Напрасно ты идешь со мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда... (Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц)
Чувство вины и стыд нагнали ее рано утром, когда Майя без будильника проснулась в квартире Руби и осознала, что ей пора, вот прямо сейчас, уже пора возвращаться на стрельбище. Руби еще спала, и ее волосы, рассыпанные по подушке, казались в утренних сумерках почти черными. Вчера они вернулись домой поздно. Вначале переоделись в подсохшую одежду, потом покинули свой заброшенный приют, погасив печь, и долго гуляли по городу. Воздух после прошедшего ливня был как никогда свеж и легок. Уже дома у Руби они первым делом залезли в ванну, отмываясь и отогреваясь, залезли вместе и повторили то, чем недавно занимались на заброшке. Потом попили чаю и повторили еще раз – уже в постели. И Майя не думала ни о чем, и меньше всего – о том, что наступит утро, а ей придется возвращаться к своим обязанностям и к Тайлер, которая ждет ее на стрельбище. Запретная мысль, точно вор, тихонько прокралась в ее подсознание, мысль о том, как хорошо было бы, если бы ей не нужно было никуда идти, и если бы за Астрид присматривала Тамара Фёдоровна, но Майя быстро задушила эту мысль и долго еще сидела, испуганная и оглушенная, не в силах поверить, что вообще позволила ей родиться. Ей казалось, что в ее постель забрался огромный ядовитый паук, и хоть Майя и убила его, совершенно точно прихлопнула, ужас его присутствия остался. В ушах звучали отголоски смеха Руби, когда они плескались и дурачились в ванне, а Майя брызгалась в Руби водой и говорила: «Ну, здесь вроде немного почище, как думаешь? Идеальное место для секса». А Руби отвечала: «Почище, но ненамного. Знаешь, какое идеальное место для секса? Операционный стол. В операционной комнате, прошедшей стерилизацию, разумеется». И в тот момент эта мысль почему-то показалась Майе очень возбуждающей, мысль о холодном столе в стерильной комнате, о Руби в белом халате, и они немного поиграли с этой фантазией, а теперь Майя ощущала лишь стыд. Холодный, белый и стерильный стыд. «Почему? Ну, почему? Ведь я знала, что это случится. Я даже была к этому готова. Так почему?». Но Майя знала, почему. И обострившееся чувство вины перед Астрид подсказывало ей, в чем причина. Даже не в самом факте измены, потому что измена эта длится уже давно, а секс стал просто еще одной деталью. И даже не в том, что этот секс случился три раза за вечер. А в том, что Майя почувствовала в процессе. Два раза уж точно почувствовала, потому что в ванной было не очень удобно, хоть и тоже хорошо. А с Астрид в последнее время… Сколько ссор было из-за этого. Сколько раз Майя чувствовала себя виноватой, что ничего не получается, во всяком случае, не получается так, как Астрид считает правильным. А с Руби… В этом как будто и была измена, настоящая измена. «Мне не стоило позволять всему этому заходить так далеко. Это принесет только боль в итоге. Нам обеим. И мне, и Руби. Даже если Астрид никогда не вернется, а она, скорее всего, не вернется, это принесет только боль». Спящая Руби, словно отозвавшись на ее мысль, перехватив ее и поймав, слегка пошевелилась во сне, перевернулась на другой бок. Майя затаила дыхание и замерла, чтобы не разбудить ее, потому что так у нее была бы возможность тихонько уйти, оставив в постели какую-нибудь милую записку, но все же уйти, не глядя Руби в глаза. Но Руби проснулась. Она чутко спала, особенно без снотворного, которое в ту ночь принимать не стала. Посмотрела на Майю, и в ее взгляде промелькнул страх, от которого по всему телу девушки прошла очередная судорога стыда. – Майя… ты… чего так рано встала? – Мне… пора идти, – сдавленно пробормотала девушка. – Тайлер будет меня ждать. Я ей обещала, что вернусь утром. – Но, Майя… нет, подожди, – Руби тут же окончательно проснулась, приподнялась и села на постели. – Так не пойдет. Майя. Это слишком. – У меня нет выбора, – Майя качнула головой, чувствуя, что если сейчас же не возьмет себя в руки – расплачется. – Мы с Тайлер только на один день договаривались. Она и так меня выручила. Нужно идти. – Майя… Нет, – Руби качнула головой, и голос ее звучал твёрдо, так твёрдо, что Майе сразу захотелось сдаться, расслабиться, позволить Руби принимать все решения за неё. – Ты никуда не пойдешь. Я сама схожу. А ты меня подождешь. – Ты? – удивилась Майя, растерялась и все-таки не удержала всхлип. – Да. Я схожу, а точнее, съезжу на стрельбище, проверю, как там Астрид, и попрошу Тайлер побыть с ней еще один день. Я уверена, что она не откажется. А даже если откажется, я что-нибудь придумаю. Но ты туда сегодня не пойдешь. Это было сказано