Главная сила смерти не в том, что она убивает, а в том, что она убивает желание жить. (Ф. Бакман. Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения)
28 апреля С трудом управившись с застревающей дверцей старого холодильника, Майя все-таки вытащила наружу большой полуторакилограммовый шоколадный торт, украшенный марципанами и замороженной малиной, и, тихонько чертыхаясь, поставила его на кухонный столик. Выдохнула. Глянула на часы. Вика и Марина опаздывали на десять минут, ну или просто следовали канонам этикета, согласно которым в гости нужно приходить чуть позже назначенного времени. Впрочем, скорее всего, они застряли в банальной пробке, ибо Вика и каноны этикета – вещи явно несовместимые. И стоило ей подумать о Вике, как на столе рядом с тортом завибрировал мобильник. Вика. Разумеется. – Алло? – сразу ответила Майя. – Марина забыла номер твоей квартиры, – вместо приветствия проорала Вика, и, судя по шуму, они еще ехали, причем с открытыми окнами. – Девяносто четыре! – рявкнула Майя как можно громче, чтобы ее уж точно услышали. – Второй подъезд! – Ага, поняла. Мы уже скоро, – и Вика отключилась. Гости. Если подумать, то она впервые принимала настоящих гостей. В детстве и в подростковом возрасте к ней никогда никто не приходил, если не считать маминых подруг, но они, естественно, общались с ее мамой. И вот настоящие гости придут к ней на новоселье. В ее новую квартиру. Майя снимала ее уже две недели, наконец-то съехав от матери, которая, конечно же, выражала крайнее возмущение по этому поводу. В итоге даже Виктории пришлось вмешаться и поговорить с ней, однако в ответ на все ее доводы о пользе самостоятельной жизни мать выдала: «Скажите правду. Вы ведь ее девушка?». Майя после этого готова была провалиться сквозь землю, сброситься с балкона и утопиться в унитазе, однако Вика лишь добродушно рассмеялась: «Вообще-то нет. У меня есть жених, и если хотите, приходите на нашу свадьбу в июле. Серьезно, дайте Майе вздохнуть свободно. Она не пропадет. Она очень умная девушка. Я начала жить одна даже раньше, с восемнадцати лет, и, как видите, все со мной в порядке». В конце концов, мать все-таки согласилась, и они условились встречаться два раза в неделю. Один раз Майя приходит к маме, и один раз – наоборот. И, конечно же, созваниваться каждый вечер. Но Майя была счастлива хотя бы тем, что у нее не забирают ключи и не запирают в комнате, как подростка. «Твоя мама слишком к тебе привязана, потому что отец вас бросил, – заметила во время переезда Вика, помогая Майе грузить сумки с вещами в свою машину. – Это случилось больше десяти лет назад, а она до сих пор не нашла себе нового мужчину, не смогла пережить его измену, и теперь ей кажется, что ты ей тоже изменяешь, бросаешь ее, уходишь навсегда. Но, поверь, так будет лучше для вас обеих. У тебя еще молодая мама, довольно красивая, надо сказать. Если она начнет жить одна, то вскоре сообразит, что у нее есть своя собственная жизнь, и эту жизнь тоже надо устраивать. Возможно, она наконец-то начнет встречаться с кем-то». И Майя подумала, что это и правда было бы здорово. Потому что, если Майе все же удастся вернуться в Кромлинск однажды (вернуться навсегда), ее матери куда легче будет смириться с этим, если рядом будет человек, который ее полюбит. По поводу ориентации Майи они поговорили всего раз, в тот вечер восьмого марта, когда девушка вернулась домой вместе с Викой, купив по дороге коробку конфет и слоеные пирожки. При виде вкусняшек ее мама немного подобрела, однако Майя заметила, что глаза у нее были красные, и что, дожидаясь ее, мама плакала в одиночестве. Согрев чайник, они посидели на кухне и чуть ли не впервые в жизни поговорили на личные темы. Майя неловко рассказала о том, что девочки начали нравиться ей еще в школе, а мальчики, наоборот, никогда не привлекали. Рассказала, как два года встречалась с Мариной, но не стала объяснять, из-за чего они расстались. – А я тут… посмотрела всякие видео на ютубе, – смущенно призналась мама. – Про… лесбиянок. Ну и геев тоже. И вроде бы это не так уж страшно… Не знаю, просто раньше я никогда с этим не сталкивалась и… даже подумать не могла. Главное… мне главное знать, это ведь не из-за того, что папа от нас ушел? Возможно… ты злишься на мужчин или… – Нет, – отрезала Майя. – Папиной вины в этом нет. Как и твоей. Иначе все девочки, от которых уходят отцы, становились бы лесбиянками. Я… всегда была такой. Просто в детстве еще не знала об этом. Мать задала ей еще несколько вопросов о том, встречается ли она с кем-нибудь сейчас, и Майя сказала, что нет, но любит одного человека, с которым пока не может быть вместе. И на этом тема была закрыта. Мама немного пришла в себя, но Майя понимала, что ей предстоит еще многое осознать, и она нескоро свыкнется с этой информацией. Впрочем, спешить им было некуда. И, разрешив проблемы с матерью, Майя задалась целью разрешить проблемы и с остальной своей жизнью. Первым делом она забрала документы из университета, и