Мы любим трагедии. Мы обожаем конфликты. Нам нужен дьявол, а если дьявола нет, мы создаем его сами. (Чак Паланик. Призраки)
Первое лето в Кромлинске. Когда-то давно Майя ждала его горячо и с огромными надеждами, но девушка даже предположить не могла, что для нее оно наступит лишь через пять лет. У них с Астрид были большие планы на летние месяцы, и пусть тепло пришло с большой отсрочкой, Майя радовалась одному – их планы не изменились. Гулять по городу, изучая закоулки и мрачные дворики Кромлинска, заброшенные здания и парки, искать места, жизнь в которых еще не погасла окончательно, а тлела слабым, но настойчивым огоньком – места, которые еще помнили свое прошлое и хранили его как будто специально для них. Майя уже выбрала несколько точек на карте Кромлинска, и особенно ей хотелось посетить один парк, где, согласно рассказам Астрид, когда-то располагался аквапарк. А еще там стояли аттракционы, более современные и новые, чем в «Золотых воротах», но все равно пришедшие в негодность по прошествии времени. Аквапарк находился в южном микрорайоне Кромлинска, который Майя никогда не посещала, и это вызывало в ней особый интерес. А еще девушка училась кататься на велосипеде. Астрид не оставила ей выбора, заявив, что, пока Майя не оседлает этого двухколесного монстра, они с места не сдвинутся. Высоко задрав нос и напустив на себя менторский вид, Астрид говорила: «Лето – лучшее время, чтобы кататься на велике! Учись наконец-то, раз уж ты собираешься застрять здесь на ближайшие четыре года! И хватит ныть! Зря я тебя, что ли, учила смотреть в лицо своим страхам?». Астрид ее провоцировала и выводила «на слабо», и Майя это прекрасно понимала, но понимала она также и то, что Астрид, в общем-то, права. Умение ездить на велосипеде было, можно сказать, насущной необходимостью в Кромлинске. И иногда от этого в буквальном смысле могла зависеть ее собственная жизнь. Поэтому Майя училась, скрипя зубами, но училась, и, как ни странно, иногда эти занятия даже приносили девушке удовольствие от ощущения преодоления себя, чувство смутной, но такой сладкой гордости, какой всегда наполняется наше сердце, когда мы делаем что-то, на что долгое время не могли решиться. Не так давно Астрид сообщила, что ее преподавательская методика изменилась, и что на занятиях с учениками она уже не зверствует так, как раньше (во что Майя верила с трудом), однако теперь у девушки была возможность убедиться в ее словах самостоятельно. «От меня больше никто не убегает в слезах, клянусь! – заверяла Астрид. – Мне даже пришлось выучить слово «молодец», хотя знала бы ты, как это было сложно! Да я им чуть не подавилась!». Астрид видела страх Майи перед велосипедом, страх потерять равновесие, страх поставить обе ноги на педали, доверившись инерции, но уже не насмехалась над девушкой, как раньше. Астрид была терпеливой и спокойной и никогда не настаивала на продолжении занятий, если Майя психовала, бросала велик и заявляла, что никогда больше на него не сядет. Особенно после их последнего раза, когда Майя все-таки упала и разбила себе коленку, содрала ладонь, а велик еще и грохнулся на нее сверху, саданув тяжелым рулем по скуле. В тот день девушка готова была расплакаться, как маленькая, и смотрела на подбежавшую Астрид с детской обидой сквозь застилающую глаза пелену слез. – Живая? – спросила Астрид, отодвигая велосипед и присаживаясь возле Майи на корточки. – Живая! И уже жду не дождусь, когда ты обзовешь меня неуклюжей каракатицей или нерасторопным крокодилом! – зло крикнула Майя, пытаясь прогнать слезы. – Там была выбоина, – сказала Астрид мягко, не обратив внимания на крик. – Я сама виновата. Нужно было осмотреть и проверить дорогу, прежде чем пускать тебя одну. Майя проследила за направлением ее взгляда. В полотне асфальта действительно была довольно глубокая выбоина, расползающаяся несколькими продольными трещинами в стороны. Так вот почему ее велосипед тряхнуло перед тем, как она потеряла равновесие. Кричать больше не хотелось, и Майя разом ощутила всю накопившуюся от этих занятий усталость, усталость от собственной беспомощности и неспособности понять, как же все-таки люди ездят на этих чертовых велосипедах, и почему это умеют все, кроме нее. – Больно? – спросила Астрид тихо, коснувшись кончиками пальцев ее щеки. Майя, которая как будто не чувствовала боли до тех пор, пока Астрид не обратила на это ее внимание, одновременно ощутила болезненное жжение и в скуле, и в коленке, и в ладони. – Да ладно, – буркнула она. – Не