с такой непреклонной уверенностью, что Майя даже не стала спорить. Она просто расплакалась, сдаваясь под натиском Руби и собственных рвущихся наружу эмоций. – Майя… милая, ну что ты… иди сюда, – Руби подползла к краю дивана и обняла девушку. Она была такой теплой и так вкусно пахла вчерашним шампунем, что Майя заплакала сильнее. Ей казалось, что еще немного – и чувство вины просто убьет ее, высосет весь кислород из лёгких. Чувство вины. Майя и сама не понимала, перед кем чувствует себя более виноватой – перед Астрид или перед Руби. – Майя, не плачь, не плачь, моя хорошая, я все сделаю и быстренько вернусь, ладно? А ты постарайся поспать еще немного, пока меня не будет, поняла? Мы вместе позавтракаем, а потом сходим погулять, хочешь? – Да, очень… очень хочу. – Ну, вот и хорошо. – Прости… что разбудила. – Ну что ты, – Руби чмокнула ее в щеку, мимолетно, но с нежностью. – Я бы и сама проснулась. Сон у меня ни к черту. Старость, знаешь ли. Все нормально. И постарайся еще отдохнуть. – Угу. Руби сходила в ванную, оделась, заплела волосы в косичку, еще раз чмокнула икающую и пытающуюся унять слёзы Майю в щеку и уехала. А девушка перестала плакать, сходила в туалет и вернулась в постель. Она чувствовала себя странно. Как в детстве, когда она была здоровой, но мама разрешала ей не ходить в школу просто так, просто потому, что сегодня не хочется. И Майя, мучаясь угрызениями совести от того, что ее одноклассники на первом же уроке буду писать самостоятельную по математике, ложилась в кровать и пыталась уснуть. Вот и сейчас она как будто тоже прогуляла свои обязанности без причины. Со вздохом Майя забралась в постель, на то место, где лежала Руби. Оно уже остыло, и девушка завернулась в одеяло, чтобы согреться. От подушки исходил слабый аромат все того же шампуня, которым Руби вчера вымыла волосы. Приятный ненавязчивый аромат чего-то сладко-миндального. Возможно, Руби права, и все к лучшему. Возвращаться сегодня на стрельбище и правда было бы слишком. И вряд ли Майя смогла бы заниматься чем-то, кроме поливания Астрид слезами, соплями и извинениями. И все же… оставаться здесь, в этой постели, тоже казалось неправильным. Но ее подушка так вкусно пахнет… Ее так хочется обнять, закрыть глаза и ни о чем не думать. Просто ждать, когда Руби вернется, заварит чай, и они уютно устроятся на кухне. Еще хотя бы на один день. Еще чуть-чуть.* * *
По дороге на стрельбище Руби размышляла, не заехать ли также к Тамаре Фёдоровне, но не решилась. Она подумала, что сначала все же поговорит с Тайлер и попросит ее присмотреть за Астрид до понедельника. А если та не сможет, обратится уже к бывшей сиделке. Да, с Майей они договаривались только на один день, но Руби взяла на себя некоторую смелость принять решение за Майю, которая, раздавленная чувством вины, не способна была трезво оценивать свои силы и свое состояние. В конце концов, Руби не собиралась просить Тамару Фёдоровну ухаживать за Астрид на постоянной основе, и это решение должна будет принимать уже сама Майя. Вот только… вряд ли до этого дойдет. Половина седьмого утра. Воздух после вчерашнего дождя еще был сырым и холодным, но Руби хотелось вдыхать его полной грудью, крутить педали старого велосипеда на полной скорости. Так хорошо. Когда город еще спит. Она улыбалась и никак не могла понять, чего хочет больше – смеяться или плакать. И то, и другое одновременно, как бы безумно это ни было. Быть живым, по-настоящему живым – всегда значит быть и немного безумным, не так ли? А Руби уже давно не чувствовала себя настолько живой. Даже если это не продлится долго. Пусть. Хотя бы сейчас. На прошлой неделе она взяла у Серёжи анализ крови, а также сделала ему электрокардиограмму. Анализ был неплохой, хоть и с пониженным показателем железа, но, возможно, для худого и анемичного Серёжи это и было нормой. А вот кардиограмма Руби не понравилась. – У тебя мерцательная аритмия, – сказала Руби озадаченному парню. – Боли в сердце не беспокоят? – Да нет… вроде. Но… ты уверена? – А в грудной клетке? Ничего нигде не болит? Учащение сердцебиения? Тошнота, головокружение? Слабость? Серёжа помрачнел. Вздохнул и ответил: – Только в моменты… Контакта с лярвами. – Да, я помню. И теперь, кажется, мы знаем причину. – И что это значит? Что мне делать? Это можно вылечить? – Ну, для начала не паникуй. Это очень распространенная болезнь, и у тебя она протекает в легкой форме. Я выпишу тебе Варфарин, к счастью, он у нас есть, скажи спасибо Майе, пополнившей аптечку Кромлинска на годы вперед. Начнешь с минимальной дозы, а потом мы сделаем контрольную кардиограмму через пару недель, может, месяц. – Месяц… – Серёжа