ID работы: 11232048

hallelujah

Слэш
NC-17
Завершён
424
автор
Размер:
154 страницы, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
424 Нравится 195 Отзывы 118 В сборник Скачать

3. grey. I don’t know

Настройки текста

1.

Он спросил, чем мог бы быть им полезен, но они сказали – ничем. «Мы с этим разберёмся», – уверили они, и три дня Ястреб не получал от Тартара никаких новостей. Что ж, сейчас от него действительно не было никакого толка. В своё время он рассказал Тартару всё, что узнал, работая под прикрытием. Фронт словно бы помнил о том, что открыл ему, – все ниточки были оборваны, выдраны с корнем из истории города. Это было так странно – словно Ястребу это лишь приснилось. Три дня он не выходил из дома, бродил из комнаты в комнату, каждые три-четыре часа кормил Даби, проверял его состояние, а потом садился на диван в полупустой гостиной и смотрел в никуда. Готовка, кормление, посуда, душ – это было его спасением. Всё остальное время жизнь казалась удушающим кошмарным сном. Он ложился спать поздно ночью. Ему не нравилось спать, его тошнило от этого, его накрывало волной неприятного жара от вида расправленной кровати. Он ложился с мыслью о том, что Даби убьёт его, и, лёжа в кровати, он уговаривал себя: нет, не убьёт, он слишком слаб, он не будет так рисковать, в конце концов – Ястреб был прекрасным прикрытием, ему и его жалким чувствам можно было доверять. Пока ещё не время. Но засыпал он всегда с мыслью о том, что ему на самом деле всё равно. Пусть убивает, если уверен, что справится без него. Он всегда засыпал с этой мыслью, но засыпал так, будто мысль эта душила его до потери сознания; какая-то фантомная боль стискивала его изнутри. Перед сном он читал новости. Про Даби не говорили ни слова. Каждый раз он хотел рассказать об этом самому Даби, но не рассказывал. И сам Даби почти не говорил с ним. Когда Ястреб заглядывал к нему, Даби спал. Может быть, он притворялся. Может быть, Ястреб просто себе это выдумывал, а Даби было по-настоящему плохо. И, может быть, ему стоило перестать думать об этом, но перестать он не мог. Он приоткрывал дверь, смотрел на то, как Даби спокойно лежал в тёмной комнате, под одеялом, на кровати его матери; задерживал на нём взгляд, а потом думал о том, что это глупо. Закрывал дверь и стоял перед ней, не зная, что делать. Снова шёл на кухню, чтобы приготовить поесть. Свежая еда. Еле тёплая еда. Еда в блендере. Еда в шприце – потом в трубке. Покормив Даби, он ел сам – насильно заталкивал в себя белое мясо и овощи. Проглатывал безвкусные комки, запивая водой. После появления Даби у него пропал аппетит, но меньше всего ему сейчас нужны были проблемы со здоровьем из-за недоедания. Он как-то раз рассеянно подумал, что ел только для того, чтобы продолжать кормить Даби. Какая жалкая мысль. Он не захотел переваривать её, сказав себе, что всё не так. Всё точно не так. Но мысли о смерти от рук Даби и жизни ради Даби странно перемежались в его сознании. Даби тихо позволял ухаживать за собой, хотя когда-то, в прошлой жизни, он не доверял Ястребу даже заварить себе кофе, брезгливо отмахивался от его попытки ухаживать за ним – да я и сам справлюсь. Но после всего случившегося что-то внутри них пошло трещиной. Они двигались как испорченные механические игрушки. Обнажая живот, Даби поднимал на себе футболку какими-то ломанными движениями. – Что ты делал сегодня? – спросил у него Даби утром на третий день. Ястреб пожал плечами. – Ничего. На этом их разговор и закончился. Им было нечего рассказать друг другу. Ястреб думал, что им не следовало даже пытаться взаимодействовать. Они сочились ядом и одним лишь взглядом разъедали друг друга – им нельзя было соединяться, они представляли собой какую-то опасную химическую реакцию – опасную, в первую очередь, друг для друга. То, что они вновь оказались рядом, грозилось закончиться катастрофой. По иронии, катастрофой разбитой и холодной. Всё это было таким безнадёжным – это было безнадёжнее Даби в тюрьме, безнадёжнее Даби перед смертной казнью. Это было таким безнадёжным, что он чувствовал себя маленьким Кейго Таками, который просто принимал всё то, что происходило вокруг него, – Даби был прав, называя его этим именем. И всё равно сердце пропустило удар, когда на четвёртый ему позвонили из Тартара и попросили прийти на допрос. Было пять утра, звонок выдернул его из густого, неприятного сна. Он коротко ответил, что скоро будет. Умывшись и одевшись, он подумал, стоило ли говорить об этом Даби. Ему всё равно надо было его накормить – он не знал, как долго он пробудет в Тартаре. Вернётся ли он вообще. Что они могли узнать? Что они могли узнать? Он так задумался, что чуть не забыл про крышку блендера. Раньше, до того, как он лишил Ястреба крыльев, сны Даби были беспокойными, но сейчас, с сотрясением и лишь частично функционирующим желудком, он спал как убитый. Только вздымавшаяся грудь и тихое дыхание говорили о том, что в этом мёртвом теле ещё горел огонь жизни. Может быть, горел – громко сказано. Может быть, вернее было бы сказать тлел. Дотлевал. Ястребу пришлось положить шприцы на тумбочку, чтобы разбудить Даби. Тот почему-то всегда пытался сделать вид, будто бы он не спал. – Кейго, – сказал он вместо приветствия, что было странно, потому что раньше он молчал. Ястреб подумал, что его выдала какая-то эмоция, отразившаяся на лице. Собственная слабость ему не понравилась, ему не понравилось её отражение в чужом внимании. – Тебе надо поесть. – Который час? – Рано. Он сел на кровати и помог Даби откинуться спиной на подушки. Даби молча дал накормить себя, со странной отстранённой внимательностью глядя на то, как вода, а после блендированная еда перетекала из шприца в гастростомическую трубку. Когда Ястреб закончил, он положил ладони на ноги, сжав свои колени, и, проследив за полусонным взглядом Даби, понял, что всё это время тот наблюдал не за процессом кормления, а за его руками. Ястреб уставился на них, словно они могли дать какие-то ответы, словно нужные слова – нужные для него и для Даби – были вплетены в изгибы его пальцев, бегали под кожей, прятались в венах. Надо было что-то сказать, но слова не приходили в голову, слова существовали где-то вне Ястреба. Раньше слова были его оружием, теперь, в этом молчании, он не знал, как правильно с ними обращаться. – Что-то случилось? – спросил Даби, и Ястреб почувствовал, что он коснулся его плеча. Его пальцы скользнули по коже, а затем выше, забираясь под ткань футболки, и это было почти интимно, это свернулось в животе воспоминанием о том, как они с Даби занимались сексом на этой кровати. Это воспоминание не было плохим, но уж точно не было хорошим. Оно было тревожным, от него хотелось скрыться. Преследовавшее его все эти дни, сейчас оно прилипло к нему, как мусор, не грязный и гнилой, но противный для прикосновения мусор, – как какой-то кусок пластикового пакета. – Мне позвонили. – Он посмотрел на Даби. – Я иду в Тартар. Ладонь обхватила его плечо. Даби привстал, опираясь на локоть, он всматривался в него так внимательно, словно мог выцепить своим острым взглядом какие-то подробности. Подробностей не было, а острый взгляд царапал. – Я ничего не знаю, – выдохнул Ястреб. – И было бы странно с моей стороны уточнять детали. Даби отпустил его и откинулся на подушку. Он смотрел в потолок несколько долгих секунд. – Если тебя будут спрашивать про меня, ничего не говори. Ты тут не при чём. Меня не было. Я уйду один. – Ты с трудом доходишь до туалета, – заметил Ястреб. Даби усмехнулся. – Поверь, когда от этого зависит твоя грёбаная жизнь, тебя не остановит даже собственное тело. Какие болезненные подробности. – Так что… – Даби судорожно пожал плечами. Его глаза были закрыты. Он поморщился. – На этом мы прощаемся? Ястреб тяжело сглотнул. «Только не уходи», – эта фраза прозвучала в голове чужим голосом. Мама смотрела в спину его отца встревоженным взглядом, она никогда не смотрела так на Кейго – он обычно был ей безразличен. «Останься», – то же самое. Он понимал, что сейчас скажет то же самое. Он повторил бы то, что всегда хотел забыть, то, чего никогда не понимал. Его отец был ужасным человеком, почему она не хотела, чтобы он уходил? Даби убивал людей, половина героев была списана со счетов, мир катился к чертям, а Ястреб думал о том, что надо хорошо проблендировать еду и не допустить того, чтобы кто-то из соседей заметил вечно опущенные шторы. Это было смешно и нелепо. Опять глупая, беспочвенная привязанность, опять преступник. Это ужасно, он не должен был говорить это. И всё равно сказал: – Пока останься. Не торопись. – Сжав кулаки, он впился ногтями в кожу ладоней. Это просто жалкая попытка продлить что-то – только это что-то было непонятным, невнятным и неразличимым. Это что-то путало его мысли и жизненные ориентиры. Ему это не нравилось. – Я попробую быть на связи. Сейчас. Ястреб открыл тумбочку матери. Он нашёл её телефон, когда рыскал по дому от нечего делать в первые пару дней. Когда пришёл Даби, он думал воспользоваться им для поиска информации о гастростоме, беспокоясь о том, что правительство могло залезть в его телефон. Сотовый телефон покрывал тонкий слой пыли, но он выглядел как новый. Ястреб подумал о том, что она им совсем не пользовалась. Ни правительство, ни другая фамилия – ничего не смогло избавить её от тревоги. Она шарахалась от своей новой жизни. При всём желании, Ястреб не мог ненавидеть или презирать её за это – он лишь испытывал отчуждённую жалость, как к какому-то неизлечимо больному незнакомцу. – Как думаешь, – спросил он, подключая телефон к зарядке, – сколько может длиться допрос? Минут двадцать? Если я буду всё отрицать, это займёт меньше времени или больше? – Ты это к чему? – Даби открыл глаза и посмотрел на него. – Я отправлю сообщение, как только окажусь у допросной. Напишу что-то вроде: «Сходи в магазин, список продуктов на столе». Если они потом залезут в мой телефон и увидят номер матери, это сообщение не вызовет подозрений. И тогда можно будет оправдать её отсутствие дома. – Отсутствие? – уточнил Даби. – Да, – сказал Ястреб. – Если через… двадцать. Да, пусть будет двадцать… Если через двадцать минут после этого сообщения я тебе не позвоню, то это будет значить, что дела плохи. Уходи. Я отключил гео-локацию, так что ты сможешь бросить телефон в ближайший мусорный бак и… Бежать. Снова в разные стороны. Жизнь сводила и разводила их во имя какой-то бессмысленной шутки. Ястреб чувствовал, что надо было сказать ещё что-то. Ещё один шанс – который уже по счёту? – для последних слов. Насколько смешно будет, если он скажет «до встречи»? Даби заговорил первым: – Мне определённо не нравится этот план. – Я заметил, что тебе вообще не нравятся мои планы. – Ястреб попытался пошутить: – Проблема во мне? – Ястреб заглянул в его лицо – прямо в его усталые голубые глаза. Они снова прощались, и Ястреб снова уходил, оставляя Даби. Ему не нравилось это странное совпадение, и ему определённо не нравилось то, что исход вновь зависел от судьбы – абстрактной, неподвластной и неподкупной. Даби бесцветно усмехнулся. После воссоединения с Даби, всё окрасилось серым. Паршивый цвет. – Я буду ждать, когда ты позвонишь. Даби вновь прощался с ним так, будто они расставались на время. От этого, почему-то, было паршивее всего.

