тоном школьной учительницы: – И наш город, наш Кромлинск, тоже как будто круглый. Покинуть его, выйти из него – все равно что выйти с нашей планеты. Это невозможно. Потому что в каком бы направлении ты ни шел, в итоге ты все равно вернешься в ту точку, откуда начал свой путь. Я правильно объяснила? – она с сомнением посмотрела на Арона. – Правильно, – он потрепал ее по волосам на затылке, и девочка заулыбалась, пытаясь смахнуть его ладонь. – Ты понимаешь, Майя? Все мы словно заперты в маленьком стеклянном шарике. И выйти за его пределы невозможно. Хотя ты, разумеется, имеешь право попытаться. – Почему у вас такие странные имена? Как из какой-нибудь книжки… – неожиданно для себя самой спросила Майя. Раньше она никогда не обратилась бы с таким невежливым вопросом к малознакомым людям, но раньше она и в параллельные миры не проваливалась. – Мы сами дали себе эти имена, – с гордостью объявила девочка. – Да, – подтвердил Аарон. – Для каждого из нас в этом мире началась новая жизнь, не похожая на прежнюю. Здесь многие придумывают себе другие имена. Просто так, чтобы было интереснее. Почему бы и нет, в конце концов? Ты тоже можешь придумать себе другое имя, если тебе твое не нравится. «Бабушка уж точно придумала бы мне другое», – промелькнула в голове мрачная мысль. – А я придумала имя для Аарона! Я сама его придумала! – похвасталась Беатрис. – Классное ведь имя, правда? И очень подходит ему. Майя слабо кивнула и спросила: – Аарон – твой отец? – Нет! – хором воскликнули девочка и мужчина и тут же оба смутились, а Беатрис добавила со смешком: – И слава богу. Он мне не отец. Мы друзья. Майя снова кивнула, хотя дружба между таким взрослым мужчиной и маленькой девочкой представлялась ей довольно странной. – А женщина? – спросила она. – Мне показалось, что ночью здесь была еще какая-то женщина, она делала мне компрессы. – Это Руби, – ответила девочка. – Она в нашем городе самая главная. И еще она врач. Приходила осмотреть тебя и дать лекарство. Она сегодня днем еще зайдет тебя проведать, и вы сможете получше познакомиться. – Ясно, – Майя вздохнула. В тот момент ей хотелось лишь одного – забраться под одеяло с головой и не видеть никого: ни Беатрис, ни Аарона, ни эту Руби. Должно быть, Аарон прочел это желание на ее кислом лице и сказал: – Как насчет завтрака? Мы с Беатрис пойдем приготовим тебе что-нибудь питательное, а ты пока отдохни немного, хорошо? Девушка кивнула. Есть ей не хотелось, но зато хотелось остаться одной и хоть как-то осмыслить услышанное. Аарон поднялся со стула и, взяв Беатрис за руку, повел девочку за собой, но она все время оборачивалась на Майю и улыбалась так, словно они уже были лучшими подругами. Майя вздохнула. К сожалению, чувств этой девочки она не разделяла. У нее даже не было сил улыбнуться в ответ. Когда дверь в комнату затворилась, и шаги затихли, Майя сбросила одеяло и спустила ноги с кровати. Промозглый холод ущипнул ее голые коленки. Майя была в одной вчерашней футболке, а джинсы с нее сняли, и, очевидно, унесли туда же, где лежали ее вещи. Но хотя бы трусы и носки по-прежнему были на ней. Держась одной рукой за спинку кровати, Майя осторожно встала. Ее ноги все еще были очень слабыми. Похоже, ночью она пережила довольно сильный жар. С Майей такое бывало и раньше – ее организм частенько реагировал на сильные стрессы резким повышением температуры и простудами. Пройдя мимо столика с чайником и чашками, Майя заметила также стоящий там пузырек с белыми круглыми таблетками. Наверное, именно их она и принимала, чтобы сбить температуру. Майя этого не помнила. Помнила только прохладные нежные руки на своем горящем лице. Девушка подошла к окну и прислонилась к стене, обняв себя руками. Ей открылся вид на заброшенный пятиэтажный дом, и Майя посчитала, что сами они находятся на четвертом этаже, возможно, такой же пятиэтажки, как та, на которую смотрела девушка. Внизу был дворик, довольно приличный и не похожий на те запущенные заброшенные дворы, которые она видела вчера вечером. Трава там была скошена, качели, горка и карусель как будто недавно покрашены свежими красками, и на