Человек несовершенен. Иной лицемерит больше, другой меньше, и в соответствии с этим глупцы называют одного нравственным, другого безнравственным. (Оноре де Бальзак. Отец Горио)
2,5 года назад Весна Сначала он увидел лишь небольшой невыразительный диск светло-бежевого оттенка, окруженный кольцами, и испытал легкое разочарование, которое посещает нас всякий раз, когда наше воображение рисует картины более яркие, чем последующие реальные события. – Продолжай всматриваться, – услышал он мягкий голос Руби за своим плечом. – Смотри внимательно. И он смотрел внимательно. И вскоре Сатурн как будто начал преображаться. К оттенкам бежевого добавились более яркие и насыщенные апельсиновые тона в центре планеты, и голубовато-лиловые – по краям диска и внешних колец. Планета и кольца действительно были полосатыми, они сияли на фоне черного беззвездного космоса, зависнув в невесомости. Аарон громко выдохнул. Ему казалось, что он бежал долго-долго, а теперь наконец-то был на месте. – Ну, увидел? – на этот раз голос подала Беатрис, и Аарон почувствовал, как девочка слегка потянула его за рукав рубашки. – Да, – ответил Аарон, не отрываясь от окуляра. – Красиво, правда? Мне очень понравилось! – воскликнула Беатрис, все еще находящаяся под впечатлением от зрелища Сатурна в телескоп. Ей уже исполнилось девять, и у нее проснулся свойственный многим детям ее возраста интерес к астрономии и устройству мира. И когда на прошлой неделе Руби принесла ей толстенную детскую энциклопедию по астрономии, Беатрис две первые ночи ложилась с ней спать, как с мягкой игрушкой. И все время просила Руби рассказать ей что-нибудь «о самых больших планетах». И, конечно же, ее любимой стала планета Сатурн. – Да, очень красиво, – согласился Аарон. – Только, если честно, я ожидал, что в таком хорошем телескопе Сатурн будет… ну, более четким, что ли. – Дело не в телескопе, – заговорила Руби. – Во всяком случае, не только в нем. Расплывчатость обусловлена атмосферой самого Сатурна. Из теплых недр планеты поднимаются пары аммиака и, вымораживаясь в верхних слоях атмосферы, образуют плотный слой тумана. – Что такое аммиак? – спросила Беатрис. – Аммиак – это ядовитый прозрачный газ, – ответила Руби. – Ядовитый? А что он делает? – продолжала любопытствовать Беатрис. – Он сжигает глаза, кожу и лёгкие, – Аарон заговорил низким пугающим голосом, оторвался от телескопа и схватил Беатрис за плечи в темноте, отчего та громко взвизгнула, впрочем, больше от восторга, чем от страха. – Так значит, Сатурн тоже ядовитый? – спросила она с сожалением, когда Аарон ее выпустил. – Ага, – ответил он. – И даже если… даже если изобретут скоростные космические корабли, мы все равно не сможем полететь на Сатурн в гости? – Все равно не сможем, – подтвердил Аарон. – А если надеть противогаз? – Боюсь, что тоже нет, – Аарон улыбнулся и потрепал девочку по светлой макушке. – Жалко. А можно я тогда пойду поиграю в холле? – спросила Беатрис так, как будто уже собиралась лететь на Сатурн, но полет отменился, и она решила найти себе другое занятие. – А фонарик твой где? – спросил Аарон. – Тут! – девочка вытащила из кармана юбки специальный фонарь, надевающийся на голову. – А пистолет на месте? – Ага! – Беатрис хлопнула себя по кобуре и улыбнулась улыбкой маленькой ковбойши. – Ну, тогда можешь идти, – разрешил Аарон. – Только на улицу не выходи. Играй в холле. – Хорошо! – Беатрис уже кинулась собирать с пола свои игрушки, которые ей вырезал из дерева Аарон – машинку с крутящимися колесами и двух зайцев. Ему было приятно, что эти простенькие фигурки заинтересовали ее куда больше, чем яркие фабричные игрушки из торгового центра «Подкова». – Сатурн ей явно уже побоку, – Руби с улыбкой посмотрела вслед вышедшей за дверь девочке. – Да. И нам остается только одно – создать сверхскоростной космический корабль. Наверняка он понравится Беатрис больше, чем телескоп. Руби рассмеялась, шагнула к Аарону, обняла его за руку, прижалась щекой к плечу. Спросила: – Сколько она уже с нами? – Седьмой месяц пошел, – ответил Аарон. – А она уже неплохо адаптировалась, да? О доме не говорит? О родителях? – Нет, уже давно не говорит, – Аарон вздохнул, накрываемый тяжелым облаком тревоги и ответственности. – И всякий раз, если я пытаюсь заговорить с ней об этом, отмалчивается. С тех пор, как она выбрала себе другое имя, она отказывается вспоминать обо всем, что было связано с Настей. Иногда мне кажется, что она как будто отделила от себя ту личность, и это меня… немного пугает. Теперь она Беатрис, и у нее никогда не было