Кромлинск

Не охладела – нет, Скрываю грусть, Не разлюбила – Просто прячу ревность. (Вероника Тушнова)

Десять минут. Захлопнув дверцу духовки, Тайлер взглянула на настенные часы почти с отчаянием. Аарон придет через десять минут, а она только поставила пирог. Ему придется ждать, когда всё будет готово. Потому что это уже второй пирог, а с первым она напортачила, забыв положить в тесто соду. Астрид застебала бы ее за такую оплошность, и особенно за то, как поздно она это заметила. Только через двадцать минут, когда обнаружила, что пирог даже не думает подниматься. И ей пришлось готовить тесто заново, потому что меньше всего на свете Тайлер хотелось кормить Аарона каменным пирогом. А теперь вот она вообще никаким пирогом его накормить не сможет в ближайшие сорок минут. Дрожащими руками девушка схватила с подоконника пачку сигарет, измазала ее в муке, закурила и открыла окно. Выглянула во двор. Пока никто не идет. «Все в порядке, тебе вовсе незачем так нервничать, – сказала она себе. – Это же Аарон. Аарон не рассердится на тебя из-за какого-то дурацкого пирога. Ты ведь знаешь, что не рассердится. И даже ничего плохого не подумает. И уж точно не станет бить тебя по лицу и заламывать руки за спину. Аарон нормальный, все в порядке. Все, твою мать, в порядке!». Но все не было в порядке. И даже привычная доза никотина не смогла унять мерзкую дрожь в ее ладонях. И тихий голосок внутри нее продолжал повторять одно и то же, одно и то же на протяжении всего последнего года: «Виктор тоже казался тебе нормальным, когда вы только познакомились. Более того, он был идеален. И его поведение начало приобретать для тебя «странный» оттенок лишь на втором году ваших отношений». «Нет. Аарон совсем не похож на Виктора. И если бы Аарон был чокнутым садистом, это было бы заметно по Беатрис». Иногда Тайлер казалось, что она влюбилась в Аарона как раз потому, что он не был похож на Виктора. Даже больше – Аарон был его полной противоположностью. И внешне, и по характеру. Виктор был невысоким, худым и жилистым, со светло-русыми волосами, он производил впечатление изящного и утонченного интеллектуала, ценителя живописи эпохи Ренессанса и выдержанного вина, дорогих костюмов и элитной парфюмерии. Он говорил много, и говорил красиво. И воздействие каждого произнесенного им слова усиливалось его приятным, мягким голосом. Так говорят люди, которым хочется верить, которым невозможно не верить, потому что кажется, они говорят искренне, выкладывая перед собеседником собственную душу и ничего не требуя взамен. Виктор всегда дарил ей, обычной студентке, живущей на съемной квартире и едва сводящей концы с концами без подачек матери, очень дорогие подарки. Ноутбук, планшет и смартфон, платья и сумочки известных брендов, духи «Шанель», которые она ненавидела, но принимала с улыбкой и почти что с ужасом. Он никогда не приходил на свидания без цветов или хотя бы красиво упакованных шоколадок и конфет. Он водил ее в самые дорогие заведения, в театрах покупал билеты на лучшие места. Он уговорил ее оставить подработку и сосредоточиться на учебе. Как Тайлер казалось тогда, потому, что беспокоился о ее здоровье. Но на самом деле – чтобы заполучить себе все ее свободное время, заполнить собой ее мир, сделать ее как можно более зависимой от него и его денег. Первый раз он ударил ее как будто бы даже в шутку. Они уже начали жить вместе, Тайлер переехала в его шикарную трехкомнатную квартиру в центре города. И в тот день они не то чтобы поругались, просто Тайлер была слегка на взводе из-за предстоящего экзамена и довольно резко ответила на замечание Виктора о том, что было бы неплохо, если бы она наконец-то помыла голову. Замечание было справедливым, хоть и обидным для Тайлер. Но куда более обидной стала последовавшая за ее резким ответом пощечина, совсем слабая, безболезненная. Она лишь напугала девушку, напугала так сильно своей неожиданностью, что ее сердце тяжелым молотом ударилось в грудь, а Виктор лишь усмехнулся и шутливо произнес: «Плохая девчонка. Разве можно так разговаривать со своим будущим мужем?». И Тайлер не знала, то ли ей обижаться на пощечину, то ли радоваться, что ей косвенно сделали предложение. Она лишь попросила Виктора никогда этого не повторять. И он пообещал. Конечно, он пообещал. Аарон. Не похожий на Виктора во всем, он сразу привлек внимание Тайлер, хоть поначалу она и боялась сближаться с ним, предпочитая ему общество Астрид. Ее доверие к нему начало зарождаться как раз после слов Астрид, сказанных во время их очередной пьяной посиделки на крыше: «Аарон хороший мужик. Возможно, лучший из всех, кого я знала. Да, иногда он страшно бесит меня своей нерешительностью и тупостью, но добрее него в Кромлинске нет никого, это уж точно». Высокий, можно сказать, огромный, с большущими руками и широкой спиной, с густыми темными волосами до плеч и бородой, с этими его вечно сдвинутыми бровями, Аарон был куда больше похож на опасного маньяка, чем ухоженный и улыбающийся Виктор с его открытым, нарочито простодушным лицом. «Ты похож на Хагрида», – как-то сказала Тайлер Аарону в шутку, но тот, к сожалению, шутку не понял. «А кто это?» – спросил он. И Тайлер