— Октябрь, — со страстью в голосе произнес он. — Боже, это мой любимый месяц, готов его поедать, вдыхать, втягивать запахи. Ах, этот мятежный и печальный месяц. Смотри, как от встречи с ним зарделась листва. В октябре мир объят пламенем… (Рэй Брэдбери. Литературные встречи)
Майя как раз сняла чайник с плиты и заливала кипяток в чашки, внутри которых лежали заварочные мешочки, наполненные смесью ароматных трав, принесенных Руби, когда свет на кухне погас. Рука с тяжелым чайником замерла в воздухе. На мгновение девушка почувствовала себя ослепленной, не сразу смогла сориентироваться и вернуть чайник обратно на плиту. – Черт… – ругнулась она, обжегшись тыльной стороной ладони о круглый эмалированный бок чайника. Но еще через минуту ее глаза начали привыкать к темноте, и Майя, нервно дуя на обожженную руку, вышла из кухни, чтобы поискать Астрид и узнать, в чем дело. А заодно найти свой смартфон или свечи, которые в этой квартире точно где-то были. Они с Астрид снова жили на стрельбище, а Серёжа остался на время в ее прежней квартире, по соседству с Аароном и его семьей. Да, теперь они виделись гораздо реже, но Майя понимала чувства Серёжи и щадила их. Ему действительно тяжело было находиться к Астрид слишком близко, да и в центральной части Кромлинска он был нужнее, и работы у него там было больше. Кроме того, у Майи имелось для Серёжи особое поручение. Ей хотелось, чтобы, находясь в непосредственной близости к Тайлер, парень попытался считать ее эмоциональный фон и выяснить, почему она так холодна с Беатрис, ведь еще совсем недавно у них были прекрасные отношения. Серёжа пообещал сделать все возможное, но пожаловался, что немного побаивается Аарона и старается избегать его общества. На что Астрид со смешком заявила: «Чтобы не пришлось бояться Аарона, ты должен избегать не его общества, а общества Беатрис. В Аароне просто включился грозный папаша, это вполне естественно». Прошел месяц с момента перемещения Серёжи в Кромлинск, наступил октябрь. За это время их компания успела провести еще несколько так называемых «экспериментов с лярвами». До пожилого мужчины по имени Константин они пока так и не добрались, но зато повторили эксперимент с вещами Ксюши, и все прошло довольно удачно. Серёжа смог увидеть чуть больше, погрузившись в калейдоскоп мгновений жизни девочки дольше, чем на две минуты. Однако зацепиться за что-то конкретное ему так и не удалось, и они решили, что в следующий раз, когда Серёжа немного придет в себя, повторят эксперимент непосредственно с самой Ксюшей. Принесут ее в тот самый двор, к тому самому игровому комплексу, а Серёжа вновь вступит в контакт с лярвами. И, если ему удастся в очередной раз ухватиться за память девочки, то, кто знает, возможно, у них есть все шансы вернуть Ксюше ее похищенную жизнь. Но торопиться с этим друзья не хотели – Серёже требовалось время на восстановление, и после последнего эксперимента он чувствовал себя очень плохо на протяжении нескольких дней, мучаясь тошнотой и сильными головными болями. Им даже пришлось обратиться за помощью к Руби, которая лишь пожимала плечами, поила Серёжу травяным чаем и говорила: «Прошу прощения, но я человек науки, приверженец традиционной медицины, и понятия не имею, как лечить экстрасенсорные болячки». Однако ее травяные чаи Серёже все же помогали, и Майя заметила, что в лице Руби парень нашел новую подругу. Рядом с ней он явно проводил время охотнее, чем с Астрид. Один раз Майя слышала, как они говорят об Асе. Серёжа рассматривал фотографии повзрослевшей девочки на планшете и рассказывал Руби о своих ощущениях, которые та слушала с улыбкой, без прежней болезненной жадности: «Я чувствую ее внутреннее спокойствие на этих снимках. Эта девушка вполне счастлива и довольна своей жизнью. У нее непростые отношения с отцом, и они часто ссорятся, но Ася его любит. У нее большие планы. Она амбициозна. У нее твердый характер. Она очень похожа на тебя». И Майя тоже улыбалась, слушая их разговор. Она не была экстрасенсом, не была эмпатом, но она чувствовала, как успокаивается наболевшее, исстрадавшееся, измученное долгими годами ожидания сердце Руби. И в то же время… ей было жаль, что Серёжа не может точно так же успокоить сердце Астрид. Не может даже находиться с ней рядом слишком долго, обжигаясь ее кипящими мыслями, раня себя острыми гранями ее подсознательных страхов, неудавшихся стремлений, невыполненных обещаний, бесконечной вины перед теми, кого она любила, и кому причинила боль. Возможно, Астрид и сама чувствовала, что Серёжа избегает ее, и это тоже ее огорчало. За последний месяц Астрид как будто стала еще чуть более закрытой и отстраненной, из-за чего у них вновь обострились проблемы с близостью и сексом. Об этом Майе тоже не с кем было поговорить, не с кем поделиться. Она подозревала, что Серёжа чувствует ее проблему, но он бы постеснялся заговорить об этом первым, и Майя стеснялась тоже. Да и что бы Серёжа ей посоветовал, в конце концов? Насколько Майя знала, у него самого секса до сих пор так и не было, потому что ее друг боялся подпускать девушек слишком близко к себе, боялся боли. И обсуждать с ним подобные личные темы Майя считала бессмысленным. – Астрид? Ты здесь? – девушка заглянула в ее комнату, дверь которой была приоткрыта, но встретилась лишь с темнотой. На столе ровными стопками возвышались книги по психологии, которые Астрид уже больше месяца не открывала. Вряд ли потому, что прочитала их все. Просто… Майя и сама не знала, что «просто». Она знала лишь, что Астрид все чаще предпочитала проводить время в одиночестве, либо наедине со своей Грушей, которая, очевидно, приносила ей больше облегчения, чем бумажные