Каждый человек, подобно Луне, имеет свою темную сторону, которую он никому не показывает. (Марк Твен)
«Мне придется сделать тебе больно. Это будет действительно очень больно, но ты сильная девочка, ты сможешь это вытерпеть, поняла?». Крупные слезы в огромных серых глазах, укушенная до крови подрагивающая нижняя губа и тихий шепот: «Не надо, пожалуйста, пожалуйста, мне страшно, пожалуйста…». Руби опустила отяжелевшие плечи, сунула звякнувшую связку ключей в карман пальто, разулась, медленно развязала шарф и бросила его на крючок. Шарф не удержался и упал на стоящую внизу обувь. Руби вздохнула и не стала его поднимать, швырнув в ту же сторону пальто. В квартире было уже темно, но Руби не торопилась включать свет. Она прошла на кухню, поставила чайник на плиту и бессильно опустилась на табуретку возле стола. Оглушительный, истошный, полный боли крик четырнадцатилетней Иви все еще звенел у нее в ушах, как колокол. Тяжелый день. Когда-то на работе у нее было много таких тяжелых дней. Человеческий организм – несовершенная машина, которая может сломаться и перестать исполнять свои функции в любой момент. И не раз, и не два эти машины ломались прямо в руках Руби, и она никак не могла это исправить, а потом смотрела в застилаемые туманом слез глаза родственников и помертвевшим голосом чеканила: «Мне очень жаль. Его сердце не выдержало». «Такая работа, как у нас, делает людей черствыми», – часто повторяла Астрид. Но Руби думала, что черствой ее сделала не столько работа, не столько выскальзывающие из ее пальцев жизни, которые она не сумела удержать, сколько глаза тех, кого она обманула. Кому она обещала помочь, но не помогла. Кому она обещала не делать больно, но сделала. Четырнадцатилетней девочке с необычным именем Иви, которая жила в Кромлинске всего полгода, она не стала давать ложных обещаний. У Иви был вывихнут голеностопный сустав, и нога уже начала опухать и синеть. Вывих был очень сильный, связки порвались, девушка мучилась от ужасной боли, и Руби знала – ей придется сделать эту боль еще сильнее. Отчасти Руби малодушно надеялась, что Иви потеряет сознание, но она не потеряла. Раньше Руби уже приходилось сталкиваться с подобными травмами (потому что в Кромлинске с избытком хватало неугомонных детей), и сохранять спокойствие в таких ситуациях ей всегда было несложно. Но Иви… Ее глаза. Ее русые волосы, заплетенные в две косички… Да, Руби много раз представляла, как выглядела бы в этом возрасте Ася, если бы… если бы выросла. Да, это были болезненные мысли, отравляющие и совершенно бесполезные, но эта девочка… Руби впервые видела девочку, настолько сильно похожую на Асю, как Иви. Она была уверена, что если бы полиция все еще продолжала поиски, им даже не пришлось бы создавать новый фоторобот повзрослевшей Аси, потому что они вполне могли бы обойтись фотографией Иви, которая была бы похожа на Асю больше, чем любое, созданное компьютерной программой лицо. Эти мысли, эти непрошенные чувства сделали ее слабой. Нежелание причинять боль Иви было таким острым, что Руби с куда большим удовольствием сломала бы ногу самой себе. И Руби знала, что крики этой девочки будут звенеть у нее в ушах весь вечер, если не всю ночь, заставляя снова и снова задумываться о том, что на самом деле случилось с ее дочкой, сделали ли ей больно, кричала ли она? Но Руби нужно было действовать быстро, ей нужно было в очередной раз переступить через себя, убить в себе ту часть, что еще способна была испытывать жалость к чужой боли. И она действовала быстро. А Иви кричала очень громко. После чего девочку стошнило, и она долго плакала, пока Руби затягивала на ее ноге фиксирующий бинт и прикладывала лед. Чтобы отвлечь Иви, Руби просила ее рассказать, как все это случилось, но девочку душили слезы, она задыхалась, икала и почти не могла говорить. Руби поняла только, что Иви с подругами лазила по старым заброшкам, поднялась на чердак чьего-то частного дома с деревянным полом и провалилась сквозь доски вниз. И в тот момент Руби порадовалась, потому что девочка еще легко отделалась. И если бы с ней произошло то, что произошло с Астрид, Руби было бы еще сложнее помогать ей, сохраняя хладнокровие. При воспоминании о том, что случилось с глазом Астрид, о том, как ей пришлось проводить сложнейшую операцию чуть ли не кухонными ножами, Руби в который раз за сегодняшний день передернуло. Она помнила, что сказала ей тогда Астрид, придя в себя и посмотрев на нее одним глазом. Половина ее лица была закрыта повязкой, и Руби прошептала: «Прости. Прости меня, пожалуйста. Я не смогла его спасти. И если бы я его сохранила, ты все равно не смогла бы видеть. А инфекция могла бы распространиться глубже. Мне очень жаль». Астрид помолчала какое-то время, прикоснулась кончиками пальцев к повязке, вновь посмотрела на Руби и сказала своим обычным твердым голосом то, что Руби меньше всего ожидала от нее услышать: «Спасибо». Астрид лишилась глаза, но не самообладания. Чайник закипел, и Руби сняла его с горелки. Налила в чашку сначала травяной заварки, а потом кипятка, наслаждаясь видом поднимающегося пара, тающего в выстуженной квартире. Сделав первый обжигающий глоток, Руби задумалась о том, как там сейчас Майя, и как прошло их первое занятие с Астрид. Руби подозревала, что не очень хорошо. Она знала Астрид достаточно давно, и знала, что из ревности та обязательно начнет доставать Майю. Астрид и так всех достает, а уж если к этому добавится еще и ревность… «Если когда-нибудь ты заведешь себе другую или, боже тебя упаси, мужика, я пристрелю его вот из этой штуковины у тебя на глазах», – сказала ей как-то Астрид, вернувшаяся с работы после своего тяжелого дня и снимающая кобуру с брюк. С тех пор прошло более пяти лет, и у Руби за это время были и другие женщины и даже мужчина, но, конечно, никого из них Астрид не пристрелила. Она держала всю ревность, всю обиду в себе, и это тревожило Руби еще больше, чем если бы Астрид начала размахивать пистолетом и гоняться за ее пассиями. Астрид не простила ее и никогда не простит. И однажды ее обида выльется на кого-нибудь, это лишь вопрос времени. И меньше всего Руби хотелось, чтобы она вылилась на Майю. Майя была хорошей девочкой. И она заслуживала доброго к себе отношения. Да и Руби, в конце концов, не собиралась спать с ней, и Астрид должна была догадываться об этом. «Впрочем, еще раз поговорить с ней в спокойной обстановке не помешает», – подумала Руби, и только она села обратно на табуретку, чтобы продолжить пить свой чай, как в дверь громко постучали. Постучали с такой силой, что Руби подпрыгнула от неожиданности. – Беатрис… – прошептала она, поднимаясь. – Наверняка, Беатрис. – Руби! Руби! Руби! – орала Беатрис из коридора, и голос ее был тонким, испуганным. Руби это совсем не понравилось, и она ускорила шаг. Похоже, ее тяжелый день еще не закончился. «Что-то случилось с Майей, – мелькнуло в голове. – Астрид что-то с ней сотворила, Господи, я так и знала, что этим кончится…». Рывком Руби распахнула дверь, и в темном коридорчике встретилась с блестящим перепуганным взглядом Беатрис. – Ох, Руби, слава богу, я думала, тебя нет дома! – Что случилось? – Руби машинально нагнулась за пальто, все еще валяющимся на полу. – Майя потеряла сознание! Я не знаю, что делать! Аарона нет дома! Пожалуйста, пойдем быстрее! – А Астрид где? – Руби накинула пальто, взяла чемоданчик и выскользнула в коридор, не став закрывать дверь на ключ. – Она… она уехала, – Беатрис слегка задыхалась от быстрого бега. – Привезла Майю, а та была едва живая… А потом Астрид уехала, а Майя вдруг упала на пол, я так испугалась, вдруг она умирает, Руби? Вдруг она умирает? – Она не умирает, не волнуйся, – спокойно отозвалась Руби и положила руку девочке на плечо. – Это просто шок. Майя испытала сильный стресс от увиденного. Но она оправится, обязательно. Все будет хорошо… И сказав это, Руби даже испытала удовлетворение от того, как убедительно прозвучал ее голос. Настолько убедительно, что она сама почти поверила в свою ложь.* * *