выдохнул. – А быстрее точно не получится? – Нет, мой дорогой. Это серьезно. И рисковать твоей жизнью я не собираюсь. Слушайся вредную тетю-доктора, выполняй все мои рекомендации, и когда твое состояние улучшится, мы еще раз обсудим наш план, хорошо? Серёжа согласился, а Руби после его ухода вздохнула с облегчением. Да, ей не нравилось, что Серёжа не здоров. Но… это давало ей еще одну небольшую отсрочку. Пусть и всего на месяц, это уже хоть что-то. И месяц вполне может растянуться на два и на три. В конце концов, она делает это не только ради себя. Ведь правда? Руби очень хотелось бы на это надеяться. Тайлер как будто вообще не удивилась, увидев на пороге Руби вместо Майи. Возможно, эту девушку уже ничего не удивляло, и в последнее время, после происшествия с Астрид (как они все это называли) она стала еще жестче. «Почти такой же, какой я была когда-то, – подумала Руби. – Ох, Тайлер, будь осторожна». Руби объяснила, что Майя неважно себя чувствует, что она очень устала и плохо спала (кхм-кхм). – Нет проблем, я останусь еще, – кивнула Тайлер. – Майе и правда нужно больше отдыхать. Она себя загоняет. И выглядит очень больной. Хорошо, что тебе удалось на нее повлиять. – М-да… Да. Хорошо. – Только одна просьба, заскочи по дороге к Аарону, попроси его или Беатрис заехать ко мне с Луизой. У нее сейчас такой возраст – она ко мне привязана, как липучка. Даже на один день оставить ее – проблема. А уж если меня не будет четыре дня, этот ребенок либо устроит истерику на весь Кромлинск, либо окончательно забудет о моем существовании, а в понедельник не узнает мое лицо. Руби рассмеялась и пообещала, что выполнит ее просьбу. После чего они немного поболтали о самочувствии самой Тайлер. Она уже не кормила Луизу грудью, и молоко закончилось, но молочные железы все еще болели. Руби предложила ее осмотреть, и Тайлер, как всегда чуть смущаясь, согласилась. «А я готова на что угодно, лишь бы оттянуть момент, когда придется войти в комнату Астрид и взглянуть ей в лицо. Но я должна». Во время осмотра Тайлер морщилась от боли, хоть Руби и щадила ее, как могла. Никаких уплотнений она не нащупала, но грудь была жесткой и набухшей. – Мастопатия, – вздохнула Руби. – Могу посоветовать только народные средства. – Ага, чертову капусту, знаю, – проворчала Тайлер, опуская футболку. – Не переживай, это скоро пройдет. У меня тоже так было после родов. – Правда? – Правда, – соврала Руби. – А теперь пойду проверю другую нашу пациентку. – Пациент скорее мертв, чем жив, – вздохнула Тайлер ей вслед, и от этой фразы, уже на входе в комнату Астрид, Руби пробрал озноб. «Ну уж нет, черт возьми. Хрена с два ты умрешь, Астрид. Где бы ты сейчас ни была, даже не думай об этом». Однако Астрид, во всяком случае, судя по ее выражению лица, вообще ни о чем не думала. Взгляд ее единственного глаза и раньше был холоден как лед, а теперь так и вовсе утратил всяческое выражение. Астрид полусидела на подушках, заботливо усаженная Тайлер. Ее руки висели вдоль тела, а голова чуть наклонилась набок. Тайлер наверняка усадила ее ровно, но надолго этого никогда не хватало, даже с ортопедической подушкой. Скользнув взглядом по ее фигуре, Руби в очередной раз отметила, как сильно Астрид похудела. Казалось, что ее коленями, если их еще немного согнуть, можно будет забивать гвозди. Все ее тело стало теперь резким, угловатым, и сама Астрид словно уменьшилась в размерах, вернувшись к возрасту пубертата и одновременно как будто постарев. Ее тело стремительно теряло мышечную массу, а кожа – упругость. И как бы Руби ни пыталась отогнать эти мысли – Астрид умирала. «Но сейчас она еще жива. У меня еще есть… немного времени, ведь правда?». Руби, собравшись с духом (а она всегда это умела), подошла к постели Астрид и села на стул рядом. Взяла женщину за запястье, приподнимая безвольную руку, перевернула ее чуть под углом и осмотрела пролежни на локтях и легкое раздражение кожи в подмышечных впадинах. Затем сняла с Астрид рубашку и осмотрела ее спину, где пролежней было больше всего. – Добавились к твоим шрамам. Мне так жаль... – Руби со вздохом провела кончиками пальцев по круглым шрамикам от сигаретных ожогов на оголенных предплечьях Астрид. Пришло время послушать легкие, и Руби достала стетоскоп. Стараясь избегать поврежденных участков кожи, послушала сначала спину Астрид, а затем – грудь. Все было нормально, и Руби сама выдохнула с облегчением, складывая дужки стетоскопа вместе. Еще немного времени. Руби вновь одела Астрид и бережно усадила ее обратно на подушки, чуть погладила по волосам. Ей казалось, что, войдя в эту комнату, она испытает чувство вины, такое же удушливое, какое мучает