страницы. «Возможно, она и сейчас там? Бьет ее в кромешной тьме?», – подумала Майя, и от этой мысли ее пробрал озноб. Она всегда избегала этого. Мыслей об этом. Избегала подниматься в заброшенную квартиру на пятом этаже, под крышей, которую Астрид использовала как спортивный зал. В которой она оставалась со своей яростью наедине. Майе казалось, что если она не будет думать об этом, не будет смотреть на эту чертову боксерскую грушу, все будет как будто бы хорошо. Ведь то, чего не видишь, как будто и не существует. Самообман. Ярость Астрид, с трудом сдерживаемая жажда контроля и власти, продолжали существовать в ней, как существовали лярвы, даже если их не было видно поблизости. И точно так же, как с лярвами, рядом с Астрид Майе всегда нужно было быть настороже. И держать наготове оружие. В итоге девушка решилась проверить пятый этаж, потому что в их квартире Астрид явно не было. С собой Майя прихватила смартфон, включив на нем фонарик и освещая белесым лучом чернильную тьму в коридоре. – Астрид? – снова позвала она, не осознавая, что собственный голос плохо слушается ее и звучит слишком тонко и тихо. И что Астрид вряд ли услышала бы ее, даже если бы находилась поблизости. Сглотнув, Майя положила свободную ладонь на холодные перила, почувствовав кожей неровности облупившейся краски. Сделала несколько шагов вверх по ступенькам. Она понимала, что лярвы здесь, скорее всего, не появятся. Астрид регулярно обновляла солевой барьер, подсыпая новые порции соли на пороги и лестничные бордюры, чтобы никакие потусторонние твари не могли сунуться в их жилище. Однако в тот момент Майя и сама не могла понять, чего именно боится. Лярв? Темноты? Астрид? Астрид говорила, что будет к шести, и Майя решила заварить к этому времени чай. Перед ее уходом… они немного повздорили, если, конечно, их молчаливое противостояние можно было считать ссорой. В своих отношениях они по-прежнему избегали открыто идти на конфликт. И когда Астрид ляпнула: «А про наши проблемы твой эмпат-телепат тоже все знает?», Майя лишь ответила сдавленным голосом: «Мы не говорим об этом». Астрид только хмыкнула: «Ну да. Конечно, знает. Это у него на лице светится, как стоп-сигнал светофора. Твой друг еще случайно не говорил тебе, ну, по-дружески, что тебе стоит прекратить отношения с дерьмом вроде меня?». Майя не ответила ничего. И Астрид, чертыхнувшись, ушла. Они вроде бы не ссорились, а вроде бы и да. Хоть Астрид и предупредила, когда вернется. Но она не сказала, куда пошла, и Майя могла лишь предполагать, что в подобном настроении ее единственным желанием будет избиение груши. Внутри Астрид поднималась ярость. И чтобы не дать ей разгуляться, женщина просто ушла. Чтобы не дать ей пролиться на Майю. «Быть ли мне благодарной за это? Ценить то, что Астрид за последние полгода ни разу не позволила себе лишнего? Или опасаться, что однажды все-таки позволит?». Лестница закончилась как-то слишком быстро, и Майя оказалась перед дверью квартиры на пятом этаже, не будучи к этому готовой. Зато дверь, приоткрытая, словно ждала ее. – Астрид? – снова тихонько позвала девушка. И снова никто ей не ответил. Обругав себя последними словами за трусость, Майя распахнула дверь ногой и переступила порог старой заброшенной квартиры. Это была обычная однушка, совершенно пустая, без какой-либо мебели, не считая плиты и встроенного кухонного гарнитура. По всей вероятности, эта квартира продавалась, либо готовилась к сдаче, но на тот момент, как лярвы создали временную петлю из Кромлинска, оставалась нежилой. Астрид же оборудовала себе в большой просторной комнате спортивный зал, притащив сюда помимо боксерской груши, весь свой инвентарь. Она даже прихватила кое-что из санатория в лесу, наведавшись в «Жемчужину» еще пару раз. И на входе в комнату Майя как раз споткнулась о какую-то то ли гантелю, то ли штангу, больно ударившись носком ботинка и едва не выронив смартфон. Луч фонаря заплясал по комнате, выхватывая невнятные предметы, и на мгновение у Майи едва не остановилось сердце, когда она различила силуэт боксерской груши, но в первую секунду приняла его за неподвижную фигуру то ли лярвы, то ли… Астрид. Ошиблась. В этой комнате не было никого, кроме нее. Под ногами слегка похрустывала осыпавшаяся с потолка побелка. Майя посветила фонариком вверх. Потолок был испещрен темными пятнами и разводами дождевой воды. Это была одна из причин, по которой никто в Кромлинске не селился на пятых этажах. Крыша в их доме однозначно требовала ремонта, и, перед тем как выпадет первый снег, желательно было бы позвать Аарона. Девушка прошла на середину комнаты и коснулась груши кончиками пальцев. Холодная, глянцевитая. На полу рядом валяются боксерские перчатки. Что-то скрипнуло за ее спиной – резко, громко, и Майя, вздрогнув, обернулась. – Вот ты где… – Астрид выдохнула, словно немного запыхалась от быстрого бега. Она стояла на пороге комнаты, держа в руке карманный фонарик. – Что ты тут забыла, птичка моя? – Не знаю, я… тебя искала, – выдохнула Майя, поняв вдруг, как испуганно звучит ее голос. – Я проверяла пробки в подвале, – объяснила Астрид, делая несколько шагов ей навстречу и опуская фонарик в пол. – Думала, может, выбило их. Но все в порядке. Не знаю, что с электричеством. Придется, видать, завтра к Аарону сходить, попросить, чтоб проверил подстанцию. Но, может, он и сам придет. Если свет вырубился во всем городе, Аарон и нас навестит заодно. – А раньше… такое уже бывало? – спросила Майя напряженно. – Чтоб свет отрубался? Да, бывало, конечно… В плохую погоду, зимой особенно часто. У нас тут, сама понимаешь, система несовершенная, все на соплях держится. А ты