– Ты сегодня останешься у подруги? – спросила ее мать, стоящая в дверном проеме с чашкой чая в одной руке и с булочкой – в другой. – Да… у подруги, – отозвалась Майя, закидывая за плечи рюкзак. Мать никогда не спрашивала, как зовут подругу, не спрашивала на всякий случай ее номер телефона, и Майя ей была за это благодарна. Ей было бы очень стыдно просить Марину притвориться ее подружкой из университета. – Будь осторожна, – сказала мама. – Я сегодня сделала на тебя расклад. Тебе выпали очень плохие карты. Майя удивилась тому, с каких это пор ее мама гадает на Таро, но это удивление не задержалось надолго в ее голове, и девушка вышла в подъезд. «К черту Таро, – думала она, спускаясь по ступенькам. – К черту все эти дурацкие гадания. И Марину – тоже к черту». А потом Майя вдруг задумалась, зачем она идет к Марине сегодня? Ведь они поругались. Ведь Марина изменила ей, точнее… она просто была полигамна. Но почему-то Майя думала слишком медленно, и она так и не решила, зачем идет к Марине, когда покинула подъезд и оказалась на темной улице. На слишком темной улице. Фонари не горели, половинка лунного диска скрылась за облаками. «Я лучше вернусь домой, – подумала Майя. – Это может быть опасно. У меня плохой расклад, у меня несчастливый билет…». Но когда она обернулась, то вместо железной двери своего подъезда увидела старую деревянную дверь с коричневой облупившейся краской, приоткрытую и ведущую в темноту старой двухэтажной сталинки. Майя хотела закричать, но ее горло сдавило странным спазмом, и она не смогла выдавить ни звука. Этот двор больше не был ее двором. Вокруг не было ничего знакомого. Вокруг были только заброшенные сталинки и заросшая высокой травой детская площадка. Майя была в Кромлинске. Она снова была совсем одна. Девушка медленно спустилась со страшного крыльца, не отводя глаз от приоткрытой двери подъезда. А еще через мгновение дверь скрипнула и отворилась чуть шире. И тьма внутри дома вдруг зашевелилась, обрела форму и начала выплывать наружу. Две черные лярвы, высокие, под два с половиной метра, покинули чрево мертвого дома и двинулись прямо на Майю. Она закричала, она хотела убежать, но не могла сдвинуться с места. Она могла лишь кричать, захлебываясь ужасом и смотреть, как лярвы приближаются, с каждой секундой приближая ее собственную смерть… – Майя! Майя! Очнись! Это я… Руби… ты слышишь меня? Майя, ты дома, все хорошо… Майя с трудом разлепила опухшие веки. Комната освещалась тусклым огоньком настольной лампы, но даже он, этот мягкий свет, резал Майе глаза, точно остро заточенный нож. Она видела лицо Руби в обрамлении темно-красных, словно густая кровь, волос, Руби выкрикивала ее имя, и ее лицо было встревоженным. Майя хотела что-нибудь ответить, но не смогла. Ее пересохшие от жара губы дернулись, и девушка снова потеряла сознание. Два дня Майя провела в бреду. Она видела то свою мать, то Марину, то Астрид с пистолетом в руках, кричащую, чтобы Майя забиралась на велосипед, но чаще всего она видела лярв. Лярвы мучили ее днем и ночью, проникнув в далекие глубины ее подсознания, запустив свои холодные черные щупальца в ее сердце, они не оставляли Майю в покое ни на секунду. Иногда девушка приходила в себя и видела над собой лицо Руби, чувствовала ее ледяные пальцы на своей горящей огнем коже. Руби поила ее водой, и вместе с Аароном они помогали ей добираться до туалета, где Майю часто тошнило. Но через двое суток антибиотики, которые ей давала Руби, все-таки подействовали, лихорадка спала, и Майя начала понемногу приходить в себя. Это случилось поздним вечером, когда девушка, открыв глаза, снова увидела тусклый желтый свет настольной лампы, только на этот раз свет больше не резал глаза, а Майя уже не ощущала непрерывной головной боли. Руби стояла возле стола и размешивала что-то в чашке маленькой ложечкой. Услышав, что Майя пошевелилась, она тут же обернулась, и на лице ее проступило облегчение: – Майя! Ты очнулась! – Да… вроде бы… – прохрипела девушка и тут же зашлась приступом кашля, отозвавшегося болью в горле и в груди. Руби подошла к ней, помогла Майе принять сидячее положение и вручила ей чашку. – Попей. Это просто травяной чай от обезвоживания. И он совсем не противный. А я подниму тебе подушку, вот так… сегодня тебе, скорее всего, придется спать в полусидячем положении, но так ты будешь кашлять намного меньше. – Что со мной случилось? – Майя сделала глоток чая и ощутила в нем сладковатый привкус меда и легкую лимонную кислинку. – Я помню только… как вернулась вчера домой… А потом мне стало плохо. У меня была температура, я опять простыла? – Да, – Руби со вздохом присела на краешек ее кровати, и Майя отодвинула ноги к стене, чтобы ей было удобнее. – У тебя была сильная лихорадка, и это дало осложнения на весь твой организм. У тебя тяжелая форма бронхита, и мне пришлось включить в лечение антибиотики. И плохо тебе стало не вчера… Ты двое суток находилась без сознания. – Ну и ну! – Майя искренне удивилась. – Давненько я так сильно не болела… И как там Астрид? Наверное, рвет и мечет, что я не явилась «как штык» на ее занятия? – Майя передразнила низкий голос Астрид, и Руби улыбнулась, но тут же снова посерьезнела: – С Астрид я уже поговорила. Она будет ждать тебя… когда ты окончательно поправишься. А пока тебе придется провести в постели не меньше двух недель. На этот раз я не выпущу тебя из дома, пока окончательно не уверюсь в том, что ты полностью здорова. Ты нас сильно напугала, Майя. – Простите… – прошептала девушка, смутившись и сделав еще один глоток чая. – Я… не хотела. – Нет, Майя, это я должна извиниться, – Руби положила ладонь на одеяло Майи и чуть сжала ее ногу повыше колена, отчего у девушки мгновенно зашлось сердце. – Прости меня, я должна была тебя подготовить… Должна была сама рассказать о лярвах. Но мне… – она вздохнула. – Мне так хотелось, чтобы ты оставалась в неведении как можно дольше. Это было моей ошибкой, прости меня. – Да ладно, – Майя с трудом расслышала собственный голос через толщу перегоняемой сердцем крови. – Все в порядке. Ты ведь не знала… что все так получится. И мне правда стыдно за то, что я так… испугалась. – Майя, в твоем страхе нет ничего постыдного, – Руби отпустила ее ногу и, не успела Майя вздохнуть, как ладонь Руби уже скользнула ей в волосы и слегка погладила щеку девушки. – Я тоже очень боялась их вначале и даже падала в обморок. Хотя я была намного тебя старше. А ты еще… такая юная. Это естественно, что ты испугалась, что все это стало для тебя настоящим шоком. – Но Астрид… – Да, знаю, Астрид всех любит ставить на место. Просто не обращай внимания на ее слова, на ее колкости. От уроков с Астрид нужно брать самую суть. Не принимай близко к сердцу все обидные вещи, что она говорит. Прикосновение Руби было таким легким, нежным и приятным, что Майя едва удержалась от невыносимого желания поймать ее ладонь и прижать ее к губам. Руби же не стала задерживаться на ее щеке и поспешно убрала руку, снова положив ее Майе на коленку. – А это обязательно? – спросила Майя, тщетно пытаясь восстановить дыхание и не выдать свои чувства. – Мне обязательно заниматься… именно с ней? Она же меня ненавидит. – О, вовсе нет, – Руби покачала головой. – Астрид со всеми такая. «С тобой нет», – подумала Майя, но вслух сказала: – И все равно. С ней невозможно чему-то научиться! Она только шпыняет меня и обзывает! Может… может, ты могла бы научить меня стрелять? Беатрис сказала, что после Астрид ты на втором месте! Уголки губ Руби тронула легкая улыбка, но глаза ее остались серьезны: – Майя… Я благодарна тебе за доверие, но из меня не выйдет хорошего учителя. Я могу преподавать медицину, но не стрельбу и технику ведения боя. Я не настолько хорошо разбираюсь в оружии, как Астрид. У Астрид особая подготовка, и только она сможет показать тебе, как вести себя в критических ситуациях. У меня для этого… характер не совсем подходящий. И недостаточно опыта. Астрид же обучила каждого жителя Кромлинска, и каждый из нас теперь может защитить свою жизнь. За последний год у нас не было ни одного нападения лярв на человека, и никто не пострадал. И все благодаря Астрид. Поэтому, Майя… пожалуйста, дай ей еще один шанс. Астрид может быть грубоватой, но она неплохой человек. Кроме того, я с ней уже поговорила, и она пообещала быть с тобой помягче. Майя в этом сильно сомневалась, но делиться своими сомнениями с Руби не стала. Она подозревала, что скорее все будет наоборот, и чокнутая Астрид разозлится на Майю еще больше из-за того, что у Руби к ней особое отношение. «Ума не приложу, что Руби нашла в тебе. Она цепляла девчонок и получше!» «Она рассказывала тебе про Сатурн?» Обидные слова Астрид обожгли грудь еще больнее, чем воспалившиеся бронхи. Золотистый кулончик с Сатурном был спрятан за полами белого халата Руби, и Майя видела лишь