Кромлинск

…и хотя все кончилось, началось что-то новое. (Брет Истон Эллис. Лунный парк)

Майя никогда не планировала идти учиться именно на журналистику. Она вообще не строила никаких планов о своей дальнейшей учебе вплоть до весны одиннадцатого класса, когда время уже начало поджимать, и одноклассники, все как один определившиеся и противно-довольные, вконец задергали ее вопросом: «Ну что, выбрала, куда пойдешь?». У Майи даже проскальзывала мысль не идти никуда. Она могла бы посидеть годик дома и подумать, ведь что от этого изменилось бы, в конце концов? Но ей было страшно слишком уж выбиваться из толпы сверстников, которые уже начали строить свое будущее. Ей казалось, что с этим одним пропущенным годом она неумолимо отстанет от жизни и не сможет уже найти в ней своего места. Поэтому после долгих совещаний с мамой Майя решила, что будет искать специальность, связанную с русским языком и литературой. Эти предметы всегда давались ей значительно легче других, и по русскому у Майи были пятерки за все десять лет учебы в школе, за каждую четверть. Только один раз она получила четверку, когда ей было одиннадцать, когда их бросил папа, и Майя долго болела. Но Майя всегда считала это лишь недоразумением и научилась не принимать ту четверку близко к сердцу. Однако после продолжительного изучения сайтов университетов, Майя сделала неутешительный вывод – специальностей, связанных с русским языком в их городе не так уж и много. Она сразу решила, что ни за что не пойдет на учителя, потому что ее характер для этой суровой профессии совершенно не подходит, а ее голос настолько тихий, что орда диких школьников даже не заметит ее присутствия в классе. И когда после многочасового блуждания по университетским сайтам Майя уже начала впадать в отчаяние, окончательно раздавленная бесконечными вопросами и самоуверенными рожами одноклассников, девушка случайно заметила на одном из университетских форумов тему: «Не знаю, куда пойти, ПОМОГИТЕ!!!». Майе уже самой впору было кричать караул, поэтому призывная просьба о помощи привлекла ее внимание и заставила открыть новую вкладку. Сначала она долго читала темы, созданные такими же, как она, потерянными абитуриентами, и ей понравилось, что ни одна просьба о помощи не осталась без внимания, и что каждый старшеклассник получил неплохие советы от студентов, которые уже учились в университетах и могли сказать о своих специальностях намного больше, чем пишут в дурацких рекламных буклетах кафедры, которые, судя по оптимистичному тону и непоколебимой вере в светлое будущее выпускников, были распечатаны еще в советском союзе. И Майя решилась. Последней каплей, сломавшей ее стеснительность, было замечание одноклассника, которого она терпеть не могла: «Да лан, Майка, на хрена тебе этот универ, я могу своему папке позвонить, он тебя на работу возьмет. Ему сейчас нужна кладовщица, уборщица и курьер. Выбирай, что хочешь!». Майя зарегистрировалась на форуме и создала собственную тему, в которой описала свои навыки и рассказала немного про свой характер. И так вышло, что это сообщение не только решило ее судьбу в плане выбора специальности, но и изменило ее личную жизнь. В первых двух комментариях, полученных от форумчан, ей советовали выбрать журналистику, но никаких убедительных доводов Майя не увидела. Одни общие фразы вроде: «Давай к нам, у нас круто» и «Домашкой не грузят, легко учиться». Но третий совет, пришедший от пользователя под ником caramel, по-настоящему привлек внимание девушки. Карамель написала ей следующее: «Присоединяюсь к предыдущим советчикам. Журналистика – отличная профессия, и я нисколько не пожалела, что выбрала именно ее и отучилась пять лет по этой специальности. Если у тебя действительно нет никаких проблем с русским языком, и ты любишь писать, то работу в дальнейшем ты всегда найдешь. Я начала подрабатывать уже на третьем курсе и писала статьи для журнала «Нумерология». И мне это очень нравилось. И мне за это даже платили :) А если ты переживаешь из-за своего мягкого характера, и если ты не очень общительна, в этом тоже нет ничего страшного, потому что ты всегда сможешь выбрать работу, где твоей обязанностью будет написание статей на заданные темы в кратчайшие сроки. Тебе не обязательно будет брать интервью и всегда находиться в самой гуще событий, лезть на Эверест с диктофоном под мышкой и так далее :) Журналистика может быть очень разной и очень интересной. И главное качество, которым ты должна обладать, – это желание делиться с людьми интересной информацией, правдивой информацией, желание изменить своими текстами мир :)». На аватарке у Карамели стоял космос, фиолетово-синий, с ярко-горящим желтоватым скоплением звезд в серединке, и Майя какое-то время увлеченно его разглядывала, размышляя о том, что ей написала эта девушка и приходя во все большее воодушевление. Да, точно! Она хочет изменить своими текстами мир! Ведь это такая благородная цель! Она хочет нести другим свет истины. Да. Марина всегда умела воодушевлять ее. Умела внушать ей свои мысли. В тот день Майя поблагодарила всех, кто давал ей советы, особую благодарность выразив Карамели. И очень скоро ей пришел ответ от нее, уже в личные сообщения. Карамель написала: «Да не за что :) Рада, что смогла помочь. Если у тебя будут еще какие-нибудь вопросы, обращайся, расскажу все, что захочешь». И Майя спросила что-то еще про порядок поступления и экзамены, а Марина довольно быстро отвечала ей, подробно и охотно рассказывая все, что Майе хотелось знать, каждое свое сообщение приправляя остроумными шутками и заставляя девушку залазить в телефон на уроках, то и дело сдавленно хихикая в кулак. Майя уже знала о своей ориентации в то время. Она осознала этот факт еще когда ей было четырнадцать, и она влюбилась в свою одноклассницу. А потом в солистку The Cranberries. А потом в новую учительницу химии в ее невероятном белом халате. В одиннадцатом классе к учительнице химии Майя уже немного подостыла, особенно после того, как та влепила ей трояк за первую четверть, несмотря на то, что Майя подарила ей огромную коробку конфет и три шикарных алых розы на День учителя. Поэтому, когда Майя начинала общаться с Мариной, ее сердце было свободно и жаждало приключений, как у любой девушки ее возраста. И Майя с удовольствием пошла у этого желания на поводу, с удовольствием, возможным только когда тебе восемнадцать, и у тебя еще не было первых отношений, не было потерь и разочарований. Сначала они переписывались через личные сообщения на форуме, а потом Марина предложила перейти во «В контакте», и Майя впервые увидела ее личную страничку, узнала настоящее имя Карамели. Но не увидела ее фотографий. На страничке Марины были только изображения космоса, а также красивые завораживающие подборки картинок на тему магии. Котелки с зельями, фиолетовые и розовые кристаллы, лунные камни, сушеные травы и цветы, доски Уиджи, черные кошки, карты Таро и таинственные старинные книги, испещренные изящными символами. И много Энигмы и другой подобной музыки от групп, о которых Майя даже никогда не слышала. У самой Майи стояла на аватарке настоящая фотография, и она помнила, как ее сердце буквально ухнуло и задрожало, когда на уроке истории она получила от Марины следующее сообщение: «Ты очень милая, Майя, и тебе безумно идет эта стрижка». С тех пор Майя всегда