— Папа, папа, послушай, а правда мы с тобой друзья? — Да, сын, конечно. — И мы всегда будем вместе? — Послушай, что однажды сказал мне мой отец: «Посмотри на звезды. Великие короли прошлого там смотрят на нас с этих звезд. И если тебе будет очень одиноко — помни, они всегда будут там, чтобы указать тебе путь. И я тоже буду с ними». (м/ф «Король лев»)
Руби стояла возле дверей «Старбакса» и вдыхала холодный, пахнущий снегом воздух, стараясь делать глубокие и размеренные вдохи, чтобы унять бешеное сердцебиение. По правде говоря, она с трудом держалась на ногах, несколько раз пыталась привалиться к стене и всерьез задумывалась о том, чтобы войти уже внутрь и сесть за свободный столик. Но они договаривались встретиться у входа, и Руби боялась, что, если будет сидеть внутри, Ася ее не найдет. А сотовым телефоном для связи Руби еще не обзавелась. Безумный день. Еще только час дня, а кажется, что Руби прожила уже целую жизнь с шести утра, когда они с Викой покинули квартиру Марины. Шесть утра тридцать первого декабря. Проезжая на машине по вымершим улицам своего родного города, Руби невольно ловила себя на мысли, что даже без людей этот город совсем не похож на Кромлинск. Он просто… был другим. Как и она сама теперь. Вика отвезла Руби домой к ее бывшему мужу, Сергею. И втайне Руби надеялась (и одновременно боялась до смерти), что Ася сейчас тоже там. Ведь сегодня праздник, впереди каникулы, и было бы логично, если бы дочь решила отметить Новый год с семьей. Но на пороге ее встретил лишь заметно постаревший и, мягко говоря, ошарашенный Сергей, который, конечно, сразу ее узнал и выдохнул: – Ира… Руби вздрогнула. Она уже успела забыть, что ее так зовут. Звали. – Кто там? – раздался откуда-то из-за спины Сергея женский голос, и так Руби «посчастливилось» познакомиться с новой женой своего бывшего мужа. Женщина была симпатичной брюнеткой с длинными прямыми волосами, лет на пятнадцать моложе Руби. И с животиком, по которому Руби с первого взгляда определила срок – пять месяцев. Новая жизнь. Они прошли в комнату и уселись на диване возле огромной елки, практически упирающейся макушкой в потолок. Новая жена Сергея явно не обрадовалась «явлению» Руби, поэтому без конца сновала рядом, и толком поговорить им не удалось. Впрочем, Руби и сама не знала, как объяснила бы отцу Аси свое исчезновение и жизнь в Кромлинске. Сергей всегда был человеком приземленным и рациональным. Как и она сама. Когда-то. Руби спросила, где Ася, и Сергей объяснил, что их дочь отмечает Новый год с друзьями-одногруппниками на съемной квартире. – А ты… не мог бы как-то связаться с ней? – спросила Руби, и в голосе ее прозвучали просительные, почти умоляющие интонации, но ей было все равно. Уже давно все равно. – Если она не захочет со мной встретиться, я все пойму. Я готова дать ей сколько угодно времени. Но, к ее облегчению, Сергей не стал возражать и препятствовать их встрече, а сразу позвонил Асе, сверяясь с часами и бормоча: – Одиннадцать… ну, надеюсь, она уже встала. А то, поди, еще вчера отмечать начали. Однако Ася ответила почти сразу, и сердце Руби на несколько долгих секунд словно упало в глухой колодец, бездонный и темный, оно летело в бесконечность. – Насть, привет… – чуть смущенно произнес Сергей в трубку. – Да нет еще… Нет, не поэтому. Ты послушай… тут такое… эм… дело, – и, не дав дочери времени подготовиться, он сразу брякнул: – Тут… в общем… твоя мама сегодня нашлась. Молчание. Руби не слышала из трубки ни звука, и Сергей тоже молчал. А потом ответил, подтверждая: – Да, живая. Снова тишина. Сергей немного прокашлялся и произнес: – Она здесь… у меня сейчас. Хочет встретиться с тобой. Ты… как? Они