hallelujah

1.

Ястреб не знал, как подступиться к Даби. Он был похож на мертвеца – тихого и недоступного. Их общение окончательно сошло на нет, и в молчании между ними не осталось места даже обидам и пустой ярости Ястреба, она исчезала в сплошном нигде – нигде, в которое обернулся Даби. Занимаясь приготовлениями к похоронам, Ястреб иногда специально отвлекался, чтобы посмотреть на Даби. Тот призраком ходил по его дому, заглядывал в каждую комнату. Однажды Ястреб застал его за тем, что он изучал состав совершенно нового крема для тела. Ястреб почему-то хорошо помнил, как он отправил маме этот крем вместе с другой кучей подарков – это было давно, словно бы в другой жизни. Что ж, кажется, он не зря старался в своё время – теперь Даби было, чем заняться. Он изучал технику, мебель, декор для дома и несистематично разбросанные по полкам в зале безделушки и сувениры из его, Ястреба, командировок. Слепо шарил по остаткам ненастоящей жизни его матери, словно пытался зацепиться за что-то. Так прошло три дня. Все три дня Ястреб помогал Фуюми и Нацуо готовиться к похоронам: у Фуюми не было сил, а для Нацуо всё это было настолько отвратительно, что даже он обрадовался сторонней помощи. Им надо было подготовить дом, заказать гроб и цветы, связаться с крематорием, договориться с лечащим доктором Рэй, а ещё решить, кого вообще звать на похороны. Он знал героев, которые благосклонно относились к Старателю даже после заявления Даби, однако в критическое для страны время один лишь вышедший на пенсию Ястреб мог позволить себе пропадать на похоронах бывшего номера один. Когда плечи Фуюми затряслись от осознания того, что на похороны придёт только их семья, Ястреб предложил позвать нескольких друзей Шото. Шото написал, что попробует уговорить их, а через пару часов сообщил, что на похороны придёт весь класс. Ястреб не решился спрашивать, почему Фуюми и Нацуо не хотели приглашать своих друзей – они отмалчивались, а он не хотел лезть к ним в душу, особенно сейчас. Третий день Ястреб выделил на короткую прогулку в магазин одежды. Центр города выглядел ужасно, половина заведений не работало, улицы пустовали, и в этом опустении чувствовались страх и напряжение. Он шёл, устало глядя на всё то же абсурдно голубое небо. Жизнь продолжалась, его в том числе. В магазине костюмов его приняли как особого посетителя. За ним бегали два консультанта, и даже его вежливая сдержанность и немногословность не смогли стереть с их лиц широкие, неживые улыбки. Ему предложили около семи чёрных костюмов, но для Ястреба все они были одинаковыми. Он ткнул в тот, что висел посередине. Консультанты назвали это «гениальным выбором». Он вернулся со своим «гениальным выбором» домой, застав Даби перед телевизором. Что-то в Ястребе вздрогнуло при мысли, что тот смотрел новости. Но картинка казалась слишком тёмной и размытой – Ястреб с трудом мог разглядеть лица на экране. Из колонок домашнего кинотеатра играла незнакомая ему музыка. Он подошёл к дивану, на котором лежал Даби. И даже не успел ничего спросить – Даби сам ему ответил: – Это «Взрывающийся город». И на этом всё. Первые слова после длительного молчания – очередного длительного молчания за всю их непродолжительную совместную жизнь – показались Ястребу слишком тихими, слишком низкими и слишком задушенными. Ястреб никогда не слышал про фильм «Взрывающийся город» и, глядя на экран, не мог понять даже то, почему Даби вообще его смотрит. Ястреб опустил взгляд на пол перед диваном – он был завален DVD-дисками, которые сохранились настолько хорошо, что Ястребу показалось, будто их никогда и не трогали. Даби не повернулся в его сторону, поэтому даже не заметил, что у Ястреба в руках был костюм. Ястребу очень хотелось поговорить с Даби. Честно признаться, что он пойдёт на похороны Старателя. Извиниться за это. И спросить, что Даби вообще чувствует. Хочет ли он молчать дальше? Или он просто не хочет начинать разговор? О чём они должны были говорить, чтобы помочь друг другу? В голове Ястреба каждый их диалог заканчивался хуже предыдущего. Любые попытки наладить отношения казались фатально провальными. Ястреб глушил в себе всё, что могло потревожить его или Даби. Всё внутри его тела превратилось в белый шум. Даби, казалось, выжег из себя все оставшиеся чувства, весь оставшийся интерес к окружающему миру. Его взгляд был тяжёл своей пустотой, движения были механически бессмысленными, нездоровыми. Иногда он равнодушно смотрел на то, как пламя танцевало между его пальцев, пока ждал Ястреба, готовящего шприцы для гастростомы. Ястреб пытался смотреть на это без дрожи. Когда нервы брали над ним верх, он с силой сжимал челюсть и смотрел в лицо Даби. Это ненадолго успокаивало его. Иногда он даже чувствовал себя спокойно. В остальное же время ему казалось, будто он оказался в холодной тёмной пещере. Рано или поздно нехватка воздуха и собственный страх перед неизвестностью должны были убить его. На четвёртый день небо было всё таким же голубым. Ястреб отметил это, выглянув на улицу. Из-за того, что теперь Даби постоянно ходил по дому, Ястреб зашторивал окна. Иногда он замечал, как Даби задумчиво смотрел на шторы, но боялся даже подумать о том, что в такие моменты творилось в его голове. Спина в костюме была полностью закрыта – это казалось непривычным. А ещё почему-то казалось, что эта закрытая спина запирала его в собственной беспомощности навсегда. Он давно знал, что у него не могло быть даже надежды на то, чтобы вновь стать героем, но раньше он успокаивался, когда слабо хватался за прошлое – за посещение Тартара, за помощь другим, за свою старую одежду, сшитую по заказу, специально для его причуды. Теперь хвататься было не за что. Он молча спустился вниз по лестнице. Даби читал какую-то инструкцию – Ястреба это уже не удивляло. – Меня не будет пару часов, – тихо сказал Ястреб. Даби оторвал взгляд от инструкции, обвёл его задумчивым взглядом с ног до головы и, видимо, всё поняв, сказал: – Ну, а я буду тут. На этом они и расстались.

2.

