Кромлинск

Каково это, когда твоя дочь растет? Это все равно что держать воду в ладонях. (Ф. Бакман. Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения)

Все растворилось. Страхи, боль, сомнения. Мучительное ожидание, вплетенное в бесконечность одинаковых дней. Отчаяние. Астрид смеялась, потому что была рада ее видеть, так сильно. И Майя смеялась тоже, и они бежали навстречу друг другу, а потом обнялись, и Астрид подхватила Майю, подняла в воздух, легко и непринужденно закружила и снова поставила на землю. Коснулась кончиками пальцев ее лица, вгляделась в него изучающе, смущающе: – Ну и зачем ты вернулась, дурында? – прошептала она, и ее голос, голос, который так часто снился Майе, но который она никак не могла вспомнить после пробуждения, снова заполнил собой весь ее мир. – Затем, что моя жизнь здесь, – ответила Майя просто, тоже вглядываясь в лицо Астрид, ища в нем перемены, но не находя. Это была все та же Астрид, в которую она так глупо и безудержно влюбилась. И эта Астрид плакала. Майя и сама плакала, да только не знала об этом. Ее пальцы расстегнули молнию на шее и вытащили из-под куртки кулон-пулю. – Вот, – шепнула она. – Все это время он был со мной. Он помогал мне ждать. Он давал мне силы. Астрид выдохнула, коснулась кулона подрагивающими пальцами, часто заморгала, потому что глаз ее снова застилали слезы. И тогда Майя внезапно поняла, что Астрид все-таки изменилась. Как будто стала более слабой и уязвимой. Но от этого еще более прекрасной. – Я думала, ты не вернешься, – пробормотала она хрипло. – Думала, что никогда тебя больше не увижу… Я так… скучала по тебе. – И я скучала. Каждый день, – Майя осмелела и тоже коснулась ее щеки, холодной, мокрой от неудержимых слез. – Я так хотела вернуться раньше… Я сделала бы это, если бы только могла, я испробовала все способы, но потом… узнала, что могу переходить между двумя мирами только двадцать девятого февраля. И мне пришлось ждать. – И ты дождалась… Подумать только, – она улыбнулась, выпустила кулон и тут же снова посерьезнела. – Но если ты останешься сегодня в Кромлинске… Тебе придется прожить здесь еще четыре года. Еще четыре года ты не сможешь вернуться к нормальной жизни. Ты в этом уверена? Майя улыбнулась. – Четыре года? Я не собираюсь оставаться здесь на четыре года. Я собираюсь остаться навсегда. Астрид смотрела на нее пристально, не мигая, изучая, словно пытаясь выяснить, насколько Майя серьезна в своих заявлениях, и если раньше этот взгляд напугал бы девушку, то теперь она выдержала его совершенно спокойно. – Ты сумасшедшая, – ответила Астрид, однако лицо ее снова расслабилось, на губы вернулась улыбка. – Неужели за четыре года ты так и не излечилась от своего стокгольмского синдрома? – Мой случай слишком запущенный. И, видимо, неизлечимый, – с ответной улыбкой Майя пожала плечами. – И больше ты меня из Кромлинска насильно не выпнешь, поняла? – Поняла, – покорно согласилась Астрид, улыбаясь еще счастливее. – К тому же, мне удалось найти много интересной информации за время своего отсутствия, – сказала Майя. – Я узнала, что такое Кромлинск, и что из себя представляют лярвы. И мне просто необходимо было поделиться этой информацией с вами. – Серьезно? – бровь Астрид поползла вверх. – Тебе удалось это выяснить?! Но как? Что ты узнала?! – Я расскажу все по порядку. У меня с собой целая папка с «делом». Тебе понравится. И я не просто покопалась в Интернете! Мне помогали ученый из Американского университета и настоящий африканский шаман! А еще мой друг-экстрасенс. Астрид вытаращилась на нее. – Ты издеваешься? – Нисколько. А еще мне помогала твоя знакомая Вика Меньшикова. Мы с ней подружились. Она работает в полиции. – Меньшикова?! – проорала Астрид. – Не может быть! Ты должна срочно мне все рассказать! Немедленно! Все-все-все! Как вы познакомились?! Она узнала про Кромлинск? Она тебе поверила? Она меня помнит? Майя улыбнулась этому граду вопросов, почувствовав гордость от того, что смогла впечатлить Астрид, заинтересовать ее, произвести на нее то самое впечатление, которое так хотела произвести когда-то. Именно эта гордость придала ей решимости для следующего вопроса, и Майя сказала: – Я тебе все объясню. Чуть позже. И сначала ты ответишь мне на один вопрос. На чрезвычайно важный вопрос, – Майя набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: – У тебя кто-нибудь есть? Ты встречаешься с кем-то? Может быть, с Руби? Несколько секунд