Думай не думай – всё равно ничего не изменится, только мыслями время растянешь зря. Лучше уж без всяких мыслей просто двигать ногами, и всё. Сосредоточенно. Целенаправленно. (Харуки Мураками. Дэнс, дэнс, дэнс)
Декабрь Снега в том году выпало особенно много. Он начал идти в тот день, и с тех пор, казалось, не прекращался, покрывая крыши домов, улицы и дворы Кромлинска плотным слоем абсолютной белизны. Дети не играли на детских площадках, потому что снега, сколько ни расчищай, становилось только больше. Аарон все повторял, что такого снегопада еще не бывало за всю его жизнь в Кромлинске. Так странно. Даже в закольцованном во времени месте погода от года в год бывает разной. Ничто в нашем мире не повторяется, и, даже повторяясь, проходит одни и те же круги с новыми нюансами, поворотами, остановками. Ничего никогда не бывает прежним. Кружка со слишком горячим, как всегда, чаем, жгла озябшие ладони, но Майя отвлекалась на это неприятно-болезненное ощущение почти с радостью. Она вышла на балкон, накинув на плечи вязаную кофту и держа в руках большую кружку, на поверхности которой плавали красные ягоды брусники. Сделала первый глоток, на который губы и язык отозвались болью и легким онемением. Слишком горячо. И слишком холодно на этом балконе и внутри нее самой. Час дня. В это время у Майи всегда был перерыв на чай. В последние недели у нее сформировалось четкое расписание жизни, и Майя делала одни и те же действия ежедневно, в одно и то же время. Возможно, благодаря этой рутине она до сих пор не сошла с ума. Наш мозг любит точность. Любит знать, что сейчас произойдет. Это дает нам ощущение безопасности. Ощущение контроля. В семь утра Майя просыпалась. Всегда просыпалась сама, без будильника. Она умывалась и в семь десять шла в спальню к Астрид, чтобы убрать за ней и привести ее в порядок. Смена подгузника, уборка, гигиенические процедуры. Астрид нужно было помыть, протереть ее кожу слабым раствором спирта, почистить зубы, переодеть в чистую одежду. Все это вместе занимало у Майи около пятидесяти минут, и в восемь она шла на кухню готовить для Астрид завтрак. Обычно это были бульоны или пюре, наподобие детского питания, из вареных овощей и мяса, которые Майя делала самостоятельно, взбивая продукты в блендере. Ничего сложного: отварить, остудить, порезать, загрузить в чашу блендера и взбить. Никаких кулинарных изысков. Можно даже не добавлять соль и специи, потому что Астрид все равно ничего не почувствует. Но Майя все равно добавляла. И каждый раз пробовала сама, только после этого отправляясь кормить Астрид. Восемь тридцать. Процесс кормления был сложным и нудным. Глотательный рефлекс у Астрид сохранился, но все же несколько раз она чуть не подавилась, и Майе приходилось быть очень внимательной и аккуратной. Руби объяснила ей, как оказывать помощь поперхнувшемуся человеку, но Майя все равно боялась сделать что-то не так. В девять она оставляла Астрид в кровати, накрыв ее теплым одеялом и чуть приоткрыв окно, чтобы проветрить комнату и впустить свежий воздух. А сама отправлялась мыть посуду и готовить завтрак уже себе. Аппетит у девушки практически отсутствовал, поэтому она с трудом съедала свой бутерброд и выпивала чашку чая, бессмысленно таращась на снегопад за окном. Иногда она читала книгу на планшете, просто чтобы занять свои мысли хоть чем-то и выскользнуть из реальности через приоткрытую дверь живущих в чужом воображении миров. А в десять Майя, покончив с завтраком, отправлялась в ванную и занималась стиркой. Стирать приходилось много, потому что менять одежду Астрид нужно было каждый день, и ее постельное белье также должно было быть чистым, а подгузники не всегда спасали. Майя загружала стиральную машину, а сама отправлялась на балкон, где ее уже ждала высохшая со вчерашнего порция подгузников и белья, холодного, стоящего колом, дышащего морозом и свежестью стирального порошка. Майя любила заботиться о том, чтобы одежда и постель Астрид были свежими и вкусно пахли. Она раскладывала гладильную доску в ее спальне, занималась глажкой и ставила какую-нибудь из пластинок в проигрыватель. Она не знала, ставит ли их для себя или для Астрид, которая на музыку не обращала ни малейшего внимания. В половине двенадцатого Майя снова меняла Астрид подгузник и, выключив музыку, уходила из комнаты. Астрид в это время обычно спала, поэтому девушка старалась не шуметь. Она шла на кухню и ставила вариться овощи и утиное мясо к обеду. Стиралка к тому времени уже заканчивала цикл, и девушка вывешивала на балкон новую порцию белья. В двенадцать пятнадцать она готовила для Астрид обед, и в двенадцать тридцать шла ее кормить. А в час возвращалась на кухню, мыла посуду и заваривала себе чай. У нее снова был перерыв, и Майя могла уделить