договорились о встрече у дверей «Старбакса» недалеко от того места, где Ася снимала квартиру. Руби боялась, что дочка попросит сама поговорить с ней, и Сергей передаст ей трубку. Она не хотела говорить с Асей вот так, по телефону, и всерьез опасалась, что не сможет выдавить ни слова. Но Ася, или Настя, как ее называл отец, не попросила, и все детали встречи они обсудили через посредничество Сергея. После чего Руби еще немного посидела в квартире у бывшего мужа, так как ехать в кафе было еще слишком рано. Сергей немного рассказал ей о жизни дочери, о том, что она учится уже на третьем курсе медицинского университета, снимает квартиру напополам с подружкой и, по его словам: «Про отца совсем не помнит, вылетела птичка из гнезда, что называется. У Насти теперь своя жизнь. Но учится хорошо. Зачетку свою мне показывала, одни пятерки почти. Стипендию получает. Хочет быть… хирургом. Как и ты». Когда новая жена Сергея, по имени Маргарита, в тысячный раз вошла в комнату, чтобы, якобы, поискать свой телефон, Руби поняла, что пора уходить. Ну, приедет она на полчаса раньше, ничего страшного. Всегда можно послоняться по городу и попытаться вспомнить, как он выглядит. Уже стоя возле кофейни и ощущая на губах снежинки, чуть солоноватые, как слезы, она пожалела о том, что не попросила у Сергея новых фотографий Аси. Да, Майя приносила ей свежие снимки, но прошло уже полтора года… Вдруг… «Нет, это глупости. Перестань себя накручивать. Ты узнаешь свою дочь и без этих дурацких фоток. Она твоя дочь. Ты ее узнаешь». А вдруг нет? Ведь фотки – это другое. А в реальности Руби видела свою дочь двенадцать лет назад. Но она узнала. Узнала с первого взгляда, несмотря на то, что у Аси теперь были розовые волосы, подстриженные в форме слегка небрежного каре с длинной косой челкой, и круглые очки, немного похожие на те, что всегда носила Тайлер. Руби узнала бы ее, узнала в любом случае, просто взглянув ей в глаза. Потому что, взглянув в них, Руби словно посмотрела в зеркало. Они застыли друг напротив друга, и Ася пристально вглядывалась в ее лицо, узнавая и не узнавая его одновременно, соотнося свои детские, потускневшие, исказившиеся воспоминания с реальностью. Она боялась сделать шаг навстречу, и Руби тоже не двигалась, потому что пообещала себе, поклялась, что не будет давить не дочь, пугать ее и лезть к ней с объятиями. Да, ей очень хотелось бы, чтобы Ася обняла ее, но Руби понимала, что такую роскошь пока не заслуживает, и что для дочери она – чужой человек. Воспоминание. – М-мам… – прошептали ее губы. – Это правда ты… Руби кивнула, давясь слезами и прикусив нижнюю губу, едва удерживая себя на месте, чтобы не броситься к девушке, не сжать в объятиях, не вдохнуть запах ее волос, ища знакомые нотки. И Ася все поняла. Не стала играть в отстраненность, не стала ничего говорить, она просто шагнула к Руби и обняла ее первой. Одного роста. Господи, теперь они были одного роста, и Руби расплакалась от этой мысли тоже. – Доченька моя… Ася… Ася тоже всхлипнула, ее плечики содрогнулись, и Руби обняла ее крепче. – Ты всегда… называла меня так, – прошептала девушка. – Только ты. Я сначала… даже не поверила… когда папа позвонил. Конечно… он не стал бы так шутить… у него вообще с чувством юмора так себе… Руби рассмеялась, дрожа от потрясения, от холода и шока, от счастья. – Но я все равно… думала, что это какая-то ошибка, – продолжила Ася, чуть отстраняясь и заглядывая Руби в лицо. – А это… правда ты. – Ты меня… вспомнила? – всхлипнула Руби, и девушка кивнула: – Да. Только ты немного не такая, какой я тебя запомнила. И тебе… очень идет этот цвет волос! – Тебе тоже, – Руби с улыбкой коснулась