сейчас Майю, но ничего подобного не чувствовала. Ей было слишком хорошо сегодня, и желание смеяться было все же сильнее желания плакать. И, тем не менее, она должна была попросить прощения. Потому что именно за этим она на самом деле вошла в эту комнату. И Руби тихо произнесла: – Она все еще любит тебя. Я это знаю. Чувствую. Хоть она и была со мной этой ночью, но… Я не хотела, чтобы все так вышло. То есть… хотела, конечно, но… ты понимаешь. Просто хочу, чтобы ты знала. Я ее не буду держать, когда ты вернешься. Но сейчас… – Руби наклонилась и прошептала Астрид на ухо: – Прости. Я вытащу тебя оттуда, клянусь. Вытащу, даже если мне придется отправиться туда самой. Но… позволь мне побыть с ней еще немного. Еще совсем чуть-чуть. Поцеловав Астрид в висок и погладив на прощанье ее волосы, все такие же мягкие, Руби покинула спальню, попрощалась с Тайлер и поехала обратно домой. Она ощущала легкую усталость и крутила педали уже не так быстро. Возможно, подсознательно она оттягивала момент встречи с Майей. Нет, Руби уже успела по ней соскучиться и очень хотела увидеть девушку снова, обнять, но она боялась, что найдет Майю в том же состоянии, в каком оставила. Боялась увидеть Майю плачущей и тщетно пытающейся вытереть слезы, увидеть ее подавленной и больной от мысли о совершенном «преступлении». Боялась увидеть в ее взгляде сожаление. Желание вернуть все назад. Откатить к той точке, где они стояли возле окуляра телескопа и несмело заглядывали в него по очереди, боясь случайно соприкоснуться лицами, приблизиться уж слишком, до неловкости, но все равно чувствуя неловкость. Зайдя к Аарону и передав ему просьбу Тайлер, Руби пошла к своему дому уже пешком, ведя велосипед за руль. Она входила в подъезд с замирающим сердцем, которое как будто осталось где-то позади нее, осталось на велосипеде в палисаднике, потому что Руби совершенно не чувствовала присутствия данного органа в собственном теле. Однако уже на площадке она уловила аромат готовящейся еды, который мог исходить только из ее собственной квартиры, и Руби ускорила шаг, почти взбежала по лестнице и открыла дверь. И вовсе не потому, что была голодной. Пахло чем-то жареным и фруктовым, и Руби, замерев в прихожей, прислушивалась к звукам с кухни. Легкое позвякивание посуды, а следом – звук шагов. Майя вышла в коридор встретить ее. На ней была одна из старых растянутых футболок Руби, которую девушка нашла в шкафу и наверняка планировала смущенно извиниться за это. А еще она улыбалась. И у Руби от счастья, от облегчения, защемило сердце. – А я тут хозяйничаю. Тосты пожарила. Ничего? – Майя сделала к ней несколько несмелых шагов. – Ничего. Это как раз то, о чем я мечтала, – Руби раскрыла руки для объятий, и Майя шагнула в них с порывистой радостью. Поцеловала ее в щеку, а потом и в губы. «Соскучилась. Она тоже соскучилась». Слёзы безудержной нежности навернулись Руби на глаза, и она коротко шумно выдохнула. Еще немного времени. Еще чуть-чуть.* * *
Астрид пришлось чуть наклониться, чтобы услышать, что именно Руби шепчет на ухо ее телу. Она не очень-то любила приближаться к своему телу, потому что ее слишком уж удручало то, что происходило с ним в данный момент. Но Руби, весь ее облик, то, как странно она держалась, немного встревожил Астрид, и ей стало интересно, какое послание Руби пытается ей передать. «Знала бы ты, что я и правда тебя слышу». Руби была как будто немного безумной, словно ее разрывало какое-то отчаяние, отчаяние и любовь. И Астрид это не нравилось. Она грешила на то, что Руби пришлось сделать вчера с Константином. А возможно, виной всему было то, что Майя у нее сегодня ночевала. Астрид за ними не подглядывала, но для этого ведь и не нужны глаза, ни оба глаза, ни один. Она понимала все и так. – Она все еще любит тебя. Я это знаю. Чувствую. Хоть она и была со мной этой ночью, но… Я не хотела, чтобы все так вышло. То есть… хотела, конечно, но… ты понимаешь. Просто хочу, чтобы ты знала., – шептала Руби, и Астрид напряженно вслушивалась, ловя каждое ее слово. – Я ее не буду держать, когда ты вернешься. Но сейчас… Прости. Я вытащу тебя оттуда, клянусь. Вытащу, даже если мне придется отправиться туда самой. Но… позволь мне побыть с ней еще немного. Еще совсем чуть-чуть. – Руби? Что ты задумала? – спросила Астрид напряженно. – Эй? Успокойся уже, бога ради! Майя твоя, чего ты еще хочешь? Не делай глупостей, и не нужно идти за мной, поняла?! Ты нужна Майе! Она и так скоро чокнется от всего этого! Но, несмотря на то, что ее возмущенный возглас прозвучал куда громче шепота Руби, та его не услышала. В ее глазах блеснули слезы, хоть она и улыбалась, отчего Астрид