стриглась только так – коротко, как мальчишка. Тогда она не смогла признаться, что тоже хочет увидеть Марину, и еще две недели они продолжали переписываться как обычно. Майя хорошо помнила тот день, когда Марина прислала ей свое первое фото. Майя только вернулась от репетитора, и вечер был по-настоящему теплым, с запахом костров, щекочущим горло. Она налила себе прохладной воды в стакан и медленно пила ее у открытого окна, зайдя во «В контакте» с телефона. И там, в личных сообщениях от Марины было ее фото. Фото, где девушка сидела на крыше высотки, а за ее спиной открывался вид на город, и ее светлые кудряшки вызолачивались лучами закатного солнца. И Майя скорее побежала в свою комнату, включила компьютер и открыла эту фотографию, чтобы получше рассмотреть ее. Получше рассмотреть Марину. Рядом с фото была приписка: «Теперь ты знаешь, как я выгляжу за экраном. Прости, что так долго пряталась от тебя. Я раскрываю себя настоящую только тем, кто мне по-настоящему дорог». И Господи, как же Майя была счастлива от этих слов! В тот момент она окончательно убедилась в том, что вспыхнувшие с ее стороны чувства взаимны, и что Марине она не безразлична. По-настоящему дорога, если точнее. Марина пахла зеленым чаем, бергамотом и мятой. Она пахла летом и солнцем. Возможно, потому, что они начали встречаться именно летом, у Майи появились такие ассоциации. Марина была лучом света, который вывел Майю из мрака сомнений и помог найти себя, выбрать свой дальнейший жизненный путь. Их отношения закрутились очень быстро, сразу же после первой встречи, которая произошла через полтора месяца после начала переписки. К тому моменту Майя уже сдала экзамены и готовилась подавать документы на журналистику. И почти каждый вечер они с Мариной гуляли, держась за руки, целовались на безлюдных аллеях парков и все время ели мягкое шоколадно-кофейное мороженое. А потом ночами переписывались в «ВК», тайком от Майиной мамы. Вскоре после очередной такой ночной переписки Марина, чуть смущаясь (и это было безумно мило), предложила Майе остаться у нее на ночь, чтобы поболтать вживую. И Майя согласилась. И, конечно, они не болтали. Во всяком случае, в ту ночь. В ту ночь они нашли себе другое, вполне определенное занятие. И с тех пор Майя стала частенько оставаться у Марины ночевать, говоря матери, что останется у подруги. Конечно же, мать ей не верила и наверняка подозревала, что Майя завела парня, но делала вид, что ни о чем не догадывается, как и большинство матерей на ее месте, чьим дочерям уже исполнилось восемнадцать. Тогда Майя еще ничего не подозревала о присутствии в жизни Марины какой-то другой женщины. У нее даже в мыслях ничего подобного было. И только после того, как Майя узнала правду спустя два года, она начала понимать, почему иногда Марина вела себя… немного странно. Почему она никогда не позволяла Майе прийти к ней без предупреждения или в тот день, когда Майе самой того хотелось. Майе всегда требовалось дождаться приглашения от Марины, потому что у той была работа над статьями, сроки и заказчики. И Марина часто говорила, что ей придется писать всю ночь, поэтому ничего не выйдет. И даже когда Майя возражала, что просто посидит рядом, просто поспит рядом и не будет мешать, Марина всегда давала ей категоричный отказ, оправдываясь тем, что присутствие Майи будет отвлекать ее. Также спустя два года Майя поняла, почему Марина так настаивала, чтобы Майя тоже нашла себе какую-нибудь подработку. Дело было вовсе не в том, что Марина якобы хотела сделать Майю более самостоятельной, взрослой и ответственной. Дело было в том, что Марина просто разрывалась между двумя женщинами и своей работой и банально не успевала посвящать Майе все свободное время. И ей нужно было, чтобы у Майи тоже стало этого свободного времени меньше, чтобы они смогли видеться реже. Но тем летом, когда Майе было восемнадцать, она еще ни о чем не подозревала. Это было их первое лето. Жаркое лето, когда они открывали балконную дверь на всю ночь, а сами ложились на пол, слушали Энигму и болтали до утра, а в голове у Майи пульсировал космос. – Однажды люди научатся путешествовать между мирами, Майя. Вот увидишь. Возможно, мы и не доживем до этого дня… хотя, кто знает? Но это будут не такие путешествия, как показывают в фантастических фильмах. Не с этими огромными жуткими космическими кораблями, нет. Это будут ментальные путешествия. Люди научатся перемещаться в другие миры благодаря силе своих мыслей. По одному своему желанию. Ты только представь, какие возможности тогда откроются перед нами! Мы сможем вообразить любой мир, закрыть глаза и… – Марина сложила губы и легонько подула, точно хотела сдуть пушистую белую шляпку одуванчика, – …оказаться там. Так просто. И такую огромную свободу это дало бы всем нам…. Майя улыбалась, лежа на полу, повернувшись на бок и подобрав под себя ноги и слушая размышления Марины, слушая красивые сказки, которые та сочиняла на ходу. И в которые Майя никогда не верила. – И в какой бы мир ты отправилась? Если бы это было возможно? – спросила она тогда. – В какой-нибудь красивый, – Марина усмехнулась. – Я хотела бы попасть в мир, где нет ничего техногенного. Где есть только нетронутая природа, волшебные леса с диковинными травами и животными, а воздух пьяняще сладок. И чтобы там можно было лежать на траве возле чистейшего ручья, как мы сейчас с тобой лежим, и слушать шелест ветра, журчание воды и пение птиц. А еще я хотела бы попасть в мир, где нет ничего, кроме морей и океанов. Где вообще нет суши, и все живут под водой. И чтобы я тоже жила под водой, потому что это была бы особая вода, где можно дышать. И у меня был бы свой огромный замок из кораллов, настоящий подводный город всех оттенков розового и фиолетового. А рыбы, осьминоги и морские звезды были бы говорящими, как в детских мультфильмах. Если бы я жила в таком мире, я обязательно отрастила бы длинные волосы. Как у русалочки, – по красивым губам Марины скользнула мечтательная улыбка. – А ты, Майя? В какой мир ты хотела бы попасть? – Ну… не знаю даже, – Майя растерялась. – Наверное, туда же, куда и ты. – Это очень мило, но у тебя должны быть и свои мечты, моя дорогая. Просто представь этот мир во всех красках, каким он бы был? – Ну… возможно, это покажется тебе странным, но я бы хотела попасть в мир Роланда из Темной башни. В мир, который сдвинулся с места. Мертвый мир, тысячелетия назад уничтоженный ядерной или еще бог знает какой войной. Пугающий и прекрасный. И чтобы там были заброшенные города и мертвые ржавые машины, которые когда-то погубили людей. Да, я знаю, что это странно, но я фанатка Темной башни, уж извини. Марина рассмеялась: – Ну почему же, это совсем не странно. И это очень в твоем духе. Тебе не нужно бояться быть собой, Майя. Если ты хочешь оказаться в мире Роланда – это прекрасно. И ты… наверное, хотела бы тоже стать Стрелком? – Да нет, что ты… – Майя смущенно усмехнулась. – Я слишком труслива для того, чтобы быть стрелком, быть в одной команде с Роландом. Мне такая роль не по зубам. Но помечтать об этом все равно приятно, раз уж ничего другого мне не остается. – Да – мечтать всегда приятно. И даже необходимо. Мечты – не такое уж бесполезное занятие. Потому что иногда они каким-то удивительным, совершенно непостижимым и даже пугающим образом вдруг сбываются, эти наши странные мечты.

