Кромлинск

Ведь она такая таинственная и неизведанная, эта страна слёз. (Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц)

Первые две недели января пронеслись как один день, долгий, сонный, немного однообразный, но вместе с тем такой уютный и расслабленно-простой. И почти все две недели Майя прожила у Астрид на стрельбище, иногда возвращаясь домой за чистой одеждой, и чтобы пообщаться с Беатрис, которая очень скучала по ней, и с Аароном, который скучал, может, и не очень, но все равно был рад ее видеть. В городе стояли довольно сильные морозы, и Майя предпочитала не находиться на улице слишком долго, поэтому они с Астрид практически не выбирались из кровати, пили ягодный чай со сладостями, много разговаривали о прошлой жизни вне Кромлинска. А также Майя снова взялась за свое старое увлечение – игру на гитаре. Вместе с Астрид они наведались в гости к парню с эльфийским именем Мальгалад. Это имя Майя забыла уже через две секунды после того, как парень представился ей, а потом на протяжении всего часа, что они были у него в гостях, боялась, что ее забывчивость каким-то образом обнаружится, и эльфийский парень обидится и не отдаст ей ни одну из своих гитар. Но Мальгалад оказался неплохим человеком и отдал Майе великолепную акустическую гитару Fender. Возможно, он так расщедрился благодаря Астрид, которая поддержала с ним беседу на тему «Властелина колец». Сама Майя эту сагу не читала и боялась, что это тоже каким-то образом отразится на добром отношении к ней Мальгалада. Но, очевидно, тому было достаточно и Астрид, и пока Майя тихонько бренчала на гитарах в углу, перебирая одну за другой и позволяя пальцам привыкнуть к забытому ощущению, хозяин инструментов взахлеб делился с Астрид своими впечатлениями от книг Толкиена. И когда они прощались, он даже пригласил их в гости снова, просто так, и, хотя Майя подозревала, что приглашение в большей степени относится к Астрид, ей все равно было приятно, что они нашли общий язык с этим странным парнем. – А я почему-то считал тебя другой… – признался Мальгалад, когда Астрид уже собиралась выходить за дверь. – Думал, что ты более… строгая. Во время нашего обучения стрельбе я боялся тебя до чертиков. Был уверен, что в один прекрасный день ты меня пристрелишь. – Ну… – Астрид улыбнулась. – Пожалуй, в последнее время я малость подобрела. Но только малость. Поэтому… лучше не расслабляйся, парень. Он рассмеялся, явно довольный, и закрыл за ними дверь. А Майя потащила домой к Астрид свое новое сокровище – гитару в утепленном чехле и мешочек с запасными струнами. В первый вечер она так и не решилась исполнить для Астрид Элвиса Пресли, ей требовалось время, чтобы вспомнить произведение, но даже не это оказалось самым сложным. Главной сложностью для Майи стали ее собственные пальцы, с которых уже давно сошли гитарные мозоли, и которые теперь причиняли ей нестерпимую боль уже через пятнадцать минут игры. И пока девушка мучала свои руки, Астрид лежала рядом на постели и неторопливо читала последний том «Темной башни», который радостно стащила, когда была у Майи в гостях. При этом она сказала: «Только ради одной Башни стоило связаться с тобой, круглолицая! В книжках ты знаешь толк!». И Майя подумала, что от Астрид это был комплимент высшего сорта, которого, возможно, не удостаивался еще ни один простой смертный на этой бренной земле. Несколько раз, по просьбе Майи, Астрид включала пластинку, чтобы девушка могла послушать знаменитую песню и сориентироваться в мелодии. И наконец, на третий вечер, Майя была готова сыграть ее. Готова физически, но отнюдь не морально. Ее пальцы дрожали, в горле пересохло, а сердце колотилось так, что становилось больно, и Майя была уверена, что, если начнет петь, то ей просто не хватит воздуха, и она задохнется и умрет прямо на кровати Астрид. – Да чего ты так дергаешься? – лениво поинтересовалась та, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги вдоль постели. – Сказала же, что не буду дразнить тебя. – Да вот не верю я тебе! – огрызнулась Майя. – Ты на все способна, женщина! – Ладно. Давай так, – Астрид улыбнулась. – Я буду подпевать тебе, идет? Я ведь тоже эту песню наизусть знаю, и со слухом у меня вроде все в порядке. Если хочешь, просто споем ее вместе. Эта идея Майе понравилось, потому что если Астрид будет петь вместе с ней, ей просто некогда будет издеваться. В итоге они спели свою любимую “Falling In Love” хором, и за эти волшебные четыре минуты Майя начисто позабыла о собственном волнении, зачарованная приятным низким голосом Астрид и ее великолепным произношением. И когда песня закончилась, они просто молча улыбнулись друг другу, и казалось, что они уже много лет выступают дуэтом. – Ты очень хорошо играешь, молодец, – похвалила Астрид. – Никогда не думала заняться музыкой профессионально? – Даже не знаю… – Майя пожала плечами, прислоняя гитару к стене и сжимая руку с онемевшими пальцами в кулак. – Вроде не думала. Мне просто нравилось иногда играть, только и всего. Я даже в музыкалку не ходила. – Значит, писать ты любила больше? Поэтому решила поступить на журналистику? – Не знаю… Мне просто нравились русский и литература. И я загорелась идеей, точнее… Марина заразила меня идеей, что с помощью журналистики я смогу изменить мир. Мой голос будет услышан… и все такое. Мне хотелось творить справедливость… Знаю, это глупо. Но я думала, что и правда смогу что-то изменить в мире. А потом… я все больше начала убеждаться, что в России свободной журналистики не существует. И если ты говоришь правду, то уже очень скоро, возможно, завтра или даже сегодня вечером тебе открутят голову. И я поняла… что… не знаю, ты можешь сказать, что я просто струсила, и скорее всего, так и есть. Но я не борец. Я поняла, что не хочу всего этого. Да и писать мне нравилось не так уж сильно, как показала практика. – Выходит, ты так и не поняла, кем хочешь быть в жизни? – спросила Астрид, хотя, это было скорее подведение итога, чем вопрос. – Угу. Можешь начинать издеваться, – отвернувшись, Майя заправила за ухо прядь отросших волос, которые теперь кучерявились на концах. Но вместо того чтобы издеваться, Астрид спросила: – А в детстве? Кем ты хотела стать в детстве? Ты помнишь? – Помню, – Майя внезапно