Астрид смотрела на нее удивленно, моргала растерянно, а потом улыбнулась, чуть крепче обняла Майю за талию и притянула к себе: – Так вот что тебя волнует? – усмехнулась она. – Ты, поди, только ради этого сюда вернулась? Чтобы спросить меня? – Конечно, не только! – пискнула Майя, мгновенно смущаясь и заливаясь румянцем. – А если я скажу, что кто-то есть, ты сразу убежишь обратно в лес? Времени-то еще много до полуночи. – Так есть? Или нет? – голос Майи совсем ослабел от волнения и страха, а ноги снова начали подгибаться, и она подумала, что на самом деле вряд ли хоть когда-нибудь сможет произвести на Астрид впечатление. Даром что ей сегодня исполнилось двадцать пять! Рядом с этой женщиной она опять вела себя как подросток-мямля. – Нет у меня никого, глупая моя птичка, – прошептала Астрид, сжалившись над ней, улыбнувшись, и эти слова стерли четыре года их разлуки в одно мгновение. Моя птичка. Ты помнишь. И Астрид наклонилась и поцеловала ее, как будто хотела, чтобы у Майи уж точно не осталось сомнений и вопросов по этому поводу. Их поцелуй был робким, осторожным, совсем коротким, нежным, но в тот момент большего и не нужно было, и если бы он продлился хоть на одну секунду дольше, Майя совершенно точно умерла бы от остановки сердца. – Ну что? – спросила Астрид с улыбкой, чуть пощекотав кончик ее носа пальцем. – Так мои слова звучат убедительнее? – Однозначно, – выдохнула Майя, пытаясь вернуть себе опору под ногами и радуясь, что Астрид крепко ее держит. – Нам нужно идти, – сказала Астрид мягко. – Остальные ведь тоже тебя сейчас ищут. Вернее, они ищут новенького, еще не подозревая, что это ты. – А как они узнали? Неужели сработала сирена? – Ага, – кивнула Астрид. – За какое-то время до того, как ты появилась, сирена опять завыла как оглашенная, но заткнулась в этот раз быстрее обычного. Как будто даже она в замешательстве от происходящего. Я находилась здесь неподалеку… поэтому нашла тебя первой. – Неподалеку? – переспросила Майя, прищурившись. – А что это ты тут делала в такое время? Уж не меня ли поджидала? – Ну… – на этот раз смутилась Астрид, на самом деле смутилась, и Майя с удивлением заметила румянец и на ее бледной щеке. – Вообще-то, я правда… надеялась, что ты можешь вернуться. Мой разум твердил, что этого не случится, и что скорее все континенты на планете поменяются местами, но… я все равно надеялась. Ничего не могла с собой поделать. – И долго ты тут болталась? – спросила Майя, ухмыляясь и запуская пальцы в ее мягкие волосы. – Да так… периодически. Я еще домой поесть ходила пару раз. – То есть весь день?! – обалдела девушка. – Ну… примерно так. И когда я услышала сирену, я сразу подумала, что это ты… Но не верила до последнего. Майя потянулась к ней и обняла за шею, молча, осознав вдруг всю боль, через которую Астрид пришлось пройти за эти годы. Ведь, в отличие от Майи, она не знала, чего ей ждать. Она не знала, вернется ли Майя и возможно ли это. Но она все равно ждала, меряя границу своими упрямыми шагами. А когда через несколько минут они отстранились друг от друга, Майя сказала: – Мне нужно поговорить с Руби. Желательно сегодня. Она ведь тоже меня сейчас ищет? – Да, скорее всего, – ответила Астрид. – Так значит… тебе удалось что-то узнать? Об Асе? Майя услышала в ее голосе напряжение, которое напомнило ей о том, что Асю любила не только Руби. И по тому, как изменилось ее лицо, Майя поняла, что Астрид приготовилась к худшему. – Ася жива, – сказала Майя, обрывая ее десятилетнее ожидание двумя словами. – Мне удалось ее найти, и мы даже несколько раз пообщались. Сейчас ей почти восемнадцать. Она живет со своим отцом. Астрид чуть пошатнулась, и на этот раз Майе пришлось ее придержать. – Она была права… – прошептала Астрид. – Все эти годы Руби была права… А я… не верила ей… издевалась над ней… убеждала ее сдаться, забыть… Но как она выжила, господи? Как она нашлась? Что с ней произошло вообще? Терпеливо, отвечая попутно на десятки новых вопросов, Майя рассказала историю похищения и возвращения Уголевой Насти. А когда закончила, Астрид снова заторопила ее: – Мы должны идти, прямо сейчас! Руби должна узнать об этом как можно скорее. – Сейчас, я пакеты свои возьму, – Майя побежала за брошенными вещами, и Астрид пошла за ней, забрала пакеты себе, ругаясь на их тяжесть. – Там шоколадки. Для всех вас, – оправдалась девушка. – О! Ну это другое дело! – улыбнулась Астрид, и они рассмеялись. Так просто.

