Страсть – последняя возможность человеку высказаться, как небо – единственная возможность быть буре. Человек – буря, страсть – небо, её растворяющее. (М. Цветаева)
Погода утром третьего декабря не радовала. Всю ночь шел снег, и небо было затянуто тучами, густыми и сизыми, точно клубы тяжелого дыма. Не лучшая погода для экзамена, да и вообще для того, чтобы вставать с постели и выходить из дома. Но Майя была верна своему обещанию и твердо решила отстоять свою гордость, а потому сразу после обеда оделась потеплее, засунула пистолет в карман и отправилась в долгий пеший путь на стрельбище. Она рассчитывала добраться туда как раз к закату, как раз к тому времени, когда лярвы становятся наиболее активны. И наиболее опасны. Майя зарядила телефон до ста процентов, вставила в уши наушники, радуясь, что в этом мертвом месте ей доступна такая роскошь, как послушать музыку по дороге. Be still. Wild and young Long may your innocence reign Like shells on the shore And may your limits be unknown С затаенной болью пел вокалист The Killers, его густой голос заполнял Майе уши, и девушка всеми силами пыталась сосредоточиться на печальной медленной песне, чтобы перестать, наконец, в тысячный раз прокручивать в голове их вчерашнюю встречу с Руби. Почему она отказалась от свидания с Руби? Только ли из-за экзамена? В конце концов, экзамен был назначен на вечер, и Майя вполне могла бы уделить Руби немного времени утром, просто чтобы поговорить и как-то прояснить их отношения. Еще три недели назад, когда Майя жила у Астрид на стрельбище и всем сердцем страдала из-за того, что Руби не навещает ее, она бы дорого заплатила за возможность такой встречи. А теперь… вдруг отказалась. «Мне просто нужно время, – говорила она себе весь вчерашний день. – Время, чтобы разобраться в своих чувствах». Потому что слишком много накопилось всего. Слишком много несостыковок. Потому что история, рассказанная Астрид, звучала у нее в ушах куда громче песни The Killers. Потому что она решила, что я недостаточно сильно люблю ее, раз до сих пор не смогла найти ее дочь. Потому что: «Нет. Неправда. Во второй раз я сама рассталась с Руби». Потому что был Аарон, и была Лилит, и был еще бог знает кто, о ком она не знала раньше. И была Гретта, которую Руби обнимала за плечи. И потому что: «Со временем я даже смирилась с этим. Я ведь тоже не глупая и понимаю, что некоторые взрослые просто не любят детей. Или любят только своих. Но мне все равно было очень обидно, когда Руби плохо обращалась с Аароном. Даже еще обиднее, чем за себя». У всех была своя правда, своя версия. Вот только почему-то версия Руби отличалась от версий большинства. И это настораживало. Оставляло неприятный осадок на сердце, такой же, какой в свое время оставался на сердце Майи всякий раз, когда она слышала от Марины что-нибудь вроде: «Пожалуйста, не обижайся, но я думаю, что нам пока рановато жить вместе. Зачем нам спешить? Ты еще учишься, вот окончишь университет, и мы подумаем об этом. Нам ведь и так хорошо, разве нет?». И Майя твердо решила, что не будет встречаться с Руби, пока не расставит все по местам в своей голове. И в своем сердце. Потому что если они с Руби встретятся, если она вновь услышит ее ласковый голос, ощутит запах свежей мяты от ее пальцев и леденцовых конфет – от ее губ, вряд ли она будет в состоянии адекватно оценивать действительность. Одно лишь Майя знала точно. Она по-прежнему была влюблена в Руби. И это уже не вызывало в ней радостного и взволнованного томления зарождающихся чувств. Это пугало, как темный колодец, сырой и холодный, пахнущий плесенью и смертью, колодец, в который ты вот-вот провалишься, если не сделаешь последний судорожный шаг назад. А еще, идя по толстому слою скрипящего свежего снега, укрывшего все дороги Кромлинска, Майя не могла перестать задаваться одним вопросом: «Почему Астрид до сих пор ничего не рассказала Руби?». У нее была куча времени, чтобы сделать это, но она этого не сделала. В конце концов, разве не это было ее конечной целью? «Испортить» Майю, чтобы Руби уже никогда не захотела бы с ней никаких отношений. Ведь она сама так говорила. Вот только… Было ли это на самом деле правдой? И чего все-таки Астрид добивалась своим поступком? Майе сложно было поверить в то, что Астрид набросилась на нее лишь по пьяни, не имея конкретной цели в своей невероятно умной и насквозь циничной голове. Астрид была слишком хитрой, чтобы совершать такие импульсивные поступки. «Что ж, возможно, мне удастся выяснить это сегодня, – подумала Майя, уже приближаясь к до боли знакомым трехэтажным сталинкам. – Наверняка сегодня мы в очередной раз разосремся к чертям собачьим. Ну и пусть. Зато эти срачи позволяют мне выяснить намного больше, чем милые, но пустые беседы с Руби». На стрельбище девушка все-таки пришла раньше назначенного срока, солнце еще не садилось, а висело в небе, пробиваясь огненным кружком сквозь плотные тучи и окрашивая их монохромную серость в багряные тона. Майя постояла немного у подъезда Астрид, размышляя о том, что ей все равно придется подняться наверх, чтобы надеть кобуру и зарядить оружие, но она все еще как будто надеялась, что Астрид спустится сама и все сделает за нее. Через пять минут Майя поняла, что этого не произойдет и с развертывающейся в груди обреченностью шагнула в почти непроглядную тьму подъезда. Дверь квартиры Астрид была, как всегда, не заперта. Майя вошла внутрь и с порога крикнула, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно и твердо: – Я пришла! Астрид не ответила. И Майя просто стояла какое-то время в коридоре, чувствуя тяжесть собственной плотной зимней одежды и ноющую боль в усталых от долгой ходьбы ногах. Ей хотелось одного – сбросить эту пятитонную одежду и десятитонную обувь, пройти в «свою» комнату и рухнуть без сил на кровать. И пролежать там часа три, не меньше. И самым последним, что ей хотелось в тот момент, была встреча с Астрид и сдача экзамена, будь он проклят. Внезапно входная дверь за ее спиной распахнулась, и от страха Майя буквально подпрыгнула на месте, отшатываясь вглубь коридора. – А вот ты где, – сказала Астрид. – Разминулись, значит. И если будешь так шарахаешься от меня, то как ты собираешься справляться с лярвами? Может, мне стоит захватить для тебя запасные штанишки? – Иди к черту, – выдавила Майя сквозь зубы. Желание валяться в кровати как отрезало. Теперь ей хотелось лишь покинуть эту квартиру поскорее. Астрид улыбнулась, но ничего не сказала. Майя так и не поняла, что смешного было в ее посыле к черту, но Астрид отчего-то была очень довольной. – Вот. Надень, – она протянула Майе кобуру, которую девушка с молчаливым остервенением застегнула на поясе своих джинсов. – Отлично, а теперь пошли. Патроны у меня есть, пистолет зарядишь по дороге, – Астрид вышла в коридор и начала спускаться по лестнице, не дожидаясь Майю. Девушка, злясь все сильнее, хлопнула дверью квартиры, надеясь, что сломала замок. Но Астрид даже не обратила внимания на ее рвущееся наружу бешенство, чем, разумеется, только усилила его. Однако бешенство довольно скоро утихло, и пока они шли в квартал заброшенных сталинок, Майя окончательно успокоилась. «Нет. Только не сегодня. Черта с два, Астрид. Сегодня тебе не удастся вывести меня из себя. Я сдам этот дебильный экзамен, и ты мне не помешаешь». Солнце уже клонилось к горизонту, когда они приблизились к дому, который Астрид выбрала для экзамена. Это была грязно-розовая трехэтажная сталинка, сохранившаяся, пожалуй, лучше остальных домов на этой улице. Астрид всегда выбирала для тренировок самые надежные строения, чтобы снизить риск быть погребенными обрушившимся потолком. Майя бросила последний тревожный взгляд на окрашенное темными тонами бургундии небо. Астрид вручила ей два фонаря, один из которых надевался на лоб, но