ей казалось, что это ее решение доведет мать до очередного инфаркта, но, видимо, после лесбийства дочери той уже ничего не было страшно, и она приняла эту новость почти рассеянно, равнодушно. Спросила, какие у Майи дальнейшие планы и хочет ли она учиться где-нибудь еще. Майя сказала, что хочет, но пока не знает, где, и поэтому просто поработает какое-то время. Мать это известие успокоило, а Майя вскоре устроилась на работу продавца-консультанта в тот самый крупный книжный гипермаркет, который так презирала раньше, работая в уютном букинистическом магазинчике. Но сейчас ей нужны были более серьезные деньги, чтобы платить за квартиру, поэтому девушка поступилась своими принципами, утешая себя тем, что это хотя бы работа с книгами, и она продает не беляши на вокзале. У нее даже есть возможность поболтать о своих любимых книгах с покупателями. Работа оказалась тяжелой. Во всех смыслах, и в первую очередь, тяжелой физически. Майя работала четыре через два, подменяя всех, кого могла, чтобы получить себе как можно больше смен и увеличить зарплату. Иногда она работала и пять дней подряд по двенадцать часов, проводя все это время на ногах, таская тяжелые книги. И в первые две недели ее ноги к концу смены болели так сильно, что девушка уходила в подсобку, чтобы немного поплакать, а потом снова возвращалась, улыбаясь покупателям. Со временем она привыкла, и стало уже не так сложно, а начало самостоятельной жизни дало ей дополнительный стимул. Все это время ее очень поддерживала Вика, они переписывались в мессенджере и перезванивались почти каждый день, и Вика много рассказывала о том, как тяжело ей самой было в первое время жить одной, учиться в МВД и подрабатывать одновременно, и как сложно было поначалу на службе в полиции. Они также много обсуждали Кромлинск, встречаясь все вместе на квартире Марины, и Майе удалось окончательно справиться с неловкостью, забыв, что с этой девушкой они не так давно были вместе. Она радовалась, что у нее появились подруги, потому что, если бы не Вика и Марина, Майя, скорее всего, до сих пор валялась бы на кровати в своей старой комнате, ела чипсы, смотрела очередной сериал, рыдала до тех пор, пока силы не заканчивались, и только потом отдавала бы себя сну. Но Вика и Марина не давали ей провалиться в отчаяние и тоску, и не проходило и дня, чтобы они не напомнили ей о том, что у нее обязательно все получится, и она сможет вернуться в Кромлинск в один прекрасный день. Увидеть Астрид, Аарона, Тайлер и Беатрис. Они получили и несколько писем от Джордана. В них не было ничего по-настоящему обнадеживающего, но случай Майи очень сильно заинтересовал ученого, и он прилагал значительные усилия для того, чтобы разобраться в произошедшем. Пока что безуспешно. Ему не удалось выяснить, кем являются лярвы, являются ли они вообще лярвами, и что делают с мозгом человека, но Джордан был уверен, что знает того, кто может помочь ему разобраться с этим. Загвоздка заключалась в том, что человек этот был шаманом африканского племени, и у него не было Интернета, а отпуск у Джордана планировался лишь через полгода. Но он пообещал, что непременно навестит шамана и выяснит все, что сможет. Джордан был уверен, что, когда узнает больше об этих существах, о тех механизмах, по которым они живут, то сможет и проникнуть в законы того мира, который лярвы построили. А именно, сможет выяснить, почему люди попадают в Кромлинск, и как Майе вернуться туда, не дожидаясь двадцать девятого февраля через четыре года. Иногда, лежа в постели без сна и чувствуя, как гудят ее измученные ноги, Майя вспоминала Андрея и Лану. Лишенное всяческих эмоций лицо молодого человека, который потерял свою любимую и чувствовал себя бесконечно виноватым, но не способным что-либо изменить, он мог лишь расчесывать Лане волосы, красить ногти розовато-лиловым лаком и читать ей книги, безвольной кукле, сидящей на постели в окружении плюшевых медвежат. «Еще немного, и этот добрый, несчастный человек сойдет с ума, – думала Майя, глядя в потолок. – Такой жизни никто долго не выдержит. А я обещала помочь ему… обещала». «И поможешь, – заверила ее Виктория, в потрясенном молчании выслушав эту историю. – У нас все получится, не переживай». «Не только ради себя, – прошептала Майя. – Я должна вернуться туда не только потому, что сама хочу этого, не чтобы увидеть Астрид, но и ради всех остальных. Если не я, то им никто не поможет. И они проживут всю оставшуюся жизнь в страхе перед лярвами и в опасности, а так не должно быть. Я хочу помочь им. Им всем». «Да, но для начала ты должна помочь сама себе, дорогая, – мягко напомнила ей Марина. – Если ты продолжишь так сильно страдать и мучиться, то никому уже не поможешь, это просто разрушит тебя». Звонок домофона разорвал пелену ее воспоминаний, возвращая девушку из прошлых разговоров с подругами к подругам в настоящем. Вика и Марина пришли. – А вот и мы! Наконец-то доехали! Держи! – с порога Вика всучила Майе бутылку красного игристого вина. – Это