* * *

Пока они шли вдоль стрельбища, углубляясь в город, к условленному месту, где обычно встречались Астрид, Руби, Аарон и Беатрис, когда искали новоприбывших, Майя задала несколько вопросов о Руби, от предстоящей встречи с которой начинала волноваться все сильнее. Она спрашивала, как Руби поживает, в каком состоянии находится ее психика, часто ли она вспоминает свою дочь и как она отреагировала на уход Майи из Кромлинска. И по тому, как подробно и легко Астрид рассказывала ей все это, Майя поняла, что с Руби она общается много. В голову вновь полезли нехорошие мысли и подозрения, и девушка спросила, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно: – Сдается мне, что ваши отношения за эти годы наладились? Вы больше не ругаетесь? – Да ругаемся иногда, но серьезных скандалов с мордобоями и битьем посуды у нас больше не было. Стареем, наверное. Руби уже почти сорок. Поверить не могу, что мы с ней больше десяти лет назад познакомились. В ее интонациях Майя не нашла никаких намёков на романтические чувства и на воскрешение былой любви. – После твоего ухода Руби изменилась, – продолжала Астрид. – Стала намного мягче, спокойнее. Даже мудрее. Первое время у нее была сильная депрессия, но потом она выкарабкалась, слезла со своего снотворного, которое жрала тоннами. Про Асю она почти не вспоминает, во всяком случае, при мне, но я уверена, что Руби не потеряла надежду и продолжает думать о ней. В целом же ее состояние лучше, чем было, когда ты уходила. Руби стала более адекватной, это совершенно точно. – Значит, она сможет адекватно воспринять… эти новости? Как думаешь? С ней все будет в порядке? Астрид вздохнула, помолчала немного, прежде чем ответить, и Майя заволновалась еще больше. До этого она не осознавала, какая огромная ответственность на ней лежит. Не осознавала, что является для Руби буквально смыслом жизни. – Не знаю, – Астрид вздохнула. – Говоришь, у тебя есть даже фотографии Аси? – Не только! Кроме фоток за все эти годы, у меня с собой видео с ее занятий танцами, с выпускного в школе. А еще диктофонные записи ее голоса, которые я делала тайком, и на которых она передает привет своей маме. Ну… так, если бы Руби могла ее слышать. – О, боже мой… – Астрид зажмурила на мгновение глаз, словно пыталась справиться с острой болью. – Ей будет тяжело принять все это. Очень тяжело. Ты должна постараться давать ей информацию дозированно, очень осторожно. – Да, я постараюсь, – кивнула Майя, соглашаясь. – А что известно Асе о Руби? Ты ей что-нибудь рассказала? – Нет, не стала. Я побоялась, что она не поверит мне и обрубит наши контакты, занесет меня в черный список или еще что-нибудь подобное. Подростки часто бывают очень импульсивными. К тому же... она научилась жить дальше, и в воспоминаниях о маме у Аси только хорошее. И о тебе, кстати, тоже. Как-то она даже сказала, что нисколько не удивлена, что ее мать ушла к тебе от ее идиота-отца. Астрид усмехнулась и снова как будто чуть смутилась, но Майя видела, что слышать подобное ей приятно. Приятно, что Ася ее помнит и не считает плохим человеком, укравшим ее маму из семьи. – А ее идиот-отец, поди, думает, что это я во всем виновата? – спросила она. – Что я похитила Руби и закопала ее в лесу? – Что-то вроде этого, – улыбнулась Майя. – Он убежден, что из ревности ты что-то сотворила с Руби, потому что лесбиянки ведь все сучки бешеные. – Ну, в моем случае это правда. Помнишь Сучкино? Майя живо вспомнила билет на поезд и село Сучкино, и они с Астрид разразились безудержным хохотом. Они смеялись так громко, что пришлось остановиться на несколько минут и отдышаться. И вместе с этим смехом из них выходила вся накопленная боль. Столько раз, лежа у себя в кровати без сна и глядя на плывущие по потолку световые пятна проезжающих автомобилей, Майя вспоминала ту зимнюю вылазку в заброшенный, занесенный снегом поезд, где было так холодно, и где они так долго целовались, сидя в одном из купе, прижавшись друг к другу, выпуская в спёртый воздух облачка призрачного пара. И столько важных слов было сказано в тот день. И столько раз Майе хотелось в этот день вернуться. – Майя! Майя! – громкий оклик заставил их обеих оторвать друг от друга жадные взгляды и повернуть головы. Навстречу им шли, почти бежали два человека. Высоченный широкоплечий мужчина в длинном черном пальто нараспашку и тонкая, хрупкая девушка в свободной юбке почти до пят и меховой жилетке. Девушка. Больше не девочка. – Беатрис! – радостно закричала Майя в ответ. – Аарон! – Беги к ним, – шепнула Астрид, чуть подталкивая ее пакетом. – Они оба соскучились по тебе до безумия. Майя побежала, и они встретились на полпути, смеясь, крича и перекрикивая друг друга, и даже Аарон, обычно сдержанный в своих эмоциях, подхватил Майю на руки, как совсем недавно это делала Астрид, и закружил девушку в воздухе. – Ты вернулась! – восклицал он. – Мы так надеялись, что ты вернешься! Мы так ждали тебя! – Ты ведь не уйдешь больше? Ты останешься теперь с нами? Будешь снова жить с нами? Хочешь опять жить в своей квартире? Мы за ней следили! Хочешь там жить? Вопросы сыпались из Беатрис со скоростью пулеметной