* * *

Когда-то, возможно, пять или десять, или может даже пятнадцать лет назад эти лошади были белыми. Сейчас же краска на них потемнела до пепельно-серого и местами облупилась, из-за чего казалось, что лошади больны, и шкура их покрылась бесформенными темными пятнами. Седла и попоны, выкрашенные некогда в яркие цвета, обычные для детской карусели, тоже пребывали теперь в удручающем состоянии. Огромные длинные шесты, на которых лошади держались, проржавели насквозь. Круглые черные лошадиные глаза бессмысленно таращились в пустоту, а их пасти были открыты, обнажая зубы, отчего начинало казаться, что железные животные взбесились и собираются укусить всякого, кто подойдет к ним. И Майя сомневалась, что эта карусель была когда-то красивой, даже когда была новой. Все дело в лошадях, в их жутком безумном оскале. – Не смотри на них, – услышала она мягкий голос Руби за своим плечом. – Лучше посмотри вон туда. Правда, отсюда на него открывается красивый вид? Майя проследила за направлением ее поднятой руки, и взгляду открылся вид на колесо обозрения, выступающее вдалеке из-за деревьев. – Ого! – выдохнула Майя. – Обалдеть можно! Совсем как в Припяти. – Да, – Руби усмехнулась. – Только больше и выше. Когда-то этот парк аттракционов был по-настоящему крут. – Он и сейчас крут! А мы подойдем поближе? Я хочу посмотреть на колесо вблизи. – И залезть в кабинку? – Руби тихонько, заговорщически усмехнулась. – Да, – улыбнулась Майя. – Ты читаешь мои мысли. Руби снова обратила на нее один из тех самых долгих взглядов, пугающих своей пристальностью. А Майя подумала, что ни у кого еще она не видела таких темно-синих глаз. Это был очень редкий цвет, не голубой, не лазурный, а ярко-аквамариновый, перетекающий в густой, точно смола, темный цвет индиго. «Цвет космоса, – подумала Майя, ощущая в груди острую нехватку кислорода. – У нее глаза цвета космоса. И в них блестят звезды». «С тех пор Руби очень сильно изменилась. Так говорит Астрид. Эта трагедия сломила ее, изменила и… как думают некоторые, даже лишила рассудка. Хотя, конечно же, это не совсем правда», – Майя услышала в голове голос Беатрис, и эти ее слова, которые вчера вечером девочка произнесла, когда они сидели на постели в ее комнате, уплетали огромные румяные яблоки одно за другим, и болтали. Вчера вечером у них с Беатрис зашел разговор о Руби. Аарон принес из сада огромную корзину яблок, вручил ее девочкам и ушел за следующей, а Беатрис намыла им целую миску спелых плодов и позвала Майю посидеть в ее комнате. Майя рассказала о своем дневном визите к Руби и о том, что Руби позвала ее завтра погулять и посмотреть город. – Руби молодец, что пытается жить дальше, – Беатрис громко хрустнула яблоком. – Возможно, ты ей по-настоящему понравилась. В последнее время Руби почти ни с кем не общается. По-настоящему понравилась. … по-настоящему дорога… Майя сморгнула видение прошлого и спросила без всякой задней мысли: – А почему? Почему она ни с кем не общается? – Ну… – девочка задумчиво и с подозрением заглянула в свое яблоко, точно опасалась, что оно окажется червивым. – Не знаю, можно ли мне рассказывать такое… Ты умеешь хранить секреты, Майя? – Умею, – честно призналась девушка, потому что в утаивании своей ориентации от матери и ото всех знакомых она поистине преуспела. – Ну хорошо, – Беатрис сделала еще один маленький укус, прожевала яблоко и ответила: – Руби такой человек… Она никогда ни с кем не сближается. И когда Астрид учила меня стрелять, она рассказала мне кое-что о Руби. Рассказала, что, оказывается, Руби не всегда была такой. Но с ней случилось большое несчастье. Еще до того, как она попала в Кромлинск. – Несчастье? – голос Майи дрогнул, и она опустила руку с зажатым в ней яблочным огрызком себе на колени. – Какое несчастье? – Большое, – повторила девочка и продолжила не сразу. Беатрис, и без того всегда серьезная, вдруг сделалась поистине мрачной. – Руби потеряла свою дочку. – До… дочку? – выдохнула Майя. Яблочный огрызок выскользнул из ее пальцев, скатился по коленке и упал на одеяло, но девушка этого не заметила. – У Руби был ребенок? – Да, когда-то Руби была замужем, и у нее была дочка. А потом она ушла к Астрид и бросила мужа. Майя слегка смутилась от того, что столь юная особа была в курсе подобных отношений между двумя женщинами, но Беатрис говорила об этом совершенно спокойно и безэмоционально, словно в этом не было ничего особенного. Похоже, на девочку действительно повлияла долгая жизнь в обществе, где гомофобия как понятие отсутствовала. А еще Майя смутилась от того, что ее догадка все же подтвердилась – Астрид и Руби все-таки состояли в отношениях. – Ее дочке было семь лет, когда она пропала, – продолжала Беатрис. – Ее поисками занималась Астрид, она тогда работала в полиции. Они искали ее целых полгода, и Руби не теряла надежды даже когда все уже потеряли. А потом они попали в Кромлинск. Они с Астрид как раз бродили по улицам в том районе, где девочка пропала, и… переместились сюда. – О Господи… – Майя невольно зажала рот ладонью. – Это ужасно. Но это… это значит, что Руби так больше и не видела свою дочь? И даже не узнала, нашли ее или нет? – Нет, так и не узнала, – Беатрис кивнула. – Именно поэтому она больше любого из нас хотела выбраться из Кромлинска. Она надеялась вернуться к поискам своей дочки и узнать, что с ней случилось. Но ничего не выходило, Руби была заперта здесь. И с каждым днем это… все больше давило на нее, понимаешь? Ожесточало ее. И мне, конечно же, тоже ее очень жаль. Но Руби… как бы это объяснить… немного странная. Я очень уважаю ее за то, что она делает для Кромлинска, но как человек она очень… тяжелая. Майя удивилась такому суждению, потому что ей, напротив, показалось, что Руби очень легкий в общении, мягкий, тонко чувствующий человек. Теперь Майе было понятно, почему Руби так изменилась в лице, когда они заговорили о том, как тяжело сейчас Майиной маме. Потому что она сама была мамой. И сама потеряла своего ребенка. Когда на следующий день Майя открыла Руби дверь, она вновь услышала в голове голос Беатрис, печально-сосредоточенный: «Ее дочка, если она жива, сейчас должна быть даже старше, чем я. Ей должно быть… почти тринадцать. Но вряд ли она жива, ты ведь понимаешь…». Руби стояла в дверях и улыбалась. На ней было то же серое пальто, что и в прошлый раз, легкий черный шарф из