Дом Тодороки предстал перед ним в величественном молчании, от него веяло холодом мертвеца. Фуюми встречала всех у ворот. Увидев Ястреба, она сделала шаг назад, опустила глаза и поклонилась ему. Её движение отзеркалили все стоящие рядом Тодороки: Шото, Рэй, даже хмурый Нацуо. Они казались такими серыми и неживыми, что Ястреб поначалу их не заметил. Ястреб поклонился им в ответ. – Спасибо, что пришли, – тихо сказала Фуюми. Было видно, что она давила в себе слёзы. Её лицо было совершенно бледным, и на нём отчётливо виднелся воспалённый румянец. Она мяла в пальцах полы чёрного пиджака. – Я всегда здесь ради вас, – коротко кивнул Ястреб. Перед ним появился Шото – очень тихо, словно он старался не шуметь. Он тронул за руку свою мать (она немного растерянно смотрела на Ястреба, словно не понимая, как на него реагировать) и сделал несколько движений руками. Это был язык жестов. Даби уничтожил себя изнутри и попал в Тартар. Шото лишился голоса. Ястреб видел по новостям кадры с места их сражения – Даби душил Шото горящими пальцами. Позже доктора сказали: это чудо – то, что он вообще выжил. – Господин Ястреб, – тихо произнесла Рэй. – Шото тоже хочет поблагодарить вас. Он… – Она посмотрела на Шото и тот, поняв, что она не запомнила его жеста, повторил его. – Он рад, что в мире есть люди, которые… моя с-семья? – Рэй растерянно взглянула на Шото. Тот опустил взгляд на свои руки, пытаясь понять, как он ещё мог выразить то слово, что не поняла его мама. – Это «забота», – тихо подсказал Ястреб. Он дождался, когда Рэй посмотрит на него, вытянул руки и медленно повторил жест. – Вот так. «Забота». «Заботиться о моей семье». Шото наклонил голову и немного резким движением спросил: «Вы знаете язык жестов?» – Я знаю больше, чем должен, – улыбнулся Ястреб. Он не хотел, чтобы это звучало, как наставление, но он всё равно сказал: – Попробуй пока говорить чуть медленнее. У тебя хорошо получается, но госпожа Тодороки ещё привыкает. Шото наклонил голову и сделал жест прямыми ладонями: «Спасибо». – Я, – начал Ястреб, когда они все замолчали, – сочувствую вам. Мне жаль, что вам пришлось пережить это. Он не вдавался в детали. Пережить что – самоубийство Тодороки Энджи, появление Даби, эгоистичную жестокость их обоих? Очевидно, каждый из Тодороки находил свой смысл в его словах. Они обменялись ещё несколькими фразами прежде, чем Рэй проводила его в дом. Он встал в стороне от учеников Юэй. Госпожа Тодороки мягко притронулась к его плечу – всё в ней казалось таким робким, что у Ястреба сжималось сердце. Она напоминала ему Фуюми, Шото, даже Нацуо. Ястребу нравилось видеть в них её черты – округлые, светлые, тихие – не тихие даже, а просто негромкие, скромные. – Господин Ястреб, – она протянула к нему свои руки. – Вы можете показать мне, как на языке жестов будет «замечательный»? Улыбка тронула его губы. Мать Шото изучала язык жестов ради своего немого сына – это было естественно, но Ястреб был сломанным человеком, у которого никогда не было настоящей семьи, так что то, что делала Рэй, казалось ему невероятным. Он несколько раз показал ей этот жест, а потом спросил: – Хотите сказать это Шото? Она наклонила голову и, улыбнувшись, – морщинки собрались вокруг её красивых серых глаз, – загадочно произнесла: – Может быть.

3.