цепочку, окаймляющую ее бледную шею. – Хорошо, – вяло отозвалась девушка. – Я буду заниматься с ней, если это так важно. – Вот и умница, – Руби снова улыбнулась, на этот раз с явным облегчением. – Я уверена, что ты привыкнешь к ее характеру. Беатрис вон вообще обожает Астрид, и во время занятий они стали неразлучными подружками. Аарон тоже ее уважает, хотя поначалу и ему от нее доставалось. Можешь спросить у него сама. Были времена, когда Астрид дразнила его Мусорным мешком. – Да, – Майя слабо улыбнулась. – Он мне рассказывал. Она не стала добавлять, что между ними и ней была существенная разница. Потому что ни Беатрис, ни Аарон не питали к Руби особых чувств, которые Астрид сканировала, точно рентген. Астрид сразу вычислила ее слабое место. И теперь она не упустит возможность лишний раз надавить на него, лишний раз причинить Майе боль. И Майя сомневалась, что такие отношения между ними поспособствуют продуктивному обучению. Напротив, во всем этом было что-то нездоровое, но Майя не могла сказать этого Руби, не выдав себя. В тот вечер Руби засиделась у Майи до полуночи, но когда девушка предложила ей остаться, Руби улыбнулась и вежливо отказалась, пообещав зайти завтра. На протяжении двух недель, что Майя сидела дома, Руби заходила к ней через день, и они вместе пили чай, сидя в постели, и разговаривали о прежней жизни, аккуратно избегая неловких тем. Руби не рассказывала ни о своем муже, ни о дочке, ни об Астрид, и все же Майе показалось, что она стала чуть более открытой и расслабленной, чем в первые их встречи. И одно Майя знала точно – Руби нравится навещать ее и проводить время с ней. Что бы там ни говорила эта зарвавшаяся Астрид, Майя знала, что нравится Руби. А еще за эти две недели Майя окончательно убедилась в том, что ее собственные чувства к Руби столь же далеки от дружеских, как далек от Земли Сатурн. Она влюбилась. А потом Руби позвала ее в обсерваторию.* * *
«Ты просто не представляешь, сколько про Луну ходит всевозможных легенд в Интернете, – голос Марины отчетливо зазвучал у Майи в ушах, когда она подняла голову к вечернему небу и посмотрела на полную Луну, еще довольно бледную в сумерках, но все равно большую и круглую, похожую на испещренную трещинами старую тарелку. – Некоторые считают, что на обратной стороне Луны находятся исследовательские базы инопланетян. Некоторые уверены, что Луна – полая, и внутри живут луняне. А кое-кто полагает, что Луны вообще не существует, и это просто голограмма». «А ты что думаешь?» – спросила Майя. В ту летнюю ночь они сидели на балконе и смотрели на полную Луну, зависшую над крышей заброшенной трехэтажки. «Я думаю, что никто из них не прав. И Луна – это всего лишь спутник Земли. И никто там не живет. Иногда Луна – это просто Луна». И, наверное, это был один из немногих случаев, когда Майя с ней согласилась. В ту ночь настроение Марины было более рациональным, чем обычно, и Майя радовалась этому. – Мне кажется, что в Кромлинске Луна больше, – обратилась Майя уже к Руби, которая сидела впереди нее на велосипеде и крутила педали уже около часа. – Может быть, – Руби тихонько усмехнулась. – Помню, одно время я частенько гадала, та же ли это Луна, что и в нашем мире. – И что? К какому выводу ты пришла? – Майя обняла Руби чуть крепче и посмотрела на Луну из-за ее плеча. – Да, я думаю, что это та же самая Луна. Изучение литературных фондов Кромлинска дало мне основание полагать, что в этом мире такое же строение Солнечной системы. А все планеты и спутники носят те же имена. Но вот названия городов и сами города другие. Возможно… и люди, живущие здесь, тоже чем-то отличались от нас, но этого мы уже не узнаем, к сожалению. Они помолчали немного, а потом Майя спросила тихо: – Ты… ты думаешь, что их всех убили лярвы? Астрид именно так и думает. Руби отозвалась не сразу, и какое-то время Майя слышала лишь поскрипывание спиц. – Боюсь, что этому я так и не смогла найти объяснения за все пять лет. Если бы люди подверглись нападению лярв, они бы не умерли, а лишились осознанности и разума. И даже если предположить, что потеряв рассудок, они не смогли выжить и погибли все до единого, то почему в Кромлинске мы не нашли их тел? Не знаю… – Руби вздохнула. – У нас слишком мало информации об этом мире, чтобы делать какие-то однозначные выводы. Конечно, я могу предположить, что жители Кромлинска эвакуировались, а сам город каким-то образом замкнули, чтобы лярвы не смогли его покинуть. И поэтому мы тоже не можем его покинуть. Пока что, это единственная теория, которая у меня есть, и то она белыми нитками шита. – Ну, во всяком случае, она более оптимистична, чем теория Астрид, – Майя улыбнулась. – И мне она нравится намного больше. – Ты очень добрая девочка, Майя, – отозвалась Руби тоже с улыбкой, и у Майи от ее голоса в очередной раз зашлось сердце. «Пум-пум…пум-пум…пум-пум-пум», – оно стучало громче, чем шелестели по асфальту шины старого велосипеда, громче, чем свистел ветер в ушах. Они ехали уже час, в сторону окраины Кромлинска, на календаре было второе ноября, погода была прохладной, и, несмотря на ясное небо, воздух дышал морозом. Но на этот раз Майя не ощущала никакого дискомфорта от пребывания на улице и поездки на велосипеде, потому что Руби самолично позаботилась о том, чтобы девушка оделась тепло. «Я не допущу, чтобы ты снова заболела, Майя, – когда Руби зашла за ней вечером, в руках она держала теплое светло-коричневое пальто. – Наденешь вот это. И вообще, можешь оставить его себе». Майя с удовольствием переоделась в мягкое пальто Руби, которое намного больше подходило поздней осени, чем ее куртка. Пальто хранило запах квартиры Руби, оно наполнилось ароматами сушеных трав и ягод, впитало в себя резковатый запах спирта, медикаментов и йода. Оно пахло, как Руби, и Майе хотелось закутаться в это пальто и ходить в нем по дому, есть в нем, спать в нем. Также Руби настояла на том, чтобы Майя надела шапку, ту самую полосатую шапку Беатрис, от которой девушка отказалась в прошлый раз. «За те две недели, что ты сидела дома, на улице сильно похолодало. Думаю, скоро пойдет первый снег. Так что, не упрямься, если хочешь выздороветь окончательно». И Майя не упрямилась. На самой Руби был надет черный берет, от которого ее распущенные по плечам волосы казались еще более яркими, а когда они сели на велосипед, Руби перебросила волосы вперед и заплела быструю косичку, не закрепляя ее резинкой. – Чтобы они не колотили тебя по лицу, – улыбнулась Руби. – У тебя очень красивые волосы, – за последние две недели они с Руби достаточно сблизились, чтобы у Майи хватило смелости произнести что-то подобное. – Как ты их красишь? Как тебе удалось добиться такого… удивительного цвета? – Спасибо, – по голосу Руби было слышно, что комплимент Майи доставил ей удовольствие. – Но это всего лишь обычная краска, которую я нашла в Кромлинске. В отличие от лекарств, она, по-моему, бессрочна. Та еще химия. Во всяком случае, красит она все так же ядрено. В то время… у меня был такой период в жизни. Мне все хотелось начать с чистого листа. Изменить внешность, изменить имя. Когда я осознала, что останусь здесь навсегда, мне хотелось забыть прошлое. «И я догадываюсь, почему», – подумала Майя и тут же задалась невольным вопросом: «Какое имя было у Руби раньше? Как ее зовут на самом деле?». Какое-то время, пока они ехали в сторону центра, Майя перебирала в памяти всевозможные имена и пыталась примерить их на Руби, как меряют разноцветные платья, но ни одно имя из известных Майе не подходило Руби. Словно она всегда была Руби и никем другим. Когда они сошли с велосипеда и оставили его под наполовину облетевшим кленом, Майя даже не сразу поняла, что они уже на месте, не сразу разглядела в сумерках невысокие кованые ворота, выглядывающие из-за сухого кустарника. – Обсерватория за воротами, – пояснила Руби, проследив за ее взглядом. – У нее есть своя территория, что-то вроде небольшого сада. Конечно, он находится в сильном запустении, Аарон до этих мест так и не добрался… но, так как сейчас почти все деревья уже голые, гулять там все равно можно. Но Майя, глядя на простирающуюся за воротами тьму, вовсе не была в этом уверена. Что скрывается в этой тьме? Майя еще не перестала видеть свои кошмары, мысли о лярвах мучили ее каждый вечер после наступления темноты, лярвы черным дымом растекались в ее сознании под закрытыми веками, когда девушка ложилась спать. И она вовсе не