мятой ткани, а рубиновые волосы были как всегда распущены и завивались мягкими волнами. В темных, почти черных в подъездном освещении глазах, сверкали смешинки. У Руби явно было хорошее настроение, и у Майи ёкнуло сердце при мысли о том, что Руби может радоваться их встрече и желать ее. «Неужели я правда понравилась ей? Неужели я поднимаю ей настроение? Чего она вообще ждет от нашего общения? Кем она хочет, чтобы мы стали друг другу? Нравлюсь ли я ей?». Все эти вопросы неустанно сверлили девушке мозг, пока они с Руби шли через уже знакомые дворы, но стоило им выйти на большую широкую улицу, где Майя еще не бывала, как она разом забыла и о своем смущении, и о своих надеждах. Во дворах, с облагороженными Аароном детскими площадками, с играющими в баскетбол и перекрикивающими друг дружку мальчишками легко было поверить, что Кромлинск – обычный город, наполненный жизнью обычных людей. Но здесь, на широких пустынных улицах, с мертвыми витринами магазинов, с открытыми настежь и ведущими в темноту дверями, эта иллюзия сразу стиралась, и на смену ей приходило пугающее, горькое, словно трава от кашля, осознание правды. И глядя на посеревшую от неустанных дождей и выцветшую от нещадного солнца вывеску «Аптека», Майя вдруг закашлялась от ядовитого болезненного першения в горле. Что было там внутри? За этой открытой, ведущей в черное обесточенное помещение, дверью? Горы просроченных лекарств, источающих слабый больничный запах, такой же, какой всегда витал в кабинете химии и душно ударял в нос, когда Майя заходила внутрь самой первой, чтобы побыть с химичкой наедине? – Как ты себя чувствуешь? – услышала она обеспокоенный голос Руби, шедшей рядом. – Кашель сильно мучает? – Нет… – прохрипела Майя, все еще не в силах оторвать взгляда от двери в аптеку. – Сегодня ночью уже почти не кашляла. – Тебе интересно, что там внутри? – Руби проследила за ее застывшим напуганным взглядом. – Да не то чтобы интересно… Просто выглядит все это как-то… Жутко. – Согласна. Меня тоже все пугало, когда я только попала в Кромлинск. А сейчас я уже не обращаю внимания на все эти заброшенные магазины, кафешки и так далее. А что касается аптеки, то там нет ничего, кроме лекарств, срок годности которых вышел еще до моего здесь появления. Я перебирала их все, так что, знаю точно. – Но… – Майя запнулась. Следующим на их пути был продуктовый магазин, который назывался «Свежие продукты из Раёвки». Майя поморщилась. Уж чего-чего, а свежими эти продукты давно нельзя было назвать. – Но как же Кромлинск обходится без лекарств? Неужели ты делаешь их все сама? – Стараюсь делать, – Руби кивнула. – Во всяком случае, некоторые жизненно необходимые лекарства мы научились производить. Пенициллин, к примеру. Но, конечно, есть лекарства со сложными ингредиентами, и получить их в наших условиях невозможно. Поэтому я стараюсь заменять их травяными аналогами. Природа на самом деле дала человеку не так уж мало. Можно сказать, она дала ему все для выживания. – Это просто невероятно! – не выдержала Майя. – Невероятно, как ты справляешься со всем этим одна! И как много ты знаешь о медицине! – Ну… многое я выучила уже здесь, – Руби слегка смутилась и пожала плечами. – В конце концов, я была хирургом, а не фармацевтом. Но здесь мне пришлось проштудировать все медицинские книги, какие я только смогла найти. Пришлось даже заняться ботаникой, как видишь, – она усмехнулась своим тихим приятным смехом. – Но на самом деле я не одна. Есть люди, которые помогают мне. Кроме того, в Кромлинске с медицинским образованием есть еще одна девушка медсестра и женщина физиотерапевт. И я занимаюсь их обучением, рассказываю им, как создавать те или иные лекарства на случай… ну, если со мной что-нибудь произойдет. У Кромлинска должны оставаться еще врачи, кроме меня. Майя посчитала эту мысль весьма разумной и правильной, но все же ей стало нехорошо от осознания того, что с Руби может что-то случиться. И вовсе не потому, что Майя боялась остаться без врачебной помощи. Вскоре они вышли к трамвайным путям, заросшим пожухлой травой, и пошли по улице вдоль рельсов. И Майя была просто поражена, когда увидела застывший на остановке одинокий вагончик трамвая. Он был классического красного цвета, без всякой нелепой рекламы, закрывающей стекла. Передняя дверь была то ли открыта, то ли выломана, а остальные заперты. За пыльными окнами практически ничего не было видно. Усики были сложены, а провода, за которые эти усики когда-то цеплялись, опущены. – Да… – Руби улыбнулась. – Так странно видеть это, правда? В первую секунду всегда кажется, что он просто остановился, чтобы высадить пассажиров. И вот-вот поедет дальше. – Господи… – просипела Майя. – Куда же они все делись? Куда делись все люди? Руби вздохнула. Ее руки были убраны в карманы пальто, и пока они шли, Майя заметила, что один карман у нее оттопыривается чуть больше второго. Возможно, именно там Руби держала свой пистолет. – Над этим вопросом каждый из нас не раз ломал головы, – отозвалась Руби, проводив трамвай задумчивым невидящим взглядом. – Ведь когда-то в этом городе явно жили люди…. И теперь все, что от них осталось – это бетонные коробки домов, ржавеющая техника и пыльные книги. Но знаешь, Майя… – Руби повернула к ней голову, и Майя пересилила смущение и выдержала ее взгляд. – Знаешь, что самое главное? Что имеет куда большее значение, чем исчезновение всех этих людей? – Что? – То, что мы сейчас здесь. То, что мы живы. Потому что прошлого нам все равно не исправить. Правды нам все равно никогда не узнать. Мы можем только жить дальше. И, возможно, всему виной было ее воображение, но что-то в голосе Руби дало Майе понять, что Руби говорит как будто не только о прошлом Кромлинска, но и о своем собственном. Она тоже решила в конце концов просто жить дальше. Постепенно глаза Майи начал привыкать к тому, что она видела. Бесконечные сетевые магазинчики, с трудом узнаваемые из-за выцветающих букв, крупные торговые центры, чьи стекла когда-то были зеркальными, отражающими бурное уличное движение, а теперь посерели и потемнели, утратив свой блеск. Маленькие сиротливые газетные киоски, на витринах которых еще пылились какие-то журналы и газеты, чья бумага пошла волнами из-за постоянной влажности. Пустые автобусные остановки, заросшие палисадники и цветочные клумбы с растрескавшейся землей. – Облагораживанием