улыбнулась. – Я хотела стать роботом. Я обожала фильмы про роботов, просто была помешана на них! Мне нравилось повторять их механические движения. И я часто говорила родителям, что я робот. Могла притворяться им целый день, а вечером не ложиться спать до тех пор, пока меня не «выключат». Даже приклеила себе на шею сзади «кнопку» из крышки для бутылки. Астрид тихонько усмехнулась. – Оригинально, однако. Но, возможно, у твоей страсти к роботам все же были какие-то психологические мотивы. – Например? – Например… твое нежелание принимать самостоятельные решения. Ты всегда была несамостоятельной и такой осталась до сих пор. Ты любишь перекладывать ответственность, любишь, когда тобой управляют. Как роботом. Потому что сама ты не знаешь, что с собой делать. Майя хотела было обидеться, но передумала, решив, что в замечании Астрид что-то все-таки есть. – Но что же мне делать-то? – спросила она. – Как мне понять, чего я хочу? – Никак. Пока ты хочешь, чтобы тобой управляли, ты никак этого не поймешь, – ответила Астрид. – Ты хочешь, чтобы решения принимали за тебя, в этом твое желание. Ты хочешь подчиняться. Потому что боишься ответственности. Ты хочешь, чтобы кто-то вел тебя за собой, и не хочешь идти впереди. Ты боишься выбирать дорогу самостоятельно, потому что уверена, что выберешь ее неправильно. И так оно и будет. До тех пор, пока ты не отпустишь свой страх. Как только ты научишься не бояться, как только научишься брать на себя ответственность за собственную жизнь, ты сразу поймешь, чего хочешь на самом деле. Но никак не раньше. – Да… – вздохнула девушка, нехотя соглашаясь. – Возможно, в твоих словах что-то есть. – В моих словах всегда что-то есть, потому что я умнее тебя, круглолицая, – ухмыльнулась Астрид, за что получила пяткой в коленку и рассмеялась. Они немного подурачились, обзывая друг друга и толкаясь, уронили гитару на плечо Астрид, и, решив, что на этом пора закончить, собрались пить чай. Но дойти до кухни в тот вечер они так и не успели, потому что на полдороги по коридору их напугал громкий стук в дверь. «Беатрис, что ли? – подумала Майя в ужасе. – Неужели что-то случилось с Аароном?». – Заходите! – крикнула Астрид, и в прихожую в то же мгновение ввалился Аарон. Его плечи вздымались и опускались, мужчина тяжело дышал, на его куртку и растрепанные волосы налипло много мокрого снега. «Беатрис… Это с ней что-то случилось!», – подумала Майя, испугавшись еще сильнее. – В чем дело? – спросила Астрид, и даже в ее твердом голосе девушка уловила намек на панику. – Руби… – выдохнул Аарон. – Что с ней? – спросила Астрид, буквально каменея. – Она… пошла к Вите. Маргарита… Васильевна скончалась вчера утром. И Руби собирается… Не дав ему договорить, Астрид сорвала с крючка куртку и в одну секунду влезла в ботинки. – Пусть только попробует! – процедила она сквозь зубы. – Пусть только попробует хоть пальцем его тронуть.

* * *

Далеко не сразу Майя поняла, что вообще происходит. И только когда они спустились по лестнице и вышли на крыльцо дома, девушка сообразила, что Витя – это тот самый семнадцатилетний парень, к которому ее водила Астрид, и который подвергся нападению лярв. А пожилая Маргарита Васильевна была его опекуном. Они шли быстрым шагом, но Аарон уже успел немного отдышаться и начал объяснять ситуацию: – Я оставил в их квартире Беатрис, она сейчас вместе с Руби, а сам сразу побежал к тебе. Руби непреклонна, она говорит, что тело Вити нужно Кромлинску для развития нашей медицины. Думаю, она с радостью забрала бы и тело Маргариты Васильевны, но боится общественной реакции – в городе ее знали почти все, в том числе и студенты Руби, с которыми она планирует проводить патологоанатомические уроки. Поэтому мы решили похоронить ее завтра. А Витя… Я не смог ее отговорить, как ни старался. Одна надежда, что у тебя получится. И я также надеюсь, что пока с ней Беатрис, Руби не посмеет ничего сделать с Вите… ну, при девочке. – Еще как посмеет, – мрачно отозвалась Астрид. – Она только этого и ждет. Руби жаждет мести. За то, как я обошлась с ней в Новый год. Так и знала, что она найдет случай отомстить мне. Аарон вздохнул, грустнея, и Майя подумала, что сейчас он начнет спорить с Астрид и защищать Руби, но он не стал. В их компании воцарилось тяжелое молчание на весь остаток пути. «Неужели Руби и правда на это способна? – поражалась Майя. – Способна без согласия Астрид и Аарона подвергнуть бессловесного и беспомощного Виктора эвтаназии? Зная, как сильно Астрид привязана к нему? Способна сделать это в присутствии одиннадцатилетней Беатрис, которая, наверняка сейчас напугана до смерти, оставшись один на один с человеком, доживающим свои последние мгновения. Для Беатрис это, несомненно, станет серьезной психологической травмой. Неужели Руби настолько ослеплена желанием отомстить, что не посмотрит ни на что?». И еще одна вещь волновала Майю, с трудом поспевающую за широко шагающими Аароном и Астрид по занесенному глубокими сугробами городу. «Почему Астрид принимает так близко к сердцу ситуацию с Витей? Руби говорила, что для нее это что-то очень личное. Что она имела в виду?». На этот вопрос Майя так и не нашла ответа, и ей оставалось лишь надеяться, что они успеют вовремя. Не столько потому, что ее саму волновала судьба Вити (хотя его ей тоже, безусловно, было жаль), сколько потому, что она переживала, как это может отразиться на Астрид. Если Руби уже сделала свое дело, Майе даже страшно было представить, как на это отреагирует Астрид. И когда они добрались до злополучной девятиэтажки и поднялись по лестнице, возле дверей квартиры, в темном подъезде их ждала Беатрис. Девочка стояла без куртки, прислонившись спиной к двери соседней квартиры, обняв себя руками, бледная и тихая. Распущенные волосы, слегка спутанные, обрамляли ее лицо, по которому Майя сразу все поняла, хоть и не обнаружила на щеках девочки следов слез. Все было очевидно. Руби все-таки добилась того, чего хотела. Они опоздали. А Беатрис вышла в коридор, не в состоянии находиться в одной квартире с Руби и телом Вити. – Простите меня… – прошептала девочка, поднимая на них взгляд. – Я ничего не смогла поделать. Простите, пожалуйста… Ее голос не дрожал, но Беатрис все же выглядела очень испуганной, почти