долго не могла поверить в то, что Аарон ни разу в жизни не смотрел хотя бы одного фильма о Гарри Поттере. Да, он никогда не отличался особой образованностью. Последнюю художественную книгу читал еще в школе. Он не был модным. Не умел завоевывать внимание и очаровывать собеседника. И поначалу Тайлер было очень непривычно, что он только слушает ее и почти ничего не говорит. Она не привыкла так много говорить и считала, что все мужчины больше любят рассказывать о себе-любимых, чем слушать женщин. Аарон не умел красиво ухаживать. Вместо букетов цветов он приносил ей связки салата и укропа из оранжереи. У них не было ярких и романтичных свиданий, кроме нескольких прогулок по городу, и большую часть своих встреч они провели в квартирке Тайлер. Пили чай на кухне или валялись в постели. И Тайлер это нравилось. Именно это почему-то очень нравилось. И она никогда не лукавила, говоря смущенному чувством вины Аарону, что ей больше ничего не нужно. Всех этих свиданий и коробок с конфетами она наелась уже досыта. Аарон был простой, и в своей простоте очень красивый. А главное, он понимал Тайлер, на самом деле понимал или, по крайней мере, старался понять, и относился с уважением к ее желаниям и мыслям. И когда она рассказала ему о Викторе, он тоже все понял. В тот вечер они сидели у нее дома и целовались на диване под мигающей гирляндой. Они встречались уже около месяца, но Тайлер, как могла, старалась не подпускать к себе Аарона слишком близко. Она почти научилась доверять ему, но все же… Это «все же», очевидно, будет преследовать до конца жизни. Аарон заговорил первым, что в принципе было на него не похоже, и что означало – он действительно обеспокоен. – Послушай, Тайлер… честно признаюсь, я не очень разбираюсь в девушках… ну как бы… в женских чувствах не очень-то понимаю, – его рука легонько погладила ее плечо. – Да ты, наверно, и сама это заметила. К тому же… две мои последние женщины меня бросили. Но все же… кое-чему я научился. И мне кажется, конечно, я могу ошибаться… Но мне кажется, с тобой что-то не так. Тебя что-то беспокоит, Тайлер? Ты можешь сказать мне, правда. Я хоть и туповат, как говорит Беатрис, но постараюсь понять, обещаю. И она рассказала. В тот вечер – не все, а только то, что смогла, да и то в каких-то общих чертах, постоянно запинаясь, сбиваясь, силясь справиться со слезами. Она рассказывала Аарону то, в чем так и не смогла признаться собственной матери, а единственным человеком, с которым она об этом говорила, была Астрид. Она не рассказала только о том изнасиловании, в смутной надежде, что говорить об этом, возможно, никогда и не придется, и сосредоточилась на описании издевательств моральных и нескольких случаях рукоприкладства. После чего рассказала, как Виктор преследовал ее еще два года, и даже в тот вечер, когда она попала в Кромлинск, бежал за ней по темным дворам. Аарон очень расстроился. Его лицо буквально посерело, когда он выслушал ее историю до конца. – Так вот почему ты всегда была такой напряженной, Господи… Я и подумать не мог. Я думал, что делаю что-то не так, но не понимал, что… Поэтому и решился поговорить с тобой об этом. – Нет, ты все делал так. Прости меня… Прости, если сможешь, пожалуйста. Я вообще не собиралась тебе ничего рассказывать. Думала, что смогу начать новую жизнь. И ты на самом деле мне понравился, Аарон. Я не хотела вываливать на тебя свои проблемы и психотравмы. Ты и сам еще не отошел от разрыва с Руби, я понимаю, и тебе не нужна девушка с проблемами… – Не говори так, Тайлер! – его голос прозвучал почти испуганно, его глубочайшее потрясение от услышанного, его чувства, которые он пытался скрывать, рвались наружу. – И ради бога, не извиняйся! Ты ничего плохого не сделала! – Мы можем расстаться, если ты хочешь, правда, я… – Я не хочу расстаться! – голос Аарона стал еще более испуганным. – Не думай так обо мне, прошу тебя, Тайлер. Ты очень… нравишься мне. Да, разрыв с Руби дался мне тяжело, и я очень долго не мог ее забыть, но это не значит, что я не дорожу нашими отношениями. Не дорожу тобой. Мы со всем справимся, вот увидишь. Я никогда не буду торопить тебя, никогда не сделаю тебе больно, во всяком случае, специально, обещаю. И после того разговора их отношения пошли как будто чуть легче. Тайлер действительно почувствовала себя более расслабленной, она с удивлением обнаружила, что Аарон не против того, чтобы над ним подшучивали. И ей это безумно нравилось – подтрунивать над ним по-доброму и видеть его смущенную улыбку, а звериный оскал выходящего из себя Виктора перестал вставать у нее перед глазами. И Тайлер думала, что тот мучительно-тяжелый разговор все решил, и что им больше никогда не придется это обсуждать, но она ошиблась. Недооценила глубину собственной травмы, опрометчиво решив, что теперь-то уж точно все будет хорошо, в правильном месте и с правильным парнем все точно будет хорошо. И когда дело у них дошло до первого секса, Тайлер, совершенно неожиданно для себя самой, разрыдалась, чем напугала бедного Аарона до полусмерти. И снова ей пришлось говорить, рассказывать и видеть, как меняется, как бледнеет его лицо, снова пришлось со слезами умолять о