Майя решила пока пользоваться не им, а обычным ручным фонариком. Во всяком случае, до тех пор, пока солнце окончательно не сядет. Они поднялись на третий этаж, Астрид как всегда шла чуть впереди и проверяла надежность лестниц и полов. Когда они занимались стрельбой с Аароном и Беатрис, эту задачу обычно брал на себя Аарон, как самый тяжелый в их компании. Убедившись, что все в порядке, они прошли в одну из квартир, полностью меблированную. Очевидно, этот дом был жилым, когда неизвестная трагедия обрушилась на Кромлинск. Однако мебель была настолько старой, что казалось, была произведена еще до революции. Майя сразу почувствовала себя так, словно они пришли в какой-нибудь музей, посвященный творчеству Толстого или Достоевского. И почему-то эта мысль принесла ей некоторое облегчение. Определенно, находиться в такой квартире было намного приятнее, чем в обычной загаженной и разграбленной заброшке. И почему Астрид не водила ее в такие дома раньше? Может, это особая привилегия сдающих экзамен, и ее нужно заслужить? Однако вскоре Астрид сама ответила на ее незаданный вопрос. – Я специально привела тебя сюда, чтобы посмотреть, как ты будешь действовать в обычных бытовых условиях. Здесь много мебели, здесь целы все окна и двери, и это будет усложнять тебе задачу. Мне нужно проверить, как ты будешь себя вести в обычной квартире, если вдруг подвергнешься внезапному нападению лярв. И да, постарайся не разнести эту квартиру к чертовой матери, она мне еще пригодится для экзаменов. Майя ничего не ответила и села на диван, ржавые пружины которого издали протяжный скрипучий звук под ее весом. Девушка решила, что по возможности постарается вообще не разговаривать с Астрид, чтобы лишний раз не раздражаться и не выходить из равновесия, которое было так необходимо ей, чтобы справиться с предстоящей задачей и не ударить в грязь лицом. Однако, несмотря на все свои мучительные попытки сохранять спокойствие, Майя чувствовала, что начинает нервничать все сильнее. Ей хотелось пить, в горле страшно пересохло, и девушка то и дело нервно сглатывала слюну, царапающую гортань. Ее заряженное оружие было уже готово к любым неожиданностям, а вот сама Майя, кажется, не была. И когда на кухне раздался какой-то скрип, девушка невольно вздрогнула и резко выпрямила напряженную спину. – Там никого нет, успокойся, – сказала Астрид, которая стояла возле окна и внимательно наблюдала за ней своим единственным глазом. – Но я слышала… – Это просто звуки старого дома, – оборвала ее Астрид. – Лярвы не издают никаких звуков, потому что они не материальны. Тебе следовало бы уже знать об этом, раз ты заявляешь, что готова к экзамену. Майя прикусила нижнюю губу, пряча обиду, и опустила голову, уставившись на свои ботинки. – Что-то ты какая-то притихшая сегодня, – заметила Астрид через несколько минут, отходя от подоконника и направляясь к старинному буфету, за стеклом которого стояли всевозможные статуэтки, фарфоровые фигурки и посуда. – Даже не орешь на меня почти. В чем дело, круглолицая? Неужели Руби опять что-нибудь выкинула? – Я же сказала тебе не называть меня больше круглолицей, – прошипела Майя, но тут же, ощутив внезапную усталость, добавила: – Я не хочу говорить об этом. Просто оставь меня в покое, ладно? Я сдам этот чертов экзамен, и ноги моей больше не будет в этой части Кромлинска. – Значит, я угадала, – по губам Астрид скользнула печальная улыбка. – Она пыталась извиниться перед тобой? За вашу стычку? Майя подняла на Астрид удивленный взгляд, тут же начисто позабыв о своем решении сохранять бесстрастность. – Да… она извинилась, – выдавила девушка. – Мы с ней столкнулись случайно на улице вчера. Руби… предложила как-нибудь встретиться и поговорить. – А ты что ответила? – спокойно поинтересовалась Астрид. – Что я не могу, потому что у меня экзамен. Руби предложила… зайти к ней в любое время. И все. – И ты пойдешь? – Астрид, не глядя на нее, приоткрыла буфетное стекло и вытащила какую-то фигурку, с любопытством ее разглядывая. – Не знаю, – честно ответила Майя, слыша нотки беспомощности в своем голосе. Услышала их и Астрид. И сказала: – Руби хорошо умеет извиняться. Она превосходная актриса хотя бы потому, что сама верит своей игре. Я сотни раз покупалась на ее печальное ангельское личико. При том, что я была намного старше и опытнее тебя. Мне просто хотелось ей верить. Астрид повертела в руках фигурку девушки в платье пастушки и поставила ее на место. – Но почему ты думаешь, что это ложь? – тихо спросила Майя. – Неужели Руби не может извиняться искренне? Возможно… она в самом деле сожалеет о нашей ссоре. – Сожалеет, конечно, – Астрид захлопнула стекло и посмотрела на Майю, как всегда, безо всякого выражения. – Но не потому, почему ты думаешь. Она сожалеет, что утратила твое обожание, вот почему она сожалеет. И поверь мне, она приложит все усилия, чтобы его вернуть. А когда вернет, снова вильнет хвостом, и ты снова будешь ждать, когда же Ее Величество Руби соизволит о тебе вспомнить. Я говорю тебе все как есть. Но, конечно, ты можешь проверить это на собственном опыте. Ничто не бывает так действенно, как шишки, полученные от жизни. – Вот и отлично! – внезапно ощетинилась Майя. – Так я и сделаю! Пойду набивать собственные шишки. А ты просто оставь меня уже в покое! – Слушаюсь и повинуюсь, – ухмыльнулась Астрид, и в этой фразе было столько неприкрытой издевки, что девушка ощутила прилив тошноты. Ее тошнило от Астрид, и с этим ничего невозможно было поделать. Никто еще не вызывал в ней столько злобы и душного отвращения, сколько вызывала эта женщина. И чтобы проявить к Астрид демонстративное безразличие, Майя достала из кармана телефон и принялась читать электронную книгу. Вернее, делать вид, что читает, потому что сосредоточиться на маленьких буквах, начертанных на стилизованном под старинный пергамент листе, у нее все равно не получалось. Это была книга Хемингуэя «Прощай, оружие», которую им задавали прочитать по литературе, и которую Майя осилила только наполовину, а потом попала в Кромлинск, и лекции по литературе навсегда остались в прошлом. Майя подумала, что название этой книги звучит для нее теперь как издевательство, и испытала злобу еще и к ни в чем не повинному Хемингуэю. Украдкой она продолжала коситься на Астрид, ожидая, что та снова начнет доставать ее и выводить из себя, чтобы ускорить появление лярв, но Астрид не обращала на нее вообще никакого внимания. Она надела налобный фонарь, открыла нижние дверцы буфета и с интересом изучала лежащие там вещи. Возможно, искала что-нибудь, что можно забрать себе. В какой-то момент она даже усмехнулась чему-то своему, и Майя вскинула голову, пытаясь понять, что ее рассмешило. И так и не поняв, разозлилась еще больше. Хотя, куда уж больше? Ее драгоценное равновесие было безвозвратно утеряно, и чем дольше Астрид молчала, тем сильнее закипала Майя. Вскоре на улице окончательно стемнело, и дом погрузился во мрак, освещаемый только фонарем Астрид и экраном телефона Майи. Девушке снова стало не по себе, но она старалась мысленно отгонять пугающие картины, встающие перед глазами при каждом стуке и скрипе, доносящимся из кухни или ванной. Не думать, просто не думать о том, что на кухне, возле окна, где колышется от сквозняка старая тюлевая занавеска, стоит длинная черная тень, ростом почти до потолка, тень, которая прямо сейчас двинется по узкому коридору в сторону комнаты. Не думать о том, что возле входной двери столпилось целое черное облако из пяти или шести лярв, которых она просто не успеет расстрелять, и которые отрежут им путь, запрут их в этой старой, пропахшей пылью и плесенью квартире. Возможно, они уже в ловушке. А вот Астрид, в отличие от Майи, как будто нисколько не терзалась мрачными мыслями. Покончив с буфетом, она переключилась на книжные