шокированной. – Ты не виновата, – вздохнул Аарон и обнял ее одной рукой за плечи. – Все нормально, моя хорошая. Ты сделала все, что могла. Извини, что оставил тебя одну. Девочка прижалась к нему, ища утешения, а Астрид, не обращая на них внимания, широко распахнула дверь и ворвалась в квартиру. Майя поспешила следом за ней, хотя в тот момент заходить в эту квартиру ей хотелось столь же сильно, как спрыгнуть в глубокий колодец и переломать себе все кости. В нос сразу же ударил невыносимый, тошнотворный запах, и Майя поспешила поднять шарф повыше, уткнуться в него носом, задержать на несколько секунд дыхание, чтобы подавить позыв к рвоте. По коридору они прошли мимо кухни и большой комнаты, где Майя к своему ужасу успела разглядеть тело Маргариты Васильевны на диване, и шагнули в комнату Вити. От запаха мочи у Майи закружилась голова, она поняла, что никой шарф ей не поможет, и что лучше всего просто дышать ртом. Очевидно, что с того момента, как скончалась Маргарита Васильевна, за Витей никто не убирал. Мальчик лежал на том же месте, а рядом с ним, возле окна стояла Руби, в своем белом халате, вся прямая и какая-то слишком ровная, она собирала пустые стеклянные бутылочки из-под каких-то инъекций в целлофановый пакет. Витя был мертв. Его худые ручки лежали вдоль тела, глаза были закрыты, грудь неподвижна. – Я убью тебя, тварь, – пообещала Астрид и с ужасом Майя заметила, что Астрид тянется к пистолету. Но не к тому, что был заряжен солью. Руби повернулась к ней, и на лице ее было то равнодушно-скучающее выражение, которое появляется на лице любого врача, если заглянуть к нему в кабинет и спросить, когда будет готов анализ крови. Она нисколько не боялась Астрид и была уверена, что убивать ее та не станет. А вот Майя вовсе не разделяла этой уверенности, поэтому перехватила руку Астрид, сжимая ее запястье, обнимая локоть и шепча: – Не надо, пожалуйста… Давай уйдем. – Ты счастлива теперь? – спросила Астрид, не обращая на Майю внимания. – Наконец-то ты почувствовала себя богом, не так ли? – Нет, – спокойно ответила Руби. – Я сделала то, что должна была. Во имя нашего города. – Во имя города? – Астрид усмехнулась горьким, хриплым смехом, словно закашлялась. – Не смеши меня! Ты сделала это во имя себя, как и все, что ты делаешь в жизни! Ты хотела отомстить мне, только и всего! – Зачем мне мстить тебе? – Руби изобразила удивление. – Честное слово, Астрид, иногда твои выводы обо мне переходят всякие границы. Ты же не думаешь, что весь мой мир вращается только вокруг тебя? – Нет. Твой мир вращается вокруг тебя, – процедила Астрид и сжала рукоятку пистолета, к еще большему ужасу Майи. – Так всегда было. А я всегда с этим мирилась. Но на этот раз ты переступила черту. Ты нарушила закон. Ты не имела права убивать его без моего согласия. И без согласия других жителей города. В таких случаях принято проводить голосование. – «Убивать»? Да брось. Ты ведь и так знаешь, что большинство проголосовали бы за эвтаназию. Каждый хочет, чтобы наша медицина развивалась. Каждый боится болезней и смерти. – Да, я знаю, что ты умеешь уговаривать. Но все равно ты не имела права принимать это решение самостоятельно. Идти против меня, Аарона и Беатрис. И как только у тебя рука поднялась сделать это при ребенке? – Я просила ее выйти. То, что она осталась, не моя вина, – невозмутимо отозвалась Руби, отворачиваясь и возвращаясь к своим пузырькам. – Господи, какая же ты мерзкая, – выдавила Астрид, а ее рука, сжимающая револьвер, еще сильнее напряглась. – Поверить не могу, что когда-то любила тебя. Плечи Руби дрогнули, и, хотя ее лицо не изменилось, Майя заметила, что эти слова Астрид наконец-то попали в цель. Руби была задета. Задета самой фразой, задета прошедшим временем, но больше всего тем, что эту фразу услышала и Майя. – А ты сама? – спросила Руби холодно. – Чем ты лучше? Разве в свое время ты сделала не то же самое? М-м-м? Майя уже знает? Или ты только других любишь поливать грязью? И в тот момент, когда Майя была уверена, что вот сейчас Астрид уж точно вытащит пистолет и пустит Руби пулю в лоб, рука женщины внезапно расслабилась, а плечи обмякли. И, ничего больше не говоря, Астрид подошла к постели и наклонилась над телом мальчика Вити, который когда-то очень любил рисовать закаты акварелью. Погладила его жидкие слипшиеся волосы, поцеловала в лоб, шепнула что-то, возможно, слова прощания. А потом резко выпрямилась и, не глядя ни на Руби, ни на Майю, быстро направилась прочь из комнаты. И Майя, которая тоже не хотела оставаться с Руби ни одной лишней секунды, поспешила следом. Мимо Аарона и Беатрис Астрид пролетела шальной пулей, ни с кем не попрощавшись. – Майя! Не оставляй ее одну! – крикнул им вслед Аарон. Но Майя и так не собиралась оставлять Астрид одну, если, конечно, ей удастся ее догнать. – Астрид! Подожди! – кричала девушка, преследуя Астрид через занесенный снегом двор, в темноте. «Куда ее черт несет! – в ужасе думала Майя. – Ее дом вообще в другой стороне! Куда она идет?!». Окончательно догнала Астрид она только в следующем дворе и вцепилась мертвой хваткой в предплечье женщины, сжимая ее вставшую колом от мороза куртку. – Подожди! Астрид, Господи Иисусе, да подожди же ты! – проорала Майя ей в самое ухо и уперлась ногами в снег, явно намереваясь затормозить Астрид, даже если ей придется положить на это все силы. Но Астрид внезапно перестала сопротивляться и остановилась. И только тогда Майя услышала всхлипы. Астрид плакала. – Отцепись… отцепись ты от меня… – простонала она. – Астрид… – выдохнула Майя, пораженная. Она никогда не видела, как Астрид плачет и не думала, что это вообще случается. И куда меньше она удивилась бы, если бы граница Кромлинска внезапно перестала существовать, а все они вернулись домой. – Ну что?! – огрызнулась Астрид, яростно вытирая здоровый глаз тыльной стороной ладони. Ее губы дрожали, и в этот момент Майя поняла, что сейчас расплачется тоже. Жгучий комок уже стоял в горле, мешая дышать. – Я хочу уйти отсюда… – прошептала Астрид, и в голосе ее уже не было злости, она быстро схлынула, точно морская волна с берега. – Уйти подальше. Не хочу, чтобы меня видели… – Тебя никто не видит отсюда, – заверила ее Майя, силясь подавить дрожь в