что, испугалась, птичка? – ее голос зазвучал совсем ласково, и Майя окончательно расслабилась, шагая Астрид навстречу и прячась в ее теплых объятиях. Их недавняя стычка была забыта. Пусть и до поры до времени, пусть лишь похоронена под тонким слоем пепла недосказанности, но в тот момент она не существовала. – Все такая же трусишка, как и раньше, – улыбалась Астрид, гладя ее по волосам. – Тебя все так же легко испугать темнотой. – Вот и нечего меня в темноте одну оставлять, – буркнула Майя. – Когда в следующий раз пойдешь в подвал, возьми меня с собой! – Хорошо, обязательно, – шепнула Астрид и, слегка наклонившись, поцеловала девушку в губы, а Майя, выключив фонарик, убрала телефон в карман, чтобы он не мешал ей обнимать Астрид обеими руками. Все ее недавние страхи, опасения, сомнения на фоне этого поцелуя вдруг начали казаться Майе очень глупыми. Ей даже стало стыдно за свои плохие мысли, за то, что она боялась Астрид, которая всего лишь была иногда чересчур эмоциональной. И да, она могла напустить на себя злобный вид и ляпнуть какую-нибудь гадость, но так раскрывают капюшон испуганные кобры, чтобы отпугнуть врага и спастись. И Астрид всегда жалела о сказанном. Всегда приходила в себя и успокаивалась. «Это просто особенность ее характера, – говорила себе Майя, падая в этот поцелуй все глубже, запуская ладони Астрид под куртку, ловя тепло ее тела пальцами. – В конце концов, я знала об этом с самого начала. И в начале она вела себя куда хуже, если уж на то пошло. Астрид меня любит. Астрид меняется. Это самое главное». Пульс учащался, дыхание становилось прерывистым, а луч фонарика Астрид, который она так и не выключила, беспорядочно плясал по комнате, ударяясь то о потолок, то о голые стены, то отражаясь от стекол незашторенного окна. – Кажется… без света… нам все равно… заняться нечем… – выдохнула Астрид. – Может… пойдем к нам? – Да… да-да, пошли, – Майя горячо поддержала эту идею, забыв и про то, что они ссорились, и про то, что собирались пить чай, и про то, что еще пять минут назад она не доверяла Астрид и боялась ее появления в темноте. Они покинули заброшенную квартиру и спустились на этаж ниже, в свою, освещая лестницу фонариком и держась за руки. В спальне Астрид, которая теперь была их общей спальней, еще хранилось тепло обогревателя, но комната уже начинала неизбежно остывать. – Думаю, я знаю, отличный способ, как нам не замерзнуть этой ночью, – игриво проворковала Астрид ей на ухо, одновременно расправляясь с молнией на джинсах девушки. – О, я тоже знаю этот способ, – хихикнула Майя. В тот момент она даже не думала о том, что последний хороший секс был у них еще летом, в том заброшенном санатории, затерянном посреди лесов Кромлинска. Неожиданная темнота и изоляция в этой темноте наедине с Астрид действовали на девушку чарующе. Однако в какой-то момент Майе все же пришлось попросить Астрид помедлить, потому что от напора, с которым та повалила девушку на кровать, невнятная тревога вновь коснулась ее сердца. Астрид послушалась, помедлила и слезла с Майи, ложась рядом, целуя ее, согревая своими ладонями, и тревога, заглушенная лаской, снова исчезла. «Но так будет всегда, – шепнул внутренний голос сомнения, забить который оказалось куда сложнее. – Ты знаешь, что так будет всегда. Ты знала это еще пять лет назад, когда вы с Астрид гуляли по границе Кромлинска в твой День рождения, когда она была пьяна и лапала тебя, ты знала это. Что будешь всегда ее бояться, что бы она ни делала, но ты душила это в себе, упрямо и глупо, на протяжении пяти лет. И теперь… получаешь последствия». Майя коротко выдохнула, отстраняясь от Астрид так, словно ее губы внезапно обожгли ей кожу. – М-м-м? Птичка моя? Ты чего? – Астрид говорила ласково, но Майя слышала и нотки напряжения в ее голосе. Нетерпения. Пока еще задавленного усилием воли, но все же… раздражения. Потому что Астрид уже знала, что будет дальше. Потому что это повторялось не единожды. И, как бы хорошо все ни начиналось, в процессе Майю словно прошивало током, и она деревенела, отстранялась, уходила в себя. «Все в порядке. Я могу сказать, что не хочу, и она остановится. Она не станет злиться, и мы просто будем лежать и греться под одеялом. Она не станет злиться. Я знаю… Но я ведь хотела минуту назад. Я не понимаю. Сказать, что я совсем не хочу, тоже будет ложью». Запутавшись в своих полузадушенных эмоциях, Майя лишь сдавленно пискнула: – Все… нормально. – Точно? – с сомнением переспросила Астрид, поглаживая пальцами ее выпирающие лопатки. – Да-да. Мне просто… холодно стало. Конечно, Астрид не поверила ее лжи. Но дальше расспрашивать не стала, прекращая их разговор очередной порцией поцелуев. Слёзы, неудержимые и совершенно неожиданные для самой Майи, ожгли сначала горло, а потом – и глаза, но девушка попыталась скрыть их, глубоко вдохнуть и успокоиться. Успокоиться уже, черт побери, наконец. «Я не понимаю. Я так люблю ее. Я не понимаю. Я не знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы это продолжалось? Или нет? Я хочу, чтобы это продолжалось, потому что боюсь, что она разозлится? Потому что боюсь услышать в ее голосе раздражение? Или я хочу, чтобы это продолжалось, потому что сама так хочу? Что я чувствую, боже, что?». Майя смутно осознавала, что ее связь с собственным телом, контроль над ним как будто были утрачены. Как будто она была пилотом, находящимся внутри сломанного неуправляемого самолета, летящего на всей скорости вниз. И слёзы… эти слёзы были сильнее ее, и управлять ими Майя тоже была не в состоянии. – Черт… – ругнулась Астрид, отстраняясь от девушки, почувствовав ее слезы на своей щеке. – Да что такое?! Майя, что с тобой, черт