2.

Он держал в руках телефон с набранным сообщением для Даби, готовый отправить его в любой момент. Его встретили двое: незнакомец и тот же мужчина, что избил Даби на их предпоследнем допросе. Он курил прямо в коридоре, его белая рубашка была помята, волосы выглядели растрёпанными. По его напряжённому взгляду Ястреб не мог понять, грозит им с Даби опасность или нет. Мужчина посмотрел на него, его лицо странно исказилось. Ястреб не понял, что это значило – смущение, недовольство или усталость. – Простите, что в такую рань, – буркнул он. – Дело важное. Простите. – Я понимаю, – спокойно ответил Ястреб. Он вспомнил, как мужчина ударил Даби, а ещё то, что у Даби было сотрясение. – Нет, вы… Я хочу извиниться за прошлый раз. Просто, оказалось, что… – Он замолк. Ястреб решил не задавать лишних вопросов и, когда мужчина дёрнул плечами и повёл его в сторону допросной, он молча проследовал за ним. Большой палец на его правой руке застыл у сенсорного экрана. Когда дверь открылась, он нажал «отправить». В допросной ничего не изменилось. Всё было знакомым – оружие под потолком, стол, поверхность которого отражала комнату, неуютно прохладный воздух. Ястреб не хотел сюда возвращаться, даже несмотря на то, что теперь напротив него сидел не Даби. Первое, что он понял – это женщина. Второе – та женщина, что приходила к Даби на их предпоследнюю встречу в допросной. Она сидела не в строгом чёрном костюме, в котором он увидел её в первый раз, а в порванной тёмной кофте, волосы – в полном беспорядке, лицо – в синяках и кровоподтёках. Мало что выдавало в ней ту, что приходила на их допрос. Но он узнал её – у него была хорошая память на лица, он работал над этим годами. Она сидела, прикованная к столу, глядя пустым взглядом в потолок. Её правая рука подрагивала, и Ястреб заметил на её одежде кровавый развод. Присмотревшись, он понял, что она была ранена в плечо – царапина выше локтя. Когда она посмотрела на него, он признал её взгляд – всё тот же, въедливый и внимательный. Она смотрела на него с интересом, словно не понимала, что он тут делает. – Ей сказали выдать сообщников, – обратился мужчина к Ястребу. – Тебе лучше не глупить снова, – сказал он, закрывая дверь. В допросной, у стен, стояло несколько людей в костюмах – ничто в них не выдавало их статуса – и один герой, с которым Ястреб никогда не пересекался – не из десятки, но из первой тридцатки. – Оставь свои идиотские игры. – А ты свои. Серьёзно, хватит, – спокойно сказала она. – Это просто подло с твоей стороны… – Заткни пасть. – Мужчина встревоженно оглянулся. – Вы же видите, что эта хрень белыми нитками шита? Она просто тянет меня за собой из-за того, что я вышел на их сле… – Мы разберёмся, Семёрка, – сказал кто-то за их спиной, и Ястреб услышал в этом голосе железо. Голос обратился к нему. – Господин Таками, из архивов был удалён задокументированный допрос, в котором участвовали вы и Семёрка с Шестнадцатой. – Мы понимаем, что вы являетесь максимально незаинтересованным лицом, – продолжил другой голос, пока Ястреб внимательно рассматривал женщину и пытался понять, куда направлен её нечитаемый взгляд, – ввиду… некоторых обстоятельств, связанных с вашим нынешним положением в геройском обществе. Как мило они завуалировали «изгнанный из десятки герой-инвалид, обвинённый в убийстве». – Поэтому мы просим рассказать, что происходило на том допросе. Пожалуйста, господин Таками… Если Семёрка угрожал вам и вашей безопасности, это достаточно безопасное место для того, чтобы сказать нам об этом. Ястреб обернулся на мужчину. – Всё в порядке, – сказал он, опустив взгляд на свои колени. – Мне никто не угрожал. – Он потёр лоб, пытаясь сосредоточиться. Сколько уже времени прошло? – Семёрка и Шестнадцатая, так? Да, они приходили. Они были уже внутри допросной, когда я пришёл. Они, – он сглотнул, – пытали Даби. Их начальство – они ведь из «Двадцати пяти»? – приказало выпытать у него, связан ли я со злодеями. Они задали мне несколько вопросов, и я ответил на них. Показания сошлись. А потом Даби начал провоцировать их, и Семёрка избил его. Шестнадцатая ничего не делала, лишь вела диалог. Вот и всё. Он буквально почувствовал, как расслабленно опустились плечи Семёрки. И услышал, как звякнули наручники на руках Шестнадцатой. – Думаете, это является знаком того, что Семёрка не стоит на стороне Даби? – Не мне это решать, – честно ответил Ястреб. – Хорошо, господин Таками, вы… – Съела? – усмехнулся Семёрка. – Ты меня за собой не утащишь. Ястреб поднял взгляд. Шестнадцатая выглядела так, будто в этот момент решался вопрос, жить ей или умереть. Она перевела взгляд на Ястреба. Взгляд всё такой же въедливый, но теперь совершенно безумный. – Вы сказали выдать моих сообщников… Если вам недостаточно Семёрки, то бывший герой Ястреб тоже… – Ну, это уже смешно! – крикнул Семёрка. – …замешан! С помощью него мы связались с Лигой, они организовали… – Она замолчала, её глаза горели. – Это он говорил нам… «Право Даби на месть неоспоримо. И мы идём за Даби так же, как люди шли за Старателем. Потому что он, чёрт возьми, прав». Он говорил это… Семёрка и Ястреб, – прошептала она, будто бы в припадке. – Сообщники… Вы обещали, что… – Это бесполезно, Шестнадцатая, – сказал мужчина за спиной Ястреба. – Вы не можете!.. Ястреб дёрнулся на месте, когда раздался звук выстрела. Он зажмурился лишь на секунду. Секунда – и Шестнадцатая лежала на полу. Мужчина в костюме вышел из-за спины Ястреба, подошёл к её телу, и выстрелил в неё ещё несколько раз. – Она отключила их заранее, – он поднял палец, указывая на оружие под потолком. – Ещё когда мы приходили к Даби, – догадался Семёрка. – Что вы… – подал голос про-герой, который молчал всё это время. Он стоял к Шестнадцатой ближе всех, и Ястреб разглядел на рукаве его белой формы капли крови. Они с Ястребом обменялись взглядами. – Мы не могли рисковать с Даби так, как рисковали с Все за одного. Теперь же мы не можем рисковать со сторонниками Даби так, как рисковали с ним самим. Прикажите тартаровским «Двадцать пять» и про устранять их на месте в случае сопротивления. Господин Тацуки, свяжитесь с подготовительной академией, нам нужны два новых бойца. – Два? – растерянно повторил Семёрка. – Семёрка, вы назначаетесь в мирный отряд на Окинаву. – На грёбаную Окинаву?! – Стойте, с каких пор мы убиваем злодеев?! – вскричал герой. Ястреб почувствовал, что у него неприятно скрутило в животе. – Не говорите, что мне нужно объяснять такие вещи профессиональному герою, – отозвался мужчина. – Вы все свободны. – Он посмотрел на Ястреба. – Господин Таками. Мы благодарны вашей честности и не смеем сомневаться в ней. Пожалуйста, будьте осторожны. Мы не можем выделить кого-то вам на защиту, но Даби в бегах, и это может быть небезопасно для вас. – Всё в порядке, – спокойно отозвался Ястреб, словно в его голове не творился хаос. – Я верю в то, что вы скоро найдёте его. – Он склонил голову в слабом поклоне. Мужчины склонили головы ему в ответ. – Большое спасибо. Перед тем, как выйти из Тартара, Ястреб увидел, как Семёрка в бешенстве ударил кулаком по стене. – Всё рушится, рушится и рушится, – выдавил он из себя, глядя на свои окровавленные костяшки. – И даже не собирается останавливаться.

3.

Странно, но он чуть не задохнулся на свежем воздухе. Было раннее утро, небо казалось Ястребу неуместно ясным и светлым для того, что только что произошло. Тем более – для того, что вообще сейчас происходило. Он не должен был так удивляться – Даби ведь рассказал о том, что кто-то подготовился к тому, чтобы спасти его от смертной казни, у него были поклонники, и, если бы Даби было это нужно, они стали бы его солдатами. Конечно, Ястреб понимал, что у них могли быть свои источники – но член тартаровских «Двадцать пять»? Они были элитным отрядом, которые занимались делами Тартара, и, насколько знал Ястреб, комиссия по приёму в этот отряд была намного строже, чем в то же геройское общество. Вот, что было совершенно ясно: «Двадцать пять» не должны были покупаться на истории таких людей, как Даби. В них не должно было быть геройской эмпатии, лишь беспрекословное следование правилам. Если комиссия «Двадцати пяти» в такое непростое время проглядела нестабильность Шестнадцатой, о чём это говорило? Она не выглядела достаточно хитрой – у неё не было запасного плана, кроме как попытаться разделить предательство с бывшим партнёром, который напал на её след. Значит, дело было не в том, что она обманула комиссию «Двадцати пяти» при вступлении в их ряды, а в том, что влияние Даби… было поистине колоссальным и могло задеть любого. Ради Даби Шестнадцатая предала тех, кто мог убить и, в конце концов, убил её без колебаний; тех, кто прямо сейчас, несмотря на всё, что происходило, находился в выигрышной позиции. Она сделала это ради Даби. Ради Даби как идеи. Догадывался ли Даби, больной, почти что немощный Даби, о том, какое влияние он оказывал на людей? Он думал о Шестнадцатой и не разделял её взгляды. Тем не менее, это в его доме скрывался Даби. И в конце концов, если на его след выйдут, он окажется таким же преступником, как она, и им – и ему, и Даби – придёт конец. Кризис миновал. Но он понятия не имел, что могло ждать их впереди. Всё, о чём он мог сейчас думать – оставить Даби у себя дома, в безопасности, оставить его там, где до него не доберутся. Он будет держать его рядом с собой так долго, как только сможет.

4.