очереди. Когда они с Майей обнялись, оказалось, что теперь девушки одного роста, и Беатрис даже чуть ее выше, всего на пару сантиметров, но все же, она выросла довольно высокой и статной девушкой. Ее прекрасные волосы были все такими же длинными, убранными в две шикарные косы, с вплетенными в них черными узкими лентами. А вот ее лицо изменилось довольно заметно, оно стало более округлым, а все черты словно разгладились, стали более мягкими, к тому же Беатрис начала пользоваться косметикой: на ее ресницах была тушь, а на губах помада цвета спелого персика. И если раньше ее можно было назвать хорошенькой девочкой, то теперь она стала по-настоящему красивой. Яркой и очень эффектной. – Боже мой, – выдохнула Майя, чуть отстраняясь от Беатрис и открыто любуясь ей. – Какая же ты красотка нереальная! – Ты тоже! – Беатрис смущенно хихикнула. – Тебе идут длинные волосы! – Я боялась, что ты совсем забыла меня, – призналась Майя. – Думала, что я выросла и стала злобным подростком? – рассмеялась Беатрис, окончательно разгоняя сомнения и страхи Майи. – Ну, злобным подростком ты все-таки стала, – вклинился Аарон, за что получил тычок локтем в бок. – Не слушай его! Я нисколько не изменилась! – Ну да, ну да, – буркнул Аарон, мгновенно получив еще один тычок, а Майя не выдержала и расхохоталась над ними. Во всяком случае, в одном она могла быть уверена –их отношения оставались все такими же близкими и доверительными, как и четыре года назад, несмотря на усложнившийся характер Беатрис. Майя хотела спросить про Тайлер, про то, как у нее дела, но не успела, потому что заметила, что лицо Аарона вдруг изменилось, стало серьезным, а густые брови сошлись на переносице, превращая глаза в две крошечные щелки. Аарон щурился и смотрел вдаль. Смотрел на кого-то. И Майя сделала шаг в сторону, чтобы плечо Беатрис не закрывало ей обзор. Узнать Руби было совсем несложно, ибо цвет ее волос нисколько не изменился. Все такое же яркое пятно, видимое даже в синих зимних сумерках. Руби шла к ним быстрым шагом и тоже, очевидно, пыталась разглядеть за спинами Аарона и Беатрис, кого те нашли. Майя выступила вперед, сделав несколько шагов ей навстречу, и Руби вдруг замерла. Они обе остановились в паре метров друг от друга и молча стояли, как совсем недавно с Астрид. В темноте Майя не могла как следует разглядеть лица Руби, не могла различить на нем эмоции, и даже не была уверена, разглядела ли ее сама Руби, а потому решила облегчить ей задачу и крикнула: – Руби! Я снова здесь! Я вернулась. Руби не ответила. И осталась неподвижной, словно превратилась в статую, а Майя вспомнила, что уже видела ее такой пугающе застывшей, в ту далекую новогоднюю ночь, когда Руби стояла под их окнами во дворе. В ту ночь, когда она пришла за Астрид и ушла одна. – Руби! – снова позвала Майя, заволновавшись, а Руби будто очнулась от ее крика, сделала шаг вперед, резкий, рваный шаг и снова остановилась. А в следующее мгновение ее ноги подогнулись – Руби слегка покачнулась и упала в обморок.

* * *

Странные ощущения. Всего час назад Майя прощалась со своими друзьями, чтобы отправиться в город, который с трудом могла восстановить в памяти, а теперь она находилась здесь и чувствовала себя так, словно никогда и не уходила. Словно не расставалась с этим местом и с этими людьми. О том, что прошло четыре года, она вспоминала, лишь когда смотрела на Беатрис, да и то, даже к ее внешнему облику уже начала привыкать, потому что в остальном Беатрис оставалась все той же: болтливой, любопытной, открытой. Некоторое время они пытались привести Руби в чувство, но на ее бледное, под цвет снега, лицо не возвращались краски жизни, поэтому решено было перенести женщину в ближайший дом и уложить на диван. До дома Астрид и до центра, где жили Аарон и Беатрис, было слишком далеко, поэтому им пришлось выбрать одну из заброшенных хрущевок. Майя надеялась, что Руби придет в себя, пока они будут ее нести, но этого не происходило. Астрид, нёсшая Руби за ноги, не переставая ворчала: – Вот вечно она хлопается в обморок, а мне ее потом тащи-надрывайся! Тоже мне, нежная барышня из восемнадцатого столетия! Она хирург, между прочим! Какого черта! При виде лярв в первый день тоже отключилась, и я себе чуть спину не сломала, пока тащила ее до Подковы! Чай не пушинка! Аарон, который нёс Руби под руки, делал свое дело молча и выглядел напряженно-встревоженным. Астрид тоже нервничала, но со стрессом ей было легче справляться с помощью непрекращающегося потока ругани, поэтому ее возмущенные реплики никто не прерывал. Пока они шли, Майя успела в общих чертах рассказать историю Аси Аарону с Беатрис, которые тоже заволновалась, как все это воспримет Руби. И сможет ли она это воспринять. – Она поняла, что ты все знаешь, – сказала Беатрис. – Она так смотрела на тебя... Перед тем, как упасть. Она поняла, что на этот раз у тебя есть информация, что ее десятилетнее ожидание закончилось... И она... Да. Она просто не справилась. Возможно, Руби подумала, ты скажешь ей, что Ася умерла. Ведь подсознательно она этого боялась больше всего, и этот вариант был самым вероятным. – Да, возможно, – согласилась