Всё то время, что Ястреб не находился в квартире у Фуюми и Нацуо или не подглядывал за Даби, он тщательно продумывал, что ему надо будет говорить на похоронах. В голове Ястреба крутились слова – но не те, что он должен был говорить о герое Старателе (семья Тодороки отказалась от этой традиции – от того, что так ценил Энджи), а те, что он должен был сказать окружающим, тем, кто мог с ним заговорить. Конечно же, это Фуюми и Нацуо. Шото и Рей – поблагодарить за помощь. Он знал, что должен был выразить им своё сочувствие – он правда сочувствовал им, во всём. А ещё… Ястреб надеялся, что он не захочет подходить к нему у всех на виду, но была вероятность, что ему всё-таки придётся поговорить с Токоями. Он избегал этого разговора, хотя прекрасно понимал, что оттягивание простого «спасибо» выглядело с его стороны просто отвратительно. Вечером второго дня он сидел на кухне, придумывая целую речь для Фумикаге. Ему нужно было не просто поблагодарить его – теперь, спустя время, ему нужно было ещё и объясниться. Он долго думал, подбирал слова, шёпотом проговаривал их в пустоту кухни, радуясь, что Даби занят изучением библиотеки на втором этаже. В какой-то момент речь показалась ему почти идеальной. Плохо в ней было только то, что она была слишком аккуратной и чистой и от этого меньше всего походила на правду. Он заставил себя забыть все идеально построенные предложения и места сильных ударений на особо значимых фразах. В его голове остались только тезисы. Простые тезисы могли сделать его речь более живой. И всё равно в этом всём чувствовалась какая-то фальшь. Только все тезисы вылетели из его головы. Потому что, когда Фумикаге подошёл к нему, он не выглядел сердитым или разочарованным, он не выглядел грустным. В его острых глазах мелькнуло облегчение и он, явно решив не сдерживать себя, обнял Ястреба. Ястреб замер в чужих объятиях. Фумикаге – совсем мальчишка, но руки у него были сильные и надёжные, это были руки героя. Они сжимали его – не сильно, но ощутимо. Не касались того места, где были шрамы от крыльев, – и вряд ли это было случайностью. Они заговорили одновременно: – Я рад снова… – Прости меня. Токоями молча отпрянул и удивлённо посмотрел на него. «Прости меня», – Ястребу показалось, что эти слова были единственно верными, только их он и мог сказать. – Ты рисковал жизнью ради меня, – медленно объяснил он. – А я даже не поблагодарил тебя. – Он протянул руку и сжал предплечье Токоями. – Я… Прости меня. И он снова не поблагодарил его. – Знаете, я просто… рад, что снова встретил вас, – кивнул Токоями. – Вы не отвечали мне. – Да. За это тоже прости. – Я понимаю. Шото говорил, что вы консультировали Тартар. У вас наверняка не было времени. Всё нормально. Времени у него тогда было предостаточно, но он предпочёл умолчать об этом. От того, что Токоями оправдывал его, ему было и легко, и тяжело одновременно. Неужели он был так поглощён мыслями о Даби, что не нашёл времени написать Токоями всего пару сообщений? Хотя бы ответить на «Вы в порядке?» Соврать, сказать: «Да, конечно». Вина и стыд сжали ему сердце и подступили к горлу тошнотой. – Ты невероятен, Тсукуюми, – произнёс он. И понял, что больше ему не о чём было говорить со своим бывшим протеже. – Тебе, наверное, пора к друзьям? Позаботься о Шото, пожалуйста. – Спасибо, мы делаем всё, что можем. Знаете, в свободное время мы учим язык жестов, чтобы не терять с ним связь. Сначала он писал нам записки, но потом мы узнали, что они с госпожой Тодороки общаются именно так. – Токоями помолчал. – Первое, что мы поняли из его жестов: «мой брат». Он показывал несколько жестов, а потом «мой брат». Вы… – Токоями опустил взгляд и потёр шею, долго подбирая слова. – Вы… Нам сказали, что вы работали под прикрытием… Это значит… значит, что вы были знакомы с Тойей? Я… – Он перевёл дух. Ястреб впервые видел его таким взволнованным. Хотя… Пожалуй, не впервые. Второй раз в жизни. – Я просто не понимаю, как можно сделать такое с родным братом. Старатель, очевидно, был… Но ведь Шото не виноват. Шото не был виноват. А Ястреб никогда не был знаком с Тойей. Он не знал даже Даби. – Я работал на Комиссию, – тихо произнёс Ястреб. – Мы выбрали Даби для связи с Лигой именно потому, что ничего о нём не знали. Он скрывался слишком хорошо. Тойя был мёртв. Даби появился из ниоткуда. Теперь я понимаю, что должен был следить именно за ним, но тогда… – Ястреб сглотнул вязкую слюну. Тогда у него было их начало. Они хотели изучать и быть изученными, но по итогу просто скармливали друг другу заготовленную ложь. Всё, что Ястреб знал на самом деле – то, каким Даби был тёплым по утрам – это было живое тепло, а не его причуда. Ястреб знал, что Даби любил кофе, даже самый противный и дешёвый. Ястреб знал, что на теле Даби всё ещё были места, прикосновения к которым отдавались слабым наслаждением. Им было достаточно этого наслаждения, это уже была их маленькая победа. Даби умел быть неожиданно ласковым, тактильным и тихим. А Ястреб временами чувствовал себя по-настоящему счастливым. Вот и всё, что он знал тогда. – Тогда он из себя ничего не представлял. Ему хотелось закончить этот разговор, но он не знал, как уйти от Токоями. – И вот, кем он оказался, да? Мне… – начал Фумикаге (Ястреб видел по выражению его глаз, что он собирался сказать: «Мне жаль, что он втянул и вас»), но отвлёкся на вошедших в дом Тодороки. Ястреб воспользовался его заминкой и, коротко сжав его плечо в качестве прощания, подошёл к Фуюми, чтобы спросить, может ли он им чем-то помочь. Она рассеянно уставилась перед собой, а потом перевела на него свой взгляд. – Я… Да, простите… То есть, нет. Ничего. Мы сами… – Она оглянулась на свою семью. Нацуо с серым лицом говорил о чём-то с Деку. Рэй и Шото окружили одноклассницы Тодороки. Фуюми перевела взволнованный взгляд на Ястреба. Он видел, что её беспокоило нечто большее, чем сам факт похорон. – Простите, я отойду ненадолго. Ещё пару секунд она смотрела на Ястреба, словно ждала чего-то. А потом оправила на себе чёрную юбку и, развернувшись, прошла к выходу на задний двор. Он проводил её взглядом. Ястреб взглянул на алтарь, на фотографию в чёрной рамке. Герой Старатель сосредоточенно смотрел вперёд, перед собой, и Ястребу казалось, что перед этим взглядом не стояло ни одного человека. Никто даже не смотрел туда, в центр сегодняшних похорон. Люди были сосредоточены друг на друге, они общались, собираясь небольшими кучками. Они были единым целым, они волновались, были тихими и сдержанными – но никто из них не выглядел по-настоящему грустным. Ястреб чувствовал, что он был чужим среди них – именно среди них, а не на самих похоронах. И на секунду ему показалось, что Фуюми чувствовала то же самое. Он пошёл на задний двор, оставив Старателя на фотографии наедине со своей смертью.

4.

Фуюми, прислонившись спиной к деревянной балке, стояла недалеко от сёдзи. Ястреб намеренно сделал свои шаги тяжёлыми и громкими, чтобы не напугать её своим внезапным появлением. Хорошо, что половицы были старыми и скрипучими – ему и стараться не пришлось. Задний двор казался тихим и немного жутким – окружавшие пустынную площадку здания отбрасывали на землю длинные полуденные тени. Свет словно бы остался где-то там, на небе, а здесь, внизу, всё было мрачным. Создавалось впечатление, что Фуюми пыталась затеряться в густой полутьме. У неё был сумрачно-печальный взгляд. Она смотрела прямо перед собой – так же, как Энджи Тодороки смотрел прямо перед собой со своей фотографии. – Вам нехорошо, госпожа Тодороки? – поинтересовался Ястреб. Взгляд Фуюми словно бы стал более осознанным, когда она услышала рядом с собой его голос. Она наклонила голову и посмотрела в его сторону. На её лице застыла маска тревоги. – Простите? – тихо сказала она. – Вам нехорошо? Я понимаю, одно дело – готовиться к похоронам, совершенно другое – присутствовать на них. Наверное, всё это нелегко для вас. Она качнула головой. – Кажется… Кажется, это нелегко только для меня, – сказала она. – Простите, просто… – Она перевела дух. – Простите, что говорю это вам. – Лучше сказать мне, чем не говорить вообще, госпожа Тодороки. И несмотря на то, что Ястреб сказал ей это, он боялся её слов. Он боялся того, что ей тяжело, того, что он ничем не сможет ей помочь. Но ему всё равно казалось, что между ними было что-то общее. – Я почему-то так злюсь на всех них, – задушенно прошептала Фуюми – так, словно бы стыдилась собственных слов. – И на себя тоже – на себя больше всех. Я вижу, что им всем тошно тут находиться. Мне всё кажется, что это нечестно, что человек умер, надо быть добрыми, надо скорбеть. И я намеренно, через силу пытаюсь вспомнить что-нибудь хорошее о нём, но у меня… у меня просто не получается. Ястреб хотел сделать шаг ей навстречу, но ему почему-то казалось, что он не имел на это права. – Вы не должны винить себя за то, что он был непростым человеком, – сказал он. Фуюми долго молчала, опустив взгляд. А потом прикрыла глаза ладонью и слабо рассмеялась. – Простите, господин Таками, – пробормотала она. – Непростым… Простите. Мне кажется, что я схожу с ума. «Фурии просто сводят нас с ума», – вспомнил Ястреб. Наверное, Даби был прав. Мстительницы свели с ума и Старателя. Но за что было мстить остальным Тодороки? В чём была виновата Фуюми? Когда Ястреб задал этот вопрос Даби, тот не дал ему прямого ответа. Сам Ястреб отвечал за грехи своих родителей, как в античных трагедиях. И он не желал той же участи Фуюми, Нацуо и Шото. Фурии – вот, что Энджи Тодороки передал своим детям. Фурии – и больше ничего.