огороженной сеткой баскетбольной площадке играли с мячом два мальчишки лет тринадцати. Как будто ничего и не изменилось. Как будто она все еще в своем городе, смотрит из обычного окна на обычный двор, и не на параллельный в какой-то другой реальности. «Сколько здесь людей? – невольно подумала Майя. – Сколько еще таких же застрявших, как я? Здесь есть и совсем дети… Как они живут теперь, без своих родителей? Как здесь вообще можно жить?». Ощутив внезапный приступ слабости и головокружения, Майя поползла обратно в свою кровать и натянула одеяло до самого подбородка дрожащими руками. То ли она просто замерзла, то ли ее снова начинало знобить. Майя вспомнила историю, которую как-то услышала в новостях ее мама, а потом пересказала ей. Майя не могла точно восстановить детали, не помнила, в каком городе это случилось. Помнила только, что история была о женщине, которая шла по улице и просто исчезла средь бела дня. Это зарегистрировала даже камера на углу дома. Женщина, которая шла по своим делам, внезапно растворилась в воздухе, и больше ее никто не видел. Уж не произошло ли с ней то же самое? Возможно, она тоже не заметила, как исчезла из одного мира и появилась в другом? Майя поджала губы, представив, что сейчас чувствует ее мать. Да, их отношения уже давно нельзя было назвать близкими и доверительными (мать даже о ее ориентации не знала), но все равно это была ее мама, и Майя любила ее. Должно быть, мама не спала всю ночь, ожидая, когда дочка вернется, должно быть, она уже позвонила в полицию. О своем отце Майя не думала. В конце концов, он сам исчез из их жизни, и исчезновение Майи его вряд ли взволновало бы. А вот ее мама… У нее больше никого не было, кроме Майи. По щекам из уголков глаз потекли горячие слезы и попали в уши, так как девушка лежала на спине, но Майя не обратила внимания на щекочущее неприятное ощущение. «Я должна найти способ вернуться. Что бы они все ни говорили, я должна вернуться домой». Примерно через двадцать минут ее снова навестили Аарон и Беатрис с огромным подносом, который она несла, конечно же, сама. На подносе стояла тарелочка с овсяной кашей, два печеных яблока с орехами и травяной чай с листиками мяты. Аппетит у девушки, несмотря на пережитое потрясение, проснулся мгновенно. Она вспомнила, что последний раз ела вчера утром, да и то половинку бутерброда сложно назвать нормальной едой. Беатрис хотела остаться с ней, но Аарон сказал, что им не стоит утомлять Майю, и хотя бы до вечера ей нужно побыть одной. Майя была ему за это благодарна, и когда они оба уже собирались покинуть комнату, внезапно спохватилась и с набитым овсянкой ртом спросила: – А что насчет мобильных телефонов? Они здесь, как я понимаю, не работают? – Нет, – Аарон покачал головой. – Почти каждый из нас попадал сюда вместе с телефоном, и каждый из нас пытался им воспользоваться, но это бесполезно. Связи нет, и как телефоны эти устройства больше не работают. – И все равно я… хотела бы попробовать. – Да, конечно, я могу… – Я сама тебе принесу! – перебила его Беатрис и юркнула за дверь. Аарон только с улыбкой пожал плечами и тоже вышел из комнаты. А Беатрис через пару минут вернулась. Ее длинные волосы чуть растрепались от быстрого бега, и девочка пыталась пригладить их одной рукой, а другой протягивала Майе ее злополучный мобильный, который у нее вчера чуть не украли. – Зачем тем мальчишкам были нужны мои вещи? Ведь большинство из них здесь все равно бесполезны, – спросила Майя у Беатрис, которая не торопилась уходить и надеялась, что Майе может понадобиться что-нибудь еще. – О нет, очень даже полезны! – живо возразила девочка. – Жители нашего города всегда с жадностью набрасываются на вещи новеньких. Потому что в этих вещах может оказаться много чего интересного. Разумеется, мобильные телефоны нам больше не нужны. Но некоторых предметов в Кромлинске не хватает. Например, одежды. Она изнашивается со временем, а купить новую нам негде. Или лекарств. Или вкусной еды, шоколада, например, – Беатрис улыбнулась. – Я очень любила шоколадки раньше! – Жаль, что у меня их не было, я бы тебе отдала, – с грустной