Майя, напрягаясь все больше, на этот раз от мысли, что и с Беатрис ей предстоит серьезный разговор о ее родителях. И диктофонная запись от мамы. И новость о том, что ее отца больше нет в живых, потому что он… Как все это воспримет сама Беатрис, особенно, если учесть ее переходный возраст? – Постарайся не вываливать все сразу, когда она очнется, ладно? – попросил Аарон, повторяя недавнюю просьбу Астрид, и Майя вновь пообещала быть бережной к состоянию Руби. Они занесли ее бесчувственное тело в трехкомнатную квартиру на втором этаже, и, пока Аарон и Астрид укладывали Руби на диван в гостиной, Беатрис посыпала солью порог квартиры. – Ей нужен нашатырь, – сказала Астрид, отдышавшись. – Кто-нибудь, проверьте, есть ли здесь аптечка, в этой квартире. Майя кинулась на поиски, а Астрид занялась разведением огня, чтобы каждый из них мог немного согреться. В итоге Майя все-таки нашла аптечку, которая была спрятана в шкафу-стенке в коридоре, и еще через пять минут копания в груде просроченных лекарств, выудила на свет телефонного фонарика темно-бурый пузырек с нашатырным спиртом и принесла его в комнату. Впрочем... Войдя, она сразу поняла, что нашатырь уже не понадобится, потому что Руби наконец-то начала приходить в себя, постанывать, щуриться от направленного ей в лицо света, ворочаться на диване. Аарон и Беатрис стояли над ней в замешательстве, Астрид же как раз закончила зажигать расставленные по комнате свечи. Потом повернулась к Майе и произнесла вполголоса: – Пойду поищу какой-нибудь таз, чтобы разжечь в нем небольшой костер, а то мы все здесь окоченеем к чертовой матери. Еще попробую найти спиртное, возможно, Руби оно понадобится. Ну и это... поаккуратнее с ней, ладно? Майя растерянно кивнула, а Астрид направилась к выходу из комнаты, кивком головы позвав Аарона и Беатрис с собой, чтобы те не мешали важному разговору. И Майя мгновенно ощутила, как от страха ее бросило в жар, а ноги, наоборот, словно окунулись в холодную воду. – Привет, – сказала она несмело, присаживаясь на краешек дивана рядом с Руби. – Привет, – Руби огляделась. – Что случилось? Где мы? – Ты упала в обморок. Долго не приходила в сознание. Мы отнесли тебя в ближайшую квартиру. Астрид и остальные тоже здесь, неподалеку. – А ты отрастила волосы, – выдала вдруг Руби и совершенно неожиданно улыбнулась. – Да, я... отрастила, – Майя смущенно коснулась выбившейся из-под куртки длинной пряди своих темно-русых волос. – Тебе идет, – Руби попыталась присесть, и Майя помогла, поправляя подушку у нее за спиной. На мгновение они оказались друг к другу очень близко, их лица были в паре сантиметров друг от друга, и Майя вдруг поняла, что за своей улыбкой Руби прячет ужас. В ее глазах застыл ледяной ужас, а ее губы дрожали. – Руби, послушай... – начала было Майя, но Руби вдруг схватила ее за запястье, перестала улыбаться и зашептала сбивчиво, надрывно: – Нет, пожалуйста, не говори. Я не могу, я не хочу знать. Я привыкла не знать, я не выдержу правды, я не могу, пожалуйста... Ее слова удивили Майю, ведь она помнила Руби совсем другой – готовой с ножом у горла выпытывать крупицы информации о дочери. А теперь этот ужас. И дрожащий голос, и потрескавшиеся губы, и эти огромные распахнутые глаза. – Руби, – Майя с нежностью взяла ее холодные руки в свои. – Все в порядке. Я не скажу тебе ничего ужасного. Не бойся. Не бойся, хорошо? Слезы. Крупные, блестящие, неудержимые. Потекли по ее щекам, в то время как сама Руби не могла вымолвить больше ни слова и только ждала молча. Напряженная, окаменевшая. – С Асей все хорошо. Она нашлась. Она жива, Руби. Твоя дочь жива. Ты была права все это время. В лице Руби ничего не изменилось, но ее пальцы внезапно напряглись, и она сжала ладони Майи до боли – девушка почувствовала ее ногти, впивающиеся в кожу. – Ты... ты в этом уверена? – прошептала Руби. – Как тебе... удалось узнать? – Уверена. Я нашла все сведения в Интернете, а потом через соц. сети... нашла твою дочь. Я с ней встречалась. Несколько раз. Руби издала какой-то пугающий, невнятный звук, похожий то ли на стон, то ли на свист, а ее плечи задрожали. Майя заподозрила у нее признаки начинающейся истерики и решила, что с продолжением стоит помедлить. Девушка с трудом высвободила свои проткнутые ногтями ладони из стальной хватки Руби и погладила плечи женщины, коснулась ее лица, повторяя при этом успокаивающие слова, давая ей время, чтобы осознать и принять обрушившуюся на нее информацию. – Ася жива, с ней все хорошо. Она уже такая большая.... Она закончила школу. Она тебя помнит. Она очень милая девочка, похожа на тебя, очень красивая, – шептала Майя, а Руби от ее слов все-таки сломалась и начала плакать, просто тихонько плакать, без истерики, она дрожала и плакала, а потом Майя обняла ее, и они сидели так очень долго. Майя, не прекращая, повторяла, что Ася жива, позволяя этому слову осесть в подсознании Руби, медленно, но верно. – Я знала, – шептала Руби. – Я чувствовала... Я знала, что не могу ошибаться. Но что... где она была? Ее похитили? Что с ней сделали? – Руби отстранилась от Майи, ее глаза вновь наполнились ужасом, смешанным