Кромлинск

И в этот день, папа, я потеряю двух отцов: одного, которого я больше никогда не увижу, и второго, которого у меня никогда не было. (Бернард Шоу)

7 июня Марина перетасовала колоду потрепанных Таро, перебирая карты задумчиво-неспешно, то ускоряясь, то замедляясь, то вовсе останавливаясь и поглаживая колоду пальцами, а затем протянула ее Майе со словами: – Сними. – А сколько снять? – Майя в нерешительности и как будто с опаской протянула руку. – Сколько хочешь, – улыбнулась Марина. – Сколько почувствуешь нужным. Майя сняла чуть меньше половины, и Марина убрала эту часть карт вниз колоды. – Ну что ж, давай попробуем, – сказала она и тихонько вздохнула. – Конечно, я не Сережа с его экстрасенсорными талантами, но все равно постараюсь сделать все, что в моих силах. – Сережа видит настоящее, а мне нужно будущее. Здесь только ты можешь мне помочь, – ответила Майя тихо. – Ну что ж, – Марина как будто немного приободрилась ее словами и воодушевилась. – Тогда начнем наш расклад. И пусть карты покажут нам не только настоящее и будущее Астрид, но и дадут полезный совет, как это будущее изменить. Они сидели вдвоем на полу в комнате Марины, в желтом ореоле света, образованном пламенем расставленных по кругу свечей. Время близилось к полуночи, но Майя не собиралась ехать домой, потому что Марина сказала, что гадать лучше всего в ночное время. Катя была на очередном дежурстве, так что Майя могла чувствовать себя относительно спокойно, почти как раньше, когда о существовании Кати ей ничего не было известно. Раньше, когда они еще встречались, особенно в первые месяцы своих зарождающихся отношений, Марина тоже довольно часто делала для Майи расклады на Таро, но девушка относилась к ним больше как к романтическому развлечению при свечах, чем к чему-то серьезному и важному, что могло бы определить ее Судьбу. Теперь же, после Кромлинска и знакомства с Сережей, Майя стала относиться к подобным вещам с куда меньшей долей скепсиса. Марина выложила карты в виде геометрической фигуры, напоминающей ромб, с одной картой в центре, и открыла вначале левую. – Пятерка Кубков, – произнесла девушка, со вздохом заправляя за ухо прядь кудрявых непослушных волос. – Это плохая карта? – спросила Майя с беспокойством. – Да, карта не очень хорошая. Она символизирует настоящее Астрид. То положение, в котором она сейчас находится. Эта карта означает печаль, боль и скорбь об утраченном. Меланхолию и тяжелую депрессию из-за потери чего-то очень важного. Думаю, здесь ничего и объяснять больше не нужно, мы обе понимаем, из-за какой потери страдает Астрид. Майя кивнула, они помолчали немного, и Марина двинулась к следующей карте – правой половине своего ромба. – Здесь у нас заключена надежда Астрид, то, что может принести ей облегчение, выход из сложившейся ситуации. Хм… – брови Марины слегка поползли вверх. – Что? Что такое? – от волнения Майя подалась вперед и чуть не снесла неосторожной рукой стоящую рядом свечку. – Это хорошая карта, – ответила Марина. – Она говорит о том, что Астрид сейчас не одинока. С ней рядом есть человек или люди, которые помогут ей справиться с болью. Она может получить поддержку и помощь с неожиданной стороны, от человека, от которого не ожидала ничего подобного. Также карта может свидетельствовать о том, что у Астрид наладятся отношения с кем-то, с кем у нее возникли серьезные разногласия в прошлом. И это придаст ей силы и уверенности. – Разногласия? – удивилась Майя. – Да у Астрид почти со всеми есть разногласия, такой уж у нее характер дурацкий. – Этот человек особенный, – Марина покачала головой. – Он много значил для нее в прошлом, и теперь он придет ей на помощь. Скорее всего, это женщина, сильная личность, возможно, немолодая. – Нет… Не может быть, нет, – Майя с нервным смешком качнула головой. – Что? Ты знаешь кого-то, кто подходит под это описание? – Это может быть только Руби. Но Астрид никогда не примет от нее помощь, она скорее пустит себе пулю в лоб из своего же пистолета. – Астрид сейчас в отчаянии, – мягко возразила Марина. – Предыдущая карта указывает на то, что она потеряла огромную часть своей силы и уверенности. Сейчас она очень уязвима. И она не в том состоянии, чтобы пренебрегать поддержкой других людей. Ее гордость сейчас второстепенна. Карты указывают на то, что эта женщина, эта Руби может стать для Астрид избавлением от страданий. – Ну уж нет! – взревела Майя так громко, что Марина отшатнулась, а лежащие на полу карты дрогнули под дуновением воздуха. – Давай дальше! Мне нужно знать, что там будет у них дальше! И только попробуй сказать, что они снова помирятся и… Я вернусь в Кромлинск и пристрелю их обеих, богом клянусь! – Майя, полегче… – Марина приподняла руки. – У этой карты нет романтического аспекта, не нужно так бушевать. Она значит лишь поддержку, помощь и заботу, скорее материнскую, чем любовную. – Сейчас нет, а потом появится! Что я, Руби, что ли, не знаю?! Открывай дальше! – Ну, хорошо! Сейчас! Только замолчи уже, – шикнула Марина. – Таро любят тишину. – Я ей покажу поддержку и помощь, – проворчала Майя, приходя во все большее бешенство. – Если Руби попытается запустить свои ручищи Астрид в штаны, клянусь, я ей такое устрою… – Тише, Майя, прошу тебя, – Марина открыла верхнюю карту. – Это будущее Астрид. И оно… Ох, Майя… – Марина коснулась губ кончиками пальцев, бросила быстрый взгляд на сидящую напротив девушку и снова опустила его на пол. – Ну чего опять? – Майя наклонилась пониже, чтобы разглядеть выпавшую карту в полумраке комнаты. Ее волновали лишь отношения Астрид и Руби, и она никак не ожидала увидеть… Падающую башню. Слова Марины из далекого прошлого, которые та крикнула ей вслед, в сумрак подъезда, снова зазвучали у девушки в ушах. Тебе выпали очень плохие карты! Ты слышишь, Майя? Пожалуйста, будь