Кромлинск

Чуешь, какой воздух? Август пришёл. Прощай, лето. (Рэй Брэдбери. Лето, прощай)

Летние месяцы всегда пролетали для Аарона незаметно, потому что работы было особенно много. И пока погода в Кромлинске держалась хорошая, он стремился сделать как можно больше дел по обустройству города. Собирал бригады мужчин и женщин в хорошей физической форме, и все вместе они занимались стрижкой газонов и деревьев в центральной части Кромлинска, чистили улицы, облагораживали скверы и парки, латали здания, находящиеся в аварийном состоянии, а также ремонтировали жилые дома и готовили квартиры для прихода новых жителей, проводили электричество и воду. Работа в оранжерее и огороде тоже была работой, но после всего воспринималась уже скорее как вечерний отдых. И, приходя домой, Аарон ужинал тем, что готовила Беатрис, а после падал в постель, умудряясь отрубиться даже под громкие звуки плача Луизы. Малышка была довольно беспокойной, и Тайлер с ней мучилась и тоже уставала, из-за чего Аарон частенько ощущал себя виноватым. Он почти не помогал Тайлер и почти не проводил время с новорожденной дочерью. Он даже не вставал к ней ночью, потому что попросту не просыпался. Тайлер ни разу не упрекнула его, но Аарон чувствовал – ей хотелось большей поддержки. Тайлер отдалилась от него и как будто замкнулась на этом ребенке, и единственное, что радовало Аарона – это помощь Беатрис. Девушка помогала Тайлер и с Луизой, и с готовкой и уборкой, успевая еще шить одежду и поливать растения в оранжерее, однако особо уставшей при этом не выглядела. Напротив, она была полна энергии, юна, свежа и, как всегда, много болтала при каждой их встрече, а Аарон, замученный дневными заботами, с трудом поспевал за ходом ее быстрых мыслей. Иногда Аарон скучал по тем временам, когда они с Беатрис гуляли вместе, ходили в их заброшенный кинотеатр или просто сидели на крышах. Они очень давно не проводили время просто так, вдвоем, бездельничая и болтая. Аарон мучился от желания устроить себе выходной и пригласить Беатрис погулять и развеяться, хотя долг и совесть на все лады призывали его посвятить этот выходной Тайлер и дочке. Ну почему, почему он просто не может быть в двух местах одновременно? Почему всегда нужно что-то выбирать и что-то решать? В конечном итоге Аарон пришел к мысли о том, чтобы разделить свой выходной день пополам – погулять с Беатрис днем, а вечером помочь Тайлер с малышкой. Поэтому, вернувшись домой вечером очередной июльской субботы, Аарон отправился прямиком в комнату Беатрис, чтобы рассказать ей о своих планах. Он был немного удивлен тем, что Беатрис не встретила его, как обычно, рассказывая о том, что приготовила на этот раз. На кухне было темно, из спальни Тайлер раздавались гукающие звуки Луизы, а сама Тайлер, очевидно, была занята с дочерью и тоже не могла выйти к нему. Но где же Беатрис? Может, ее вообще дома нет? Из-под двери ее комнаты не пробивались полоски света, и Аарон, наверное, развернулся бы и ушел, если бы не различил странный звук. Похожий на приглушенное бормотание телевизора или радио. Может, Беатрис просто смотрит какой-нибудь очередной сериал, который ей скинула Майя? Поэтому и свет у нее выключен? – Беатрис? – Аарон, смущаясь, тихо позвал девушку по имени и пару раз стукнул в дверь ее комнаты костяшками пальцев. Невнятное бормотание в ту же секунду смолкло, и Аарон совершенно отчетливо услышал громкий всхлип. Это был именно всхлип, придушенный, отчаянный, и мужчина, не став церемониться и поддавшись волне паники, рывком открыл дверь. – Беатрис! – воскликнул он, шагая сразу на середину комнаты. Девушка сидела в постели, подобрав под себя загорелые худые ноги, и держала в руке планшет, который, насколько помнил Аарон, принадлежал Майе. Его голубоватый экран освещал ее спутанные распущенные волосы и припухшее, заплаканное лицо. – Би-Би… – пробормотал Аарон, переходя от растерянности на ее детское прозвище. –Что случилось, милая? Беатрис снова всхлипнула и вместо ответа клацнула по экрану планшета, после чего из динамика зазвучал дрожащий женский голос: – Настенька, дочка, это мама… – плач и помехи. – Привет, родная моя. Я знаю, что ты когда-нибудь это услышишь, и я знала, всегда верила, что ты жива, моя хорошая. Настюша. Как ты там? Твои друзья показали мне твои фотографии. Я просто поверить не могу, какая ты уже стала большая и какая хорошенькая! Я очень скучаю по тебе, доченька, милая… Мы с отцом себе места не находили, когда ты пропала. С ног сбились, всех соседей на уши поставили, искали тебя всем районом, и ничего… Ты как сквозь землю провалилась, а теперь твои друзья, эта девушка Майя говорит, что ты живешь в параллельном измерении. Но пусть лучше так, главное, что жива-здорова. Я чувствовала сердцем, что ты жива, а папа мне не верил… Ох, Настенька, хорошая моя, с папой нашим случилась беда. Мне нужно сказать тебе. Папа умер. Полтора года он продержался с тех пор, как ты пропала. Он думал тогда о худшем. Не верил, что ты вернешься, ну и… Не выдержал он. Когда я нашла его, он уже холодный был. Прости, доченька, не спасла я нашего папу… – снова плач. – Он тебя очень любил. Все страдал, что ничего тебе дать не может, что он калека теперь. Ему бы к психологу тогда, но какие психологи, у нас и на еду-то денег с трудом хватало. А он всё себя винил, что ты пропала. Но тут никто не виноват, моя хорошая, и ничего не поделаешь, что так вышло. Ну и я тут… одна теперь живу. Как-то перебиваюсь, зарплату повысили, и с одной работы я уволилась, стало полегче. Если бы только ты могла вернуться, Настюша моя, мы бы с тобой хорошо зажили. Не как раньше. Ты уж прости нас, меня и отца твоего. Не могли мы тебе всего дать, чего ты хотела, ругали тебя часто, но ты ничего плохого не делала, ты была хорошей девочкой. Прости меня, Настюша, я сама тогда не понимала, как была счастлива, когда у меня были вы с папой. И за все разы, когда кричала и