прощении. – Тайлер, Тайлер, подожди, пожалуйста, подожди… – шептал он, пытаясь поймать ее лицо в свои ладони. – Перестань извиняться, ради бога! Ты ни в чем не виновата, милая моя, Тайлер, тебе не за что извиняться передо мной, слышишь? – Я должна была рассказать тебе раньше! Я все испортила, я напортачила… – Ничего подобного. Ничего ты не испортила. Я понимаю, как тяжело тебе было признаться в этом, и ты ничего мне не должна, слышишь? – Я не знаю… я не понимаю, сама не понимаю, почему это так действует на меня… – плакала Тайлер. – Ведь в чем-то он был прав, разве нет? Он говорил: «Ты и так давала мне это много раз добровольно. Что такого в том, что один раз я просто настоял на своем?». Он говорил, я делаю из мухи слона. Разве он не прав, хоть немного? – Господи, нет, конечно, он не прав! – воскликнул Аарон, и слезы беспомощности и обиды за нее блеснули в его глазах. – Это было насилием, Тайлер, мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить, но это правда. Тебе лучше признать это и не пытаться его оправдывать! Поступки этого больного ублюдка невозможно оправдать! – А если он найдет меня здесь? – эта мысль уже столько раз преследовала ее на протяжении полугода в Кромлинске, столько раз будила по ночам и заставляла хвататься за оружие, но никогда еще Тайлер не озвучивала ее вслух, не делилась своим главным страхом с Аароном. Не рассказывала, что есть некто, чья тень будет для нее страшнее любой лярвы. – Не найдет! – заверил ее тогда Аарон. – Ты ведь и сама понимаешь, насколько мала вероятность того, что он тоже попадет в Кромлинск. А даже если это случится, он не пройдет мимо меня. Сирена предупреждает нас о каждом новеньком. И каждый раз мы с Астрид патрулируем границы города. Каждый новоприбывший проходит через нас, это закон. И поверь, если твой Виктор однажды попадется мне или Астрид, мы всадим в него по пуле, закопаем его вонючее тело в лесу и скажем всем, что сирена сработала по ошибке. И только после этих слов, только после этого разговора Тайлер наконец-то испытала настоящее облегчение. Их отношения развивались, и девушка знала, чувствовала, что с каждым днем влюбляется в Аарона все сильнее, и что это взаимно. Но иногда… В такие дни, как сегодняшний, в такие моменты, как этот… Все как будто возвращалось, и тогда Тайлер начинало казаться, что она не излечится от своих страхов никогда, что это просто невозможно, и ей теперь придется с ними жить целую вечность. Аарон наконец-то появился на дорожке и пошел напрямик через двор, к ее подъезду, и Тайлер, внутренне сжавшись, вытащила сигарету изо рта и раздавила в пепельнице. С нарастающим ужасом заглянула в духовку. Конечно, пирог оставался все таким же белым и сырым. Ты напортачила. Ты снова напортачила… Это слово, это ненавистное слово, которое Виктор употреблял для каждого ее «промаха». Не успела приготовить ужин к его возвращению с работы. Напортачила. Не купила консервированные персики, хотя он два раза напомнил ей, как сильно они важны. Напортачила. Не приняла душ перед тем, как лечь в постель. Напортачила. Не протерла кухонный столик, оставив на нем отвратительные пятна от кофе. Напортачила. Напортачила. Напортачила. Ты снова напортачила, не так ли? – Тайлер? Ты где? – голос Аарона, казалось, прозвучал над самым ухом, и девушка вздрогнула, отнимая руки от лица. Аарон возник в дверном проеме, он уже снял куртку и смотрел на Тайлер скорее удивленно, чем обеспокоенно. «Мне нужно взять себя в руки. Быстро. Тогда он, возможно, ничего не заметит». – Я тут… – она слабо усмехнулась. – Прости, задумалась что-то… Слежу вот за пирог-гом. – Пирог? – он улыбнулся. – Это здорово! – Да… да… – ее голос дрогнул. – Только он еще не готов… Я недавно его поставила… Не успела к твоему приходу. Прости… прости, пожалуйста. Нет. Ничего не получилось. Актриса из нее всегда была никакущая. И снова слезы в глазах, а голос дрожит. – Тайлер? – вот теперь он забеспокоился, в два шага преодолел кухню, взял девушку за руки. – Что случилось? – Да пирог этот гребаный… Говорю же…. Прости меня, я не успела его приготовить… прости, пожалуйста. – Тайлер… Все в порядке. Я не умираю от голода! Пирог – это, конечно, очень здорово. Но я могу и подождать, слышишь? Это же не конец света, чтобы так расстраиваться! – Правда? – она подняла на него полные слез глаза и увидела страх в его красивом лице. Неподдельный, искренний, настоящий страх за нее. – Ты правда не сердишься? – Нет, ну что ты! Все в порядке, клянусь, Тайлер. Я много раз говорил тебе, что ты не обязана мне что-то готовить, я же вижу, что тебе это не близко. – Ну… не то чтобы… – она вздохнула, чуть придвинулась к нему, позволяя обнять себя. – Мне нравится готовить для тебя, правда нравится. Особенно печь. И нравится пить с тобой чай. Мне никогда ни с кем так не было хорошо пить чай, как с тобой, Аарон. Но я хочу, чтобы все было идеально… И чтобы не было ошибок. – Все и так идеально. Для меня ты идеальна, Тайлер, – он поцеловал ее в щеку, а потом в уголок губ. – Слышишь меня? – Угу, – она слабо улыбнулась, потом чуть смелее, шмыгнула носом. – А пирог-то уже пахнет! Ты не чувствуешь? – Чувствую, – он улыбнулся тоже. – Самое время разогреть чайник!