была уверена, что готова к новой встрече с этими тварями. Ощутив ладонь Руби на своем плече, Майя вздрогнула, словно сама лярва коснулась ее, но еще через секунду Руби чуть наклонилась к ее уху и шепнула: – Не бойся, Майя. Я действительно неплохо стреляю, и реакция у меня быстрая. Но я уверена, что сегодня мы вообще никого не встретим. – Почему? Почему ты уверена? – так же шепотом спросила Майя, словно лярвы могли таиться за ближайшими кустами и подслушивать их разговор. – Потому что мы с тобой в хорошем настроении, вот почему, – Руби улыбнулась. – Этих тварей привлекают в основном негативные эмоции. Поэтому, если ты не будешь бояться и постараешься отвлечься, мы никого не встретим. – Х-хорошо… я постараюсь, – пробормотала Майя, набирая в грудь холодного воздуха и чувствуя, как он щекочет бронхи. Хотелось покашлять, но ей словно что-то мешало. – Еще и поэтому из меня не вышло бы хорошего учителя для тебя, – вздохнула Руби. – Для того чтобы учиться сражаться с лярвами, нужно сначала на них напороться. А для этого нужно выйти из себя, занервничать, разозлиться, испугаться. Я же совсем не умею выводить людей на эмоции. А вот Астрид… другое дело. – Это уж точно! – горячо подтвердила Майя, и они с Руби, переглянувшись, немного посмеялись. А затем двинулись по покрытой трещинами асфальтированной дорожке к воротам. – Обрати внимание… – Руби указала куда-то на верх ворот. – Они украшены двенадцатью знаками Зодиака. В темноте не очень хорошо видно, да и ржавчина уже сделала свое дело, но все равно… Это очень интересно, не правда ли? – Да-а-а-а-а-а-а… – с восторгом протянула Майя, разглядывая выкованные из металла маленькие фигурки, увенчивающие ворота по всему периметру. Они с Руби решили поискать и свои знаки Зодиака. Майя была Рыбами, а Руби – Девой. И если фигурка последней сохранилась весьма неплохо, и ее длинная юбка с множеством складок словно развевалась на ветру, то фигурка Рыб выглядела довольно печально – рыбки покрылись коррозией и слиплись друг с другом так, что стали похожи на непонятный ржавый шарик. Чтобы войти внутрь, Руби пришлось навалиться на ворота плечом, и те нехотя, со скрипом из фильмов ужасов, приоткрылись как раз настолько, чтобы можно было пройти боком. Руби, держа ладонь на плече Майи, пропустила девушку вперед, а потом предложила взять себя под руку. Майя с радостью уцепилась за эту возможность в прямом смысле. От ворот к зданию обсерватории вела асфальтированная дорожка, обступаемая со всех сторон низким сухим кустарником и оголенными ветвями деревьев, которые, несмотря на отсутствие листвы, создавали весьма приличную тень. Само же здание поразило Майю своим размером и величием. Старинное, возведенное еще в девятнадцатом веке, с высокими колоннами и круглым куполом, оно напоминало оперный театр. – Красиво, правда? – улыбнулась Руби. – Обсерватория в нашем Кромлинске огромная. И ничуть не хуже Пулковской в Петербурге. Вон там… – Руби указала наверх, за колонны. – Находится большой купол. Сейчас он закрыт шторками. А с другой стороны маленький купол, но мы туда не пойдем. Зачем нам мелочиться, если в нашем распоряжении целая обсерватория, правда ведь? Майя испустила восторженный вздох, ощущение нереальности происходящего захлестнуло сознание, и на какое-то время девушка даже позабыла о темных угрожающих кустах и черных стволах деревьев, таких же черных, как… Но стоило им войти внутрь, во мрак огромного мраморного холла обсерватории, как страхи тут же вернулись. Разумом Майя понимала, что ее эмоции лишь идут на руку таящимся в темноте тварям, но ничего не могла поделать с собой. И Руби, в очередной раз почувствовав ее страх, достала фонарик, осветила широкую лестницу, ведущую наверх, и сказала: – Нам туда. Сначала поднимемся на второй этаж, а дальше – уже в башенку с куполом. И пока мы идем, я могу рассказать тебе про свою первую встречу с лярвами. Возможно, тебя это позабавит. Хочешь? Майя хотела. На самом деле это было единственным, чего она хотела в тот момент – слышать спокойный размеренный голос Руби, его мягкие, расслабленные интонации. – Это случилось в нашу первую же ночь в Кромлинске, – начала Руби, и они ступили на первую ступеньку гладкой и немного скользкой лестницы из темно-зеленого, почти черного в темноте, мрамора. – Мы устроились на ночлег в более-менее приличной квартире из тех, что смогли отыскать, на первом этаже. И, уже спустя время, я часто думала о том, что если бы мы забрались повыше, возможно… мы бы просто не выжили. Квартира была неплохой, и первый шок от случившегося у нас уже прошел, но, как ты сама понимаешь, настроение было взвинченным. Мы с Астрид слегка повздорили. Опять же, как ты сама понимаешь, с Астрид это довольно легко, и заводится она буквально с пол-оборота. Мы начали обвинять в случившемся друг друга. Вспоминать, кто из нас предложил свернуть в тот двор, откуда начался весь этот кошмар. Мы ругались и… в какой-то момент поняли, что больше не одни в комнате. Из-за спины Астрид, из-за тяжелых плотных штор, висящих на окнах, выплыли две высокие черные тени. Я плохо помню, что было дальше. Помню только, что верещала как резаная, я была уверена, что это какие-то призраки или… даже не знаю… – Руби тихонько усмехнулась. – Короче говоря, я так перепугалась, что хлопнулась в обморок, чего со мной вообще никогда не случалось раньше. А тут нервы, должно быть, не выдержали. Так что, как видишь, моя реакция была еще более бурной, чем у тебя, и испугалась я ничуть не меньше. А вот Астрид… Даже в такой ситуации она осталась самой собой, и природная смелость не отказала ей. И это при том, что ей тогда было всего двадцать пять. Астрид все равно схватила меня, валяющуюся в обмороке, и вытащила из того дома, успела спасти нас обеих до того, как лярвы подобрались к нам слишком близко. А потом мы скитались еще полночи, убегая от этих тварей, пока окончательно не выбились из сил и не вырубились прямо на лавке, внутри того торгового центра «Подкова». – Какой ужас! – воскликнула Майя. – Это просто чудо, что вы спаслись! А как вы догадались, что в лярв нужно стрелять солью? Они уже закончили подъем по мраморной лестнице и пошли вперед по узкому темному коридорчику, который оканчивался очередной лестницей вверх. – Это опять же заслуга Астрид, – ответила Руби. – Сначала она стреляла по лярвам обычными патронами, которые были у нее с собой. Они тоже помогали, лярвы рассеивались, но эффект был кратковременным, и примерно через две-три минуты эти существа собирались вновь. Астрид испробовала патроны из разных металлов, и, в конце концов, решила попробовать еще и соль, просто так, из интереса. И в итоге это решение спасло жизни не только нам, но и всем, кто прибывал в Кромлинск после нас. Кто знает… возможно, однажды Астрид найдет способ, который поможет уничтожить лярв навсегда. Но пока… мы и солью неплохо обходимся. «Хотела бы я тоже научиться ей обходиться, – с сосущей тоской подумала Майя, шагая по темному коридору, дышащему холодом и словно движущемуся, дрожащему в нервном свете фонарика. – И почему, почему в этих проклятых тварей нужно обязательно стрелять? Почему нельзя просто прочитать какое-нибудь заклинание, чтобы они исчезли? Так нет же, в них нужно стрелять, да еще и обязательно солью, да еще и обязательно в голову!». – Ну вот, а теперь мы поднимемся в купол. Лестница здесь слишком узкая для двоих и довольно крутая. Так что, я пойду первой, буду освещать нам путь. А ты поднимайся следом за мной, хорошо? – Хорошо, – отозвалась Майя едва слышно, то и дело оглядываясь на мрачный коридор, похожий на черную ленту, стелющуюся за их спинами. А впереди их ждала каменная серая витая лестница, какая бывает в каждом храме при подъеме на колокольню. Только на этот раз она находилась в храме науки. Они начали подниматься, и хоть ступенек было немного, Майя все равно устала и запыхалась, пока они добрались до верха. Руби же явно была в лучшей физической форме – она дышала ровно, и на ее щеках даже не выступил румянец. Поднявшись наверх, они оказались в очередном маленьком темном коридорчике перед какой-то дверью. Руби дернула ручку, и дверь совершенно бесшумно открылась, пропуская их в просторный зал с круглым куполообразным потолком. В центре зала стоял огромный телескоп, в два раза выше, чем Майя, и у девушки тут же вырвался еще один изумленный вздох при виде этого впечатляющего зрелища. – Господи! – прошептала она. – Да в этот