совсем, окончательно перепугалась. Вчера вечером Астрид последовала за ней и Майей к дому Тамары Фёдоровны, чтобы посмотреть, что произойдет с Константином после смерти. Она думала, что, возможно, увидит больше, чем доступно зрению живых людей. Астрид ни разу не встречала самого Константина на этом уровне Кромлинска, но подумала – а вдруг он появится сейчас? Вдруг в момент смерти его душа вернется к телу или что-нибудь такое? Астрид просто нужно было знать, как это будет. Потому что… возможно, это скоро произойдет и с ней. В момент эвтаназии Астрид была тронута сомнениями, которые испытывала Руби, и она жалела, что не может поддержать ее, хоть Майя и сама прекрасно справилась с этой задачей. А потом Руби сделала Константину укол, и Астрид замерла в ожидании чего-то… что так и не произошло. Майя и Руби вышли из комнаты, а Астрид осталась напряженно вглядываться в неподвижное лицо лежащего на постели мужчины, которое с каждой минутой все больше расслаблялось и принимало все более бессмысленное выражение. Его глаза наполовину закрылись, а нижняя челюсть медленно опускалась к груди. – Наконец-то, – раздался внезапный, громкий и низкий голос у Астрид за плечом. Испугавшись не на шутку, она подпрыгнула на месте и обернулась. Константин, тот самый мужчина, который только что умер, теперь стоял прямо за ее плечом и смотрел на собственное тело с какой-то мечтательной, почти блаженной и наводящей дикий ужас улыбкой. – Черт! Черт тебя раздери! – проорала Астрид, чтобы хоть немного успокоиться. – Не хрен так меня пугать, скотина! – Я умираю, – он улыбнулся шире, не обратив внимания на ее выпад и вообще не глядя в ее сторону, словно продолжая наслаждаться зрелищем собственного угасающего тела. – Где ты был все это время? – спросила Астрид. – Почему я тебя ни разу не видела? – У каждого из нас свой ад, не так ли? – У тебя, может, и ад! Это ты у нас убиваешь женщин и детей! – Астрид кричала. Потому что, когда она кричала, ей было не так страшно. – И животных, – спокойно добавил Константин, приглаживая жидкие волосы на своем лысеющем черепе. – Когда людей не было, приходилось убивать животных. Это было не так приятно. Потому что животные не могут разговаривать. А мне больше всего нравилось слушать… что они все говорят перед смертью. Это самый интересный, самый важный момент. – Ублюдок, – выдохнула Астрид. – Чертов ты псих. Надеюсь, за тобой скоро поднимется сам дьявол из глубин Преисподней и воткнет вертел тебе в задницу! – Ну, пока его не видно, да? – Константин усмехнулся. – Никто не пришел за мной. – Похоже, такие мрази даже в аду не нужны, – Астрид сделала невольный шаг назад. Стоять рядом с этим человеком ей было неприятно и… страшно. Она понимала, что Константин вряд ли способен как-то серьезно ей навредить. И все же… Отец, пусть и мертвый, регулярно избивал ее, и это было не очень-то здорово. И кто знает, вдруг у Константина после смерти откроются какие-то дополнительные способности? Хоть Астрид и предпочла бы, чтобы его забрали черти и утащили прямиком в ад. А она бы с удовольствием послушала, как он вопит. Но никто за Константином не приходил. И вообще ничего, абсолютно ничего не происходило. – Ты что-нибудь чувствуешь? Какие-нибудь изменения? – не выдержала Астрид, когда голоса на кухне затихли, а Майя и Руби ушли. – Нет, – ответил он. – Не боишься застрять здесь? Навечно? Константин вновь улыбнулся и кивнул на дверь. – Пойдем. Я покажу тебе кое-что. – Ага, как же. Отличное предложение от маньяка! – Да не ссы, – он махнул рукой и пошел к двери первым. – И не подходи ко мне слишком близко! Мне не нравится, когда люди не соблюдают дистанцию. – Да ты точно больной, – выдохнула Астрид, но все же последовала за мужчиной. Она не могла не признать, пусть это было и неприятно, что нуждается в нем. Поговорить хоть с кем-то, не считая радиоприемников и призраков отца и брата, впервые за восемь месяцев, ей было просто необходимо. В дверях они встретились с Тамарой Фёдоровной, которая их, конечно же, не заметила и двинулась к постели Константина, чтобы заняться приготовлениями тела к погребению, провести последние необходимые ритуалы. Самого Константина, кажется, нисколько не волновала дальнейшая судьба его тела, и он быстрым шагом пересек кухню, направляясь в коридор. Вместе они вышли на улицу, спустились с крыльца, покинули участок и пошли по влажной от дождя дороге. Майя и Руби, ушедшие несколько минут назад, направлялись в сторону города, но Константин выбрал противоположную. – Куда мы идем?! – крикнула Астрид, нервничая все больше. – Я проторчал здесь подольше твоего, – сказал Константин, не оборачиваясь. – Поэтому успел кое-что