волос дочери, слегка влажных от снега. Ася пришла без шапки. – Зайдем внутрь? – предложила девушка. – Если я срочно не выпью кофе, то просто умру. Руби кивнула, соглашаясь и подумав про себя, что сама она умрет, если кофе выпьет. Такой нагрузки ее бедное сердце точно не выдержит. Но уже внутри Ася, утерев слезы, рассказала, что можно заказать де-каф, в котором почти нет кофеина, и это потрясло Руби примерно так же, как если бы дочь сообщила, что вместо людей кафешку обслуживают роботы. – Мне, пожалуйста, один латте на миндальном и один латте де-каф на… обычном? Ты будешь на обычном молоке? – спросила Ася, поворачиваясь к дрожащей от шока Руби. – Д-да… Пожалуй. – На обычном, – подтвердила Ася, улыбаясь и вновь поворачиваясь к матери и одновременно вытаскивая из кармана маленький черный кошелек с белыми звездочками, полумесяцами и ракетами. Краем глаза Руби заметила в этом принте очертания планеты Сатурн. Дышать стало трудно. «Только бы не сдохнуть, – помолилась она. – Мне всего сорок два, но люди и помоложе умирают от сердечных приступов». Пока бариста готовил заказанные напитки, они выбрали столик возле окна, и Руби наконец-то села, почти упала на стул. А вскоре Ася принесла им два высоких стаканчика с фирменными зелеными логотипами. На одном маркером было написано «Ася», а на другом – «мама», и девушка смущенно улыбнулась, передавая стаканчик Руби. Мама. Руби судорожно сглотнула, борясь с новым приступом слёз. Ася села рядом, расстегнула куртку, но раздеваться не стала. В кафе было прохладно, и от окна веяло снежной свежестью. Руби сделала первый глоток. Ей казалось, что она опьянела лишь от одного густого запаха кофе, наполнявшего зал. Непроизнесенные слова жгли горло. Как рассказать дочери о том, где она находилась все эти годы? Как убедить, что она не бросала ее? И можно ли вообще упоминать Кромлинск? Поверит ли Ася, если рассказать всю правду, рассказать как есть? Потому что… если Ася настолько же рациональна, насколько ее родители, шансы у Руби не велики. Или, возможно, у нее другой, не похожий на их с Сергеем характер? Всего этого она не знает. Она не знает свою дочь. И им потребуется время, много времени, чтобы познакомиться, узнать друг друга и… подружиться, если повезет. – Как там тетя Катя? – спросила девушка, ломая мысленную пирамиду Руби, построенную из сомнений и страхов. – С ней ведь… все в порядке? Руби понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, кто же такая тетя Катя. Но, наконец, она ответила, слегка растерянно и поспешно: – Д-да… с ней все хорошо. – Вы… все еще вместе? – Нет. Мы… давно расстались. Ася… дочка… послушай, – Руби сделала глубокий вдох. – Мне нужно сказать тебе. Объяснить, что… произошло. Я не могу сказать тебе всего, и мне тяжело говорить об этом, но я хочу, чтобы ты знала – я не бросала тебя. Я… если бы я могла, я бы ушла оттуда. Но я находилась в том месте против своей воли, и мне удалось вырваться только сейчас… – Мам, все нормально, – Ася отставила свой стаканчик кофе и коснулась ее руки, чуть наклоняясь вперед. – Я тебе верю. И тебе не обязательно мне рассказывать, если ты не готова. Мне тоже… было тяжело говорить о той… секте, где меня держали. А люди без конца задавали мне свои тупые бестактные вопросы. Ты ведь… знаешь, что случилось со мной, и что меня похитила секта? – Да… Мне рассказывали об этом, – всхлипнула Руби. – Но сейчас все в порядке, и ничего такого ужасного со мной там не делали. Уже когда я выросла, я поняла, что могло быть и хуже. И вообще, мне повезло удрать оттуда через полгода. Тебе… повезло меньше. Я знаю, что ты попала в беду, пока разыскивала меня. И я… все эти годы жила с мыслью, что