пуля ведь. И пофиг. Выживу как-нибудь. – Птичка моя, – шепнула Астрид. – Прости. Астрид слегка погладила ее здоровую щеку и плечо, а Майя все-таки не выдержала и зашмыгала носом, позволяя Астрид помочь ей подняться. После чего не удержалась от еще одного детского жеста и пнула велосипед, вымещая на нем обиду и злость. Впрочем, довольно скоро Майя забыла об этом неприятном происшествии, потому что Астрид напоила ее невероятно вкусным клубничным компотом, в котором позвякивали кубики льда, обработала ее ссадины, не забывая при этом периодически целовать смеющуюся девушку, награждая ее уже не обидными, а ласковыми и смешными прозвищами. Поэтому, когда через пару дней к ним в гости на стрельбище заглянули Аарон и Беатрис, Майя уже и думать забыла о своих синяках и ссадинах. Она сама, как и Астрид, была очень рада увидеть друзей. Аарон и Беатрис навещали ее примерно раз в неделю с тех пор, как Майя переехала на стрельбище, и каждый раз девушка вместе с радостью от встречи испытывала сожаление и почему-то – легкий стыд. Ей было бесконечно жаль, что Тайлер не приходила к ней. Они не виделись уже больше месяца с того самого момента, как Майя покинула свою квартиру. Она словно сделала какой-то выбор, и уже ничего нельзя было исправить. Словно, уйдя к Астрид, она сама перечеркнула любую возможность общения с Тайлер. Да и какое у них могло быть общение? Едва начавшая зарождаться дружба растаяла в тот день, когда Майя простила Астрид синяки на запястьях и очередную попытку насилия. Тайлер не понимала ее и никогда бы не поняла. И даже если бы они продолжали формально общаться, между ними всегда была бы запретная тема, которой нельзя касаться, и которая никогда не позволила бы им подойти друг к другу ближе, заглянуть друг другу в душу и доверить что-то важное, сокровенно-теплое и особенное, что могут доверить только подруги. Не вышло. Просто не получилось. И очередная надежда Майи на дружбу с девушкой провалилась в глухую яму разочарований. Но, что ж. Во всяком случае, у нее была Беатрис. Которая была теперь вполне себе взрослой и очень даже девушкой. И Аарон, который последним похвастаться не мог, но все равно любил ее, а Майя любила его в ответ, и это было самым главным в конечном итоге. Однако в тот день Аарон смотрел на нее как-то странно, и Майя не сразу поняла, что смотрит он на ее скулу, а точнее, на синяк, багровеющий, синеющий и ежедневно обрастающий новыми оттенками травматической палитры. В ответ на его незаданный вопрос Майя бросила коротко: – С велика грохнулась. Астрид учит меня кататься. Аарон только кивнул и больше ничего не сказал, но молчал он лишь до того момента, как они остались наедине. Вчетвером они сидели на балконе и пили ягодный морс со льдом, и когда кувшин опустел, Астрид ушла за добавкой, а Беатрис увязалась ей помочь. Майя слышала приглушенное эхо их голосов и смеха из кухни и с улыбкой наблюдала, как колышутся от легкого ветерка ветви растущей под балконом яблони. Дерево недавно отцвело, и на нем уже зрели и наливались соком ранетки. Улыбка летней безмятежности растаяла на лице девушки, когда Аарон спросил: – Майя… Ты ведь правда упала с велосипеда? Не подумай, что я тебе не доверяю или что-то такое… Я просто беспокоюсь. Прости, если… лезу не в свое дело. В первую секунду Майя даже не поняла, о чем он. С чего бы ей врать насчет велосипеда? Ну, упала и упала. А потом до нее дошло. Дошло, в чем Аарон подозревает Астрид. И в тот же момент мягкое июньское солнце для нее потускнело, а недопитый ягодный морс начал отдавать горечью. Майя ответила, не глядя на Аарона и снова ощущая почему-то тот легкий стыд, смешанный с желанием оправдаться. И оправдать: – Это правда. Я вон себе еще ладонь ободрала и колено, – девушка продемонстрировала ссадины. Аарон снова кивнул. Он был явно смущен собственной наглостью, но, похоже, на этот раз поверил Майе. И снова повторил: – Извини, пожалуйста. Я бы не простил сам себя, если бы… не убедился. – Ничего, – Майя кивнула. – Я понимаю. Ты переживаешь. Но все ок. Астрид меня больше пальцем не трогала. – Это хорошо. Майя, я тебе верю. Извини еще раз. Майя тоже кивнула, принимая его извинения, которые осели почему-то тяжелой озерной глиной у нее на сердце. Она внезапно осознала, что даже если сама однажды начнет вновь безоговорочно доверять Астрид, остальные не будут доверять ей уже никогда. Разве что, Беатрис. Но Беатрис ничего не знала, и не нужно ей было этого знать. Майя также понимала, что воспринимать их с Астрид как нормальную пару