улыбкой произнесла Майя. – Сколько ты уже здесь находишься? – Три года и два месяца, – с гордостью ответила девочка. Она хотела еще что-то сказать, но откуда-то из коридора зазвучал требовательный голос Аарона, который велел, чтобы Беатрис оставила больную в покое. – Вечером еще поболтаем, – хихикнула девочка и вприпрыжку побежала к двери. Оставшись одна, Майя включила смартфон. Как она и думала, сигнал сети отсутствовал, Интернет также не работал, но Майя все же предприняла глупую и отчаянную попытку позвонить матери, а потом швырнула телефон в дальний угол кровати и продолжила есть, уже без аппетита.

* * *

Когда Майя услышала голоса в коридоре и поняла, что пришли к ней, было уже около часу дня. Девушка успела еще немного поспать, а потом занималась тем, что отстреливала птичек в своем телефоне, чтобы хоть немного отвлечься. «Биу-биу, агрхргх» – эти звуки падающих птичек были такими привычными и успокаивающими, что Майе даже удавалось обмануть себя и убедить в том, что она находится все в той же нормальной реальности. В магазине она часто убивала время на эту глупую игру, которая всегда ее так раздражала, но Майя почему-то никогда не могла ее удалить. Биу-биу, агрхргх Биу-биу, агрхргх Последние две птички рухнули с веток, заиграла победная музыка, и Майя перешла на новый уровень, а ветки снова заполнились разноцветными птичками с пугающими желто-красными глазами и черными клювами. Биу-биу, агрхргх В дверь постучали, и Майя поспешно выключила мобильный. – Да, войдите! – хрипло отозвалась она. Дверь отворилась, и в комнату вошла молодая женщина в белом халате и с темно-красными, рубиновыми волосами, мягкими волнами опускающимися на плечи. На ее губах играла доброжелательная улыбка, а в руке женщина держала небольшой чемоданчик. Значит, это доктор. Та самая Руби, которая делала ей компрессы прошедшей ночью, и когда женщина заговорила, Майя сразу узнала ее голос, слышанный сквозь тяжелый болезненный сон: – Привет, Майя. – Зд… равствуйте, – неуверенно ответила девушка, приподнимаясь и садясь на постели. – Меня зовут Руби, – женщина прикрыла за собой дверь и мягко, почти бесшумно прошла к стоящему напротив кровати стулу. – Ты меня не помнишь, но я уже приходила к тебе сегодня ночью. Я врач. – Нет, я помню. Слабо, но помню. Я помню Ваш голос, – Майя не могла оторвать глаз от рубиновых волос женщины, похожих на пламя костра, и особенно ярко выделяющихся на фоне белоснежного халата. Так вот, почему ее так зовут. Руби. – Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросила Руби, садясь на стул и кладя чемоданчик на колени. – Не знаю. Вроде бы… лучше. – Да ладно, скажи честно, – Руби усмехнулась. – В таких обстоятельствах невозможно чувствовать себя лучше. И если тебе хреново, не стесняйся. – Мне хреново, – быстро согласилась Майя, и они рассмеялись вместе. У Руби был красивый смех и красивая улыбка. Да и сама она была довольно красивой – с темно-голубыми глазами, слегка подведенными легкими стрелками, длинными ресницами, и бледной кожей. На вид ей было около двадцати семи, и весь ее облик лучился спокойствием и уверенностью. Рядом с такими людьми всегда невольно расслабляешься, и для врачей это качество особенно бесценно. И Майя почувствовала, что расслабилась тоже. – Аарон и Беатрис уже рассказали тебе обо всем? – спросила Руби. – Да, – Майя кивнула. – Теперь я знаю, где нахожусь. Но легче мне от этого не стало. – Я понимаю, – она улыбнулась и открыла чемоданчик. Щелк. Такой звонкий, приятный на слух щелчок. – Но поверь, то, что с тобой случилось, не так уж и страшно на самом деле. У нас хорошо, и ты обязательно привыкнешь к новой жизни. Даже Беатрис, как видишь, привыкла, хотя она еще совсем ребенок. Майя снова кивнула, почти готовая поверить в это. – А тебе сколько лет, Майя? – Руби достала стетоскоп и повесила его на шею, чуть тряхнув своими густыми блестящими волосами. – Двадцать, – ответила девушка. – О! – молодая женщина немного удивилась. – А я думала, что лет шестнадцать. Ты выглядишь такой юной. Но ничего, мне тоже никто не дает тридцать пять. – Тридцать пять! – поразилась