срывалась, прости тоже. Если сможешь, пожалуйста, возвращайся ко мне. Очень я по тебе тоскую, уж сколько лет прошло, а сердце мое болит и болит. Пока, моя роднулечка. Прости и не забывай маму свою. Всхлип – и запись оборвалась. Аарон, у которого от каждого произнесенного слова этой женщины что-то словно холодело и отмирало внутри, взглянул на Беатрис почти с ужасом. Девушка закрыла рот и нос ладошкой, а планшет бросила на одеяло. Экран погас, и комната на мгновение погрузилась в кромешную тьму. Аарон не успел ничего сказать, а Беатрис уже сорвалась с места и, плача, вылетела из комнаты. «Нельзя. Нельзя никуда отпускать ее в таком состоянии, – вспышкой молнии полыхнула в сознании мысль. – Беатрис безоружна и подавлена. С ней может случиться… случиться что угодно. Она – лучшая добыча для лярв сейчас». Аарон метнулся в коридор, но Беатрис уже выбежала из квартиры и спешила вниз по лестнице. – Беатрис! Подожди! – закричал Аарон, но она не остановилась, и он тоже побежал дальше. Усталый, Аарон не отличался быстротой реакций, но бегал все же быстрее девочки за счет своих внушительных размеров, поэтому нагнал ее уже на середине детской площадки. Беатрис попыталась вырвать руку, зло крикнула: – Оставь меня! Я хочу побыть одна! Аарон, испуганный этим внезапным порывом гнева, чуть не выпустил ее худенькое предплечье, но в последний момент собрался и поймал Беатрис второй рукой тоже. Да, ему все еще тяжело было привыкнуть к изменениям ее характера, скачкам настроения и откровенно странному временами поведению. Да, они стали ссориться, чего раньше, когда Беатрис была ребенком, практически не случалось. Но Аарон поклялся себе, что будет терпеливым, что никогда не повысит на нее голос и просто будет ждать, а ждать придется всего-то пару лет, когда это пройдет. Не велика беда. Да и терпения у Аарона был целый вагон. – Я не отпущу тебя никуда одну! – сказал он, укрепляя хватку. – Ты мне не отец! – взвилась Беатрис. – Не отец. Твой отец умер. Мне очень жаль. И я сочувствую тебе всем сердцем. Беатрис мгновенно затихла и перестала вырываться после этих слов. Из ее груди вышел какой-то придушенный то ли стон, то ли всхлип, то ли вскрик. А потом девушка расплакалась в голос. Ослабела, обмякла и позволила Аарону себя обнять. Теперь Беатрис уже не дышала ему в пупок, не мельтешила где-то под мышкой, как это было раньше, а доставала до его груди, и Аарону было намного легче наклониться и дотянуться губами до ее макушки, поцеловать, погладить. Такая взрослая, уже не похожая на путающегося под ногами щенка, она завораживала его, временами пугала и заставляла сердце сжиматься от сожаления по ускользающим сквозь пальцы годам, по месяцам и дням, которых он уже никогда не коснется. По минутам, хрупким мгновениям ее взросления. Раньше Аарон был уверен, что не относится к Беатрис как к дочери. Что они просто друзья, пусть и с большой разницей в возрасте, но их отношения были равными, и Аарон никогда не пытался заменить девочке ее родителей. Он был просто ее старшим другом, не братом, не дядей, не родственником, а просто другом. Такое ведь бывает. Или нет? И в тот момент, обнимая Беатрис посреди пустынной детской площадки в желтом свете одинокого фонаря, он понял, что его чувства изменились. А, возможно, он наконец-то смог их признать. Не подавить в себе родительский инстинкт, родительские чувства, всегда причиняющие столько боли и сомнений, а позволить им завладеть его сердцем. Возможно, Аарон понял это благодаря тому, что сам все же стал отцом. И то, от чего он прежде так рьяно и так смущенно отрекался, он вдруг смог признать. Аарон вырастил эту девочку. Он «покупал» ей цветные карандаши в Подкове, он вырезал ей фигурки животных из дерева, он слушал, как она читает стихи Агнии Барто на сцене заброшенного театра. Смотрел, как неуловимо, но необратимо меняется она каждый день. И он же стал свидетелем ее первой по-настоящему взрослой трагедии, на этой площадке, среди обломков ее уходящего детства. Он бесконечно ее любил. Любил так, как пока не любил Луизу, хоть она и была его родным ребенком. И это было страшно. Тяжело, больно. Ты мне не отец! «Нет. Но ты мне как дочка. Моя маленькая Би-Би». «И ты точно так же, как и я, боишься это признать. Проще придумать мне имя. Называть меня Аарон. Это хорошее имя. Намного проще, чем произносить вслух слишком сильные, неловкие, к чему-то как будто обязывающие и громкие слова. Отец. Папа». Просто Аарон. Он предложил Беатрис присесть на ближайшую лавочку и поговорить, но девушка только покачала головой и выдавила сквозь слезы: – Не… здесь. Не… хочу. Давай… уйдем… пожа…луйста. И они пошли, сами не зная, куда. Беатрис держала Аарона под руку, дышала глубоко и иногда еще всхлипывала, но все же начинала успокаиваться от его присутствия рядом и от такого приятного, сладко-свежего вечернего воздуха. Людей на улицах в столь поздний час уже не было, и их окружали коробки домов, молчаливые, с редкими квадратиками желтых окон, а некоторые – полностью темные, без единого лучика света внутри. Тихие и пустые, они словно спали и видели сны о своей прошлой жизни. На крышу одной из таких спящих десятиэтажек Беатрис предложила ему забраться. Со словами: – Хочу быть подальше. От всего этого. Пойдем туда, пожалуйста. Аарон, который очень редко ей отказывал, не отказал и на этот раз. Они поднялись на крышу по пыльной, усыпанной обломками штукатурки и краски лестнице, освещая себе дорогу карманным фонариком Аарона. Абсолютная тишина, в которой звук их шагов и хруст штукатурки кажется оглушительным. Приоткрытые двери некоторых квартир, ведущие во тьму. И Беатрис, шагающая быстро, не делая перерывов и пауз, бегущая от собственной боли, все выше и выше. Выше. Аарон надеялся, что они не встретят здесь лярв, и что запасы соли в этом, некогда жилом доме, достаточны для того, чтобы отпугнуть тварей. Потому что у них было всего одно оружие на двоих. Как в старые