голосе. – Руби, Аарон и Беатрис остались там. – И все равно… Вдруг кто-нибудь из них пойдет следом. Я хочу уйти… – и Астрид снова зашагала вперед, продираясь через сугробы и утопая в них почти по колено, но бежать она уже не пыталась. – Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как я реву… – выдохнула она судорожно. – Достаточно и того, что ты это видишь. И теперь мне придется тебя пристрелить. Раньше Майя отнеслась бы к этому обещанию со всей серьезностью и начала бы бояться Астрид еще больше, но теперь она уже привыкла к ее мрачному юмору и никак не отреагировала. Не отпустила руки Астрид и продолжила идти рядом с ней. Молча они углублялись в темные дворы, освещаемые лишь слабым лунным светом, удаляясь все дальше от дома. Астрид перестала плакать, посерьезнела, помрачнела, осунулась. Майя чувствовала, что ее спутница замкнулась, отгородилась от нее и общаться не намерена, но была рада и тому, что Астрид не пытается высвободить свою руку и пойти одной. Все-таки общество Майи ее не тяготило. Примерно через полчаса, когда ноги девушки уже почти потеряли чувствительность от холода, а кончики пальцев болели, они вышли из города и шагали по широкой дороге мимо одноэтажных домиков, часть из которых покосились и местами обрушились. – Куда мы все-таки идем? – решилась спросить Майя. – Куда глаза глядят, – ответила Астрид тихо. И продолжила свой путь, даже не взглянув на девушку. Астрид смотрела лишь себе под ноги, и казалось, ее не волнует ничего, кроме поскрипывающего под подошвами ее тяжелых ботинок снега. «Так, все ясно, – сказала себе Майя, борясь с подступающей паникой. – Очевидно, для Астрид это такой способ справиться со стрессом – пройти через весь этот чертов город, пока ноги не отвалятся. Вот только у нее они вряд ли отвалятся, чего нельзя сказать обо мне… Черт». Холод, темнота, полное равнодушие и отупение идущей рядом Астрид. «Но что мне делать? Что же мне делать?». Принимать решения. Их недавний разговор, казалось, произошел не пару часов, а миллионы лет назад, где-то очень далеко отсюда, не в спальне Астрид, а на каком-нибудь Плутоне. И, возможно, Майя еще полчаса шла бы по проселочной дороге рядом с Астрид, понятия не имея, что делать, если бы не заметила краем глаза несколько теней, следующих за ними по обочине. Две с левой стороны, и одна – с правой, со стороны Астрид. «Ну конечно! Только их мне сейчас не хватало!». Но неужели Астрид настолько погрузилась в свои переживания, что даже не видит и не чувствует их? Нет. Это маловероятно. Скорее всего, ей просто наплевать. Выругавшись сквозь зубы, Майя остановилась, притормозила Астрид и вытащила пистолет. Принимать решения. Она не была готова к этому так скоро. Три выстрела. Каждый из которых нашел свою цель. Майя огляделась в поисках еще каких-нибудь нежелательных спутников, но лярвы, кажется, закончились. Во всяком случае, на некоторое время. «Отлично. И что теперь? Может, нам стоит найти убежище на ночь? Погреться и отдохнуть?». В молчании они двинулись дальше, а Майя принялась взглядом изучать окружающие домишки, ища те, у которых была цела крыша и построенные из кирпича. «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы на нас там не обрушился потолок», – помолилась девушка, невольно вспоминая жуткую историю Астрид, из-за которой та лишилась глаза. Наконец один из домов показался ей вполне удовлетворительным, во всяком случае, на первый взгляд. Но Майя понимала, что первое впечатление может быть обманчиво, и даже Астрид ошиблась, посчитав надежным тот недостроенный дом. Тем более, сейчас было темно. – Пойдем сюда, – Майя начала тянуть Астрид к обочине, в сторону низкого забора с чуть приоткрытой калиткой. – Нам нужно где-то остановиться. Нельзя идти вечно. На улице становится все холоднее. Майя боялась, что Астрид начнет спорить и демонстрировать свой адский характер, но молодая женщина только вздохнула и послушно двинулась следом. Они шли медленно, и Майя осматривала каждый угол незнакомого двора, опасаясь напороться на лярву. Ее чутье на этих тварей еще не было таким отточено-острым, как у Астрид, и девушка боялась подвергнуть их обеих опасности. Странное чувство. Непривычное. Это и есть ответственность? Нет. Это больше похоже на ужас и панику. Майя сглотнула, всматриваясь в скопление мрака возле низенького деревянного сарая с наполовину рухнувшей крышей. Мрак был неподвижен, а значит, там никого не было. «Но если ты сейчас же не успокоишься, черт тебя дери, твой страх привлечет сюда добрую сотню этих посланцев из преисподней!». Глубокий вдох, один, второй, третий. Не спеша они прошли через двор, а точнее, через то, что когда-то было двором, а теперь превратилось в своеобразный снеговой бассейн. И снова они утопали почти по колено, и Майя начала подозревать, что все-таки промочила ноги, хоть уже и давно их не чувствовала. По ступенькам, которые теперь скорее напоминали пологую горку, Майя поднялась на крыльцо, оставив Астрид внизу. Теперь ей нужно было придумать, как открыть занесенную снегом дверь. Хватит ли у нее сил просто расчистить снег ногами, чтобы освободить пространство? Утешало лишь одно – снег был свежим и, скорее всего, еще не успел слежаться и затвердеть. Хотя, лопата все равно бы не помешала. – Так… ладно… – вздохнула Майя и принялась за дело. Снег полетел в разные стороны, и уже через пару минут девушку бросило в жар, и она слегка вспотела. Ей удалось расчистить небольшой полукруг перед дверью, но сама дверь, похоже, оказалась заперта и никак не реагировала на потуги Майи. И в тот момент, когда девушка была уже готова расплакаться от бессилия, когда она уже понятия не имела, что делать дальше, когда все ее силы закончились, и она снова начала мерзнуть на холодном ветру в своей сырой одежде, тогда к ней на помощь наконец-то пришла Астрид. Молча она поднялась по ступенькам, присела на корточки и вытащила из волос шпильку. Несколько освободившихся прядей упали ей на плечи. – Не уверена, что сработает, – тихо произнесла Астрид. – Скорее всего, замок проржавел или заклинил. Тогда придется разбивать окно. Темнота возле сарая зашевелилась. Не оборачиваясь, Астрид сказала: – Разберись с ними. Их, скорее всего, двое, но, возможно, и трое. Спустившись с крыльца, Майя