полки, откуда достала несколько книг и альбомов и разложила их на полу. «Интересно, даст ли она мне знать о присутствии лярв, когда почувствует их? – подумала Майя и тут же сама ответила на свой вопрос: – Ну разумеется, нет. Это же экзамен. Она не станет предупреждать меня об опасности. Хотя бы из вредности не станет». Горло снова сжали болезненные спазмы, и Майя повернула голову к открытой двери, ведущей в непроглядную чернь коридора. Она до сих пор не могла понять, каким образом Астрид чувствовала приближение лярв задолго до того, как они появлялись в поле зрения. Аарон и Беатрис тоже это умели, и когда Майя спросила у них, в чем секрет, Беатрис ответила: «Это ощущение холода и непонятно откуда взявшейся тревоги. Ощущение, что вот-вот должно случиться что-то плохое. Так бывает, знаешь когда? Когда тебе только что приснился плохой сон, и ты проснулся, но тебе кажется, что кошмар сейчас продолжится наяву. Ты понимаешь, что все это было не по-настоящему, но все равно еще долго чувствуешь, как что-то плохое висит над тобой». И Аарон добавил: «Как будто кто-то прошел по твоей могиле». И Майя, в общем-то, вполне поняла их объяснение, но ее проблема заключалась в том, что это чувство и так без конца преследовало ее в Кромлинске. Особенно, когда она находилась внутри какого-нибудь жуткого заброшенного дома, ей каждую секунду казалось, что кто-то топчется по ее могиле. Причем, кто-то очень тяжелый, неуклюжий и огромный. И как можно отличить эту панику от реального предчувствия лярв, она не знала. Заметив, что рука ее дрожит, не в силах больше удерживать телефон, Майя выключила его и убрала в карман, пока Астрид не заметила ее позора. Нащупала рукой лежащий рядом на диване фонарик и щелкнула выключателем, подняла фонарь на уровень своей груди и осветила вытянутый коридор, разветвляющийся на две комнаты – ванную и кухню. В первое мгновение ей показалось, что в коридоре никого нет. Она уже готова была поверить в то, что сама себя накрутила. Майя не видела никаких черных теней и почти, было, вздохнула с облегчением. Но лишь почти, потому что вздох, так и не успев вырваться из ее легких, застрял где-то на полпути, у самого горла, когда девушка осознала, что то, что она приняла поначалу за тень от открытой двери ванной комнаты, на самом деле тенью не было. Потому что дверь ванной вообще была закрыта. – Астрид… – выдохнула Майя, медленно поднимаясь с дивана и переключаясь на налобный фонарь. – Они здесь.* * *
– Ну наконец-то, я уж думала, ты никогда их не заметишь, – Астрид зевнула, отложила альбом, который листала, и повернулась к Майе. – Ну давай, круглолицая, порази меня. Стиснув зубы, Майя достала оружие, с которым хотела бы распрощаться, как в книге Хемингуэя, и направила дуло пистолета в освещаемый лучом налобного фонаря конец коридора. Она насчитала там трех лярв, две из которых почти слились в одну тень, но Майя все равно знала, что стрелять по ним придется два раза. Астрид подошла к ней и встала за ее плечом, выключив свой фонарь, чтобы его луч не сбивал девушку с цели. Майя не стала ждать особых распоряжений и выстрелила три раза подряд, и все три ее пули попали по назначению. – Хм… А ты и правда уже не такая криворукая, как раньше. Мне даже любопытно, как Аарон и Беатрис смогли перевоспитать такую бестолочь? – задумчиво произнесла Астрид. – А еще мне интересно, как скоро ты заметишь, что с моей стороны к нам приближается еще одна весьма неприятная парочка? Майя вздрогнула, резко обернулась в сторону окна, из-за штор которого медленно выплывали две лярвы. Проглотив огромный комок, похожий на ее собственное сердце, Майя выстрелила и также справилась с первой попытки. Лярвы рассеялись, и в комнате воцарилась неестественная тишина, бьющая по ушам еще больнее, чем выстрелы. – Браво, – Астрид пару раз хлопнула в ладоши, словно ее тоже раздражала эта тишина. – Жаль, что Руби не видит тебя, какой ты стала сейчас, не правда ли? Ты жалеешь об этом? – Отвали! – прошипела Майя, готовая следующей пристрелить Астрид. – Возможно, если бы ты с самого начала была такой, она бы тебя не бросила, как считаешь? – громко прошептала Астрид, склонившись к ее уху, и Майя тут же отшатнулась от нее, от этих жестоких слов и проорала во все горло, забыв про свое бешено колотящееся сердце: – Ты была такой, но Руби все равно тебя бросила! – Ну… Напоминаю, что это все-таки я ее бросила, так что… – Астрид с ехидной ухмылочкой развела руками, и Майе захотелось влепить ей по лицу рукояткой пистолета, но как раз в этот момент она увидела новую лярву, выплывающую из-за буфета. И уложила ее с первого выстрела. После чего расстреляла еще одну пару, стоящую на пороге комнаты, и, дрожа уже от бешенства, а не от страха, пошла из зала прочь. Она не могла стрелять в Астрид, не могла бить ее, не могла выместить весь свой накопленный гнев на ней, но зато могла выместить его на лярвах. На кухне Майя с успехом «уложила» еще двоих, а потом расправилась сразу с четырьмя у входной двери и покинула квартиру, выйдя на лестничную площадку. Астрид неторопливо, вразвалочку, последовала за ней. Казалось, что происходящее ее забавляло, словно старая комедия, которую она видела уже сотню раз, но которая все равно заставляла ее всякий раз улыбаться. – Соседняя квартира, – сказала она. – Войди внутрь и разберись со всеми незваными гостями. И не притормаживай так. Мой древний компьютер из девяностых и то работал быстрее, чем твоя голова. Зверея все больше, Майя рывком открыла входную дверь в соседнюю двухкомнатную квартиру и почти сразу столкнулась с двумя лярвами. И если раньше у нее остановилось бы сердце от такой встречи, то теперь злость была настолько сильна, что Майя, не моргнув и глазом, в упор пристрелила обеих лярв и прошла сквозь их еще тающий черный туман дальше по коридору. И продолжила стрелять. Лярв в квартире было еще шесть или семь, Майя сбилась со счета после третьей. Астрид все это время ходила следом за ней, отпуская один оскорбительный комментарий за другим. И даже когда она хвалила Майю, это звучало, как насмешка и издевательство. На секунду девушка даже задумалась: «И какая муха ее сегодня укусила? Почему она так взъелась на меня с самого начала? За что она мстит мне?». Майя уже с трудом верила, что именно эта женщина испекла ей оладушки два дня назад и дала таблетку обезболивающего. И если с той Астрид еще можно было поддерживать некое подобие диалога, то эта женщина вызывала в Майе лишь желание броситься в драку. «Я знаю! – мелькнула в ее голове ослепительная догадка, когда Майя спускалась вниз по лестнице, попутно отстреливая одну лярву за другой, отстреливая на автомате и уже не особо задумываясь о процессе. – Знаю, какая муха ее укусила! Это ревность. Ну конечно. Элементарно. Она разозлилась, что Руби попросила у меня прощения! Что она предложила мне встретиться. Астрид была бы счастлива, если бы Руби наплевала на меня, и ее задело, что она снова проявляет ко мне внимание!». Это объяснение было настолько очевидно, что Майя испытала почти что облегчение и с удовольствием и удовлетворением прикончила трех последних лярв у выхода из подъезда, после чего перезарядила пистолет. – А теперь сделай то же самое, только в обратном направлении, – приказала Астрид. – Поднимись наверх. Там тебя уже дожидаются. Майя выполнила это задание и, плотно сжимая зубы, вновь поднялась на пятый этаж, не забывая отстреливать лярв, встречающихся на ее пути и следующих за ними по пятам. У двери квартиры, где они провели последний час в ожидании ночных гостей, Майя остановилась и спросила жестко: – Ну что? Я прошла твой экзамен или нет?! Кого еще мне надо пристрелить? Может, тебя?! – Расправься с теми, что внутри квартиры, а там видно будет. И я заодно соберу вещи, которые нашла, – невозмутимо ответила Астрид, и Майя, негромко