У Ястреба не было никаких оснований беспокоиться о Даби – судя по всему, после бессмысленного срыва Шестнадцатой Тартар действительно доверял ему, а с момента начала допроса прошло чуть больше пятнадцати минут (трагедия меньше, чем в полчаса). Но он всё равно волновался, когда, выйдя за границы Тартара, набирал нужный номер. – Эй, это я, – сказал он, хотя ему хотелось позвать Даби по имени. Но не сейчас – не на улице. – Ты знал, что ты у собственной матери записан как «Ястреб»? – послышался глухой отзвук чужого голоса. Ястреб скривил губы в подобие ухмылки. – Теперь буду знать. Всё в порядке. Ты как? Дома? – Знаешь, я был на низком старте. Но я всё ещё тут. Ты же не под дулом пистолета со мной разговариваешь? – Нет, – он усмехнулся. – Нет, и это удивительно. Даби замолчал на некоторое время. – Просто скажи мне, всё настолько плохо? Да или нет. Ястреб подумал о том, чтобы взять такси до дома, но после случившегося ему, честно говоря, не хотелось оставаться с кем-то один на один в небольшом замкнутом пространстве. У этого беспокойства не было причин, к тому же он в любом случае мог пересилить себя, но сейчас в этом не было нужды. Он был в порядке, и Даби был в порядке. Уже хорошо. Всё настолько плохо? – Нет, – сказал он, не до конца уверенный в этом ответе. – Скорее… неожиданно. – Не уверен, что это должно меня обнадёжить, но ладно, – отозвался Даби на том конце провода. – Я так понимаю, это не телефонный разговор. Посвятишь меня в детали, когда вернёшься. – Конечно, – сказал Ястреб. – Я вернусь в тече… – Стой, – оборвал его Даби, и сердце Ястреба пропустило удар. Что-то случилось – подумал он. Но Даби спокойно сказал: – Не клади трубку. Повиси, пока не будешь дома. Его шаг замедлился. Ястреб обычно не жаловался на свои аналитические способности, но сейчас он просто не мог понять, зачем Даби просил его об этом. Впрочем, искать в Даби логику всегда казалось гиблым делом – даже после того, как раскрылся его тщательно продуманный план по разрушению геройского общества. Даби попросил повисеть с ним на телефоне, и Ястреб просто решил согласиться. Наверное, это было довольно закономерно – идти на поводу желаний того, кого он прятал от всего мира. – Ладно, – спокойно сказал он, набирая скорость. «Ладно», как будто они были обычными людьми, которые решили поговорить по телефону. – Я тут пошарил у тебя на кухне… Ну, знаешь, не пускаться же мне в бега без запасов. Я решил, что ты не обеднеешь, если я что-нибудь у тебя возьму. – Как мило, – усмехнулся Ястреб. Он шёл вдоль проезжей части, и ему приходилось зажимать одно ухо рукой, чтобы хорошо слышать Даби. – Кстати, блендер я тоже собирался взять с собой. Так что пришлось его помыть. А. Он не помыл блендер. – Я не знал, что мыть его такая… – На заднем фоне что-то зашумело, но голос Даби был спокойным, а значит, ничего не случилось. – Такая морока. Просто ужас. Там же всё застревает. Я пытался разобраться в том, как работает твоя посудомойка, но эта засранка сказала, что будет занята посудой полчаса. Когда на тебя охотится грёбаное правительство и ты на грани бегства, у тебя нет такой роскоши, как время. Пришлось всё делать вручную. Правда… – Что-то снова зашумело. – Кажется, я примерно полчаса этим и занимался. С перерывами. Поверить не могу, что ты это дерьмо проделываешь каждый день. – Кто-то же должен, – пожал плечами Ястреб. Он немного растерялся из-за того, что Даби решил обсудить с ним бытовую сторону их жизни. – Кстати, у посудомойки есть быстрый режим. – Быстрый? – недовольно переспросил Даби. – Да, можно помыть посуду минут за пятнадцать, если покопаться в настройках. Возможно, промоется не так тщательно, но иногда можно и схитрить. – Грёбаные чудеса грёбаной техники, – возмущённо протянул Даби, но Ястреб расслышал искринки смеха в его голосе. – Надеюсь, ты проведёшь мне мастер-класс, а то мой верх – найти кнопку включения. – Честно говоря, – сказал Ястреб, – я считаю, что таким вещам должны обучать на специальных курсах, как минимум. Мне всю жизнь было не до посудомоек, то есть… Она у меня была, но я ей никогда не пользовался. Впервые познал счастье современных технологий, когда перебрался в этот дом. – Специальные курсы, говоришь? Есть ещё вариант. – Какой же? Метод проб и ошибок? – Примерно так он и нашёл быстрый режим. – Метод проб и ошибок неплох, но он изжил себя пару десятков лет назад. Инструкция. Можно не выбрасывать инструкции. Ястреб слабо рассмеялся. – Я уверен, что эти пара десятков лет, о которых ты говоришь, позволили нам, знаешь, искать инструкции в интернете. Даби замолчал, а потом спокойно ответил: – Что ж, у меня не было инструкции на этот счёт. – И под тихий смех Ястреба добавил: – Так что я считаю оправданным то, что я собственноручно помыл блендер, изорвал губку лезвиями и почти затопил кухню. – Затопил? – смеясь, переспросил Ястреб. – Ты не умеешь мыть посуду? Сколько тебе, пять? – Представь, если бы тартаровцы ворвались в твой дом, а там мыльная вода на полу. – Мне пришлось бы взять твой грешок на себя. – Я в качестве исключения могу искупить свой грех, если скажешь, где у тебя в доме можно найти тряпку. А то я уже замочил себе ноги – чувство не из приятных. Ястреб покачал головой. – Забудь, я сам. Боюсь представить, как ты занимаешься уборкой со своей трубкой в животе. – Как мило с твоей стороны, – сказал Даби, кажется, однако, не особо впечатлённый его заботой. – Так вот, Кейго, я шарил по твоей кухне. Чем ты, мать твою, питаешься? – Курицей и овощами, – спокойно отозвался Ястреб. – Это нормальная еда, – сразу начал защищаться он. Если бы кто-то прислушался к его разговору, то подумал бы, что он действительно разговаривает с мамой. – Только курицей и овощами? Ужас. – Это ты привередлив в еде. А я… Пока это съедобно, меня всё устраивает. – Какой душераздирающе печальный подход к базовым человеческим нуждам, – сказал Даби, старательно выговаривая каждое слово. – Мы разве не созданы, чтобы наслаждаться радостями собственного тела, Кейго? Очень иронично. Даби уничтожил почти весь свой кожный покров, его пламя прожгло его пищевод. Даби сжёг крылья Ястреба, в то время как тот был крылатым героем – и без крыльев оказался совершенно бесполезным, предельно жалким существом. Наслаждаться тут было