* * *

Последний день года. В Кромлинске он ничем не отличался от любого другого тридцать первого декабря в жизни Майи, проведенного в суете и предпраздничных заботах, в нервном ожидании и радостном волнении. Небо, с самого утра затянутое тучами, к вечеру разразилось сильным снегопадом, и, когда Майя открыла дверь квартиры, впуская в коридор Астрид, вся куртка и капюшон молодой женщины были мокрыми и усыпанными подтаивающими белыми хлопьями и кристалликами льда, хрупкими, сияющими, словно обломки серебра, осыпавшегося с ее маски. – Держи, – с порога Астрид всучила девушке пакет с едой. – Там вино, коржи для торта, печенье, конфеты и леденцы на палочках для Беатрис. И т-с-с-с! Не показывай их ей пока, это сюрприз! – Хорошо, – улыбнулась Майя, прижимая к себе пакет и воровато оглядываясь на кухню, где хлопотали Беатрис и Тайлер. – Я уж думала, ты не придешь… – прошептала она, неожиданно выдав замучившие ее мысли. Астрид опоздала приблизительно на полтора часа, и Майе стоило огромных усилий не показывать свое волнение при друзьях. Ей не хотелось, чтобы Беатрис и Тайлер начали подтрунивать над ней, и она вымученно улыбалась в ответ на их шутки и едва не заработала себе косоглазие, беспрестанно пялясь в окно, пока на улице не стемнело. – Куда ж я денусь? – добродушно улыбнулась Астрид. Похоже, она была в хорошем настроении. – Даже не мечтай избавиться от меня, круглолицая. Я просто замоталась с готовкой, не рассчитала время. А вы тут уже все собрались? – она сняла капюшон, открывая чуть влажные волосы, убранные в высокую прическу с одной выбившейся и завивающейся на конце прядью. Ответом на ее вопрос был радостный вопль Беатрис, прибежавшей из кухни. – Астрид! Это ты! А я думала, Аарон! Ура, ты пришла! Тайлер! Тут Астрид пришла! Оставив Беатрис и Астрид обниматься, Майя с улыбкой прошла на кухню и спрятала леденцы на палочках и конфеты из сухофруктов и орехов на нижнюю полку холодильника, прикрыв их большой миской сверху. Туда же она отправила бутылочку вишневого вина, а коржи для торта выложила на стол, чтобы смазать их кремом, который недавно сделала Беатрис. Приготовления продолжились, только на этот раз они были еще более шумными и куда более веселыми, ведь сама Майя наконец-то успокоилась и расслабилась, и ей не нужно было больше мучительно тренировать боковое зрение в надежде разглядеть Астрид в окне. А скоро к ним присоединился и Аарон, который принес с собой фейерверки и бенгальские огни. Около девяти они наконец-то устроились за столом, правда, не в комнате, как планировали, а на кухне. Просто потому, что так вышло, потому, что Аарон не выдержал вкусных запахов, и, усевшись в углу, начал есть салат. А вскоре к нему присоединилась Тайлер и все остальные, усевшись тесным кругом, беспрестанно задевая друг друга локтями и коленками и смеясь. И никто не предлагал переместиться в комнату, несмотря на то, что именно там стояла елка, горела гирлянда и был готов большой стол. Почему-то именно здесь, именно на кухне им было уютнее всего, в желтом свете лампы с абажуром, а переходить в выстуженную комнату совсем не хотелось. И Майе нравилось, что она может сидеть так близко к Астрид и не искать для этого повода, нравилось, что может нечаянно (ну почти) касаться ее такого красивого и мягкого черного свитера с ярко-желтыми треугольниками. Беатрис сидела от Астрид с другой стороны, обняв ее руку и шумно потягивая сок из полосатой соломинки. Девочке хотелось десерта, но они решили подождать с чаепитием до наступления Нового года и не съедать все сразу. – Твой первый Новый год здесь, – улыбнулась Тайлер, обращаясь к Майе. – Как ты себя чувствуешь? Скучаешь по дому? – Немного, – призналась Майя. – Но не по дому. По маме. Немного переживаю из-за того, что ей сейчас очень одиноко. – Да, – Тайлер вздохнула. – Это грустно. Но ты все равно ничего не можешь с этим сделать, правда? И главное, что твоя жизнь продолжается. И твоя мама была бы очень рада узнать, что с тобой все хорошо, что тебе весело, и ты даже нашла новых друзей! И не только друзей, – хихикнув, Тайлер подмигнула Астрид, и в ответ та неожиданно обняла смущенную Майю за плечи, притягивая к себе, и сказала с усмешкой: – Ну, появлению меня ее мама бы точно не обрадовалась! – Почему? – удивилась Беатрис. – Ведь это же классно, что Майя влюбилась! – Эх ты, дитя Кромлинска, – с улыбкой Астрид обняла девочку второй рукой, в то время как Майя покраснела еще сильнее, до смерти смущенная словом «влюбилась». – Ты ведь и правда даже не представляешь, насколько гомофобным может быть общество за пределами нашего мира. – Что значит «гомофобным»? – спросила Беатрис. – Лучше тебе не знать, милая, – мягко отозвалась Астрид и погладила девочку по волосам. – Да, – улыбнулась Тайлер. – А ведь если подумать, то наше общество, наш Кромлинск, наш мир, который мы создали сами, намного лучше и добрее того мира, где мы жили раньше. Интересно, возможно ли это, чтобы он всегда оставался таким? – Нет. Невозможно, – ответила Астрид, самая убежденная пессимистка из их компании. – Это утопия. И она может работать, но лишь какое-то время. Пока нас мало, пока мы в состоянии удерживать преступность, пока мы способны ценить то, что имеем. Но появятся те, кто не ценит, те, кто не знает другого мира, рожденные в Кромлинске тоже однажды вырастут. И не исключено, что темная сторона человеческой природы возьмет над ними верх. Я не исключаю возможность раскола Кромлинска или восстания. Люди это обожают. Сражаться друг с другом, ненавидеть друг друга, им только дай лишний