нужно отметить! Наша девочка стала совсем взрослой! – Ну хватит уже! – добродушно отмахнулась Майя. – Сколько можно напоминать мне о том, что я вас младше! – Но ты правда так сильно повзрослела, – губы Марины тронула мягкая ностальгическая улыбка. – С тех пор как я впервые увидела тебя, семнадцатилетнюю… Ты казалась мне такой слабенькой, испуганной, а теперь… в тебе столько силы, уверенности. Иногда я смотрю на тебя и буквально не узнаю. И это прекрасно. Майя чуть смутилась и отвернулась. Что и говорить, Марина всегда умела навешать ей комплиментов, развести красивые речи и склонить девушку на свою сторону. – Прекрати флиртовать с ней, это все равно бесполезно. Майя помешана на своей Астрид, – усмехнулась Вика, расшнуровывая кроссовки. – Лучше пофлиртуй со мной. Ты уже неделю этого не делала, я так и обидеться могу! Марина рассмеялась, кокетливым движением заправляя свои золотистые кудряшки за ухо: – Но ты все равно не отвечаешь на мой флирт. У тебя есть жених, и ты никогда ему не изменишь. – Ну да, что есть, то есть. – Тогда зачем мне флиртовать с тобой? – Затем, что нам обеим это нравится, – улыбнулась Вика. А Майя, не выдержав, воскликнула: – Фу! Я сейчас блевану! Прекратите уже! – и развернулась с перекошенным лицом, намереваясь отнести вино в холодильник и силясь развидеть этот кошмар. За те два месяца, что они общались, у Вики и Марины уже вошло в дурную привычку шутливо заигрывать друг с другом, и не было еще ни одной встречи, во время которой Вика не пошутила бы над полигамностью Марины, впрочем, обе они понимали, что это просто шутки, и Вика никогда не заведет с Мариной тех отношений, на которые та усиленно ей намекала в самом начале знакомства. Своими шутками Вика как бы говорила: «Я все вижу, но не думай, что я клюну на это». Когда вино достаточно охладилось, а Марина, которая еще не бывала здесь, осмотрела квартиру, они все вместе отнесли бутылку, бокалы и торт в комнату, и уселись на разложенном диване, готовясь пуститься во все тяжкие и все время посмеиваясь друг над другом. Майя с невозмутимым лицом разрезала торт на три части и каждой гостье предложила по кусочку такого размера, что девушки в очередной раз зашлись хохотом. Но не отказались. – Джордан больше ничего не писал? – спросила Майя, облизывая испачканные шоколадом кончики пальцев. – Нет, пока ничего, – Марина покачала головой. – Но мы на верном пути, я не сомневаюсь. Нужно просто немного подождать. – И выпить! – воскликнула Вика, которая уже откупорила бутылку вина и протянула Марине и Майе бокалы, чтобы те подержали их, пока она наливает. – За нашу Майю! – улыбнулась Марина, поднимая свой бокал, наполненный рубиновым напитком с искрящимися пузырьками, и Майя, сморгнув, попыталась не думать о том, как сильно оттенок этого вина напоминает ей Руби, ее волосы, ее всегда такие темные насыщенные губы, которые ей когда-то нестерпимо хотелось поцеловать. Не раз Майя спрашивала себя, все так же лежа в постели без сна и пытаясь отвлечься от боли в ногах: «А как Руби отреагировала на мой уход?». На то, что я… все же оказалась особенной. Майя опасалась, что это ударило по психике Руби слишком сильно. Мысль о том, что Майя теперь способна на то, чего уже шесть лет лишена Руби, способна выяснить, что случилось с ее дочерью, вполне может довести женщину до окончательного безумия. А если это случится… Поднимется такая волна, которая может подмять под себя весь Кромлинск. И главное… Как этот гнев отразится на Астрид? Не захочет ли Руби выместить накопленную злость именно на ней? На что она вообще способна в порыве безумной ярости? Особенно, если учесть, что Астрид у нее в долгу не останется и выведет из себя еще больше. Астрид говорила, что Руби не раз била ее. А в последний раз разбила ей лицо тарелкой, и Майя до сих пор слишком хорошо помнила ту жуткую рану, похожую на кратер маленького вулкана, обрастающую по краю насыщенным багровым синяком. Но в тот раз их ссора касалась Майи… А теперь, когда это коснется дочери Руби, на что она может быть способна? Вдруг Руби не просто ударит Астрид, а попытается… попытается… Майя усилием воли отгоняла от себя мысли о том, что Руби может оказаться способной на убийство. Что если она просто придет к Астрид ночью и пристрелит ее? Конечно, Астрид не так уж легко пристрелить, но она вполне может недооценить исходящую от Руби опасность. И тогда… – Майя… – Майя! Очнись, бога ради, ты ведь еще даже не выпила! Перекликающиеся голоса Вики и Марины, зовущие ее по имени, заставили Майю вернуться с темных улочек Кромлинска в свою просторную светлую комнату и шумно выдохнуть. – Что с тобой, милая? – спросила Марина, обеспокоенно склоняясь к ней. – Тебе нехорошо? – Нет… – Майя качнула головой. – Все нормально. Давайте пить уже. Звонко чокнувшись длинными бокалами, они выпили за Майю, за ее новую жизнь и за то, чтобы она нашла дорогу в свой Кромлинск. «Не через четыре года!» – добавила Вика. С ней все будет хорошо. «С ней ничего не случится, – повторяла про