нечем – никто из них не мог позволить себе эту роскошь. Непонятно было, зачем Даби говорил ему об этом. После их лирического воссоединения не хотелось думать о том, что Даби над ним просто-напросто смеялся. – Купи себе нормальную еду, иначе я не пущу тебя в дом. Ястреб усмехнулся: – Не пустишь? Это мой дом, если что. – Да, но ты снаружи, а я внутри. С кухонными ножами. – И что, прирежешь меня на пороге? Не забывай, что без меня ты не разберёшься с посудомойкой. – Инструкции в интернете. Шах и мат. – Что ж, я сам загнал себя в эту ловушку. – Серьёзно, Кейго, купи себе что-то ещё. Разнообразие вкусов освежает. Ястреб задумался: – Вкусы – не самое яркое впечатление для того, чей пищевод стал загинаться ещё лет пять назад. Что ты вообще помнишь о… – У меня давно проблемы со вкусами еды, да, но я до сих пор хорошо чувствую запахи. Пока что, по крайней мере. Запахи – это хорошо. Мне запахи – тебе вкусы, – как-то расслабленно добавил он, и Ястреб почувствовал, как в груди приятно защекотало. Ястреб действительно не был привередлив, а его пенсия позволяла ему не экономить на еде. Раз уж он мог заставлять себя есть курицу, он мог бы заставить себя съесть что-то другое. Просто Даби на потеху. Наверное, это было неправильно – следовать его прихотям, но такие прихоти хотя бы помогали ему ориентироваться в рутине будней. Все эти дни, что они не разговаривали, он чувствовал себя ненужным и ничтожным, подвешенным в густой темноте. Он чувствовал, что его тело было полым. Ощущение из детства, ощущение из времён, когда Даби сидел в Тартаре. Почти то же самое, только другое. Теперь его тело было полым, а голове нужна была установка – голова чувствовала, что теперь рядом кто-то есть. Теперь у него был Даби, и несмотря на то, что Даби был слаб и болен, он имел над ним прозрачную, крепкую власть. Это была зависимость, только вот она казалась естественной – он был связан по рукам и ногам – это правда, но он был связан с кем-то. Детство было одиноким, сегодняшний день одиноким уже не был. Это было тревожно и странно; тревожно и странно – пока только с такой оценкой. – Ладно, я куплю, – согласился Ястреб. – Всё равно дома почти ничего не осталось. – Мгм, – промычал Даби. – Купи себе кофе. – Кофе? – переспросил Ястреб. Он стал вспоминать, где в этом районе находился достаточно большой магазин, в котором можно было бы купить мясо и овощи. – Ага, ты же любишь кофе. Это почему-то ударило. Не было ничего странного в том, что Даби это помнил, – сказал себе Ястреб. Он был амбассадором холодного кофе – один из баннеров висел недалеко от логова Лиги. Интересно, что думал Даби – не кто-то другой из Лиги, а именно Даби, – глядя на этот дурацкий баннер? Как Даби воспринимал эту искусственную белозубую улыбку после всего, что Ястреб делал ради него? После всего, что Ястреб делал с ним? В ком из них двоих – в наглом номере два или предателе геройского общества – он видел большую фальшь? И что он видел сейчас? Из кого в глазах Даби он вырос? Из несчастного ребёнка, из бездомного мальчишки с куцыми крыльями, из сына преступника, который сбежал от своих нерешённых проблем, чтобы решать чужие? Он ведь собирался всю оставшуюся жизнь прятаться в доме бросившей его матери – и это о многом говорило. Лучше бы он был в глазах Даби фальшивкой с придуманной личностью – марионеткой, которой дёргали уголки губ, чтобы марионетка широко улыбалась, врала всем прямо в лицо. Лучше бы он был в глазах Даби неумелым агентом, так по-идиотски сорвавшимся в чувства. Как эта цепочка мыслей привела его к тому, что он застыл посреди магазина? Нет, надо было купить продукты и не забивать голову. Какая разница, что думает о нём Даби? Он жив, не срывается в битву и пока даже не собирается его убивать – вот и всё, что должно было волновать Ястреба. Пусть он развлекается с ним – какая разница. Пусть занимается с ним сексом и заставляет его покупать себе еду, пусть играет. Подыгрывать ведь совсем не сложно. Даби хотя бы знал, чего хотел – он хотел управлять. Ястреб мало что понимал в своих желаниях – не только сейчас, а всегда. Когда дело касалось настоящих желаний, спокойный кристальный ум превращался в хаос. Даби был хаосом. Но зато Даби был рядом, и это наполняло его жизнь. Даби был повсюду. Образ Даби в его мыслях, жизнь Даби в его руках, голос Даби в его телефоне. – И что мне купить? – как можно спокойнее спросил он. – Откуда я знаю, – фыркнул Даби. – Походи, посмотри. Может на что-то упадёт взгляд. Магазин был большим, но на половине полок не было товаров. Наверное, Даби даже не знал, что после столкновения героев и злодеев Япония находилась на грани продовольственного кризиса. – Тут не очень много продуктов, – всё-таки решил поделиться он, оглянувшись. Рано – в магазине не было никого, кроме сонного кассира, читавшего ежемесячник с мангой. – Но так во всех магазинах. Думаю, я могу найти говядину, если повезёт. Читал в новостях, что курицу уже почти нигде не найти из-за её цены. – Паршиво, – сказал Даби. – Тогда бери ещё и продукты, которые не портятся. Побольше лапши. Ястреб бродил между стеллажами с продуктами, проверяя срок годности и сверяясь с Даби: «Я не помню, есть ли соевый соус… Посмотри в холодильнике» и «Проверь, в каком состоянии рисоварка, она где-то в правой части… Да, в высоком шкафу». Он взял несколько кусков мяса – для себя и для еды Даби, – немного молочки с истекающим сроком годности, которую можно было употреблять ещё неделю («Справлюсь»), оставшиеся в магазине консервы, большую пачку риса, несколько пакетиков с раменом… Даби проконсультировал, какие взять специи – факт того, что Ястреб ел пресную еду, почему-то его неприятно удивил. Ястреб притворился, что выбирает себе сладости, но на самом деле встал у стеллажа с кофе. Он взял банку с зерновым кофе, несмотря на то, что не смог бы его приготовить. Просто зерновой должен был пахнуть иначе – по-настоящему. Он думал о том, как Даби бы склонялся над этой стеклянной банкой, растворяясь в резковатом запахе – в цветном, тёплом мире ощущений. Он даже не посмотрел на цену, хотя этот кофе наверняка остался в магазине потому, что был слишком дорогим для обычных покупателей, тем более в кризисное время. В конце ряда стоял небольшой подарочный набор с зелёным чаем. На