повод. – Ну, пока ты жива, ты этого точно не допустишь, – усмехнулась Тайлер. – Заряд соли в задницу лучше всего излечивает от крамольных мыслей. Беатрис захихикала, потому что все еще находилась в том возрасте, когда шутки про «задницы» кажутся самыми смешными, и спросила: – А что такое «крамольный»? – Это значит «плохой, бунтарский», – объяснила Астрид. Когда время незаметно приблизилось к одиннадцати, разговор зашел о том, как каждый из них отмечал этот день год назад. Майя сказала, что была с мамой, Беатрис рассказала, как они с Аароном вдвоем взрывали во дворе хлопушки и пускали фейерверки. Тайлер не отмечала Новый год вообще, потому что у нее совсем не было настроения, и она все еще находилась в депрессии. – В ту ночь я просто легла спать, – сказала она. – Даже до полуночи не досидела. – А ведь я звала тебя к себе, – проворчала Астрид. – Надо было приходить. – Надо было, – согласилась Тайлер. – А ты в итоге тоже осталась одна? – Нет, – Астрид качнула головой, а Майя сразу ощутила плечом, как она напряглась. – Мы были с Руби. Какое-то время. А потом снова в очередной раз… разругались. Помню, что половину ночи мы орали друг на друга, а вторую половину я напивалась в одиночестве. Короче… было «весело». – Мда… – протянула Тайлер. – Но хорошо, что теперь мы все вместе, правда? – спросила Беатрис. – Этот Новый год нравится мне намного больше, чем в прошлом году! А вам? – Однозначно! – хором ответили Астрид и Тайлер, а Майя и Аарон поддакнули со смущенными улыбками. – А когда мы запустим фейерверки, будет еще круче! – воскликнула Беатрис, выпрямляясь. С ее румяного личика тут же сошли следы сонливости, а глаза заблестели в предвкушении. – Точно! Я же хотела это сфоткать! – воскликнула Тайлер, приподнимаясь на своем месте. – Мне нужно зарядить новую пленку, я совсем забыла, а скоро уже полночь… Она встала, забрала с подоконника свой пленочный фотоаппарат в чехле, хотела было открыть крышку, но, похоже, ее внимание привлекло что-то, происходящее на улице. Пальцы Тайлер застыли на кнопке чехла, и девушка нахмурилась. – Что такое? – спросил Аарон с легким беспокойством. – Там кто-то стоит внизу… – отозвалась Тайлер растерянно. – Слишком темно, но… мне кажется, это Руби. Молчание, повисшее вслед за этим именем, было ощутимым и холодным, точно вода, под напором бьющая из-под крана. Шумный ледяной водопад. Им накрыло каждого. Первой пришла в себя Астрид. Поднявшись из-за стола, она подошла к окну и тоже выглянула вниз, а Тайлер – наоборот, вернулась на свое место, продолжая растерянно сжимать чехол с фотоаппаратом в ладонях. – Это правда она? – спросила Майя, двигаясь вдоль диванчика и придвигаясь ближе к окну. Впрочем, ответа ей и не требовалось – все было ясно по лицу Астрид. Ее нахмуренная бровь уперлась в край маски, и Астрид нетерпеливым, нервным движением поправила чуть съехавшие резинки. – Может, что-нибудь случилось? – подал голос Аарон. – Она ведь не пришла бы просто так, правда? – Нет, я думаю, что ничего не случилось, – вздохнула Астрид, отстраняясь от оконного стекла. – Но ей определенно нужен кто-то из нас. Скорее всего, она пришла поговорить с Майей, или ищет меня. Майя подалась вперед, уставившись на неподвижную фигуру Руби, освещенную слабым желтым светом из окон их квартиры. Руби не смотрела на них, она стояла, глядя вдаль, на темную улицу, спрятав руки в карманах своего серого пальто. Ее волосы, свободные от шапки, слегка развевались при каждом порыве ветра, вздрагивали и снова падали на плечи. Что и говорить, видеться с Руби у Майи не было ни малейшего желания. После того разговора в оранжерее девушка была уверена, что Руби продолжит избегать ее до конца своих дней. Но неужели… «Неужели сейчас она ищет моего общества? Может, она… все-таки хочет помириться? Извиниться? Или… Как бы там ни было… Наверное, ей сейчас очень одиноко. В такую ночь тяжело быть одной». И ее неподвижность. Наверное, именно это тревожило Майю сильнее всего. Руби не шевелилась, не смотрела в их окна, не пыталась подняться, даже не переминалась с ноги на ногу, но и не уходила прочь. Она была недвижима, словно мертвая, словно… Лярва. И Майе даже страшно было представить, что творится в душе у человека, который может так неподвижно стоять. «Словно кровь в ее венах замерзла». – Нужно спуститься к ней… – произнесла Майя. – Позвать к нам. Никто не должен быть один в новогоднюю ночь. Даже… Руби. – Ты что, спятила?! – рявкнула Астрид ей в самое ухо. – Зачем она нам здесь нужна?! Постоит и уйдет! – А если не уйдет? – забеспокоилась Беатрис. – Как мы тогда будем пускать фейерверки? – Майя права, – вздохнула Тайлер. – Нужно пригласить ее. Руби не пришла бы просто так. Должно быть, ей и правда одиноко. – Черт… – ругнулась Астрид и закатила свой единственный глаз. – Ну ладно! Я спущусь к ней. Узнаю, что ей надо. Надеюсь, у нее в кармане не припрятана еще одна тарелка. – Я с тобой… – Майя подалась следом за Астрид, даже раньше, чем успела подумать и спросить себя, зачем. Она накинула куртку, а Астрид так и пошла в одном свитере, явно не собираясь задерживаться на улице и слишком церемониться с их незваной гостьей. По лестнице они спустились в абсолютном молчании, и за стуком шагов Майя слышала лишь бешеные удары собственного сердца. «Что-то произойдет… Что-то сейчас будет. Что-то плохое, – испуганно повторяла она про себя. – Руби… все испортит». Разрушение. Ее второе имя. Порыв холодного ветра обдал лицо, несколько острых, налетевших с разбегу снежинок ожгли кожу. Майя замерла на крыльце, а Астрид спустилась по