центральных улиц тоже занимается Аарон, – сказала Руби. – Но у него просто не хватает рук. Поэтому город всё равно выглядит заброшенным. – Ну… Аарон и так слишком много взвалил на себя. За все те дни, что я живу вместе с ним, он не отдыхал ни минуты. – Да, Аарон очень трудолюбивый человек, – Руби улыбнулась, и лицо ее потеплело. – С его появлением в городе нам с Астрид стало намного легче. И Кромлинск сильно преобразился. А до этого все волокла на себе Астрид, она занималась самой тяжелой работой и сильно выматывалась. Аарон для нас был и остается настоящим спасением. И Беатрис его просто обожает. Майя проводила взглядом крытую летнюю веранду бывшего кафе, на ступеньках которой собрались горы сухих листьев, а пластиковые столики были сложены один на другой. Она решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы задать один вопрос, не дающий ей покоя со вчерашнего дня: – А у Аарона действительно есть девушка? Просто я ни разу не видела ее за все время, что живу с ними. – Да, насколько я знаю… они еще встречаются, – Руби ответила почему-то не сразу и посмотрела себе под ноги. – Они вместе уже довольно давно. Но видятся не очень часто. Просто… им так удобно. – Хм… – Майя постаралась скрыть свое замешательство, но не смогла. Она не понимала, как можно редко видеться с любимым человеком и как это может быть удобно. Впрочем, после инцидента с Мариной Майя начала задумываться о том, как много она еще не знает о человеческих взаимоотношениях. И о том, насколько странными они порой могут быть. – Беатрис сказала, что они… что она спит вместе с Аароном, – выпалила Майя. На мгновение воцарилось молчание. Руби медленно подняла голову и посмотрела на сгорающую от стыда Майю, а потом красивые темные губы молодой женщины растянулись в улыбке. Смешинки снова запрыгали в ее глазах. – И как ты к этому относишься? – спросила Руби. – Пока я еще не поняла, как к этому относиться, – честно ответила Майя. – Но мне немного не по себе. Я верю, что Аарон не извращенец, но… все равно, почему они вместе спят? Даже сегодня ночью. Я видела, как Беатрис ушла к нему в комнату. Она не ночевала у себя. – Это очень мило с твоей стороны – беспокоиться о девочке, – ответила Руби мягко. – Но я знаю Аарона очень хорошо. И я много наблюдала за ними двумя. Отношения, существующие между ними… Даже не знаю. Пожалуй, это действительно очень необычный вид отношений для взрослого мужчины и маленькой девочки. Но это совершенно точно дружба, а не что-то иное. Если ты веришь в родственные души, то Беатрис и Аарон как раз такие. Они любят проводить очень много времени вместе, и они разговаривают обо всем на свете. А спят они вместе, потому что любят поболтать перед сном. Днем они оба много работают, а вечером предпочитают проводить время вдвоем. – Понятно. Ну вот… теперь я чувствую себя глупо. – Не нужно, Майя. На твоем месте любой человек посчитал бы это странным. Но со временем ты привыкнешь и поймешь их отношения. В конце концов, такие как мы… тоже кажутся другим людям странными и даже больными. Такие как мы… Майя смущенно отвернулась и закусила губу. То, что Руби специально подчеркнула общность их ориентации, наполнило сердце девушки каким-то приятным трепетом. «Еще немного, и я чего доброго влюблюсь в нее, – с тревогой подумала Майя. – Я всегда была слишком влюбчивой. И я совсем перестала думать о Марине, хотя рассталась с ней всего неделю назад». Они дошли до парка «Золотые ворота» приблизительно за сорок минут. За это время Майя в полной мере осознала величие Кромлинска. Это был большой и до сих пор очень красивый город. И на то, чтобы из такого города исчезли все люди, должна была быть какая-то серьезная причина. Очень серьезная причина. Но если это не радиация… то что? Иногда по дороге им встречались люди, нынешние жители города. В основном они шли компаниями по три-четыре человека, в крайнем случае, парами. При виде Руби они махали ей рукой, и та с улыбкой махала им в ответ. Парк «Золотые ворота», по всей видимости, когда-то действительно мог похвастаться золотыми воротами, и был назван так именно потому, что его высокое кованое ограждение было выкрашено золотой краской, а не потому, что парк имел какие-то параллели с одноименным мостом в Сан-Франциско. В любом случае, сейчас золотая краска, не обновляемая уже много лет, сильно потускнела и приобрела грязно-бежевый, а местами зеленоватый оттенок. Кое-где из-под нее проглядывало ржавое железо. От самых ворот вглубь парка вела выложенная брусчаткой дорожка, чуть заросшая жухлой травой и присыпанная листьями. Деревья же, давно не стриженные, обступили дорожку с обеих сторон, нависли над ней, закрывая своими бесформенными ветвями последний солнечный свет уходящего дня. – Не бойся, там хорошо, – услышала Майя ободряющий голос Руби. – Эта часть парка выглядит немного заросшей, но дальше, там, где находятся все аттракционы, будет открытое пространство. Внезапный сильный порыв ветра ощутимо толкнул Майю в спину, словно предлагая, вынуждая войти. Сухие листья на дорожке сразу встрепенулись и, с шелестом перекатываясь, устремились вдаль по брусчатке, словно испуганные и убегающие от кого-то живые существа. – Пойдем, – Майя вздрогнула, ощутив ладонь Руби на своем плече. И тут же страх и ощущение надвигающейся беды прошло, ощущение нависшей над этим миром близкой смерти прошло, уступив место смущению. Руби снова прикоснулась к ней. На этот раз даже не для того, чтобы послушать ее легкие. Майя невольно вспомнила свое первое свидание с Мариной, первое свидание в своей жизни, и тогда они тоже пошли в парк, где на одной из тенистых дорожек впервые взялись за руки. Рука Марины, несмотря на душную жару начала лета, была прохладной и сухой, и сперва они держались друг за друга несмело и нетесно, оставляя между ладонями округлую пустоту робости, но через несколько минут Марина сжала ее ладонь крепче, вплетая свои пальцы в Майины, и именно тогда девушка поняла, что эта встреча, это свидание станет по-настоящему важным этапом в ее жизни. И почти то же самое, только с легким привкусом горечи от прошлой неудачи, Майя ощущала и теперь. Она знала Руби всего несколько дней, но уже знала, что эта встреча изменит ее жизнь. Собственно говоря, ее жизнь уже круто изменилась. И теперь Майя была готова к чему угодно. Лишь бы Руби была рядом с ней. Они гуляли по парку