родителей, она всегда жила в Кромлинске вместе… со мной. – Да, она даже тебе имя придумала. И я все никак не привыкну называть тебя Аароном, хотя имя… мне очень нравится, – она запустила пальцы в его волосы на затылке, и Аарон коротко шумно выдохнул от резкой волны щекотно-приятных ощущений. – Но, честно говоря… я тоже переживаю за нее. У девочки серьезная психологическая травма, и она пытается справиться с ней, придумав себе другую историю жизни. – Да, но… мы ничего не можем сделать. Если даже мы, взрослые люди, придумываем себе другие имена и пытаемся начать новую жизнь здесь, чтобы не сойти с ума, то чего можно требовать от ребенка? Возможно, в какой-то степени она это перенесет даже легче, чем мы, ведь для нее все это – просто увлекательная игра. – Это так, но… – Руби чуть отстранилась от него, но руку не выпустила. – Неужели она совсем не скучает по своим родителям? Это ведь как-то… ненормально. В таком возрасте… она должна была быть очень сильно к ним привязана. Аарон расслышал в ее голосе тщательно скрываемые эмоции, которые все же прорывались через толщу напускного равнодушия и спокойствия, словно отчаянные руки утопающего над поверхностью воды. За те полтора года, что они знали друг друга, и за те девять месяцев, что они встречались, Аарон научился неплохо определять настроение Руби по интонациям ее голоса. Не по тем интонациям, которые она сама ему придавала, а по тем, что вырывались наружу, несмотря на все ее усилия подавить свои чувства, замаскировать их и спрятать за вечной уравновешенностью. Профессиональная черта. И сейчас Руби явно думала не о Беатрис, волновалась не о ней и не о ее психическом здоровье, нет. Она думала о своей дочери и о том, скучает ли Ася по своей маме, если ей каким-то чудом повезло попасть в другой подобный город, в свой собственный далекий Кромлинск. Если Ася, как и Беатрис, живет сейчас с какими-то чужими людьми, то вспоминает ли она ее, Руби? Скучает ли она? И снова, как и всегда в такие моменты, Аарон ощутил, как необходимость что-нибудь сказать, что-нибудь утешительное и правильное, распирает горло, но правильные вещи никак не идут в голову, и Аарон произносит только: – Конечно, она скучает по своим родителям. Но ей… нужно как-то жить дальше. Руби кивнула, ее рука непроизвольно скользнула к золотистой, но такой тусклой сейчас, в темноте, цепочке, и пальцы, нащупав кулон с Сатурном, на мгновение замерли, словно успокоившись. С губ сорвался едва слышный вздох, и Руби отстранилась от Аарона, шагнула к телескопу, но вместо того чтобы наклониться к окуляру, просто посмотрела на темное небо с россыпью звезд за шторками обсерваторского купола. И снова. Аарон сказал не то, что ей нужно было в тот момент. Он чувствовал это по тому, как переменилось ее настроение, по тому, как переменился ее взгляд. Ее пальцы не выпускали крошечную золотую планету, такую красивую, но слишком неудобную для того, чтобы сжимать ее в ладони – острые грани колец Сатурна впивались в кожу, но Руби продолжала ее держать. Аарон знал, что когда она раскроет ладонь, на ней отпечатаются округлые красные линии с побелевшим краем, но в темноте этого не будет видно. – А она… не говорила с тобой… обо мне? – спросила Руби. – Беатрис? О тебе? – удивился Аарон. – Ну да. Как она относится к тому, что мы съехались? Как она вообще относится ко мне? – Да, нормально… в общем-то, – Аарон растерялся. – Аарон… я… не уверена… что смогу. – Что «сможешь»? – его голос на последнем слоге сел от внезапного ужаса, потому что Аарону показалось, что Руби хочет расстаться, уже пожалев о том, что два месяца назад они начали жить вместе. – Что смогу заменить ей… мать, – Руби выпустила кулон, сжала и разжала пустую ладонь, опустила руку, провела ей по джинсам. – Но, Руби… этого от тебя никто и не ждет! – Аарон испытал и облегчение от того, что Руби пока не собирается бросать его, и изумление от того, что подобная мысль пришла ей в голову. – Беатрис не воспринимает тебя как мать, она уже слишком большая для этого. Она и меня не воспринимает как отца, хотя я живу с ней уже полгода. Она относится к нам просто… по-дружески. И ты ей нравишься, ей интересно общаться с тобой, ты умеешь общаться с деть… ми… – Аарон прикусил язык, боясь, что опять сказал что-то не то и напомнил Руби о болезненном прошлом. – Да… Это хорошо, что она относится ко мне именно так, потому что… я сама вряд ли смогу относиться к ней как к дочери. Пойми, Аарон. Это для меня слишком. Просто слишком. Ей столько же лет, сколько было моей Асе, когда она пропала. И зовут ее