Майя. – Угу, – Руби усмехнулась, как бы говоря «Ну вот видишь!». – В прошлом месяце исполнилось. – А сколько лет Вы уже находитесь… здесь? – Пять лет. Тоже в прошлом месяце исполнилось, – Руби пристально посмотрела на Майю, как будто желая взглядом придать больше веса своим словам. – Я здесь дольше всех. Мы с Астрид попали сюда самыми первыми. Когда в Кромлинске еще не было ни одной живой души, – Руби вытащила из чемоданчика плоскую металлическую палочку, подмигнула Майе и произнесла: – А теперь пойдем-ка к окошку. Я хочу взглянуть на твое горло. Вчера мне это не удалось, но я хочу убедиться, что все в порядке. Послушно Майя выбралась из постели. Ей нравилось делать то, что говорила эта женщина, почему-то это ее успокаивало, хотя раньше Майя терпеть не могла врачей и всегда прогуливала медосмотры. Но рядом с Руби ей казалось, что она снова стала ребенком, и что все теперь будет хорошо, потому что о ней позаботятся. Они подошли к окну, и с легким стеснением Майя открыла рот пошире и ощутила холодную, отдающую железом палочку на языке. – Так… так. Ага, – Руби внимательно, чуть прищурившись, заглядывала Майе в рот несколько секунд, а потом с удовлетворенным видом вытащила ложечку для осмотра и заключила: – Небольшое покраснение есть, но ничего страшного. Уже завтра все неприятные ощущения должны пройти, если будешь полоскать горло травами, которые я тебе принесла. А теперь давай-ка я тебя послушаю, приподними футболку… – она взялась обеими руками за дужки стетоскопа, собираясь вставить их в уши. Майя замялась. Смущение захлестнуло ее внезапной душной волной. Вчера она не надела лифчик. И под футболкой у нее ничего не было. – В чем дело? – красивые брови Руби слегка приподнялись и вопросительно изогнулись. Ответом ей был полный ужаса взгляд Майи и слабое бормотание: – Я… я без лифчика. Я… мне… неловко как-то. Руби улыбнулась, и Майя вдруг подумала, что эта самая теплая улыбка, какую она когда-либо видела. Так улыбалась ей только Марина, когда-то очень давно. Марина, которая была ее теплым солнцем. – Но, Майя, не нужно стесняться. Я же доктор. Кроме того, я тоже женщина. «В том-то и дело», – с тоской подумала Майя, сжимаясь, втягивая голову в плечи и чувствуя, как холод простывшего пола касается ее кожи даже через плотные носки. Всего на мгновение в темно-синих глазах Руби промелькнуло замешательство, а потом, Майя была уверена, эта женщина прочитала ее мысли: – Тебе нравятся девушки, Майя? – в том, с какой мягкостью она произнесла эту фразу и в особенности ее имя, было что-то сакральное. Майя ощутила волну мурашек, ощутила, как ее голые ноги покрылись гусиной кожей и понадеялась, что Руби этого не заметит. – Как… Вы узнали? – спросила она тихо. Руби продолжала улыбаться, все с той же спокойной теплотой. – Ну… не пойми меня неправильно, но твоя внешность уже является достаточным сигналом для тех, кто в теме. – Для тех, кто… в теме? – эхом повторила Майя. – Но Вы… – Я би, – Руби тихонько усмехнулась. – Я была замужем, но и отношения с девушкой у меня тоже были. После развода, разумеется. – Вот… вот как, – ошалело пробормотала Майя, и в ту же секунду градус ее смущения, который и так был невыносимым, подскочил еще выше. – В нашем городе тебе не нужно это скрывать, не нужно бояться, – сказала Руби. – В Кромлинске нет гомофобии. Да это, наверное, и невозможно, когда у власти стоят две женщины нетрадиционной ориентации, которые кроме всего прочего, отлично стреляют, – она хохотнула, и Майя, чуть расслабляясь, усмехнулась тоже. – Короче, здесь ты можешь быть самой собой, Майя. А всех, кто будет против, мы с Астрид собственноручно подстрелим солью в задницу. Уж поверь, нас здесь все побаиваются. Особенно Астрид, – и заметив, что взгляд у Майи по-прежнему испуганный, Руби поспешно добавила: – Но тебе бояться не нужно. В этом городе никто не причинит тебе зла. Однако… как бы там ни было, это все лирическое отступление. А мне по-прежнему необходимо послушать твои легкие. Я понимаю твое смущение, но здесь оно ни к чему. Потому что за годы своей работы в больнице я перевидала столько сисек и писек, что не