5.

Всего секунда – он даже не успел вспомнить, что затишье всегда предвещает бурю. Секунда – и они услышали, как с грохотом растворились сёдзи. Чья-то неаккуратная хватка порвала бумагу васи. Ястреб дёрнулся и повернулся в сторону входа в дом. Краем глаза он заметил встревоженный взгляд Фуюми. Прежде, чем он успел ей что-либо сказать, из открытых сёдзи высунулась пушка. Не обычная, а вроде тех, что использовали прогерои для более сильных атак. Прошла ещё секунда, и дуло пушки налилось синим светом. Ястреб недолго думал. Как только он понял, что в дуле заряжается энергия, он бросился вперёд, схватился обеими руками за ствол пушки и дёрнул её. Кто-то вскрикнул и полетел вперёд, крепко держась за оружие. Ястреб ударил человека – неизвестного ему человека, которого он видел в первый раз – коленом в живот. Тот попытался схватиться за полы его пиджака, но Ястреб вырвал пушку из его рук и ударил его по голове прикладом, оглушив. Неизвестный упал рядом с Ястребом. Всё произошло в какое-то мгновение. Фуюми позади него глухо вскрикнула. Мужчина – злодей, очевидно, – со стоном перевернулся на спину и встретился лицом к лицу с дулом собственной пушки, которую Ястреб направил на него. – Фуюми, – сказал Ястреб, не отрывая взгляда от поражённого лица злодея. – Вы знаете безопасные места в этом доме? Он специально не использовал её фамилию и не упоминал, что это именно её дом. Его беспокоило то, что злодей пришёл в этот дом прямо в день похорон. – Спрячьтесь, – приказал Ястреб, не убирая палец с курка. Он не собирался его убивать – ему хватило крови на своих руках. Но ему не стоило терять бдительность. Злодея можно было напугать. К тому же, по его лицу стало понятно – он узнал Ястреба. Он боялся. После убийства Твайса и заявления Даби о Ястребе ходила дурная слава, и это можно было обернуть в его же пользу. Услышав быстрые шаги Фуюми за своей спиной, Ястреб скривил лицо. Если злодей пробрался сюда… что произошло там, внутри? Несколько секунд они напряжённо смотрели друг на друга, а потом злодей несмело улыбнулся. Вокруг его рта собрались морщинки. Это был немолодой мужчина с узким разрезом глаз. – Кейго Таками? – сказал он с дрожью в голосе. Ястреб нахмурился. – Я не удивлён, что отродье вроде тебя припёрлось на похороны Ста-ра-те-ля. – У тебя с ним были личные счёты? Поздно спохватился, – прошипел Ястреб. – Я, – мужчина тяжело сглотнул, и Ястреб услышал это, – пришёл посмотреть, кто прогнил настолько, чтобы скорбеть по этому куску уёбка. – И как, насмотрелся? – Ястреб чуть нагнулся, и дуло пушки оказалось ближе к лицу злодея. Тот взволнованно заскрёб ногтями по деревянному полу энгавы. – Что это за опасную штуку ты притащил с собой? Злодей не отвечал. – Будешь играть в молчанку? Мне проверить на тебе? – сердито спросил Ястреб. Он надавил на курок, и дуло пушки стало набирать синецветную энергию. Когда злодей вскрикнул, Ястреб резким движением отвёл руку и, нажав на курок, выстрелил в сторону. Перевёл дуло пушки обратно на задрожавшего от напряжения злодея, и глянул на место выстрела. Его сердце застучало чаще. Его обдало неприятным, удушающим жаром. Пушка выстрелила залпом голубого пламени. Пол энгавы полыхал, дерево мягко потрескивало. – Что это? – тихо спросил Ястреб. А потом понял, что в его голосе слышался ужас. – Что это?! – сердито повторил он. – Это месть людей Тойи Тодороки, – с кривой усмешкой произнёс мужчина, которого всё ещё потряхивало от опасности. – Кто… Он услышал быстрые шаги со стороны растворённой сёдзи, и лишь незакрытая дверь и скрип старых половиц спасли его от смерти: он повалился на спину ровно в тот момент, когда залп огня разлился на том месте, где он только что стоял. Боль в лопатках эхом разливалась по его полому от напряжения телу. Новоприбывший злодей направил на Ястреба пушку в тот же момент, когда Ястреб направил на него свою. – Ты нарвался на бывшего номера два, Така? – хмыкнув, произнёс он. Така поднялся на колени, но не встал на ноги. – Он напал на меня. – Охотно верю. – И он понял, как работает Крематорщик. – Это потому, что он не дебил, Така, – спокойно заметил второй злодей. – Потрясающе, Таками, – обратился он к Ястребу. – Даже без причуды? Не страшно? – Не особо. Я видел злодеев и пострашнее, – произнёс Ястреб. Его руки начинали болеть от напряжения. – Кого? Папашу своего? Ястреб криво улыбнулся: – Как неоригинально. – Мы здесь не за тем, чтобы оригинальничать, – заметил его противник. А потом улыбнулся так, будто давно сдерживал в себе эту улыбку. Ястреб почувствовал стук своего сердца – будто в его теле кроме сердца ничего и не было. – И не за тем, чтобы играть по правилам. Ястреб не успел среагировать: залп огня противника выстрелил прямиком в дуло его пушки, из-за чего она буквально взорвалась в руках Ястреба. Горячая субстанция – всё, что осталось от оружия – обожгла его кожу. Ястреб дёрнулся, какой-то частью своего поражённого болью сознания понимая, что попался. Он потерял своё и без того сомнительное преимущество. Он лежал на спине. Он повредил руки. Он здесь совершенно один. И у него нет причуды. У него нет причуды. Он ничего не может. Мысли застыли – он понял, в какой ситуации оказался. Когда злодей направил на него оружие, он по инерции схватился своими повреждёнными руками за чужую ногу, но злодей без труда отбился от некрепкой хватки. Он пнул руку Ястреба и придавил её к земле. Ястреб растерянно посмотрел на то, как злодей приподнял свою ногу в тяжёлом ботинке, а потом с силой наступил на его предплечье. Странный треск раздался прямо в черепе Ястреба, словно это было только в его голове. Ястреб понял, что случилось – ему сломали кость. Когда он поднял на злодея свой поплывший от болевого шока взгляд, то увидел перед собой нагревающееся дуло пушки. Даби не убил его, соответственно, он должен был сделать его сильнее. Но, может быть, Даби не убил его просто потому, что недостаточно сильно старался. Ястребу захотелось рассмеяться. Ему всё-таки суждено было умереть от синего пламени. Дуло – прямо перед лицом. У него не было времени ни на последнее слово, ни даже на последнюю мысль. Что-то в нём не позволяло ему отвести взгляд от яркого синего цвета перед ним. Дуло раскалялось и шло голубоватым отсветом. Пушку резко отбросило в сторону от его лица. Ястреб почувствовал, что его трясёт. Он перевёл взгляд в сторону. Пока Така и его напарник кричали, Ястреб растерянно смотрел на глыбу льда, возвышающуюся над ним. – Какого хера?! – вскрикнул Така. – Это молодой Тодороки, – прошипел второй злодей. Ястреб увидел, как он прикоснулся к обмороженной руке и застонал от боли. – Это плохо. Сука. Сука, надо двигаться в… Ястреба отбросило в сторону взрывной волной. Он ударился головой о деревянную балку, и на секунду мир перед его глазами померк. Он слышал какие-то звуки, но они казались далёкими – словно бы он был под водой. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой Фумикаге.