себе немного времени. Иногда, если ей хотелось есть, она съедала немного овощей и мяса, оставшихся от обеда Астрид, но чаще всего просто пила чай, завернувшись в кофту и сидя на балконе. В два часа к ней заглядывал либо Серёжа, либо Аарон. Они приносили продукты и помогали девушке поднять Астрид с кровати и пересадить в инвалидное кресло. В это время Майя перестилала Астрид постель, стараясь уложить клеенку и простынь идеально ровно, потому что любые складки оставляли на неподвижном теле Астрид отметины и рубцы, грозящие воспалиться и превратиться в пролежни. Вместе с Серёжей или Аароном они укрывали сидящую в коляске Астрид двумя теплыми одеялами – одно на плечи, а второе на ноги, и вывозили кресло на балкон в комнате Майи, и иногда, очень редко, потому что это было тяжело, да и погода не позволяла – на улицу. Пока Астрид не было в комнате, Майя включала там принесенную Руби кварцевую лампу на полчаса. Для Астрид, в ее нынешнем состоянии, любые микробы представляли большую опасность, и если бы она заболела, это могло закончиться так же печально, как с Ланой. Пока комната кварцевалась, а Астрид сидела на балконе, Майя снова пила чай, на этот раз в компании Аарона или Серёжи, которые были весьма настойчивы и заставляли ее съесть что-нибудь из принесенных продуктов. Иногда вместе с Серёжей или Аароном приходила также Беатрис, и тогда их разговор шел чуть веселее, но все равно заканчивался тем, что они с Беатрис обнимались и плакали. В два сорок пять Майя выключала кварцевую лампу и снова проветривала комнату пятнадцать минут, а ровно в три они привозили коляску с Астрид обратно в комнату. Майя ставила для нее какую-нибудь пластинку и выходила, чтобы провести с друзьями еще немного времени. В четыре часа Серёжа или Аарон перекладывали Астрид из коляски в постель и, попрощавшись с девушкой, уходили домой. А Майя снова меняла Астрид подгузник, если это было необходимо, и шла разогревать бульон, чтобы покормить ее. После этого, в пять часов вечера наступало самое тяжелое время. Друзья уходили, наступала ночь, и Майя оставалась со своей болью наедине. И если при свете дня девушка прыгала между делами и заботами, не давая себе опомниться и задуматься, то вечером мысли, точно змеи, заползали в ее голову со всех сторон. Майя не могла читать, не могла смотреть фильмы, не могла слушать музыку или играть на гитаре. Потому что мысли были повсюду, и девушка шла в комнату Астрид, включала гирлянду, ставила очередную пластинку на минимальную громкость, забиралась к Астрид в постель и утыкалась ей в плечо. И плевать, что постельное белье собьется, и придется все мучительно поправлять. В тот момент Майе хотелось одного – почувствовать тепло ее тела и поверить, убедить себя в том, что Астрид не мертва. И Майя начинала говорить. Рассказывала Астрид о своих мыслях. Пересказывала новости, принесенные друзьями. Говорила Астрид то, что не осмелилась бы сказать, если бы та ее слышала. Говорила все то, чего не могла сказать на протяжении последних месяцев, когда они жили вместе, но были так далеки друг от друга. Говорила и плакала. Иногда засыпала, успокоившись, согревшись, почти поверив в то, что Астрид тоже просто спит. Почти. А потом просыпалась и все вспоминала. В семь вечера приходило время готовить ужин, и Майя снова отправлялась на кухню. Блендер, овощи и мясо – ничего сложного. И она снова забывалась, погружаясь в рутину привычных, отлаженных действий. Ничего сложного. В семь тридцать Майя возвращалась к Астрид и кормила ее. В восемь уходила на кухню и пила в одиночестве чай. В восемь тридцать снова шла к Астрид, чтобы выполнить с ней вечерние гигиенические процедуры. Она снимала с Астрид одежду, протирала ее кожу раствором спирта и мазала кремом. Прошел всего месяц, и кожа Астрид еще не успела пострадать от лежачего режима, но Майя была одержима идеей вообще не допустить ничего подобного. Пристально девушка изучала каждый миллиметр ее тела и, если замечала малейшее покраснение, тут же обрабатывала эти места. Все это не было ей в тягость. Ей не было неприятно или противно, разве что, поначалу было просто немного страшно. Страшно, что она не справится и сделает что-то не так, как-то навредит Астрид. Но Майя справлялась. Отлично справлялась. И лишь иногда плакала, обнаружив на теле Астрид новые шрамы, которых раньше не видела, либо успела позабыть. В девять тридцать Майя укладывала Астрид спать. Снимала с нее маску, чтобы утром опять надеть. Потому что Астрид не хотела бы, чтобы кто-либо смотрел на нее без маски. Без маски она всегда чувствовала себя беззащитной. И с девяти тридцати до десяти Майя читала Астрид какую-нибудь книгу вслух. Сначала она дочитала Астрид ту книгу, которую нашла уже начатой на своем планшете, а потом взялась