Настя… Господи. Конечно, внешне они совсем разные, но мне все равно от этого не по себе. – Да-да, я понимаю! Но Беатрис очень одиноко… И она просто нуждается в людях, которые будут к ней добры. – Ты прав, конечно, – она помолчала мгновение, а когда заговорила снова, ее голос прозвучал как-то… странно: – А ты… уверен, что с нами ей будет лучше? В Кромлинске есть несколько семей, которые давно хотят ребенка. И Молли, ей очень одиноко, и она любит детей… Аарон, который меньше всего ожидал подобного предложения от Руби, даже не сразу понял, о чем она говорит. Когда Аарон принял решение оставить Беатрис у себя, по Кромлинску сразу поползли слухи. Да, их город был совсем маленьким, все друг друга знали, и не все друг друга любили, а кто-то и вовсе был озлоблен на весь мир за то, что несправедливая судьба забросила его то ли в параллельную реальность, то ли в самый настоящий ад. И Аарон знал, что говорят за его спиной. Особенно старшее поколение. Ему не доверяли. У него самого никогда не было детей. Он был большим и угрюмым. И бородатым, к тому же. И все предпочли бы, чтобы Беатрис попала в какую-нибудь молодую семью из тех, что недавно образовалась в их городе, или чтобы ее удочерила одинокая старая дева Молли, которая еще в «прошлой» жизни мечтала о детях, но так и не вышла замуж. Молли была забавной, и они с Беатрис хорошо ладили. Но Аарон не хотел отдавать ей девочку. И все. Просто не хотел отдавать ее вообще никому в этом городе. И до этой минуты он был уверен, что Руби понимает его чувства. Понимает, как сильно они с Беатрис привязались друг к другу. Как хорошо и весело им было вместе. Но если бы Руби понимала, разве стала бы она предлагать ему просто отдать Беатрис? Кому-то чужому, куда-то далеко… Пусть и в соседний дом, все равно. Это было далеко. Но он не знал, как объяснить это Руби. В словах он никогда не был силен. Если она сама не понимает, то как объяснить ей? – Я не хочу этого, – сказал он просто. – И она тоже этого не захочет. – Да, ты прав… Пожалуй, Беатрис не нужен дополнительный стресс. И она уже привыкла к тебе. К тебе. Она сказала «к тебе», словно нарочно выделив именно эти предлог и местоимение, она не стала говорить «к нам», потому что очевидно было, что к самой Руби Беатрис еще не привыкла. И не полюбила ее так сильно, как любила Аарона. И больше в тот вечер они на эту тему не говорили. Но думать об этом Аарон не перестал. Он думал о том, почему Руби предложила ему подобный вариант? И ответ на этот вопрос его совсем не радовал. Руби просто не хотела жить вместе с Беатрис. Жить втроем она не хотела. И, возможно, у нее была надежда, что Аарон отодвинет Беатрис на второй план, когда они съедутся, но этого не случилось. И единственное, на что Аарон согласился – это снова отправить девочку спать в отдельной комнате. Руби не хотела жить с Беатрис. Потому что без нее все было бы намного проще. И было бы меньше ненужных ассоциаций и воспоминаний, от которых ломит зубы, словно от ледяной воды. «Она либо примет Беатрис, либо… бросит меня. Другого варианта не дано», – подумал Аарон и посмотрел на чуть сгорбленные плечи Руби, а потом на небо, на одну из самых ярких и крупных звезд среди других – Сатурн. Сияющий белый гигант. Далекий и недостижимый. Ядовитый и прекрасный.* * *
Майя провела кончиками пальцев по белой облупившейся краске оконной рамы, и несколько чешуек упали на грязный подоконник, рядом с парой мертвых мотыльков. Девушка выглянула в окно, посмотрела на засыпанный снегом двор внизу. Сейчас, одетый в белое, он почти не выглядел заброшенным и старым. И только отсутствие протоптанных тропинок на детской площадке напоминало, что в том дворе давно никто не играет. А железная сетка, ограждающая баскетбольную площадку, оторвалась с одной стороны и болталась на ветру, громко ударяясь о столб, к которому раньше крепилась. Зловещий звякающий звук в тишине мертвого района города. – Май, ты слышишь? – голос Беатрис прозвучал совсем рядом, за плечом девушки. В последнее время Беатрис все время называла ее «Май». И Майя ничего не имела против. В конце концов, это лучше, чем прозвище «майка», которым ее наградили в школе, и которое так любила Юля Обручева. Майя обернулась к Беатрис, которая вставляла пистолет в кобуру, с легким разочарованием кривя губы. – Все чисто, – сказала девочка. – Нет тут никого. И это уже второй пустой дом за сегодня! Аарон говорит, что нужно подождать. А по-моему, эти лярвы совсем обленились! Мне так хотелось пострелять, а их нигде нет! – Может, и правда нужно подождать, – Майя вздохнула, снова глянула