осторожна, береги себя! С тобой может случиться что-то ужасное! – Сейчас, подожди, давай откроем все остальные, это еще ничего не значит, нужно посмотреть общую картину, все карты в сочетании, – взволнованно забормотала Марина. – Конечно, сама по себе Башня чаще всего является негативной и опасной картой, но она может указывать и на положительные перемены, если рядом… – Марина осеклась, открыв предпоследнюю карту из всех лежащих на полу. На ней была изображена черная фигура в плаще с капюшоном, так похожая на лярву и несущая такое же мрачное значение и смысл. Смерть. – Так, но подожди… – Майя услышала собственный протестующий голос, больше похожий на жалобный писк. – Даже я знаю, что Смерть не всегда значит именно смерть в прямом значении и что-то плохое. Она значит лишь перемены, причем к лучшему, в том числе… – Да, но… – Марина закусила нижнюю губу. – Всегда нужно смотреть на лежащие рядом карты. – В данном случае Смерть лежит рядом с Падающей башней и Семеркой Пентаклей. – И что это, черт побери, значит? – снова закричала Майя, теряя всяческое терпение и буквально чувствуя, как ее непрочные нервы рвутся один за другим. – Падающая башня усиливает негативный аспект карты Смерть, – приглушенным голосом объяснила Марина. – Например, если бы речь шла о болезни, то такой расклад значил бы, что человек умрет. Астрид не больна, но с ней тоже происходит что-то плохое. И Семерка Пентаклей в этом раскладе означает… угрозу жизни человека. – Угрозу жизни… – эхом повторила Майя, не в силах отвести взгляд от мрачной фигуры в капюшоне. – Майя, послушай, негативное предсказание еще не значит, что все сбудется, да и в принципе любое предсказание – это лишь один из вариантов развития будущего, и у нас есть еще одна карта, которая может подсказать нам, что делать, – глубоко вздохнув, чуть подрагивающей от волнения рукой Марина перевернула последнюю карту, лежащую в центре мрачного расклада. – Повешенный! – взвыла Майя, хлопнув себя по коленке. – Твои Таро, что, ненавидят меня?! Похоже, это мое будущее после того, как Астрид изменит мне с Руби и умрет! Мне только и останется, что повеситься! – Нет, – Марина, несмотря на серьезность ситуации, не удержалась от усмешки. – Эта карта не означает, что кто-то повесится в прямом смысле. Но и положительной ее назвать я тоже не могу, к сожалению. Эта карта означает сложное, тупиковое положение, из которого практически невозможно найти выход. Во всяком случае, привычными методами. Нужны какие-то серьезные перемены, возможно… даже изменение восприятия действительности, чтобы что-то изменить. В любом случае, положение не безнадежное, не совсем безнадежное, а это главное. Таро указывают, что судьбу Астрид можно изменить, и даже если это будет тяжело, будет сопровождаться определенными потерями, это все равно реально. – Прекрасно, – буркнула Майя, сложив руки на груди. – Чтоб я еще хоть раз повелась на твои дурацкие карты, ну уж нет! Если они меня не любят, я их тоже не люблю! И не верю им! – Майя, дорогая, не нужно обижаться на Таро, – с мягкой улыбкой Марина собрала карты с пола и сложила их в одну стопку. – Они не пытаются тебя напугать или обидеть, они предупреждают тебя. Но ты же знаешь, что нет однозначного варианта судьбы для каждого из нас, ничего не предопределено. В тот день, когда я гадала тебе, в тот день, когда мы расстались, и ты окончательно ушла от меня, тебе тоже выпали очень плохие карты, и среди них была Падающая Башня. Уже потом, когда я узнала, что ты пропала, я сразу подумала об этом раскладе, подумала, что, исходя из выпавших карт… ты, возможно, мертва. Ты даже не представляешь, как мне было страшно и… горько. Майя подняла на Марину смущенный быстрый взгляд и снова уставилась в пол, изучая узор древесных завитков на доске ламината. А Марина продолжала: – Но в реальности оказалось, что все далеко не так плохо, как предсказывали карты. Да, они предупреждали тебя об опасности, и, судя по твоим рассказам, в Кромлинске тебе действительно грозила огромная опасность, причем регулярно, но ты смогла со всем справиться. Ты даже научилась стрелять! Совсем как Роланд, – она тихонько усмехнулась. – Кто бы мог подумать. Ты нашла себе новых друзей и… новую любовь. Хоть мне и немного грустно от этого, а мое полигамное сердце хочет, чтобы ты принадлежала и мне тоже. Но я все равно счастлива за тебя. Счастлива, что с тобой все оказалось в порядке в итоге. Ты со всем справилась тогда, справишься и сейчас. И поможешь Астрид, я уверена. – Я тебя люблю, ты в курсе? – буркнула Майя, бросив еще один смущенный взгляд на бывшую девушку. – Я тоже люблю тебя, – рассмеялась Марина и подползла к ней по полу, чтобы заключить в объятия. – Не грусти, малыш. Хочешь, я заварю тебе вкусного чаю? – А какао можно? – попросила Майя тихо, позволяя себе расслабиться и насладиться теплом этих объятий. – Больше всего в Кромлинске я скучала по твоему какао. – Отлично! Давай сварим какао, – Марина погладила ее по спине и поцеловала в плечо быстрым, ни на что не претендующим поцелуем. – С орешками? – пискнула Майя. – С чем захочешь. У меня есть орешки, крошка печенья, шоколадная крошка и корица. Выбирай. – Ну вот! Я все теперь хочу! – возмутилась Майя, и они обе рассмеялись. – Тогда пойдем, я сделаю тебе все. Они поднялись с пола, помогая друг другу удержаться на затекших от долгого сидения ногах, задули свечи одну за другой и пошли на кухню, где Марина рассказывала какую-то историю, над которой Майя громко смеялась. Она смеялась и забывала. И мрачный призрак несчастливого расклада рассеивался в воздухе вместе с серовато-белыми клубами дыма свечей, он таял и меркнул, оседая где-то на донышке, в самой глубине ее сердца тревожно-темным пятном, слепком воображаемой реальности, ненастоящей, но почему-то ощутимой. Дышащей.