телескоп можно не только планеты разглядеть, но и бегающих по ним инопланетян! – и тут же, как бы смутившись, добавила: – Хоть я в них и не верю. Руби рассмеялась, подошла к телескопу поближе. – Да, агрегат, конечно, внушительный. Но инопланетян он нам все равно не покажет, увы. А вот планеты на нем просматриваются очень даже хорошо. Сатурн мы, к сожалению, увидеть не сможем, время неподходящее. Но вот за Венерой и Луной уж точно понаблюдаем. И Уран, конечно. Тоже очень красивая планета. Впрочем… Сначала нужно открыть шторки, иначе мы вообще ничего не увидим. Шторками в обсерватории назывались железные листы, укрывающие купол сверху. Чтобы раздвинуть их и открыть небосвод, необходимо было привести в движение цепной механизм, расположенный возле стены. – Так… Сейчас попробуем… Давненько я этого не делала, – Руби передала Майе фонарик, чтобы та посветила ей, а сама подошла к механизму и ухватилась за большое железное колесо обеими руками. Попробовала потянуть его вниз, но колесо сдвинулось лишь совсем чуть-чуть, на сантиметр, не больше. Руби попыталась снова и тяжело выдохнула: – Заржавел… вот зараза… Никак… не… поддается… – Давай вместе попробуем, – предложила Майя, взяла фонарик в зубы, и они ухватились за колесо с двух сторон. На счет три Майя толкнула свою сторону колеса вниз, а Руби – вверх, и механизм неохотно сдвинулся, цепи зазвенели, а шторки начали со скрежетом расходиться в стороны, отчего в зале сразу стало заметно светлее. Майя опустила фонарик, но выключать его не торопилась. А Руби подошла к телескопу и слегка повернула его в направлении открывшегося над их головами небосвода, темно-синего, с редкими звездами. – Ага! – воскликнула она через пару мгновений. – А вот и Луна. Красавица! Подойди сюда, взгляни тоже… Майя подошла, и Руби чуть отодвинулась, пропуская ее к окуляру. Косичка Руби почти расплелась, и ее волосы теперь вились волнами, переброшенные на одну сторону, они чуть отливали холодным малиновым в лунном свете. Майя сглотнула, взволнованная близостью лица Руби, ее темными губами в цвет волос, и исходящим от этих губ ароматом леденцовых конфет. Наверное, так пахла ее помада. Но Майе пришлось выгнать из головы мысли о помадах, потому что в сознании вдруг отчетливо прозвучал хриплый и сердитый голос Астрид: «А для чего тебе твои глаза, как ты думаешь? Уж явно не для того, чтобы томно стрелять ими в Руби». И, стараясь заглушить этот ненавистный голос, Майя уставилась в телескоп. Луна просматривалась лишь наполовину, а вторая ее половина словно была накрыта черным картонным полукругом, но даже так текстура лунной поверхности была видна очень четко. Раньше Майе казалось, что Луна черно-белая, но в телескоп она смогла разглядеть и оттенки темно-синего, и охристо-бежевого, и ржаво-коричневого на ее поверхности. Возможно, это было лишь игрой света, но зрелище в самом деле было очень красивым. При таком увеличении Луна больше не напоминала странное и жутковатое человеческое лицо, как это всегда бывает при наблюдении невооруженным взглядом. Теперь же Майя могла разглядеть каждый кратер, похожий на круглый колодец, каждое маленькое углубление и возвышение, а еще… это было странно, но Майе казалось, что поверхность Луны как будто сверкает. Словно кто-то высыпал на нее светящуюся пыльцу или блестки, которыми украшают детские платья. Луна сияла. Словно волшебный кристалл. – Майя… Если ты снова не начнешь дышать, то задохнешься, – услышала девушка смеющийся голос Руби у себя над ухом и оторвалась от телескопа. – Это потрясающе! – прошептала Майя. – Она совсем как настоящая! – Она и есть настоящая, – Руби улыбалась, и глаза ее тоже сияли, как Луна. И Майя подумала вдруг, что теперь, с Руби, она видит настоящие звезды, а не просто красивые картинки из Интернета. Видит их так близко, что кажется, она может протянуть руку и дотронуться до их круглой искрящейся поверхности. Руби показала ей Венеру, прекрасную розоватую планету с нечетким, как будто дымчатым контуром, а также Уран, нежно-лазурный, с более темными зелеными полосками. И когда у Майи уже начал болеть глаз от напряжения, она спросила: – А почему мы не можем увидеть Сатурн? Ты сказала, что сейчас неподходящее время? – Да, – Руби кивнула, чуть опершись локтем о мощную конструкцию телескопа. – Кольца Сатурна видны не всегда. Это зависит от того, под каким углом мы наблюдаем за планетой с Земли. А этот угол зависит от взаимного положения Земли и Сатурна на своих орбитах относительно друг друга. Сегодня мы можем увидеть Сатурн, но без колец, а я хочу показать тебе планету целиком, во всем ее великолепии. Поэтому, когда придет время, мы обязательно понаблюдаем за Сатурном. Тебе он понравится, Майя. Сатурн отличается от других планет, он… производит самое сильное впечатление. Возможно, дело в его кольцах, они никого не могут оставить равнодушным, – Руби улыбнулась, подняла лицо к небу над ними. – Когда я увидела Сатурн в первый раз, мне было двадцать девять. А потом я узнала, что полный оборот Сатурна вокруг Солнца занимает двадцать девять лет, представляешь? И я подумала тогда: «Господи, да ведь это вся моя жизнь! Когда я родилась, Сатурн только начал свой путь вокруг Солнца, и вот теперь он наконец-то его завершил. Для него прошел один год. А для меня… – она вздохнула, и ее улыбка чуть потускнела. – Для меня прошла целая жизнь. Но все равно… я не знаю. Я вдруг почувствовала, что у меня есть с ним что-то общее. И тогда же я купила этот кулон. Она уже рассказывала тебе про Сатурн? Не эту ли историю имела в виду Астрид, когда прижимала ее к холодной стене с пропахшими сыростью влажными обоями? Или Руби должна была рассказать ей о чем-то еще? – Руби… – прошептала Майя раньше, чем успела обдумать свои слова. Так бывает всегда. В темноте задавать тяжелые вопросы становится намного проще. – Почему вы с Астрид расстались? Прости, я знаю, что это не мое дело, и ты можешь не отвечать, если не хочешь… Руби повернула голову и посмотрела на девушку. На ее губах все еще блуждал слабый призрак улыбки, уже почти истаявший и все же смягчающий ее лицо. И голос Руби, когда она заговорила, прозвучал тоже мягко и спокойно: – Я вовсе не против рассказать тебе, Майя. Но это очень долгая история. На самом деле… долгая. Поэтому вопрос в том, готова ли ты ее выслушать? Готова ли ты… узнать обо мне кое-что? – Готова! – с горячностью заверила Майя, потому что она уже догадывалась, о чем пойдет речь. За те две недели, что Майя болела, они с Руби уже несколько раз подбирались к теме пропавшей дочки Руби, но Майя чувствовала, что время еще не пришло. Однако ей очень хотелось услышать все именно из уст Руби, узнать, как все было на самом деле, узнать все подробности и, конечно же… узнать, как со всем этим была связана Астрид. – Хорошо, – Руби кивнула. – Тогда… может быть, присядем? У меня в сумке одеяло и чай. Майя в очередной раз с готовностью согласилась, и они расстелили на полу возле телескопа мягкое одеяло цвета молочного шоколада, а потом Руби достала термос, чашки и пакет с печеньем. Они сели друг напротив друга, и Руби, открутив крышечку термоса, блеснувшую серебром в льющемся сквозь купол лунном свете, заговорила: – Когда-то… в нашу с тобой первую встречу, кажется, я уже упоминала, что была замужем. Помнишь? – Да, – тихо отозвалась Майя, принимая из рук Руби наполненную дымящимся ароматным напитком чашку. На дне плавало несколько ягодок брусники. – Я не всегда осознавала, что женщины мне нравятся наравне с мужчинами, – продолжила Руби и наполнила свою чашку. – Но в то время… знаешь, информации об этом почти не было. Когда я была в твоем возрасте, у меня еще не было Интернета. Конечно, я знала о существовании однополых отношений, но не могла представить себя в таких отношениях. К тому же, парни мне все же нравились, и в сексуальном аспекте тоже. Поэтому я не особо размышляла о чем-то… о чем-то однополом, – она улыбнулась и сделала первый глоток. – И… как и многие, я вышла замуж в свое время. Мы с Сережей учились вместе, он был на курс старше, но мы все равно были одногодками. Я помню, что влюбилась в него после того, как он спер почки и мочевой пузырь из кабинета, чтобы я могла закончить лабораторную. Мы поженились, когда мне исполнился двадцать один год. А еще через полгода… Я забеременела и взяла академ, – Руби замолчала ненадолго, глядя на плавающие в чашке ягоды, чуть взболтала их, подождала, пока они снова замрут, и