во двор и отвернулась от окна. – Аарон-то где? – Где-то на первом этаже торчит, – буркнула Беатрис с явным недовольством. – Нашел там альбом с фотками и рассматривает его. Он любит такие штуки. А мне вообще непонятно, какое ему дело до всех этих незнакомых людей! Майя подумала, что с удовольствием посмотрела бы этот альбом вместе с Аароном. В отличие от Беатрис, ей совсем не хотелось приключений, гонок по заброшкам и стрельбы по лярвам. Да, пусть за прошедшую неделю она стала бояться лярв намного меньше, и теперь их появление вызывало в ней скорее усталое раздражение, чем ужас, она все равно не хотела всего этого. Всей этой жизни не хотела. Она хотела просто покоя. Просто лежать в кровати сутки напролет, не замечая течения времени, сменяющих друг друга дней и ночей, лежать, окутанной вечными предвечерними сумерками, и просто не думать. Ни о чем. Не думать о Руби. – Вот Астрид бы сейчас что-нибудь сделала! – вздохнула Беатрис. – Она всегда умеет вызывать лярв, если это нужно для обучения. Астрид. Это имя, как кость в горле, мешающая дышать, как огромная мозоль на пальце, готовая вот-вот прорваться, как лишние удары сердца, от которых становится так больно и тяжело в груди. Так тяжело… – Да… – прошептала Майя, с трудом справляясь с собой. – Она это умеет. Выводить на эмоции. – Может, нам с тобой поссориться? – глаза Беатрис заговорщически блеснули. – Мы с тобой уже так давно знакомы и ни разу не ссорились! – Давай, – согласилась Майя с улыбкой. – Из-за чего ссориться будем? – Не знаю… А нет, знаю! Давай из-за Аарона! Его как раз сейчас нет! – Ну, хорошо. Тогда начинай. – Сейчас! Подожди! – Беатрис сделала такое сосредоточенное лицо, словно вспоминала в уме таблицу умножения, а Майя еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. – Майя, ты настоящая… настоящая… козявка! Как ты посмела вчера обниматься с Аароном! Я все видела! – Неправда, ничего ты не видела! Он сам меня обнял! От козявки слышу! – включилась Майя, изображая обиду и возмущение. – Ну конечно! Ври больше! Все женщины одинаковые! Все хотят отобрать у меня Аарона! Сначала Руби! Потом Тайлер! А теперь еще и ты! Все вы… козявки! – Беатрис не выдержала и улыбнулась на последнем слове, а Майя, сдавшись, громко рассмеялась. – «Все вы козявки»! – передразнила девушка, давясь смехом. – Козявки! – подтвердила Беатрис серьезно и тут же сама прыснула в кулак. – Привет, девочки, как вы тут? – в дверях выросла огромная фигура Аарона, который стоял, убрав руки в карманы своего длинного черного пальто. – Мы ссоримся! Из-за тебя! – торжественно сообщила Беатрис. – Ссоритесь? – он усмехнулся. – Что-то не похоже. По-моему, вы просто ржете как ненормальные. И Майя с Беатрис снова расхохотались, а Аарон подошел к ним, схватил смеющуюся Беатрис за талию и поднял над полом, закружил в просторной пустой комнате, отчего девочка засмеялась еще звонче. – А ну-ка! Нечего тут ссориться с Майей! – воскликнул он, грозно понизив голос. – Она даже не моя девушка! – А с твоими девушками мне можно ссориться? – спросила Беатрис, когда Аарон поставил ее на пол. – Нет! Конечно, нельзя! – Ну и ладно! – и Беатрис показала Аарону язык, после чего он снова поймал ее с угрожающим воплем и снова закружил. Майя, чуть прислонившись спиной к стене, с улыбкой наблюдала за ними. Ей нравилось проводить с ними время, нравилось заниматься, особенно, когда не было лярв, и они могли просто болтать и дурачиться. Да, пусть иногда в их компании она ощущала себя третьей лишней, но ей нравилось и просто наблюдать за общением Аарона и Беатрис, ощущать необычайную гармонию настоящей дружбы этой странной парочки. А еще… бывали моменты, когда… ей никак не удавалось отделаться от мыслей о том, почему Руби не смогла принять Беатрис. Конечно, не как дочь, но просто… Беатрис была такой милой и забавной, такой умной и любознательной девочкой. Почему Руби… не смогла ее полюбить так, как полюбил ее Аарон, сама Майя и даже… Астрид? Даже Астрид полюбила ее. Это было видно по тому, как они общаются друг с другом. Но почему же Руби… «Почему она не приходит ко мне? – мысль, которую Майя так долго пыталась сдерживать, наконец-то прорвалась. – Почему она снова забыла меня? Ведь мы живем в двух шагах друг от друга, неужели она не могла найти в своем расписании хотя бы часик для того, чтобы зайти ко мне в гости, просто погулять вместе?». В последний раз они с Руби виделись неделю назад, когда гудела сирена, и когда они нашли новенькую. В тот день они все отправились к Руби домой, где напоили Елену горячим чаем с печеньем (треклятым и безумно вкусным печеньем Астрид). Руби, Аарон и, конечно же, Беатрис, в общих чертах рассказали Елене о том месте, где она оказалась, и о том, что теперь она уже не сможет покинуть его. Майя не участвовала в этом разговоре, молча слушая других, жуя печенье и почти жалея о том, что оно не ядовитое. Ей было тошно в тот день. От всего тошно. От равнодушия Руби к ней самой и ее неприкрытого интереса к новенькой, от Кромлинска с его тупыми бессмысленными ограничениями, от печенья Астрид и чая Руби, от всех этих разговоров, лживых убеждений Руби в том, что «все будет хорошо, Вам нечего опасаться в Кромлинске, здесь Вас никто не обидит». Тошно от того, что никто не рассказывает Елене о лярвах, длинных, черных, безжалостных тварях. Хоть Майя и понимала, что к такой информации Елена еще не готова, ей все равно было тошно. Как будто все они врали. И она сама в том числе стала молчаливой соучастницей лжи. Но больше всего ей стало тошно, когда Руби предложила Елене пожить пока вместе с ней. Просто взяла и предложила ей то, о чем так мечтала сама Майя. И больше она Руби не видела. Аарон один раз ходил к ней домой, за мазью для своей больной спины, и предлагал Майе прогуляться вместе с ним, но девушка отказалась. Видимо… у нее все-таки была гордость, о существовании которой Майя раньше не подозревала. И когда Аарон вернулся, девушка даже не стала расспрашивать его ни о Руби, ни о Елене, сделав вид, что ей все равно. Да и по расстроенному лицу Аарона она поняла, что ему нечего сказать ей в утешение. Совершенно очевидно было, что Руби с новенькой прекрасно проводят время. И Аарон сказал только: «Она придумала себе новое имя. Теперь мы должны будем называть ее не Елена, а Гретта». И Майя подумала тогда, что это имя ей подходит. Такое же острое, твердое, угловатое. «Интересно, нравится ли Гретта Руби? – думала Майя, лежа по вечерам без сна в кровати. – По возрасту они подходят друг другу намного больше, чем мы с Руби. Но Гретта, скорее всего, натуралка. Или для Руби это не помеха?». …она цепляла девчонок и получше тебя… «Кто я для нее? Одна из многих, чье сердце и чье безграничное доверие она смогла завоевать? Нравилась ли я ей когда-нибудь по-настоящему?». …ты думаешь, Руби есть до тебя хоть какое-то дело? Нет. Ты для нее имеешь такое же значение, как для майского жука теория относительности. И как бы Майе ни хотелось доказать Астрид и самой себе, что это неправда, пока что поведение Руби говорило об обратном. О том, что Астрид была права. Во всем была права. – А вот и они! Мои красавчики! – воскликнула Беатрис голосом, полным восторга и дикого бесстрашия, выводя Майю из тумана мрачных мыслей. На пороге комнаты стояли две тонкие высокие лярвы, даже более высокие, чем Аарон. Одна из них не двигалась, а вторая как будто слегка подрагивала, и за неделю тренировок Майя уже успела изучить, что это значит подготовку к нападению. Одна из лярв намеревалась перейти в наступление, но Майя не собиралась давать ей этого шанса. Она достала свой пистолет, прицелилась, без спешки, сосредоточившись и не отвлекаясь на посторонние мысли, отрешившись от эмоций и ощущения страха, и выстрелила, попав точно в голову. – Ура! – закричала Беатрис и тут же добавила: – А вторую – я! Пожалуйста, пожалуйста! Можно? – Беатрис, Майе нужно учиться… – начал было Аарон, но Майя его прервала: – Ничего, пусть стреляет. Мы с ней договорились, что одна лярва из стаи всегда принадлежит ей. – Да! Вот именно! И сейчас она у меня получит отборной соли! – и Беатрис, достав пистолет одним точно отмеренным движением, сразу перешла в двуручный хват, прицелилась и выстрелила в голову второй твари. Невольно Майя подумала, что Астрид похвалила бы девочку за такое мастерство и уверенность. Беатрис не боялась оружия, в отличие от нее самой, и обращалась с ним аккуратно и в то же время играючи. Возможно, дело было в том, что стрелять она училась с раннего детства. Внезапно Майя подумала о том, каково было Астрид учить стрелять восьмилетнюю девочку. Как научить ребенка, совсем маленького, едва окончившего первый класс, пользоваться оружием и не бояться чудовищ, которые пытаются убить его? Должно быть, это была задачка не из легких. Но Астрид и, конечно же, Аарон справились с ней на ура. – Молодец, – улыбнулась Майя. – Это был крутой выстрел. Ты действуешь очень быстро. – Спасибо, – бледные щеки Беатрис зарделись от гордости. – Ты тоже уже очень хорошо стреляешь, Майя! А быстрота придет позднее. Так всегда говорила Астрид. В тот день они бродили по заброшенным домам до позднего