* * *

29 июня «Ровно четыре месяца, как я здесь. Снова здесь. Четыре месяца. Столько же, сколько мы с Астрид встречались, – думала Майя, сидя на деревянной лавочке перед подъездом девятиэтажки, где жил ее отец. – Четыре месяца. Возможно, они со временем превратятся в четыре года. И я даже ничего не смогу с этим сделать». За четыре месяца вне Кромлинска Майя так и не смогла выяснить ничего, что помогло бы ей найти дорогу обратно и ответить на самый главный вопрос: «Как справиться с лярвами? Кто они такие и как их уничтожить? И как вернуть к жизни всех, кто подвергся их нападению? Как вернуть к жизни Лану?». Нет. Это уже не один вопрос. Их слишком много, и никто не может на них ответить, ни ученый из американского университета, ни шаман из Африки, ни Марина со своими Таро, ни даже Серёжа с его способностью видеть Кромлинск. В рюкзаке зазвонил телефон, и Майя со вздохом сняла лямки с плеч, вытащила мобильный и выдохнула в трубку: – Да? – Ну что, ты все еще там сидишь? – услышала она строгий голос Вики. – Ну сижу, и что? – насупилась Майя. – А то! Для чего я, спрашивается, тратила время своего обеденного перерыва и снова работала твоим шофером, если ты все равно сидишь как истукан на лавке и не думаешь заходить в квартиру?! – завопила Вика, и Майя совершенно неожиданно от этого вопля заулыбалась вместо того, чтобы ощутить обиду и раздражение. Она подумала, что именно это сказала бы ей Астрид, если бы могла сейчас позвонить по телефону. И от того, как сильно Вика иногда напоминала ей Астрид, Майе хотелось то смеяться, то плакать. Очень горько. – Я благодарна тебе, что ты подвезла меня, за что, кстати, я купила тебе кофе и пончиков, дабы ты могла почувствовать себя настоящим копом из фильмов, и которые ты благополучно слопала в свой обеденный перерыв, – напомнила Майя. – Ну, я серьезно, – смягчилась Вика. – Ты обещала, что не будешь высиживать там яйца, а сама до сих пор не поднялась наверх. В конце концов, он ведь ждет тебя. Он дома, и ты знаешь об этом. Нехорошо заставлять человека ждать! – Он тоже заставил меня ждать. Когда мне исполнялось одиннадцать, он обещал прийти на мой день рождения, и я так и прождала его до ночи, не разрезав торт. – Это очень печально. И твой отец, похоже, либо редкостный мудак, либо трус, либо и то, и другое вместе. Но ты сама хотела увидеть его. И поставить точку. Проститься со своим прошлым, так сказать. Чтобы двигаться дальше. Тебе это нужно. И ты прямо сейчас поднимешь свою недокормленную костлявую задницу и войдешь в этот чертов подъезд! – Слушаюсь и повинуюсь, – улыбнулась Майя, на самом деле поднимаясь с лавочки. – Уже иду, жаль, что ты не видишь… – Звони в домофон! Когда я услышу веселенькую музычку открывающейся входной двери, только тогда тебе поверю! – Ты просто изверг! – Майя со вздохом набрала номер квартиры «89» и подождала ответа с замирающим сердцем. Она думала, отец скажет что-нибудь вроде «Это ты? Заходи», но дверь просто открылась, и на той стороне провода она не услышала ничего. Это немного насторожило ее, но Майя лишь пожала плечами и вошла внутрь. – Слышала? Довольна теперь? – спросила она у Вики. – Вполне. И удачи тебе. Позвонишь потом, когда освободишься. Если я тоже буду свободна, покатаемся, идет? – Конечно! Было бы круто! – обрадовалась Майя и положила трубку. Ну, вот и все. Теперь ей нужно войти в лифт и подняться на восьмой этаж. И встретиться наконец с отцом, которого она не видела десять лет. «Ты забыл лицо своего отца». Самое страшное оскорбление из мира Роланда и цикла «Темная башня» возникло в голове, произнесенное почему-то голосом Астрид, и рука Майи замерла над кнопкой вызова лифта. Да, она практически не помнила его. Конечно, у нее хранилось несколько его фотографий, снятых еще на пленку, расплывчато-мутных и слегка пересвеченных, и Майя примерно представляла, как ее отец выглядит, но это все равно не то же самое, что помнить его живым. Настоящим. Она помнила лишь его тающий нечеткий образ и свои ощущения от его близости, его запах, его тепло, его колючие щеки и мягкий свитер. Но не помнила его голоса, его мимики, его смеха и улыбки. Она лишь помнила, что он называл ее «моя птичка», но как он это произносил, не помнила. Возможно, Майя даже сознательно старалась это забыть, чтобы не чувствовать такой сильной боли от его потери. Вчера она нашла его во «В контакте» и написала ему, предложила встретиться и просто поболтать. По тону его сообщений (если так вообще можно сказать о текстовых сообщениях) Майя поняла, что отец не горит желанием видеться с ней, хоть он и согласился почти сразу и предложил встретиться на следующий день, девушка почувствовала его напряжение и не заметила ответной радости с его стороны. Возможно, он боялся, что Майя захочет высказать ему всю свою обиду за его предательство или, того хуже – попросить денег. Ведь алименты он не выплачивал, потому что мать была настолько убита этим разводом, что у нее просто не хватило сил заниматься бумажной волокитой с алиментами. Несколько раз в год, обычно два, отец все же присылал им небольшую сумму денег, но когда Майе исполнилось восемнадцать, деньги приходить перестали. Она услышала характерный шум спускающегося по шахте