сосчитать. Майя не выдержала и захихикала, и Руби посмеялась вместе с ней и добавила: – Кроме того, я уже видела твою грудь сегодня ночью. Я ведь уже слушала тебя, пока ты была без сознания. Так что, ничего нового я сегодня не увижу, и у тебя нет причин для смущения. Нельзя сказать, что эта информация придала Майе больше уверенности, и ей все же пришлось превозмочь нечеловеческий стыд, чтобы задрать наконец футболку. Она была уверена, что ее сердце колотится слишком сильно, и Руби услышит это в свой стетоскоп и догадается о ее бешеном волнении. Но Руби, если о чем-то и догадывалась, виду не подавала. Ее лицо оставалось спокойным и серьезным, когда она приложила холодный кружочек к груди Майи. Девушка непроизвольно вздрогнула, по ногам снова пробежала волна мурашек. – Хорошо, а теперь сделай глубокий вдох носом и выдохни ртом… – попросила Руби, и Майя сделала, как она сказала. – Отлично, и еще разок… Майя снова вдохнула и выдохнула. Когда они с Руби стояли друг к другу так близко, почти вплотную, Майя могла ощутить исходящий от ее халата запах лекарств и спирта, обычный больничный запах, но к нему примешивалось что-то еще, какой-то легкий аромат, возможно, от волос Руби или от ее запястий. Аромат свежий и одновременно сладкий, и тоже напоминающий почему-то о детстве, о леденцовых конфетах в шуршащих обертках, о спокойствии и простоте. – Умничка, – похвалила Руби. – А теперь повернись-ка спинкой и тоже сделай несколько глубоких вдохов, но только ртом, хорошо? С облегчением и в то же время с каким-то смутным сожалением Майя повернулась спиной, и кружочек стетоскопа, уже нагретый ее кожей, уперся ей под левую лопатку. – Ну, вот и все! – воскликнула, наконец, Руби и помогла Майе опустить и оправить футболку. – И каков же Ваш диагноз, доктор? – со смущенной улыбкой поинтересовалась Майя. – Жить будешь, – весело ответила Руби, вынимая стетоскоп из ушей и снова вешая его на шею. – Твои легкие чистые, все в порядке. У тебя обычная простуда, Майя. Но все же я настаиваю на том, чтобы ты провела три дня в постели и окончательно окрепла, потому что ночью у тебя был очень сильный жар. – Хорошо, – согласилась Майя, которая согласилась бы со всем, что ей сказала бы эта удивительная женщина с рубиновыми волосами. – А теперь марш обратно под одеяло! – скомандовала Руби. – Ты совсем замерзла. Я сейчас заварю тебе чай, укрепляющий иммунитет. Не обещаю, что он будет вкусным, но зато очень действенным. Майя нырнула в свою постель, а Руби достала из чемоданчика тряпочный пакетик с какой-то сушеной травой и ушла на кухню. Вернулась она через пять минут, когда Майя уже начала по ней скучать, вернулась с маленьким чайничком, накрытым полотенцем, подмигнула девушке и поставила чайник на столик. – Нужно еще немного подождать, чтобы лекарство заварилось. А мы пока померяем твою температуру, – из кармана халата она вынула термометр в пластмассовом белом футляре и протянула его девушке. – А кем Вы работали раньше? – спросила Майя, засовывая градусник подмышку. – Ну, в смысле, каким врачом Вы были? Руби присела на стул возле ее кровати, положила ногу на ногу, откинулась на спинку и только после этого ответила, снова пристально глядя на девушку с легкой полуулыбкой: – Хирургом. – Ого! – Майя не удержалась от удивленного и восторженного возгласа. Ей почему-то казалось, что Руби была терапевтом или педиатром, или… Короче уж точно не хирургом, который хладнокровно режет людей и вытаскивает из них всякую гадость, не моргнув глазом. Неужели именно такой Руби и была? Спокойной и хладнокровной? – Что, тебя это пугает? – с той же улыбкой и слегка прищурившись, спросила Руби. – Ну… нет, не то чтобы пугает. Я просто удивилась. – Сложно представить меня со скальпелем? – она хохотнула. – Немного. Сложновато. – Да, – она вздохнула. – Я уже и сама начинаю забывать, как держать его в руках. За все время, что я нахожусь в этом городе, мне довелось провести лишь пару операций в ужасных, средневековых условиях. Но пациенты выжили, если что. Они снова немного посмеялись. – А ты чем занималась, Майя? – спросила Руби, внимательно глядя на девушку. Как