обратной стороне коробки была фотография, где в листья улуна были добавлены кусочки фруктов. Этот набор он тоже взял. Ему почему-то хотелось сделать Даби сюрприз, поэтому он всё это время болтал о том, что выбирает себе моти, и в конце концов сказал, что не будет ничего брать, потому что тут нет его любимого вкуса. – Ну смотри сам. Возможно, это твой последний шанс поесть моти. – Как пессимистично, – ответил Ястреб, выходя из отдела с чаями. – Я возьму овощи и буду двигаться в сторону дома. – Хорошо, – согласился Даби. Ястреб остановился у холодильников. Рядом с овощами стоял холодильник, где лежало немного приготовленных продуктов – сэндвичи, несколько обедов в пластиковых коробках – явно вчерашних… – Тут есть онигири, – почему-то сказал Ястреб. Ничто из купленного не вызывало в нём аппетит, но когда он увидел онигири, то внезапно понял, что он голоден. – Ради всех богов, скажи, что ты возьмёшь с курицей, в панировке, – послышался голос Даби. – Я бы хотел взять с тунцом, не люблю курицу в магазинных онигири. – Я же просил! – возмутился Даби. – Ты мог мне и соврать. Ястреб невольно рассмеялся. – Неужели ты вынудишь меня есть онигири с тунцом в туалете, как будто я какой-то аутсайдер из старшей школы. – Откуда такие подробности о школьной жизни? Ты разве не проходил какую-то подозрительно засекреченную программу? – Что ж, – Ястреб пожал плечами и замолчал. Ему почему-то не хотелось рассказывать Даби об этих временах. – А ты? – Что – я? – Ты ведь тоже не ходил в старшую школу, да? – Да, но… В общем-то, в какой-то момент жизни я тусовался с беспризорниками, и иногда мы пробирались в кинотеатры на фильмы про подростков. Ястреб попытался представить Даби бездомным мальчишкой, а не разыскиваемым преступником из Лиги Злодеев. Не тем, кто сжигал заживо, а тем, кто поджигал аппарат для попкорна, чтобы отвлечь персонал и пробраться в кинозал. Тем, кто с наивностью ребёнка смотрел фильмы про подростков-аутсайдеров и пытался узнать себя в главном герое – но было ли такое? Что вообще было? Как он тогда выглядел? Во что он одевался, откуда вообще брал одежду? Насколько обгорелой была его кожа? Красил ли он тогда волосы? Решился ли он сделать пирсинг, увидев в фильме подростка-панка? Как так вышло, что Даби точно знал о том, что Ястреб не ходил в школу, в то время как сам Ястреб не мог представить пятнадцатилетнего Даби? – И как? Хорошие были времена? – спросил Ястреб, не зная, что ответить. – Так себе. Жили впроголодь, иногда дня по три почти не ели. Кто как закончил – понятия не имею, да мне и плевать, если говорить откровенно. Мы не были близким друзьями, по крайней мере – я нас такими не считал, просто вместе было удобнее грабить магазины, да и на незаконку охотнее брали целое стадо мелких придурков, вроде нас – поодиночке мы были никем. Я ими особо не дорожил. – А потом? – Все начали разбегаться, как только старшие спраздновали совершеннолетие. Кому-то из них захотелось спокойной жизни, захудалой съёмной квартирки, пива по пятницам, верх мечты – работа грузчиком. Другие предпочли дальше шнырять по улицам в поисках удачи – мелкий грабёж, разбойничество, но чаще всего в такой ситуации пацаны подсаживались на какую-нибудь дешёвую дрянь и кончались в колонии за незаконное хранение. Меня эта безнадёга – ни та, ни другая – не привлекла, вот я и отпочковался одним из первых. Ну, – добавил он, когда Ястреб ничего не ответил, – с тех пор я не ходил в кино. – А хотел бы? – почему-то спросил Ястреб. – Не знаю. Я как-то не думал. Ястреб сказал, что сейчас расплатится и пойдёт домой. Даби зевнул в ответ так, будто это не он просил не прерывать связь, пока Ястреб не окажется дома. – Что на улице? – лениво поинтересовался Даби. – На улице прохладно, – сказал Ястреб. Он не мёрз – и до сих пор точно не знал, почему, – но чувствовал порывы холодного ветра, которые путали его короткие волосы и явно шумели в динамике у Даби. – Ты довольно легко оделся, – заметил Даби. В этом нет ничего особенного, – подумал Ястреб. В конце концов, он ведь не выражал беспокойства. Это просто замечание. Он долго молчал, не зная, что ответить. Он подозревал, что перестал чувствовать лёгкую прохладу после того, как Даби предал его тело огню – он почти что сгорел заживо. Он никогда не говорил об этом со своим лечащим врачом, и тем более он не собирался поднимать эту тему с Даби. – Я не слишком восприимчив к холоду. – М, – отозвался Даби. – Это немного удивляет людей, потому что, знаешь, птицы обычно предпочитают тепло. Но у меня из птичьего только крылья, моя причуда не так работает. Он поздно понял, что сказал «работает», а не «работала». – Птицы предпочитают тепло? – почему-то переспросил Даби. – А? Разве это не очевидно? Они ведь летают на зимовки в холодное время года. Его, честно говоря, удивило то, что Даби ответил: – А. Ну, это, в общем-то, имеет смысл. Даби словно бы и вовсе не знал таких элементарных вещей. – Это школьная программа. Буквально младшие и средние классы, – сказал Ястреб. – Как ты учился в школе? Даби явно не понравился этот вопрос. Ястреб услышал раздражение в его голосе, когда тот ответил: – Не помню. Даби увильнул от ответа. Ястреб не стал настаивать. Своим ответом Даби ясно дал понять ему, что не хочет поднимать эту тему. Это было даже смешно – то, как они скрывались друг от друга: Даби пытался сохранить какие-то крупицы воспоминаний, несмотря на то, что после Тартара Ястреб мог наизусть пересказать его биографию. Даби это знал, наверняка знал, но он закрылся от него, завернулся, натянул хитиновый покров. Они могли разговаривать по телефону так, будто ничего не произошло – но вот она правда. Они знали о жизни друг друга, но воспоминаниями делились неохотно. Спроси Даби про его собственное детство, Ястреб тоже попытался бы увильнуть от ответа. Почему именно это происходило? Неужели они всё ещё считали себя врагами и не могли до конца доверять друг другу… Или, что было более логично, они не были друзьями, не были товарищами и уже не были любовниками; они были друг другу никем и, скорее всего, обречены были закончить так же. Странным было только то, что Ястреб всё ещё цеплялся за что-то. Цеплялся за воспоминания об их прикосновениях, об их взглядах. Он отчаянно хотел понять, и не понимал.