добрые времена, когда Беатрис только попала сюда и еще не умела стрелять. Когда она была его маленьким хвостиком. Теперь же она шагала впереди. Крыша, покрытая гудроном, была еще теплой после жаркого дня, нагретая солнцем. Поэтому Аарон и Беатрис, недолго думая, присели прямо на нее, а девушка буркнула, кивая на свой белый сарафан: – Все равно я его стирать собиралась, так что, плевать. Аарону, который даже не успел переодеться из грязной рабочей одежды, тем более, нечего было терять. Они посидели в молчании несколько минут, глядя на редкие огни ночного Кромлинска. Слушая его хрупкую тишину и дыхание друг друга. – Мой отец покончил с собой, – сказала Беатрис, и в голосе ее уже не было эмоций. – Из-за меня. – Не из-за тебя, милая, – отозвался Аарон, накрывая ее прохладную ладонь своей. – У твоего отца была депрессия. Ты ведь понимаешь, что это тяжелая болезнь? Она началась, еще когда он получил травму и стал инвалидом. – Да, но… возможно, если бы я не попала в Кромлинск, он был бы до сих пор жив. – Этого ты не можешь знать. Ты в любом случае не виновата, Беатрис. Так сложились обстоятельства, что ты оказалась здесь. – Но почему… – она судорожно вздохнула. – Почему тогда я чувствую себя виноватой? Аарон знал, почему, а еще через мгновение это знала и сама Беатрис. Она прошептала: – Возможно, потому что все это время… я плохо думала о нем? О них? О своих родителях… Я как будто… отреклась от них. Не хотела думать, не хотела вспоминать. Не хотела быть… Настей. – Возможно, – мягко согласился Аарон. – Но у тебя были на то причины. Не стоит винить себя. Так ты защищалась от боли. – Я так боялась этого… Так боялась узнать, что на самом деле родители… любили меня. Что они страдали, когда я пропала. И хотя моей маме в итоге живется лучше и легче, и она больше не работает, как ломовая лошадь… она все равно страдает. Она… думает обо мне. А я… все эти годы ее даже не вспоминала. Я просто… как будто ушла в другую комнату и закрыла дверь. Наглухо. – Беатрис, милая, избегать болезненных переживаний – это естественно для любого человека. Ты совершила главное – смогла адаптироваться в новом мире, привыкла к другой жизни и полюбила ее. Разве кому-то было бы лучше, если бы ты страдала и плакала? Это все равно ничего бы не изменило. Ты начала новую жизнь, нашла в себе для этого силы, и не стоит винить себя за то, что эта жизнь нравилась тебе больше прежней. Это не значит, что ты кого-то предала. – И все же… Мне так стыдно, – их пальцы переплелись, и Беатрис чуть сжала его ладонь. – За что? Она помолчала, снова коротко вздохнула и ответила: – За то, что полюбила тебя больше. Чем их. Аарон смутился, и он видел, что Беатрис тоже смущена – эти слова дались ей очень непросто. Сравнить его с родителями и признать, какое место в ее жизни он занимает, девушке было непросто. – Даже сейчас… – прошептала она. – Мне очень стыдно, но я не хочу возвращаться. Мне очень жаль свою маму, я не хочу, чтобы она страдала, но и быть с ней, жить с ней не хочу. Да, такой возможности у меня и нет, потому что я не Майя, но все равно… Если бы она была, эта возможность, я понимаю, что осталась бы. С тобой. И за это… мне стыдно. – Би-Би… – смущенный и тронутый Аарон обнял девушку за плечи второй рукой. – Иногда мы просто чувствуем то, что чувствуем. И это нельзя изменить, этим нельзя управлять, понимаешь? И винить себя бесполезно. – А если бы я ушла, ты бы скучал по мне? – Беатрис, как в детстве, уткнулась носом в его плечо. – Скучал? Да я не представляю, как бы жил без тебя, – ответил он искренне. – Ну… не знаю. У тебя ведь теперь есть… настоящая дочь. И по тому, как она произнесла это словосочетание «настоящая дочь», Аарон понял вдруг, что Беатрис все-таки ревнует. Хоть никогда этого и не показывает, но она переживает, что родной ребенок будет занимать в его сердце больше места. – Ты тоже настоящая, – прошептал он в ответ. – Моя настоящая Беатрис. Он не стал говорить «дочь», чтобы не смущать их обоих, но Беатрис, конечно, все поняла и обняла его крепче. Они посидели немного в молчании, осознавая собственные чувства и словно принимая, признавая их вес. А потом Аарон предложил: – Возможно, ты захочешь тоже записать подобное послание для своей мамы, как думаешь? Ты могла бы высказать все, что у тебя на сердце, попросить прощения и облегчить душу. А там… кто знает. Возможно, и твое послание однажды дойдет до нее. Пусть и через четыре года, если Майя в очередной раз соберется отправиться в наш родной город. – Да, возможно, – согласилась Беатрис. – Я правда хотела бы, чтобы маме стало полегче… И если мой отец меня уже не услышит, пусть услышит хотя бы она. Пусть и через четыре года. Но, наверное, это все равно лучше, чем никогда. – Определенно, – кивнул Аарон. – А у тебя завтра выходной? – она неожиданно перевела тему. – Да, вроде как, – ответил Аарон, думая, что Беатрис сейчас предложит ему сходить куда-нибудь вместе, но вместо этого она предложила: – Не хочешь позвать Тайлер на свидание? Мне кажется, она совсем задолбалась от всего этого. Вчера я слышала, как она плакала днем. – Правда? – встревожился Аарон. – Угу. Я подумала, может, вам провести время вдвоем? Я посижу с Луизой. А вы… не знаю, сходите куда-нибудь. Устройте ужин при свечах. Женщинам, знаешь ли, важна вся эта романтическая фигня. Даже если они говорят, что нет. Аарон улыбнулся и чмокнул Беатрис в макушку: – И что бы я без тебя делал? Мне бы даже в голову не пришла мысль о свидании! – Потому что ты большой и глупый Аарон! – она звонко рассмеялась. – Ясно ведь, что Тайлер устает от ребенка, и ей нужно сменить обстановку. Но ничего, если тебе еще будут нужны советы про женщин, обращайся! – Хорошо, – Аарон не выдержал и рассмеялся в голос, а Беатрис подхватила его смех. Неловкость прошла. Они снова были как будто просто друзьями. Просто большим мужчиной и маленькой девочкой, просто Аароном и Беатрис друг для друга.