и за другие. Да, это было совершенно бесполезно, но к тому моменту, как Майя заканчивала читать, она чувствовала себя абсолютно измотанной и начинала зевать. Долгий день подходил к концу. И девушка выключала свет в комнате Астрид и уходила спать к себе. В ту комнату, которую так ненавидела еще совсем недавно. Теперь у Майи уже не оставалось душевных сил думать о том, что когда-то произошло между ней и Астрид в этой комнате. Она просто падала без сил на кровать и отключалась, чтобы в семь утра проснуться без будильника и начать все заново. Но были у Майи и выходные. Два раза в неделю ее полностью заменяла Тайлер, выполняя все то же, что делала девушка. Тайлер настояла на этом сама, и Майя позволила, понимая, что для Тайлер это единственный способ справиться с горем и… чувством вины. Потому что случившееся с Астрид Тайлер переживала едва ли не тяжелее всех. Ведь Майя, по крайней мере, была с Астрид в последний момент, они помирились после ссоры, обняли друг друга и как будто… попрощались. У Тайлер же такой возможности не было, поэтому, когда в ту ночь Майя, Руби и Аарон вернулись за телом Астрид и привезли его к ним домой, у Тайлер случилась истерика. Майя, никак не ожидавшая, что Тайлер держала в себе столько невыраженных чувств, была буквально потрясена, наблюдая за тем, как девушка обнимает безвольное тело Астрид на диване и кричит, кричит и плачет, не переставая. Она повторяла лишь одно слово: «Прости, прости, прости» до тех пор, пока Аарон не увел ее из комнаты, и только тогда к дивану осмелилась подойти Беатрис. Она тоже плакала, но тихо, и она не стала обнимать Астрид, а обняла Майю. Выходные всегда давались Майе тяжело, возможно, даже тяжелее, чем будни с их спасительной монотонностью одних и тех же действий по расписанию. В выходные же девушка понятия не имела, чем себя занять, а главное – чем занять свою голову, и мысли были, как змеи. Иногда она просто слонялась в одиночестве по Кромлинску, ходила и ходила, часами, выбирая разные маршруты, иногда заходила в «Подкову» и подолгу сидела на застывшем эскалаторе, выпрямив усталые, ноющие ноги. Иногда компанию ей составляла Руби. Иногда Серёжа или Беатрис, или они оба. Но Майя не любила выходные. Даже в те моменты, когда она по-настоящему отвлекалась, забывалась, и когда ей становилось хорошо в компании друзей. В такие моменты она начинала ненавидеть выходные еще больше. Лучше бы все было одинаковым. Лучше бы все повторялось. Как сейчас. Майя сделала еще один глоток чая и внезапно осознала, что он остыл. Так странно. Ей казалось, что чай только что был горячим, обжигающим язык. Девушка вытащила из кармана спортивных штанов телефон и сверилась с часами. Без десяти два. Провалившись в свои мысли, она просидела на балконе пятьдесят минут и даже не заметила этого. Так бывало всегда. Мысли, точно змеи, заползали в ее голову со всех сторон. И через десять минут уже должен был прийти Серёжа. Сегодня была его очередь. Серёжа пришел раньше, чем Майя успела допить свой остывший чай. Он всегда открывал дверь сам, и Майя выходила к нему, едва заслышав шорохи и возню в коридоре. – Привет, – произнес парень, когда их взгляды встретились. Он слабо улыбнулся, и Майя так же слабо, но искренне улыбнулась ему в ответ. Она больше любила те дни, когда приходил Серёжа. Да, Аарон тоже был ее другом, и девушка ощущала его поддержку и заботу тоже, но так, как это мог делать Серёжа с его даром эмпатии, Майю не поддерживал никто в жизни. – Привет, – отозвалась она, наблюдая за тем, как парень кладет на шляпную полку шапку и вешает на крючок шарф. – Мне тут Беатрис с собой надавала пирогов всяких… – Серёжа кивнул на стоящий на полу внушительного размера пакет, и Майя по эмблеме магазина узнала в нем тот, с которым пришла в Кромлинск десять месяцев назад. – Специально для тебя сегодня пекла все утро. И, по-моему, два из них даже еще теплые! Может, поешь? Майя качнула головой. – Давай сначала перетащим ее на балкон. Она не любила нарушать расписание. – Ну, хорошо, – мягко согласился Серёжа, проходя за девушкой в спальню Астрид. Майя подвинула к кровати инвалидное кресло, и они с Серёжей, не сговариваясь, привычным и отлаженным движением, пересадили в него Астрид. Серёжа держал Астрид под мышками, а Майя – за ноги. Ничего сложного. – Давай я отвезу, а ты включай лампу, – предложил Серёжа, берясь за ручки коляски. Майя придержала ему дверь, чтобы коляска проехала, а сама включила в розетку кварцевую лампу и покинула комнату следом за другом. – Ставь пока чайник! – крикнул ей Серёжа, который, очевидно, очень хотел накормить девушку пирогами, пока они окончательно не остыли. Майя не хотела есть, но стоило ей вытащить пироги из пакета и вдохнуть аромат свежей выпечки, как организм взял свое, а