ступенькам и окликнула Руби, стоящую к ним спиной. Руби обернулась, подняла взгляд на Астрид, чуть покачнулась и шагнула ей навстречу. – Ты здесь… – произнесла она, и голос ее прозвучал как-то сонно, Руби словно говорила нараспев. – Я знала, что ты будешь здесь. Ну конечно… Я искала тебя, искала на стрельбище, а потом… пошла сюда, я так устала идти сюда… Она снова покачнулась, и Астрид поймала ее, вцепившись пальцами в ее плечи. – Руби! – воскликнула она. – Ты пьяна, как сапожник! Как ты вообще сюда доползла?! – Не знаю, – она улыбнулась, сжала пальцами мягкий свитер Астрид, сминая его в складки, и Майя ощутила внезапное, острое и неконтролируемое желание сбежать с крыльца и оттащить Руби от этого свитера. Ей не хотелось, чтобы она его касалась. Мяла его. – Сама не знаю… – повторила Руби. – Наверное, я просто очень сильно хотела увидеть тебя. – Руби… – Астрид вздохнула, и, как показалось Майе, чуть смутилась, покосилась в ее сторону и произнесла: – Пойдем к нам. Посидим все вместе, если хочешь. Руби, проследив за ее взглядом, обернулась и наконец-то заметила Майю. Ее губы дрогнули, а в глазах отразилась такая боль, растерянность, обида, что теперь девушке невольно захотелось отступить назад, скрыться в темноте подъезда. И сразу все вернулось. Все те смешанные, мятежные чувства, испытанные ей в тот вечер в оранжерее. Осознание того, кто они друг другу, вернулось. «Я всегда, всегда была ее игрушкой. Чтобы подразнить Астрид. И заодно узнать что-нибудь полезное. Просто способ приятно и с пользой провести время». – Нет, – прошептала Руби и крепче сжала пальцами свитер Астрид, словно силясь добраться до ее кожи и вонзить в нее ногти. Астрид поморщилась. – Я не пойду к вам. Ты и сама прекрасно понимаешь, что я лишняя в вашей задушевной компании. Но и ты тоже лишняя, Астрид. Ты не должна быть с ними. Ты должна быть со мной. В этот день… Ты должна была прийти ко мне. – Руби, не начинай, ради бога, – Астрид вздохнула. – Пошли наверх, выпьешь с нами чаю, хорошо? – Нет! – Руби повысила голос, и ее крик прозвучал как-то хрипло, надсадно, и тут же она снова заговорила жалобно, почти по-детски: – Астрид… Пойдем со мной, пожалуйста, оставь ты их… Прошу тебя! Мы ведь всегда были вместе в этот день! Всегда встречали Новый год вместе, с самого нашего первого года здесь! – Руби… – голос Астрид по-прежнему звучал спокойно, серьезно. – Ты чрезмерно все это романтизируешь, и я не понимаю, зачем. В наш первый новый год здесь мы жестко поссорились, ты прекрасно помнишь, из-за чего. И в прошлом году тоже орали друг на друга добрую половину ночи, а потом ты ушла в обсерваторию с той новенькой, Инной. Твоя память очень избирательна, однако. Ты всегда помнишь только то, что хочешь помнить, не так ли? Зачем ты врешь сама себе? – А зачем она тебе?! – Руби выпустила ее свитер и указала пальцем на Майю, застывшую на крыльце. – Зачем тебе сдалась эта девчонка?! Она же совсем тебя не знает! Еще один порыв холодного ветра всколыхнул ее рубиновые волосы, долетел до Майи, жесткий, отчаянный, словно пощечина. Слезы, такие неожиданные, выступили на глазах, и девушка испуганно их сморгнула. «Это просто ветер, ветер и только», – сказала она себе, прекрасно понимая, что никакой это не ветер, и что она вот-вот расплачется от обиды и от… страха. Руби была права. Она ничего об Астрид не знала, и их отношения были более чем странными. Желание сжимать ее свитер более чем странное. Но на самом деле их не связывает ничего, совершенно ничего, кроме нескольких ночей вместе, безумных и сюрреалистично-странных попыток спастись от оглушительного одиночества. «Она уйдет, – обреченно поняла девушка. – Астрид сейчас уйдет с ней. Ее чувства к Руби никуда не делись, это же естественно, это очевидно. Их связывает нечто такое, чего тебе, круглолицая бестолочь, никогда не понять». – Она знает обо мне достаточно, – отозвалась Астрид. – Нет… – Руби опустила руку. – Ты это серьезно? Неужели… Зачем она тебе? Ты это всерьез, Астрид? Астрид бросила еще один взгляд на Майю, от которого у девушки едва не остановилось ее перепуганное сердце, и ответила, обратившись к Руби: – Вполне. Облегчение, нахлынувшее волной, на мгновение затмило для Майи весь окружающий мир. «Она не уйдет. Она все-таки останется с нами. Останется со мной. И будет пускать фейерверки. А потом мы вместе подарим Беатрис леденцы на палочках. И будет так хорошо. Она останется со мной». – Значит так, да?! – голос Руби дрогнул, но не от обиды, не от слез, а от злости. – Ну и пошли вы все! Ясно?! Идите к черту! – с силой Руби отпихнула Астрид от себя и сама пошатнулась, с трудом удерживая равновесие. – Мне никто не нужен! Никто! Всегда была одна и буду! – Руби! – Астрид попыталась вновь поймать ее. – Я ведь серьезно! Пойдем с нами. Хватит ломать эту комедию! – Не трогай! – закричала Руби. – Отвали от меня, Астрид! И счастливого Нового года тебе и твоей собачонке! Выплюнув последнюю фразу, Руби развернулась и быстро зашагала на нетвердых ногах прочь, во дворы, в сторону своего дома. Вздохнув, Астрид пожала плечами, как бы извиняясь перед Майей и говоря: «Я сделала все, что могла, сама видишь». – С ней все будет нормально? – спросила Майя. – Она доберется до дома? Может, ее надо было проводить? – О, не волнуйся за нее, – Астрид махнула рукой. – Руби сделана из крутого теста. Ее не нужно провожать. Все с этой дамочкой будет прекрасно, уж поверь мне. И, подойдя к Майе, Астрид обняла ее за плечи. Добавила смущенно: – Ты это… не обращай внимания на то, что она про тебя говорила, ладно? Не