5.

– Ты живой, – сказал Даби, стоя в глубине коридора – так, чтобы в полутьме дома его не было видно с улицы. Он опустил телефон и сбросил звонок. – И с продуктами. Надо же. Я в какой-то момент подумал, что ты проигнорировал меня и не пошёл в магазин. И нагло, нагло, нагло врал мне всё это время. Ястреб усмехнулся. Усмешка была серой. Вернувшись домой, он вновь почувствовал ту странную болезненную пустоту, которую ощущал до Тартара. – Ты не слишком хорошего обо мне мнения. Здравый разум кричал, что всё это неправильно. А что-то глубинное, въевшееся в его органы, просто кричало так громко, что у него кружилась голова, но в этом крике не было слов, в этом крике был один болезненный бесконечный звук, заходящийся эхом внутри его тела, – он слышал в этом звуке свой голос и треск пепелища. Он беспокоился, что ещё чуть-чуть, и крик вырвется наружу. Комиссия приучила его не терять хладнокровность, но рядом с Даби всё было по-другому. То, как они относились друг к другу до войны; то, как он впервые произнёс его имя; то, как они вновь встретились в его коридоре, несмотря на то что Ястреб уже готов был смириться со всем, что произошло, – всё это было далеко от спокойствия. Не спокойствие – беспокойство. Очень живое – слишком живое чувство. И он не знал, как с этим справляться. Нехорошо. Даже плохо. Время не лечило. Время нагнетало, собиралось сыграть с ним плохую шутку. Беспокойство превращалось в бесцветную воронку. Опять серый-серый цвет – полная противоположность цвету его крыльев и огню Даби. Он каким-то сломанным шагом прошёл на кухню, и следующий час занимался тем, что убирал беспорядок Даби, разбирал продукты и пытался понять, что ему приготовить. У него снова пропал аппетит, даже когда он посмотрел на купленный онигири. Даби тихо сидел на кухне, и Ястреб чувствовал его взгляд на себе. – Тебе не лень готовить? – наконец спросил Даби. Ястреб уставился на кусок сырой говядины в своих руках. Даби опять пытался говорить с ним. Их попытки говорить показались ему таким же мёртвым мясом. – Нет, – сказал он. Это всё было так странно. После того, как он подумал о том, насколько они далеки друг друга, о том, что шанса сблизиться нет – после этого он поймал себя на мысли, что это всё бесполезно. На секунду ему показалось, что лучше им хранить молчание – пусть хоть они будут жить вместе до самой своей смерти. Заводя отношения с Даби, он прекрасно понимал, что рано или поздно встретится с чем-то непреодолимым, попадёт в тупик – сейчас же он бился об эту тупиковую стену головой, вот какое это было ощущение. Никогда ещё со времён своей зрелости он не был… в таком отчаянии. Отчаяние – видимо, это было оно. – Нет, – повторил он, – мне всё равно. – Я не люблю готовить, терпеть не могу, – сказал Даби. – Не понимаю, как люди тратят на это время, да ещё и удовольствие получают. – Но ты много знаешь о специях. – Его замечание показалось ему слепым. – М-м-м, – протянул Даби. – Да, но это не потому, что мне нравится процесс готовки. Мне нравится результат готовки. И специи было легко воровать. Я всё равно ничем не занимался, так что экспериментировал с мясом, которое готовили старшие. А потом пришлось уж готовить для себя. Скучное, нудное занятие. Но получалось неплохо – своего рода награда. Ястреб поймал себя на том, что вопреки своей мысли о том, что разговоры были абсолютно бесполезными, он внимательно вслушивался в каждое сказанное Даби слово. Это была история не Тойи, а Даби, и поэтому Даби мог спокойно поделиться ею. Он словно бы хотел поделиться. Но эта мысль зажглась в сознании искрой и погасла. Это просто общение сквозь тюремное окошко – и неизвестно, кто в камере. – Тебе понравится вкус, – сказал Даби. Ястреб услышал, как он встал и подошёл к нему со спины. – Ты же не зря всё это покупал. Пресное мясо – полный отстой, Кейго. – Он заглянул ему за плечо. – Ты его даже не солишь? Жуть. Ястреб пожал плечами. – Добавь тимьяна. – Добавлю, – отозвался Ястреб. – Его надо добавлять в начале. И следующие двадцать минут, что Ястреб готовил мясо, Даби консультировал его. Голос Даби заглушал мысли Ястреба, и он спокойно следовал его советам, слушал его спокойные размышления, улавливал привычную ленцу в его интонациях. Даби стоял рядом – очень близко, его кожа была горячей, и Ястреб чувствовал этот жар даже через одежду. Никто, кроме Даби, никогда не говорил с Ястребом о еде, о вкусах и готовке. Никто, кроме Даби, не говорил с ним об обыденных, простых вещах – так, чтобы это не были прописанные интервью или вопросы фанатов на улице. И Ястреб был уверен, что самому Даби об этом тоже было не с кем говорить. И теперь они были рядом – два совершенно неподходящих друг другу человека пытались притворяться обычными людьми.