около получаса, рассматривая заброшенные киоски, фонтаны и маленькие скульптурки с облупившейся краской, пока не добрались до колеса обозрения. Солнце садилось, окрашивая небо холодным оттенком красного кадмия, и Руби сказала, что на колесо им нужно забраться до темноты. – Осмотр других аттракционов мы можем отложить и до следующего раза, а вот колесо лучше посетить именно сейчас – на закате, – сказала она, идя чуть впереди. Ее каблуки мелодично постукивали по камням, создавая легкое приятное эхо, и Майя старалась не шаркать кроссовками, чтобы не портить этот прекрасный звук. Последний раз она каталась на колесе обозрения тоже с Мариной. Прошлым летом. В тот день они изменили своей привычке есть шоколадно-кофейное мороженое и купили себе по большому пластиковому стакану безалкогольного мохито с постукивающими друг о друга кубиками льда внутри и длинными трубочками цвета темной травы. И Марина затащила ее на колесо прямо с этими стаканами, и они прокатились два круга в открытых кабинках, наслаждаясь прохладным ветром высоты и попивая ледяной мохито. Майя помнила, что потом у нее еще минут пятнадцать ломило зубы, а рука, держащая стакан, онемела. Она помнила, что всё хотела взять стакан в другую руку, но вторая рука держалась за Марину, и Майя так и не смогла ее отпустить. – А это колесо можно как-нибудь починить? Чтобы оно снова работало? – спросила Майя, когда они остановились перед невысокой железной оградой, окружающей аттракцион. Выбитое окошко стоящей рядом кабинки управления смотрело на них черным укоряющим глазом. – Аарон говорит, что это слишком сложно, – с легкой печалью в голосе отозвалась Руби. – И что даже если бы он смог провести сюда ток, само колесо находится в аварийном состоянии. Его конструкции проржавели и нуждаются в полной замене. Но это все равно не может помешать нам залезть в кабинку и представить, что мы сейчас поднимемся вверх, правда? Майя с улыбкой кивнула, и они осторожно перелезли через ограду, потому что вертушка была закрыта, и поднялись по трем деревянным ступенькам на площадку для пассажиров. Вблизи колесо действительно выглядело не лучшим образом. Внизу застыла кабинка, выкрашенная синей краской, наполовину обкрошившейся и обнажившей ржавый металл. На пластмассовых синих сиденьях собралась дождевая вода и сухие листья. – Ничего, сейчас уберем, – сказала Руби. – Похоже, дети давно сюда не лазили. Они побаиваются парка в это время года, и их можно понять. Руби сняла закрывающую цепочку, залезла в кабинку, стряхнула листья и вытерла сиденья носовым платком. – Ну вот! – с достоинством сообщила она. – Теперь все в порядке. Можете садиться. Майя рассмеялась, чувствуя, как непонятное счастье распирает ее, села на маленькое кресло и вцепилась обеими руками в ржавое, покрытое сморщенными чешуйками краски, рулевое колесо. Руби села рядом с ней. Не напротив, а рядом, отчего кабинка чуть накренилась на одну сторону, а вместе с ней накренилось и сердце Майи, готовое вот-вот улететь в черную пустоту захлестывающего ее волнительного чувства. – Нравится? – спросила Руби, повернув к ней свое улыбающееся лицо. Когда они сидели друг к другу так близко, Майя могла ощутить исходящий от Руби аромат сушеных трав и ягод брусники. – Очень, – прошептала Майя. – Я рада. Как видишь, Кромлинск не так уж плох. Здесь есть интересные места. Здесь есть своя жизнь. Своя атмосфера и… свое волшебство. – Да… – тихо отозвалась Майя, ощутив, как слово «волшебство» болезненно царапнуло ее еще не зажившее сердце. И спросила, сама не зная, зачем: – А ты веришь в волшебство? В сверхъестественные вещи? Ну, не считая того, что мы попали в сверхъестественный заброшенный город из параллельной реальности, разумеется. Руби усмехнулась и, прежде чем ответить, посмотрела на Майю долгим изучающим взглядом, словно пыталась понять, что кроется за ее словами: – Я верю в волшебство мгновений, – ответила она, наконец. – Таких мгновений, как это. А что касается мистики и всего сверхъестественного… То я верю только тому, что вижу собственными глазами. До перемещения в Кромлинск я вообще ни во что не верила, но с тех пор мои представления о мире несколько изменились… Однако все же я предпочитаю убедиться в чем-то лично, прежде чем поверить в это. – Да, – Майя улыбнулась, ощущая, как от этого ответа в ее груди поднимается волна облегчения. – Я тоже. Да. Майе нравился спокойный прагматизм Руби. Она устала от бесконечных фантазий о том, что никогда не сбудется, устала от предсказаний Таро, от магических кристаллов и оберегающих амулетов со странным запахом то ли ладана, то ли сандала. Устала от лапши, которую Марина вешала ей на уши на протяжении долгих двух лет. – Эх, давненько я не каталась на чертовом колесе, – Руби с ностальгическим вздохом откинулась на спинку сиденья и расстегнула первые пуговицы пальто. Они сидели в затишье, где было намного теплее, чем во всем остальном парке. – Кажется… если мне не изменяет память, последний раз я каталась еще студенткой… Господи… Сколько же лет прошло? – А я каталась прошлым летом… – прошептала Майя, уставившись на свои ладони. В некоторых местах к ним прилипли кусочки облупившейся синей краски. – В городском парке. На том колесе, которое не очень высокое. Даже ниже, чем это. Воспоминание было таким свежим и острым, что на мгновение Майе показалось, что она вновь ощущает вкус лайма и мяты на языке, а пальцы ее немеют от холода. – Ты выглядишь грустной, Майя, – тихо и серьезно произнесла Руби. – Можешь поделиться со мной, не нужно стесняться. Я не хотела, чтобы это колесо пробудило в тебе какие-то неприятные воспоминания. – Да нет… все в порядке, – смущаясь, Майя замотала головой. – Просто… я каталась тогда со своей бывшей. С которой мы расстались в тот день, когда я… попала в Кромлинск. – Я понимаю, – Руби вздохнула. – Твоя рана еще свежа. Можешь не говорить об этом, если тебе тяжело… – У нее была другая, – выпалила Майя. – Мы встречались два года, и все это время у нее была еще одна девушка. Официальная любовь, так сказать, с которой они были вместе десять лет. И я… даже ни о чем не догадывалась. – Это ужасно, – все так же серьезно произнесла Руби. Майя не видела ее лица, она стыдилась поднять голову и посмотреть на Руби после своего внезапного откровения. – Похоже… твоя бывшая была из тех, кому мало одного партнера. Такие люди существуют, как