чертыхнувшись, вновь вошла в квартиру, так надоевшую ей за последние часы. После беглого осмотра обнаружилась только одна лярва на кухне, и Майя с легкостью ее уничтожила (если вообще можно так сказать о некой бессмертной бестелесной твари), а потом прошла в комнату и рухнула на диван с усталым вздохом. Ей по-прежнему дико хотелось пить, и она жалела, что не взяла ничего с собой. В висках все еще пульсировал гнев, который ей так и не удалось до конца выплеснуть, несмотря на десятки истребленных лярв. Он точил ее сердце, отравлял ее кровь и заставлял ее ладони сжиматься и разжиматься, глядя на Астрид, спокойно перекладывающую книги с пола на стол. «Она собирается хоть что-нибудь сказать или нет? – думала Майя, содрогаясь от молчаливого бешенства. – Я справилась со всеми лярвами, а значит, сдала ее чертов экзамен, так почему она молчит?». И после еще нескольких минут этого молчания Майя все-таки взорвалась. Вскочив с дивана, она подошла к Астрид, готовая ударить ее, если придется, и спросила грубо: – Так что?! Можешь удостоить меня каким-нибудь ответом уже? Я справилась со всеми заданиями! Справилась без ошибок! Так будь добра выдать непредвзятую оценку! Я знаю, что ты терпеть меня не можешь, но как профессионал ты должна признать, что я справилась! – Ну… технически ты допустила несколько ошибок, не очень существенных, но… – Астрид не глядя на нее, уложила книги в аккуратную стопку. – Да ты специально это говоришь! Потому что не можешь быть беспристрастной! – заорала Майя, уже не пытаясь сдерживать эмоции. – Ты сегодня весь день докапывалась до меня, весь день вставляла мне палки в колеса! Ты специально хотела унизить меня, сбить меня, чтобы я ошиблась, чтобы не сдала экзамен! – И зачем же мне это делать? – спокойно поинтересовалась Астрид, поворачиваясь наконец к ней. – Да затем, что ты ненавидишь меня! И снова ревнуешь! Ты разозлилась, когда узнала, что Руби извинилась передо мной! Что, скажешь, это не так? Ты из-за этого без конца поддевала меня! Ты боишься, что мы с Руби помиримся, и у нас все будет хорошо, вот чего ты боишься! Но мне плевать, что ты думаешь обо мне или о ней! Я больше никогда не буду тебя слушать, потому что ты эгоистичная и мерзкая! Ты преследуешь только свою выгоду, и тебе наплевать на чувства других людей! Ты просто… Майя умолкла, подавившись непроизнесенными словами, потому что Астрид внезапно достала из кобуры пистолет и направила прямо на нее. В ее лице ничего не изменилось, оно оставалось все таким же бесстрастным и мертвым, пустым, словно давно заброшенный дом. «Ну вот и все, доболталась, – подумала Майя с до боли колотящимся сердцем. – Я вывела ее из себя, и сейчас она убьет меня. Наконец-то сделает то, о чем давно мечтала, а потом скажет, что это был несчастный случай на экзамене, что Майя такая неловкая, такая неуклюжая… Она просто убьет меня, убьет, Господи». Внезапно Астрид нахмурилась и выдохнула: – Майя! Пригнись! Быстро! Майя села, почти упала на пол, и над ее головой оглушительно прогремел выстрел. Дрожа всем телом, девушка обернулась и обнаружила, что сидит в клубах черного тумана растворяющейся лярвы. Очевидно, она подобралась к ней совсем близко, и если бы Астрид не застрелила ее… Майя осела на пол окончательно, чувствуя подкатывающую дурноту и головокружение. – Резвая тварь, – выдавила Астрид, убирая пистолет обратно в кобуру. – Прилипла к тебе в мгновение ока. Давно я таких не видела. Должно быть, твои негативные эмоции были слишком сильны, и это придало сил и ей. Как ты? Жива? Майе показалось (разумеется, показалось), что в вопросе Астрид даже прозвучали нотки беспокойства. А еще… «Она назвала меня по имени… Впервые за все время она назвала меня по имени». – Д-да… – прохрипела Майя, пытаясь подняться на ноги. Астрид тут же подхватила ее под руки и отвела девушку на диван. – Сиди здесь. Я сейчас вернусь, – сказала она и вышла куда-то в коридор, а Майя, тяжело дыша, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, прислушиваясь к толчкам кровотока в висках. Она старалась не думать о том, что Астрид, возможно (скорее всего), только что спасла ей жизнь. – Эти твари сегодня слишком назойливы. Я осыпала коридор солью, так что, у тебя есть время, чтобы очухаться, – произнесла Астрид, вернувшись в комнату и садясь на диван рядом с Майей. – Эй, круглолицая? Ты жива еще? Майя разлепила веки, тяжело выдохнула, выключила налобный фонарь. Прошептала: – Спасибо. Астрид тоже выключила свой фонарь, и комната погрузилась во мрак. Но глаза привыкли к темноте довольно быстро, потому что из окна все же лился слабый свет – от белоснежного снега и полной Луны. Астрид никак не прокомментировала ее благодарность и спросила: – Голова не болит? Ты могла уже частично подвергнуться нападению. – Нет вроде… Не знаю… Я просто. Устала. Они помолчали какое-то время. Майя смотрела в окно и старалась не смотреть на Астрид. Невольно она подумала, что сидит от нее с нужной стороны, с левой. Хоть какой-то урок она выучила. – Ты не засчитаешь мне экзамен, да? – спросила Майя тихо, сплетая свои холодные пальцы. – Ты ждала какой-нибудь непредвиденной ситуации, вроде этой, да? Чтобы посмотреть, справлюсь я с ней или нет. И я не справилась. Я не сдала его, да? – Сдала, – просто ответила Астрид, и это прозвучало так неожиданно, что Майя тут же повернулась к женщине. Астрид смотрела на нее с легкой улыбкой. Ее чуть прищуренный глаз загадочно поблескивал в темноте. – Сдала? – шепотом переспросила Майя. – Да. Последняя ситуация действительно была непредвиденной, но слишком сложной для тебя. И для любого человека. На твоем месте могла бы оказаться даже я. Как видишь, умение пользоваться оружием не всегда является достаточной гарантией твоей безопасности. Лярвы – весьма коварные твари. И мы будем считать, что ты справилась. Хотя я бы все равно поставила тебе четверку, потому что ты допустила несколько ошибок в обращении с пистолетом, когда открывала дверь. Но это все же мелочи. И насчет всего этого бреда, что ты несла перед тем, как лярва едва не закусила твоими мозгами… Чтобы сразу прояснить все недоразумения и не допустить повторения конфликта, скажу, что это неправда. Я не ревновала Руби к тебе. И мне плевать, извинилась она перед тобой или нет, по правде говоря, мне плевать, даже если она начнет подтирать тебе задницу. – Но зачем? Зачем ты тогда доставала меня весь вечер сегодня?! – Майя не выдержала и снова повысила голос. Астрид молчала и не переставала улыбаться. Она словно ждала, что Майя сама догадается, но в голову девушки не лезло больше никаких вариантов. Разве что… – Нет… Не может быть, – прошипела Майя. Кровь отлила от ее лица. – Ты была слишком дерганой. Шарахалась от меня, от каждого скрипа. Твое сердце колотилось так, что его за километр было слышно, – медленно, с улыбкой, Астрид выговаривала каждое слово и смотрела на Майю, явно наслаждаясь ее реакцией. Я сразу поняла, что боец из тебя в таком состоянии никакущий. И решила, пусть лучше тобой движет гнев и ненависть, чем страх и паника. – Ах ты, зараза! – выпалила Майя и пихнула Астрид в плечо. Астрид усмехнулась: – Но ведь сработало же, правда? Хорошо сработало. – Я тебя ненавижу! Все равно я тебя ненавижу! – Нет. Не ненавидишь. И Астрид быстро, молниеносно быстро наклонилась к Майе и поцеловала обалдевшую девушку в губы. Майя издала нечленораздельное мычание и попыталась отпихнуть от себя женщину, толкнув ее ладонями в плечи, но Астрид уже обхватила ее за талию и рывком притянула к себе. Скользнула губами по ее шее, оставляя влажную дорожку. Громко зашуршала ткань сминаемой куртки, и Майя вскрикнула: – Нет! Пусти! ПУСТИ МЕНЯ! – В последнее время в твоей круглой голове скопилось слишком много мыслей о Руби… – выдохнула Астрид, щекоча голую кожу ее ключиц. – Думаю, пора мне это