возьми, происходит?! Если тебе что-то не нравится, может, ты скажешь уже об этом?! Астрид злилась. И даже не пыталась этого скрывать. – Нет, я… сама не знаю. И все нормально, я просто… – «Все нормально, я просто»! – передразнила Астрид зло, отодвигаясь от нее. – Если все нормально, то почему ты ведешь себя так, как я будто я тебя насилую?! – Не знаю… Прости, – Майя, давясь слезами, натянула на себя одеяло, пряча наготу. – Что опять не так? Я ведь спросила тебя, все ли в порядке, сто раз спросила! И ты сказала, что да! Это твое гребаное активное согласие, или нет?! Что я опять делаю не так?! Астрид кричала. То, чего Майя так боялась, случилось. Господи, ну почему она не могла просто вести себя нормально? Ведь это просто секс. И она любит Астрид. Почему она не может вести себя, черт побери, нормально? Всхлипывая, не в силах больше оставаться в этой постели и в одной комнате с Астрид, Майя поднялась, нащупав свою одежду, комом лежащую на полу, и ушла, бросив на ходу лишь одно слово: – Прости. Ответом ей послужил тяжелый вздох и скрип пружин кровати. Астрид отвернулась к стене и больше ничего у нее не спрашивала. На ходу одеваясь, Майя решила, что переночует в своей старой комнате. В комнате, где… Ну нет, всё, хватит, черт побери, хватит! Майю колотил озноб, а квартира словно с каждой секундой становилась все холоднее, остывая на один градус. Девушка прошла на кухню, надеясь, что чайник, который она кипятила, еще был теплым. Ей нужно было что-то выпить, как-то согреться. Хоть как-то успокоиться. «Что со мной происходит? Астрид права. Я должна сама для начала выяснить, что со мной не так. Потому что Астрид… не изменилась. Она, по сути, все такая же, как и пять лет назад, когда мы гуляли вдоль границы города в День моего рождения. Но что же изменилось? Неужели тот случай на кухне… те синяки, которые Астрид оставила на моих запястьях, перечеркнули все надежды, которые я хранила четыре года? Этого не может быть. Ведь Астрид всегда была такой, и я знала, что всегда будет. Она не изменилась. Но что тогда изменилось?». Майя положила включенный смартфон экраном вверх на столик, и он осветил кухню вместо лампы. Девушка коснулась стоящего на плите чайника ладонью. Чуть теплый. В чашках, к которым они так и не притронулись, плавали мешочки с заваркой Руби. И Майя вдруг осознала то, о чем так боялась думать на протяжении последних шести месяцев в Кромлинске. То, что она так боялась впустить в себя. «Я изменилась. Я сама изменилась. Вот, что не так. Вот, что произошло. Я думала, что все может быть, как раньше, но оно не может. Я… повзрослела». И правда была в том, что в двадцать пять Майя осознавала то, чего не могла осознать в двадцать. И уже не могла верить в то, во что верила, когда ей было двадцать. «Я была почти ребенком… Вот, что изменилось. Я верила, что любовью можно исправить все. Я верила, что со мной Астрид станет другой. Я боялась признать… что не станет. Что она может лишь удерживать это в себе некоторое время… Ради меня. А потом… оно возвращается. Изменилась не Астрид. Она была такой всегда. Изменилась я». Майя взяла в руки чашку, чтобы вылить остывший чай и налить теплой воды из чайника. Мешочек девушка оставила внутри. Она знала, что эта заварка больше не заварится, но все равно упрямо, почти с отчаянием, налила в чашку воду. Ее руки дрожали. Майя плакала.* * *
Всю ночь после их ссоры Майе снились обрывочные и невнятные кошмары, похожие на вязкую грязь – только вытащишь из черной жижи один ботинок, как уже потонешь вторым, глубоко и как будто необратимо. Бессмысленная борьба. Ей снилось продолжение вечера, снился мертвый Кромлинск, в котором угасла последняя искра жизни – электричество. И Майя искала Астрид, снова и снова, бегая туда-сюда по лестницам, открывая двери пустых квартир, но Астрид нигде не было. Той Астрид, которую она искала, не было. Она появилась лишь под утро. Появилась настоящая, в ее комнате, в ее постели, и Майя ощутила, как теплые руки обнимают ее сзади, ощутила, что она больше не одна под одеялом в этой выстуженной за ночь спальне. В первое мгновение девушка подумала, что это просто продолжение сна, до боли реалистичное, когда наш мозг, еще не очнувшись до конца, дополняет окружающий мир элементами мира сумеречного. Она так отчаянно искала Астрид во сне, что в итоге разум сжалился над ней и решил подарить облегчение, чтобы измученный организм девушки поспал еще немного. Они лежали и не двигались, и Майя чувствовала запах волос Астрид и ее рубашки, и это не исчезало так долго, что девушка, окончательно проснувшись, поняла – Астрид на самом деле здесь. Астрид же, заметив, что Майя заворочалась и забеспокоилась, тихонько шепнула ей на ухо: – Поспи немного, птичка моя. Еще совсем рано. Я тут просто рядом полежу. Пришла погреть тебя. Тот голос. Ласковый, успокаивающий, мягкий и чуть хрипловатый. Голос, принадлежащий той самой Астрид, которую она искала. Той, которая с улыбкой обзывала ее круглолицей бестолочью, уговаривала выпить еще клубничного компота, конечно же, с оладушками, шептала на ухо всякие забавные глупости, учила держать пистолет ровно и стрелять смело, учила кричать, когда злишься, и смеяться, когда весело. Майя знала, что прямо сейчас та Астрид снова с ней, вернулась из ее снов и воспоминаний, та часть личности Астрид, которую девушка больше всего на свете любила. И по которой так отчаянно скучала всякий раз, когда другая Астрид, закрытая от Майи бесконечными слоями неразрешимых внутренних проблем и противоречий, отстранялась от девушки, поворачивалась к стене, отправляла Майю в огород, не смотрела в ее сторону, отвечала сухо и холодно, или, наоборот, кричала и