себя Майя, делая один глоток за другим. – Астрид попадала и не в такие переделки за всю свою жизнь, и с чокнувшейся Руби она тоже уж как-нибудь справится. Да, ей будет тяжело, и, возможно, придется взять на себя больше ответственности за город, и, возможно, Астрид будет намного больше пить по вечерам, но она справится. Нет ничего такого, с чем не могла бы справиться Астрид. Ничего». – Думаешь о ней? – спросила Вика, когда в затянувшемся молчании они доели уже половину торта и разлили остатки вина по бокалам. – Да… – не стала отпираться Майя. – Сильно скучаешь? – Вика смотрела на нее пристально, и на этот взгляд можно было ответить только правдой. – Невыносимо. Очень скучаю. И очень переживаю за нее… Мне кажется, я ни о ком так не скучала за всю жизнь… прости, Марин. – Ничего, – Марина понимающе улыбнулась. – У меня большое полигамное сердце, если ты не забыла. И я совсем не жадная. – Уверена, она тоже очень скучает по тебе, – сказала Вика. – Но это не навсегда, и вы еще встретитесь, поэтому выше нос. Да и что с Астрид может случиться? Она ведь жила там целых пять лет, и если выжила даже после потери глаза, то ей уже ничего не страшно, по-моему. Эта женщина со всем справится. – Да, она сильная, но… – Майя качнула головой. – Она тоже человек. Астрид сама часто забывает об этом, и другие забывают, но она всего лишь человек. У нее есть слабости, и эти слабости могут погубить ее однажды. Ей нужен кто-то рядом. Кто будет напоминать ей о том, что она человек, а не чудовище. Кто-то… с кем она сможет немного побыть слабой. И кто поддержит ее в любом случае. – Я расскажу тебе кое-что о ней, – улыбнулась Вика. – Чего она сама наверняка тебе не рассказывала. Это случилось в общаге, и Катюха… прости, Астрид, училась тогда уже на последнем курсе. История нашумевшая была. Даже я знаю детали, хоть мы с ней и не дружили особо, просто были знакомы. Так вот. Жила у нас в общаге одна парочка – Генка и Ксюша. Генка учился на одном курсе с Астрид, а Ксюша была его женой, они официально расписались на первом курсе еще, сразу как по восемнадцать им исполнилось. И… это стало большой ошибкой. Во всяком случае, для Ксюши. Генка ее бил, это сразу стало всем очевидно, но она, как водится, придумывала каждому своему синяку оправдание и причину. То с лестницы навернулась, то в дверной проем не вписалась, то об косяк долбанулась, то о подлокотник дивана треснулась. Все подшучивала сама над собой, что, мол, вон какая я дурочка неуклюжая. Да вот только никто не смеялся. Астрид, конечно, тоже просекла, что к чему. Но оставаться в стороне, как остальные, не пожелала. Как-то она стала свидетелем их стычки в общажном коридоре и вмешалась. Пригрозила чем-то Генке и дала ему по яйцам. Такого унижения он не вытерпел и решил отомстить ей. Ночью пробрался в ее комнату с ножом. Майя сглотнула, сердце так сильно стукнулось о ребра, что девушка ощутила гудящую боль, опустила бокал на диван, почти не в силах удерживать его пальцами, ведь сама она всего несколько минут назад переживала о том, что случится с Астрид, если Руби вдруг решит вероломно отомстить ей. – И знаешь, что было дальше? – Вика ухмыльнулась. – Оказалось, что Астрид его поджидала. Но притворилась спящей, конечно же. А Генка, этот тупой ублюдок, полез к ней в постель, с ножом. То ли порезать ее хотел, то ли изнасиловать, то ли все вместе. Но его ждал большой сюрприз, когда Астрид его опередила и со всего размаху воткнула свой ножик ему прямо… знаешь куда? В задницу, – Вика уже не могла сдержать смех, она буквально им давилась, но все равно продолжила. – Прицелилась в местечко помягче и вдарила со всей дури, ножик по самую рукоятку ушел. И еще пропела при этом ласково: «А я ждала тебя, мой дорогой». Генка орал как поросенок резаный, вся общага сбежалась к месту преступления. И Астрид тогда пригрозила уроду, что в следующий раз отрежет ему яйца и сделает евнухом, если он еще приблизится к ней. И не отпускала Генку, пока тот не пообещал завтра же подать на развод с Ксюшей. Обещание свое он, впрочем, исполнить смог не сразу, потому что следующий день провел в больнице и в кабинете начальства. После того случая Генку отчислили. А с Ксюшей они развелись, и вскоре она начала встречаться с другом Астрид, Мишей. Хороший был парень, помогал Ксюше с переездом из общаги и поиском квартиры, они подружились, а потом и сошлись. Так что, у истории этой счастливый конец. И я бы на твоем месте не сильно беспокоилась за Астрид. Она никому не даст себя в обиду, я уверена. И справится с кем угодно. Эта девчонка ничего и никого не боится. Майя улыбнулась, на глазах ее выступили слезы благодарности и облегчения: – Спасибо, Вик. Правда. Я так рада… что ты тоже знала ее. – Так что, может, тогда выпьем теперь за Астрид? – улыбнулась Марина. – Эта дама однозначно того стоит. – Однозначно! – подтвердила Вика, и они рассмеялись, поднимая бокалы, а Майя смущенно добавила: – А я хотела бы выпить еще и за вас двоих. Потому что без вас я бы просто не справилась со всем этим. Спасибо. Я вас люблю. И они обнимались, плакали, хохотали, испачкались в торте, а Вика бурчала, что не любит распускать сопли, но все равно ревела, отчего они хохотали еще громче. И Майя была счастлива с ними. Ей было очень больно, но она была счастлива. А Вика, отсмеявшись и вытерев глаза от слез, весело спросила: – По-моему, у нас слишком много поводов для выпивки и слишком мало вина! Может, сгонять еще за бутылкой?* * *