только после этого продолжила: – После рождения Аси я полгода просидела с ней дома, а потом вернулась к учебе. Сережа к тому времени уже окончил университет и устроился на работу в больницу. С Асей сидела преимущественно моя мама. Иногда мама Сережи. Иногда они буквально дрались за возможность побыть с внучкой, – Руби тихонько усмехнулась. – Но нам это было только на руку. Сережа был погружен в новую работу, а я пыталась нагнать пропущенное во время беременности и академа. Это было… очень тяжелое время. Конечно, мы с мужем отдалились друг от друга, но любить друг друга не перестали. Кроме того, нам помогали родители, и мы все равно выкраивали время на то, чтобы поддерживать общение и не охладеть друг к другу. Первый год после рождения Аси был самым непростым, но потом стало полегче. Она прекратила кричать по ночам, и мы стали более-менее нормально высыпаться. Жизнь как будто наладилась, все устаканилось. Еще через два года я закончила учиться и тоже начала работать, а Ася пошла в садик. И такой… такой была моя жизнь до того момента, пока Асе не исполнилось пять, а мне – двадцать семь, – Руби помолчала какое-то время, а потом впервые как будто решилась поднять на Майю взгляд и спросила: – Тебя это не пугает? То, что у меня был ребенок? – Нет, – ответила Майя смущенно, и этот ответ был не совсем искренним. Жизнь Руби до Кромлинска была такой… долгой. И столько событий, по-настоящему значимых и важных событий прошло сквозь эту жизнь, что Майя впервые задумалась: «А как все-таки Руби смотрит на меня? Может ли она вообще воспринимать меня всерьез?». «Домашняя девочка, вчерашняя выпускница школы, всю жизнь просидела у Христа за пазухой, никогда не сталкивалась с трудностями, узнавала жизнь по модным сериальчикам и сопливым фильмам». Слова Астрид болезненно полоснули сердце, и Майя сжала губы от так и не зажившей за две недели острой обиды. Похоже, этим вечером Астрид не оставит ее в покое и так и будет напоминать о себе. Но… не потому ли ее слова ранили так больно, что были… правдой? Майя и сама осознавала, что ничего о жизни не знает. И пример с Мариной это лишний раз доказывал. И что общего у них могло быть с Руби? Могла ли Руби смотреть на нее как на равную после всего, что ей пришлось пережить? Могла ли она относиться к Майе так же, как Майя относилась к ней? Ехидный голос Астрид снова и снова подсказывал ей, что это вряд ли возможно. «Губу-то закатай обратно, а то она у тебя уже до пола отвисла», – почему-то Майя была уверена, что Астрид обязательно сказала бы что-нибудь в этом роде. – Но… – Руби пристально смотрела на девушку. – Тебя не удивляет, что я сказала «был ребенок». Не есть, а был. В общем-то… я подозревала. Беатрис никогда не умела держать язык за зубами. Это она тебе рассказала? Майя, внутренне сжавшись, в ужасе уставилась на Руби, не зная, как себя повести. Ей не хотелось выдавать Беатрис, но и притворяться, что она не в курсе, Майя тоже не могла – Руби ее раскрыла. Но Руби, увидев ее замешательство, поспешила успокоить девушку: – Все в порядке, Майя. В конце концов, это давняя история. А наш город слухами полнится. Просто скажи мне, что ты уже знаешь, чтобы мне было легче продолжить рассказ. – Ну… – Майя поёжилась, спрятала руки в рукавах. В просторном заброшенном помещении и без того было довольно холодно, но от взгляда Руби Майе почему-то стало еще холоднее. – Я знаю, что ты рассталась с мужем и ушла к Астрид. И что твоя дочка… пропала, когда ей было семь. – Да, верно, – Руби кивнула, и в лице ее как будто ничего не изменилось. – В двадцать семь лет я познакомилась с Астрид. Это вышло… случайно. В ту субботу мне пришлось взять Асю с собой на работу, у меня была довольно поздняя операция. А Сережа был на ночном дежурстве. И к тому моменту, когда мы с Асей доехали до дома, на улице было уже темно и пустынно. И в довершении всего автобус сломался в остановке от нашего дома. Мы решили пройтись пешком, хотя мне было не по себе идти одной по улице в такой час с маленьким ребенком. Поэтому я постучалась в полицейскую будку возле остановки и попросила кого-нибудь нас проводить. В будке сидели двое – молодой парень и молодая девушка, и я думала, что провожать нас будет парень, но девушка вызвалась сама. Так… я и познакомилась с Астрид. Она мне сразу понравилась. Мы болтали всю дорогу до дома, и я помню, что все время смеялась, потому что Астрид… она всегда была очень остроумной, никогда не лезла за словом в карман. Ну да ты и сама это уже заметила, наверное. В тот вечер я не поняла, зачем Астрид попросила мой телефон после того, как мы простились возле подъезда. Я думала, что она хочет подружиться со мной… – Руби усмехнулась собственной наивности. – А к тому моменту, как я поняла, что в действительности ей было нужно, я уже и сама влюбилась. Астрид же не останавливало то, что я замужем. Она… всегда добивалась того, чего хотела. И через полгода… Мы с Сережей развелись. И… к сожалению… сохранить хорошие отношения у нас не получилось… – Руби на некоторое время умолкла, поставила чашку с почти не выпитым чаем на одеяло. Сложила руки на коленях, посмотрела на свои пальцы в задумчивости. – Сережа не смог меня простить. Он меня буквально не переносил. И я не подозревала раньше, что человек, который еще совсем недавно был для тебя лучшим другом, может с такой силой тебя возненавидеть. Он говорил, что никогда не сможет этого понять. Говорил, что если бы я нашла себе мужчину и влюбилась в него, то это совсем другое дело, а женщина… Он говорил, что я променяла семью на похоть. Астрид работала в полиции, и у моего мужа были только одни ассоциации с женщиной-лесбиянкой из полиции… В его голове мы были героинями порнофильма, а не женщинами, которые полюбили друг друга. В его понимании женщины вообще не могли полюбить друг друга. Сердце Майи сжалось от боли и обиды за Руби. Она уже знала, что последует дальше, но очень надеялась, что ее опасения не подтвердятся. Но они подтвердились. – Разумеется, как ты понимаешь, Сережа не позволил мне забрать Асю с собой. Он вообще планировал мне запретить подходить к дочери в судебном порядке, чтобы «ребенок не видел этот разврат, и чтобы вы не смогли повлиять на нее», вот как он это аргументировал. Но на самом деле… он, конечно же, просто хотел причинить мне боль. Хотел удержать меня возле себя с помощью Аси. Я очень страдала из-за невозможности видеться с ребенком, но в один прекрасный день Астрид… сходила и поговорила с моим бывшим мужем. Не знаю, каким-то образом она надавила на него, и Сережа внезапно разрешил мне забирать Асю на выходные. Так… мы с Астрид прожили вместе полтора года. А потом Асе исполнилось семь, и она пошла в школу. Мы с Сережей долго спорили, в какую школу ее отдать, я хотела в хорошую, а он – в ту, что возле дома. В итоге он все-таки уступил, потому что его мать тоже приняла в этом вопросе мою сторону. Но до той школы Асе нужно было добираться на маршрутке, и поначалу кто-нибудь из нас или одна из Асиных бабушек всегда старались проводить ее до школы или встретить. Но другие дети ездили самостоятельно, и, в конце концов, мы тоже решили, что Ася уже достаточно взрослая, чтобы самой дойти до остановки и сесть на нужную маршрутку. Но… мы ошиблись… – Руби осеклась и вдруг умолкла, уставившись невидящим рассеянным взглядом на пакет с печеньем, к которому никто из них так и не притронулся. Майя терпеливо ждала продолжения, каким бы ужасным оно ни было. Она чувствовала взволнованное биение собственного сердца, которому, возможно, впервые в жизни пришлось впитывать в себя чужую боль. – Ася… уснула в маршрутке. И проехала одну остановку после школы. Об этом нам потом рассказывал водитель, – голос Руби снова стал спокойным и как будто… одеревенел. – Он рассказывал, как она испугалась, когда спохватилась, что не вышла вовремя. И, видимо, она решила добежать эту остановку до школы пешком. Но… никто не знает, что случилось на самом деле. Потому что в тот день Ася так и не появилась в школе. Это… стало тяжелым ударом для всех нас. Даже для Астрид, которая за два года тоже успела привязаться к моей дочке и полюбить ее. Астрид все время повторяла, что мы найдем ее, что она приложит для этого все усилия, и это было правдой, Астрид действительно почти не спала, положив все силы на поиски Аси, но… я думаю, что уже тогда Астрид понимала, что найти мою дочь практически нереально. Во всяком случае, найти живой. И чем больше