выходила из себя, запиралась в спортивном зале на пятом этаже, и Майя слышала из-за двери лишь глухой звук ударов. Бум. Бум-бум. Бум. А Майя от каждого такого удара ощущала фантомную боль, какую ощущает человек, потерявший конечность, словно каждый «бум» выколачивал из ее груди весь воздух, а вместе с ним – и само желание дышать. «Какие глупости, – думала Майя сонно. – Нет никакой другой Астрид. Она всегда одна, всегда любила меня, и вчерашней Астрид, которой я испугалась, просто не существует». Девушка снова заворочалась, устраиваясь поудобнее в теплых объятиях. «Так странно. И почему я вообще вчера испугалась ее? Из-за дурацкой темноты? Так глупо… Как будто… ничего этого просто не было. Как будто мы даже не ссорились. Как будто… я никогда не покидала Кромлинск». – Спи-спи, – шепнула Астрид. – Так ведь теплее, правда? – М-м-м… – Но если скажешь, я уйду, – ее голос звучал все так же тепло, но Майя даже сквозь сонную пелену уловила в нем печаль. – Нет. Не… уходи. – Майя… Прости, что накричала на тебя вчера, – осторожный, как будто тоже извиняющийся, поцелуй в шею. – Да… ничего. Давай… просто не будем… об этом. – Хорошо. Постарайся еще поспать. А потом я тебе приготовлю вкусный завтрак, и мы погуляем в одно хорошее место. Хочешь? – Хочу, – Майя улыбнулась этой идее, плавно переходящей в сон. – А на улице… холодно? – Холодно. Но погода обещает быть солнечной. Майя хотела спросить, куда они пойдут, и что это за место, но сонное оцепенение взяло верх над ее слабым разумом, и девушка разжала пальцы, которыми еще пыталась цепляться за реальность, отдавая себя темноте и… Астрид. Когда она проснулась в следующий раз, через несколько часов, рядом уже никого не было, а в комнате почему-то было уже не так холодно. Сонная и растерянная, убирая волосы с лица, Майя села на постели и огляделась. Астрид и правда приходила к ней под утро? Или это все-таки был сон, слишком прекрасный и совершенный, чтобы втиснуться в уродливые формы реальности? Нет. Она все-таки была здесь. Постель еще хранила слабый аромат ее присутствия, обогреватель был включен, а электричество снова работало. Значит, Астрид сама встала недавно и, уходя, включила обогреватель, чтобы Майе было тепло вставать. «Чтобы я не замерзла без нее», – подумала девушка, ощущая почему-то острую необъяснимую боль от этого проявления заботы. Не плачь, моя птичка. Я никуда не денусь, пока ты этого не захочешь, слышишь? Откинув одеяло, Майя вылезла из кровати, надела теплые шерстяные носки и вязаный кардиган поверх пижамы. Уже из коридора она услышала возню на кухне и запах кофе из тех последних запасов, которые Майя принесла с другой стороны. Девушке не терпелось увидеть Астрид и убедиться, что все в порядке, что ее объятия не были сонным видением, и что они правда позавтракают вместе и пойдут гулять. Но Майя поборола нетерпение, сходила в туалет и умылась, только после этого явившись на кухню. – О, проснулась! – Астрид повернулась к ней с улыбкой, отвлекшись от миски, в которой замешивала жидкое тесто. – А я уже хотела идти тебя будить. На ней была надета теплая фланелевая рубашка в крупную желто-коричневую клетку и свободные черные спортивные штаны. Волосы Астрид убрала в высокий пучок, чтобы не мешали готовить, и заколола шпильками. Такая уютная и домашняя. Астрид, к которой Майя так привыкла в последние полгода. Астрид, которую так хотелось обнять, и Майя, не став противиться своему желанию, так и сделала, подойдя к молодой женщине сзади и заглянув в миску. – Оладушки? – спросила Майя с улыбкой. – Не совсем. Овсяные блинчики. Хочу попробовать кое-что новое, – ответила Астрид, дотягиваясь свободной рукой до блинной сковородки. – А гулять мы пойдем? – спросила Майя почти со страхом. – А ты хочешь? – Да! – Ну, тогда пойдем. Но сначала завтрак! А то голодная ты на улице сразу околеешь, посинеешь, а мне потом слушай твое нытье всю дорогу! Голос Астрид звучал ворчливо и в то же время ласково, поэтому Майя не обиделась, чмокнула ее в плечо, нехотя выпустила из объятий и уселась за стол – ждать блинчики. Думать о вчерашнем совсем не хотелось, и Майя просто была благодарна этому утру за то, что Астрид вела себя как обычно, за то, что они не ссорились, за то, что за окном, несмотря на легкий мороз, светило солнце. Майя думала о том, что, даже если их отношения никогда не будут идеальными, как ей мечталось на протяжении четырех лет, это не так важно. Зато у них будут идеальные утра, как сегодня. Когда все плохое просто кажется растаявшим в золоте солнечных лучей сном. Да, сны возвращаются каждую ночь. Но ведь утром это уже неважно, не так ли? После завтрака они переоделись и неспешно собрались на прогулку. Астрид предупредила, что идти до места минут сорок, поэтому Майя надела свою самую удобную и теплую зимнюю обувь, а Астрид прихватила с собой термос с чаем. Они вышли из дома около часу дня, а темнело в ноябре уже в пять, поэтому на всю прогулку у них было приблизительно четыре часа. Конечно, вернуться домой можно было и по темноте, но если есть возможность избежать незапланированной встречи с лярвами и лишнего расхода соли, лучше избежать, так считали они обе. – Я когда-нибудь рассказывала тебе, что в юности увлекалась верховой ездой? – спросила Астрид, когда они миновали квартал заброшенных сталинок и двинулись вдоль границы в сторону бывшего аквапарка. – Нет! – воскликнула Майя, заинтригованная этой информацией. – Это было совсем недолго, вообще-то, – уточнила Астрид, перебрасывая лямку рюкзака на другое плечо. – У меня просто не хватало времени на это хобби с моей работой. Я взяла несколько занятий на нашем местном ипподроме, подружилась и бесповоротно