* * *

Август. Для Майи он был наполнен пряными ароматами фруктово-ягодных пирогов Астрид, ощущением легкой горечи от предчувствия скорой осени, смешанной со страхом как будто бы чего-то не успеть, не догнать, пропустить. Почти все свободное время они с Астрид проводили на улице, совершали долгие велосипедные прогулки и изучали Кромлинск, как Майя мечтала когда-то. Проводили много времени вместе. И за последние пару месяцев их отношения словно бы сгладились. Возможно, потому, что они обе предпочитали обходить острые углы и отмалчиваться, а возможно, потому, что привыкли к совместному проживанию и притерлись друг к другу. Для Майи это был новый опыт, ведь раньше она никогда не жила со своей девушкой. Ей нравилось, что Астрид все время была где-то неподалеку, и в любой момент Майя могла найти ее, чтобы поделиться какой-нибудь мыслью, случайно пришедшей в голову, высказать новую идею по поводу того же Серёжи или просто предложить выпить вместе чаю. Им обеим хватало личного пространства, и когда Астрид усаживалась в своей комнате с книгами по психологии, Майя тоже уходила к себе, во вторую часть их совмещенной квартиры, где тоже читала книжки или играла на гитаре. Они ни разу не поссорились за то лето. Во всяком случае, открыто. Но несколько раз Астрид уходила колошматить свою боксерскую грушу, и Майя знала, что это из-за нее. Что Астрид злится, где-то обижается, но держит это в себе и не высказывает ей свои эмоции прямо. Она не знала, становится ли Астрид легче после этих «свиданий с Грушей». Это была одна из тех острых, ранящих тем, коснувшись которой, уже сложно было бы остановить кровь. Да, их проблемы с сексуальной близостью немного уменьшились, но все же оставались, а следовательно – оставалась и напряженность. И всякий раз, когда у них что-то не получалось, не ладилось, шло не так идеально и легко, как раньше, Астрид словно замыкалась в себе. Подолгу сидела в своей комнате, слушая пластинки, и в некоторые дни они практически не разговаривали друг с другом. А на следующее утро делали вид, что все в порядке и ничего не случилось. Майя не знала, сколько это продлится. Закончится ли это само, или все же произойдет какая-то катастрофа, взрыв, который либо вновь сблизит их и поможет преодолеть кризис, либо окончательно поссорит. Она боялась этого. Боялась, что в один из таких дней Астрид устанет делать вид, будто ничего не случилось, и предложит им расстаться. Как предложила когда-то Руби. И в последние недели Майя все чаще вспоминала историю их второго расставания, рассказанную Астрид. Размолвки Руби и Астрид ведь тоже начались из-за секса. Астрид не нравилось, что Руби к ней охладела, что та ей отказывает или остается равнодушной к процессу. Астрид сделала вывод (скорее всего, поспешный), что Руби ее больше не любит, поскольку секс для нее шел в ногу с любовью, даже если сама женщина всегда утверждала обратное. Секс был для Астрид подтверждением любви. И Майя понимала, что в какой-то степени она права. Потому что их проблемы в сексе были лишь зеркальным отражением их проблем в отношениях. Проблем с доверием и серьезных ошибок Астрид в прошлом. Иногда Майе даже снились кошмары, в которых Астрид предлагала им разойтись раз и навсегда. Она всегда была непреклонна и не давала Майе даже шанса объяснить свои чувства. Объяснить, что эти чувства у нее все еще есть, что они не менее сильные, чем в начале, пять лет назад, и что, наоборот, они словно стали более явными и четко очерченными, болезненно-глубокими. И Майя со страхом ждала наступления осени, когда погода испортится, а они вновь окажутся заперты в четырех стенах наедине со своими неразрешенными проблемами и всеми невысказанными словами, проглоченными эмоциями. Что будет тогда? И не примет ли Астрид очередное поспешное, импульсивное решение? Но в тот день, когда они отправились на долгожданную велосипедную прогулку по Кромлинску, у Астрид было хорошее настроение под стать ясному солнечному небу и приятно-теплой, нежаркой погоде. Они отправились в то место, где уже бывали раньше, но которое еще не успели обследовать полностью. Место это находилось на окраине города, там, где Кромлинск только начинался, а на въезде в него стояла величественная, посеревшая от дождей стела. Редкие частные домики в этом секторе уже заканчивались, и город со всех сторон обнимали пышные леса, которые летом были особенно прекрасны. В тех лесах изредка встречались озера, по большей части пересохшие, но некоторые еще полнились водой, и на берегу таких озер Майя и Астрид любили проводить время. Иногда они купались, если погода была особенно жаркой, потому что вынести ледяную воду карьерных озер можно было только в жару. Но большую часть времени девушки проводили на берегу, устроившись на мягкой траве и прислонившись спинами к теплым камням, окружающим воду. Майе нравились эти моменты. Нравилось просто обнять Астрид, ощутить близость ее прохладной кожи, и сидеть так, ни о чем не разговаривая. Переплести пальцы, слушать крики диких уток, летающих неподалеку, на границе, и смотреть на гладкое зеркало воды без единого изъяна, достигшее той самой безупречности, какая никогда не будет доступна людям. Не будет доступна им. В тот день, так как погода была не жаркой, Астрид и Майя не стали задерживаться у воды и решили подольше покататься по лесу. Карта утверждала, что здесь отсутствуют какие бы то ни было строения, поэтому девушки были удивлены, обнаружив выложенную каменными плитами дорожку, которая вела