лифта и поняла, что больше тянуть уже не сможет. Ей придется сесть внутрь. Хотя бы для того, чтобы не разочаровывать Вику и воображаемую Астрид, с которой Майя так часто разговаривала или даже спорила у себя в голове. Двери открылись, и из лифта вышла молодая пара – высокая девушка с длинными волосами и приземистый, почти на голову ее ниже, парень. Оба были, очевидно, в дурном настроении, молчаливые и мрачные, они бросили на Майю подозрительный взгляд и прошли мимо, а девушка шагнула в лифт, нажала кнопку восьмого этажа, о которую кто-то тушил окурок, расплавив пластик. Со вздохом Майя прислонилась к стене, надеясь, что лифт застрянет где-нибудь на полпути, а когда ее вытащат через несколько часов, она просто сбежит домой, сделав вид, что ничего не было. «Зачем мне вообще встречаться с ним? Он все равно меня не любит, и никогда не любил. Ему даже не интересна моя судьба, за все эти годы он ни разу не позвонил матери, чтобы спросить, как моя учеба, как мое здоровье и жива ли я вообще. Он просто молча и трусливо отправлял эти деньги, чтобы очистить совесть и чтобы мать не подала на алименты». Майя знала, что теперь у ее отца другие дети, которых он, возможно, любит, а, возможно, и нет, и дети для него – лишь багаж, приложение к женщине, с которой он в данный момент делит постель. Его старшему сыну Владу было девять, а младшей дочке Василисе – четыре. Интересно, кто-нибудь из них сейчас дома? Лифт не застрял. Он приехал на заданный этаж, чуть тряхнулся от резкой остановки и открыл свои двери. Майя вышла, ища в полутьме лестничной площадки квартиру с номером «восемьдесят девять». «Вот бы сейчас перенестись в Кромлинск, – подумала она. – Увидеть все эти квартиры заброшенными, пустыми, а потом…». Ей не удалось закончить свою мысль, потому что крайняя от лестницы дверь открылась, и девушка увидела его. Лицо своего отца. И вспомнила.

* * *

В высоком граненом стакане шипела кока-кола, но Майя никак не решалась сделать первый глоток. Она не очень любила газировку, предпочитая сок, но не стала говорить отцу об этом, потому что ей казалось неприличным – не брать то, что тебе предлагают в гостях. «Наверняка, его новые дети обожают газировку, поэтому ее здесь так много, – подумала Майя. – Дети часто любят газировку. Почти все дети. Меня отец тоже баловал. Покупал мне всякие жвачки и чипсы, которые мама запрещала. Теперь он балует их». Они сидели в тупом молчании друг напротив друга, за кухонным столом, и Майя невольно думала о том, что ей даже нравится эта чистая, просторная и светлая кухня. «Наверное, его новая жена хорошая хозяйка. У нее здесь просто идеальный порядок. Наверное, она и готовит тоже хорошо. И любит готовить. В отличие от моей мамы, которую он бросил». Майя вцепилась в стакан с колой и сделала несколько глубоких, судорожных глотков, словно надеясь перебить, запить свою горечь от этой неловкой встречи. Отец, наконец-то, заговорил, и его голос прозвучал вымученно и глухо: – Как у тебя дела, Майя? Ты ведь сейчас еще учишься? – Нет, – ответила девушка поспешно. – Я работаю. В универе мне не понравилось, и я бросила. – Вот как? А кем работаешь? Они немного поговорили о том, чем занимается Майя и как она живет, после чего отец, явно пересиливая себя и свою неловкость, задал несколько вопросов о матери, и Майя рассказала, что они живут раздельно, а мама так и не встретила другого мужчину. Отец явно воспринял это как упрек, хоть Майя и говорила совершенно бесстрастно. Не выдержав его понурого лица и плотно сжатых губ, Майя сказала: – Не волнуйся. Я пришла просто повидаться с тобой. Потому что… в ближайшем будущем я, возможно, уеду, и не знаю, вернусь ли сюда еще. Я давно пережила ваш с мамой развод и не собираюсь упрекать тебя в чем-то. Все вышло, как вышло. Теперь я взрослый самостоятельный человек, обеспечиваю себя сама, и у меня все хорошо. Я подумала, что ты захочешь узнать об этом. Он сомкнул на мгновение веки, ощущая от ее слов то ли боль, то ли облегчение, и снова посмотрел на девушку, своими зеленовато-карими глазами, которые остались у него прежними, такие красивые глаза, с темными ресницами, глаза, в которых Майя с судорожной надеждой искала призрак его былой любви к ней, но ничего не нашла. Его лицо почти не изменилось. Последние десять лет как будто нисколько не состарили его, и отец Майи в свои сорок с небольшим выглядел просто прекрасно. В отличие от ее матери, он выглядел гораздо моложе своих лет. Разве что он показался Майе значительно меньшего роста и более щуплым, чем она его помнила. Впрочем, это было и не удивительно, ведь тогда сама Майя была маленькой. А позднее образ ее отца еще и смешался с образом Аарона, здоровенного медведя, по сравнению с которым любой мужчина нормального телосложения будет выглядеть школьником. Аарон. Майя вдруг отчетливо осознала, что это на кухне Аарона она сейчас хотела бы сидеть на самом деле, а не здесь. Она скучала по Аарону, а не по этому чужому человеку, глядящему на нее с такой холодностью и настороженным подозрением. Она скучала по Аарону с его вечной неуклюжестью и неповоротливостью, по его тихому, вечно смущенному бормотанию, по его таким редким, но метким шуткам, по его бороде и