исправить. – НЕТ! НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ! – продолжала надрываться Майя, яростно, но тщетно пытаясь вырваться из крепких ручищ Астрид. Ей казалось, что вся ее жизнь вновь промелькнула у нее перед глазами, и Майя, усталая, измученная последними событиями и сегодняшним потрясением, снова сорвалась на плач. Она не готова была к очередному повторению прошлого унижения, совсем не готова… Она уже почти поверила Астрид, поверила, что ничего подобного больше не случится, что… Пальцы Астрид скользнули ей под рубашку и направились вверх по спине, огибая косточки лопаток и вызывая волну мурашек. – Успокойся, – шепнула Астрид ей в ухо. – Тебе не помешает расслабиться после случившегося. Ты была молодцом сегодня. Ты была очень храброй. Не дергайся. Я не сделаю тебе ничего плохого. И если ты не захочешь, я тебя отпущу. И снова эти ласковые, спокойные интонации, услышав которые в голосе Астрид, Майя всегда впадала в ступор. Тепло ее дыхания. И еще один поцелуй, и на этот раз Майя почему-то сама разомкнула губы. «Она хотела, чтобы я хорошо сдала экзамен. Она нарочно злила меня, чтобы я не боялась. Она вовсе не пыталась унизить меня. Она… спасла мне жизнь. Зачем?» Ты была молодцом сегодня. Ты была очень храброй. «Господи, зачем я целуюсь с ней? Неужели это и правда проявление стокгольмского синдрома?». Но Майя не знала, зачем. Слишком много было «зачем» и слишком мало сил в ее ослабевшем разуме, чтобы размышлять об этом. Зачем сопротивляться, когда ей так тепло и так хорошо? Зачем сопротивляться, если можно просто позволить этому быть. Астрид сняла с нее куртку и положила ее на диван, а Майю уложила сверху, не переставая целовать ее губы, щеки, шею, ключицы. И хоть на этот раз девушка была абсолютно трезвой, в ее мозгу по-прежнему все плыло под действием адреналина, лошадиную дозу которого она получила сегодня вечером. А еще… Майя! Пригнись! Быстро! «Она назвала меня по имени. Астрид назвала меня по имени». И почему-то в тот момент в ее надломленной реальности только это имело значение. Астрид не торопилась. На этот раз не торопилась. Поняв, что Майя прекратила сопротивляться, Астрид решила оттянуть момент. Она медленно расстегнула рубашку девушки, и Майя, ощутив внезапный, мощный прилив стыда, порадовалась, что в комнате темно. Впрочем, недостаточно темно, чтобы скрыть совсем уж все. И Астрид все равно разглядела то, что ей хотелось. Майя, сжавшись, ждала, что та отпустит какие-нибудь комментарии по поводу ее маленькой груди, но Астрид сделала с ее грудью кое-что куда более приятное. А потом наклонилась к Майе и шепнула ей на ухо: – Ну вот, давно бы так. Без истерик ведь намного лучше, правда? – Зачем ты это делаешь? – выдохнула Майя в ответ. – Затем, что хочу тебя, бестолочь. И, как ни странно, в тот момент этого ответа Майе оказалось вполне достаточно. А в какой-то момент у нее окончательно пропали все вопросы и остались только причудливо изгибающаяся полоса серебристого лунного света на потолке, легкое поскрипывание старого дивана, перекрываемое тяжелыми, громкими ударами сердца, и запах табака и миндального печенья от растрепавшихся волос Астрид. Но очень скоро исчезло и это. Ее ощущения уже не были такими смазанными и нечеткими, как в прошлый раз. И Майя больше не стремилась закрыться от них, напротив, ей хотелось, чтобы они завладели ей целиком. И когда это случилось, она уцепилась судорожной рукой за предплечье Астрид, сминая ее черный свитер, такой же черный, как лярвы из ее кошмаров. А потом стало темно. Когда Майя немного пришла в себя и открыла глаза, Астрид сидела на краешке дивана и курила. Запах табака стал более отчетливым, заполняя собой сырую комнату. Майя тут же почувствовала холод, касающийся оголенной кожи, поспешила застегнуть рубашку, снова закрыла глаза и повернулась на бок, отворачиваясь от Астрид, от этой реальности и этого чудовищного мира. Да, она испытала удовольствие от секса, но почему-то подлинного удовлетворения не ощущала. Она ощущала только холод и колючий, щиплющий глаза стыд, ощущала свое одиночество, куда более остро, чем обычно. Ощущала себя использованной и жалкой, как вывернутый наизнанку пустой карман. И ей было наплевать. На гордость, потому что она уж точно продала ее в последние полчаса, наплевать, что подумает о ней Астрид, и Майя позволила себе заплакать. Потому что если бы все накопленные за сегодняшний день эмоции не вышли бы наконец-то наружу, она бы точно умерла. Она плакала, не стесняясь этого, навзрыд, и Астрид какое-то время молча слушала ее плач, продолжая курить свою сигарету. «Сейчас снова начнет обзывать меня, – подумала Майя с болезненной злостью. – У нее всегда заготовлены какие-нибудь оскорбительные проз…». Однако ей не удалось додумать свою мысль до конца, потому что рука Астрид внезапно легла ей на талию, и поток слез замер где-то в горле. Со вздохом Астрид легла рядом с ней, не без труда поместившись на тесном диване, и обняла Майю одной рукой. Ее голос, когда она заговорила, был все таким же спокойным и ласковым: – Ну все, успокойся. Я знаю. Знаю. Секс без любви часто приносит опустошение. И, очевидно, для тебя это первый опыт такого секса. Успокойся. Со временем ты поймешь, что у него полно преимуществ. Во всяком случае, мы можем просто трахаться, а не трахать друг другу мозг, – она чуть усмехнулась. – Кому нужны эти любовь и отношения? Секс намного честнее. Майя тоже тихонько усмехнулась, шмыгнула носом. – Возможно. Траханья мозгов мне в этой жизни уже хватило. А у тебя… много было секса без любви? – Ну… не особо. Но, скажем так, определенный опыт есть. – А кроме меня ты… сейчас… с кем-нибудь… – Нет, – быстро и твердо ответила Астрид. – Можешь не ревновать. – Что?! Я не ревную! – горячо возмутилась Майя, тут же забыв про свои недавние слезы. Астрид усмехнулась и внезапно обняла ее крепче. И Майя тут же затихла, наслаждаясь неожиданным ощущением тепла и безопасности. Они полежали так несколько минут, а потом Майя попросила тихонько, полушепотом: – Расскажи мне, что было дальше. У тебя… с ней. Когда вы попали сюда. Как вам удалось выжить? – Я расскажу, – отозвалась Астрид. – Но, может, пойдем домой? Останешься сегодня у меня? – Да, давай, – без колебаний согласилась Майя. Она и сама не знала, почему эти слова дались ей так легко. – Вот только… – Ну что? – Я хочу есть, – смущенно призналась Майя. – И пить. – И писать? – хохотнула Астрид. – Да! – огрызнулась Майя. – Ну, тогда шевелись быстрее, недоразумение ты ходячее, – Астрид легонько шлепнула девушку по попе, отчего та подскочила на кровати как ужаленная и густо покраснела. – Не смей так делать! – заорала Майя. – Что хочу, то и делаю, – ухмыльнулась Астрид, надевая куртку. – Ты просто чертов абьюзер! – А это еще кто? – удивилась Астрид. – Что за модные словечки? – Абьюзер – это бессовестный манипулятор, который готов ждать сколько угодно, пока его жертва не привыкнет к страданиям и не начнет думать, что так и надо! Вот чего ты добиваешься со мной! – Называй меня как угодно, – махнула рукой Астрид. – Но от чашки горячего чая с вишневой шарлоткой ты вряд ли откажешься, я думаю? И Майя тут же прикусила язык. Потому что Астрид была права как никогда. От шарлотки она не в силах была отказаться.* * *