6.

– Ястреб! – позвал его Фумикаге. Ястребу показалось, что глаза младшего прогероя воспалились от окружившего их серого дыма. – Я… – хрипло начал Ястреб, безуспешно пытаясь успокоить Токоями; он хотел сказать, что с ним всё нормально. – Простите, это… – Фумикаге бросил быстрый взгляд за спину. – Бакуго не знал, что тут кто-то есть, мы просто поняли, что они рассредоточились по территории дома, и… – Дом, – кивнул Ястреб. – Вы видели… Вы видели Фуюми? – Она здесь. – Токоями быстро закивал. Ястреб попытался сесть. Ему казалось, что его главной задачей на данный момент было найти Фуюми. Но когда он попытался опереться о пол ладонями, его руки – особенно левую – пронзило острой болью. Она сломана. Да, она сломана, точно. Его подхватили за плечи и помогли ему сесть. Ястреб повернул голову и увидел Нацуо. Его руки лежали на спине Ястреба, удерживая его в сидячем положении. – Ну и досталось же тебе, – дрожащим голосом произнёс он. Ястреб растерянно кивнул и уставился перед собой. Он увидел кучу учеников из Юэй – на половине из них порвалась одежда, и повсюду валялись куски чёрной ткани. Шото что-то быстро показывал дрожащими руками ещё двум ученикам – тем, кого Ястреб когда-то видел на стажировке у Старателя. Он даже не подозревал, что Шото может выглядеть таким напряжённым. Ученики болтались рядом со связанными злодеями; Ястреб насчитал человек десять – взрослых мужчин, прижимавших подбородки к груди. А потом он наконец нашёл её – Фуюми – сидящей на ступеньках. Она обнимала Рэй и дрожала. Ястреб разглядел на её руках и лице иней. Он перевёл взгляд на глыбу льда в паре метрах от себя. Это был не Шото. – Фуюми использовала причуду, – сказал он. Он не спрашивал, а знал. И говорил это не Нацуо или Фумикаге, а себе. Она спряталась, а потом использовала причуду, когда поняла, что Ястреба убьют. Фуюми спасла его. Получается, что Фуюми спасла его. – Она будет в порядке, – успокоил его Фумикаге. – Это просто небольшой послепричудный шок, – тихо сказал Нацуо. – Бывает с теми, кто редко пользуется причудой. Ястреб вспомнил, как Нацуо рассказал ему о том, что ему стало плохо после использования причуды в Тартаре. Ястреб знал о послепричудном шоке – он знал обо всём, что было связано с причудами. Но он и не подозревал, что Тодороки полностью исключали пользование причудой из своей повседневной жизни. Обычно причуды всегда просились наружу, их трудно было удержать внутри. И всё же… «Повезло, что отцу было плевать на развитие ледяной причуды». Ястреб зажмурился и увидел перед глазами Старателя. А потом – Даби. Даби говорил, что в детстве его заставляли принимать таблетки, из-за чего он не мог нормально использовать причуду. А Фуюми? Она тоже не могла? Поэтому ей было так плохо? – У тебя сломана рука, Таками, – проговорил Нацуо, и Ястреб буквально заставил себя собраться с мыслями. – Вызови скорую, а-м… – Фумикаге, – коротко представился Токоями. – Прости, да… Фумикаге. Кто-то… Кому-то нужна скорая медицинская помощь? Я учусь на медика, я… – А Ястреб? – взволнованно спросил Фумикаге. Нацуо дёрнул плечами. – Нужен рентген… Он терял сознание, а рука явно сломана, так что я не могу помочь ему прямо так, ему наложат гипс в больнице, а ещё сделают… – В больнице? – переспросил Ястреб и зашипел от боли в голове. – Всё в порядке, Ястреб. – Фумикаге обнял его за плечи. – Я поеду с тобой. – Не стоит… – Езжай с ним обязательно, – сказал Нацуо. Он смирил Ястреба долгим взглядом, а потом встал с колен и пошёл в сторону студентов Юэй. Ястреб видел, как он обратился к невысокой девушке с лихорадочным румянцем на щеках. – Очень больно, Ястреб? – тихо спросил Фумикаге после долгого молчания. Ястреб прикрыл глаза. Он ненавидел этот день и себя – слабого, беспомощного негероя. Было ли ему больно? Ему было очень больно, но он уговаривал себя, что когда-то было и больнее. Только новая боль перекрывала старую, приглушённую временем. – Больно, – тихо сказал Ястреб. Ему казалось, что ещё чуть-чуть – и он развалится на части.