усам, прячущим улыбку. Скучала по возможности посидеть с ним рядом, отвечая на его обеспокоенные, почти отцовские вопросы о том, как она себя чувствует, не мерзнет ли в новой квартире и не притащить ли ей еще парочку обогревателей, не виделась ли она с Руби и хорошо ли с ней обращается Астрид. «Если она еще хоть раз выкинет что-то подобное или хотя бы попытается, расскажи мне об этом сразу, хорошо? – попросил он ее как-то вечером, когда Беатрис умывалась в ванной, а они сидели на кухне вдвоем. – Конечно, мне хочется верить, что Астрид изменилась, и она выглядит действительно… изменившейся. Рядом с тобой. Но я сам слишком наивный, и могу ошибаться. Потому что, к сожалению, правда жизни такова, что… люди очень редко меняются». И Майя пообещала ему, что обязательно расскажет, если у них с Астрид возникнут какие-то проблемы, потому что после того, как искренне он поддержал ее в прошлый раз, она знала, что сможет доверить ему что угодно. Он был ее другом. И он был мужчиной. Мужчиной, которым так и не стал ее отец. – Я рад, что у тебя все хорошо, – произнес он после небольшой паузы. – И если вам с мамой… ну, что-то понадобится, какая-то помощь… Вы можете обратиться ко мне. Я постараюсь как-то… – Да все в порядке, – с нажимом повторила Майя, потому что до отца явно не доходило, что она пришла не для того, чтобы просить милостыню. – У тебя двое маленьких детей, никто к тебе приставать не будет. Где они сейчас, кстати? – Г-гуляют, – чуть заикаясь, отозвался отец. – Наташа… с ними гуляет. Наташа подумала, что нам с тобой… лучше пообщаться наедине. Ну а потом… она предлагала приготовить обед или заказать что-нибудь на дом, посидеть-покушать, если ты захочешь, конечно. – Не думаю, что это хорошая идея, но с ее стороны было очень мило это предложить, – вздохнула Майя. – Уверена, что не хочешь познакомиться? – спросил отец, чуть смущаясь. – Василиска пришла в восторг, когда я рассказал ей о старшей сестре. Она терпеть не может противного старшего брата, и сестра, по ее мнению, как раз то, чего ей не хватало. Майя улыбнулась. В его голосе она все же уловила теплоту, когда он говорил о дочке, и поняла, что эту малышку ее отец любит. Все-таки любит. Может, ее он все-таки тоже любил? Пусть сейчас уже нет, но хоть когда-то, любил ведь? – Возможно, как-нибудь в другой раз. Для первого визита это просто слишком, – ответила Майя тихо. Они оба знали, что она больше не придет, но отец все равно кивнул, как бы говоря «да, конечно, в следующий раз». «Интересно, чем таким важным ты был занят тогда, когда не пришел ко мне отмечать День рождения? – спросила себя Майя, пристально вглядываясь в его гладко выбритое, знакомо-незнакомое лицо. – Предпочел остаться вечером с Наташей? Вы занимались сексом? Почему ты, черт тебя раздери, даже не позвонил? Рука у тебя точно не отвалилась бы, если бы ты взял трубку, позвонил дочери, поздравил с Днем рождения и предупредил, что не придешь! А нет… Я знаю, почему. Потому что ты трус». Но Майя пришла сюда не для того, чтобы раздирать старые раны и ковыряться в них, она пришла, чтобы попрощаться с прошлым и прояснить для себя некоторые вещи. – Почему вы с мамой развелись? – спросила она. – Это не наезд, мне просто важно узнать твою версию. Из-за чего у вас все не сложилось? – Ну… Это так сразу и не объяснишь, – он вздохнул, чуть поморщился. – Да я не спешу. Просто расскажи, как есть. – Твоя мама очень хорошая женщина, – попытался оправдаться он. – И по молодости казалось, что мы друг другу подходим. Но потом, спустя годы… Мы оба изменились. Я понял, что это было не то, чего я хотел. – Значит, сейчас ты счастлив? С Наташей? – Ну да, – он пожал плечами. – Мы хорошо живем. Ругаемся иногда, конечно. Но так, по мелочи. Майя решила не допытываться, чего такого отец нашел в Наташе, чего не было в ее матери. Это на самом деле было глупо и по-детски, и как бы Майе ни было обидно за свою маму, она понимала, что иногда люди действительно ошибаются с выбором партнера. И люди действительно могут просто не подходить друг другу. Даже если когда-то они друг друга очень сильно любили. – А ты? – отец явно решил перевести фокус неловкой темы с себя на Майю. – У тебя уже есть парень? Ложь. Такой привычный вопрос для любого человека, для Майи всегда был испытанием на доверие, и обычно ей проще всего было ответить «да» или «нет», не вдаваясь в детали, но это «проще» обычно было продиктовано лишь страхом, а Майя твердо пообещала себе стать более смелой. Рука невольно потянулась к висящей на шее цепочке, уходящей за воротник рубашки, прячущейся под ней от посторонних глаз. Но для Майи главное было знать, что кулон все еще там. Висит возле ее сердца и слышит его биение. – Есть, но не парень, – ответила она спокойно. – Я встречаюсь с девушкой. Несколько секунд отец растерянно моргал и смотрел на нее, словно пытаясь понять, всерьез ли она это говорит, но затем, очевидно, предпочел ей поверить. – Эм… Что ж. Понятно. А парни тебе совсем не нравятся? – Совсем, – кивнула Майя, продолжая безотрывно смотреть на все больше нервничающего отца. – Вот как… – он чуть нахмурился, и Майя заметила, что на его лбу проступили крошечные бисеринки пота, хотя в квартире исправно работал