тебя нет в живых. Но как же я рада, что ошибалась! – Я… тоже… – прошептала Руби. – Много лет я ничего о тебе не знала. Я верила, что ты жива, но десять лет я была в неведении, металась от надежды к отчаянию и обратно. – Но это невероятно, правда? Что мы теперь нашли друг друга? – Ася улыбалась, но глаза ее за стеклами круглых очков блестели от слез. – И как после такого не верить в новогодние чудеса! Да, иногда мы получаем свои подарки с большой задержкой, но все же… Я каждый год, на свой День рождения и на Новый год загадывала, чтобы ты вернулась. Разве что в последние годы, после поступления в универ, перестала… Мне казалось, что я потеряла надежду. Что пора уже смириться. Повзрослеть. А тут вдруг… ты и правда здесь. «Такая же упрямая, – подумала Руби с улыбкой. – Такая же, как я. Моя дочь столько лет не теряла надежду». – А папа, наверное, вообще офигел, когда тебя увидел? – усмехнувшись, Ася аккуратно стерла слезинки кончиком указательного пальца. – Он-то все это время думал, что тебя пристукнула тетя Катя… Они немного посмеялись, и Руби рассказала о том, как удивился Сергей ее появлению на пороге своей квартиры, и что еще больше удивилась его новая жена. – Да-а-а-а, могу себе представить, – поддакнула Ася. – Но Рита вроде ничего такая. Когда мы еще жили вместе, она хорошо ко мне относилась. Они с папой на работе познакомились. Рита была медсестрой. А теперь вот… не работает пока. У нее это первая беременность, проходит тяжело. Потому что Рита слишком нервная, я это ей сто раз говорила, да ты и сама уже заметила. Руби кивнула, внезапно испытав к молодой женщине жалость и сочувствие. Занервничаешь тут, пожалуй, когда в канун Нового года к тебе домой заваливается без вести пропавшая бывшая жена твоего мужа. – Но я надеюсь, что она нормально уже доходит и родит мне братика. Представляешь, у меня будет брат! На двадцать лет меня моложе! – с детским восторгом воскликнула Ася, и Руби улыбнулась ее непосредственной чистой радости. – Да, это здорово, – согласилась она. – Твой папа всегда мечтал о сыне, но потом мы разошлись. – Я понимаю. Ты ведь была еще такой молодой, когда меня родила! Я часто об этом думала. Ведь тебе было почти столько же, сколько и мне сейчас, а ты уже стала матерью! – Да, – Руби слегка погладила ладонь Аси, не в силах ее отпустить. – Но я никогда не жалела об этом. – А я не хочу торопиться с замужеством, – поделилась своими планами Ася. – Сначала нужно закончить учебу и найти хорошую работу, купить квартиру. Мой парень меня в этом поддерживает. Зато бабушка говорит, что я дурочка наивная, и что нужно выйти замуж поскорее, пока Макс меня не бросил. Руби усмехнулась, и они немного поговорили о бабушке Аси со стороны Сергея. Руби было приятно, что свекровь еще жива, и что она также принимала участие в воспитании ее дочери. Одному Сергею было бы тяжело поднимать ребенка. А после Ася рассказала о своей учебе в медицинском университете, о том, что вначале ей было очень сложно, но потом она адаптировалась к нагрузке, да и зачетка уже начала на нее работать. Рассказала о своих друзьях и своем молодом человеке Максиме, с которым они встречались два года, и Руби со все большим облегчением осознавала, что ее дочь – открытая, добрая и милая девушка, немного болтушка, живая и веселая, эмоциональная, но при этом умная и дальновидная. «Как видишь, она не пропала без тебя. И выросла в прекрасную девушку. Она жила без тебя, она справилась без тебя, и да, мир не вращается вокруг тебя, Руби. И это хорошо». Два часа пролетели незаметно, и никакой неловкости, которой Руби так боялась, в их общении не возникло. И в итоге Ася даже позвала ее к себе домой, отмечать