тоже никто не будет. Никогда. И каждый раз при встрече Аарон будет ковырять ей душу, выискивая с молчаливым вниманием признаки физического или психологического насилия. А ей каждый раз придется оправдываться. И оправдывать. Нет, конечно, Майя не могла сказать, что подозрения Аарона беспочвенны, и что их отношения с Астрид гладкие, ровные и абсолютно здоровые. И нет, она не забыла, да и вряд ли забудет то, что случилось на кухне. Это оставило определенный след, отпечаток в ее сознании, а ее нервы словно оплавились в некоторых местах и превратились в оголенные, поблескивающие медным напряжением провода. И хотя Астрид больше никоим образом не проявляла агрессию за все те недели, что они жили вместе, а Майя в целом чувствовала себя с ней довольно расслабленно, некоторые сферы их жизни все же разладились. А именно сфера секса, в которой раньше все было предельно ясно, непринужденно и легко. Однако с того момента на кухне что-то изменилось, и Майя чувствовала, что проблема в ней самой, а поделать с этим она ничего не может, как бы ни старалась. Ей просто было сложно. Очень сложно расслабиться, расслабиться до такой степени, чтобы испытать удовольствие в полной мере. В этом была проблема, которую девушка поначалу пыталась скрывать от Астрид, но, конечно, та была слишком внимательна к подобным вещам и заметила неуклюжие попытки Майи сгладить ситуацию. Майя видела – Астрид это напрягает. Обижает. И от этого она сама начинала напрягаться еще сильнее. Избегать близости. И Астрид, которая замечала, конечно, и это тоже, обижалась. Ни на чем не настаивала и ничего не говорила, но обижалась. Отдалялась. Так они и играли в молчанку, слишком смущенные и напуганные проблемой, чтобы поговорить о ней открыто. Они обе боялись конфликта и очередной ссоры, поэтому предпочитали пусть и худой, но мир. Но когда Аарон и Беатрис в тот день покинули стрельбище и вернулись к себе, Астрид, облокотившись о балконное ограждение и поглаживая пальцами яблоневые листья, спросила тихо: – Аарон подумал, что это я тебя била, да? Майя, все еще чувствуя неприятный холод в груди после разговора с Аароном, лишь устало спросила: – Как ты узнала? – Да как… – Астрид вздохнула. – Он у меня тоже спрашивал. Мол, откуда у Майи синяки. Спрашивал, когда вы с Беатрис ушли на кухню за вареньем. Наверное, хотел проверить, сойдутся ли наши с тобой версии. – Мне жаль, – шепнула Майя, не зная, что еще сказать. – Я не хотела, что он так подумал. – Я тоже, – Астрид с каким-то горьким сожалением отпустила яблоневую ветвь, и та, слегка пружиня, вернулась на свое место. – Но он имеет полное право так думать, и я его не виню. И ты тоже не вини. Аарон хороший человек и хороший друг для тебя. И что-то такое прозвучало в ее болезненно-сдавленном голосе, что заставило Майю рывком подняться со своего места, подойти к Астрид и обнять ее за талию. Молодая женщина слегка вздохнула и как будто напряглась в первое мгновение, но потом обняла Майю в ответ, положив руку ей на плечи, затерявшись кончиками пальцев в ее распущенных темно-русых волосах. – Послушай, Майя, – прошептала она, и девушка сразу поняла, что если она сегодня не круглолицая, не птичка и, уж тем более, не бестолочь, то разговор будет серьезным. – Если вдруг… если вдруг тебе не очень удобно и… комфортно тут со мной жить, ты всегда можешь вернуться к друзьям. Я не стану тебя удерживать, устраивать сцены и наставлять на тебя дуло пистолета. Возможно… там тебе было бы спокойнее жить. Я… ведь чувствую, что ты все еще не доверяешь мне. Очень хочешь, очень стараешься доверять, но… Меньше всего мне хочется, чтобы ты жила в каком-то бесконечном ежедневном напряжении. Возможно… мы слишком поспешили съезжаться. Майя уже думала об этом, но сама она не считала, что они поспешили. Хотя бы потому, что вряд ли прониклась бы большим доверием к Астрид, видясь с ней пару раз в неделю и находясь под неусыпным надзором и пристальным осуждающим взглядом Тайлер. Нет. Жить с ней по соседству Майя теперь тоже не могла. И она произнесла, медленно, осторожно, взвешивая каждое слово, ощущая, как чувствительны и обнажены сейчас нервы Астрид, как сильно она уязвима: – Я хочу остаться с тобой. Мне нравится с тобой жить, Астрид. Несмотря ни на что. Несмотря на… некоторые проблемы, – Майя слегка запнулась, и Астрид прикрыла глаз, понимая, что девушка имеет в виду. – Но. Пожалуйста, не принимай это так близко к сердцу. Мне просто… нужно немного больше времени. Но я все еще… люблю тебя. Очень сильно. Губы Астрид