желудок отозвался тоскливым урчанием. Серёжа присоединился к ней через несколько минут, и чайник к тому времени уже начал уютно шуршать. Пока он грелся, Серёжа обнял Майю, и они постояли какое-то время молча. Серёжа всегда так делал. Просто молча обнимал ее и словно забирал часть ее боли себе. Это было единственным, что он мог сделать для нее в данный момент, но Майя была ему бесконечно благодарна. И за то, что он сделал в ту ночь, она была благодарна тоже. В ту ночь, когда они встретились с Серёжей и остальными, Руби велела Беатрис забрать мальчика и идти с ним домой, а сами они вместе с Аароном вернулись за Астрид. За телом Астрид. Лярвы к тому времени по большей части рассеялись, получив то, что им было нужно, но некоторые еще оставались, и Серёжа предпринял отчаянную попытку найти «виновников преступления» по свежим следам. Он сказал Майе, что хочет провести в девятиэтажке ночь и попытаться сделать хоть что-нибудь. Майя, находящаяся в шоке, не особо понимала, что происходит, и чем подобная идея Серёже грозит. Аарон взял Астрид на руки, Майя снова расплакалась, но Руби обняла ее за плечи и увела из того дома. А Серёжа остался. И в следующий раз Майя вспомнила о нем лишь через несколько часов, когда Астрид уже лежала на диване в гостиной квартиры Аарона, и все уже оплакали и обсудили случившееся. А Серёжи всё еще не было. – Я пойду за ним, – шепнула Майя Руби, стараясь, чтобы ее слова не услышала Беатрис и не увязалась следом. – Я с тобой, – сказала Руби, и они, предупредив Аарона и прихватив с собой побольше патронов, вновь, уже в третий раз отправились к злополучной девятиэтажке. Руби настояла на том, чтобы они поехали на одном велосипеде, потому что выпал снег, а на велике Майи отсутствовала зимняя резина. И потому что: – Ты слишком устала. Просто садись и держись крепче, хорошо? И Майя села и держалась за Руби крепко. И не думала ни о чем. За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова, обе оглушенные и потрясенные случившимся. Серёжа обнаружился между третьим и четвертым этажами, там, где лярвы настигли Астрид. И когда Майя увидела его лежащим без сознания на том же самом месте, где лежало неподвижное тело Астрид, она сама едва не рухнула на лестницу, лишившись чувств. Руби метнулась к парню, упав возле него на колени. Приподняла его голову, приложила пальцы к его шее, прощупывая пульс, пока Майя стояла, ухватившись за холодные перила и дрожа всем телом. – Он жив, просто отключился, – сказала Руби и открыла чемоданчик с лекарствами. Достала какой-то пузырек, возможно, с нашатырным спиртом – в темноте сложно было разобрать, и дала понюхать его содержимое Серёже, после чего он тут же, мгновенно пришел в себя. Тяжелое, судорожное дыхание срывалось с его губ, словно парень долго-долго бежал и уже начал задыхаться. А Майя, которая уже почти поверила в то, что сегодня потеряет двоих самых близких людей, снова расплакалась, на этот раз от облегчения. Серёжа заплакал вместе с ней, поднимаясь на ноги и обнимая девушку. Он словно забрал значительную часть ее эмоцией себе, и теперь они душили его. – Прости меня… Прости… – шептал Серёжа. – Я ничего не смог сделать. Я очень старался, но я не смог поймать даже следа ее присутствия. А потом они… лярвы… я не знаю, что случилось, но они… их было так много… И я не могу вспомнить, как потерял сознание. Я словно… все эти моменты, чужие моменты, их было… так много… и все они были вокруг меня, во мне… они разрывали меня… – он снова говорил отрывисто, не в силах четко выражать свои мысли, совсем как пять лет назад, в начале их знакомства, когда коммуникативные навыки у Серёжи практически отсутствовали. – Не смей! Не смей так больше делать, слышишь? – плакала Майя. – Даже ради меня! Никогда так больше не делай, ты понял?! После того случая Серёжа приходил в себя около двух недель, мучаясь тошнотой, головными болями и бессонницей одновременно, а Майя категорически запрещала ему вступать в контакт с лярвами и вновь рисковать своей жизнью. Чайник закипел, огласив кухню протяжным свистом. Майя сделала шаг из объятий Серёжи и выключила плиту, одновременно возвращаясь в реальность. – Я хочу снова попробовать в эти выходные, – сказал Серёжа, пока она разливала чай по чашкам. И Майе не нужно было объяснять, что он имеет в виду. Она уже хотела возразить, но Серёжа, предчувствуя это, продолжил: – Я достаточно восстановился и чувствую себя хорошо. Я хотел бы проверить на той девочке. Ксюше. Мы ведь так и не сделали то, что планировали. Ну, я имею в виду, что мы могли бы взять ее на детскую площадку, а потом я вступил бы в контакт с лярвами. Возможно, если Ксюша будет с нами, это сработает. Ну… или я хотя бы пойму, что нужно делать. – Не знаю, – Майя вздохнула. – В прошлый раз