дней проходило, тем больше гас ее взгляд, тем меньше в нем оставалось надежды. И примерно через месяц я заметила, что Астрид все больше занимается другими делами, а не делом Аси. И тогда… Мы начали ругаться. Я начала обвинять Астрид в том, что она не достаточно старается, хотя, конечно, я была не права. Я просто не хотела признать очевидное тогда. Но в действительности, каждый раз, когда я кричала на Астрид, я обвиняла саму себя. Я чувствовала себя виноватой в том, что отдала Асю в ту школу, что не провожала ее в то утро, хотя была свободна, что вообще… оставила ее и ушла к Астрид. Уже позднее я, разумеется, поняла, что глупо было винить себя в этом, но все равно на наших отношениях с Астрид это сказалось. И я приняла решение съехать и пожить отдельно. Мы продолжали общаться, но в основном по поводу Аси, по поводу того, как продвигается ее дело. И в тот день, когда мы попали в Кромлинск… это была как раз одна из таких встреч, посвященных поискам моей дочери. А что было дальше… ты уже знаешь. В Кромлинске, на фоне всего пережитого, мы с Астрид сошлись снова. На какое-то время. Но потом я поняла, что ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Мои чувства к Астрид уже были мертвы. Не потому, что она так и не нашла Асю или была в чем-то виновата. Думаю, они погибли из-за моего собственного чувства вины. Да… Никто из нас на самом деле не был виноват в случившемся. И все равно наши отношения были разрушены и уже не могли стать прежними. Я до сих пор уважаю Астрид, мне по-прежнему нравится поговорить с ней. Астрид очень умный, начитанный человек, с ней приятно общаться. Но любовь… она прошла. «Она цепляла девчонок и получше тебя!». Майя вздрогнула – настолько реалистично прозвучал в ее голове голос Астрид, и невольно девушка задумалась о том, что если это правда, то после Астрид Руби должна была встречаться с кем-то уже в Кромлинске. И тут же, словно желая ответить на ее невысказанный вопрос, Руби продолжила: – В Кромлинске у меня тоже… были попытки завести новые отношения. Хоть здесь и нелегко найти пару, ибо выбор невелик, сама понимаешь. И со временем я пришла к выводу, что это бесполезно. И все эти отношения как-то… не складывались. И все. – Руби… Я даже не знаю, что сказать, – прошептала Майя, сжимая напряженными пальцами чашку с давно остывшим чаем. – Я не представляю, как ты смогла… пережить все это. – Иногда я и сама не представляю, – Руби вздохнула, но ее вздох уже не был таким тяжелым, а голос как будто немного смягчился. Словно Руби сбросила со своих плеч тяжелый груз носимой внутри истории и снова стала самой собой. – Но знаешь, время все-таки лечит. Как и смена обстановки. Иногда я думаю, что если бы я не попала в Кромлинск, то точно спятила бы. А этот город… он помог мне отпустить мою дочку. Помог прекратить бесконечные попытки. И в то же время… он подарил мне надежду на то, что с Асей все хорошо. – Надежду? – удивилась Майя. – Но почему? – Ну… – Руби пожала плечами, слабо улыбнулась. – Я подумала, что если сама я перенеслась в параллельную реальность, то, может… и с Асей случилось что-то подобное? Да, пусть не в Кромлинск, но она могла попасть в какой-нибудь другой город, правда? Беатрис вон тоже было почти столько же, когда она попала сюда. И, наверняка, ее родители уже давно ее похоронили. А она вот жива-живехонька, и с ней все прекрасно. Кромлинск… дал мне надежду, что с моей дочкой тоже все в порядке. – И правда! – воскликнула Майя, пораженная этой догадкой. – Это ведь может быть правдой! Если за полгода Асю так и не нашли, значит, вероятность того, что она бесследно исчезла из нашего мира и появилась в каком-то другом, очень велика! – Да, я тоже так подумала… И это дает мне надежду и силы жить дальше до сих пор. Но все же… Я хотела бы спросить у тебя кое-что. На всякий случай… – Руби снова пристально посмотрела на Майю, и глаза ее как-то странно-тревожно блеснули. – Да, конечно… Спрашивай… – рассеянно разрешила Майя. – Я понимаю, что ты тогда сама была еще ребенком, и наверняка ничего не помнишь о той истории… И все же… Может, ты слышала что-нибудь о пропавшей девочке по имени Настя Уголева? Может, ты слышала, что эту девочку нашли после долгих поисков? Или… нашли ее тело? Не торопись, подумай хорошенько. Я понимаю, что это было давно. Но может, ты все-таки что-нибудь вспомнишь? Майя застыла под взглядом Руби, в котором внезапно появилось что-то тяжелое и… как будто алчное. Майя не могла этого объяснить, не могла понять, что произошло, но ей просто показалось, что какая-то романтика их близости на мгновение погасла, а низкий глухой голос Руби начал ее пугать. – Нет, прости, но… Я ничего такого не помню… – пробормотала Майя. – Ну ладно! – быстро отозвалась Руби. – Все в порядке. Отсутствие информации может говорить о том, что ничего так и не изменилось. А если Асю так и не нашли, значит, велика вероятность, что она тоже попала в какой-нибудь свой Кромлинск. Но Майя видела, что с Руби… не все в порядке. Что бы она ни говорила, с ней явно было не все в порядке. Алчность во взгляде погасла, но остался холод, мертвая космическая пустота, такая же темная, как небо над их головами. Впрочем, это выражение полного равнодушия ненадолго задержалось на ее лице, потому что внезапно губы Руби приоткрылись, а глаза чуть расширились. Она смотрела куда-то за спину Майи, и еще до того, как Руби произнесла хоть слово, девушка уже все поняла. – Майя… не двигайся. Не оборачивайся, – прошептала Руби. – Просто сиди неподвижно. Майя зажмурилась, а Руби быстро и легко поднялась на ноги, вытащила из кармана пистолет и выстрелила в лярву, выступающую из-за железных стеллажей возле стены, где хранились всевозможные детали аппаратуры для астрономических наблюдений. Майя приподняла колени к подбородку и спрятала в них лицо, а когда эхо выстрела стихло, спросила, не поднимая головы: – Нам нужно уходить, да? Их сейчас станет больше? Они нас нашли, да? – Не думаю… – Руби выдохнула, оглядывая помещение и опустив пистолет. – Я больше никого не вижу. И если мы с тобой сейчас успокоимся, то новые лярвы не смогут нас почувствовать. Майя не представляла, как ей успокоиться, ведь она даже не могла поднять лицо и открыть глаза. Она чувствовала, как сердце ударяется о прижатые к животу ноги и отдается в ушах глухим «пум-пум-пум». А потом она почувствовала ладонь Руби на своем плече. Молодая женщина снова села рядом с ней на пол, осторожно погладила ее плечо, волосы. А потом обняла и шепнула: – Прости, Майя. Это из-за меня здесь появилась лярва. Из-за моих эмоций. Я все еще… не могу вспоминать о прошлом с полным равнодушием. Но сейчас… сейчас я немного успокоюсь, и все будет хорошо. – Ты не виновата, – прошептала Майя. – Никто не смог бы вспоминать о таком равнодушно, Господи, Руби, ты не виновата… И Майя обняла Руби в ответ, позволив себе уткнуться лицом в ее мягкие, пахнущие осенью волосы. Она поняла вдруг, что дрожит, то ли от холода, то ли от страха перед новой встречей с лярвой. Но чем дольше Руби обнимала ее и гладила по спине, тем меньше и слабее становилась эта дрожь. Майя согревалась, успокаивалась, она думала о том, что впервые обнимает Руби вот так. Не потому, что ей нужно держаться за нее, чтобы не свалиться с велосипеда, а просто потому, что им обеим хотелось этого. Момент их близости вернулся, только на этот раз он был еще более полным, насыщенным, прочувствованным до каждого вздоха. И Майя думала, что могла бы поцеловать Руби прямо сейчас. Возможно, у нее даже хватило бы на это смелости, хоть ей и не приходилось раньше никого целовать первой. Но Майя боялась другого, она боялась, что момент не подходящий. Что Руби не захочет этого, потому что она слишком расстроена разговорами о дочери. Какая-то крошечная частичка сознания Майи надеялась, что Руби поцелует ее сама, однако Руби не сделала этого. Но зато их объятие продлилось намного дольше, чем предполагает успокаивающее или дружеское объятие. Они сидели, прижавшись друг к другу до тех пор, пока окончательно не успокоились и не убедились, что незваных гостей больше не будет. А потом Руби предложила им попить еще немного чаю, чтобы погреться, и Майя нехотя разжала объятия. На этот раз им удалось проглотить по два печенья, и после чашки горячего чая Майя снова почувствовала себя человеком. Они сидели рядом, плечом к плечу, грели руки о чашки, и, задрав головы, смотрели на звезды. Руби приглушенным голосом рассказывала