будто ей и в самом деле это было интересно. – Да так… – Майя снова отчего-то смутилась. Она не очень любила рассказывать о своей учебе и о будущей профессии, по которой она все равно не собиралась работать. И вдобавок, ее профессия казалась ей какой-то несерьезной по сравнению с тем, чем занималась Руби. – Я училась в университете. На факультете журналистики. И совмещала это с работой в букинистическом магазине. Вот как раз сегодня я должна была выйти на работу… Моя начальница наверное в бешенстве… Майя поникла, а Руби, как будто желая ее отвлечь, спросила: – Ты, наверное, любишь читать книжки, раз выбрала такую работу и такую профессию? – Да, очень люблю, – Майя кивнула. – Моя мама всегда говорила, что я живу не в этой реальности, а в книжках и сериалах. И, кажется, она была права, потому что теперь я и правда нахожусь «не в этой реальности». – Мне всегда нравились начитанные люди, – в голосе Руби звучало ободрение, словно она всячески старалась отвлечь Майю от мыслей о доме, матери и прочих привычных вещах, которые девушка навсегда потеряла. – Сама я редко читала художественную литературу. Вечно не было на это времени, – она медленно и плавно приподнялась со стула и прошла к столу, взяла чашку, чтобы налить в нее готовое лекарство. – А теперь времени просто навалом, особенно когда все в городе здоровы, и книги, вроде бы есть, но я почему-то все равно не читаю. А если и читаю, то только медицинскую литературу. Поэтому мне всегда интересно поговорить с теми, кто хорошо разбирается в художественной прозе. У этих людей обычно очень богатый внутренний мир. Думаю, тебе будет интересно пообщаться с Астрид. Она тоже книголюб, всю нашу городскую библиотеку от и до прочитала, – Руби вернулась к Майе и протянула девушке чашку со слегка дымящимся травяным чаем насыщенного янтарного оттенка, пахнущим липой, ромашкой и мелиссой. – Астрид – эта та, кто вместе с вами управляет городом? – спросила Майя, принимая чашку. – Да, можно сказать и так. Она, скорее, охраняет Кромлинск и всех его жителей. Поддерживает порядок. До того, как мы попали сюда, Астрид работала в полиции. Но ты еще обязательно познакомишься с ней, когда будешь учиться стрелять, – Руби улыбнулась и протянула руку: – А теперь давай мне градусник, посмотрим, что там у тебя. – Стрелять? – удивленно переспросила Майя, уверенная, что ей послышалось, и вытащила из-под футболки градусник, даже не взглянув на него. – Да, это очень полезное умение в нашем городе, – Руби не смотрела на нее, она смотрела на термометр, снова чуть прищурившись. – Ну вот, неплохо. Тридцать семь и две. Если к вечеру температура вдруг поднимется, выпьешь еще тех белых таблеток, что лежат на столике. Это что-то вроде парацетамола. – Но зачем мне уметь стрелять? – Майя продолжала таращиться на Руби, а та, помолчав мгновение, убрала термометр в футляр, а затем в карман, защелкнула свой чемоданчик и улыбнулась: – Тебе еще многое предстоит узнать о нашем городе. Но это потом. А сейчас отдыхай. И пей чай. Он немного горький, но ты все же постарайся выпить его до конца. Аарон ответит на все твои вопросы о Кромлинске. Он очень хороший человек, не бойся его. Он здесь почти столько же, сколько и мы с Астрид. А мне уже пора бежать… У меня сегодня еще несколько больных. Сезон простуд начался, – она пожала плечами, как бы извиняясь. – Рада была познакомиться с тобой, Майя. Если тебе что-нибудь понадобится, я живу через два дома отсюда. Буду рада увидеть тебя снова. – Да… Да, – пробормотала Майя, чувствуя поднимающиеся в груди растерянность и какое-то опустошение. Ей хотелось, чтобы эта приятная, внушающая уверенность женщина посидела с ней подольше. – Ну, пока, Майя. – До свидания. Когда дверь закрылась, Майя сделала первый осторожный глоток чая. Как Руби и предупреждала – горький. Невыносимо горький с каким-то тошнотворно-сладким приторным послевкусием. Кривясь, Майя героически выпила его до дна, практически не дыша. Ведь Руби попросила ее об этом, и Майе хотелось сделать все правильно. Чтобы Руби снова похвалила ее, назвала «умничкой» и весело рассмеялась. Еще хотя бы один разок.