к увитым диким виноградом воротам. – Ты знаешь, что это? – спросила Майя, слезая с велосипеда. – Понятия не имею, – отозвалась Астрид, и в голосе ее звучало любопытство. – Возможно, какая-нибудь старая усадьба? Не представляю, что еще может находиться в такой глуши. Ворота были открыты, и девушки, пристроив возле них свои велосипеды, ступили на неизвестную территорию. Взгляду открывался заброшенный и довольно сильно заросший то ли сад, то ли парк, с проложенными между деревьев пешеходными дорожками, а вскоре Майя заметила и небольшую постройку из белого кирпича, который так часто использовался в строительстве жилых домов в советские годы. Данное же строение жилым домом явно не было, и, пройдя чуть вперед, они обнаружили еще одну похожую постройку, и еще. Здания сливались друг с другом в форме буквы «Т» и тонули в разросшихся деревьях. – Это корпуса, – заключила Астрид, засунув пальцы под резинки маски и давая коже немного отдыха. В жару ей было особенно тяжело носить маску, но на все уговоры Майи снять ее и походить просто так, Астрид отвечала непреклонно-резким отказом. – Для больницы место не подходящее, для детского лагеря – слишком большое здание, поэтому, вероятнее всего, перед нами какой-нибудь санаторий. Санаторий. Майя никогда не бывала в подобных местах, даже в работающих, не говоря уж о заброшках. Ее маме никогда не давали путевок ни в санатории, ни в какие бы то ни было лечебницы, поэтому они просто ездили отдыхать на море, останавливаясь в маленьких недорогих отельчиках, да и такое удовольствие могли себе позволить далеко не каждый год. В последние четыре года – так вообще ни разу, поскольку Майя много работала, чтобы содержать себя, а также занималась стрельбой, изучением всевозможной паранормальщины и подготовкой к заветному возвращению в Кромлинск. И это не говоря о том, что у нее просто не было настроения на праздный отдых. А вот Астрид, насколько Майя помнила, в санаториях отдыхала. Было это в ее детские и подростковые годы. А возил их туда ее отец, чтобы загладить вину перед матерью за побои и насилие. Поэтому сейчас Майя всерьез опасалась, что подобное место может вызвать у Астрид неприятные ассоциации и воспоминания, от которых ее прекрасное настроение развеется как дым. Впрочем, пока они шли по проложенным плиткой дорожкам, мимо заброшенного фонтана, украшающего центральную площадь перед главным входом в здание, Астрид не подавала признаков огорчения. Напротив – она с любопытством, почти с восторгом оглядывала новое место. – Подумать только! – воскликнула Астрид, широко улыбаясь. – Я-то была уверена, что уже весь Кромлинск вдоль и поперек облазила! Десять лет, ты только вдумайся, круглолицая, я торчу здесь десяток лет, и оказалось, что существуют места, которые мои глаза еще не видели! Пардон. Мой глаз еще не видел! Майя усмехнулась, мгновенно расслабляясь от ее шутливого тона и втайне радуясь, что Астрид назвала ее круглолицей. Такую Астрид она любила больше всего. Игривую, немного безбашенную, дерзкую и смешную. Ту самую Астрид, которая бросала камушки ей в окно и толкала в детский бассейн с шариками. А не ту, которая смотрела невидящим взглядом в пустоту и отправляла ее заниматься огородом. Не ту, которая после секса отворачивалась, не обнимала, уходила бить грушу, оставляя Майю тихо плакать, чтобы утром сделать вид, что все в порядке. – Как думаешь, почему этого места нет на нашей карте? – спросила Майя, пытаясь отвлечься от плохих мыслей. – Возможно, потому что его забросили еще до того, как наша карта была выпущена. А на новую карту Кромлинска и его пригорода просто не стали помещать недействующие объекты. – В таком случае, возможно, это не единственное место, о котором ты еще не знаешь? – подмигнула девушка, и Астрид улыбнулась в ответ. – Было бы неплохо! Все-таки за десять лет один город неслабо так приедается! Смена обстановки мне бы не помешала! Подойдя к главному входу, мраморное крыльцо которого было усыпано крошкой обвалившегося в одном месте козырька крыши, Майя и Астрид прочли название санатория на табличке возле парадных дверей: «Пансионат МИНЕРАЛЬНАЯ ЖЕМЧУЖИНА. г. Кромлинск, Дзержинский р-он». Астрид присвистнула, одновременно потянув тяжелую дверь на себя: – Ого-го! Да это не просто какой-нибудь санаторий, тут вам еще и минеральная скважина есть, поди ж ты! Ездили мы как-то всем семейством в подобное место. Тоже там минеральные лечебные воды были какие-то. На вкус как ссанина сотни буйволов, та еще мерзость, я тебе скажу. Но приходилось и пить, и принимать лечебные, черт их дери, ванны, чтобы не огорчать дражайшего папочку. «Ну вот, все-таки она вспомнила своего отца», – мгновенно напряглась Майя, но Астрид как будто так же быстро про него забыла и не стала дальше развивать эту тему. Они вошли в холл санатория, и в нос ударил такой знакомый затхло-пыльный воздух замкнутого долгое время просторного помещения. Длинный коридор вел к стойке регистратуры, по бокам стояли массивные кресла и кадки с засохшими цветами и маленькими деревьями. Майя не удержала вздох сожаления. Погибшие растения всегда вызывали в ней грусть. Астрид же тем временем подошла к висящей на стене огромной схеме с надписью заглавными буквами: «СТРУКТУРА МИНЕРАЛЬНОЙ СКВАЖИНЫ» с составом химических элементов, и принялась изучать названия. В целом холл был относительно чистый и хорошо сохранившийся. На потолке Майя даже разглядела лампы дневного света, целые и как будто просто ненадолго выключенные. Девушка пришла