Новый год вместе. – Тебе ведь, наверное, некуда пойти? Хочешь к нам? Мои друзья, конечно… эм, те еще придурки. Но зато ты познакомишься с Максом! Хочешь? Руби очень тронуло, что Ася не постеснялась позвать ее и познакомить со своими молодыми друзьями, позвала на полном серьезе и совершенно искренне. Но даже если бы у Руби не было Матвея, который ждал ее возвращения, она бы все равно не пошла. Потому что у Аси теперь своя жизнь, и меньше всего Руби хотелось вламываться в нее и отвоевывать свое пространство. – Не стоит, милая. Отмечай с друзьями, а за меня не волнуйся, мне есть куда пойти. На днях я куплю себе сотовый телефон, и мы сможем с тобой связаться и еще встретиться. – Хорошо! Но я все равно напишу тебе адрес своей квартиры… подожди-ка, – Ася взяла салфетку и принялась старательно, чтобы не порвать тонкую бумагу, выводить на ней буквы. – А то мало ли. Не хочу, чтобы мы опять потерялись. – Мы не потеряемся, – улыбнулась Руби. – Обещаю. Ася подняла на нее взгляд, тоже улыбаясь, и произнесла: – А знаешь… твой голос. Он именно такой, каким запомнился мне из детства. Теперь я это понимаю. Такой мягкий и… теплый. Я часто… слышала его во сне. Руби протянула руку и снова коснулась ее розовых волос, слегка поглаживая их и заправляя за ушко, задыхаясь от болезненной, невыносимой нежности. Да, ее дочь была взрослой девушкой, и да, у нее была своя жизнь. Но в то же время Ася была еще такой юной, и ее жизнь только начиналась. И в этой жизни еще будет много важных событий, много сложных решений и выборов, много падений и много побед. В этой жизни будет еще много моментов, для которых нужна мама. «И я буду рядом. Когда ты захочешь. Когда я буду тебе нужна, я разделю эти моменты с тобой». Но сейчас… Прямо сейчас ей нужно было отпустить свою дочь. Отпустить домой, к ее друзьям и незнакомому парню по имени Макс. Разжать пальцы и отпустить, даже если это невыносимо сложно. Они попрощались на углу кофейни. Руби нужно было идти в другую сторону, на автобусную остановку. Они еще раз обнялись, и Ася накинула на голову капюшон, потому что снегопад усилился. А потом направилась в сторону своего дома, один раз обернувшись и помахав матери растопыренной ладошкой. Руби смотрела ей вслед несколько минут, а потом развернулась и пошла своей дорогой. Задрав голову к небу, Руби наблюдала, как падает снег. Она чувствовала его на своих щеках, губах, ресницах. Она плакала. Она улыбалась.* * *
4 месяца спустя Аарон не знал точно, сколько их осталось. Когда Астрид и Руби уходили, он автоматически остался за главного, получив право на ношение огнестрельного оружия, стал главой города Кромлинск. Города, которого больше не существует. И все же, кроме него, Тайлер, Луизы, Беатрис и Серёжи здесь еще жили люди. Может, восемь или десять человек, которые не захотели уходить. Среди них был Николай и еще одна молодая женщина из медицинского персонала, и, как понял Аарон, они стали парой. Также остался Мальгалад, эльфийский парень Руби, сославшись на то, что предпочтет и дальше жить на страницах фантастической книги, чем вернется к скучной реальности. И добавил: «К тому же, должен ведь кто-то приглядывать за Кромлинском и за новенькими, которые продолжат появляться. Им потребуется помощь». Аарон возразил, что и сам прекрасно справится с помощью новеньким, но Мальгалад лишь улыбнулся и словно хотел что-то сказать, но в последний момент удержался. И Аарон долго гадал, что значила та его загадочная улыбка. А сегодня, кажется, понял. Они вновь собрались на стрельбище. И их было трое. «Два уйдут, один останется», – подумал Аарон, засунув руки в карманы и беспощадно сминая подкладку плаща. Один