понять, пока ты сидела в своем шкафу. – И что же? – Астрид с трудом сдерживала нарастающее раздражение и начинала понимать, как чувствовали себя люди, когда она не отвечала на их вопросы. Как чувствовала себя Майя, когда она ее нарочно выбешивала. – Сейчас увидишь, – в ее же собственной манере ответил Константин, и Астрид пришлось прикусить язык, потому что пришибить этого мерзкого мужика она все равно не могла. Через некоторое время она начала и сама догадываться, куда они движутся. В сторону границы города, конечно же. Чертей, пришедших по душу Константина, по-прежнему нигде не было видно, и Астрид немного загрустила. «Неужели это все? Неужели он так здесь и останется? Неужели я… когда умру… так здесь и останусь?». Последние редкие заброшенные домики закончились, открывая взгляду сплошную густую лесополосу. Астрид знала, что если пройти ее сейчас насквозь, минут через десять можно оказаться на другой стороне Кромлинска. Или… нет? – Ты ведь не бывала здесь все это время, да? – спросил Константин, ступая в вязкую грязь размытой дорожки, ведущей через поле в лесную посадку. – Нет… Если честно, не бывала, – пробормотала Астрид, в очередной раз чувствуя себя Майей. Она вспомнила, как стыдила девушку за то, что та ни разу не сходила к границе города, поверив им на слово, поверив, что из Кромлинска нет выхода. И сама она… теперь она настолько привыкла к этой мысли, что даже не удосужилась проверить, не открылись ли для нее границы? Она просто бродила по Кромлинску бесцельно, перемещалась с места на место в хаотичном порядке, иногда даже сама не понимая, как происходят эти перемещения. Но никогда, ни разу не приходила сюда. – Готова? – мужчина наконец-то повернулся к ней, улыбаясь. И Астрид почему-то подумала, внутренне содрогнувшись, не задавал ли случайно Константин этот вопрос своим жертвам перед тем, как убить их? И вообще, неужели, он правда маньяк? Выглядит обычным мужиком. Вот прямо сейчас, совершенно нормальным. Астрид не была уверена, что готова, но все же кивнула. Константин махнул рукой, зовя ее дальше за собой. И Астрид сделала несколько быстрых, решительных шагов, внутри себя уже зная, в глубине души зная, что ее ждет. Один шаг. Второй, третий. Четвертый, пятый, шес… Ее ноги вместо грязи ступили на мягкую поверхность скошенной зеленой травы. Газон. Астрид выдохнула и замерла на месте, боясь пошевелиться, словно этот газон мог взорваться от ее лишнего, неосторожного шага. – Я первый взял! Я первый! – влился в ее уши раздосадованный детский голос. Астрид подняла голову. Они с Константином стояли возле детской площадки, во дворе обычного пятиэтажного дома. Компания детей разного возраста сгрудилась вокруг мальчишки, который вцепился в самокат и вопил, что взял его первым. – Он мой! – Да он ничей! – крикнул другой мальчик, чуть пониже, в ярко-желтых, цыплячьего цвета, шортах. – Он тут уже стоял, когда мы пришли! – Его, наверно, забыл кто-то, – заметила девочка, которая выглядела старше, чем остальные. На мгновение Астрид испугалась, что кто-нибудь из детей или из жителей домов увидит двух людей, материализовавшихся из воздуха прямо во дворе. Но потом вспомнила, что их все равно никто не может увидеть. Потому что они оба… оба мёртвые. – Да он вообще старый и сломанный! Выкинули его! – вынес свой вердикт третий пацан в съехавшей на бок джинсовой бейсболке. Астрид перевела напряженный взгляд на Константина, который следил за ребятами с тупым равнодушием. Интересно, детей какого возраста он убивал? Или ему было все равно? Вдалеке раздавался шум машин. Где-то за домами была большая дорога. И этот звук, спустя десять лет, показался Астрид совсем чужим, как будто даже инопланетным. – Так легко, не правда ли? – спросил Константин, безотрывно глядя на спорящих детей, которые начали тянуть самокат друг от друга. – Как будто никаких границ не существует. – Д-да… – выдохнула Астрид. – Если бы это было так же легко в физическом теле… Ну, что ж, теперь я буду знать, что хотя бы после смерти мы покинем этот городишко. – Это еще не все, – сказал Константин. – Не все? – не поняла Астрид. – Не все. – А чего еще-то?! – Пока ты сидела в шкафу, я наблюдал. Много наблюдал за твоими друзьями. За девочкой и парнем. За Майей и Сергеем. И у меня созрела одна интересная теория. – Какая? – спросила Астрид мрачно. Ей было неприятно от одной мысли о том, что этот мужик наблюдал за Майей, пока она не видела. – Эти двое могут покинуть город. Одна двадцать девятого февраля, второй – вообще в любое время. Хрен знает, как это работает, но работает. И я убежден, что они могут также прихватить с собой кого угодно из вас. – Но как? – Астрид