Через полтора часа Майя уже лежала на постели в комнате Астрид, пила чай из огромной тяжелой кружки и ела большой кусок свежеиспеченной шарлотки. Ее губы чуть перепачкались вишней и стали бордовыми. Астрид лежала рядом и тоже неторопливо пила чай, с улыбкой наблюдая за тем, с какой скоростью Майя поглощает шарлотку. – Ты уверена, что наешься этим? – спросила она. – Я могу тебе еще что-нибудь приготовить. – Наемся. Возможно… прямо сейчас по мне этого не скажешь, но на самом деле я привыкла мало есть. Когда я жила дома, то питалась в основном лапшой быстрого приготовления и сникерсами. – Хм. Странно. Но ты ведь, кажется, жила с мамой? – Да, но моя мама не очень любит готовить. Я привыкла к этому. И, к несчастью, я пошла в нее. Поэтому мы обе питались бутербродами и яичницами. Майя и сама не знала, почему она с такой готовностью отвечает на вопросы Астрид. Возможно, та подсыпала в свою шарлотку сыворотку правды или что-то вроде этого. А, возможно, Майе впервые за последние несколько недель было по-настоящему спокойно. Теплый плед грел плечи, ей было мягко и уютно, проклятая шарлотка была нереально вкусной, и Астрид больше не пыталась доставать ее. А еще Майе больше не хотелось плакать. И почему-то у нее больше не было ощущения, что ее используют. У нее было ощущение… что о ней заботятся. «Даже в сексе… Она не особенно заботилась о себе. Почему?». – Так вот чего ты такая тощая и болезная, – улыбнулась Астрид. – Ну, если ты продолжишь меня кормить, я быстро стану жирной. И хватит уже обо мне! Ты обещала рассказать, что там было у вас дальше. Я внимательно слушаю. – Ну, хорошо, хорошо, – Астрид сдалась не очень охотно, как будто она предпочла бы и дальше обсуждать жизнь Майи, ее маму и ее прошлое. Очевидно, погружение в ее собственное прошлое было для Астрид не таким уж приятным. Прежде чем заговорить, она чуть поправила маску, сдвинув удерживающие ее резинки на несколько миллиметров. Майя заметила под ними тонкие красные полоски. Видимо, резинки давили на кожу, и Астрид чувствовала себя с ними не очень-то комфортно. Впрочем, возможно, она давно привыкла к этому неудобству, как привыкает к нему рано или поздно любой инвалид. И снова, в который раз, Майя задалась вопросом: «А что там, под маской? Насколько сильно повреждено ее лицо? И как это произошло?». – На следующее утро, когда мы проснулись, «Подкова» была залита солнечным светом, – медленно заговорила Астрид. – Он лился из огромных, во всю стену, окон, окружал нас своим золотистым сиянием, внушал ложное ощущение безопасности. При виде этого света сложно было поверить, что вчера мы словно спустились в ад и познакомились со всеми его обитателями. – Что мы будем делать? – спросила меня Руби, когда мы вышли на улицу, под лучи этого света, окрасившие Кромлинск в теплые желтоватые тона старого кино. – Я умираю с голоду. А последнее кафе в этом городишке закрылось лет десять назад. И мы отправились искать себе пропитание, стараясь лишний раз не думать о черных тварях без лиц. И когда ты голоден, не думать о них намного легче. Насущные нужды твоего тела затмевают страх и панику. По дороге мы заглянули в один из магазинов, но тут же вылетели оттуда, потому что запах там стоял такой, словно внутри сдохло, а потом превратилось в мумии стадо слонов. И мы снова попробовали наведаться в жилой дом, на этот раз выбрав весьма приличную на вид десятиэтажку. Порывшись в закромах когда-то живших там людей, мы нашли довольно много банок с консервами, а также пресловутую лапшу быстрого приготовления, которую ты так любишь. Это были единственно сохранившиеся продукты. Все крупы, мука и прочие припасы давно испортились, покрылись плесенью и слежались. Но мы были счастливы и тем, что нам удалось раздобыть. И во дворе той десятиэтажки я развела костер, на котором мы скипятили воду, набранную в колодце одного из частных домиков, заварили лапшу и съели ее вместе с консервами под лучами мягкого осеннего солнца. А на десерт мы даже сделали себе чай, после чего окончательно воспряли духом. Мы больше не хотели есть и пить, да и вообще смерть от голода нам пока что явно не грозила, а потусторонние твари, похоже, решили оставить нас в покое на некоторое время. Я помню, что мы даже смеялись над чем-то, сидя там, у костра во дворе. Подшучивали друг над другом, над нашей вчерашней паникой и над тем, как Руби грохнулась в обморок. Да, нам все еще было страшно, но мы уже могли смеяться, и это было здорово. Мы хохотали как безумные тогда. И впервые за последние полгода я снова слышала смех Руби. Я почти забыла, каким он может быть приятным, и как сильно он дорог мне. А потом мы отправились на поиски оружейного магазина, где я могла бы запастись патронами для очередной встречи с нежданными гостями. Я понимала, что от лярв нужна защита получше, но пока ничего не могла придумать. Единственное, что мне приходило в голову – это испытать патроны из разных металлов и сплавов. Испытать все, что попадется мне под руку. В тот день мы так и не нашли оружейный магазин. Зато нашли полицейский участок, где я обзавелась и патронами и запасным оружием. А в саду одного из частных домов мы насобирали целую сумку отменных яблок «белый налив». Руби предложила нам заночевать на этот раз в одном из ближайших к «Подкове» домов и в случае очередного нападения попробовать вернуться в торговый центр, который мы считали относительно безопасным местом. Но чертовски неудобным для сна и отдыха после двух адских дней на ногах. В одном из девятиэтажных домов мы выбрали себе довольно неплохую однокомнатную квартирку на втором этаже, не особенно надеясь на то, что нам удастся провести в ней спокойную ночь. Но лярвы нас тогда действительно не потревожили. Как мы потом выяснили, в той квартире на балконе лежало несколько мешков с солью, и лярвам просто неприятно было туда соваться. Для своих черных дел они всегда стараются выбирать «чистые» квартиры, в которых от соли не осталось и следа, либо же самый минимальный след. Как бы там ни было, в тот день и в ту ночь нам с Руби повезло. И после ужина мы постелили себе самую настоящую постель на огромной мягкой кровати, весьма пыльной, но, по крайней мере, сухой, и мы были счастливы уже этим. Руби лежала, вытянув ноги и задрав их на спинку кровати, и неторопливо жевала сочные сладкие яблоки. На полу горели свечи в стеклянных подсвечниках, отбрасывая на стены длинные, черные и дрожащие тени, которые я несколько раз принимала за лярв, но потом мне стало все равно, я расслабилась и присоединилась к Руби и ее яблокам. На протяжении всего дня, занятые срочными насущными делами, мы почти не обсуждали Кромлинск и произошедшее с нами, но теперь эта тема снова повисла в воздухе, невидимая, но ощутимая, и через нее никак нельзя было перешагнуть, нельзя было обратить все в шутку и снова посмеяться. – Я нашла медицинскую энциклопедию в одной из квартир сегодня, – сказала Руби. – Открыла титульный лист, чтобы посмотреть год издания. Там было написано: Издательство «Здоровье», Кромлинск, 1981 год. – Кромлинск? – переспросила я и хотела, было, лечь, но снова села на постели. – Да. Я проверила и некоторые другие книги. На многих из них было это название. Разные издательства, один город – Кромлинск. Были и другие названия городов, не так часто повторяющиеся, и я их не запомнила. Но ни одного знакомого. Ни Москвы, ни Санкт-Петербурга, ничего. – Господи, это и правда какая-то гребаная параллельная Вселенная… – выдохнула я. – Кромлинск? Что это за город вообще такой? – Понятия не имею. Но, думаю, однажды мы это выясним. Поищем еще какие-нибудь книги. Возможно, даже найдем карты города, если нам очень повезет. Потому что ориентироваться здесь невыносимо сложно. Мы несколько раз блуждали сегодня по одним и тем же местам, и это жутко раздражает. Но зато… – Руби вдруг улыбнулась, отложила яблоко и опустила руку, чтобы поднять что-то с пола. – Я нашла еще и вот это! Она потрясла в воздухе бутылкой красного вина, уже предусмотрительно открытой. Я улыбнулась: – И правда, неплохая находка. – Еще бы! Самое время отметить наше приключение в этом проклятом городишке. Кто бы мог подумать! Сегодня я должна была торчать в больнице, как раз закончила бы операцию по удалению желчного пузыря, а вместо этого я где? Черт знает где. Но мне даже начинает это нравиться! Руби неловко, словно уже была пьяной, села на постели