с болью. – Ничего такого, о чем ты сейчас думаешь, с ней не делали, – успокоила ее Майя. – Асю похитила религиозная секта. Они увезли ее в другой город, чтобы передать в приемную семью. Ее не били, не обижали. И Майя, стараясь избегать болезненных для Руби подробностей, вроде того, что Асю держали в подвале и запугивали, в общих чертах рассказала историю ее похищения и спасения. Не стала она говорить и того, что религиозная секта похищала детей из разведенных семей, чтобы не усиливать чувство вины Руби за ее разрыв с мужем и уход к Астрид. По мере того как Майя все рассказывала и отвечала на ее вопросы, Руби понемногу успокаивалась и почти перестала дрожать. На ее лицо тоже возвращался румянец, а голос больше не срывался. – Она сейчас живет с Сергеем? Моим бывшим мужем, да? – спросила Руби. – Ты правда ее видела и разговаривала с ней? О чем? Что она тебе говорила обо мне? – Да, она живет с отцом. В прошлом году она окончила школу и теперь учится на первом курсе университета. Ася поступила в медицинский, пошла по стопам родителей, – ответила Майя, и лицо Руби осветилось восторгом, счастьем, она рассмеялась, вытерла слезы и спросила, наконец, то, к чему Майя ее так старательно подводила: – Фотографии! У тебя есть какие-нибудь ее фото? Какой она стала? Мне так хочется увидеть ее! – Есть, – Майя кивнула. – На планшете. И видео тоже есть. Посмотрим сейчас? – Да, пожалуйста! Прошу тебя, Майя, пожалуйста! Опасаясь, что Руби снова начнет плакать, Майя потянулась к своему стоящему на полу рюкзаку и вытащила из него планшет, молясь о том, чтобы его микросхемы не сошли с ума после перемещения в другое измерение и продолжали исправно работать. – Какой тонкий! – ахнула Руби при виде планшета. – Господи... как же, наверное, изменился мир за те десять лет, что я его не видела... – На самом деле не так уж сильно, – улыбнулась Майя и нажала на кнопку включения. Пока система загружалась, Руби снова коснулась ее запястья и чуть сжала его, на этот раз без намерения воткнуть в Майю ногти. – Спасибо, – прошептала она. – Я никогда, никогда не смогу отблагодарить тебя так, как ты того заслуживаешь, Майя. – И не нужно, – смущенно буркнула девушка. – Я сделала то, что должна была. Любой на моем месте... – Нет, – Руби оборвала ее, покачав головой, глядя на девушку пристально, каким-то новым, незнакомым взглядом. – Не любой. И не после того, как я вела себя с тобой, как поступала с тобой. Ты все равно помогла мне. Майя... прости меня. Прости меня за все, что я... делала тогда. – Уже простила, – все так же смущенно и тихо отозвалась Майя. – Тебе было нелегко, я понимаю. Тебе никто не верил и не поддерживал. Ты осталась совсем одна. – Да, но... Это не оправдывает меня, разумеется. Но все равно спасибо за то, что не осуждаешь. В этот момент планшет, наконец, включился, и Майя сразу перешла в папку с заготовленными файлами. Папка так и называлась «Ася». На обозрение Руби открылись сотни квадратиков с фото и видео, и женщина ахнула, придвинулась к Майе ближе и наклонилась над светящимся в полумраке комнаты экраном. Майя заранее рассортировала файлы в хронологическом порядке, чтобы Руби не увидела Асю сразу взрослой, а имела возможность постепенно понаблюдать за ее ростом. Правда, детских фотографий здесь было совсем мало, и Майя едва успела сохранить их себе на компьютер со странички девушки, которая, отчего-то застеснявшись, удалила их, когда ей исполнилось пятнадцать. На первом снимке Асе было около десяти, то есть он был сделан примерно через два года после похищения. Девочка стояла на крыльце школы с огромным букетом ярко-рыжих хризантем и темно-красных гербер. Ее короткие русые волосы были связаны в два хвостика, закрепленных белыми бантами. Обычная прическа для школьницы первого сентября. Обычная черная юбка, обычная белая блузка и обычная улыбка, немного натянутая, сделанная специально для фото, когда назойливый родитель с фотоаппаратом говорит «посмотри на меня и улыбнись». Но при виде этой стандартной фотографии Руби громко выдохнула имя дочери, зашмыгала носом, склонилась над экраном еще ниже, и Майя увеличила снимок, чтобы Руби могла получше рассмотреть лицо девочки. – Она подстриглась! – воскликнула Руби. – Все-таки подстриглась! Ох! Ну и слава богу... И чего я только к этим ее волосам привязалась, давно надо было ей разрешить... На следующем снимке уже двенадцатилетняя Ася задувала свечи на своем деньрожденном торте, и по сравнению с предыдущей фотографией выглядела значительно более взрослой. Она вытянулась, стала худее, а ее фигурка начала приобретать женственные очертания, хоть и была еще довольно угловатой. – Господи... господи боже мой... – прошептала Руби. – Какая красивая! Моя дочка! Какая большая! Поверить не могу... день рождения... ее любимый праздник! Как жаль, что меня там не было, господи... Сколько же ее дней рождений я пропустила? Ее голос вновь задрожал от наполняющих его слез, и Майя подумала, что Руби только сейчас начала понимать, что все эти годы она, хоть и не верила в смерть дочери, все же до конца не осознавала, что ее дочь продолжала расти. В ее мыслях, в ее