нахмурилась. Детские возгласы мешали ей сосредоточиться, и как это ни парадоксально, но она начала скучать по тишине своего Кромлинска уже через несколько минут пребывания в обычном живом городе. – Мы пытались – не получается. Когда Майя пересекала границу, она уходила одна, а я оставалась одна в Кромлинске, на том же месте. Даже если мы держались друг за друга, это все равно не работало, граница меня не выпускала. – Да, но сейчас-то она тебя выпускает? – Константин ухмыльнулся. Его лысина и жирные приглаженные волосы равномерно блестели. – А это значит, что границу можно обмануть. Ты не могла перейти ее, потому что пыталась сделать это вместе со своим телом. А нужно – по отдельности. Астрид помолчала несколько мгновений, вытаращившись на Константина. Ей не хотелось признавать свою тупость и задавать новых вопросов, но она по-прежнему ни черта не понимала. Как можно перейти границу, разделившись со своим телом? Ведь нельзя же выйти во внешний мир, а потом крикнуть телу: «Эй, догоняй!». – Вы собрали все ключи вместе. Все, что нужно. Майя, Сергей и лярвы, – произнес Константин, видя ее непонимание. – Три ингредиента. Ты знаешь, почему Майя может пересекать границу, ведь так? Потому что раз в четыре года она становится для лярв и для Кромлинска невидимой. Сергей для лярв видим, но благодаря его способностям и способностям Майи он тоже может совершать переход. Как думаешь, почему ты не можешь пересечь границу в своем физическом теле? Потому что ты видима для границы, и тебя выбрасывает. Логично, правда? – Ну, допустим. – Знаешь, как это работает? Представь себе, что граница Кромлинска – это сканер отпечатка пальцев. В ментовке у вас наверняка такие были. А ты сама – и есть отпечаток. Отпечаток пальца, который сделали лярвы, забрав тебя и поместив в город. В момент перемещения они сделали слепок, всей твоей сущности, сделали ее индивидуальный, ни на что не похожий слепок. И когда ты переходишь границу, «сканер отпечатка» срабатывает, защитные барьеры срабатывают, а ты не можешь выйти. Но что будет, если… немного изменить, испортить отпечаток? Если стереть у него половину полосочек, составляющих его уникальность? Что будет? – Сканер… его не распознает, – прошептала Астрид. – Вот именно, – удовлетворенно кивнул Константин. – И если вытащить душу из тела, то и отпечаток станет другим. Лярвы в момент перехода сделали твой цельный слепок. А если ты будешь переходить по отдельности, их защитные системы просто не смогут тебя распознать. Как сейчас. Дело не в том, что ты не можешь покинуть Кромлинск из-за своего материального тела. Нет. Ведь Майе и Сергею это не мешает. Ты не можешь покинуть Кромлинск, потому что не можешь обойти защиту. А сделать это можно, только разрушив целостность «отпечатка пальца». – Хорошо, допустим, я поняла. Но как тогда перетащить мое тело? Я ведь не могу сделать это сама! – Ты – нет. Но могут Сергей с Майей. В тот момент, когда ты будешь находиться отдельно от своего тела, они могут покинуть Кромлинск и забрать твое «пустое» тело с собой. Девчонка может сделать это только раз в четыре года. А вот мальчишка – в любой день, если как следует напряжет свои извилины и не захлебнется от носового кровотечения. Защитные системы не распознают твое тело на выходе, как ты уже догадалась. А ты, твоя сущность, твоя душа, если угодно, выйдет самостоятельно и беспрепятственно следом за ними. И ты сможешь вновь соединиться со своим телом уже на другой стороне. Потому что на той стороне нет никаких лярв, никто не будет удерживать тебя, никто не помешает вернуться в тело. Да, это звучит довольно сложно. Но я долго думал. И пришел к выводу, что этот способ – единственный. Обойти защиту. Покинуть Кромлинск, расщепившись на две части, распознать которые в отдельности лярвы не смогут. Лярвы – и есть ваш билет на свободу. Нужно всего лишь отдаться им, позволить разрушить себя и свою целостность. А парень с девчонкой – ваш транспорт в прежний мир. Другое дело, захочешь ли ты возвращаться сюда, в этот мир? Он выглядит весьма раздражающим, не правда ли? – Ты поэтому убил себя таким странным способом? – спросила Астрид тихо. – Хотел проверить эту теорию? – Угадала, – Константин улыбнулся, довольный и расслабленный, он словно ощущал явное облегчение от того, что поделился с кем-то своим открытием. – Эта мысль пришла мне в голову вскоре после того, как я попал в Кромлинск. Я много размышлял. И, раз уж я все равно решил умереть, почему бы было не проверить заодно свои догадки? Дети на площадке устроили драку за владение самокатом, и на их крики прибежали две мамаши, одна из которых пыталась оттащить мальчика в цыплячьих шортах, а