дрогнули, и она обняла Майю чуть крепче, чмокнула в макушку и прошептала: – Я тоже тебя люблю, птичка моя. Прости, если что-то делаю не так. Прости. – Ты все делаешь так. Просто… давай не будем спешить? И слишком остро реагировать на… «неудачи», хорошо? – Хорошо, – Астрид чуть наклонилась, и на этот раз поцеловала девушку в губы, как бы закрепляя свое обещание. После чего Майя торжественно объявила: – А теперь пойдем кататься на велике! – Прямо сейчас? – удивилась Астрид. – Прямо сейчас! Сегодня тот самый день, когда я точно знаю, что научусь на нем кататься и одолею уже эту тупую железяку! Астрид приглушенно усмехнулась, приятно удивленная: – Мне нравится твоя решимость. Но как же ссадины? Они еще не зажили. – Плевать! Сегодня я научусь кататься, и не будет больше никаких ссадин! Пойдем! С улыбкой Астрид покорно пошла следом за девушкой. Майя и сама с трудом понимала, что на нее нашло, но одно она знала точно, чувствовала остро – ей нужно выпустить свою боль, свои сожаления и разочарование от встречи с Аароном, от того, что ее жизнь не была такой, о какой она мечтала на протяжении последних четырех лет, и знала, что она устала сожалеть и чувствовать боль, напряжение, устала быть нерешительной и слабой, устала от неоправданных надежд и ожиданий, чужих и своих, и ей хотелось совершить решительный шаг, отпустить себя, оторвать, наконец, обе ноги от земли и от устойчивой реальности, за которую она держалась. Чтобы почувствовать свободу. Легкость. Почувствовать себя. Ту взрослую девушку Майю, какой она стала за эти годы, и которая теперь словно опять заблудилась в лабиринтах неуверенности и страха, в самых сырых и темных подворотнях Кромлинска, ей вновь требовалось найти выход на свежий воздух. И сделать это могла только она сама. В тот вечер Майя впервые доверилась силе инерции и осознала, что это было как прыжок в пустоту, захватывающий и стремительный. В тот вечер Майя научилась ездить на велосипеде.* * *
Когда-то Руби думала, что если в ее руках окажутся фотографии Аси, не важно, новые или старые, но просто другие, не те, которые она сотни раз за последние годы пролистала на экранчике своего старого телефона, с забившейся под стекло пылью, то она не сможет оторвать от них взгляд и будет рассматривать дочку круглыми сутками, умиляясь каждой мельчайшей черточкой ее личика. Но вот первый восторг от обладания этими снимками и видеозаписями прошел, и спустя несколько месяцев Руби поняла, что возвращается к ним все реже. Да и то, возвращается лишь к тем, где Асе было лет девять – двенадцать, а не восемнадцать. К тем, где Ася была больше похожа на девочку, какой Руби ее помнила. Единственное, к чему она продолжала возвращаться регулярно – это диктофонная запись ее голоса, сделанная Майей четыре года назад. Там Асе было около четырнадцати, и ее голос еще хранил в себе прежние детские интонации, пусть и видоизмененные, пусть и стираемые формирующимся характером девочки, но все же – Руби их знала и помнила. И часто она слушала эту запись перед сном, когда простыни в ее одинокой постели были еще холодными, а снотворное едва начинало действовать, отбирая у нее реальность вместе со всей существующей в этой реальности болью. Она часто засыпала вот так – под звук Асиного голоса, обращенного к ней, именно к ней, сквозь время и пространство. Одиночество. Никогда еще за все без малого десять лет в Кромлинске Руби не ощущала его так остро, и никогда оно не тяготило ее так, как сейчас. С того момента, как Майя вернулась, их встречи с Астрид сошли на нет, да Руби и сама не была уверена, что хочет их и нуждается в обществе Астрид. Да, они неплохо поддерживали друг друга на протяжении последних лет, но их отношения, как любовные, так и дружеские, давно изжили себя. Они дали друг другу все, что только могли дать два человека. И сегодня их связывала лишь память, общее прошлое, которое им обеим не очень-то и хотелось вспоминать. Астрид шла дальше. А Руби… Она чувствовала, что словно стоит на одном месте, то ли запнувшись, то ли задержавшись в нерешительности на краю обрыва. Рискнуть и перепрыгнуть или просто повернуть назад? Все люди, с которыми она поддерживала хоть мало-мальски формальные отношения, тоже незаметно сошли с ее жизненного пути. С Аароном она не общалась, потому что у него была Тайлер. А с Тайлер они никогда бы не стали подругами, даже если бы Руби помогла ей родить десяток детей. Тайлер никогда не будет доверять ей, и, возможно, это правильно. Ортопед Николай вместе с еще двумя врачами