6.

Ореол обычной жизни растаял, как только Ястреб понял, что ему надо покормить Даби. Еда для Даби – трубка в его животе – его ранение – его сотрясение – Тартар – их «Двадцать пять» – Шестнадцатая и её смерть – смерть из-за Даби. Он думал, что после всего, что произошло, он ни на секунду не забудет неожиданный – неожиданный даже для него, привыкшего считывать чужие намерения – выстрел. Но Даби – даже тот, с которым не было шанса сблизиться вновь, серый Даби – смог заглушить это тяжёлое впечатление. Несмотря на то, что Даби был его центром. Даби лежал на кровати, потому что Ястреб сказал ему вернуться в комнату и отдохнуть: «У тебя всё ещё сотрясение». Он смотрел на него своим спокойным взглядом – таким, будто их недлинный и, если честно, довольно несодержательный разговор во время завтрака Ястреба насытил его чем-то. Чем-то: голубые глаза блестели, и блеск был не лихорадочным, а полным. Ястреб подумал: как всё это глупо и неправильно. Как глупо и неправильно, что именно он – герой Ястреб – в итоге проводит с ним время, забавляет его. Столько всего крутилось в голове Ястреба, он цеплялся за каждую мысль о Даби, но ни одна не давала ему ответа. И Даби явно не хотел говорить с ним – он не хотел давать этому безымянному название. Ястреб ввёл в трубку последнюю порцию еды. Дыхание Даби было спокойным, он лежал, глядя на проблески солнечного света, падающие на пол из-за задёрнутых штор. «Ты выглядишь намного лучше», – хотел было сказать Ястреб, но Даби опередил его. – Кажется, ты пришёл в норму, – рассеянно заметил он – таким тоном, который будто бы давал понять, что это не имело для него никакого значения. – А то был сам не свой. Отошёл? – Он повернулся в его сторону. – Расскажешь, что произошло? Ястреб не сдержался – почему-то прикосновения к Даби были его слабостью – и коснулся его виска, с удушающей точностью вспоминая, куда ударил его Семёрка. – К тебе на допрос приходили «Двадцать пять». Это, – он замолчал, пытаясь понять, стоит ли вообще говорить об этом, но всё-таки продолжил: – тартаровский отряд, который занимается его внутренними делами. Это что-то пострашнее Геройской Комиссии, но их волнуют лишь попавшие в Тартар преступники. За всё время существования Тартара среди «Двадцати пяти» не было утечки и предателей, их тренируют так, будто им промывают мозги. Даби внимательно слушал его. – Но женщина, которая приходила к тебе на допрос, узнала о том, что тебя собираются казнить, и, по всей видимости, помогла организовать нападение на автозак. – Та женщина? – нахмурился Даби. Ястреб вгляделся в него. Он не выглядел счастливым или несчастным. Его явно озадачила эта новость, но в остальном – никак не затронула. Словно не он своим эффектным разоблачением геройского общества повлиял на то, что происходило в Японии, словно у него действительно не было сообщников, готовых напасть на перевозчиков Тартара, сопровождаемых спецназом. Если он не был всем этим, что он тогда вообще о себе думал? – Они следуют за тобой так же, как ты следуешь за Пятном, – проговорил Ястреб. – Ты стал идеологией сопротивления. Даби уклонился от его прикосновения и нахмурился. – Я знаю, что моя война – доказательство теории Пятна. – Его лицо скривилось. – Но идеология «истинных героев» должна жить вне его и вне меня. Если цель тех, кто не дал Тартару прикончить меня, – слепо следовать за мной, они просто идиоты. У меня, как у воплощения воли Пятна, должны быть зрители, но в битве будет участвовать ограниченное количество человек. – Но это не так. То, что ты сделал, задело и других, – сердито ответил Ястреб. Его, это задело его. – Они готовы идти на предательство ради тебя – как далеко это от самоубийства, учитывая, что герои всё ещё в выигрышном положении? Так что не делай вид, будто ты тут не при чём. Если бы эта война была только твоей, ты бы не сделал из неё шоу. – Он знал, что его слова не доказывают ничего, кроме того, что ночами после своего ранения он не мог заснуть и думал-думал-думал так много, что смог сформировать свою точку зрения на всё, что было сказано Даби. Даби смирил его долгим взглядом, а потом жестоко усмехнулся. – Может быть, это работает в твоём долбанном геройском обществе лицемеров, давящих из себя благородство. Но чтобы злодей остался в истории, ему приходится светить грязным бельём. Японии давно нужно было увидеть, что за жертвы остаются за спинами тех, кому люди так слепо поклоняются. «Твайс», – промелькнуло в голове Ястреба, но он попытался отмахнуться от этого воспоминания. – Это просто красивые слова, Даби. – Ястреб покачал головой. – Ты просто мстишь. Теория Пятна удобно подстроилась под тебя. Ты сам говоришь – «моя война». Тебя волнует только Старатель. – Может быть, – Даби рассмеялся, не став ничего отрицать. – Тебя он тоже волнует, что ли? До сих пор? Всё ещё хранишь его образ в сердце – свою детскую наивную мечту? Вот, что я тебе скажу, Кейго: твой идол – долбанный кусок говна, не достойный чьего-либо внимания. Энджи Тодороки не герой номер один, а просто полоумный создатель химер, который не смог реализовать себя. Не больше. Он, конечно, не герой. Даже не злодей. Он просто жалок. Его глаза налились кровью, когда он начал говорить об отце, и Ястреб подумал: как долго он хранил эту правду? А потом понял: Даби уйдёт от него. Не из-за этого их разговора. Он уйдёт, чтобы убить Старателя и всех, кто ему дорог – уйдёт, чтобы добиться своего. – Ты был жертвой, порождённой чьей-то чужой целью, – тихо сказал он, не глядя в лицо Даби. – Сейчас ты сам порождаешь таких жертв. В чём смысл? Ты просто сам становишься тем, кого презирал. Разве это то, чего ты хотел? – Они не жертвы, – вскипел Даби. – У меня не было выбора, а у них был, будет всегда. Если им нравится играть в благородных злодеев, чёрт с ними. – Они тянут за собой тех, у кого