Майе про созвездия Андромеды, Рыб и Кассиопеи, которые можно наблюдать в ноябре. Майя же не уставала поражаться, как в беспорядочном скоплении звезд можно разглядеть какие-то созвездия, но познания Руби в астрономии ее впечатляли и восхищали. Она надеялась остаться в обсерватории на всю ночь (ведь тогда ей, возможно, все-таки представился бы подходящий момент, чтобы поцеловать Руби), но та сказала, что им нужно вернуться домой. – Здесь слишком холодно, – произнесла она в ответ на возражения Майи. – И я не хочу, чтобы ты снова разболелась, проведя всю ночь в неотапливаемом помещении. Да и чай у нас закончился. Но не расстраивайся, Майя. Мы всегда сможем сюда вернуться. Это не последний раз. Мы еще съездим сюда днем и посмотрим на панорамные виды Кромлинска в телескоп. Это очень красиво, тебе обязательно понравится! А еще мы придем сюда летом, чтобы понаблюдать Сатурн. Летом здесь очень приятно оставаться на ночь. Помещение обсерватории хорошо сохраняет прохладу. От этих обещаний на сердце у Майи немного полегчало, а сожаление от несостоявшегося поцелуя растаяло. Руби права. Спешить им некуда. – Руби… – уже возле выхода в коридор Майя поймала молодую женщину за рукав. – Да? – шепнула Руби. В темноте, с закрытыми шторками купола, Майя почти не видела ее лица, она только видела, как блестят ее глаза. – Спасибо тебе, – выдохнула девушка. – За то, что… поделилась со мной своей историей. Я знаю, тебе это было нелегко, но я ценю это, правда. Спасибо. Руби улыбнулась, шумно выдохнула и шепнула в ответ: – Это тебе спасибо. Я очень давно ни с кем об этом не говорила. И мне стало… намного легче после того, как ты меня выслушала. Сердце Майи от этих слов встрепенулось, словно подаваясь Руби навстречу. И она подумала вдруг, что эти ее чувства – не просто способ забыть о Марине. Эти чувства были намного серьезнее и глубже, чем Майя предполагала. Они заполняли собой все ее существо, они рвались наружу, они были сильнее, чем ветер перед грозой, сильнее мощного, неумолимого течения полноводной реки. И Майя ощущала, как под натиском этих чувств теряет себя, свою личность, мысли о доме, о прошлом, обо всем, что раньше было для нее важно. Но она не ощущала страха, как не ощущает его уставший от жизни самоубийца на краю пропасти. Ей хотелось прыгнуть вниз. Она была влюблена.* * *
Когда Руби открыла дверь, в коридоре еще пахло йодом, пузырек с которым она разбила, собираясь на встречу с Майей. Йод впитался в линолеум, оставив темное пятно и навсегда испортив пол. Но Руби решила, что когда это место высохнет, она застелет его ковром. В конце концов, какая разница? Она живет в заброшенном доме, и говорить о евроремонте и дизайнерской мебели не приходится. Руби не стала включать свет, ощупью нашла крючок и повесила пальто. Уже из коридора она увидела стелющиеся по полу комнаты полоски лунного света, неподвижные и четко очерченные, похожие на листы серебристого картона, разложенные на ковре. Одна из полосок внезапно дернулась и на секунду исчезла, словно пересекаемая чьей-то тенью. Руби застыла. Вернулась в коридор и так же ощупью вытащила из кармана пальто пистолет, который она так опрометчиво там оставила. Лярвы не могли добраться до нее в квартире, потому что весь ее периметр был осыпан солью. Однако Руби давно не проверяла целостность солевого слоя, она забыла об осторожности, и лярвы могли уловить ее подавленное настроение, они могли… Руби перешагнула через порог и оглядела комнату. В углу возле окна стояла черная фигура. Но Руби не стала поднимать пистолет и стрелять. Потому что фигура эта была вполне человеческой. – Ну что? – Астрид повернула к ней голову. – Ты узнала все, что хотела знать? – Да, – ответила Руби и положила пистолет на комод. – А ты зачем пришла? Мы же договаривались, что я сама к тебе зайду завтра. Астрид как будто и не слышала ее вопроса и задала свой: – Она что-нибудь знает? Что-нибудь помнит? – Нет, – ответила Руби и села на постель. Она могла бы включить свет, но ей по-прежнему не хотелось этого делать. Они с Астрид привыкли разговаривать в темноте. В первый год они все время жили практически в кромешной тьме, потому что электричества в Кромлинске тогда не было. И сейчас говорить без света было тоже намного проще. Они не любили смотреть друг на друга. – Конечно, нет, – Астрид хмыкнула. – И меня поражает, что ты надеялась на что-то иное. Каждый раз одно и то же, да, Руби? – Моя надежда никогда не умрет, – спокойно ответила Руби и повторила свой вопрос: – Зачем ты пришла? – Твоя надежда – может, и нет, – Астрид прислонилась к стене и сложила руки на груди. – А вот ты – уже умерла. Так есть ли смысл в такой надежде? – Иди домой. Поговорим завтра. – Нет, мы поговорим сегодня. Потому что не только в одной надежде дело. Ты обхаживаешь эту малолетку не только потому, что она пришла с другой стороны. И знаешь ли, я немного озадачена… – голос Астрид звучал расслабленно, даже как будто игриво, но Руби ощущала в нем вкус полынной горечи. – Настолько озадачена, что даже явилась к тебе поздно вечером и ждала тебя до… подожди, сколько там уже… – Астрид отогнула рукав свитера и взглянула на наручные часы. – До четверти второго ночи! Господи боже! Времечко-то и правда недетское. И я точно знаю, что ты ее не трахала. Так что же вы делали? Нет! Подожди, не говори, я сама угадаю. Знаю! Вы ходили… в обсерваторию? Теперь в голосе Астрид звучало неприкрытое издевательство (да она никогда и не скрывала издевательство, если вдруг у нее возникало желание поиздеваться), но Руби проигнорировала его и повторила: – Иди домой. – Руби, что тебе от нее нужно? – язвительный тон испарился так же мгновенно, как и появился. Астрид всегда могла молниеносно менять интонации. – Мне не хочется в это верить, мне не хочется думать, что это может быть правдой, но неужели ты просто нашла себе очередное развлечение? Опять. – Это мое дело. – Ну конечно, – яд снова полился с губ Астрид, и ее голос зазвучал громче. – В последнее время в Кромлинск попадали либо дети, либо бабульки, и никого, кто мог бы втрескаться в тебя, всю такую распрекрасную? А тут юная простофиля с глазами в пять рублей, да еще и лесбиянка. Ты не устояла перед соблазном, я понимаю. Да-да. Смотреть вместе на звездочки, рассказывать про вечную мерзлоту в сердце Сатурна, глубокомысленно вздыхать и ловить на себе влюбленные взгляды, вот чего тебе не хватало? А знаешь, почему? Почему ты чувствуешь себя мертвой без чужого восхищения? Потому что ты на самом деле мертвая. И чужие эмоции не вернут тебя к жизни, вот в чем проблема. – Астрид, если ты продолжишь в том же духе, то очень скоро кое-кто составит нам неприятную компанию, – холодно заметила Руби. – А я слишком устала, чтобы стрелять. – Да мне плевать. Возможно, эти твари только того и добиваются. Нашей эмоциональной смерти. Ты ведь замечаешь, что юная круглолицая особа превращается в желе при твоем появлении? Сколько еще ты будешь играть в эти игры? Пока она не догадается? А если я ускорю этот процесс? Не то чтобы мне ее жалко. Мне было жалко только Аарона. А девчонка, возможно, и заслуживает хорошего жизненного урока, уж больно она самоуверенная и наивная… – Делай, что хочешь, – перебила Руби сухо. – Майя все равно тебе не поверит. – Ну, конечно, – Астрид хмыкнула. – Ты ведь ее уже обработала. – Обработала? – Руби невесело усмехнулась, поправила подушку и прилегла на постель. – Я кто, по-твоему, Гестапо? У нас с Майей сложились хорошие доверительные отношения. Нам нравится проводить время вместе. И мне не важно, нравится ли это тебе или нет. Я только прошу тебя оставить Майю в покое. Уже просила и попрошу еще раз. Надеюсь, что в последний. Майя – слабая девочка. Во всех смыслах, и в психологическом, и в физическом. Она ломается под твоим прессингом. И ее последняя болезнь была очень тяжелой. Я не хочу, чтобы что-то подобное повторилось. И если ты продолжишь ее терроризировать только потому, что я ей нравлюсь, я буду обучать ее сама. Некоторое время из угла комнаты не доносилось ни звука. И когда Астрид заговорила, в ее голосе уже не было эмоций. Он был чист, бесцветен и равнодушен, как кусок стекла. – Слушаюсь и повинуюсь, Ваше Величество. Надеюсь, Ваш сон этой ночью будет спокоен и крепок. А мне настало время удалиться. Не смею тревожить Вас более. Но когда Астрид уходила, Руби слышала, как та проронила сквозь плотно сжатые зубы четыре решительных слова: «Я тебе не позволю».