среди мужчин, так и среди женщин, но я… никогда их не понимала. – Я тоже! – воскликнула Майя, ощущая, как в ней поднимается еще одна горячая волна облегчения (и радости?) от того, что Руби думает так же, как она. – Она втирала мне что-то про их великую духовную связь и про то, что можно любить двоих одновременно… – Ну… – Руби невесело усмехнулась. – Обелить себя можно чем угодно, в том числе и духовной связью. Но, по-моему, это обыкновенная распущенность. Ты правильно сделала, что рассталась с ней. Майя подняла голову и, не в силах скрыть восхищение, уставилась на Руби. Она не призналась бы в этом даже себе, но во время того вечернего разговора на кухне с Мариной Майя начала ощущать неприятное покалывание зарождающихся сомнений. Марина всегда умела говорить убедительно, Марина имела огромную власть над ней, и в тот вечер Майя почти начала понимать ее. И Майя знала, что прошло бы еще несколько недель ее внутренней борьбы с самой собой, которые закончились бы неминуемым поражением, потому что Марина заставила бы ее поверить, что такие отношения – это нормально. И что Марина любит ее, и что их связывает нечто особенное, и что им было предначертано звездами встретить друг друга, и прочая, прочая бесконечная чушь. Если бы она не попала в Кромлинск, то сейчас, скорее всего, пожирала бы в огромных количествах шоколадные батончики, одним глазом смотрела сериалы и читала сообщения от Марины, уже готовая сдаться, но все еще ломающаяся из чувства гордости, которой у нее на самом деле никогда не было. Но вместо этого она сидела на заброшенном колесе обозрения рядом с потрясающе красивой женщиной с нереальными рубиновыми волосами, с женщиной, которая понимала ее чувства и не пыталась убедить в том, что изменять любимому человеку, оправдываясь многокамерностью своего сердца, в порядке вещей. И в тот момент Майя впервые за эти дни обрадовалась тому, что попала в Кромлинск. Она подумала, что если бы Руби вдруг начала убеждать ее в том, что полигамия – это нормально, и что она еще слишком юная, чтобы это понять, то Майя просто умерла бы. Это убило бы ее, как четко рассчитанная, вошедшая прямо в сердце, горячая пуля. Но Руби не говорила ничего подобного. Руби смотрела на нее с пониманием и сожалением, смотрела серьезно, и в тот момент Майе впервые захотелось ее обнять. – Спасибо… – слабо пискнула девушка. – Спасибо тебе за понимание. – Да не за что, – ее темные губы тронула слабая улыбка, но тут же угасла. – Я сама переживала не одно тяжелое расставание в жизни… Даже развод переживала. Мы с мужем… очень плохо расстались. Но со временем боль уходит, все возвращается на свои места. На смену утерянному приходит что-то лучшее. Эта девушка… была у тебя первой? – Да. – Да… – эхом повторила Руби. – Первая любовь всегда оставляет болезненные шрамы на наших сердцах. Но от этой боли есть одно действенное лекарство. Знаешь какое? – Какое? – Майя смотрела на Руби во все глаза, словно в самом деле ожидала, что та выпишет ей рецепт от разбитого сердца. Руби улыбнулась и ответила, глядя девушке прямо в глаза: – Смена обстановки. И знакомство с кем-нибудь новым. И то, и другое ты уже сделала. Майя заулыбалась, снова переполняемая распирающим ее счастьем. – Да-а-а, обстановку я круто сменила… Аж в параллельную реальность переехала! Руби засмеялась, и они смеялись вместе, и сердце Майи колотилось от радостного волнения, потому что на этот раз, на этот раз она уверилась в том, что слова Руби были намеком. Намеком на то, что их знакомство поможет Майе забыть Марину. И Господи, оно уже помогало! Как же оно помогало… На груди Руби, между распахнутыми полами пальто что-то ярко блеснуло в лучах заходящего солнца. Майя чуть наклонилась и заметила выглядывающий из-под шарфа кулон на длинной золотой цепочке, кулон в виде планеты, опоясанной кольцом. И планета, и кольцо тоже были золотыми, и по всей окружности кольца один за другим шли маленькие полупрозрачные камушки, вобравшие в себя солнечный свет и сияющие особенно ярко. Майе этот кулон сразу напомнил золотого снитча из Гарри Поттера, и она улыбнулась. – Это Сатурн, – сказала Руби, проследив за ее взглядом и скользнув пальцами к цепочке, чуть приподнимая кулон вверх. Майя уже осмелела настолько, что решилась подставить ладонь и поймать в нее украшение, чтобы рассмотреть его получше. – Сатурн… – эхом повторила Майя. – Какой красивый… – Да, – Руби улыбнулась. – Прекрасная золотая планета. Масса Сатурна в девяносто пять раз превышает массу Земли. Сложно это представить, не правда ли? – Да… – прошептала Майя, нехотя выпуская прекрасный кулон из пальцев. – Сатурн целиком состоит из газа. А его ядро… состоит из металла и льда. Огромная призрачная планета с холодным сердцем. Еще в школе, на астрономии, она всегда завораживала меня больше других. Если хочешь… я как-нибудь покажу ее тебе на небе. – Покажешь? Но как? – от изумления у Майи перехватило дыхание. – Через телескоп, разумеется, – улыбнулась Руби. – В Кромлинске есть обсерватория. И, разумеется, от этого предложения Майя пришла в неописуемый восторг. Да, она всегда любила звезды, еще до знакомства с Мариной. Вот только ей больше нравилось познавать звезды, а не фантазировать о них. Они просидели в кабинке колеса обозрения до полной темноты, и Майя с увлечением слушала рассказы Руби о заброшенной обсерватории, которую она нашла совершенно случайно, и об огромном телескопе, в который прекрасно просматриваются и Марс, и Венера, и Сатурн и другие планеты. И Майя слушала, сгорая от нетерпения попасть как можно скорее в это удивительное место, которое будет принадлежать только им двоим. А потом… что-то случилось. Руби вдруг перестала говорить и повернулась всем телом куда-то влево, откуда, как ей показалось, раздался какой-то звук. Майя ничего не услышала. А даже если бы услышала, что в этом такого? – Может, это просто ветер? – спросила девушка. Но Руби безотрывно смотрела во тьму окружающего их низкого разросшегося кустарника. В ее лице появилось напряжение, которого Майя раньше никогда у нее не видела. Руби хмурилась, плотно сжав губы, а потом рука ее потянулась в правый карман. Руби достала пистолет. Маленький, черный, аккуратный. – Майя, сиди тихо, – прошептала она. – Не двигайся. – Да что случилось-то? – пискнула Майя. Она начинала чувствовать сдавливающую горло панику, близкую к той, что испытала в