нет выбора. – И Даби сам потянул Ястреба за собой. Был ли у Ястреба выбор – настоящий выбор? Выбрал бы он Даби, если бы знал, что тот сделает с геройским обществом и с ним самим? Выбрал бы он Даби в то время, когда ещё было из чего выбирать, когда были силы бороться, когда он что-то мог. Что-то мог, а не кричал на Даби – бесплодно, бессмысленно. По-серому. Это тёмно-серый цвет, приближающийся к тьме, но он всё ещё пуст и мёртв. Ястреб с отвращением понял: он просто сорвался. Он так устал от всего, что произошло за это утро, он так устал от собственных мыслей… Он хотел кого-то обвинить – и мог обвинить лишь Даби, несмотря на то, что на самом деле он хотел настоящего диалога – он хотел понимать его. – Эта женщина пыталась утянуть своего напарника – ей нужно было указать на сообщников, и она выбрала ложь, чтобы твоя идеология жила в обществе. – Как будто мне не плевать на тартаровских церберов, – фыркнул Даби. – И меня, – тихо добавил Ястреб. Он буквально почувствовал, как Даби вздрогнул и замер, словно в нём застряли какие-то слова, очень важные, но очень тяжёлые. Они так и не нашли выхода. – Я просто попался ей под руку. Потому что это была твоя прихоть – видеть только меня, разговаривать только со мной. – Он закипал. Непонимание и неназванность происходящего накрыли его волной, и он задыхался – в этом и в собственных словах. – Это было твоей прихотью – играть в любовников, хотя ты знал обо всём с самого начала. – Хватит. – Даби попытался схватить его за руку, но Ястреб дёрнулся в сторону. Он больше не мог этого терпеть – его ярость постоянно прерывалась прикосновениями Даби, словами Даби, самим Даби. – Чего ты пытался добиться? – прошипел он, закрыв глаза и низко опустив голову. Он чувствовал себя таким ничтожно маленьким – небольшим, бесполезным человеческим телом. Он как никогда ощущал свою бренность. Что-то за спиной защищало его от смерти, теперь же она преследовала его за каждым поворотом. И всё его существование было медленным умиранием. Жизнь всегда и для всех была медленной смертью, но он ощутил это лишь тогда, когда потерял всё, последнюю надежду. Когда доктор сказал: они не восстановятся. Нам очень жаль. Когда ему позвонили из Тартара и сказали: Даби требует вас. Простите, вам придётся… – Чего ты сейчас хочешь? Он думал, что этот вопрос не волновал его. Но он глушил его, глушил его тревогу. И в кризисный момент вопрос прорвался, как гнойник. – Да успокойся ты! С упорно закрытыми глазами Ястреб не смог уклониться – Даби схватил его за плечи, напирая на него. – Чего. Ты. От меня. Хочешь? – упорно повторил он. – Я не знаю! – крикнул Даби прямо ему в лицо. Ястреб распахнул глаза, но ничего не увидел перед собой. Он лишь чувствовал жар тела напротив, дыхание прямо у своего лица, и, после повисших в комнате слов, это всё казалось невыносимым. Он попытался оттолкнуть от себя чужое тело, но его не отпускали. Резкое движение в сторону – он рассчитывал на то, что его отпустят, но Даби – это был Даби – лишь навалился на него, и они оба упали. Ястреб упал на спину, и в страхе раскрыл глаза. Даби кричал чужим голосом. Неужели они задели его гастростому? Он ранил его – он сделал это не нарочно, он ни за что бы не навредил ему, даже если бы Даби решил убить его. Он хотел извиниться, но что-то встало поперёк его горла. Он понял, что захлёбывался в боли. Он понял, что это он кричал. Они не задели гастростому Даби. Даби повалил его на спину, он упал на лопатки. Было так больно, что ему показалось, будто раны на спине начали мокрить, хотя это было невозможно. – Кейго, – Даби отпрянул от него. Сложно было сказать, что скрывало обожжённое лицо, но глаза казались просто огромными. Голубой цвет радужки казался синим. – Эй. Эй, я… – И про это ты не знаешь? – спросил Ястреб прежде, чем успел подумать об этом. Прежде чем понял, что это плохая идея. Прежде, чем понял, что это будет жалким, ничтожным вопросом. Это был вопрос вины и совести. Он откинул голову назад и уставился в потолок невидящим взглядом, жалея о том, что произошло. Но, несмотря на все свои сожаления, он повторил вопрос: – Когда ты пытался меня убить, ты тоже ничего не знал? Даби ничего не ответил. Вопрос повис в воздухе. Ответ, очевидный, – тоже. Ответ повис и сожрал весь кислород. И как хотелось бы наконец задохнуться. – Слезь с меня, – спокойно сказал Ястреб спустя некоторое время. Даби его послушался, и Ястреб встал на ноги. Его немного потряхивало от боли – раны были недостаточно старыми для того, чтобы остаться лишь уродством. Они оставались пыткой – пытке, как ему казалось, не было конца. Он медленно спустился вниз и вышел во двор. Здесь не было скамеек, стульев, уличного дивана – здесь не было ничего, и он просто сел на ступени. Ему казалось, что надо было о чём-то подумать, о чём-то важном, о том, что произошло – но голова была болезненно пустой, она была почти что голодной, и за всё то время, что он провёл на улице, в ней так и не появилось ни одной мысли, словно он принял какое-то сильное лекарство. Он не помнил, сколько прошло времени. Его ноги затекли. Потом их стало покалывать. Примерно в это время у него зазвонил телефон. Это был номер Фуюми Тодороки. Он смотрел на экран пару секунд, пока в его голове что-то не щёлкнуло. – Да? – обеспокоенно ответил он. – Боже, простите, – она рыдала, – простите, Нацуо не берёт трубку. Я не знаю, кому ещё позвонить… – Госпожа Тодороки, вы в порядке? Скажите только, где вы, я… – Это дом папы, – её голос сорвался. – Я не могу вернуться в эту комнату, я… – Что случилось? Он что-то сделал вам? – Ястреб резко встал и пошатнулся. – Ничего, я в порядке, он… Пожалуйста… Пожалуйста… – Она повторила это несколько раз, словно успокаивая их обоих. – Там так много крови… Так много крови…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.