влюбилась в лошадку по имени Тефи, а потом со мной случился, как ты знаешь, Кромлинск. Еще раньше, правда, пропала Ася, поэтому занятия я, так или иначе, забросила. Но лошади всегда были моей отрадой. И если я и скучаю по чему-то в Кромлинске, помимо шоколада и возможности сбежать куда глаза глядят, запрыгнув в последний вагон мимо проходящего поезда, так это по прекрасным благородным лошадям. – Астрид? – Майя улыбнулась. – Мы идем на ипподром? – Ага, – обрадованная ее догадливостью, Астрид обняла девушку за плечи, привлекая к себе. – В Кромлинске когда-то был свой ипподром. И, судя по неплохому состоянию, действующий на тот момент, когда лярвы отщипнули от этого города трехлетний кусочек. – А почему мы не сходили туда летом? – удивилась Майя. – Ну… – Астрид вздохнула. – Честно говоря, у меня не было настроения туда идти. Это место… Для меня оно еще хуже, чем железнодорожный вокзал. Майя поняла ее мысль не сразу, но все же поняла. – Ты… имеешь в виду, что в таких местах ты острее всего понимаешь… – Да, – Астрид кивнула и ответила почти шепотом: – Что из Кромлинска нет выхода. Во всяком случае, для меня. А я, знаешь ли… не очень люблю лишний раз напоминать себе об этом. И в то же время мне хотелось показать ипподром тебе. Я дотянула до последнего, но все же… Тянуть дальше уже некуда, и мне хочется, чтобы ты увидела его, пока… Просто увидела. Майя нахмурилась, не совсем понимая, что значит «дотянула до последнего» и это «пока», и этот странный, искусственно-беззаботный голос Астрид, за которым та словно прятала что-то настолько огромное, что одна лишь тень этого «чего-то» могла поглотить собой и сегодняшний ясный пронзительный день, и их самих. Пока… что? Пока они вместе? Пока Майя все-таки не приняла неизбежное решение расстаться? Астрид говорила о чем-то необратимом так, словно это был лишь вопрос времени. О чем? Но Майя не успела застрять в этой мысли, увязнуть в ней обеими ногами, как в своих ночных кошмарах, потому что Астрид отвлекла ее легкой, беззаботной болтовней и рассказами о лошадях. О том, какие они умные животные, о том, как страшно ей было сидеть на лошади впервые, и как она чуть не грохнулась, нелепо повиснув на боку гордой и строптивый кобылицы. О том, как ей предлагали выбрать другую, более спокойную лошадь, но Астрид категорически отказывалась, задавшись целью поладить именно с рыжей и упрямой Тефи. – А ты никогда не искала легких путей, да? – смеялась Майя. – Твоя страсть к завоеванию непоколебима! – Еще бы! Зачем мне эти скучные спокойные старушки, когда есть такая лошадка с характером! Поладить именно с ней – вот что по-настоящему интересно! – И как же вы с ней в итоге поладили? – любопытствовала Майя. – А ты как думаешь? – ухмыльнулась Астрид. – Без еды не обошлось? – хихикнула девушка. – Конечно! В ход пошли морковка, яблоки, сухарики, сушки, сухофрукты и даже арбуз. Тефи та еще привередливая дама, скажу я тебе! А из арбуза приходилось выковыривать все косточки! Майя звонко смеялась, а скупое, далекое ноябрьское солнце слегка пригревало ей спину, и так, почти незаметно, дорожками из сухих оранжевато-бурых листьев, они дошли до здания ипподрома. Это было серое двухэтажное строение, совершенно неприметное и скрытое разросшимися деревьями. Боковую стену украшала огромная подкова, выложенная из разноцветных кирпичей. С крыши на них смотрели внушительные буквы «И–П–П–О–Д–Р–О–М», некогда украшенные светодиодными лампочками, но теперь – блекло-серые. Окна во всем здании были целыми, из чего Майя сделала вывод, что местная Кромлинская шпана обходит это место стороной. На широком кирпичном крыльце сбились в кучи осенние листья, как это всегда бывало в подобных заброшенных местах. – Пойдем, – Астрид махнула рукой куда-то за угол здания. – Мы можем пройти через забор. Там сразу будут бывшие конюшни и сам ипподром. Ворота скрипнули, поддаваясь напору Астрид, слегка застряли в высокой сухой траве, но все же открылись достаточно, чтобы можно было войти внутрь. Майя с любопытством оглядывала незнакомые строения непонятного назначения, преимущественно одноэтажные и кирпичные. Вживую девушка видела лошадей лишь в детстве, в деревне, и то издалека, опасаясь подходить к большим животным слишком близко. Лошади вызывали у маленькой Майи искренний интерес, но больше все же пугали, как и коровы, да что уж там – и прочая деревенская живность, будь то крикливые гуси с их высоко поднятыми угрожающими крыльями или визгливые неуклюжие поросята. «Увижу ли я когда-нибудь лошадей снова? – невольно задумалась девушка, проходя за Астрид к зданиям конюшен, где когда-то ели и отдыхали благородные животные. – В Кромлинске это кажется столь же фантастичным, как повстречать настоящего единорога». Они с Астрид вошли внутрь одного из зданий, где двумя рядами выстроились деревянные лошадиные стойла, и, не спеша, двинулись по проходу. – Когда-то, когда мы с Руби только попали в Кромлинск и обнаружили, что на границе водятся дикие утки, я частенько приходила сюда, искала какие-то… следы жизни, – медленно произнесла Астрид, замерев возле одного из стойл и заглядывая внутрь, на устланный грязно-серыми опилками пол. Пахло мокрой древесиной. Такой приятный, но отчего-то очень грустный запах. – Я думала, может, кто-то из лошадей тоже выжил, – продолжала Астрид. – Подолгу сидела здесь, на конюшне. Ждала, что кто-то из них вернется в свое стойло. Гуляла внизу, по дорожкам ипподрома, ходила к манежу. Думала о том, как здорово было бы повстречать хотя бы одну лошадку. И накормить ее вкусными яблоками, которые мы с Руби в избытке насобирали в заброшенных садах. – Тебе было одиноко, – Майя встала рядом, прильнула к напряженному