тебе стало так плохо…. Руби сказала, что твое сердце едва билось. И я… – В прошлый раз я действительно перестарался. Я был сам в шоке, и мое эмоциональное состояние сыграло со мной злую шутку. Но теперь все в порядке, Майя. И я очень хочу попробовать. Обещаю, что если снова почувствую себя плохо, то сразу остановлюсь. – Ну, хорошо, – Майя вздохнула еще раз и повернулась к Серёже, заглядывая ему в глаза. – Но я пойду с тобой. Один – не вздумай. Понятно? – Конечно. Все будет хорошо, Майя, обещаю. Разложив вишневый пирог по тарелкам, они сели пить чай. Майя спросила о том, как дела у Тайлер, и Серёжа рассказал, что девушка по-прежнему чувствует себя очень плохо, а ее депрессия многократно усилилась. – С Луизой целый день возится Беатрис, иногда я ее подменяю. Вот уже даже научился кормить ребенка из бутылочки! А Тайлер… почти не выходит из своей спальни, все время плачет. Она переживает это даже тяжелее, чем ты, Майя. Ты… очень сильная. Ты молодец, правда. – Это потому, что я верю – мы сможем вернуть ее. А Тайлер не верит. Для нее… Астрид уже мертва. – Астрид не мертва. И я знаю это точно. И как бы тебе тяжело ни было, даже в минуты слабости не позволяй себе думать, как Тайлер, хорошо? Жизнь Астрид, ее воспоминания, сама ее сущность, и все, что делало ее такой, какой она была, все это никуда не исчезло. Оно находится в этом городе, и мы найдем это, я обещаю. – Спасибо, – Майя улыбнулась. – Когда ты говоришь это с такой уверенностью, мне становится легче. Они еще немного поболтали о лярвах и предстоящем мероприятии с Ксюшей в субботу, и Майя спросила: – А как там Беатрис? Ну… я имею в виду… как вы с ней общаетесь? В смысле… У меня так и не было возможности поговорить с тобой об этом, но… – Я понял, не продолжай, – Серёжа залился краской и уставился в свою чашку, быстро добавил: – Беатрис… очень милая. Но ничего такого между нами нет. Не волнуйся. И Аарону можешь передать, чтобы он угомонился и перестал врываться ко мне в квартиру. – Да я, в общем-то, не волнуюсь, – мягко сказала девушка. – А вот ты из-за этого явно на нервах. И я пойму, если Беатрис тебе нравится. Она симпатичная и умная юная девушка. – Она мне нравится, – не стал спорить Серёжа, и по голосу чувствовалось, что после слов Майи он слегка расслабился. – Но мне не хочется торопить события. Дело не только в ее возрасте, но и в моих заморочках. Ну, ты знаешь… мне тяжело дается сближаться с людьми. И мне… тяжело доверять людям. – Ты не доверяешь Беатрис? – удивилась Майя. – Не совсем… – Серёжа вздохнул, мучительно пытаясь сформулировать свои мысли. – Но, понимаешь, я хочу быть уверен, что нравлюсь ей…. Именно как я. Потому что сейчас… пока что… я чувствую, что она наполовину меня выдумала и влюбилась в этот образ. Я не такой, каким она меня рисует в своих мечтах, и меня… это напрягает. – Понимаю, – девушка кивнула. – В ее возрасте это естественно. – Да. И поэтому я хотел бы, чтобы мы просто общались. И чтобы узнали друг друга получше. Не очень-то хочется быть чьим-то разочарованием, знаешь ли. Они немного поговорили о первых влюбленностях, и Серёжа вспомнил свою, а Майя – Марину. А потом девушка отправилась в спальню Астрид, чтобы выключить кварцевую лампу и проветрить комнату. Сходила на балкон, проверила Астрид, убедившись, что одеяло не сползло и надежно защищает ее от холода. Снова вернулась на кухню к Серёже. Около четырех парень помог ей переложить Астрид обратно в постель и засобирался домой, договорившись с Майей о встрече послезавтра – в субботу. Ровно четыре. Пора разогреть бульон и покормить Астрид. Еще один тяжелый вечер в полном одиночестве. В четыре пятнадцать Майя, держа в руках теплую бутылочку с бульоном, зашла в комнату Астрид. Да, сейчас она, наверное, тоже смогла бы покормить младенца и поменять ему подгузник. В отношении ребенка это было бы даже еще легче. Вообще ничего сложного. – Привет, ну как ты тут? – бодро спросила Майя, разрывая ненавистную тишину ее бесконечного молчания. Астрид и молчание всегда были несовместимы. Голова Астрид упала на бок, и Майя поспешила поправить ортопедическую подушку под шеей, а заодно слегка приподняла женщину, подкладывая под ее спину еще пару подушек и усаживая Астрид для кормления. – Я тут с Серёжей наконец-то обсудила Беатрис, – поделилась Майя, засовывая бутылочку Астрид в рот. – Он уверяет меня, что ничего крамольного с ней не делал и пока не собирается. Аарон был бы счастлив. Правда… сдается мне, что он бы все равно в это не поверил. Четыре тридцать пять. Майя покинула спальню Астрид и отправилась мыть посуду после посиделок с Серёжей. Пять часов. Девушка вернулась в спальню Астрид, включила гирлянду и поставила пластинку с песнями Синатры. Декабрь. Скоро Рождество. Она помнила, как они танцевали с Астрид под эти песни, в этой комнате. Пять лет назад. Ничего никогда не повторяется. Ничего никогда не бывает прежним. Майя забралась в постель и осторожно легла рядом с Астрид, устраивая голову на ее плече и укрываясь одеялом. Она хотела бы поплакать, но у нее совсем не было сил. И Майя, найдя ладонь Астрид и сжав ее безвольные пальцы, провалилась в недолгий сон без сновидений, черный и бессмысленный, как глубокая кома.* * *