и бывшими «студентами» Руби образовали свое маленькое медицинское сообщество, где Руби по-прежнему формально числилась главной, но практически не участвовала в его деятельности. Не приходила на встречи, не интересовалась медициной с такой отчаянной жаждой, как раньше. Она больше не ощущала висящей на себе ответственности, но и нового занятия так и не нашла, болтаясь в невесомости и неопределенности, занимаясь оранжереей, выращиванием и сушкой растений, приготовлением лекарств, настоек и сиропов от кашля. Ее это успокаивало, и ей не хотелось большего. Ее амбиции, когда-то столь необъятные и острые, ранящие как ее саму, так и окружающих, теперь словно притупились и утратили свою важность. Пожалуй, из всех людей, с которыми Руби когда-то общалась, в ее жизни остался только Мальгалад. Но Руби решила, что больше не пойдет к нему. Даже если одиночество начнет душить ее, она лучше примет очередную дозу снотворного и завалится спать. В конце концов, сколько можно его мучить? «Я все равно ничего к нему не чувствую. А он, даже понимая это, продолжает чего-то от меня ждать. Это нужно просто прекратить. Прекратить использовать людей». Единственный человек, которого Руби хотела бы увидеть и с которым хотела бы поговорить, просто поговорить, господи, была Майя. И нет, им не обязательно было говорить об Асе, ведь Майя уже рассказала ей все, что могла. Но… Руби и сама не знала, о чем стала бы говорить с Майей. О ее жизни за стенами Кромлинска? О том, как изменился современный мир? О том, как развиваются ее отношения с Астрид? Уж точно нет. Хоть Руби и переживала за них обеих, и за Майю особенно. Те синяки на запястьях девушки Руби не понравились, совсем не понравились. Да, они с Астрид все обсудили, и Астрид пообещала, что возьмется за себя, возьмется за психологию и попытается помочь себе сама, насколько это возможно. Но если бы только это было так просто… «Мне хочется увидеть ее. Майю. Мне даже не пришлось бы говорить с ней, чтобы понять, какое у нее настроение. Майя такая простая, всегда как открытая книга. Ее мысли и желания прочитать так легко, что не приходится даже напрягаться. Я сразу смогла бы понять, счастлива ли она. И не позволяет ли себе Астрид лишнего». А если позволяет? Руби понятия не имела, что стала бы делать в этом случае. И внутренний голос не уставал насмехаться над ней: «И что, ты бы спасла ее, старая курица? Убедила бросить токсичную Астрид, которая все равно никогда не изменится, даже после сотни прочитанных психологических талмудов и тысяч часов психотерапии? Убедила бы Майю, что она тебе нравится, на этот раз по-настоящему нравится? Показала бы ей Сатурн? Идиотка. Ты упустила свой шанс. Не лезь к ним больше. Ни к Майе, ни к Астрид, оставь их, наконец, в покое. Ты им обеим успела навредить». И как раз в тот момент, когда Руби твердо решила оставить Майю в покое, она увидела ее фигурку в клетчатой рубашке, идущую мимо оранжереи, и выронила пучок душицы, которую пыталась обернуть старой газетой. Горьковато-сладкий аромат трав как будто застрял в горле, мешая сделать вдох, и Руби закашлялась. А Майя тем временем направилась прямиком в сторону оранжереи, уже перейдя дорогу и свернув во двор. Руби заметила, что она везёт возле себя велосипед, держа его за руль, а к багажнику была пристёгнута корзина. Наверное, Майя приехала за зеленью и здешними овощами. СТОП! Приехала? С каких это пор Майя ездит на велосипеде? Может, где-то рядом есть Астрид? Но нет, Астрид не было, Майя явно шла одна. Первым порывом Руби было убежать к черту из этой оранжереи, но она сама понимала, насколько это глупо. Да и Майя подошла уже слишком близко, она ее увидит. И тогда будет уж совсем глупо и по-дурацки. Майя проехала через двор и пристроила велосипед возле старой лавочки с покосившейся спинкой, сняла корзину и двинулась прямо к Руби, которая так и застыла со смятой газетой в руках. — Ой, — сказала Майя, войдя внутрь и обнаружив там Руби. И тут же: — Привет. «У неё всегда такое растерянное лицо, когда она видит меня, — подумала Руби. — Как будто она каждый раз теряется в моем присутствии и не знает, что сказать и как себя вести. И я теперь тоже не знаю. А раньше почему-то знала». — Привет, — выдохнула Руби, и этот выдох получился слишком громким, потому что до этого она слишком долго сдерживала дыхание. — А я тут приехала за зеленью... — неловко и как будто оправдываясь, объяснила Майя. — И за семенами. Аарон сказал, что я могу их взять, чтобы мы с Астрид посадили что-нибудь у себя, там. Ну, на