воспоминаниях и снах Ася так и осталась восьмилетней девочкой, лепечущей детскую ерунду и рисующей фломастерами в альбоме. Руби не осознавала до конца, что, если ее дочь действительно жива, она изменилась. Безвозвратно. Стала другим человеком, которого Руби не знает. Которого ей не суждено узнать. Майя показала Руби еще несколько фотографий со дня рождения, а потом еще пару снимков Аси с подружками во время прогулки в парке. Девочки сфотографировались со стаканчиками кофе из Старбакса, на каждом из которых были написаны их имена. На Асином было написано «Настя». В этот момент на пороге комнаты послышалось какое-то движение. Обернувшись, Майя увидела неловко топчущуюся Астрид, которая явно сомневалась, стоит ли ей нарушать их уединение. Майя кивком головы позвала ее, а Руби даже не подняла взгляда, который, казалось, навеки был прикован к экрану планшета. – Вы смотрите фотки? – спросила Астрид робким шепотом, так не свойственным ей. – Можно тоже посмотреть? – Да, иди сюда уже быстрее, – отозвалась Руби, которая, оказывается, прекрасно слышала, как та вошла. Астрид села рядом с Руби и тоже наклонилась над планшетом. Майя пододвинула его к ним и объяснила, как листать фотографии. – Охренеть! – заорала Астрид от первой же фотки. – Нет! Не может быть! Это правда Ася! Такая взрослая красотулька! – Да! – рассмеялась Руби. – Теперь ты уж точно могла бы назвать ее девушкой. Ей здесь двенадцать... Она прокрутила фотографии назад, чтобы Астрид тоже могла увидеть ту первую, на которой Асе было десять. – Хах! Она подстриглась! Такая милашка! – воскликнула Астрид то же, что и Руби несколько минут назад. – Ей так даже больше идет, правда? – Да, мне тоже так кажется, – улыбнулась Руби. И Майя, которой осталось только наблюдать за ними, ощутила очередной непрошеный укол ревности. Она видела, как сильно изменились их отношения за эти годы. Какими легкими, теплыми они стали. Как близко друг к другу они сидели, и как Астрид приобняла Руби за плечо, будничным жестом, совершенно естественно, словно они часто сидели вот так, обнявшись. Они были похожи на родителей, с любовью рассматривающих фотографии общего ребенка. И в какой-то степени так и было. И радость Астрид, ее интерес к судьбе Аси был не менее искренним, чем у Руби. «С Руби ее связывают долгие годы отношений, годы любви и дружбы. А что ее связывает с тобой? Четыре месяца, проведенные вместе, четыре года назад?». И Майя, расстроенная, уже успела позабыть о том, как еще совсем недавно Астрид поцеловала ее и назвала своей маленькой птичкой. Теперь, когда она видела Астрид и Руби вместе, она не могла думать ни о чем другом. И даже если между ними прямо сейчас ничего нет, и Астрид сказала правду (а Майя ей верила), это не значит, что за четыре года ничего не было. Хотя бы один раз. Наверняка было. «Дура, хватит думать об этом! Они просто радуются возможности посмотреть на Асю, только и всего!» – пристыдила себя Майя, но на душе осталось так же тоскливо и кисло, и отделаться от мыслей, как далеки они теперь с Астрид друг от друга, девушка не могла. Ей хотелось встать и выйти, поискать Аарона и Беатрис, которые всегда были ей рады, и рядом с которыми она никогда не чувствовала себя третьей лишней, но Майя продолжала сидеть на диване, потому что не была уверена, что Руби и Астрид смогут сами найти и включить видео и аудиозаписи голоса Аси. Ей пришлось терпеть двадцать минут, пока все фотографии не были просмотрены, а потом еще десять минут ждать, когда Руби справится с приступом рыдания от вида своей восемнадцатилетней дочери. Она плакала так горько, что Майя даже забыла о ревности, и вместе с Астрид они обнимали Руби и пытались успокоить. – Я с трудом узнаю ее! – плакала женщина. – Она так изменилась! Так сильно! Я думала, что всегда узнаю ее, но если бы... если бы я вдруг встретила ее на улице, я бы не узнала! Я не могу узнать собственную дочь! – Майя, побудь с ней, я сейчас вернусь, – шепнула Астрид, вставая и с заметным усилием отрывая Руби от себя. «Майя. Она снова назвала меня по имени, – невольно отметила девушка. – Неужели... и Астрид изменилась тоже? Неужели больше не будет обзывательств и дурацких подколов в мой адрес? Не будет нерасторопного крокодила и круглолицей?». Астрид вышла, а через минуту вернулась с открытой бутылкой коньяка. – Все, что мне удалось здесь найти, – сказала она, протягивая бутылку Руби. – Сделай пару глотков, тебя всю трясет. Руби начала пить и сделала далеко не пару глотков, и Астрид пришлось разжать ее пальцы, чтобы забрать бутылку обратно. – Всё-всё, хватит-хватит. Вот так. Молодец. – Ты не будешь? – спросила Руби. – Нет. Я в порядке, – твердо сказала Астрид, и что-то странное, тяжелое померещилось Майя в ее взгляде. «Должно быть, это из-за проблем с алкоголем четыре года назад, – подумала девушка. – Астрид ведь с трудом смогла с этим справиться. И помогла ей... Руби. Опять Руби». – Видео, – выдохнула Руби, и от ее губ повеяло сладким ароматом коньяка. – Ты говорила, что есть еще видео? Я хочу услышать ее голос, пожалуйста... – Ты уверена? – спросила Майя. – Мы можем посмотреть видеозаписи завтра, когда ты немного