дождалась, пока лярвы одна за другой выплывут на освещенную Луной территорию двора, и выстрелила два раза. Подождала, не появится ли третья лярва, но ничего не произошло. Астрид к тому времени уже справилась с замком и, рывком потянув дверь на себя, все-таки открыла им проход в дом. И Майя едва не разрыдалась от облегчения. Возможно, они даже смогут развести огонь и немного согреться. Это было все, чего она хотела в тот момент. Освещая себе путь фонарями, Астрид и Майя вошли в тесный маленький коридорчик. На стенах висели куртки и тулупы, а также деревянные полки, на которых рядами стояли вздувшиеся банки с соленьями и вареньями. В нос ударил запах застоявшегося помещения и плесени. – Свети себе под ноги, – посоветовала Астрид, открывая дверь в следующее помещение. – И ступай очень осторожно, проверяй каждую половицу. Пол мог сильно прогнить. Майя выдохнула. Несмотря на предупреждение Астрид об опасности, девушка понемногу начинала успокаиваться, вновь переложив ответственность на чужие плечи. Следующей за коридором оказалась большая квадратная комната, в центре которой возвышалась мощная печка с открытой заслонкой и валяющейся рядом кочергой и россыпью угольков. – Ищи керосинку, – сказала Астрид. – Что? – не поняла Майя. – Керосиновую лампу, – пояснила Астрид со вздохом, безо всякого раздражения, устало. – В этом доме все сырое – дрова, книги, тряпки. Без керосина мы не сможем развести огонь и затопить печку. Если вдруг найдешь бутылку с керосином или скипидаром, будет просто великолепно, и я буду любить тебя вечно. В этом Майя сильно сомневалась, но найти керосин ей отчего-то внезапно очень захотелось. Пройдя к подоконнику, девушка отодвинула пыльную тюлевую занавеску и рассмотрела стоящие там предметы. Пустая зеленая бутылка, срезанная половинка пластиковой бутылки, в которой лежала земля для рассады, а рядом – эмалированная кружка и несколько камешков. Девушка подошла к деревянному столу, застеленному клеенкой с выцветшим узором. На нем не было ничего, кроме старой посуды. Кувшин, жестяные миски, стоящие горкой тарелки и какое-то механическое устройство советского производства – то ли соковыжималка, то ли маслобойка, то ли какой-нибудь сепаратор. Майя понятия не имела, как должны выглядеть эти агрегаты, и двинулась дальше, осмотрела широкие кухонные полки. К своему огромному облегчению обнаружила пакетик с солью. Что ж, во всяком случае, быть убитыми лярвами им сегодня точно не грозит. Как и во всех обитаемых домах, здесь была соль. И еще через несколько минут обыска полок и кухонных шкафчиков, Майя убедилась, что соли здесь даже слишком много. Очевидно, в этом доме когда-то жили старики, это чувствовалось и в обстановке, и в количестве продовольственных запасов. Но где же здесь может быть керосин? Где вообще принято хранить такие вещи? Может, в какой-нибудь кладовке? На всякий случай Майя заглянула внутрь обыкновенной газовой плиты, но в духовке лежали только закопченные сковородки и крышки. За холодильником (в который Майя заглядывать не решилась), была еще одна дверь, закрытая на обычный железный, чуть ржавый крючок. И, как девушка и думала, за дверью оказалась кладовка. Запах внутри царил не очень приятный, впрочем, после того, что Майя ощутила недавно в квартире Вити, это были просто цветочки. Всего лишь несколько взорвавшихся банок с заготовками, содержимое которых давно засохло темными лужицами на полу, оставив эхо запахов брожения. Медленно и методично Майя принялась освещать полки, поочередно задерживая фонарь на каждой стоящей там посудине. И да! Керосиновая лампа. Майя уже хотела хватать ее и бежать к Астрид, но решила все-таки проверить лампу и, отряхнув ее от пыли и налипшей паутины, поднесла к глазам. Побултыхала из стороны в сторону. Внутри ничего не было, но лампа еще пахла керосином, и Майя понадеялась, что хотя бы фитиль может сослужить им какую-то службу. Впрочем, это было маловероятно, и девушка продолжила поиски. И к ее очередной большой радости долго искать не пришлось. Майя обнаружила небольшую стеклянную бутылочку с темно-коричневой жидкостью, без всяких опознавательных признаков, но пересилив отвращение, все-таки открыла ее и понюхала. В нос ударил резкий хвойный запах. И вот тут девушка уже не выдержала и побежала к Астрид, почти уверенная, что нашла скипидар. И что теперь Астрид будет любить ее вечно. Ну или хотя бы расскажет, что с ней произошло, и что имела в виду Руби. Астрид уже прошла в другую комнату и лениво освещала фонариком этажерку с книгами и журналами. Похоже, ее в любой ситуации волновало лишь одно. – Я что-то нашла! – радостно сообщила Майя, почувствовав себя отличницей, которая первая решила задачку и бежала к учительнице за похвалой и оценкой. Глупо как-то. Майя смутилась и передала Астрид свою находку. – Скипидар, – подтвердила Астрид все тем же усталым, лишенным эмоций голосом. – Отлично. Молодец. – Я еще соль нашла! – доложила Майя, чувствуя себя все более глупо и все больше начиная ненавидеть себя за это дурацкое желание получить похвалу. – Соль – это очень хорошо, – отозвалась Астрид. – Можешь рассыпать ее по периметру всех комнат на всякий случай, а я пока займусь печкой. Надо постараться развести огонь, а то ты совсем окоченеешь. Вот и все. И никакой особой похвалы. И все тот же бесцветный взгляд. С грустью уходя, Майя подумала, что уже давно она не видела Астрид такой. Она была такой, когда они только познакомились, но с тех пор… оказывается, с тех пор она и правда довольно сильно изменилась. Когда Майя закончила с солью, Астрид уже разожгла огонь и велела ей выйти на улицу проверить, хорошо ли выходит дым из трубы. А сама полезла на чердак, чтобы убедиться, что дым не скапливается там. И когда они удостоверились, что все в порядке, Астрид притащила из другой комнаты пару матрасов и одеял и постелила их перед печкой. – Сними мокрую обувь и штаны, – сказала она. – Нужно все просушить и самим согреться. Майя с радостью послушалась, сняла ботинки, поставив их поближе к огню, и почти насквозь промокшие джинсы, которые Астрид положила прямо на печку. Также девушка сняла куртку, постелила ее на матрас и устроилась на внутренней стороне, чтобы не сидеть в одних трусах на непонятного качества и чистоты