Теплый майский ветер трепал отросшие волосы девушки, стоящей перед подъездом старенькой панельной пятиэтажки, так похожей на одну из пятиэтажек Кромлинска, что казалось, стоит закрыть глаза, всего лишь раз моргнуть, и из подъезда выйдет Аарон с огромной корзиной спелых яблок, а рядом с ним будет вприпрыжку шагать Беатрис, чуть приподняв свою длинную многослойную юбку, чтобы не путалась под ногами. Май. Третий месяц, как она вернулась сюда. Май. Месяц, который Майя всегда терпеть не могла из-за так сильно раздражающей созвучности с ее собственным именем. Иногда она задавалась вопросом: «А девушки, которых зовут Любовь или Вера, тоже не любят эти слова?». Не любят любовь и ни во что не верят? – Уже придумала, что скажешь? – мягко обратилась к ней Вика, возвращая в реальность, в которой Кромлинска не было, а была обычная пятиэтажка, где когда-то жила девочка по имени Настя Словенчик. Беатрис. Для меня она всегда Беатрис. Господи… Как же я скучаю по тебе, малыш. – Нет… Не придумала, – вздохнула Майя. – И никогда, наверное, не придумаю. Ее мама меня просто выгонит и все. – Так, сколько у нас там лет прошло-то? – Четыре. Четыре года. Беатрис пропала, когда ей было восемь, а сейчас ей уже должно было исполниться двенадцать. Наверное… мне не стоило приходить сюда, затевать все это… Мать давно похоронила ее, а тут я… Явлюсь и напомню обо всем, разворошу эту рану, и ей станет еще хуже. Она уже смирилась, в конце концов. Каково ей будет узнать, что ее дочь жива, но с ней невозможно увидеться? Не надо было… – Майя, – Вика оборвала ее, положив ладонь девушке на плечо. – Послушай меня. Родители, чьи дети пропали без вести, никогда не хоронят их. Они продолжают надеяться до тех пор, пока не будет найдено тело. Они могут надеяться всю жизнь, десятилетиями. Вспомни хотя бы эту вашу безумную Руби. Разве она смирилась с тем, что ее дочь не нашли? Нет, она была уверена, что девочка жива. И… не ошиблась, кстати. – Да… ты права, – Майя вздохнула. Теплый ветер приближающегося лета вдруг показался ей таким холодным, ненормально холодным, пробирающим даже через рубашку, и девушка невольно придвинулась к Вике, словно та могла ее согреть. А Вика, почувствовав ее слабость, обняла Майю за плечи, притянула к себе ближе и шепнула: – Все будет хорошо, и ты молодец, что решилась прийти. Просто скажи ей правду. Я помогу тебе. А если нам не поверят и вышвырнут вон… что ж. Мы сделали все, что смогли. В этот момент дверь третьего подъезда, напротив которого они стояли, открылась, и оттуда вышла молодая женщина, толкающая коляску. – Пойдем, – Вика подалась вперед, потянув Майю за собой. – Поможем ей и сами зайдем, раз открыто. Пока Майя придерживала дверь, Вика помогла женщине спустить коляску с крыльца, а затем они вместе вошли в подъезд и поднялись на четвертый этаж. В какой-то момент Майя позволила себе понадеяться на то, что матери Беатрис дома не окажется, но это было маловероятно, учитывая, что они пришли как раз в то время, когда женщина уже должна была вернуться с работы. А отец… Отец Беатрис… Нет, лучше просто не думать об этом. – Я разберусь с ней, а ты пока подожди, – предупредила ее Вика, когда они остановились перед дверью. Звонок в квартире не работал, и Вика постучала два раза, уверенно и громко. «Почти как Беатрис, – пронеслось в голове. – Беатрис всегда умела стучать как следует. Так, что штукатурка с потолка сыпалась». За дверью послышались шаркающие шаги, после чего тишина, во время которой их, очевидно, разглядывали в глазок, и неуверенный хриплый голос: – Кто там? – Полиция, – ответила Вика доброжелательно и чуть строго. – Мы хотели бы немного поговорить о вашей пропавшей дочери Насте Словенчик, если вы позволите. Ответом им была тишина, и Вика со вздохом достала удостоверение и поднесла его к глазку. Замок щелкнул. В сумерках дверного проема показалось вытянутое и бледное женское лицо со светлыми, чуть золотистыми, как у Беатрис, волосами, только короткими, до плеч, и очень тонкими. Согласно материалам дела, матери Беатрис было сейчас столько же лет, сколько Руби, они были одного года рождения, но мама Беатрис выглядела намного старше, чем Руби, она выглядела измученной женщиной прилично за сорок. – Вы нашли ее, да? – хрипло спросила Наталья Словенчик так, как спрашивают люди, готовые ко всему. – Нашли тело? Моя дочь мертва? – Нет-нет, ничего такого, не волнуйтесь, – голос Виктории звучал ободряюще и по-деловому. – Но у нас есть кое-какая информация. Разговор может быть долгим, поэтому, если не возражаете, мы