и откупорила пробку. Я давно не видела ее такой – немного азартной, веселой, задорной. Я почти забыла, что она может быть и такой тоже. И мне хотелось наблюдать за ней, такой, бесконечно. Или хотя бы всю эту ночь. – Прости, но я, пожалуй, воздержусь, – кивнула я на бутылку. – Если сегодня эти твари снова нагрянут, хоть кто-нибудь из нас должен оставаться трезвым. – Ну хоть один глоточек! – попросила Руби умоляющим тоном, и я сдалась, сделав несколько глотков прямо из горла. А Руби, залпом выпив довольно приличную порцию вина, немного горьковатого, но все равно приятного на вкус, закупорила бутылку и снова рухнула на кровать, вернувшись к своему недоеденному яблоку. – Я подумала… сегодня… – протянула она. – Подумала, а что мы будем делать, если нам придется… остаться здесь навсегда? На протяжении дня я тоже думала об этом, причем, думала не раз. И было в моих мыслях нечто ужасное. О чем я не могла сказать Руби, даже если бы напилась вместе с ней. Потому что я думала о том, что застрять в пустом городе наедине с ней на самом деле не так уж и плохо. И, возможно, даже замечательно. И я хотела этого, действительно хотела. Чтобы мы не нашли выхода, чтобы остались здесь навсегда. Но вместо этого я сказала: – Нет, не может этого быть. Наверняка выход еще найдется. Просто мы пока не знаем, где его искать. Я уверена, что есть какой-то способ покинуть это место. – А вот я… не уверена, – Руби вздохнула, перевернулась на живот, приподнялась на локтях и посмотрела на меня. Долгим изучающим взглядом. Медленно прожевала яблоко и сказала то, что я меньше всего ожидала услышать от нее в тот момент: – Возможно… возможно, ты подумаешь, что я спятила, но… почему-то мне все это нравится. Безумно звучит, правда? – Вовсе нет, – промямлила я. – Сегодня… я вдруг почувствовала себя свободной. Освободившейся от чего-то, – продолжала Руби, внимательно глядя на мое лицо, словно ища в нем отражение своих слов. – Несмотря на все трудности, с которыми нам пришлось столкнуться, и с которыми мы еще столкнемся… мне почему-то было очень хорошо. Совсем как… раньше. Я знала, какое «раньше» она имела в виду. «Раньше», в котором мы с ней болтались по ночному городу во время моих дежурств, горланили дурацкие песни, целовались в патрульной машине, по очереди пили невыносимо сладкую газировку из одной бутылки, а потом дико хотели в туалет и дико хохотали. В том «раньше» у нас еще все только начиналось, и мы обе были уверены, что оно продлится как минимум вечность. – В последнее время… все было так сложно… у нас с тобой, – Руби вздохнула, покрутила в пальцах наполовину съеденное яблоко. – Я понимаю, ты делала все, что можешь, но все равно… была груба с тобой. Я сама не знаю, почему. Я просто возненавидела весь мир, наверное. Прости меня, Астрид, пожалуйста. Ты – единственный по-настоящему близкий для меня человек, до сих пор. Кроме тебя у меня никого не осталось. И сейчас – в прямом смысле. Обычно мне всегда несложно найтись с ответом, но в тот момент я сидела молча, понятия не имея, что сказать, глядя на Руби с этим яблоком в руках, словно зачарованная, загипнотизированная ее голосом и словами, которые мне так хотелось услышать. Я почти перестала дышать и боялась перебить ее, боялась, что ее настроение внезапно переменится, она снова передумает, снова отгородится от меня. Но Руби, напротив, подвинулась ко мне ближе. Она села на постели рядом со мной, коснулась моей щеки своей всегда слегка прохладной ладонью. И прошептала совсем тихо: – Ты, наверное, не веришь мне, да? Думаешь, что я просто напилась… Или что у меня ум за разум зашел после случившегося. Не знаю… – она усмехнулась, коснулась кончиком большого пальца моих губ. – Возможно, все это вместе. Не знаю, правда. Я просто… так хочу сейчас быть рядом с тобой. Снова. И чтобы все было как раньше. Даже если это невозможно, даже если… И в тот момент мое терпение лопнуло, нервы не выдержали, и я поцеловала ее, боясь, что она вот-вот передумает, боясь, что если начну отвечать ей, то скажу что-нибудь не то. Вот я и рискнула попробовать выразиться на языке, который нам обеим был понятен. Руби выронила яблоко, и оно, скатившись с кровати, громко ударилось о доски пола. В ту ночь, нашу вторую ночь в Кромлинске, мы с Руби переспали. Она была немного пьяной от вина, а я довольно сильно пьяной от счастья. Настолько пьяной, что закрыла глаза, не обратила внимания на многие подозрительные моменты в ее поведении. И это очень легко – не обращать на них внимания, когда тебе говорят как раз то, что ты так болезненно хочешь услышать, что является твоим маленьким смыслом жизни. Твоей единственной возможностью не сойти с ума. И да, прошу прощения за некоторые неприятные для тебя подробности, но кое-что я все-таки скажу. В ту ночь я не могла не заметить, хоть и предпочла не обращать на это внимания, что секс у нас вышел немного странный. И вроде бы все было хорошо, вроде бы все было как обычно, как мы обе уже привыкли, но все же как-то странно. Потому что Руби была как будто немного отстраненной. Да, ей хотелось секса, но просто секса, или конкретно со мной, этого я не могла понять. Потому что Руби не была до конца вовлеченной в процесс. Она словно уплывала куда-то, а я всеми силами старалась поймать ее и удержать на поверхности. Она не могла быть до конца моей. И с тех пор уже никогда не была. Хотя я еще долгое время отказывалась верить в это. Я утешала себя тем, что у нее это пройдет. Что ей просто нужно время, да и обстоятельства выдались непростыми. И в ту ночь, как и во многие другие ночи, я просто убеждала себя, что однажды придет день, когда все снова станет как раньше. Я не желала принимать тот факт, что Руби изменилась. Безвозвратно и пугающе. Да, мы с ней вместе переместились в параллельное измерение. И в то же время Руби как будто жила в еще одном, другом параллельном измерении, и мне туда ход был закрыт. Руби жила там в полном одиночестве. Или со своей дочерью, с которой она иногда разговаривала во сне, и совсем редко, но все же, – наяву. И ей там было хорошо. И она никого не собиралась пускать туда. И до сих пор не собирается. Уж поверь мне, я стучалась туда столько раз, что все руки разбила. И не только я. Аарон предпринял не меньше неудачных попыток. В ту ночь, когда Руби уснула в моих объятиях, я впервые услышала, как она разговаривает. Свечи на полу почти все погасли, осталась только парочка самых стойких. Я смотрела, как их тени пляшут по стенам, я тоже безумно хотела спать, но боялась, что если отключусь, то лярвы снова нападут на нас. И в какой-то момент, когда я уже почти вырубилась, я вдруг услышала это тихое, сбивчивое бормотание. Руби шептала: «Иди… иди ко мне, дорогая. У мамы для тебя… сюрприз. Мама сегодня останется… дома. Не пойдет… на работу». И она засмеялась, а потом предложила Асе из своего сна поиграть в Сильваниан Фэмили. Это такие детские игрушки, семейства зверушек, которые продаются вместе со специальной мебелью и домами. У Аси был свой большой дом, в котором жило семейство зайцев, и она обожала, когда Руби начинала играть вместе с ней. И от этого смеха Руби, от ее шепота в холодной комнате заброшенного дома мне стало так жутко, что волна мурашек, мокрых и липких, точно стая насекомых, пробежала у меня по позвоночнику. И я еще долго, очень долго не могла уснуть, слушая ее сбивчивые разговоры с пропавшей дочерью, которая в ее мозгу всегда была жива, всегда была рядом с ней, намного ближе, чем я вообще могла когда-либо стать. А когда на следующее утро я спросила Руби, что ей снилось, и снилась ли ей Ася, она ответила, что ничего не помнит. И я знала, что она солгала.* * *