одеяле. Астрид сняла только ботинки и носки, оставшись в промокших джинсах, но Майя решила не приставать к ней по этому вопросу. Она лишь надеялась, что та веселая, ироничная и безумная Астрид, к которой она уже успела так привязаться, снова вернется. Пусть не этой ночью, пусть не завтра, главное, чтобы она вернулась. Примерно через пятнадцать минут Майя начала думать, что ее спутница так и не заговорит о случившемся и будет молчать всю ночь, но Астрид внезапно заговорила. И ее слова, как это часто бывало, застали девушку врасплох. – В соседней комнате я нашла птичью клетку. Очередную. В этом городе за все время я видела десятки птичьих клеток. Пустых, разумеется. Должно быть, когда-то в них жили канарейки или разноцветные попугайчики, маленькие, громкие и надоедливые. В кормушках всегда лежали остатки корма, какие-то заплесневелые зерна, а дверцы клеток всегда были закрыты. Но птиц внутри не было. И это всегда казалось мне очень странным. Если бы все люди просто исчезли или умерли, то о птицах некому было бы заботиться, и они тоже умерли бы от голода, предварительно доев остатки своего корма, конечно же. И логика подсказывает, что мы должны были бы лицезреть печальную картину в виде маленьких птичьих трупиков и скелетиков на дне всех этих клеток. Так ведь? – Ну… да, пожалуй, – осторожно согласилась Майя, озадаченная этим внезапным наблюдением. – Так куда же исчезли все эти птицы? – спросила Астрид, скорее саму себя, чем Майю. – Этот вопрос долгое время не давал мне покоя, и мне даже снились сны, в которых я находила в клетках живых птиц, брала их в руки, а они превращались в скелеты, в прах на моих ладонях. Также никто из нас ни разу не находил в Кромлинске трупов домашних животных, обычных кошек и собак. Ни разу. Как, впрочем, и живых животных. И это немного странно, если учесть, что дикие утки здесь все-таки обитают. Вот только обитают они исключительно возле границы и никогда не селятся на водоемах в самом городе, в парках внутри Кромлинска. Считается, что после ядерной катастрофы могут выжить только крысы и тараканы. Но после катастрофы в Кромлинске выжили только дикие утки. Весьма странное обстоятельство, не так ли? – Да… – согласилась Майя, увлеченная и заинтересованная ходом рассуждений Астрид. – Возможно, утки живут на границе по какой-то причине. Возможно, там… Ну не знаю. Действие чего-то ослабевает. Что-то, что сильно в городе, не так сильно на его границе. – Да. Я тоже так думаю. Но куда исчезла вся жизнь из самого Кромлинска, вот что остается загадкой. И, похоже, это никогда не даст мне покоя… – Астрид вздохнула. – Исчезновения. Ненавижу, когда что-то исчезает бесследно. Это всегда оставляет чувство беспомощности, которое я тоже ненавижу. Куда исчезла дочь Руби? Куда исчезли все жители Кромлинска? Куда исчезла женщина, которую я столько лет любила? Куда исчезли разум и душа Вити? – ее голос внезапно дрогнул, и Астрид поморщилась и закрыла глаз, пытаясь собраться с силами. – Не для того я шла работать в полицию, чтобы мириться с такими вещами, – прошептала она. – Очередные мои иллюзии… – Астрид… Ты, конечно, не обязана мне ничего рассказывать… Да я и не очень верю тем словам Руби. О том, что в свое время ты сделала то же самое, что и она. Наверняка Руби сказала это просто так, от злости. Она хотела задеть нас обеих. – Нет, – Астрид качнула головой, резко, почти с яростью. – Она сказала правду. На этот раз… она сказала правду. Молчание. В растерянности и страхе Майя перебирала варианты возможных вопросов, но так и не нашла нужной цепочки слов. – Однажды… довольно давно… мне тоже пришлось провести эвтаназию, как Руби это называет. – В Кромлинске? – спросила Майя тихо. – Нет, – Астрид снова качнула головой, замолчала на некоторое время. – Это было… давно. Просто… по глупости и наивности я рассказала об этом Руби несколько лет назад. Поделилась с ней. И теперь… она обратила это знание против меня. – Астрид, я… не буду так делать. Я не Руби. Ты можешь мне довериться, но только если сама этого хочешь. – Да-да, конечно, – Астрид неопределенно мотнула головой. – Руби тоже много чего мне говорила. Про доверие, нашу связь и прочую бредятину. Возможно, она даже сама в это верила. Но стоило нам разбежаться, как она припомнила все мои слабые места и не упускает возможности на них надавить при каждом удобном случае. Майя вздохнула, посмотрела на бушующий в топке ярко-оранжевый огонь. Она понимала, что больше ни в чем убедить Астрид не сможет, потому что ее разочарование уже отравило ей сознание. И Майя ее понимала, прекрасно понимала, ведь после предательства Марины, после того, как Майя узнала, что все ее секреты, все сокровенные мысли делились не на двоих, а на троих, Майе на самом деле хотелось умереть. – Мне было пятнадцать, когда это случилось, – неожиданно заговорила Астрид, немало удивив Майю. Девушка уже была уверена, что ничего сегодня не услышит, но, похоже, Астрид, несмотря на свое недоверие, все-таки хотела поделиться с ней. Поначалу ее голос звучал спокойно, как обычно, почти равнодушно, и Астрид смотрела на огонь, превращающий ее маску из серебра в золото. – Я уже рассказывала тебе, что у меня был младший брат. Он был младше меня на четыре года. Его звали Женя. И у нас были очень близкие отношения, по-настоящему крепкая дружба. Возможно, потому, что нам пришлось сплотиться друг с другом, чтобы выдержать творящийся в родительском доме ад, и мы никогда не ссорились по мелочам, из-за игрушек или родительского внимания, как другие братья и сестры. Мы почти не играли друг с другом, но зато очень много разговаривали. Женя был развитым для своего возраста мальчиком, потому что все свое время проводил со мной и старался догнать меня по уровню развития. Это так забавно, но… он буквально боготворил меня, – голос Астрид дрогнул, едва заметно, как сфальшивившая на полтона нота, и молодая женщина тихонько усмехнулась. – Считал меня своей защитницей. Самой сильной и умной. В чем-то он был прав, и я всегда вставала между ним и отцом в наших семейных битвах. Когда отец напивался и искал на ком выместить злость, я часто прятала Женю в нижнем ящике шкафа или под столом, а сама перетягивала внимание отца на себя, нарочно подначивала его, чтобы он забыл