пройдем в квартиру. Вы сможете уделить нам некоторое время? – Да… да, конечно, – мать Беатрис шагнула назад и открыла дверь шире, пропуская их в однушку, где когда-то в бедности и нужде жила семья из трех человек, а теперь… В коридоре пахло стиральным порошком, да так отчетливо, словно где-то совсем рядом работала стиральная машинка. И через пару мгновений Майя действительно нашла ее взглядом – машинка стояла в нише, возле шкафа, очевидно, не уместившись в ванной. Барабан методично прокручивал разноцветное белье. – Проходите, пожалуйста… – устало позвала их женщина, поправляя пояс своего домашнего платья в желто-оранжевых подсолнухах. – Да можете не разуваться… Но Майя и Вика все равно сняли кроссовки и кеды и прошли за хозяйкой в единственную комнату. С грустью Майя отметила, что ремонта в этой квартире не было как будто со времен постройки дома. На стенах были наклеены пожелтевшие цветочные обои с коричневатыми разводами, словно когда-то эту комнату затопили соседи сверху. Потолок серо-черного цвета намекал на то же самое. Однако мебель в комнате была более-менее новая, и, возможно, у матери Беатрис просто не хватало сил и финансов на все и сразу. Окинув взглядом обстановку, Майя попыталась найти хотя бы какие-то следы проживания здесь в прошлом восьмилетней девочки, но ничего не обнаружила. Ни игрушек, ни рисунков, ни школьных принадлежностей. Интересно, они вообще у Беатрис когда-нибудь были, все эти вещи? Вика присела на диван, чуть сдвинув подушки, и Майя робко села рядом с ней. Сердце стучало уже в горле и отдавалось тошнотой в желудке, и девушка была уверена, что, когда придет черед всё рассказать, она двух слов связать не сможет. Сейчас. Уже сейчас. Этот момент, который она откладывала два месяца, наступил. И ей придется объяснить человеку, потерявшему ребенка, необъяснимое. – Как мы можем обращаться к вам? – спросила Вика. – Наталья Александровна? – Да. Можно просто Наталья, – женщина кивнула, усаживаясь на стул напротив них и неловко, напряженно сложив руки на коленях. – Хорошо. Меня зовут Виктория, я работаю в полиции, мое удостоверение вы уже видели, а это… моя ассистентка… Майя. И у нас есть для вас очень важная информация. Пожалуйста, послушайте нас внимательно. Это… скажем так, неофициальная информация и наше личное неофициальное расследование. И то, что мы вам расскажем, не должно никуда просочиться, вы понимаете? Наталья кивнула, на глазах становясь еще бледнее. – Мы решили рассказать вам о том, что узнали, на свой страх и риск, – продолжала Вика деловито и серьезно. – Просто потому, что считаем, вы должны об этом знать, как мать. Вы имеете право это знать. И после всего, что вы пережили… особенно. – Прошу вас… – голос Натальи дрогнул. – Что случилось? Не тяните, пожалуйста… – Наталья, – Вика чуть подалась вперед. – Это очень серьезно. И мы сразу предупреждаем, что настроены серьезно, нам не до шуток, и мы не станем вас обманывать. Мы глубоко уважаем ваше горе. Но информация, которая у нас есть, очень сложна для понимания и восприятия. Вы должны постараться поверить нам, это все, что от вас требуется. Вы постараетесь? – Да, конечно! Прошу вас! – Хорошо, – Вика кивнула. – Я уверена, что вы справитесь. А теперь слушайте. Внимательно. Из неофициальных источников нам стало известно, что ваша дочь Настя… жива. – О, господи… – голос Натальи задрожал еще больше, как и ее руки и плечи. – Пожалуйста, Наталья Александровна, вы должны быть сильной. Сейчас мы покажем вам фотографии вашей дочки так, как она выглядит сейчас. А вы скажете, узнаете ее или нет, хорошо? Вика пихнула локтем Майю, и девушка на ватных ногах поднялась с дивана и шагнула к потрясенной женщине, чтобы показать ей фотографии Беатрис с мобильного телефона. Она заранее отобрала только те фото, на которых девочка была одна, без Аарона, чтобы лишний раз не шокировать мать. При виде первой же фотографии Наталья Александровна заплакала, и это стало ответом. Конечно, она узнала собственную дочь, хоть и повзрослевшую на четыре года. «Интересно, смогу ли я когда-нибудь точно так же показать Руби фотографии Аси?». У женщины в этот момент началась истерика, она рыдала навзрыд, и Вика велела Майе сбегать на кухню за водой, а сама встала и обняла Наталью, позволяя той выплакаться. – Это она-а-а-а-а… она-а-а-а-а! – слышала Майя доносящийся из комнаты вой, пока дрожащими руками пыталась налить воду из графина в какой-то первый попавшийся и не очень чисто вымытый стакан. – Моя На-а-а–а-астенька-а-а-а-а! Возвращаться в комнату не хотелось. Однако после пары глотков прохладной воды Наталья Александровна смогла справиться с собой и задышала ровнее. – Где она? Где моя дочка? – Ваша дочь в безопасности, – ответила Вика, возвращаясь на свой диван и переглянувшись с напряженной Майей. Вот и настал самый важный момент. Им либо поверят, либо выставят вон. – И все это время она тоже была в безопасности. С ней не случилось ничего плохого. Как видите, даже на этих фотографиях Настя выглядит