расстраивайся. – Я… и не расстраиваюсь, – пискнула Майя, совершенно не убедительно. – Ну да, конечно. У самой глазищи уже на мокром месте, – улыбнулась Астрид, с какой-то новой, незнакомой нежностью. – Думала, я правда с ней уйду? – Не знаю… – прошептала Майя, потому что если бы заговорила в голос, точно разревелась бы. – А ты… хотела? – Нет, – ответила Астрид без раздумий. – Я не хотела с ней пойти. Эта дорога… больше не для меня. И еще раньше, чем Майя успела унять бешеное сердцебиение от этих слов и самой произнести хоть что-нибудь без слез и дрожи в голосе, из подъезда им навстречу выбежала Беатрис с коробкой разноцветных салютов, а следом за ней вышли Аарон с бутылкой вина, и Тайлер – с фотоаппаратом и бумажными стаканчиками. – А почему Руби ушла? – спросила Беатрис. – Мы из окна видели. – Потому что наша плебейская компания не устраивает Ее Высочество, – ответила Астрид со вздохом и вытащила из кармана джинсов пачку сигарет. – Я тебе куртку твою вынесла, – сказала Тайлер, снимая висящую на руке куртку Астрид и протягивая ее хозяйке. – Спасибо, – Астрид зажала сигарету в зубах и надела куртку. Аарон с беспокойством вглядывался в темную улицу, и Майе показалось, что в его лице она прочла желание догнать Руби. – Куда она пошла? – спросил он. – С ней все в порядке? – С ней все отлично, – отрезала Астрид, чиркая зажигалкой. Желтый огонек мигнул, разрастаясь, полоснул серебряную маску золотом. – Просто она пьяная. Доковыляет до дома и вырубится, а утром будет проклинать себя за то, что приходила к нам. – Ну… ладно, – Аарон вздохнул, явно не удовлетворенный таким объяснением и все еще обеспокоенный. От Майи также не укрылся наполненный тревогой взгляд, которым окинула Аарона Тайлер. «Да, все-таки этим двоим еще предстоит много работы над отношениями, – подумала девушка. – Похоже, не только я одна ревную к Руби Астрид, но и Тайлер ревнует Аарона. Хотя… Стоп. С каких это пор я ревную Астрид к Руби?! Ведь все же еще недавно было наоборот!». Озадаченная этой мыслью, Майя застыла на месте, спрятав мерзнущие без перчаток руки в карманах куртки. – Через двадцать минут Новый год! – сообщила Беатрис радостно. – Нам нужно придумать желания, которые мы будем загадывать! – А ты уже придумала? – с улыбкой спросила Тайлер. – Нет… – Беатрис с расстроенным лицом поставила коробку с фейерверками на снег. – Я не знаю, что мне загадать! У меня уже все есть… – Но разве это повод для огорчения? – усмехнулась Астрид. – Ну, не знаю… – Беатрис вздохнула. – Мне нравится что-нибудь загадывать. И чего-нибудь хотеть. – Тогда давай загадаем, чтобы в следующем году мы точно так же встретили Новый год все вместе, – предложила Астрид, чуть наклоняясь к девочке, и голос ее зазвучал заговорщически. – Всей нашей дружной компанией собрались вместе, объелись торта и запустили фейерверки, и чтобы каждый из нас был очень счастлив. Как тебе? Глаза Беатрис загорелись, и девочка широко улыбнулась: – Круто! Мне нравится! Давай! Майя невольно улыбнулась тоже, а следом заулыбались и все остальные, даже Аарон, который уже перестал всматриваться в темнеющую череду дворов и занялся открыванием бутылки с вином. Разлив напиток, они собрались в тесный кружок, отсчитывая последние минуты года, смеясь и подкалывая друг друга. Особенно остроумными были, конечно же, подколки Астрид, но в тот момент на них уже никто не обижался. Так они и встретили Новый год, без боя курантов, в таинственной тишине заброшенного города, в желтом квадратике света, льющегося из окна, посреди обступающей их темноты. А потом они смеялись и пили вино, и Аарон робко поцеловал Тайлер в щеку, а Майя смутилась, потому что ей хотелось, чтобы Астрид тоже ее поцеловала, но потом Астрид взяла ее за руку, и стало совсем хорошо, стало так, как и должно было быть. И они пускали фейерверки, яркие золотисто-красные, но половина из них не взорвались, и Астрид сказала, что у них просто вышел срок годности, и порох отсырел. А когда фейерверки закончились, Беатрис пожаловалась, что у нее замерзли ноги, и Майя обрадовалась, что они наконец-то могут пойти домой и пить чай, потому что сама она уже давно своих ног не чувствовала, но стеснялась признаться в этом при Астрид. На кухне, за поеданием торта и сладостей они просидели почти до двух, пока Беатрис окончательно не осоловела и не начала клевать носом. – Ну что, пойдем ложиться? – спросил Аарон. – Нет, вы оставайтесь пока, – ответила девочка, немало удивив всю компанию. – Я все понимаю, правда. Вы же взрослые, и все такое. Взрослые любят не спать всю ночь, а у меня пока не получается, хоть я и старалась. Я пойду в свою комнату, а вы с Тайлер ложитесь в комнате Аарона, когда захотите. – Ну ладно, как скажешь, – Аарон улыбнулся и с благодарностью погладил девочку по спине. – Спокойной ночи, Би-Би. – Спокойной ночи, – улыбнулась девочка, никак не отреагировав на это дразнящее прозвище, и отправилась спать. – Она так сильно повзрослела за прошедший год, правда? – произнесла Тайлер, когда они остались на кухне вчетвером, и Астрид налила всем еще по одной порции чаю. – Скоро ей уже исполнится двенадцать, – вздохнул Аарон. – Поверить не могу… Как быстро летит время. Когда я увидел ее в первый раз и забрал к себе, мне казалось, что она навсегда останется такой маленькой, испуганной, слабой… А теперь ей даже не нужна моя защита. – Нужна, – возразила Астрид. – И всегда будет нужна. Даже когда она станет взрослой, она будет нуждаться в тебе не меньше. – Думаешь? – засомневался Аарон. – Мне кажется, она подрастет и плюнет на меня, заведет