плечу Астрид. – И хотелось завести друга. – Да, было, – спокойно согласилась Астрид. – Рядом с Руби, с той Руби, какой она была тогда, находиться с ней рядом было очень одиноко. А мне хотелось… наверное, мне хотелось какой-то искренности чувств. Когда точно знаешь, что существо, к которому ты прижимаешься щекой, любит тебя в ответ и доверяет тебе. Лошади очень простые и искренние животные. Они отвечают добром и верностью на ласку, и послушанием – на угощение. И они очень смешно хрустят морковкой, между прочим! Рядом с таким другом, пусть и молчаливым, твое сердце успокаивается. Хоть я и понимаю, что это не очень-то корректно – сравнивать Руби с кобылой. Майя очень хотела сдержаться и сохранить соответствующее ситуации меланхолично-серьезное настроение, но на последней фразе не выдержала и тихонько прыснула. Просто потому, что Астрид была рядом. Просто потому, что в тот день так ярко светило солнце. Астрид тоже посмеялась, ее смех был искренним и теплым, и она смотрела на Майю с какой-то особой нежностью. А потом предложила прогуляться по самому ипподрому, где в прошлом устраивались лошадиные забеги. Выйдя из конюшен, они прогулялись до просторного манежа, теперь пустого, с покосившимся от сырости забором, а потом, через трибуны, спустились на беговые дорожки. Своим внешним обликом ипподром напомнил Майе обычный спортивный стадион, и даже скамейки на трибунах были такими же – выкрашенными в классические красный и синий цвета. Астрид предложила девушке навернуть парочку кругов, а потом посидеть на трибунах с чаем. – До заката здесь засиживаться, конечно, не стоит. Да и холодно станет. Но все равно можно посидеть на верхних лавочках, понаблюдать за тем, как солнце будет опускаться за деревья. Отсюда открываются красивые виды. У этого места… внушительный масштаб. И когда оно вот такое, – Астрид развела руки в стороны, как бы очерчивая круг. – Абсолютно пустое, оно кажется еще более огромным. Майя заметила на дорожках выведенные белой краской отметки, и Астрид объяснила, что беговой круг поделен на отрезки по четыреста метров. – Классическая дистанция для лошадей – тысяча шестьсот метров. И в ней как раз четыре четверти по четыреста метров. Честно говоря, я не очень уважаю забеги, просто знакома с этой спецификой. Но куда больше меня привлекает идея дружить с лошадью, а не использовать ее в своих целях ради славы или денег. Майя согласно кивнула и взяла Астрид за руку, чуть сжимая ее прохладную ладонь. – Кто знает, возможно, однажды Сережа найдет способ вытащить нас всех отсюда, и ты еще покатаешься на лошадях или даже увидишься со своей Тефи, – сказала девушка. – На меня надежды уже нет, я сделала все, что могла, а вот Серёжа… Он очень старается, очень хочет помочь Ксюше и вообще себя не жалеет. Возможно, благодаря ему мы однажды поймем, как все это работает, и где отсюда выход. – Да, Серёжка – хороший мальчик, – произнесла Астрид с легкой грустью. – Упрямый и где-то отчаянный, но в то же время на удивление благоразумный. Я рада, что у тебя есть такой друг, птичка моя. Да и с Руби он поладил, как я заметила. Майя покосилась на Астрид, на ту половину ее лица, что не была закрыта маской и способна была выражать эмоции, но вновь ничего не поняла. Ей в очередной раз померещилось что-то странное в голосе Астрид, особенно когда речь зашла о Руби. – Да, они ладят… – осторожно согласилась девушка. – Да. И это еще одно подтверждение. Того, что Руби можно теперь доверять, не так ли? – Астрид слабо улыбнулась, задирая голову к высокому бледно-голубому небу, не тронутому облаками. Майя на всякий случай чуть крепче сжала ладонь Астрид. На мгновение ей показалось, что расслабленные пальцы Астрид вот-вот выскользнут из ее руки. И тогда сама Астрид… как будто ускользнет тоже. Девушка смотрела на редкую ржаво-коричневую траву, обступившую беговую дорожку с обеих сторон, и думала о том, что Астрид все понимает. Она замечает, что Серёже легче общаться с Руби, чем с ней. Но… не примет ли Астрид это слишком близко к сердцу? Не решит ли она, что, если Руби можно доверять, то ей самой… нет? Они прошли три круга по ипподрому, и Астрид вновь болтала о лошадях и о том, как здесь все было устроено раньше, но мысль о Руби лежала на поверхности, как большие рваные лужи дождевой воды на гудроновом покрытии беговой дорожки, лужи, которые приходилось каждый раз обходить, и в которых отражалось своей предсмертной чистотой осеннее небо. Нагулявшись, они поднялись на самые верхние трибуны и устроились на холодных лавочках с облупившейся краской. Астрид сразу достала из рюкзака термос и налила ягодный чай в крышку-чашку, протягивая ее Майе, чтобы девушка могла первая сделать глоток и погреться. Но напиток был слишком горячим, обжигающим губы, поэтому Майя лишь дула на его поверхность и грела о крышку ладони, наблюдая за красноватым крошечным солнцем, проходящим свой последний путь по небесной траектории. Девушка все же решила произнести тревожащие ее слова вслух, потому что между ними было и так слишком много недомолвок. И, возможно, им даже удастся разрешить небольшую их часть, учитывая хорошее настроение Астрид сегодня и ее благодушный настрой. – Астрид… насчет Серёжи и Руби, – тихо проговорила Майя. – И насчет тебя. Ты должна знать, что Серёжа и к тебе хорошо относится. Ты ему правда нравишься. Девушка боялась, что Астрид начнет спорить или скажет что-нибудь вроде: «Да неужели? Не забывай, круглолицая, что хоть у меня и один глаз, но расположен он не на жопе! Думаешь, я не вижу, как этот парень меня сторонится? Как он напрягается в моем присутствии и как спокойно и расслабленно он болтает с Руби? И кому из нас после этого