вторая – мальчика в джинсовой бейсболке, которая теперь не просто съехала набок, а упала козырьком мальчишке прямо на лицо, а потом – и на землю. Одна из девочек, самая маленькая, громко заплакала, то ли от страха, то ли от того, что ее задели и ударили в драке. – Пойдем? – Константин кивнул назад, и Астрид молча, без слов последовала за ним, а все звуки, весь шум окружающего мира в одно мгновение словно погас. И снова над ними были только высокие деревья и подрагивающая от слабого ветерка трава. Природа Кромлинска тоже издавала свои звуки, но после шумного города они казались практически неразличимыми, как шепот мыслей внутри сонного разума. – А ты довольно умен, – медленно произнесла Астрид. – Даже удивительно, как в итоге ты умудрился оставить улики? Ведь в Кромлинск ты попал, скрываясь от полиции? – Отпечатки пальцев, – ответил Константин. – Черт бы их побрал. Я всегда действовал в перчатках, всегда был максимально осторожен. Но в последний раз моя перчатка порвалась, а я заметил это слишком поздно, когда уже ушел с места убийства. Возвращаться и рисковать, чтобы все подчистить, я не стал. И очень зря. Потому что у меня уже были приводы, и шесть месяцев я отсидел. Ну, и конечно, твоя братия сразу на меня вышла. Обратно на зону, да еще и пожизненно, я не хотел, поэтому еще тогда решил, что убью себя. Надо было так и сделать сразу, но я дал слабину и сбежал. Ну… и сюда попал. Поначалу обрадовался, что здесь-то меня уж точно не найдут. А потом понял, что это не важно. Потому что убивать я все равно больше не смогу. Это была слишком жалкая жизнь, чтобы в ней оставаться. – Почему… ты мне рассказал о своей теории? Уж явно не из благородных побуждений? Константин пожал плечами, неприятно хохотнул. – Да просто захотел и рассказал. Эта мысль давно во мне зудела. Не хотелось уходить, ни с кем не поделившись. И вообще, думаешь, если я убиваю, то и ничего хорошего сделать не способен? Приятно, знаешь ли, облегчить душу перед уходом. – Перед уходом? – озадаченно переспросила Астрид, которая уже свыклась с мыслью, что Константин так здесь и останется. – Да… – он устало вздохнул, слегка покачнулся и начал заваливаться куда-то набок, прямо на траву. Астрид попыталась схватить мужчину и придержать, она сама не знала, зачем. Но Константин отшатнулся от нее и прикрикнул: – Не трогай меня! Я этого не люблю, сказал же! – Ой, можно подумать, я сама хочу тебя трогать! – взвилась Астрид. – Что с тобой, вообще, такое?! – Я умер, если ты вдруг не заметила, – он снова недобро усмехнулся и сел на траву. – И я… чертовски устал от всего… этого. Астрид, ничего не понимая, и от того, нервничая, опустилась на колени рядом с мужчиной. Ей показалось, что кожа на лице Константина побледнела и как будто… истончилась. – Устал? В смысле устал?! Ты не можешь чувствовать усталость! – Я… хочу спать, – эмоции борьбы медленно стирались с его лица, словно Константин и правда сдавался на милость какой-то непреодолимой, бесконечной усталости. «Ах ты урод! – разозлилась Астрид, но вслух ничего говорить не стала. – Значит, все-таки чувствовал что-то! Какие-то изменения чувствовал, но мне говорить не стал! Поэтому и побежал сразу на границу, боялся, что не успеешь рассказать». Константин начал заваливаться назад, и Астрид все-таки подхватила его, медленно укладывая в заросли осоки и мелких желтоватых цветочков. На этот раз Константин уже не ругался, а соблюдение дистанции, казалось, его больше не волновало. Его веки едва заметно подрагивали от усилий держать глаза открытыми, но Астрид понимала – долго бороться с этим он не сможет. Константин засыпал. Просто засыпал, чтобы проснуться уже в каком-то другом мире. – Почему? – прошептала Астрид. – Почему ты убивал их? Она смотрела ему в глаза, ловя в них последние отблески жизни. Вот он, очередной монстр, сейчас совершенно беспомощный и уже не опасный, но все же монстр. Такой же, как ее отец. Как она сама. – Почему? – Константин слабо шевельнул губами, повторяя ее вопрос. – Ты думаешь… я знаю? Я… родился таким. И все. Мне просто… было нужно… их убить. Я хотел… всегда хотел… приблизиться к смерти. «И ты приблизился», – подумала Астрид. Его веки, устав бороться со сном, закрылись, а голова чуть запрокинулась назад, безвольно повиснув на руке Астрид. Вот и все. Никакого раскаяния перед смертью, никакой прощальной исповеди. Никаких чертей. И Астрид не знала, сколько прошло времени – минута или час, но ей показалось, что она успела всего лишь несколько раз моргнуть к тому моменту, как тело Константина окончательно истончилось и испарилось, оставив после себя лишь чуть примятую траву и россыпь желтоватых цветов.