стрельбище. Расширили наш огород. У Астрид он не очень-то богатый. Руби кивнула. Да, это была здравая мысль. Астрид и Майе было неудобно каждый раз сюда таскаться. И, судя по тому, что у них есть планы на будущее, в отношениях с Астрид у Майи тоже все в порядке и уходить от неё девушка не собирается. «Ну, вот и все. Вот ты все и выяснила». — А ты теперь... ездишь на велосипеде? — спросила Руби, выдавив годами тренированную беззаботно-вежливую улыбку. — Угу. Меня Астрид научила, — ответила девушка, проходя между рядов зелени и выбирая спелые пучки салата. — Круто. Это правда круто, — сказала Руби, и никогда ещё это словечко не казалось ей таким тупым, как в тот момент. — А ты как? Как у тебя дела? — спросила Майя то ли с дежурной вежливостью, то ли с искренним интересом – Руби не могла понять. Они немного поговорили, и Руби рассказала о том, как только что навещала Тайлер и Луизу, проверяла малышку, у которой, как показалось Тайлер, появились признаки простуды. Но Руби ее осмотрела и убедилась, что с девочкой все в порядке, и что все мамочки — самые страшные паникерши в этом мире. — А ты сама как? — спросила Майя, на этот раз точно с искренним интересом, Руби это заметила. — Как себя чувствуешь? «Она имеет в виду Асю. Конечно. Но что ей сказать? Что, спасибо, моя крыша ещё пока не поехала окончательно?». — Я нормально. И мне... немного лучше. Правда. — Ну... Я рада, — по губам Майи мелькнула неуверенная улыбка. — Помочь тебе найти семена? — Ой, да, спасибо, я, если честно, без понятия, где Аарон их хранит. Руби наклонилась и выдвинула из-под стола несколько деревянных ящиков. Внутри были холщовые мешочки с семенами всевозможных овощей и трав, к каждому из которых была прикреплена бирка с соответствующим наименованием. — Ого, как много! — воскликнула Майя, наклоняясь над ящиками. — Вот листовой салат, — Руби достала один из мешочков и протянула девушке. — Вот петрушка, базилик и... подожди-ка, где-то рядом здесь был укроп, я точно помню. Ага! Вот и он. Выбрав всю необходимую зелень, они переключились на ящик с овощами. Майя решила взять кабачки, баклажаны, несколько сортов поздней капусты, фасоль и лук, сказав, что им пока, наверное, хватит. После чего Руби помогла девушке уложить мешочки в корзинку и собрать, собственно, урожай. Руби заметила синяк у Майи на скуле и на коленке, но не стала задавать лишних вопросов, решив, что девушка просто навернулась с велосипеда во время тренировок. А ещё она подумала, что Майя выглядит в целом весьма счастливой, смеется искренне. Да, от неё исходила легкая скованность, но эта скованность появлялась в Майе и раньше при каждой их встрече, поэтому Руби приняла ее на свой счёт. А ещё... Майя была очень красивой. Даже с этим синяком и ободранной коленкой, она казалась Руби очень милой. Тёплой. И Руби хотелось коснуться ее волос цвета темного шоколада. Да, Астрид была права, убедив Майю отрастить волосы. Такой простой и в то же время красивый цвет. «Раньше я могла обнять ее и это ничего мне не стоило. Это было несложно, и я при этом ничего не чувствовала — лишь биение ее сердца, словно бегущего мне навстречу». — Спасибо, — Майя выпрямилась и отряхнула ладони от налипшей влажной земли. — Ты мне очень помогла, а то я бы здесь одна целый час ковырялась. Астрид со мной не поехала, ей нужно принять экзамен у новенького. — Не за что, мне не сложно, — кивнула Руби, осознавая, что вот сейчас Майя просто уйдёт, и они не увидятся до очередной случайности через месяц, два, три. Больше? Обсерватория. Не так давно, весной, сидя на лавочке возле дома Аарона, они говорили о том, чтобы сходить в обсерваторию, когда наступит лето. И сейчас июнь — видимость Сатурна превосходная. Время выполнять обещания, но... Руби помнила, каким взглядом их смерила Астрид в тот день на той лавочке. Нет. Это неуместно, неправильно. Астрид вряд ли оценит их поход в обсерваторию, даже если ничего не скажет. Ей это не понравится, ох как не понравится. И все же. Неужели этого так никогда и не случится? И некоторым обещаниям не суждено исполниться? Майя улыбалась — легко и весело, чуть прищурившись от солнца. Предложить ей сейчас или нет? Рискнуть и перепрыгнуть или просто повернуть назад? Секунда. Две. Вдох. Выдох. Повернуть назад. — Ну ладно, мне пора, — Майя кивнула неопределенно вбок. — Ты тоже пойдёшь или у тебя тут пока дела? — Я ещё задержусь, — ответила Руби, подавив волну острой боли, поднимающейся откуда-то снизу и словно отсчитывающей одно за другим рёбра. — У меня тут кое-какие дела. — Ну пока, удачи тебе, — Майя развернулась, махнула ей свободной рукой, и Руби махнула в ответ своей одеревеневшей ладонью: — Пока. Майя.* * *