останется. Не один. У него будут Тайлер и Луиза, и жизнь на этом не закончится. Наверное. И, кроме того… «Я сам настоял на том, чтобы она ушла. Это я убедил ее, что так будет лучше. И она мне поверила». И еще… Он знал, что в глубине души она сама хотела попробовать. Боялась, конечно, куда ж без этого. Но у Беатрис был человек, на которого она могла положиться, и Аарон очень надеялся, что может на него положиться тоже. Да, они оба были еще очень молоды, но Серёжа был хорошим парнем, и Аарон надеялся, что таким же хорошим он и останется, когда они покинут пределы Кромлинска и начнут жить самостоятельно. И хотя Серёжа сто раз поведал ему о своей стратегии, Аарон все равно беспокоился. Не мог иначе. Ведь он доверял этому человеку свое самое дорогое существо. – Мы будем жить в моей квартире, – рассказывал Серёжа. – Да, квартира хорошая, двушка. От бабушки мне досталась. Ремонт там только сделать – и вообще отлично будет. Я продолжу работать программистом, а Беатрис займется получением аттестата. Если все пойдет хорошо, поступит учиться. Она хочет на дизайн одежды. Все это звучало просто прекрасно и очень вдохновляюще, и Беатрис смогла бы заниматься любимым делом, получить профессию, жить полноценной жизнью, но Аарон понимал, что далеко не все сложится так легко, как оно складывалось в фантазиях юной парочки. А реальные, жизненные трудности, с которыми Беатрис еще не приходилось сталкиваться, вполне могут разрушить ее мечты и даже разрушить их с Серёжей отношения. И, наверное, понимая все это, Аарон ни за что не позволил бы ей отправиться в новую жизнь, если бы не мама девушки. Да, если бы у Беатрис не было никого, кроме Серёжи, Аарон не смог бы ее отпустить. Но у Беатрис была мама, которая до сих пор ее ждала, и в случае чего девушке будет куда пойти. А еще у нее были Майя и Астрид, и, как бы ни сложилась их дальнейшая жизнь, Аарон не сомневался, что они не оставят Беатрис, Настю Словенчик, в беде. Сегодня у нее за плечами был рюкзак, куда девушка положила самые дорогие и памятные вещи из Кромлинска. И, глядя на нее с этим рюкзаком, Аарон видел перед собой восьмилетнюю девочку с розовым школьным ранцем, таким несуразно огромным для ее маленького роста. Он до сих пор так ярко помнил их первый день вместе, и как она плакала, рассказывая о своем пенале с новыми фломастерами и ластиком в виде слоненка, который отобрали мальчишки. Она горевала из-за потери тех фломастеров больше, чем из-за потери родителей. «Но теперь ты отправишься в мир, где сможешь купить себе целую гору фломастеров. Ты отправишься в мир, где можно объедаться мороженым и кататься на каруселях, наверстывая всё-всё, что я не смог дать тебе в детстве, здесь. И пусть ты проживешь все это уже без меня, главное, что оно у тебя будет». – Ты ведь обещаешь, что это не навсегда, правда? – она шагнула к нему и взяла обе его руки в свои ладони. Ее лицо было бледным, и в светло-карих глазах стояли слезы. – Ты обещаешь, что однажды уговоришь ее тоже уйти из Кромлинска? Луиза еще маленькая, но она не должна расти в изоляции. Ей нужно будет общаться с другими детьми. Даже я это понимаю. – Да, – Аарон кивнул, сжимая ее ладошки. – Обещаю. Не обещаю, правда, что это будет скоро… Тайлер… Ну, ты знаешь, как она упряма. – И все же. Постарайся как можно скорее, – ее голос дрогнул и стал почти таким же тонким, детским, как в тот день, когда она рассказывала ему о фломастерах. – Ты ведь знаешь… Я не смогу без тебя слишком долго. «И я. Без тебя. Не смогу», – подумал он, наконец-то понимая, что имел в виду загадочный эльфийский Мальгалад. Да, однажды, в свое время и Аарон покинет Кромлинск. Потому что захочет быть там же, где