Когда Астрид замолчала, Майя поняла, что ее история на сегодня закончена, и просить рассказать, что было дальше, не имеет смысла. Майя лежала на боку, положив голову на подушку и подобрав под себя ноги. Шарлотку она давно прикончила, а чай допила. В комнате было темно, и лишь гирлянда на книжной полке то загоралась желтым светом, то гасла. Вздохнув, Астрид сползла чуть ниже на кровати и тоже легла на спину, не глядя на девушку. Они помолчали какое-то время, а потом Майя спросила: – Кто такая Лилит? Беатрис сказала, что Руби с ней встречалась. – Ну, встречалась – это громко сказано! – Астрид невесело усмехнулась. – Лилит – довольно оригинальная девушка, чуть постарше тебя, любит готику, фильмы ужасов, одевается во все черное и рисует черепушки. У нее даже своя мастерская есть. Лилит бисексуалка, как и Руби. И она сразу втюрилась в Руби по уши, как и ты. А Руби тогда пару недель как рассталась с Аароном. Некрасивая ситуация вышла, как ни крути. Никто не ожидал, что она ответит на ухаживания Лилит, но она ответила. Месяца два или около того эти двое были не разлей вода. Гуляли вместе по городу, Руби плюнула на все свои дела, Аарон впал в жуткую депрессию, и мы с Беатрис всячески его развлекали и тихо ненавидели Руби. Я не знаю, насколько серьезными были ее отношения с Лилит, могу лишь догадываться по общению с Руби, что они спали пару раз, но что-то не заладилось. И я, в общем-то, догадываюсь, что. Я видела, Руби не интересует секс, не интересуют в принципе отношения с этой девушкой, но по какой-то причине она не отпускала ее от себя. А еще через месяц в городе появился очередной новенький, который привлек внимание Руби, и на которого она переключилась. Двадцатисемилетний музыкант, не помню его имени. Он быстро поменял родное имя на какое-то заковыристое эльфийское, которое мне в жизни не выговорить. С ним Руби встречалась еще пару месяцев. Майя закрыла глаза, тяжело выдохнула и спросила: – И много их было? – Ну, смотря с какой стороны посмотреть. В Кромлинске в принципе не так уж много народу, как ты знаешь. Но за год Руби стабильно заводит себе около пяти любимчиков. В худший год их может быть всего два. До тебя, например, у нее около семи месяцев никого не было, и я уже думала, что она завязала. Но не тут-то было! Горбатого могила исправит, как говорится. Руби обожает внимание, обожает, когда ей восхищаются, когда ее любят. Это дает ей смысл жизни. Дает ей возможность почувствовать жизнь, которой у нее нет. – Но почему? Почему она так поступает? – спросила Майя шепотом. – Не знаю, – Астрид повернула голову и посмотрела на девушку. Ее взгляд был спокойным и немного печальным. – У Руби все как будто перемешалось, сломалось в мозгу. И некоторые моральные ценности просто перестали для нее существовать. Ей наплевать на чувства других людей. Возможно потому, что ее собственные чувства полностью атрофированы. Они отмерли, потому что Руби перестала ими пользоваться. Руби наплевать на жизни других людей. Возможно потому, что она сама потеряла свою жизнь. Ее не трогают чужие смерти, в этом ты еще убедишься когда-нибудь. – Но Руби говорит… – Руби много чего говорит. И во многое из того, что говорит, она сама верит. Но оно не становится от этого правдой. Ты понимаешь? Тебе не стоит встречаться с ней. Даже если она будет звать тебя и настаивать на встрече. Со временем ты поймешь, что все ее слова, все ее обещания гроша ломаного не стоят, но будет уже поздно. Ты поведешься на ее красивую ложь, потому что в нее хочется верить. Руби хочется верить. Но это все пустота. И ты упадешь в нее, как я упала когда-то. Ты потеряешь себя и сама не заметишь, как это произойдет, – Астрид говорила медленно и тихо, не отрывая от Майи взгляда. Их лица находились в паре сантиметров друг от друга. И Майе хотелось смотреть на Астрид в этом волшебном полумраке. Хотелось изучать ее лицо, словно она видела его впервые. – А почему ты именно мне об этом говоришь? Почему меня предупреждаешь? А не Гретту, например? – Гретту… – Астрид тихонько усмехнулась. – Пусть сама разбирается. Она уже немаленькая. А ты еще молодая и неопытная. Мне потребовалось несколько лет, чтобы разобраться с Руби. Бесцельно потраченные годы. Ушедшие в пустоту. Я не хотела, чтобы с тобой случилось то же самое. – Почему? Ведь ты меня ненавидишь. С чего вдруг такая забота? – Я не ненавижу тебя. Ты просто страшно бесишь меня иногда. А это разные вещи, – Астрид улыбнулась, и Майя неожиданно улыбнулась тоже. – А ты будешь учить Гретту стрелять? – спросила девушка. – Ага. Завтра днем она как раз придет ко мне на первое занятие, – Астрид поморщилась. – Ненавижу заниматься этим зимой, уже Новый год на носу, но что поделаешь! – Значит… ее ты не будешь насиловать? – Насиловать? – Астрид рассмеялась. – Да за кого ты принимаешь меня, круглолицая? – За чокнутую, больную на всю голову извращенку, – серьезно ответила Майя. – Думаешь, я трахаюсь со всеми подряд? – Ну откуда мне знать! – Ты опять ревнуешь? – Астрид подвинулась к ней чуть ближе, словно собиралась поцеловать, и Майя в испуге и смущении отпрянула, едва не свалившись с подушки. – Да с чего ты взяла?! С чего мне ревновать?! – Не волнуйся, я же сказала тебе в прошлый раз, что у меня давно секса не было. И я не трахаюсь со всеми подряд. – Но почему я?! Почему все-таки я? – пискнула Майя. – Сама не знаю, – Астрид внезапно запустила руку ей в волосы и слегка взъерошила их. Майя сжалась, ощутив волну мурашек, пробежавшую по ногам и спине. – Сама не знаю… Ты ведь такая бестолочь. Но с другой стороны, почему бы и нет? Лесбиянки появляются в Кромлинске ох как нечасто. А жить годами совсем без секса не очень-то приятно. Так почему бы нам не организовать своего рода деловое партнерство? Мы просто будем спать вместе. – Ни за что! – взвыла Майя, но Астрид, не обращая внимания на ее протест, спокойно продолжала: – Мы сделали бы друг другу неплохое одолжение. Со своей стороны могу пообещать, что ни с кем другим я спать не буду. И трахать мозг тебе не буду. Никаких отношений, никакой великой любви и прочего бреда. Просто секс, основанный на взаимном доверии. Что скажешь? – Ни за что… – повторила Майя, но уже не так уверенно, и почему-то вспомнила Марину. – Подумай об этом, – Астрид улыбнулась. – И как надумаешь, приходи. Приходи в любое время. «То же самое мне сказала Руби, – вспомнила Майя с замиранием сердца. – В точности то же самое». – Тебе понравилось со мной, хоть ты и не любишь меня, – сказала Астрид. – Да, признаю, поначалу я вела себя как скотина. Совсем разучилась обращаться с девушкой. Напугала тебя до чертиков… – И обидела. Очень сильно, – выдохнула Майя, смутившись и опустив взгляд. – Знаю, – голос Астрид зазвучал мягче. – Алкоголь… Очень дурно действует на меня. Как ты сказала, я и так больная на всю голову извращенка, а уж если выпью… Майя усмехнулась, и еще через мгновение они громко смеялись вместе. – Но зато… – отсмеявшись, Астрид снова посмотрела на нее, и взгляд ее был серьезен. – Я никогда не буду лгать тебе. Не сделаю тебе больно. «Как Руби и Марина», – подумала Майя, но вслух ничего не сказала. Поднимать тему Марины ей сейчас совсем не хотелось. Она слишком устала и слишком хотела спать. – Но мы ведь… не любим друг друга. Разве это нормально? – спросила она. – Вполне. Так называемая любовь слишком часто уродует души людей. И люди обращаются со своими «любимыми» с жестокостью испанской инквизиции. Честно говоря, я больше не верю во все это дерьмо. Я устала от него. И почему-то… мне кажется, что ты тоже. «Тебе не кажется», – хотела сказать Майя, но снова промолчала. Вместо этого она произнесла: – Здесь так тепло… Можно я не пойду в свою комнату и останусь? – Можно, – ответила Астрид, и ее губы снова тронула легкая улыбка. – У тебя уже глаза закрываются. Тяжелый денек выдался. Лярвы, экзамен, какая-то бешеная баба опять тебя изнасиловала. Майя тихонько рассмеялась, а Астрид накрыла ее одеялом и сказала: – Спи, круглолицая. И Майя уснула.