к выводу, что пансионат все же не был заброшен, скорее, просто законсервирован, и, возможно, пустовал не больше пары-тройки лет к тому моменту, как лярвы создали запечатанную эхо-версию Кромлинска. Возможно, в настоящем Кромлинске, который никогда не был заброшен и который существует где-то в параллельном измерении, санаторий уже восстановлен, и прямо здесь, в этом холле, прямо сейчас ходят люди. Персонал и отдыхающие. Сидят в этих креслах, стоят возле регистратуры, чтобы записаться на какие-нибудь процедуры. А возможно, в настоящем Кромлинске, к которому время было более беспощадно, чем к их замкнутой трехлетней версии, этот санаторий окончательно перешел в разряд заброшенных, никому не нужных зданий, призраков советской эпохи, а вандалы и мародёры растащили его по кирпичикам. Но сейчас, сегодня, это место как будто застыло в междумирье – ни живое, ни мертвое. Спящее. Как и весь Кромлинск. – Мне нравится здесь все больше, – заключила Астрид, взяв Майю за руку и слегка потянув за собой. – Пойдем, может, и нас запишут на какую-нибудь лечебную процедуру! Чур, мне массажную ванну… Майя хихикнула, и мысли о призраках покинули ее сознание. Астрид по-прежнему была веселой, и девушке это нравилось. Вместе они прогулялись по первому этажу, где было огромное множество процедурных кабинетов, несколько бассейнов и та самая массажная ванна, на которую нацелилась Астрид. А также просторная столовая, кинотеатр, библиотека, бильярдная и бар. Последний слегка обеспокоил Майю, и она заметила напряжение, промелькнувшее и в лице Астрид. Это место, даже если раньше там не подавали ничего, кроме минеральной воды, разбавленной минеральной водой, заставляло думать о неприятных вещах. Вспоминать о неприятных вещах. Но Астрид быстро отвлеклась и отвлекла Майю очередными шутками, которые сегодня сыпались из нее легко и непринужденно. Остановившись возле очередного плаката на стене, они читали список водолечебных процедур, среди которых были контрастные, йодобромные, скипидарные, хвойные и даже жемчужные ванны. Впрочем, внимание Астрид больше привлек подводный душ-массаж, и, приобняв Майю за талию, она шепнула девушке на ухо: – Вот что я точно не против попробовать с тобой, моя птичка… С ее стороны это была ненавязчивая разведка обстановки, прощупывание почвы, легкая попытка флирта, чтобы понять, как Майя отнесется к возможности немного «пошалить» в стенах этого санатория. И Майя отреагировала положительно, со смешком пихнула Астрид локтем, что на их языке значило: «Я не против, но не ПРЯМО СЕЙЧАС же». Астрид с улыбкой ее выпустила, и они обе, еще немного расслабившись в обществе друг друга, отправились исследовать второй этаж. Там располагался стоматологический кабинет, из которого Майя и Астрид, не сговариваясь, вылетели пулей, а также довольно большой тренажерный зал. И вот где они уже застряли надолго, потому что Астрид в восторге осматривала каждый тренажер, проверяла их состояние и грозилась утащить половину к себе домой в коллекцию к ее Груше. – Может, ты просто уже останешься здесь жить? – Майя со скучающим видом встала на замершую темно-синюю ленту беговой дорожки. – Я только «за»! Если, конечно, ты переедешь сюда со мной, – Астрид сняла с силового тренажера несколько блинов весом по двадцать килограммов каждый, явно желая утащить их с собой прямо сейчас. – Восстановим скважину, будем принимать каждый день чертовы ванны и оздоравливаться, как тебе такая идея? – С массажем? – уточнила Майя шутливо. – А то! – ухмыльнулась Астрид. По соседству с тренажерным залом располагались душевые кабинки и альфа-капсула для косметологических процедур, а еще чуть дальше по коридору – солярий. Майя, которая всю жизнь держалась от бьюти-индустрии на отдалении и не посещала подобных мест ни разу, с любопытством открыла кабинку вертикального солярия, состоящую из множества длинных белых ламп. – Хм, ты и так неплохо загорела за лето, куда тебе еще соляриться? – усмехнулась Астрид, скользя взглядом по голым ногам Майи в коротких шортах. – Похоже на душевую кабинку, – сообщила девушка свои впечатления и, шагнув внутрь, прислонилась к стене, на которой крепилось множество ламп, приятно-прохладных и даже не пыльных. Астрид шагнула за ней и поцеловала Майю, окончательно взбудораженная зрелищем ее ног и замкнутым полутемным пространством. Они целовались довольно долго, и Майя, начав переживать, что Астрид даже не дойдет до ближайшей кровати, чуть отодвинула ее от себя и шепнула: – Если кабинка захлопнется, то мы тут помрем, и никто нас никогда не найдет. – Ну, когда-нибудь кто-нибудь да найдет, – Астрид с легким сожалением выпустила Майю из объятий и помогла девушке выбраться. – Я же нашла это место через десять лет. – Звучит оптимистично, – буркнула Майя, невольно радуясь, что снова оказалась на свободе. Погуляв еще немного по процедурным кабинетам и посетив грязелечебницу, они отправились в жилой фонд, состоящий из множества однотипных номеров. Солнце к тому моменту уже начало клониться к закату, и Майя почувствовала, что довольно сильно проголодалась от их приключений. Поэтому, устроившись на уютном балкончике одного из номеров, Майя и Астрид поужинали своими запасами еды, состоящими из вишневой шарлотки, ягодного чая и пары спелых яблок. С балкона, пусть он и находился всего лишь на третьем этаже, открывался красивый вид на окружавший санаторий темный лес и золотистый, исчезающий за верхушками деревьев солнечный диск, словно падающий в объятия густых ветвей. – Мы