Сумерки сгущались. Игровой комплекс с туннелем на детской площадке настолько занесло снегом, что Майя даже начала сомневаться в том, что их план сработает. Серёжа держал за ручки инвалидную коляску с сидящей внутри Ксюшей, чья голова в синей шапке все время безвольно падала то назад, то вперед, то набок, и в какой-то жуткий момент Майе показалось, что тонкая шея девочки просто надломится, а голова покатится по снежным сугробам. Руби, стоящая рядом, то и дело поправляла ее, и в итоге, кажется, пристроила голову наиболее удачным образом, устало выдохнув. – Идите, – скомандовал Серёжа. – Посидите на лавочке, пока они не появились. – А если не появятся? – спросила Майя. – Ксюше нельзя находиться на улице слишком долго в ее состоянии, она может заболеть. В прошлый раз… В прошлый раз появлению лярв поспособствовала Астрид, устроив перепалку с Беатрис, но Майя так и не смогла озвучить то воспоминание. Беатрис сегодня с ними тоже не было. Она осталась дома с Луизой, пока Тайлер дежурила у Астрид на стрельбище. – Появятся, – с уверенностью произнесла Руби. – Сегодня эмоциональное состояние каждого из нас оставляет желать лучшего. Лярвы всегда это чувствуют и всегда приходят. – Будь осторожен, – шепнула девушка, касаясь кончиками пальцев холодной щеки Серёжи. Он лишь кивнул ей и улыбнулся, а Майя вместе с Руби, утопая в снегу, не без труда добрались до ближайшей лавочки. Руби расстелила плед, и они сели, приготовившись к ожиданию. – У меня еще чай с собой есть, если что, – сказала Руби, почему-то шепотом, и Майя, взглянув на нее, благодарно улыбнулась. – Не переживай за него, – Руби мотнула головой в сторону Серёжи. – Кроме чая у меня с собой еще чертова тьма лекарств, и если твоему другу внезапно станет плохо, обещаю, я быстренько приведу его в норму. – Спасибо, – прошептала Майя. – Ты очень помогаешь нам, Руби. – Это меньшее, что я могу сделать. Тем более… что другую мою помощь… ты отвергаешь. – Руби, я… – Майя, всего один раз в неделю. Пожалуйста. Позволь делать это мне. Ведь Тайлер ты к ней подпустила, а меня почему нет? – Руби, я не хочу тебя так напрягать, правда, – Майя смотрела на свои утонувшие в снегу ботинки. – Я хорошо справляюсь, у меня и так уже есть два выходных, в которые я понятия не имею, чем себя занять, и слоняюсь туда-сюда, как идиотка. Еще один выходной мне не нужен. Руби вздохнула. Боковым зрением Майя заметила ее слабый задумчивый кивок. – Я понимаю, – тихо произнесла она. – Я тоже возненавидела выходные после того, как Ася пропала. – Правда? – Майя повернула голову и с интересом посмотрела на женщину. – Да. Это были… самые тяжелые дни. И если в будни я, по крайней мере, была загружена работой, то в выходные просто бездумно слонялась по городу с распечатанной фоткой дочери и опрашивала каждого встречного, не видел ли ее кто-нибудь. Я не знала, что еще делать. Мне казалось, что если я просто буду сидеть на месте, сидеть дома, то сойду с ума. – Да, я… у меня такое же чувство, – отозвалась Майя глухо. – Но тебе нельзя отдаляться от людей, Майя. Не повторяй мою ошибку. Даже если не хочется никого видеть, встречайся с друзьями насильно. Общайся как можно больше с Серёжей, Беатрис, Аароном… да и я всегда тебе рада, ты знаешь. И в выходные тебе особенно важно быть с людьми, а не одной. – Наверное, но я… Постараюсь, ладно. Они посидели некоторое время в молчании. Оно не было ни тягостным, ни неловким. Молчать рядом с Руби, которая понимала ее чувства, было легко. «Она тоже знает. Как Серёжа. Но не потому, что она эмпат. А потому, что тоже переживала подобное. Руби знает, каково это – изо дня в день жить, продолжая надеяться и верить в невозможное». Невозможное. Но что, если это правда невозможно? Ведь Руби с ее рационально-медицинским складом характера всегда была в числе тех, кто не верил в восстановление людей, подвергшихся нападению лярв. …ты должна пообещать, что если со мной… все-таки что-то случится… Ты не дашь мне лежать и гнить остаток жизни. И позволишь Руби сделать то, что она должна сделать. Отпустить меня. Руби была той, кто «отпустил» Витю. И пусть они ни разу об этом не говорили, а Руби всячески выражала ей свою поддержку и готовность заботиться об Астрид, что, если настанет день, когда она… предложит ее «отпустить»? И, возможно, эта мысль была настолько страшной, настолько