прекрасно. Здоровая и красивая девочка, не правда ли? – Да… – мать Беатрис растерянно моргнула. – Она… кажется счастливой, улыбается. Такая хорошенькая… И я… не понимаю. Что произошло? Где моя дочь сейчас и где она была все эти годы? – Послушайте, Наталья, – Вика снова чуть подалась вперед, устанавливая с женщиной доверительный зрительный контакт. – Я хочу, чтобы вы понимали, самое главное – это то, что она жива. С ней все хорошо. Ее никто не обижает. Это главное. Держите это в голове, пожалуйста. Помните об этом. – Да, но… я хочу увидеть ее. Когда мне можно будет ее увидеть? – растерянность во взгляде сменилась страхом. – К сожалению, в настоящее время это невозможно. И я понимаю, вам может быть очень тяжело принять это, но… в нашем мире существуют места, попасть в которые… непросто. Скажите мне, Наталья, когда ваша дочь пропала, какие версии случившегося у вас были? Что вам приходило в голову? Перечислите все, не стесняйтесь. – Ну… – она потупилась, чуть сжала подрагивающими пальцами стакан с недопитой водой. – Первым делом мы с мужем подумали, конечно, о похитителях. Детей. Маньяках. Или… о торговцах. Органами. – Да, я понимаю, – Виктория кивнула, прерывая ее отрывистую взволнованную речь. – Но, как вы сами видите, страшные сценарии не оправдались. А еще? Какие еще версии были у вас или, может, у вашего мужа? – Несчастный случай… Мы думали, может, она пошла куда-то после школы, Настя любила бродить одна. И, может, провалилась куда-нибудь… что-то такое. Но в этом случае ее… скорее всего, нашли бы, рано или поздно, за четыре года точно нашли бы, потому что слишком далеко она все равно бы не ушла. – Да, это верно. А скажите, когда… может быть, по прошествии времени, у вас стали появляться новые версии, более… скажем так, необычные? Возможно, никто кроме вас не верил в это? Все-таки обстоятельства исчезновения Насти довольно таинственные. Вам никогда не казалось, что есть здесь что-то… что-то такое… – Мистическое? – подсказала Наталья робко, чуть приподняв голову, глянув на Викторию исподлобья и тут же снова опуская взгляд, как будто смутившись. – Да, именно. Не стесняйтесь, расскажите. Даже если никто раньше не принимал вас всерьез, все равно расскажите нам. Видите ли… мы понимаем, что не все в этом мире можно объяснить логически. И, наверняка, что-то такое приходило вам в голову. Потому что у матери, потерявшей ребенка, за четыре года ожидания может появиться миллион объяснений случившегося, и не все из них… будут рациональными. – Вы правы, – Наталья кивнула, смелея от этого напутствия. – Я… чего только не перепробовала на самом деле. Когда я поняла, что полиция… не найдет ее, примерно через год я… обратилась… ну… к экстрасенсу. Мне просто… хотелось знать, жива ли она. Хотя бы это. – Так… И что же, это помогло? – голос Виктории звучал ободряюще-заинтересованно. – Да как сказать… Одна экстрасенс сообщила, что не чувствует Настю, и что, вероятнее всего, девочка мертва. Я ей не поверила, потому что… сама я ее чувствовала, возможно, это покажется вам глупым, но я… В общем, не важно. Я обратилась к другому экстрасенсу. Это был мужчина, совсем молодой, и как-то раз он очень хорошо помог моей сестре. Ну и… в общем, он сказал, что Настя жива и с ней все хорошо. Но в нашем мире ее нет. Я спросила его, как же так, если она жива, то почему ее нет в нашем мире? А он сказал тогда, что наш мир – не единственная реальность. Наш мир – это не только то, что мы видим. Вика и Майя переглянулись. На такую удачу они даже не рассчитывали. – Я пыталась выведать у него, как мне вернуть дочь, но он не отвечал, как будто замкнулся в себе. А потом сказал, что я ее не верну… Я очень расстроилась тогда. Подумала, что, наверное, он шарлатан какой-то, да и муж мой… Верил в то, что Настя мертва. Ну, я и попыталась забыть об этом. А теперь вот… вы пришли и… вы знаете что-то большее, так ведь? Большее, чем тот парень знал? И вот теперь пришла очередь Майи рассказать свою историю с самого начала. И теперь она уже не боялась, что мама Беатрис не поверит ей, как не поверила ее собственная мать. Для матери Беатрис прошло слишком много времени, и ее вера за эти годы стала куда более гибкой. Майя рассказала, как попала в Кромлинск, как познакомилась там с девочкой, которая представилась ей как Беатрис, и как уже позднее она узнала ее настоящее имя. В этой версии истории Майя старалась как можно больше внимания уделить именно Беатрис, рассказать о каждой детали, обо всем, что девочка делала и говорила. – Беатрис! – Наталья приглушенно усмехнулась. – Ее любимой писательницей была тогда Беатрис Поттер, и Настя обожала ее сказки и иллюстрации к этим сказкам. Современные дети к таким вещам равнодушны, но Настя всегда была особенной девочкой. – Ей нравится викторианская мода, – поддакнула Майя. – Она сама шьет себе одежду. Всю ту одежду, что вы видели на фото, сшила Беатрис. – Поразительно! Я никогда не думала, что у нее такой талант к этому, Господи боже! А мы с мужем всегда ругали