7.

Когда Ястреб пришёл в себя, он обнаружил свою голову лежащей на коленях Фумикаге. Он смутился и попытался сесть. Токоями оторвал взгляд от телефона и помог ему подняться. – Голова болит? – спросил Фумикаге. – Да… Да, болит немного, – медленно произнёс Ястреб. Он огляделся. Сейчас, из-за злодейских непорядков, больницы были переполнены. Тусклые воспоминания подсказали Ястребу, что они с Фумикаге долго сидели в очереди на рентген, а теперь ждали очереди в операционную. Токоями порывался сказать персоналу, что это Ястреб, но Ястреб остановил его. Меньше всего ему хотелось привлекать к себе лишнее внимание. В нём сидело странное желание – стать маленьким, исчезнуть, замолчать навсегда. Сейчас он казался себе большим, просто огромным, занимающим всё пространство. Каждое его движение отдавалось болью в черепе, и он страшно устал от этого. Несмотря на то, что Фумикаге заставил его отдохнуть, Ястреб чувствовал себя просто ужасно – ещё хуже, чем до этого. – Полиция нашла злодейское гнездо. «Уже?» – подумал Ястреб. Он, честно говоря, не помнил, чтобы полиция работала так быстро. Возможно, им помогал Тартар. – Они как-то связаны с Даби? – спросил Ястреб, потому что сейчас это интересовало его больше всего. Неужели Даби умудрялся руководить кем-то в то время, что жил у Ястреба? Он… Он жаждал мести. И Ястреб сам дал ему телефон для связи. И неужели Даби всё это время дурачил ему голову? – Полиция сказала, что Даби не покидал территорию Тартара… Точно. В Тартаре вели расследование, но новости не говорили об этом ни слова. Фуюми и Рэй ещё ничего не знали. Нацуо сказал, что они с Шото пока молчат об этом. Тартар позволил Тодороки скорбеть и не трогал их. Но неужели, информация о побеге Даби до сих пор не дошла до профессиональных героев? – Уже хорошо, – сказал Ястреб. – Только его тут не хватало. Найдёт ли он Даби дома? – К ним послали парня из нашей школы. – Фумикаге повёл плечами. – Он помог выудить информацию с помощью своей причуды. Они просто подражатели. Ограбили банк и купили у мафии оружие. Попросили сделать огнемёт, а огонь синим. Некоторые из них – родственники профессиональных героев. Другие – просто идейные. Они сказали, что хотели… – Фумикаге тяжело выдохнул. – Они пришли за семьёй Тодороки. – Понятно, – проговорил Ястреб. Родственники профессиональных героев пришли убить детей бывшего прогероя номер один. Но разве не должны были эти ребята понимать семью Старателя лучше всех? Почему они собирались убить их? В чём был смысл? Образ Даби всплыл перед глазами Ястреба против его воли. Он тоже понимал их – и Фуюми, и Нацуо, и Шото, и Рэй. Может, они пострадали по-разному, но они пострадали из-за одного конкретного человека. Даби мог злиться на свою семью сколько угодно, но они, пожалуй, могли бы его понять, не откажись Даби говорить с ними. Даби не умел говорить – это было понятно. Они с Ястребом могли сколько угодно обсуждать готовку или покупки, но это не меняло того, что у них у обоих не было слов друг для друга. Это казалось парадоксальным: Даби сказал так много, что создавалось впечатление, будто ему было нечего скрывать. Но Ястреб чувствовал – не знал, а именно чувствовал, – что в Даби сидело слишком много невысказанного. Это невысказанное могли бы принять Тодороки. Но рядом с Даби был только Ястреб. И Ястребу внезапно показалось, что он пуст ровно настолько, чтобы быть заполненным болью Даби. Вопрос о том, причастен ли Даби к тому, что произошло в доме Тодороки, отпал сам по себе, как только Ястреб подумал о Даби. О том, насколько он был разбит. О том, как пронзительно он кричал, как буквально не находил себе места, слоняясь по огромному полупустому дому матери Ястреба. Проблема была только в том, что Даби вряд ли заговорил бы с ним первым. Он столько лет провёл в одиночестве, он не знал, как и чем можно было делиться с другими – и Ястреб понимал его. У Шото появились одноклассники, у Нацуо была Фуюми, у Фуюми - Нацуо, и все они заботились о Рэй. А Даби остался таким же одиноким, как его отец. И Ястреба внезапно поразил страх, что, если он ничего не сделает, те самые фурии придут и за Даби. Этот страх был таким сильным, что перекрыл собой всю боль в его теле. Но что он мог сделать? Он всё это время повторял себе, что умел действовать, но не умел говорить. Он даже не смог поблагодарить Токоями за то, что тот спас его. – Фумикаге, – тихо сказал он. Он должен был сказать простое «спасибо». Но вместо этого он спросил: – Как вы учили язык жестов? – А? – Токоями сцепил руки в замок. – Как я и говорил, мы пытались переписываться с Тодороки, но потом наша одноклассница, Момо, сказала, что видела, как он общается с мамой на языке жестов. Мидория предложил выучить язык жестов. Ясно, конечно, что Тодороки может нас слышать, но и нам ведь надо его понимать. Мы пытались разговаривать на языке жестов друг с другом. Чтобы научиться следить за руками. Мы так гордились собой. – Он хмыкнул. – Выучили несколько фраз, подошли к нему и на языке жестов сказали, что теперь он может общаться с нами. Тогда-то он поговорил с нами, а потом сказал: «мой брат». А мы не поняли. Слишком рано к нему подошли – хотели обрадовать. – А что он сказал? Токоями вытянул руки и повторил жесты. – «Я не злюсь на моего брата». Мы спросили, расстраивает ли его то, что он теперь не может говорить. Ястреб качнул головой. – Шото невероятный, – сказал он. – В начале обучения он казался самым жутким парнем в классе. Но с ним надо было просто поговорить. Вы слышали про тот раз, когда похитили нашего одноклассника? Шото пошёл спасать его, несмотря на все запреты. Ястреб наклонил голову. – Глядя на вас, я чувствую себя спокойно, – тихо сказал он. Фумикаге поднял на него встревоженный взгляд. – Вы настоящие герои. – Вы тоже, – после некоторого молчания произнёс Токоями. – Вы один из самых замечательных героев современной Японии. Ястреб усмехнулся и через силу выдавил: – Я больше не… – Господин Таками? – позвала вошедшая в зал ожидания медсестра. – Ваша очередь на операцию. Ястреб встал со своего места, заметив на себе несколько любопытных взглядов. Теперь у фамилии Таками была дурная слава. – Я подожду вас! – вскрикнул Токоями, явно обеспокоенный тем, что хотел сказать ему Ястреб. – Я живу рядом, Фумикаге, – улыбнулся Ястреб. – Пожалуйста, возвращайся в школу.