ведь сегодня не пойдем домой, да? – спросила Майя, бросив взгляд на Астрид, расслабленно развалившуюся в кресле и допивающую чай из пластмассовой походной кружки. – Я бы лучше осталась здесь, – Астрид пожала плечами. – Скоро стемнеет, до дома нам пилить и пилить. Через лес, причем. И зачем, когда здесь так хорошо? У нас даже немного еды на завтрак осталось. Можно было бы завтра тут еще погулять. – Да, – согласилась Майя, чувствуя то ли напряжение, то ли легкое возбуждение от мысли, что она осталась заперта вместе с Астрид в этом месте, вдали от цивилизации, в месте, о котором никто не знает, в месте, где никто никогда не догадается их искать. «Это чувство. Ожидания неизвестного. Как будто может случиться что угодно. Вот что я чувствую рядом с Астрид в последнее время. Ее непредсказуемость. Пугает и будоражит одновременно. Как она будет вести себя, когда солнце окончательно сядет, а это огромное пустое здание погрузится в беспросветную тьму? Не опьянеет ли она в очередной раз от осознания своей власти, свободы, безнаказанности? Она может делать здесь что захочет. Абсолютно что захочет». Но Астрид, изображая шуточное стариковское кряхтение, встала со своего кресла и заявила: – Пока не стемнело, нам нужно надыбать соли и обсыпать ей пороги номера. Конечно, этот санаторий стоит на минеральных солях, и возможно, лярвы сюда вообще не суются, но проверять лично вкусовые пристрастия этих тварей мне не хочется. Я видела запасы соли в столовой на кухне. Вот ими и воспользуемся. Так что… Давай-ка, поднимай свою жопку, круглолицая, поможешь мне. Точно. Майя, задумавшись о тьме в сердце Астрид, совсем забыла о других опасностях, которые таит реальная тьма. И Астрид, как всегда, пыталась их от этих опасностей защитить. Чувство вины за свои плохие мысли и подозрения кольнуло девушку где-то под ребрами, и она поспешила следом за Астрид по сумрачным коридорам и лестницам санатория на первый этаж, где располагались столовая и кухня. С наступлением вечера это место стало выглядеть иначе. Коридоры как будто удлинились и сузились, а приоткрытые двери процедурных кабинетов стали выглядеть зловеще. Невольно Майя начала держаться к Астрид ближе, хоть у нее и была собственная кобура с двумя полными магазинами. – Боишься? – с ласковой улыбкой Астрид приобняла ее за плечи. – Сама не знаю, – выдохнула Майя. – Здесь… так много места. И все оно пустое. Это даже без лярв пугает. Столько комнат, в которых… никого нет. – Вот именно, что никого там нет, и бояться нечего, – Астрид чуть крепче сжала ее плечо. – Пойдем. Чем скорее с этим покончим, тем скорее вернемся в наш маленький уютный номерок. Они немного ускорили шаг, взяли с кухни пару трёхкилограммовых пакетов соли, по одному каждая, и заспешили обратно. Невольно Майя задержалась возле приоткрытой двери зала с бассейном, который все еще наполовину был залит водой, блестящей в темноте, словно огромное прямоугольное зеркало. В какой-то момент Майе показалось, что поверхность воды дрогнула, словно кто-то или что-то подуло на нее, вызвав легкую рябь. «Сквозняк, это просто сквозняк», – сказала себе девушка и слегка вздрогнула, когда Астрид наклонилась к ее щеке, поцеловала ее своими теплыми губами и шепнула: – Пойдем-пойдем, птичка моя. Никого там нет. И Майя, которая все еще верила ее чутью на лярв куда больше, чем своему собственному, тут же успокоилась и ускорила шаг. Вернувшись в номер, который они выбрали своим, Майя и Астрид открыли мешочки с солью и рассыпали ее по всему периметру комнат, оставив особенно толстый, двойной слой на порогах. К тому времени санаторий окончательно погрузился в ночной мрак, и им пришлось также зажечь свечи, которыми Астрид запаслась еще днем во время осмотра одного из служебных помещений здания. В комнате сразу стало намного уютнее, и Майя расслабилась еще больше. – Для полного счастья не хватает только душа, – сообщила девушка, усаживаясь на довольно мягкую кровать, которую Астрид застелила двуспальным мешком. – Массажного? – усмехнулась Астрид, садясь рядом и снова обнимая Майю за плечи. – Да нет же! – расхохоталась девушка. – Ты успокоишься уже сегодня или нет?! – Нет, – Астрид поцеловала ее в шею так, что стало и щекотно, и… – Но я бы правда хотела в душ…. – слабо пискнула Майя. – Я как-то… стесняюсь, не знаю, не могу так… Мы весь день где-то шлялись, я грязная и… – Не стесняйся, птичка моя, ты же знаешь, что я не привередливая, а ты для меня всегда самая сладкая, – Астрид продолжала целовать ее шею, и Майя, которая безумно это любила, уже начала сдавать. Да, ей тоже этого хотелось. Хоть она и устала, хоть и была смущена и слегка запуталась в собственных чувствах, не в силах определиться, испытывает ли напряжение и страх или возбуждение перед неизвестностью. Или все вместе. Она была уверена лишь в одном – ей хотелось, чтобы Астрид обняла ее и еще разок назвала своей птичкой. – Майя… – голос Астрид спустя десять минут непрерывных поцелуев немного сел, и она перешла на шепот, какой-то тревожный, почти отчаянный: – Майя… – Ну чего? – буркнула девушка, скользнув пальцами под резинку ее маски, которую Астрид никак не желала снимать, даже в полумраке освещаемой свечами комнаты. – Я… ты… ты хочешь? Все нормально? – глухо спросила Астрид, и теперь Майя отчетливо видела напряжение в ее взгляде. Сердце в тот же миг заполнил прилив нежности и благодарности за то, что Астрид интересовалась ее желаниями и готова была отступить в случае отказа. – Да. Все в порядке, – отозвалась