Майя тащила уже третий пятикилограммовый мешок соли к границе стрельбища и лесополосы, мучаясь от жары и обливаясь потом, а самое главное – абсолютно не понимая, зачем это нужно. Астрид, ушедшая далеко вперед, несла свой мешок легко и без усилий, словно дамскую сумочку. Приблизительно месяц прошел с того момента, как Астрид в общих чертах обрисовала ей свой план по переселению Серёжи в Кромлинск. С тех пор они обе регулярно дежурили на границе по очереди в то время, которое Майя считала наиболее вероятным для появления друга. Она отлично знала расписание его жизни, поэтому ей не сложно было догадаться, когда приблизительно Серёжа мог бы сделать очередную попытку проникнуть сюда и увидеться с ней. Астрид предложила подготовиться к приходу Серёжи, а именно – запастись солью. Соль могла отпугнуть лярв, когда Серёжа пересечет границу, и если ее будет достаточно, а Майя будет удерживать парня достаточное количество времени, есть вероятность, что он переместится в Кромлинск полностью и насовсем. Это был неплохой план, хоть Майя по-прежнему и не горела желанием втягивать в это дело своего друга. А также она не понимала, совершенно не понимала, за каким чертом им нужно столько соли! Изначально Астрид предложила рассыпать на земле нечто вроде солевого кольца, круга, который не позволит лярвам пересечь черту и добраться до Серёжи и Майи. Но потом заявила, что этого не достаточно, и нужно притащить на границу всю соль, которая у них есть. А было ее много! Слишком много для Майи, которая по-прежнему не отличилась выносливостью и спортивным телосложением. Когда они с Астрид поравнялись, и женщина положила мешок рядом еще с шестью такими же, Майя, с яростью бросив свой, закричала: — Ты мне объяснишь наконец-то или нет, какого черта мы перетаскиваем сюда весь солевой запас Кромлинска?! — А ты пораскинь мозгами и подумай, это совсем не сложно и даже полезно, — лениво отозвалась Астрид, не глядя на нее, чем привела девушку в еще большее бешенство. — Прекрати выёбываться! Я тебя спрашиваю, зачем нам столько соли?! Астрид вздохнула и, по-прежнему не глядя на Майю, слегка пнула один из мешочков носком кроссовка. То ли окрик Майи ее смутил, то ли напугал, но выёбываться она больше не стала и терпеливо объяснила: — Солевого круга недостаточно. Если мы просто рассыплем по кругу соль, даже толстым слоем, может подняться ветер и нарушить целостность кольца. А это опасно. Поэтому я хочу сделать достаточно большого диаметра круг, состоящий из целых мешков соли. Думаю, нам потребуется их около двадцати, ну, может, пятнадцати. Лучше двадцати, конечно. К такому количеству соли не приблизится ни одна лярва, и ветром их не унесет. Вот и все. — Э-э-э… ну, ладно. Хорошо, — Майя мгновенно остыла, ощущая невнятный укол стыда за свою вспышку раздражения. — Это хороший план. Астрид только неопределенно кивнула и, сложив руки на груди, посмотрела на границу лесополосы. Солнце уже клонилось к верхушкам деревьев, но на улице было еще довольно жарко. — Можешь не таскать больше, если ты устала, — сказала Астрид. — Спешить нам некуда. Сегодня твой друг все равно вряд ли появится. Остальное я сама донесу. — Да ладно, я помогу. Просто… я не люблю делать что-то, не зная конкретной цели, ради чего это делаю. — Я правда справлюсь сама, — повторила Астрид с нажимом. — Ты можешь пока заняться посадкой рассады. Я еще утром все подготовила. Астрид имела в виду их небольшой импровизированный огородик во дворе дома, где Астрид уже выращивала лук, чеснок и помидоры с огурцами раньше, и который в последнее время запустила. Но сегодня утром Майя застала женщину за уборкой прошлогоднего бурьяна и прополкой грядок. Оставалось только высадить семена. И Майя прекрасно справилась бы сама, но все же… Ей хотелось, чтобы они с Астрид побыли вместе, вместе занялись какой-то работой, быть может, поболтали о чем-нибудь незначительном в процессе, чтобы было не так скучно. Но даже сейчас, даже таская эту чертову соль, они были сами по себе, и Астрид уходила вперед, а потом возвращалась за новым мешком и не ждала, когда Майя управится. Астрид словно была глубоко погружена в себя и не желала общения, а Майя напряженно гадала, что могло стать причиной ее отчуждения. Долго гадать не пришлось. Астрид спросила: — Как там у Руби дела? Ты говорила, что вчера вы с ней встретились в