болезненной, что не прошло и десяти минут, как со стороны нежилой заброшенной пятиэтажки к ним начали приближаться четыре длинные мрачные тени. – Отлично! – крикнул Серёжа, одновременно поднимая Ксюшу на руки. – Идите-ка сюда, чертовы ублюдки! Я вас уже заждался! Майя и Руби, как по команде, вскочили со своей лавочки, а плед, на котором они сидели, упал на снег. Майя не была уверена, что лярвы в качестве жертвы выберут Серёжу и отправятся в его сторону, поэтому приготовила на всякий случай оружие. С полным магазином. Больше никогда. Никогда она не допустит столь фатальной ошибки. Лярвы разделились. Две из них направились в сторону Серёжи, а еще две выбрали своей мишенью Руби и Майю. Руби выстрелила первой и уничтожила обеих. Оставшиеся ненадолго притормозили, но потом двинулись дальше, и Майя заметила еще трех лярв за деревьями. Серёжа продолжал кричать и подзывать тварей к себе, а Майя и Руби затаили дыхание, ожидая, что будет дальше. Те, что двигались первыми, наконец, настигли свою цель, а Серёжа, ускоряя их встречу, сделал пару шагов вперед, погружаясь в высокое черное облако вместе с Ксюшей. – Господи, я никогда к этому не привыкну… – прошептала Руби. – Каждый раз, когда я вижу, как он это делает… – Да, – сказала Майя с чувством. – Да. И снова минуты превратились в вязкую патоку тягостного кошмара ожидания, а Майе казалось, что в этой тишине она может сосчитать удары собственного трепещущего сердца. Она засекла время, пообещав себе, что не позволит Серёже быть в контакте дольше трех минут. Руби в это время застрелила еще двух лярв, которые нацелились на них самих и подбирались сзади. Три минуты истекли. Майя позвала Серёжу по имени. Он не ответил. – Вмешаемся? – спросила Руби. – Да! – воскликнула девушка, чувствуя, как сердце наполняется отчаянием, а Руби, прицелившись, выстрелила в самую вершину окружившего Серёжу черного облака. Они не могли с уверенностью сказать, что попали в голову какой-то из лярв, потому что все существа слились воедино, но, по крайней мере, пуля не могла попасть в Серёжу или Ксюшу, потому что прошла значительно выше уровня их роста. Облако дрогнуло и начало рассеиваться, а Майя увидела, как на снег что-то падает. Это была Ксюша, а следом за ней упал и Серёжа, навалившись на девочку. Майя и Руби бросились на помощь, и первым делом Руби помогла тяжело дышащему и вспотевшему Серёже приподняться. – Черт… надеюсь, я ничего ей не сломал, – прошептал парень, морщась то ли от беспокойства за Ксюшу, то ли от боли. – Как ты?! – проорала Майя в самое ухо Серёжи, в очередной раз забыв о том, что ее волнение лишь усиливает его неприятные ощущения. Руби подняла девочку и усадила ее обратно в коляску, отряхивая одежду ребенка от липкого снега, в то время как Ксюша продолжала бессмысленно таращиться в пустоту. Какой бы хорошей ни была их попытка, она не сработала. Серёжа вытер мокрый лоб покрасневшей от холода ладонью. Его тело на мгновение словно прошило судорогой, и парень тихо застонал. Вернувшаяся Руби наклонилась над ним, пощупала лоб Серёжи и выдала: – У тебя поднялась температура. Что-нибудь болит? – Голова… – прошептал Серёжа. – Невыносимо… Боже… – Сейчас, – Руби открыла чемоданчик. – Тебе нужно что-то сосудорасширяющее. Каким-то образом этим тварям все же удается воздействовать на твой мозг. Вот… Будет горько, но нужно разжевать, хорошо? Руби протянула Серёже бутылку с водой и таблетку лекарства, в котором Майя узнала одно из тех, что принесла в Кромлинск сама. Парень, продолжая морщиться, послушно прожевал таблетку, скривился еще больше и выпил добрую половину бутылки. – Майя… прости… я не смог, – произнес он, за что получил беззлобный тычок в плечо и окрик девушки: – Даже не вздумай! Нечего у меня просить прощения! Ты бы еще извинился за то, что выжил, идиотина! – В этот раз… все было как-то иначе… – пробормотал Серёжа. – Поначалу все шло, как обычно… и я увидел мгновения ее жизни, увидел ее младшую сестру Диану, школьную учительницу, увидел чей-то День рождения, я не понял, чей… все были веселые, и на столе стоял большой детский торт. А потом… не знаю… что-то случилось. Я вдруг почувствовал... как... что-то тяжелое меня накрывает. А все воспоминания, картинки... начали стираться и как будто... падать куда-то... и я падал вместе с ними. И в какое-то мгновение я понял, что это не лярвы тянут меня куда-то, а... Ксюша. Эта девочка, я словно падал в ничто, в абсолютную пустоту вместе с ней. Тогда я выпустил ее из рук, и все... сразу закончилось. Майя и Руби обеспокоенно переглянулись, убеждаясь, что в голову им пришла одна и та же мысль. – Серёжа, я думаю, ты едва избежал большой беды, – сказала Руби. – Ксюша действительно едва не утащила тебя в беспамятство. И с тобой могло бы произойти