о том, что у него есть еще один маленький беззащитный ребенок. Да, я до смерти боялась его и в то же время… мне это почему-то даже нравилось. Нравилось выводить его, злить и выбешивать. Как ты сама уже убедилась, у меня это хорошо получается. Навык, развитый годами. И всякий раз, когда это заканчивалось, а мой младший брат оставался невредимым, мне казалось, что я победила. Что я обманула отца. И однажды… я понесла наказание за свою гордыню. Астрид замолчала на некоторое время, потерла здоровый глаз кончиками пальцев, то ли чтобы стереть слезы, то ли чтобы просто почесать веко. Когда она заговорила снова, голос ее звучал глуше: – Мой день рождения. Пятнадцатилетие. Красивая дата, так значимая для любого подростка. И для меня особенно, потому что у меня наконец-то появилась первая девушка. Ну, во всяком случае, я была уверена, что Лилька моя девушка. Я знала, что нравлюсь ей, и когда она пригласила меня отметить день рождения у нее дома, «подальше от твоего больного папаши», сказала она, я просто не смогла отказаться. Была пятница, и я знала, что отец снова напьется. И у меня промелькнула мысль о том, чтобы забрать Женю с собой. Но… Я ведь была влюбленной дурой. И я понимала, что никакая романтика мне не светит, если я притащу с собой одиннадцатилетнего брата. Поэтому… я просто посоветовала Жене сделать то же, что и обычно, когда отец напьется – спрятаться в шкафу. И я… я никогда не забуду, как он смотрел на меня тогда… – голос Астрид снова задрожал, и на этот раз она совершенно явно и совершенно безуспешно боролась со слезами. Осторожно Майя положила ладонь ей на плечо, мягко обнимая, села чуть ближе. – Женя спросил: «А когда ты вернешься? А почему ты не можешь взять меня с собой? Я не хочу быть здесь один, я боюсь». Он сказал, что боится, а я все равно оставила его. Тупая малолетка. Я надеялась, что все обойдется. Надеялась, что большая часть отцовского гнева достанется матери. Да. Можешь считать меня жестокой, но свою мать я не любила. И чем старше я становилась, тем больше она меня раздражала. Своей тупой животной покорностью. Своим равнодушием. Я ненавидела ее в глубине души за то, что она обрекает меня и брата на жизнь с этим чудовищем. И хуже всего… иногда я даже радовалась, когда отец бил ее. В тот вечер я так и ушла с этими мыслями, дав Жене последнее напутствие не выходить из шкафа ни при каких обстоятельствах. А когда вернулась следующим утром домой, то никого не обнаружила. Совершенно пустая квартира. Ты даже не представляешь, как я испугалась в тот момент… Я металась по комнатам, точно бешеная собака, пока не нашла торопливо нацарапанную записку от матери на холодильнике. Мать велела мне срочно ехать в Первую больницу скорой помощи. Она не объясняла, что случилось, но я была уверена, я чувствовала – дело в моем брате. Что-то страшное случилось именно с ним. Снова молчание. На этот раз еще более долгое и тяжелое. Майя не торопила Астрид и мягко гладила ее плечи, волосы. И через какое-то время Астрид легла на матрас, положив голову девушке на колени и свернувшись в позе эмбриона, тихонько заговорила: – Мой брат получил тяжелую черепно-мозговую травму. Отец вытащил его из шкафа и ударил головой об угол открытой дверцы с такой силой, что его череп буквально раскололся. Мать вызвала скорую помощь, а скорая помощь, в свою очередь, вызвала полицию, и моего отца забрали в участок, а Женю – в больницу. Шли дни, но он не приходил в сознание. Тяжелые, однообразные и утомительные дни, которые я проводила поочередно то в больнице, то в участке, отвечая на одни и те же вопросы офицеров. Наконец-то мне представилась возможность рассказать о том, что отец делал со мной, со всеми нами. Со мной беседовала очень милая женщина-психолог, которая осмотрела мои шрамы и занесла их в протокол. Поначалу мне было очень страшно говорить, и я боялась, что отец потом убьет меня. Но взрослые были со мной очень милы и любезны, они успокаивали меня и все время повторяли, что отец больше не сделает мне ничего плохого. И в тот момент я осознала, что, скорее всего, мой отец теперь сядет за решетку и понесет заслуженное наказание. Но ты думаешь, я радовалась этому? Нет. Что толку в том, что отец сядет, если мой младший брат превратился в коматозного овоща? Мне не хотелось, чтобы отец сидел. Мне хотелось, чтобы он сдох. Мне хотелось собственноручно превратить его мозги в кашу. Но страдают всегда самые слабые, не так ли? Шли недели и месяцы. Мой брат пришел в сознание, но все, что он мог – это лежать с открытыми глазами и пускать слюни. Врачи сказали, что он никогда не станет прежним, и его мозг необратимо поврежден. Он никогда не сможет ходить, самостоятельно есть и посещать туалет. Он стал заложником системы жизнеобеспечения, которая могла лишь перегонять питательные вещества по его бесполезному телу, снова и снова. Он стал таким, как Витя. Как все те, кто пострадал от Лярв. И он… был таким больше года. А потом ему стало еще хуже, и он снова погрузился в глубокую кому. И в тот момент… что-то страшное нашло на меня. Во время одного из посещений, когда в палате с нами никого не осталось, я сделала то, что казалось мне единственно правильным в тот момент. Мне казалось, что так я… смогу освободить его. От этой бесполезной жизни в мире, где отец может сотворить такое с собственным ребенком. И я… Астрид содрогнулась всем телом, не в силах продолжать, и Майя, не переставая гладить плечо молодой женщины, тихонько закончила за нее: – Ты отключила его. От системы жизнеобеспечения. – Да, я… убила его. Собственными руками… Нажала ту гребаную кнопку, и сразу заверещала сирена. Пришли медсестры и врачи, и я уверена, они поняли, что я это сделала, но ничего не сказали. Возможно, им самим нужна была свободная койка, и они понимали, что мой брат занимает ее понапрасну, но я все равно так ни в чем и не призналась. А Женя… он умер спустя несколько минут. Астрид дрожала крупной дрожью, и Майя натянула на нее одеяло, закрывая ее промокшие джинсы. Наклонилась и поцеловала ее в висок, прошептала: – Астрид, ты не убивала его… Не говори так. Женю убил твой отец, не ты. – Да, поначалу я тоже так думала. Но потом… Я становилась старше, у меня наконец-то появился нормальный Интернет, и я… чем