можно доверять, по-твоему?». Но Астрид удивила ее, вновь сказав совершенно другое: – Недавно я заходила к Руби в гости. Надо было обсудить кое-какие городские дела, ну, ты понимаешь. И Руби меня даже едой накормила. Которую сама приготовила, – улыбнувшись, Астрид сделала многозначительную паузу. – Она испекла какие-то плюшки, можешь себе представить? – Руби и плюшки? С трудом, – Майя не удержалась от смешка, и они немного похихикали, слегка соприкасаясь плечами и передавая друг другу крышку с чаем. – Да, – Астрид вздохнула, все еще с улыбкой, но уже грустно. – Сердце Руби смягчилось. И твой друг-эмпат не может этого не чувствовать. Да, в ней остался тот самый стальной стержень, о который запросто можно сломать зубы, но сама Руби больше не кусается. Во многом благодаря тебе, птичка, и тому, что ты для нее сделала. Майя смутилась этому наблюдению, озвученному вслух, поскольку сама девушка избегала даже мыслей о своем на Руби влиянии. Просто потому… что в этих мыслях было что-то очень неловкое. Что-то неочевидно-смущающее, почти пугающее, после чего смотреть Астрид в лицо становилось сложно. – Но ей одиноко, вот что я заметила, – продолжала Астрид. – Руби там очень одиноко. Она практически ни с кем не общается, ей не с кем поговорить. Раньше она хотя бы вела медицинские и околомедицинские беседы со своими подопечными, а теперь практически все время торчит в лаборатории и пересыпает какие-то порошки из одной пробирки в другую. И я думаю, что Руби… не помешало бы иногда говорить с кем-то. С кем-то новым, возможно. Моя рожа ее уже достала до чертиков за десять лет-то. Майя уже понимала, к чему идет этот разговор, и ее брови уже поползли вверх от удивления. – Я подумала, что ты… могла бы иногда навещать ее. Как считаешь? – Астрид устремила свой спокойный взгляд куда-то за пределы необъятного ипподрома, за огибающую его полосу деревьев, тонущую в золотистом солнечном сиянии. Майя вдруг подумала, что когда они сидят так высоко, на одном уровне с солнцем, кажется, что до него можно с легкостью дойти пешком. Всего несколько шагов по прямой, и солнечное сияние ослепительного золота коснется и их, согревая, обнимая и баюкая. Очищая. – Навещать Руби? Я? – уточнила Майя так, словно здесь могло быть что-то непонятно. – Да. Ты. Руби много расспрашивала о тебе. Ей интересно, как у тебя дела, правда интересно. Я не стала ничего рассказывать, подумала, что ты сама справишься с этим куда лучше. Поэтому ты загляни к ней как-нибудь, Майя, хорошо? Попробуешь Рубины плюшки, одно только это стоит визита, поверь мне! Майя снова улыбнулась, но улыбка вышла кривой и невеселой. Астрид, ощутив ее замешательство, быстро добавила: – Я не буду ревновать, честно. Вторым глазом клянусь. Пообщайтесь поближе. Уверена, что тебе будет интересно и даже полезно узнать Руби теперь. Такой, какой она стала. Благодаря тебе, между прочим. Тебе ведь этого хотелось, правда? Но я тебе мешала своей кислой рожей. Больше не буду, правда. Майя молчала. Ей казалось, что произнеси она хоть слово – и оно обожжет ей язык, как слишком горячий чай. А Астрид продолжила, все так же глядя за горизонт: – Подумать только… тебе удалось так сильно изменить всех нас. Каждое твоё появление в этом сонном городишке было, как взрыв сверхновой. Ты помогла Беатрис помириться с Тайлер, и теперь они живут все вместе, пусть и не всегда дружно, но однозначно счастливо. Ты помогла мне отказаться от алкоголя и вернула мне интерес к жизни. Помогла мне поверить, что в моей жизни еще что-то возможно. Ты вытащила Сережку из могилы одиночества, в которую он сам себя закопал уже в восемнадцать лет. Ты помогла ему справиться со страхами и неуверенностью, и вот он уже здесь, весь такой красивый и непостижимый эмпат, первый парень на деревне и отличная пара для Беатрис. А Руби... Наверное, для нее ты сделала больше всего. Ты вернула ей дочь. И ты... вернула ей саму себя, что, возможно, еще более ценно. Смущенная и оробевшая, Майя сжала покрасневшими от холода пальцами крышечку термоса. От нее больше не поднимался пар. На сыром осеннем воздухе чай остывал практически мгновенно. – Особенная, – улыбнулась Астрид с какой-то странной, почти трагической улыбкой. – Ты должна знать, Майя. В тебе есть особенная сила. И она даже не в том, чтобы ходить туда-сюда раз в четыре года, нет. У тебя есть способность прикасаться к людям. Своей добротой. Способность заглядывать в душу своими круглыми глазищами. И никто после встречи с тобой уже не будет прежним. – Астрид... – Майя, окончательно смущенная, с удивлением услышала слезы в собственном дрогнувшем голосе. – Ну, ну ты чего... чего ты такое говоришь, я... – Я говорю правду, – Астрид повернулась к ней с той самой отчаянно-горькой улыбкой. – Ты же знаешь. Я всегда говорю правду. Астрид коснулась своей прохладной ладонью горящей щеки девушки и чуть сжала ее большим и указательным пальцами. – Круглолицая моя... Какая же ты хорошенькая. – Астрид, хватит! Прекрати меня доводить! – всхлипнула девушка, сама не понимая толком, почему слова Астрид так действовали на нее, и почему ей так хотелось плакать в этот солнечный день, ведь сегодня все было так прекрасно. Идеально. – Не буду, – отозвалась Астрид ласково и наконец-то наклонилась к девушке, чтобы поцеловать. У этого поцелуя был привкус соленых слез и ягодного чая, любви и горечи, осени и смерти, и он тоже был идеальным. И в тот момент Майя почему-то подумала, что запомнит его навсегда. На всю оставшуюся жизнь. А когда Астрид отстранилась, чмокнув Майю напоследок в нос, они допили остатки чая из термоса и засобирались домой в этих тающих на горизонте золотистых лучах умирающего совершенства.