вечера, изредка останавливаясь где-нибудь и разводя костер, чтобы перекусить и выпить горячего. После наступления темноты значительно похолодало, но Майя уже привыкла к многочасовому нахождению на свежем воздухе, и ее организм уже не выражал такого протеста, как прежде. Да и физическая нагрузка помогала согреться. Что касается страха, который раньше непременно усилился бы после наступления темноты, теперь он почти никак не проявлял себя. И кроме раздражения и усталости Майя не ощущала почти ничего. Да и вообще, битва с лярвами даже помогала ей отвлечься от мыслей о Руби и Астрид. Помогала не думать о том, что… «Возможно, Астрид все-таки рассказала ей. И поэтому Руби игнорирует меня. Целая неделя прошла с нашей последней встречи… Наверняка Руби уже все знает…». Когда в тот вечер они вернулись домой, чтобы как всегда согреть чаю и посидеть всем вместе на кухне, Майя и Беатрис остались на некоторое время наедине, пока Аарон ушел поправлять покосившиеся от сильного ветра листы полиэтилена на теплицах. Беатрис поставила чайник на огонь и достала из хлебницы приготовленный вчера кекс с курагой и черносливом. А Майя, присев на свое место у стола, произнесла тихо: – Беатрис, послушай… Насчет нашей сегодняшней «ссоры»… Я понимаю, что это было понарошку, но все же… Ты на самом деле случайно не ревнуешь Аарона ко мне? Беатрис осталась стоять к ней спиной и повернувшись к плите. Ответила она не сразу, и это насторожило Майю. А еще ее насторожил серьезный тон этого ответа: – Да нет… Не то чтобы. Я понимаю, что ты не такая, как Руби и Тайлер. И понимаю, что ревновать глупо в любом случае. – Беатрис, мне нравятся только девушки, ты знаешь об этом, – проговорила Майя, смущаясь, но понимая, что этот разговор нужен им обеим. – И к Аарону я чувствую только дружескую симпатию. Я не влюблена к него, как были влюблены Руби и Тайлер. – Да… – она вздохнула. – Да даже если бы была влюблена… Даже если бы вы начали встречаться… Аарон все равно не мой парень, чтобы я его ревновала. Он имеет право на личную жизнь. Он же взрослый. – Это так, но… Беатрис, ты знаешь, что ревность бывает не только к возлюбленным? Ревновать можно и друга, и родственника. И очень часто случается так, что старшие дети ревнуют своих родителей к младшим детям или… ревнуют, если у их одинокого родителя появляется пара. Я знаю, что ты не относишься к Аарону как к отцу. Я просто привожу пример. – Да… – повторила Беатрис, ее плечи чуть поникли, и она повернулась наконец к Майе с выражением тяжелой задумчивости на лице. – Я знаю, что так бывает. Но я не знаю, как мне перестать ревновать. Не к тебе даже, а к… Тайлер. Тайлер. Кем бы ни была эта женщина, за все время своего пребывания в Кромлинске, Майя не видела ее ни разу. После того как Майя начала жить с Аароном и Беатрис, Тайлер ни разу не приходила к ним в гости, но Майя знала, что иногда Аарон сам ходит к ней. Об этом ей рассказывала Беатрис. – Значит, в основном ты ревнуешь Аарона только к Тайлер? – уточнила Майя. – Угу, – Беатрис кивнула и уставилась в пол. – А к Руби? Ты тоже его ревновала? – Ну… – девочка как будто растерялась от этого вопроса, помолчала немного, очевидно, анализируя свои чувства, а потом ответила: – Нет… мне кажется, что нет. Я была тогда еще маленькой. И мне кажется… что это Руби ревновала Аарона ко мне. Она хотела себе всего Аарона. А меня не хотела. Майя почувствовала, как от этих жутких, но произнесенных с такой обыденной интонацией слов, у нее ползут мурашки по спине, холодные, точно прикосновения лярвы. – Но… э… – она растерялась. – Ты уверена в этом? – Не знаю, – Беатрис пожала плечами. – Аарон говорит, что это неправда. Но мне кажется, что он просто защищает Руби. «Выгораживает», как Астрид говорит. Он всегда ее защищает. Даже когда Руби говорила мне какие-то плохие вещи, кричала или толкала, Аарон всегда защищал ее. Он говорил, что она просто устала, или начинал объяснять мне что-то про какой-то «посттравмированный» синдром… Я забыла уже, что это… ты знаешь? – Д-да… посттравматический, – с трудом выговорила Майя, пытаясь представить себе Руби, которая толкает Беатрис или кричит на нее. – Думаю, он имел в виду, что Руби еще не оправилась после психологической травмы – потери дочери. – Вот, точно, – кивнула Беатрис. – Это он всегда говорил. Но я все равно благодарна Аарону. В итоге он не променял меня на Руби, не отказался от меня, как она хотела. Мы с ним до сих пор вместе…. Хотя… иногда мне кажется, что это сделало его несчастным. Майя, которая даже не подозревала, насколько все окажется