больше я находила информации о мозговых травмах, тем сильнее начинала сомневаться в своем поступке. Я читала о чудесах восстановления людей после тяжелых травм, о том, как некоторые выходили из комы спустя чуть ли не двадцать лет и возвращались к нормальной жизни. И я сомневалась, все больше сомневалась, сомневалась и сомневалась. Не слишком ли я поторопилась? Я даже не дала Жене шанса, ни малейшего шанса поправиться… – Но ты ждала целый год… – Всего лишь год! А другие люди десятилетиями ждут и надеются, что их близкие придут в себя однажды. И это случается. Чудо случается… – Но даже если бы он вышел из комы, он остался бы овощем на всю жизнь… Врачи ведь сказали, что… – Врачи постоянно ошибаются! – в голосе Астрид зазвучали злость и нетерпение. – Руби ненавидела меня, когда я говорила что-то подобное, но факт остается фактом. И медицине известно множество случаев, когда люди, от которых отказывались врачи, выздоравливали и возвращались к полноценной жизни. Я не должна была все решать за Женю… Не должна была лишать его возможности выжить. И Майя поняла, что переубедить Астрид ей не удастся. Ни ей, ни кому бы то ни было еще. Эта рана в ее душе была слишком глубокой, застарелой и уже пустившей свои отравляющие корни в сознание Астрид или, возможно, даже хуже – в подсознание. И никакие банальные слова утешения от Майи не принесут ей облегчения. Тогда девушка сделала единственное, что могла в тот момент – погладила слегка влажные от снега волосы Астрид, чуть наклонилась к ней и поцеловала в висок, и Астрид сразу замолчала, тихонько и судорожно выдохнула и мгновенно расслабилась, сняв напряжение, словно тесную одежду. Они сидели тихо некоторое время, слушая, как потрескивают в печи дрова и ощущая на лице жар пламени. Майя продолжала осторожно перебирать пальцами пряди волос Астрид, окончательно распуская ее растрепавшуюся прическу. – Так давно… – прошептала Астрид. – Это было так давно. Я почему-то только сейчас это осознала, вот так, вдруг. Странно… И почему, если это было так давно, почему мне до сих пор так больно… «Потому что ты не нашла поддержи в том единственном человеке, в котором ее искала. Потому что Руби предала тебя, не смогла понять тебя и сделала самое худшее, что только могла сделать. Тебя ранит ее предательство, ранит, что когда-то ты доверилась ей, и она обернула это против тебя. Тебе больно потому, что Руби своими поступками бередит эту рану снова и снова. Вот почему», – подумала Майя, но озвучивать свои мысли не стала, не желая причинять Астрид еще большую боль своим наблюдением. – Астрид… Я на твоей стороне, – прошептала она. – Руби поступила отвратительно. И она сделала это специально, чтобы тебе стало еще больнее, вот что самое ужасное. Но как бы там ни было… Я просто хочу, чтобы ты знала, что я на твоей стороне. – Правда? – спросила Астрид тихо. – Разве ты… не думаешь, что жизнь Вити была бесполезной, и раз никто из нас все равно ничего не мог сделать… – Нет, я не думаю, что его жизнь была бесполезной. И я считаю, что Руби не имела права делать эвтаназию. Мы слишком мало знаем о лярвах, о том, кто они такие, и что они творят с человеческим мозгом. И если мы этого не знаем, если мы не знаем наверняка, можно ли что-то сделать, чтобы вернуть человека к нормальной жизни, мы не имеем права этой его жизнью распоряжаться. Случай с Витей отличен от случая с твоим братом. Потому что мозг Вити не понес никаких физических повреждений, ведь так? А это значит, что, возможно, у него и правда были все шансы «вернуться». И я думаю, что это именно то направление, в котором нам следовало бы копать, чтобы разобраться в том, кто такие лярвы. Возможно, именно Витя помог бы нам сделать это, – Майя говорила и сама удивлялась тому, как легко текут эти слова, она подумала, что редко говорит что-то с такой уверенностью и убежденностью. – Да… Я… тоже всегда говорила это Руби, – голос Астрид прозвучал слегка удивленно и даже растерянно. Очевидно, она не ожидала такой поддержки от Майи, не ожидала, что та разделит ее мнение. – В Кромлинске есть еще люди, подобные Вите? – спросила девушка. – Да. Есть одна. Лана. Чуть постарше тебя, она уже больше года в таком состоянии. За ней ухаживает ее парень. Удивительный человек, кстати. Тоже не сдается. – И это хорошо, – кивнула Майя. – До этой девушки Руби не доберется. Мы этого не допустим и сделаем все возможное, чтобы выяснить, как можно помочь ей. Ее тело Руби не достанется. – И что же ты сделаешь? – Астрид улыбнулась, недоверчиво, но все же, Майя видела – Астрид приятно, до безумия приятно, что Майя на ее стороне. – Пристрелишь Руби? – Пристрелю, если придется, – ответила Майя. – Пристрелишь? Серьезно? – Астрид не выдержала и рассмеялась. – Пристрелишь наше единственное великое светило медицины всея Кромлинска и лишишь наш городок всякой надежды на светлое будущее? – Ага, – спокойно подтвердила Майя, а сама подумала, что готова хоть завтра расправиться с Руби, если та еще хоть раз причинит Астрид такую сильную боль. – Кто бы мог подумать! – Астрид перевернулась на спину, давясь хохотом. – Да если бы мне два месяца назад сказали, что ты перейдешь на мою сторону и объединишься со мной против Руби, я бы плюнула на эти слова и растерла. – А уж если бы мне кто-нибудь сказал, что я перейду на твою сторону… – усмехнулась Майя. – На темную сторону, – улыбнулась Астрид, посмотрела на девушку пристально, и Майя, ответив ей таким же долгим, безотрывным взглядом, снова наклонилась и первой поцеловала Астрид в губы. Она больше не боялась этого, не стеснялась и не отрицала. Своих чувств больше не отрицала. Она сдавалась этим чувствам целиком и полностью, сдавалась этой безумной и такой удивительно прекрасной женщине, осознавая, что эти чувства, возможно, самые сильные в ее жизни. Самые странные и противоречивые, самые пугающие и ненормальные, острые, точно бритва, яркие, точно пламя, и такие же теплые. «На твоей стороне, – подумала она. – Я всегда буду на твоей стороне. И, возможно, это мой единственно правильный выбор в жизни. И эта сторона и моя тоже. Возможно, впервые в жизни я нахожусь на своем месте. В этом заброшенном доме, на этом старом матрасе, посреди хаоса и запустения, с острой жаждой жизни, горящей в груди. С тобой».