кондиционер. – Надеюсь… это ведь не из-за того, что я вас бросил? – Ты слишком много на себя берешь, – сухо отозвалась Майя, отметив, однако, что ее отец все же признал наконец-то, что бросил их. Не просто развелся с ее матерью, продолжая участвовать в жизни своего ребенка, а бросил. – Конечно, мне было тяжело все это пережить, и я сильно на тебя обижалась и злилась, но у меня нет ненависти ко всем мужчинам, если ты об этом. – Ну ладно. Что ж. Главное, чтобы у тебя не было из-за этого проблем, и ты была счастлива. Майя едва удержалась от того, чтобы хмыкнуть. Очевидно, что отец в списке людей, интересующихся ее проблемами и ее счастьем, находился на последнем месте, и Майя окончательно убедилась в том, что знала, чувствовала еще до того, как пришла сюда. Знала, что ее последние, хрупкие и смутные надежды умрут, стоит ей переступить порог его новой квартиры, с чистой новой кухней, новой женой и новыми детьми. Возможно, еще и поэтому она столько лет откладывала этот визит. Ей хотелось верить, что, когда они встретятся, отец неловко обнимет ее и попросит прощения за то, что оставил их. И скажет что-нибудь вроде: «Я всегда хотел связаться с тобой, но не решался. Боялся, что ты злишься на меня и просто не захочешь меня видеть. Но я очень скучал по тебе и никогда не забывал». Или еще лучше. Майя почти не признавалась себе в этом, но где-то в глубине ее еще детского сердца жила надежда на то, что отец все эти десять лет пытался связаться с ней, писал ей письма, которые каждый раз перехватывала ее мать и прятала или сжигала в раковине, пока дочь была в школе. И Майя надеялась, что теперь, когда они встретятся, отец спросит: «Ты получала мои письма? Я так надеялся, что ты ответишь хотя бы на одно из них…». А она скажет, что ничего не получала, и они оба расчувствуются и расплачутся вместе. Но так бывает лишь в сериалах, не так ли? В тех дурацких сериалах, по которым столько раз проезжалась Астрид. А в реальности ее отцу было на нее совершенно наплевать, и о существовании Майи он вспоминал от силы пару раз в год, питая к ней столь же «теплые» чувства, какие питаешь к налоговой службе, отнимающей добрый процент твоих доходов. В реальности ее отец не мучился ни чувством вины, ни светлой ностальгией по тем временам, когда у него была другая семья и другая дочка. Ему было не до рефлексии, и он никогда не искал во «В контакте» ее страничку, чтобы посмотреть фотографии и узнать, какой она выросла. Он растил новых детей, водил их в садик и в поликлинику, наблюдая, как у них выпадают молочные зубы, и вместе со своей новой Наташей отмечая их рост зарубками на дверном косяке. Он жарил яичницу на завтрак, выбирал всем подарки на Новый год, переодевался Дедом Морозом, строго уговаривая старшего сына не дергать его за бороду и не оттягивать резинку, чтобы младшая сестра ни о чем не догадалась. Это была его новая жизнь. Со своими сокрушительными буднями, мчащимися стремительно и с каждым годом все быстрее, не оставляя места для раздумий, воспоминаний о том, что он навсегда оставил в прошлом. И, конечно, в этой жизни для Майи места не было. Она всегда это чувствовала. Просто боялась узнать наверняка. «Наверняка» – это всегда значит, что пути назад уже отрезаны. И когда полчаса спустя Майя обувалась в коридоре, непослушными пальцами пытаясь протолкнуть свои ноги в кеды, измученная этим невыносимо-неловким разговором, она надеялась лишь на то, что никогда, никогда больше не окажется здесь. И не увидит его. Потому что если увидит, она, чего доброго, его пристрелит. Пусть и солью, но удержаться от этого будет слишком сложно. – Ты… точно не хочешь подождать Наташу? – с сомнением спросил отец. – Они уже скоро вернутся. Я тебя даже ничем не угостил толком… Но Майя знала, что уговаривает он ее лишь из вежливости, а в его голосе она отчетливо слышала лишь одно – облегчение. От того, что она уходит. – Спасибо, но я не голодна, – выдавила Майя. – И мне правда пора. За мной должны заехать. – Твоя девушка? – Ну, что-то вроде того, – Майя уже потянулась к дверной ручке, чувствуя, что если сию секунду не выйдет из этой квартиры, ее просто стошнит прямо на чистенький коврик с золотой надписью «Welcome» на пороге. Однако она знала, что будет жалеть, если не спросит. Если не спросит, она позволит крошечному зерну надежды продолжать жить в ней, пуская свои бесчисленные корни по всем ее мыслям. И она спросила: – Ты помнишь, как называл меня, когда я была маленькой? – Что? – он снова растерялся и тупо заморгал. – Как ты называл меня, – повторила Майя. – Это было твое особое прозвище. Никто больше не называл меня так. «Ну, давай же, идиот. Вспомни. Напряги мозги, ведь это не так уж и сложно. Вспомни хотя бы что-то. Если ты это сделаешь… я даже прощу тебя. Это было самым важным, и если ты помнишь, я прощу тебя и смогу жить дальше. Всего лишь два дурацких слова. Вспомни их, МАТЬ ТВОЮ!!!». Но он не вспомнил. В его лице отразилась смертная мука, бисеринки пота на лбу превратились в крупные капли, готовые вот-вот покатиться вниз. – Конфетка? – спросил он с сомнением. – Или ягодка? – Нет, – вздохнула Майя. – Ты называл меня «моя птичка». Птичка. И, сказав это, Майя наконец-то открыла дверь.