ее, когда она пыталась что-то такое сделать дома… Когда ей было шесть, она вытащила из комода занавеску и тайком попыталась соорудить себе длинную юбку в пол. Конечно, занавеска была испорчена… А мой муж… Шлепнул ее. Не сильно, но она испугалась и плакала. Мы… никогда не были лучшими родителями, но… Господи, мы ее очень любили! Наша единственная дочка… Майя вздохнула, невольно подумав о том, что, к сожалению, не может сказать ничего подобного о Беатрис. Девочка не питала сильной привязанности к родителям, с легкостью и почти что с радостью она отрешилась и забыла как страшный сон эту мрачную, наполненную запретами нищенскую жизнь в старой однокомнатной квартире. Она полюбила Аарона, искренне и по-настоящему, потому что этот человек никогда не позволил бы себе шлепнуть или напугать ее, потому что он принимал ее интересы и помогал ей развивать ее способности, и потому, что, взяв на себя ответственность за девочку, Аарон никогда не смотрел на нее свысока. Однако Майя старалась рассказывать об Аароне очень аккуратно, чтобы у матери Беатрис не возникло ненужных мыслей и подозрений. Также она на всякий случай приврала, что вместе с Аароном живет его девушка Тайлер. В конце концов, это всего лишь вопрос времени, так почему бы и нет. Наталья смеялась и плакала, задавала бесконечное множество вопросов о дочери, на которые Майя терпеливо и подробно отвечала. Но, конечно, сложнее всего было объяснить ей, что из себя представляет Кромлинск. Объяснить, что оттуда нет выхода, несмотря на то, что Майя – живой пример, противоречащий этому. – Вы понимаете, что мы пытаемся донести до вас? – уточнила Вика. – Мы делаем все возможное, чтобы разобраться с этой ситуацией, пытаемся понять, как вернуться в этот город, и что вообще все это значит. Но это… непросто. Если у вас остались контакты того парня-экстрасенса, мы могли бы обратиться к нему и поговорить конкретно о Кромлинске. Возможно, он что-то знает. – Да-да, конечно! – и Наталья вскочила со стула, устремившись к своей лежащей на комоде сумочке, откуда вытащила мобильный телефон и через пару минут продиктовала Майе номер экстрасенса. На улице уже стемнело. Разговор затянулся, и Майя чувствовала себя уставшей как никогда. – Может быть, попьете чаю? – предложила женщина смущенно. – Вы принесли мне такие новости, а я вас даже не угостила ничем, совсем разума лишилась… – Ничего, это не удивительно, – усмехнулась Вика. Они не отказались от чаю и перешли на кухню, где Наталья угостила их вафлями и конфетами, и они продолжили разговор о Беатрис. – Знаете… я бы, наверное, ни за что не поверила вам, если бы вы не знали столько о моей дочке, – улыбнулась Наталья. – Вам известно то, что может быть известно только человеку, знавшему Настю. Господи боже… Ей уже двенадцать исполнилось. Она уже подросток. Увижу ли я ее когда-нибудь… – и женщина снова заплакала. Так прошел еще час. Вика поняла, что посиделки пора заканчивать, иначе они могут растянуться на всю ночь, а мать Беатрис и без того выглядела измученной. – Мы пойдем, – сказала она. – А вам нужно отдохнуть. Прийти в себя и свыкнуться с новой информацией. – А вы вернетесь? Вы еще придете, пожалуйста? – Конечно, – Майя улыбнулась. – Я оставила вам свой телефон, если захотите поговорить о дочке, вы знаете, как со мной связаться. А мы пока свяжемся с вашим экстрасенсом и попробуем что-нибудь выяснить. – Да, хорошо, конечно. – И еще кое-что… – Майя вздохнула. – На случай, если мое перемещение в Кромлинск произойдет в очередной раз неожиданно, и я не успею к этому подготовиться… Может быть, вы оставите какое-нибудь послание для Насти? На мой диктофон, например? Чтобы я могла потом дать ей это послушать, если мы снова встретимся. В очередной раз расплакавшись, Наталья согласилась, а Майя, положив диктофон на стол, вышла с кухни вместе с Викой, чтобы не смущать женщину. Примерно через десять минут Наталья вернулась с Майиным телефоном, заплаканная, но как будто наконец успокоившаяся. А Майя перед уходом сбросила ей фотографии Беатрис, чтобы на следующее утро женщина не подумала, что все это ей привиделось в приступе горестного помешательства. На прощание Наталья по очереди обняла их и горячо поблагодарила. – Спасибо… спасибо, что рассказали обо всем. Теперь я, по крайней мере, знаю, что с моей Настей все хорошо. Пусть она и далеко. Главное, что она жива и невредима. Как жаль, что Игорь… что он не дожил до этого дня. Как жаль… Я знала, еще до того, как Настя пропала, знала, что он задумал что-то такое. Но ему не хватало решимости… А потом… Он… ну знаете, как будто нашел повод. Майя сглотнула слезы. Отец Беатрис покончил с собой через полтора года после исчезновения дочери. Он так и не смог справиться с депрессией из-за своей внезапной инвалидности и утери трудоспособности, а несчастье с дочкой лишь усилило его чувство вины и собственной бесполезности. Он вскрыл себе вены, пока Наталья была на работе, и он уже никогда не узнает, что Беатрис, его Настя, все это время была жива.