его Би-Би. Но сейчас, прямо сейчас ему придется разжать ладони и позволить Серёже забрать его девочку с собой. Потому что быть родителем – это значит разжимать ладони. Быть рядом, но никогда не держать слишком крепко. Тайлер пока не поняла этого. Но придет и ее время. – Береги себя, – прошептал он. – И передавай привет Майе и остальным. – Да, обязательно, – она кивнула, и слезы все-таки потекли по бледным щекам. – И ты береги себя. Даже медведям, хоть они большие и сильные, нужно иногда отдыхать. – Да, – Аарон улыбнулся, вспоминая, как в детстве она часто говорила это, когда он работал слишком много, а ей приходилось ждать, пока он, наконец, расправится со всеми делами, умоется и ляжет спать. – А ты обещай, что сходишь проведать свою маму как можно скорее и не будешь откладывать. – Обещаю, – покорно вздохнула Беатрис. Лярвы были близко. Аарон еще не видел длинных фигур на границе лесополосы, но чувствовал их незримое приближение. С тех пор как количество жителей в Кромлинске резко сократилось, и продолжало сокращаться ежедневно, лярв тоже как будто бы стало меньше. И Аарон думал, что, возможно, если когда-нибудь Кромлинск окончательно опустеет, то вместе с последним жителем исчезнут и лярвы, а это место, этот замкнутый эхо-мир, созданный усилиями потусторонних существ, исчезнет тоже. И, да, возможно, пропавших без вести людей станет меньше, а, возможно, на месте Кромлинска родится что-то другое, да и вообще, кто знает, сколько еще таких эхо-миров разбросано по Вселенной? Тихо. В Кромлинске всегда было очень тихо, и это было первым, что Аарон заметил, когда попал сюда одиннадцать лет назад. Но сейчас здесь стало как будто еще тише, и всякий звук, будь то произнесенное слово или просто шелест дыхания, словно распадались на сотни отголосков эха в этой тишине. Кромлинск умирал. Аарон чувствовал это уже сейчас. Это место, этот город был теперь словно гаснущая, доживающая свои последние мгновения свеча. И как бы Аарон ни был привязан к этому месту, сколько бы сил он ни вложил в обустройство Кромлинска, какой бы любовью ни проникся к улочкам этого города, к его крышам и пшеничным полям, к оранжерее и уютным маленьким теплицам, к старому забытому парку развлечений «Золотые ворота» и кинотеатру, где они с Беатрис пересмотрели сотни фильмов, бесконечно прокручивая по кругу одни и те же пленки, он все равно понимал, что время Кромлинска проходит. Растворяется в этой безмятежной незыблемой тишине. – Беатрис, ты готова? – Серёжа, слегка напряженный и смущенный, приблизился к ним, напоминая, что нужно прощаться. Стволы деревьев оживали, и из-за них появлялись черные тени, привлеченные печалью последней минуты расставания. Беатрис всхлипнула, крепче впиваясь в его руки. – Все будет хорошо, Би-Би, – пробормотал он, понимая, что если не заговорит, если продолжит вот так молчать и смотреть в ее лицо, то сам заплачет. – Тебе понравится тот мир и та жизнь. В любом случае, стоит дать ей шанс. А ты… – Аарон посмотрел на Серёжу, стараясь напустить на себя максимально грозный вид, устрашая парня напоследок: – Только попробуй не жениться на ней! Аарон и сам не понимал, зачем он это ляпнул, но уж лучше говорить глупости, чем реветь. – Женюсь, обязательно, – легко согласился Серёжа, улыбаясь и обнимая Беатрис за плечи. – Аарон! Ну ты чего?! – возмутилась Беатрис, мгновенно краснея, как краснеет всякий ребенок, чей родитель решил немножко опозориться. – Мне еще только восемнадцать, какая свадьба?! – А что, я не против, – продолжал довольно улыбаться Серёжа, уже нисколько не боясь Аарона с его суровым взглядом из-под кустистых бровей. «Еще бы ему теперь меня бояться. Мальчишка знает, что