* * *

За окном уже мелькали частные домики, а пейзаж становился все более пасторальным, предвещая выезд за пределы города. И можно было ехать, откинув голову, и лениво, обессиленно наблюдать за мелькающими вдоль дороги деревьями, бесконечными заправками и заброшенными, полуразрушенными производственными строениями. В конце концов, через полчаса езды Вика остановила машину на границе дороги и лесополосы, длинной, бесконечной, почти такой же густой, как лесополоса Кромлинска за стрельбищем. – Давай выйдем. Прогуляемся кое-куда, – Вика щелкнула пряжкой, отстегивая ремень. – Не хочу, – буркнула Майя, не поворачивая к ней головы. Она все еще немного гнусавила после долгого плача, а в горле саднило. – Не спорь. А не то я утащу тебя туда силком, – и Вика с таким явным, непререкаемым усилием потянула ее за руку, что Майе не оставалось ничего, кроме как вылезти из машины следом, бурча и нарочито долго отстегивая ремень. – Не хочу! – повторила она, ступив на придорожную пыльную траву. – У меня глаза красные! Не хочу никуда идти! – Не волнуйся, там тебя никто не увидит, разве что птички да жучки. Давай, – Вика улыбнулась и взяла ее под руку, чуть толкая под локоть. – Тебе там понравится. – Лучше бы мы еще покатались… – не переставала ворчать Майя. – Дальше катиться уже некуда, ты ведь и сама понимаешь. Мы уже из города выехали. И ты знаешь, что как бы далеко мы ни уехали… В Кромлинск мы не приедем. Прости. И снова воспоминания. Их слишком много, и от них никуда не деться. Воспоминания о том, как Астрид точно так же тащила ее через лес, к границе. Астрид все время куда-то тащила ее, упрямую и надутую, точно мышь. Тащила, посмеиваясь и приговаривая: «Тебе понравится. Вот увидишь. Тебе понравится». А теперь вот Вика. Так сильно напоминает Астрид, что от этого призрачного сходства становится невыносимо больно, и хочется вырваться из ее рук, оттолкнуть ее от себя, такую похожую и вместе с тем такую чужую. Другую. Тоже любимую и ценную, но невыразимо другую. Вика сегодня действительно заехала за ней и ждала ее возле подъезда, когда Майя вышла от отца. Она приехала просто так, хотя Майя ей еще не звонила и не просила об этом. Она просто была там, потому что волновалась. Потому что знала – долго Майя эту встречу не вынесет. А Майя, к тому моменту, как спустилась вниз, уже не могла бороться со слезами, и при виде Вики этих слез стало еще как будто больше. Майя упала на сиденье машины, а Вика обняла ее и долго гладила по спине, пытаясь успокоить девушку. – Он… никогда… меня… не любил… – рыдала Майя. – Зря я… вообще… к нему… пришла. Лучше бы я… не знала этого… Лучше бы… думала, что… он любит. Но ему… плевать. Он даже не помнит…. Не помнит… – и, не сумев рассказать про «птичку», Майя задохнулась очередным рыданием. – Ну все, дорогая, ну не надо так убиваться… Да хрен с ним, в конце-то концов! Он не стоит твоих слез, и никогда не стоил! Просто трус и мудак, причастный к твоему рождению, он никогда не был для тебя настоящим отцом! – Но мне… так хотелось… думать… что был. Он дарил мне… киндерсюрпризы… А теперь… своим детям их покупает, наверное. И газировку… – она снова разрыдалась. – Майя… милая. Ты еще такой ребеночек, – Вика улыбнулась, но голос ее прозвучал очень грустно. – Не все взрослые созданы для того, чтобы быть родителями. Тут уж ничего не поделаешь. Пошли его к чертовой матери, раз и навсегда. Отпусти свои чувства. Пусть твое сердечко отдаст эту любовь тому, кто ее достоин. «Не все взрослые любят детей, я понимаю. А некоторые любят только своих», – зазвучал в голове не по-детски серьезный голос Беатрис, которая давно столкнулась с тем, что Майя пыталась принять только сейчас. А потом, когда девушка устала плакать и могла только икать, Вика всучила ей бутылку с холодным апельсиновым чаем, и они поехали куда глаза глядят. – Тебя с работы из-за меня уволят, – вздохнула Майя. – Не уволят. Они уже привыкли, – хохотнула девушка. – У тебя еще и свадьба через две недели. Нужно готовиться, а не возиться со мной. – Да какая там свадьба! – Вика махнула рукой. – Мы просто сходим в ЗАГС, чтобы родственники наконец-то угомонились. Эта свадьба для них, а не для нас. Особенно для моей мамаши. Она мне уже темечко проклевала своим бесконечным: «Ой, тебе скоро тридцать, а вы до сих пор не поженились! Промурыжит тебя Сашка, да и найдет себе молоденькую!». Так что, свадьба эта – ее персональный праздник. Майя улыбнулась и спросила то, о чем не решалась говорить раньше из-за собственной больной мозоли. – А твой отец? – Мой отец… – она вздохнула. – Он, наверняка, только посмеялся бы над ней. Он всегда смеялся и подшучивал над мамой. Мы вместе над ней подшучивали. Это было наше любимое занятие. Майя похолодела. Улыбка застыла на губах. – Ты хочешь сказать… что твой отец… – Да, он умер. Давно еще. Мне было четырнадцать. – Мне жаль, – прошептала девушка. – Вы с ним… были близки? – Да, очень. У нас были прекрасные