то же, что и с ней, если бы ты ее не выпустил. – Но почему? – парень потер лоб, и голос его прозвучал немного обиженно и как-то по-детски. – Возможно, потому, что ты эмпат. И частично впускаешь в себя то, что есть в других. Когда в твоих руках был рюкзак Ксюши, ты впускал связанные с ним моменты, они как будто были внутри. А внутри самой Ксюши… есть только пустота. И она поглощала тебя. – Но должно было быть наоборот! – воскликнул Серёжа с отчаянием. – Я видел ее воспоминания, чувствовал ее жизнь, она была так близко! Почему я не смог дотянуться до нее?! – Кто знает, кто знает, – Руби вздохнула и похлопала парня по плечу. – Ты в любом случае сделал все, что мог, и едва сам не пострадал. Как голова? – Проходит… – Серёжа тоже вздохнул. – Твоя таблетка действует. – Вот и хорошо. А теперь вставай потихоньку, нечего в снегу рассиживаться. – Прости, Майя, – снова прошептал Серёжа, поднимаясь на ноги. – Если ты снова это скажешь, я тебя пристрелю! Солью! – рассердилась девушка. Они еще немного постояли, отряхиваясь от снега и приходя в себя, а Руби попутно застрелила двух задержавшихся возле детской площадки лярв, которые, очевидно, все еще надеялись чем-нибудь поживиться. А потом, помогая друг другу, друзья выкатили инвалидную коляску с девочкой на протоптанную снежную дорожку и отвезли ее домой. Серёжа, который все ещё чувствовал себя неважно и буквально валился с ног от слабости, тоже отправился домой, чтобы немного поспать. На прощание они обнялись с Майей, и девушка прошептала ему на ухо искренние слова благодарности и утешения. – Куда теперь собираешься? – тихо и как-то осторожно спросила Руби, когда они остались возле подъезда вдвоем. Шел снег. – Понятия не имею, – Майя вздохнула. – Еще полдня. Мне нужно чем-то себя занять еще на целых полдня. – Майя, как ты? – в мягком голосе Руби вновь зазвучало беспокойство. – Я понимаю, ты возлагала на сегодня большие надежды… и мне очень жаль, что они не оправдались. – Да… мне тоже. Спасибо, – голос Майи дрогнул. Ее силы сдерживаться иссякали. – Майя, мы обязательно попробуем что-нибудь еще, это ведь не последний шанс был, слышишь? – А что если… последний? Я… не хочу больше рисковать его жизнью, никогда… – слёзы полились из глаз раньше, чем Майя успела это осознать. – Я так устала… бояться за него. Мне каждый раз кажется, что я его… потеряю. А я этого не вынесу, просто не вынесу. – Майя… – Но мне все равно! Даже если это был последний шанс! Даже если вернуть Астрид невозможно, мне все равно! И я буду поддерживать в ней жизнь столько, сколько это вообще возможно! И мне все равно, что она говорила тогда, я не позволю, никогда не позволю «отпустить» ее! Ни через пять, ни через десять лет, никогда! До тех пор пока она дышит! До тех пор пока я дышу, этого не случится! – Майя… Конечно, я бы никогда не предложила тебе… Я бы… – голос Руби тоже задрожал, и она сделала робкий шаг навстречу плачущей девушке. – Я просто сразу хочу предупредить, чтобы ты даже не думала об этом! Я не позволю тебе это сделать! – Майя, клянусь, я бы никогда, конечно, никогда… я бы сама не смогла, господи, ведь это же Астрид… Так ты поэтому не хочешь, чтобы я тебе помогала? Майя уже ничего не могла сказать и просто громко плакала, закрыв лицо дрожащими руками, а Руби преодолела последний разделяющий их шаг и обняла девушку. – Никогда, Майя, обещаю, – шептала она. – В прошлый раз, с Витей… я совершила огромную ошибку. И ты имеешь полное право мне не верить… Но я больше этого не повторю. – Это… уже не имеет… значения, – тихо всхлипнула девушка, уткнувшись в воротник теплого серого пальто Руби. – Витя… все равно бы умер. Мы все это понимаем. Он был очень плох и не прожил бы долго. Но Астрид… – Мы будем поддерживать в ней жизнь так долго, как только это вообще возможно. Обещаю, – Руби погладила девушку по спине, успокаивая. – Поверь мне, Майя, прошу тебя. Я… уже не та, какой ты меня помнила. – Да, я… заметила, – еще один тихий всхлип, и Майя обняла Руби крепче. – Спасибо. Но я не поэтому не хочу, чтобы ты помогала с Астрид… Просто… как я уже сказала, мне не нужны больше выходные. Правда. – Хорошо, – Руби улыбнулась. – Я поняла. И… раз уж у тебя на сегодня все равно нет никаких планов… Может, погуляем немного? Или… чаю у меня попьем? – Можно. И то, и другое желательно. Руби рассмеялась, сквозь слезы, счастливо, и Майя засмеялась тоже. Они нехотя отстранились друг от друга, смущенно поулыбались и спустились с крыльца. И вновь Майя ощутила привычный для выходного дня укол вины. Она позволила себе улыбаться. Смеяться. Обниматься с Руби. Она согласилась пить с Руби чай, вместо того чтобы страдать остаток дня в одиночестве. Она позволила себе видеть свет и идти за ним, в то время как Астрид все глубже падала во тьму.