серьезно, и насколько далеко зайдет их разговор, снова не сразу нашлась с ответом: – Нет, что ты, Беатрис! Не говори так! Даже если Аарону пришлось сделать в итоге такой непростой выбор, я уверена, что он нисколько не сожалеет об этом! Он очень сильно любит тебя. И я вижу, как он счастлив, когда ты рядом. – Правда? – Беатрис слабо улыбнулась. Видно было, что от этих слов она немного оттаяла. – Ты так думаешь? – Да это же очевидно! Кроме того… я думаю, что с Руби они все равно расстались бы рано или поздно. Даже если бы тебя с ними не было. – Вот, я тоже так думаю! И я понимаю, что Руби тебе тоже понравилась, но с ней… сложно. У нее не получается встречаться с кем-то. Я не знаю, почему. Но все равно… После Руби мне немного страшно. Вдруг Аарон все-таки найдет однажды женщину, которая уговорит его… бросить меня? Вдруг эту женщину он полюбит больше? И в тот момент сердце Майи не выдержало – она просто не могла и дальше смотреть на потерянное личико девочки, а потому просто встала и обняла ее за плечи. А Беатрис, как будто только и ждала этого, тут же уткнулась носом ей в грудь и крепко обхватила обеими руками за талию, выпустив громкий вздох. – Я уверена, что этого не случится, – сказала Майя. – Аарон тебя никогда не бросит. Он тебя очень любит. И никакая женщина в его жизни этого не изменит. Но если ты тоже любишь Аарона и хочешь, чтобы он был счастлив, ты не должна… сдерживать его… понимаешь? Если у него появится пара, появится настоящая любовь, ты все равно останешься его лучшим другом. Просто Аарон будет еще счастливее. Ты ведь хочешь этого? – Да… Очень хочу, – Беатрис снова громко вздохнула, и голос ее дрогнул. – Эта Тайлер… Какая она? Ты не пробовала с ней подружиться? – Ну… она красивая. И смелая. И она все время приносила мне какие-нибудь дурацкие подарки. Всякие игрушки, как будто я еще маленькая. – Ну, вот видишь! Она приносила тебе подарки, значит, хотела подружиться с тобой, понравиться тебе! Возможно, ты просто не давала ей шанса узнать тебя получше? Если бы она тебя узнала, то дарила бы что-нибудь в твоем вкусе. – Думаешь? – в голосе девочке прозвучало сомнение. – Я уверена. Может… тебе стоит поговорить с Аароном? Пусть пригласит Тайлер к вам в гости. Мы попьем чаю все вместе, угостим ее чем-нибудь вкусненьким, а? – Ну ладно… наверное, можно, – согласилась Беатрис, чуть отстранившись от Майи, и смущенно улыбнулась. – А что мы для нее приготовим? – Не знаю, на твое усмотрение. Я вообще готовить не умею. – Я могу тебя научить! – Беатрис тут же пришла в страшное возбуждение от этой мысли, поскольку обожала кого-нибудь чему-нибудь учить. – Можно испечь грушевый пирог! Сами по себе груши в этом году не очень вкусные, но в пироге они будут как раз то, что надо! А потом вернулся Аарон, и от него пахло морозом и свежестью, а его усталое лицо осветилось улыбкой при виде щебечущих и разливающих чай девочек. И Майя тоже улыбнулась ему, просто так, без причины.* * *
Короткие дни. Длинные ночи. Декабрь. Розовато-лиловое небо на закате и черные, точно угольные, верхушки елей. Свежий снег, прилипший к мыскам ботинок. Вкрадчивый холод, от которого медленно немеют кончики пальцев и колет в висках. Влажный морозный воздух, которым никогда не надышишься, сколько бы глубоких вдохов ни сделал, грудь так и будет распирать. Запах сырых досок прогнившего пола в очередном заброшенном доме. День за днем. Одно и то же. Они с Аароном и Беатрис возвращались пешком домой, идя мимо границы города друг за другом, в молчании любуясь холодной красотой заходящего солнца. Пистолеты убраны, и день был таким долгим, и каждый из них устал, потому что лярв в этот день было много, и даже Беатрис не осталась обиженной и настрелялась вдоволь. – Ты очень хорошо стреляешь, Майя, – сказал Аарон, шедший позади, последним. – Думаю, нам больше нечему тебя учить. Я поговорю с Руби, а она в свою очередь поговорит с Астрид, чтобы та выдала тебе дополнительные патроны. И будем считать, что на этом твое обучение окончено. – Ура! Поздравляю! – Беатрис взяла Майю под руку. – Спасибо, – смутилась девушка. В ее мыслях невольно закрутилась картинка, где Руби приходит к Астрид за патронами, а та вместо патронов выдает ей постыдную тайну того, что произошло между ней и Майей две недели назад. Или уже выдала? Майя по-прежнему ничего не знала об этом. – Эй, смотрите-ка! – воскликнула Беатрис с искренним удивлением. – Это же Руби! Похоже, Аарону не придется идти к ней специально! Можно уже сейчас попросить у нее патроны! При звуке имени Руби Майя невольно остановилась, словно