первые минуты своего пребывания в Кромлинске. Руби медленно поднялась со своего места, продолжая вглядываться во тьму, и Майя поднялась вслед за ней, сама не заметив, как вцепилась пальцами в мягкое пальто Руби. – Тише… – шикнула та. Майя затаила дыхание, изо всех сил пытаясь разглядеть хоть что-то в чернеющих кустах. Ветер затих и ни один листик не дрожал. Они простояли так не меньше минуты, и Майя заметила, что уже начала задыхаться. Ее губы резко разомкнулись, девушка вдохнула и воскликнула: – Да нет там никого! В чем дело? Кто там может прятаться, в конце-то концов?! – собственный громкий, пусть и дрожащий голос, помог ей справиться с подступающим ужасом. – Пойдем… – Руби чуть опустила пистолет и взяла Майю за руку. Ее ладонь была холодной, и у Майи по всему телу побежали мурашки. – Пойдем отсюда. Нужно уходить. Уже поздно. Мы засиделись. Она говорила отрывисто, и Майя различила в ее твердом голосе пробивающиеся нотки волнения, подрагивающие, точно сухие листья на ветру. Сама Майя мгновенно забыла про свой страх, потому что пребывала в блаженном состоянии от того, что Руби держала ее за руку. В том самом магическом состоянии, возможном лишь когда тебе двадцать, и когда весь мир вдруг сужается, сжимается до одного-единственного прикосновения человека, который тебе нравится. Ощущения, что это прикосновение – и есть твой мир. Они спустились по ступенькам, Руби легко перелезла через ограждение, не выпуская пистолет, а потом помогла перелезть Майе, придерживая девушку за локти. Ее пристальный взгляд все еще был устремлен в кусты, которые они оставляли позади. Майя не понимала, как можно видеть там хоть что-то, даже если это что-то там в самом деле есть. Она вдруг осознала, насколько темно стало в парке после того, как солнце село. И это при том, что они все еще находились на открытой площадке с аттракционами, а что будет, когда они шагнут вглубь парка, где даже при свете дня все тонет во тьме разросшихся неухоженных деревьев? Паника снова болезненно дернула сердце девушки, но Руби, к ее огромному облегчению, вновь взяла Майю за руку, и молча, быстрым шагом они двинулись в обратный путь. Майя решила больше не задавать вопросов, она понимала, что ответов на них ей всё равно не дождаться. Все в этом городе скрывали от нее что-то важное, но Майя чувствовала – рано или поздно она всё равно это узнает, так есть ли смысл торопиться? Майя никогда не была любопытной. А если бы была, то, возможно, уже давно догадалась бы, что Марина изменяет ей. Руби не убирала пистолет и так и держала его в правой руке, чуть согнутой в локте и готовой к любым неожиданностям. – Он ведь… заряжен солью, да? – не выдержала Майя. – Да, – коротко ответила Руби, и снова воцарилось молчание. Они прошли мимо карусели с лошадьми, и в свете восходящей Луны эти железные изваяния показались Майе еще более жуткими, чем в лучах солнца. Их ощеренные зубы, кусающие упряжь, были совсем черными в темноте, и на какое-то жуткое мгновение Майе показалось, что их рты открыты шире, чем прежде. Лунный свет оставлял на гладких спинах механических животных призрачные отблески. Затем они прошли мимо карусели «Ветерок», и Майя заметила, что цепочки, на которых висят сидения, слегка покачиваются и позвякивают, хотя ветра не было. Невольно девушка вцепилась в ладонь Руби еще крепче. Кто или что может прятаться там, во тьме? И во что превращается Кромлинск после наступления ночи? В тот момент Майе казалось, что, несмотря на весь ее скептицизм и неприязнь к мистике, она готова поверить во что угодно. Стараясь поскорее отвлечься от «Ветерка», Майя сосредоточила взгляд на наглухо запечатанном киоске, где когда-то продавали фаст-фуд. Она даже разглядела написанные черным маркером ценники под стеклом: «Бургер-ролл» – 170 р. «Сосиска в тесте» – 130 р. «Кола лайт» – 60 р. Они свернули на главную аллею, окутанную такой непроглядной тьмой, что сердце Майи сжалось при мысли о том, что им предстоит пройти по ней не меньше десяти минут, прежде чем они окажутся у выхода. Но Руби внезапно выпустила ее руку и вытащила из второго кармана фонарик. Довольно старый на вид и черный, как пистолет. Майя помнила, что такой же фонарик был у ее дедушки, и он использовал его, когда лазил в погреб. Фонарик работал от двух обычных пальчиковых батареек. – Держи, – Руби повернула выключатель в режим «вкл.» и протянула фонарик Майе. – Будешь освещать нам путь. И продолжай держаться за меня. Майя вовсе не возражала и очень обрадовалась этому предложению. За то короткое мгновение, что они не держались за руки, Майя почувствовала себя брошенной на произвол судьбы, хоть и понимала, насколько это глупо. Аллею они прошли намного быстрее, чем в первый раз, но все равно Майе показалось, что они шли слишком долго. Она светила фонарем прямо перед собой и старалась смотреть только вперед, в окружность белого света, не отвлекаясь ни на что, расположенное за ее пределами. Она старалась сосредоточиться на стуке каблуков Руби и забыть то ужасное позвякивание цепей и ощеренные лошадиные морды. Когда же они наконец покинули парк «Золотые ворота», Майя не смогла сдержать шумный выдох, полный облегчения, но Руби не выпускала из руки пистолет и шла в молчании еще около пяти минут. А потом, наконец, убрала ствол в карман и позволила Майе выключить фонарик, потому что на улице и так было довольно светло, особенно после мрачного парка, где каждая тень словно жила своей жизнью. – Извини, – заговорила, наконец, Руби потеплевшим голосом. – Я не хотела тебя пугать. Она все еще не выпускала руки Майи, хотя никакая опасность им вроде бы уже не угрожала. – Ничего, – тихо отозвалась девушка. – Все в порядке. – Лишние меры предосторожности никогда не помешают. И для тебя, Майя… тоже настало время научиться себя защищать… На всякий случай. Послезавтра я отведу тебя к Астрид. Она займется твоей подготовкой. Тянуть больше некуда. Майя не стала спрашивать, к чему ее собирались готовить, потому что знала – Руби все равно не ответит ей прямо. Никто в этом городе не ответит ей прямо. Разве что только Астрид. – Хорошо, послезавтра, так послезавтра, – Майя вздохнула, помолчав мгновение и набрав в грудь побольше воздуха, спросила: – А когда… когда мы пойдем в обсерваторию? Руби повернула к ней голову и улыбнулась. В лунном свете ее глаза блеснули. – Когда захочешь, Майя. Когда захочешь.