она, потянувшись к ней губами первой и одновременно стягивая резинки маски с ее лица. Страх ушел. Напряжение тоже. А все плохие мысли словно остались за пределами этой комнаты. Астрид любила ее. Любила как умела, совершала ошибки, была слишком резкой, но любила, так сильно, что у нее дрожал голос. И так же сильно боялась потерять. Оставшись без маски, Астрид, как всегда, коротко всхлипнула, почувствовав свою беззащитность, и попыталась спрятать обнаженное лицо, уткнувшись в шею девушки, скрываясь за ее и своими волосами. Но Майя протянула руку и коснулась ее правой половины лица пальцами, погладила шрамики, поцеловала Астрид в ее дрожащие губы, которые могли произносить лишь одно ее имя, снова и снова: – Майя… Майя. А девушке казалось, что она вот-вот сойдет с ума от ее шепота. Спальный мешок безбожно смялся, а половина одежды оказалась где-то то ли в ногах кровати, то ли на полу. И на этот раз все снова было просто, как раньше. И все невысказанные слова словно растворились, остались где-то за стенами этого огромного спящего здания, остались в том мире, куда они еще вернутся, но не сегодня. Не сейчас. – Ну вот, теперь ты точно «все», – шепнула Астрид, целуя Майю в ее чуть припухшие губы. – Как ты… узнала? – спросила Майя, ощущая прилив смущения, хотя, ей казалось, что на смущение у нее просто не осталось физических сил. – Твои щечки… – Астрид улыбнулась и перешла от губ девушки к ее щекам, поцеловав их по очереди. – Они всегда краснеют в такие моменты… И когда Майя уже хотела притворно возмутиться, Астрид вдруг снова уткнулась лицом в ее шею и прошептала с отчаянием: – Я так люблю тебя. Майя… Так сильно тебя люблю, ты знаешь об этом? – Да… я… Астрид, я… – Майя растерялась, почти испугалась, запустила пальцы в распущенные светлые волосы Астрид, хотела успокоить ее и сказать, что тоже любит, но не успела, потому что Астрид продолжила: – И мне все равно, все равно, если ты меня не любишь, если я все испортила, если ничего больше не исправить, я люблю тебя, прости меня, пожалуйста… Она плакала. И Майя испугалась еще больше. – Эй… ну ты чего? Астрид, ну… Я… люблю тебя. Для меня ничего не изменилось, я… – Изменилось, – глухо возразила Астрид. – Ох как изменилось. Даже если ты сама этого не признаешь, Майя… Ты не можешь меня простить, и, возможно, это правильно. В глубине души простить не можешь. Моя птичка. Тебе лучше бы уйти от меня, ты понимаешь? Ты ведь понимаешь, и мы обе понимаем. – Нет… Нет, Астрид, прекрати! Ужас. Вновь накатил на девушку и словно облил ее ледяной водой. Астрид предлагает им расстаться. Как в ее кошмарах. – Нет, Майя, я должна это сказать. Хоть одна из нас должна, – Астрид погладила ее по щеке, заглянула в глаза, уже наполняющиеся слезами. Теперь плакали они обе. – Майя, жизнь моя, птичка моя, пожалуйста… Дай мне сказать, иначе это убьет меня. Майя… я не знаю себя, понимаешь? Я прошу у тебя прощения и каждый раз обещаю то, в чем сама не уверена, потому что не знаю саму себя. Сейчас, в эту самую минуту я безумно люблю тебя, но я так часто раздражаюсь, так часто меняюсь и… в такие моменты я не знаю себя и не знаю, на что способна. Я не доверяю сама себе, ты понимаешь? Внутри меня живет монстр, и я могла бы пообещать тебе, что справлюсь с ним, что убью его, но я не могу. Не могу пообещать, потому что для этого мне придется убить себя саму вместе с ним. – Нет, не говори так, прошу тебя… – Майя обняла ее, прижала к себе так крепко, как только могла. – Я не отпущу тебя, слышишь?! Ни тебя, ни твоего монстра, Астрид. Лучше мы будем страдать все втроем, но вы никуда не уйдете, и я никуда не уйду, ясно?! Астрид усмехнулась и придушенно всхлипнула: – Ох, Майя, ты еще молоденькая, ты не понимаешь… Есть вещи, которые силой любви не исправишь. Когда ты поймешь, будет поздно, и нам будет еще больнее. – И не хочу я ничего понимать! – закричала девушка, чувствуя, что плач ее вот-вот перейдет в истерику, и Астрид, почувствовав это тоже, обняла ее, успокаивающе погладила по спине, плечам, волосам: – Не плачь, моя птичка. Я никуда не денусь, пока ты этого не захочешь, слышишь? Я просто хочу сказать, что ты можешь уйти… если захочешь, когда захочешь. Я это пойму, и это будет правильно. Но не плачь, Майя. Я люблю тебя, и твоя боль меня убивает. – А вот и не хрен говорить мне такую чушь! – продолжала бушевать Майя, пытаясь возмущением остановить неудержимые слезы. – Простым «извини» ты теперь не отделаешься! Придется постараться! – Постараться? – Астрид улыбнулась, целуя Майю в щеку, влажную от слез. – Это я всегда готова. И снова они попытались перевести все в шутку, чтобы было легче. Легче не думать об этом. А после второго раза сил на разговоры, особенно серьезные, у них обеих уже не осталось. В комнате стало холодно, Майя замерзла, и им пришлось одеться, перестелить спальный мешок и забраться внутрь. Астрид обнимала ее и сонно перебирала пальцами ее волосы. Боль, смешанная с любовью и отчаянием в каких-то диких пропорциях, все еще саднила в груди, и Майя снова хотела бы поплакать, но сил на это у нее тоже не было. Она смотрела, как догорают свечи, а за окном колышутся темные силуэты деревьев. Она чувствовала себя запертой. В ловушке этого закольцованного мира, этого затерянного в лесах заброшенного санатория, в тесном пространстве спального мешка, в объятиях Астрид, которую она так любила и так боялась. И Майя сама не знала, хочет ли она убежать, вырваться из этой ловушки, или остаться, остаться в ней навсегда.