оранжерее. Ревность? — Да нормально у нее все, — ответила Майя, изучая Астрид взглядом и все надеясь, что та повернет голову в ее сторону. Но Астрид стояла неподвижно. С идеально прямой спиной и гордо поднятым подбородком. В ее чуть прищуренном взгляде единственного холодно-серого глаза не читалась ни одна эмоция. — О чем вы говорили? — спросила Астрид. Это прозвучало как допрос, и Майе стало неприятно, но она все равно ответила, решив, что так будет лучше: — О Тайлер и Луизе. Руби рассказывала мне, как у них дела. Еще о растениях. Руби помогла мне собрать корзинку. — М-м-м, — Астрид издала неопределенный мычащий звук и замолчала. Майя не знала, стоит ли еще что-нибудь говорить, и пока она об этом думала и искала способ перевести тему, Астрид спросила: — Она ничего не спрашивала обо мне? Или… о твоих синяках, например? — Да нет, – Майя качнула головой. — Ничего такого. Я ей рассказала, что ты меня на велике научила кататься. Наверное, она догадалась, что синяки оттуда, потому что ничего не спрашивала. — Ясно. А она… никуда не звала тебя? Ну, не знаю, может, встретиться, провести время вместе, погулять? Может, поболтать об Асе? — Нет. Ничего такого. А ты, может, уже сама сходишь к ней и спросишь обо всем, что тебе хочется, у самой Руби?! — Майя чувствовала, что снова начинает злиться, все меньше понимая, какого черта Астрид так охладела к ней, словно Майя, по меньшей мере, целовалась с Руби в оранжерее, а не собирала урожай укропа и петрушки! — Возможно, – отозвалась Астрид, и тон ее голоса охладел еще на пару градусов, хотя Майе казалось, что между ними и так уже образовалась корочка свежего инея. — Мы с ней давненько не виделись. В последний раз, когда Тайлер рожала. — Вот и иди! — рявкнула Майя. — Она твоя подруга, в конце концов. — Да. Наверное, — и от того, как Астрид добавила в конце это «наверное», Майе стало еще больше не по себе. Она всегда считала, что если человек – твой друг, то он точно друг, а если «наверное», то уже нет. Серёжа, например, ее друг. И Марина тоже. Она чувствовала это сердцем и не подвергала сомнению. Доверяет ли Астрид хоть кому-нибудь? Хоть кому-нибудь вообще? Руби – уж точно нет, раз задает такие вопросы. Словно ожидает в ответ услышать: «Руби зажимала меня между пучков салата и позвала в обсерваторию посмотреть на Сатурн». «Их отношения снова испортились. Снова разладились. Снова из-за меня. Да что же это за проклятие такое?». «И если Астрид не доверяет Руби, которую знает как облупленную столько лет, то разве могу я рассчитывать, что она будет доверять мне? Да, со скрипом Астрид поверила, что у меня никого не было с момента нашего расставания четыре года назад, но верит ли она сейчас, что я люблю ее и хочу быть с ней? Несмотря на то, что она сделала со мной на кухне? Несмотря на то, что у нас проблемы с сексом?». Майя понимала, насколько важен для Астрид секс. И то, что сама девушка считала незначительной проблемой, которая разрешится как-нибудь потом, для Астрид могло обернуться настоящей трагедией, крахом самооценки и хуже всего – подозрениями. В том, что Майя ее на самом деле не любит и не хочет быть с ней. А хочет быть с какой-нибудь Руби, с которой они так мило смеялись тогда на лавочке возле подъезда, и, как бы глупо это ни было, Астрид могла с легкостью в это поверить. «Ну и пусть. Я ничего не могу с этим сделать. Это ее демоны, и с ними ей придется справляться самой», – устало подумала девушка, а вслух обронила: — Ладно, я пойду в огород. Если хочешь, приходи, как закончишь. — Вряд ли, — Астрид качнула головой. — Нужно приготовить что-нибудь на ужин, я лучше займусь этим. И никаких игриво-ласковых вопросов из серии: «Что бы ты хотела: пирог с малиной или клубничный пудинг? Или, может, ягодное мороженое? Или все вместе? Я же знаю, что ты хочешь все и сразу, круглолицая!». — Хорошо, — выдавила Майя, надеясь, что голос не выдал ее подступающих к горлу слез, и быстрым шагом пошла от стрельбища прочь, мечтая как можно скорее скрыться во дворах. Астрид пошла следом за ней, и в первую секунду Майя обрадовалась и даже расхотела плакать, но потом поняла, что Астрид идет не за ней, а за новой порцией соли в подвал дома. И отчаяние от осознания этого факта, разочарование и боль затопили ее сердце такой мощной волной, что Майя проплакала на протяжении следующих полутора часов, высаживая семена и поливая грядки собственными слезами. Думая, как глупо, как смешно и одновременно жалко она при этом выглядит, Майя все равно не могла остановиться. Просто не могла.