отдохнешь. Они никуда не убегут. И я тоже... никуда не убегу. – Завтра?! – воскликнула Руби таким обиженным тоном, как будто ей предлагали подождать еще полгода. – Нет, прошу тебя, давай сейчас! Со мной все нормально! Я больше не плачу, я выпила, все нормально... – Ну ладно, – согласилась Майя, обменявшись настороженными взглядами с Астрид, которая пожала плечами, как бы говоря: «Ну, включай уж, чего поделаешь! Она все равно не успокоится». Они посмотрели несколько коротких видео, которые Майя, не без помощи Сережи, скачала из Инстаграма Аси. На видео Ася, опять же, была с подружками, они просто дурачились и кривлялись, примеряя на себя всевозможные маски из сториз. Руби посмеялась над ними и, к огромному облегчению Майи и Астрид, не стала снова плакать, услышав голос дочери. – Она очень похожа на тебя, – заметила Астрид с улыбкой. – На отца вообще нет. – Да, на меня в юности, – согласилась Руби. – А с отцом они живут вдвоем? Или... – Втроем, – нехотя призналась Майя. – Он снова женился года два назад. – Вот как, – Руби кивнула, как будто ждала этого. – Значит, у Аси теперь есть мачеха. И как они? Ладят? – Ну, как я поняла из последнего разговора с твоей дочерью, ей, в общем-то, все равно. Личная жизнь отца ее мало интересует, и к мачехе она относится нейтрально. У Аси своя личная жизнь, друзья, университет... ну и так далее. К тому же, она планирует со следующего сентября снимать квартиру со своей подружкой и жить отдельно. – А мальчик? У нее есть мальчик? – спросила Руби, и в ее голосе почему-то зазвучал ужас. – Она гетеро хоть? – Насколько я знаю, вполне гетеро, – осторожно ответила Майя. – Мальчик у нее был. Но после школы они расстались. Так часто бывает. – Ох, – только и смогла произнести Руби, пытаясь уместить в голове информацию о том, что ее дочь успела вырасти, окончить школу, повстречаться и расстаться с первым парнем, пожить с мачехой и поступить в университет. Отметить десять дней рождения без нее. – Руби. У меня есть еще кое-что. Кроме видео, – решилась Майя. – Когда я первый раз встретилась с Асей, ей было четырнадцать. И я попросила ее... попросила поговорить с мамой так, как если бы ты могла ее слышать. И записала все на диктофон. Эта запись у меня тоже с собой. Руби медленно повернула голову и посмотрела на Майю, ее губы приоткрылись и снова закрылись, задрожали. – Мы можем, опять же, послушать ее завтра. А можем сейчас. Я знаю, что ты выберешь, поэтому... – Включи ее. Пожалуйста. – Хорошо, – Майя кивнула. – Я включу ее, и мы с Астрид пока выйдем. Думаю, ты захочешь послушать ее в одиночестве. Майя нажала на «пуск» и поднялась с дивана. Астрид поднялась вслед за ней, с тревогой глядя на Руби, мертвой хваткой вцепившуюся в планшет. Они вышли из комнаты под звук голоса Аси, изредка перекрываемого уличным шумом. Майя за четыре года успела выучить эту запись наизусть. «Что бы я ей сказала? Вот прямо сейчас? Если бы она могла меня слышать, как ты? Не знаю. Наверное, я бы сказала, что очень скучаю. На самом деле... Я даже не думала, что можно скучать по кому-то так сильно. Я сказала бы, что очень... часто думаю о тебе. И вижу во сне. Я помню, как ты подтыкала мне одеялко, когда я была маленькой. Как мы вместе гуляли в парке. С тобой и тетей Катей. По ней я тоже скучаю. Когда мне грустно, я представляю себе, что вы сейчас вместе и у вас все хорошо. Даже если вы сбежали и бросили меня... Я не в обиде, правда. Я понимаю, что от моего папаши кто угодно захочет сбежать. Он такой придурок! Но я все равно надеюсь, что вы хотя бы живы. Я помню, как тетя Катя покупала мне яблоки в карамели. Было так вкусно. С тех пор я больше ни с кем их не ела. Мне нравились эти дурацкие яблоки. Нравилось быть с вами. Я знаю, что вы... ну, встречались. И все ок, я думаю, что это нормально. Отец гомофоб, а я нет. Меня он бесит! Ну, ты уже поняла. Я до сих пор храню игрушки, которые ты мне покупала. Все девчонки ржут надо мной, а мне все равно. У меня в комнате стоит домик Сильваниан Фэмили, и все животные там. Но туда постоянно залазит Пушок. Это наш кот. Папа подарил три года назад. Жалко, что ты его не видела! Он такой смешной! Но мне приходится закрывать дверь своей комнаты, чтобы он не играл с моими вещами. Не знаю... что еще я сказала бы тебе? Ты лучшая мама в мире. Мне с тобой было очень весело. И я обожала спать с тобой в одной кровати. Помнишь? Я всегда врала, что мне приснился кошмар, чтобы забраться к тебе. И ты знала ведь, что я вру, правда? Я думаю, что знала. Но никогда не сердилась. И тетя Катя тоже. А помнишь, как она пугала меня страшным голосом, что если я не буду лежать тихо, она меня застрелит из своего пистолета? А мне так смешно становилось, и я, наоборот, начинала еще громче хохотать. А она тогда приставляла палец мне к виску и говорила «бах!». А потом я изображала мертвую, а тетя Катя начинала меня щекотать, чтобы я «воскресла». И ты ругалась на нас, говорила, что тебе наши дурацкие игры не нравятся. В общем... Я надеюсь, что вы обе живы. И с вами все хорошо. Я люблю тебя, мам. На каждый День рождения я до сих пор загадываю одно и то же желание. Чтобы ты вернулась».