себя парня, а я стану для нее старым и скучным, нудным мужиком. – Ты и так скучный и нудный, – усмехнулась Астрид. – Но это не значит, что она будет любить тебя меньше. Даже если заведет себе парня. – Да, я тоже так думаю, – Тайлер обняла мужчину за руку и положила голову ему на плечо. – Беатрис всегда будет любить тебя. В ее чувствах к тебе есть что-то особенное, как мне кажется. Вы намного ближе друг другу, чем большинство родителей и детей, чем большинство родственников. Аарон от этих слов смутился, но явно остался доволен. И еще около часу они сидели на кухне вчетвером, болтая, а потом решили разойтись по своим комнатам и, как сказала Тайлер, «поскорее завалиться в кровать и впасть в спячку». Майе, впрочем, спать почему-то не хотелось, хоть она и чувствовала себя уставшей и ослабевшей после выпитого за ночь вина. Возможно, она все еще не пришла в себя от встречи с Руби. И от осознания того факта, что Астрид в итоге осталась с ней. «Теперь Руби еще больше возненавидит меня, – подумала девушка, с тяжелым вздохом усаживаясь на заправленную постель и осознавая, что сил раздеваться у нее совершенно не осталось. – Возненавидит даже не за то, что Астрид выбрала меня, а за то, что я стала свидетельницей всей этой неприятной сцены. Руби слишком гордая, чтобы простить мне это. Но… нужно ли мне вообще ее прощение?». – Прохладненько здесь у тебя, – заключила Астрид, закончив возиться с обогревателем, шнур которого запутался в ножках стула. – Кое-кто сейчас начнет стучать зубами. Может, хочешь забраться под одеяло? – Нет… мне пока не холодно, – ответила девушка рассеянно. Астрид явно ощутила ее перемену настроения и села на кровать рядом. Довольно близко, так, что их плечи могли соприкасаться, и от этой близости Майя ощутила волну странного облегчения. Настольная лампа, как всегда отвернутая к стене, чтобы не слепить глаза, освещала комнату золотисто-желтым светом и оставляла на обоях огромное сияющее пятно. Мерно шумел обогреватель, перегоняя воздух, но Майя все еще не чувствовала исходящего от него тепла. Они сидели в молчании какое-то время, а потом Астрид спросила тихо: – Думаешь о Руби? Майя слабо кивнула, и они снова замолчали на минуту. – Я… мне все еще трудно осознать… – прошептала девушка. – Что я так ошибалась насчет нее. И теперь, когда я знаю, как она относится ко мне на самом деле… Я твоя собачонка или что-то вроде того. Совсем тебя не знаю. И прочее… Все это… настолько меняет мое отношение к ней, и все, что было между нами раньше, оно видится мне теперь в ином свете… И это так неприятно, Астрид. Словно кто-то посторонний влез в мою жизнь, в какие-то дорогие мне моменты, в мою память и все переписал, испортил, испачкал… – Я понимаю, – отозвалась Астрид так же тихо. – Ты даже… не представляешь, сколько раз я чувствовала то же самое. – И как… ты справилась с этим? – Да никак, – она вздохнула. – Просто с каждым разом во мне оставалось все меньше чувств к Руби. И сейчас… я думаю, их не осталось и вовсе. Да, мне было жаль ее там, под снегом, но не более того. – Правда? – Да. – Мне тоже. Было ее жаль. И я тоже… не чувствую к ней ничего. И это так странно. – Не то слово, – согласилась Астрид. – Уж я-то была уверена, что ее клещи от меня всю жизнь не отцепятся. Майя улыбнулась, подняла голову на Астрид, глядя на ее такой красивый профиль, на ее губы, чуть темные от красного чая с гибискусом. Подумала, что они сегодня так и не поцеловались, и сразу смутилась от этой мысли. – Но согласись, в том, что ты забыла Руби, есть и моя заслуга, причем не малая, – ухмыльнулась Астрид, поворачиваясь к ней. – Да ну тебя, – Майя беззлобно пихнула Астрид локтем, стараясь скрыть смущение. – Признайся, что я тебе нравлюсь, – не отставала Астрид, наклонившись к ней чуть ниже. – Ну, допустим, я стала ненавидеть тебя меньше! Это еще ничего не значит! – взвилась Майя. – Еще как значит. А еще ты весь вечер хочешь меня поцеловать. – Что?! Нет! С чего ты взяла?! – нахлынувший ужас был таким сильным, словно девушку застали прямо на месте преступления с ножом в руках, над трупом жертвы, и теперь ее неминуемо посадят на всю оставшуюся жизнь. – Ну я же не слепая, хоть и одноглазая, – улыбнулась Астрид. – Замечала, как ты на меня смотришь. И сейчас, пару минут назад, тоже. Я все думала, когда же ты решишься, но, очевидно, мне не суждено этого дождаться. Ты стесняешься. – Еще чего! С чего бы мне стесняться?! – голос Майи сел, но она продолжала пытаться орать. – Вот и я тоже удивляюсь, – Астрид хохотнула. – Мы вместе спим уже больше месяца, а ты до сих пор стесняешься поцеловать меня первой. – Да не стесняюсь я! – взревела Майя и, подавшись чуть вперед, поцеловала улыбающуюся Астрид, которая только этого и добивалась, в губы. А еще через минуту Астрид повалила ее на кровать, и девушка забыла про стеснение и про ободранное горло, про усталость. И про Руби. И больше в ту ночь, в ту первую ночь нового года они о Руби не думали. А Майя была уверена, что это лучший Новый год в ее жизни с тех пор, как она выросла, а родители развелись. Она думала, что не отказалась бы до конца своих дней встречать Новый год именно так, в компании ее новых друзей. И Астрид. Она думала, как было бы здорово, если бы исполнилось желание, которое загадала Беатрис, и которое загадали они все, стоя в квадратике желтого света и сжимая в руках бокалы, соприкасаясь локтями, и чтобы на следующий год все повторилось, в точности так, и было бы так же тепло и спокойно на сердце. В ту ночь Майя еще не знала, что этому желанию исполниться не суждено.