8.

Путь до дома изнурил его. Его тело казалось полым, и в нём эхом звучала беспомощность. Ему подлечили ладони, но они всё ещё болели, когда он открывал дверь ключом. На ручку, а потом на выключатель он нажал локтем. Дома его встретили звуки музыки. Даби лежал на диване. По полу были раскиданы виниловые пластинки, рядом стоял проигрыватель – на вид новый, но очень пыльный. Мягкий голос пел что-то на английском – Ястреб попытался прислушаться, но голоса солиста и бэк-вокалистов, напевавших мелодию, слились для него в один звук, слишком тяжёлый для распознавания, слишком сложный для его усталого сознания. Звук эхом разлетался по полупустой гостиной. У Ястреба начинала болеть голова, но лежащий с закрытыми глазами Даби выглядел таким умиротворённым, что Ястреб решил дать ему дослушать эту песню. Голоса стихли. Ястреб позвал его: – Даби. Тот открыл глаза, но лишь для того, чтобы потянуться к проигрывателю и ловким движением переставить пластинку. Он, не глядя в сторону Ястреба, приложил палец к губам и пробормотал: – Тише. Ещё один раз. Ястреб проследил за тем, как Даби лёг обратно. Его руки были скрещены на груди, пальцами он отстукивал ритм песни. Сколько раз он её слушал? Ястреб, тихо ступая по полу, прошёл к дивану и присел в ногах у Даби, на подлокотник. Он завороженно наблюдал за тем, как вздымалась чужая грудь – дыхание Даби было спокойным, медленным, неслышным. Потом – примерно в то время, когда начался припев – он перевёл свой взгляд на лицо Даби. Их с Ястребом битва, даже несмотря на то, что именно он вышел из неё победителем, оставила жестокие ожоги на его лице. Изувеченная кожа выходила за рамки скоб, и шрамы у глаз и у щёк теперь ползли друг к другу уродливыми рисунками. Лицо Даби было лицом отчаянного смертника, в таком не могли быть выражены ни любовь, ни нежность – это было понятно с самого начала, ещё с их первой встречи. И тем не менее, у Ястреба хватило храбрости увидеть за изувеченной кожей здоровую. Он любил это здоровье, он любил то, что делало Даби живым. Не его убеждения, не его разрушительный огонь. Ястреб любил то, как Даби относился к нему в те редкие моменты, когда он позволял себе быть живым. Но в этой живости было столько неизвестного – и Ястреб просто не мог довериться Даби полностью. Так же, как и Даби не мог довериться ему. Они не умели чувствовать. Жизнь исключила их из своего мерного потока, и теперь они задыхались в её свободе. Ястреб теперь был никем. Даби потерял свой единственный ориентир. У них не было будущего, они были обречены. Им оставалось только умереть. Но когда песня закончилась, Ястреб всё равно позвал его, снова: – Даби. Заиграла следующая композиция, такая же спокойная и беспечная, как и предыдущая. Даби медленно открыл глаза. Он уставился в потолок. – Тебя долго не было, да? – Его голос был серым, неэмоциональным. – Я задержался, – тихо сказал Ястреб. Он помолчал, а потом добавил: – Я был в больнице. – В больнице? – растерянно переспросил Даби. Он неуклюже попытался сесть, но его взгляд зацепился за Ястреба, и он подорвался с места. – Какого… – Со мной всё нормально, – попытался успокоить его Ястреб, хотя чувствовал он себя хуже некуда. Тревога в глазах Даби отдала в грудь ноющей болью. – У тебя рука в гипсе, мать твою, – прошипел Даби, хмурясь. Он аккуратно положил ладонь на колено Ястреба, и тот почувствовал жар чужой кожи даже сквозь ткань брюк. Тёплые-тёплые пальцы – наверное, Даби снова смотрел на собственное пламя. – Ты же был на грёбаных похоронах, так какого хрена… Это сделал Нацуо? – Нет. – Ястреб качнул головой. – Туда пришли… злодеи. – Злодеи, – повторил Даби, сжимая его колено. Может быть, Ястреб тешил себя пустыми надеждами, но ему показалось, что Даби всё понял. – Не забивай себе этим голову, – начал было Ястреб, но Даби сел ещё ближе и положил ладони на его щёки. Ястреб медленно выдохнул, растворяясь в чужом тепле. Шрамированная кожа была грубой, скобы царапали лицо, но Ястреб верил этому прикосновению. У него заболело сердце, ему это не понравилось. Но после всего, что он пережил за сегодняшний день, ему захотелось прислушаться к своему сердцу – снова. Как тогда, когда он позволил себе переступить через все запреты и сблизиться с Даби. Как в тот момент, когда он, движимый лишь эмоциями, инстинктами, бросился к Даби, появившемуся на пороге его дома. Вот, что было честным – те объятия. И то, что Даби тогда сжимал его в своих руках, – это тоже было честным. Тогда что же они делали прямо сейчас? – Злодеи, конечно. Кто же ещё мог туда прийти, если не они… Он всё, – произнёс Даби, опуская взгляд на гипс, – всё рушит, даже после своей смерти. Он только и делает, что рушит. И рушит, и рушит, и рушит. И будет рушить, пока хоть кто-то ещё помнит его. – Это не… – проговорил Ястреб. – Не оправдывай его, Кейго. Он посмотрел на Даби и понял, что тот верил себе и своим словам. Но правда никогда не была универсальной истиной, правда слишком субъективна. У