ее ноги внезапно вросли в снег, и подняла голову. Им навстречу действительно шла Руби, и ее волосы без шапки ярко-красным пятном выделялись на фоне окружающей белизны. И Руби… шла не одна. С ней была Елена, а точнее Гретта. Всё в том же светлом пальто и брендовых сапогах на каблуке, страшно неудобных в такую погоду, судя по тому, что она держала под руку Руби. Или она держала Руби… не только поэтому? Майя не заметила, как прикусила изнутри губу до крови. Руби махнула им рукой, и Беатрис махнула в ответ, а Майя так и осталась стоять неподвижно. Аарон тоже остановился за ее спиной. – Вот так встреча, – Руби ослепительно улыбнулась, когда они с Греттой подошли ближе и тоже остановились. – Как у вас дела, ребята? Тренируетесь? – Да! Майя уже научилась стрелять! – с готовностью поделилась Беатрис. – Правда? Вот это здорово! – Руби перевела взгляд на Майю и тут же снова отвернулась. Короткий, не выражающий ничего, кроме вежливого внимания, взгляд. «Она ничего не знает, – подумала Майя. – Про меня и Астрид ничего не знает. Но ей все равно на меня наплевать. Просто наплевать. В любом случае». Елена-Гретта не улыбалась и смотрела на Аарона, Беатрис и Майю с некоторой долей нетерпения, словно ей хотелось как можно скорее продолжить путь, продолжить какой-то свой интересный разговор с Руби. И Майя уже не ощущала к ней жалости, как в первую встречу. На этот раз в груди ее заворочались, точно огромные ядовитые жуки, раздражение и злость. Знает ли эта женщина о лярвах? Рассказала ли ей Руби всю правду? Или снова ждет, когда это сделает Астрид? Ходила ли Гретта на свое первое занятие по стрельбе? Майя вдруг подумала, что ей интересно, какое прозвище придумала бы для этой женщины Астрид? Может, «длинноносая»? Или «Буратино»? Или «ворона ощипанная»? Или… – А мы с Греттой решили прогуляться к границе города, – сообщила Руби. – Гретта хочет убедиться, что из Кромлинска нет выхода. «А ты хочешь убедиться, что она такая же, как все», – подумала Майя. – Ну, что ж, это дело важное, – сказал Аарон. – Да, и погода сегодня хорошая. Мы подумали, что для Гретты пришло время узнать наш город получше. И в тот момент что-то произошло с Майей. Что-то похожее с ней уже происходило однажды. Когда она увидела смс-сообщение: «твоя девочка сегодня у тебя?». Возможно, всему виной был спокойный голос Руби, с ее вечными интонациями «на улыбке», или нетерпение Гретты, мечтавшей поскорее отделаться от случайных встречных, или просто усталость и злость самой Майи, нервы которой в последние недели были словно скручены в тугой жгут. – А про лярв ты ей уже рассказала? – спросила Майя сквозь зубы. Руби не перестала улыбаться, но ее улыбка словно застыла, а взгляд наконец-то обратился на Майю, и Руби перестала делать вид, что не замечает ее. – Нет. Мы еще не говорили об этом, – процедила Руби. – О чем? – Гретта, кажется, заинтересовалась и встревожилась. – Ты мне что-то не рассказала, Руби? – Нет, не рассказала, но обязательно расскажу. Не волнуйся, Гретта, ты скоро… – начала было Руби, но Майя ее перебила, выступая вперед и оставляя обалдевших Аарона и Беатрис позади. – Что, ждешь, когда Астрид это сделает? Снова переваливаешь на нее самую грязную работу? Почему бы тебе самой не рассказать Гретте, что этот проклятый город кишит жуткими тварями, которые питаются человеческим разумом? Почему бы тебе не рассказать ей, какая опасность грозит ей в Кромлинске, если она не научится пользоваться оружием так же ловко, как ложкой за обедом? Если она не сделает пистолет своей третьей рукой, то эти твари превратят ее мозг в яблочное повидло! Почему бы тебе не начать с этого вместо того, чтобы устраивать ей романтические прогулочки по вашему чертову городу, а?! – Руби… О чем она? – Гретта побледнела, и Майя была рада этому. Но еще большее удовлетворение она испытала, увидев, как побледнела сама Руби. И наконец-то перестала улыбаться. – Майя, прошу тебя, успокойся… – произнесла она тихо, но Майя слышала – Руби с трудом сдерживает гнев. – Не надо меня успокаивать! – взвилась Майя еще больше. – Успокаивать будешь Гретту, когда она хлопнется в обморок при виде двухметровой адской твари! Прибереги свои успокаивающие речи для нее! А меня… оставь в покое. И выплюнув эти последние злые слова, Майя развернулась и быстрым шагом, ускоряя его почти до бега, направилась в сторону границы. Она слышала за спиной испуганный голос Беатрис: – Майя, подожди! Куда ты, Май! Слышала эхо голосов, обсуждающих ее, но не оборачивалась и лишь ускоряла шаг. Никого из них она не хотела видеть в тот момент.