отношения. Он тоже служил в полиции. Я восхищалась им. Но… на службе он и погиб. Была перестрелка, и он… В общем, да. Иногда я думаю, что из-за этого пошла по его стопам. Мне как будто… хотелось его вернуть. Мне казалось, что если я тоже стану полицейской, то автоматически… стану к нему ближе. Даже не знаю… Это сложно описать. – Я понимаю, – Майя кивнула, ощутив прилив всезаполняющей нежности к Вике, такой искренней, такой доброй. – Мне жаль, что его не будет на моей свадьбе. Хотя… мне кажется, что Саша бы ему не понравился. Наверняка отец хотел бы для меня более мужественного и храброго парня. Сватал бы мне кого-нибудь из своих молодых сослуживцев, я уверена. – Это даже странно. Говорят, что обычно девушки ищут парней, похожих на отца, – заметила Майя. – А твой жених – как будто его полная противоположность. – Да, это необычно, – согласилась Вика и добавила со смешком. – Особенно, если учесть, что Сашка похож на мою маму. Серьезно, и внешне, и по характеру, у них много общего. Может… я это… лесбиянка наоборот? Они обе зашлись хохотом, и Майя чуть не задохнулась, потому что ее нос все еще был сильно заложен. А потом они притихли, погрузившись каждая в свои мысли и воспоминания. Вика – о погибшем отце, занимающем особое место в ее сердце, а Майя – о живом отце, от которого на сердце осталась лишь пустота. «Кромлинск. Забери меня. Пожалуйста, забери меня прямо сейчас, – думала Майя, перешагивая через высокую траву и углубляясь в недра лесополосы. – Здесь такое подходящее место. Просто идеальное место для перехода. Пожалуйста. Я могла бы исчезнуть прямо сейчас, вырвавшись из руки Вики, и ее близость, ее похожесть, больше не причиняла бы мне боль. Я растворилась бы в воздухе прямо у нее на глазах, и она сразу поняла бы, в чем дело. Какое-то время пыталась бы звать меня, выкрикивала бы мое имя, но это было бы бесполезно, и, в конце концов, она поехала бы домой к Марине и рассказала ей обо всем. Они поплакали бы вместе, выпили бутылочку вина и продолжили жить каждая своей жизнью. А я, наконец-то, начала бы жить своей. Я вернула бы свою жизнь обратно». Да, момент для перехода на самом деле был идеальным. Глухое, безлюдное место, и она сама – убитая, в слезах и соплях, идеальная добыча для лярв. «Пожалуйста, заберите меня обратно. Чертовы твари. Я так ненавижу вас. Заберите меня обратно». Но, по всей вероятности, в тот день чертовым тварям было на нее наплевать, потому что, сколько бы Майя ни шагала, трава под ее ногами и лес перед ее глазами не менялись. А Вика все еще крепко держала ее под руку. Через некоторое время они вышли к карьеру, окруженному высокими соснами с голыми стволами и пушистыми верхушками. – Пойдем, – Вика снова чуть потянула ее вперед, и они подошли к высокому каменистому склону карьера, который заканчивался обрывом с темно-синей водой на дне, отражающей чистое, безоблачное летнее небо. На мгновение боль, такая же ясная и чистая, как это небо и эта вода, заслонили сознание Майи. Последний день. Их последний с Астрид день. … Пойдем по этой тропинке. Если старческий маразм еще не настиг меня, то нам осталось идти совсем немного. Сейчас мы должны дойти до поваленного дерева, потом будет небольшой овраг, его придется обойти, а потом уже будет сам карьер. Вокруг него, кстати, тоже есть несколько поваленных деревьев, и мы даже могли бы посидеть на них, во всяком случае… Тот карьер. До которого они так и не дошли. Просто совпадение, очередное дурацкое совпадение, какими переполнена наша жизнь, совпадение, как квартира под номером «восемнадцать», в которой жили Марина, Руби и Серёжа. Ничего не значащее совпадение. Но почему именно Вика привела ее сюда? Если это действительно всего лишь совпадение, то оно слишком болезненное, и Майя вовсе не была уверена, что выдержит подобное. Испустив тяжелое «ох», девушка чуть присела на подогнувшихся ногах, присела на самом краю каменистого обрыва, и Вика, продолжая держать ее за руку, испуганно воскликнула: – Эй! Что с тобой, Майя?! Майя?! – Все… нормально… – выдавила девушка. – Здесь… очень… красиво. Давай… просто… посидим тут. Немного. – Ну ладно… Я, в общем-то, хотела тебе то же самое предложить, – согласилась Вика, но ее голос все еще был обеспокоенным. Майя постаралась сесть поудобнее и свесила ноги вниз, к воде. Вика слегка приобняла ее за плечи и спросила полушепотом: – Майя, милая, в чем дело? Тебя как-то расстроило это место? Я просто хотела, чтобы ты подышала свежим воздухом и побыла немного на природе. Она всегда успокаивает. – Да, я… понимаю. Со мной все в порядке, правда. Просто на секунду… воспоминания нахлынули. – Об Астрид? – ее голос потеплел. – Ага. – Ты очень скучаешь по ней. Это нормально. Но ты хорошо справляешься. Правда. А иногда можно и погрустить немного. Побыть слабой. – Да, наверное. Спасибо, Вик. – За что? – она удивилась, обняла Майю чуть крепче. – За то, что ты сейчас со мной. Именно сегодня. Именно сейчас. Спасибо.