победил». – Но мы поженимся только при условии, что вы придете на нашу свадьбу, – продолжал Серёжа. – Так что, чем скорее вы отсюда выберетесь, тем скорее мы отправимся в ЗАГС. – Ты со мной еще и торгуешься? Совсем обнаглел, – буркнул Аарон, хотя губы его так и норовили разойтись в улыбке. – Ну, если дело за этим, то я тоже согласна на свадьбу, – заулыбалась Беатрис, смахивая слезы. – Только, пожалуйста, не заставляй меня ждать слишком долго. – Хорошо, – Аарон кивнул, разжал ладонь и коснулся прохладной и еще чуть влажной щеки девушки. – Через месяц, в то же время, в том же месте встретимся, и я расскажу, как у нас дела, – напомнил Серёжа. – Буду ждать, – почти беззвучно выдохнул Аарон, ощущая, как сердце словно увеличивается в размерах и занимает собой всю грудную клетку. Распирает ее. Разрывает. Лярвы приближались. Пора было доставать оружие. Беатрис дернулась в последнем безудержном порыве и бросилась ему на шею, крепко обнимая и шепча, что любит его, и отчаянно, звонко целуя его в щеку. Аарон обнял ее в ответ, как всегда бережно и с особой нежностью, как обнимал ее всегда, с самого детства, боясь ненароком причинить ей боль своими габаритами и медвежьей «грацией». С ней он научился нежности. С ней он снова был ребенком. С ней он прожил вторую жизнь. И вновь, как и сотни раз до этого, как он всегда делал, когда Беатрис была маленькой, Аарон приподнял ее над землей и слегка закружил в воздухе. И вновь, как и сотни раз до этого, она восторженно выдохнула ему в плечо, а потом рассмеялась. Счастливо, но на этот раз сквозь слезы. Пора. Пора было отпускать. И он отпустил. И все повторилось, в точности так, как повторялось много раз до этого, с каждым жителем Кромлинска. Аарон отошел на приличное расстояние, а Беатрис, наоборот, шагнула лярвам навстречу. Серёжа шагнул вместе с ней, подхватывая ее обмякшее, растворившееся во мраке тело. А потом взял девушку на руки и, кивнув Аарону на прощание, ступил в безопасное пространство солевого кольца, а еще через несколько мгновений – растворился в прозрачном майском воздухе без следа. Оставшись в одиночестве и не зная, как с ним справиться, Аарон от горя застрелил четырех лярв, а еще тройка одиноких и каких-то тусклых теней рассосалась сама. Вот и всё. Ему здесь больше делать нечего, и Аарон, развернувшись, побрел в сторону дома. Его щека еще хранила легкий призрак поцелуя Беатрис, и Аарон гадал, сколько это ощущение продлится. Минуту? Две? Меньше? Это не важно. Не так уж и важно, подумал он. Потому что его сердце будет хранить в себе намного больше. Намного больше моментов, мгновений, когда они были вместе, драгоценных секунд на часах его собственной вечности. Он будет помнить, как Беатрис, нацепив не по размеру длинное платье, поднималась на сцену заброшенного театра и декламировала ему стихи Агнии Барто и рассказывала историю про Мортимера и Катрин. Будет помнить, как она забиралась в его кровать, трясясь от страха, и как спокойно засыпала, когда он обнимал ее, и как потом он сам боялся пошевелиться, чтобы не разбудить. Будет помнить, как они все вместе, с Майей, Астрид, Тайлер и маленькой Беатрис отмечали Новый год и зажигали бенгальские огни во дворе дома, а Беатрис жаловалась, что ей нечего загадать, потому что у нее есть все, абсолютно все, и она очень счастлива. И, глядя в расчерченное проводами небо Кромлинска, идя по его стареньким улицам с потрескавшимся асфальтом, Аарон думал, что этот город тоже их запомнит. Все их моменты. «И что бы ни случилось с Кромлинском дальше, в какое бы небытие он ни отправился, разбившись на миллиарды осколков эха, он всегда будет помнить нас. Этот город всегда будет нашим».