Ястреба была своя правда. У Ястреба были чувства. И впервые за долгое время, ему захотелось облечь их в слова. Поэтому он сказал: – Даби, слушай. Я не умел летать до того, как меня нашла Комиссия. Крылья были достаточно большие, но они не работали так, как надо. Отец часто бил меня и бил чаще всего в спину. Он ненавидел эти крылья – слишком яркие; они привлекли бы много внимания, выйди я из дома. Мне было плевать, что он сделал до моего рождения и что делал после – я тогда об этом даже не догадывался. В мою голову вбили установку: сиди дома, выходить нельзя, говорить нельзя, ничего нельзя. И когда ему казалось, что я нарушал эту установку, он бил меня. Я… плохо помню, я, наверное, заглушил эти воспоминания, но я почти ни о чём не думал, когда это происходило. Он просто избивал меня, а я лежал и ждал, когда это закончится. Просто лежал, а он продолжал ломать мне крылья – им не много было надо, у меня были слабые, очень тонкие кости. Они неправильно срастались и от этого болели. И с каждым разом становилось только хуже. Так что, когда мама сказала, что герой Старатель схватил отца, я подумал о том, что это наконец закончилось. И даже боль на секунду заглохла. — Он помолчал, не решаясь посмотреть на Даби. — Он поддерживал меня всё это время. Не сам он, а он как идея. Что бы со мной ни происходило, я верил в героев. И… мне правда жаль, что человек, спасший меня, причинил тебе столько боли. Это несправедливо, что он так по-разному повлиял на нас. Даби скользнул ладонями по лицу Ястреба, его пальцы зарылись в грязные от пыли и запёкшейся крови волосы. – Я ненавижу каждое воспоминание о нём, – тихо сказал Даби. Он сидел к Ястребу так близко, что его зрачки дрожали. Ястреб слабо усмехнулся. – И я ничего не могу с этим сделать. Но ты ничего не можешь сделать со мной, не так ли? – И что ты думаешь о нём? – глухо спросил Даби. Он имел в виду: «Что ты думаешь о нём сейчас, когда ты узнал меня?» – Он всё ещё твой герой? – Он лишь доказательство того, что хорошее и плохое – вечные спутники друг другу. Вот, что я думаю о нём сейчас. – Ты хорошее, а я плохое? Герой и злодей Старателя, так? – Даби наклонил голову. Казалось, он готов был принять эту правду, и Ястребу не понравилось то, что Даби поставил на себе это клеймо – злодей, злодей и никак иначе. – Слишком примитивная мысль для такого философа, как ты, – ответил Ястреб. – Мы не должны быть его героем и его злодеем. Пора нам уже начать жить самим по себе. Даби сказал ему: – Ни черта у нас не получится, Кейго. – Ты не пробовал, – заметил Ястреб. – Никогда. – Попробовать «начать жить самому по себе»? Мне не с чего начинать. У меня никогда не было возможности что-либо начать. Я был слишком крепко привязан к этому ублюдку, и теперь я просто сгорю заживо, только на его погребальном костре. Сердце Ястреба болело и жило. И эти слова были его кровью и силой. Даби – живой мертвец. Даби – чужая судьба. Даби – проклятье несчастного ребёнка. Даби, как и Ястреб, застрял в прошлом. Он не мог позволить себе будущее – он не мог позволить себе даже настоящее. Но вот они здесь, вместе. Прошлое, в котором они застряли, мертво. Но Ястреб чудом выжил. А Даби не впервой восставать из пепла. Ястреб зацепился за эту мысль. – Ты ведь любишь мифологию, – сказал он, накрывая ладонь Даби своей собственной рукой – здоровой. Это было больно, но прямо сейчас он почему-то не боялся боли. – Если ты сгоришь, то возродишься. Как Феникс. Даби молча усмехнулся. – Я уже восставал из мёртвых. И, знаешь, Кейго, я совсем не Феникс. Феникс летит вверх, потому что у него есть крылья, а я только падаю – всё ниже и ниже. – Тогда я удержу тебя. Крыльев у меня нет, – он поджал губы, надеясь, что Даби не акцентирует внимание на этой фразе. – Но я могу удержать тебя здесь, на земле. – Если выражаться так, то мне, – Даби дёрнул плечами, – нет места на земле. И рядом с тобой. Тем более – рядом с тобой. Ястреб сжал его ладонь. Руку пронзило болью. – Тогда почему ты остался здесь? – Даби не отвечал ему, и взгляд его был пустым. – Даби, – позвал Ястреб. – Что ты тогда здесь делаешь? Он ждал, что Даби ответит ему, что сейчас свершится откровение. Но Даби отвёл взгляд и сказал: – Я не знаю, что я здесь делаю. Я… – Он провёл большими пальцами под глазами Ястреба. – Я вообще не понимаю, чем думал. – Ты себя не знаешь, – сказал Ястреб, наклоняясь к нему. Ему хотелось быть ближе к Даби, дышать с ним одним воздухом. Ему хотелось прижаться к нему лбом и перенять его спутанные, странные мысли. – Ты тоже меня не знаешь, – ответил Даби, опуская взгляд на губы Ястреба и следя за каждым его словом так, будто от этого зависела его судьба. Может, от его слов действительно что-то зависело. Наверное, стоило подбирать слова с особой осторожностью, но Ястреб просто сказал то, что сидело в его груди: – Я не знаю тебя. Но я хотел бы узнать. Даби подался вперёд. Его губы показались Ястребу и мягко-нежными, и шершавыми одновременно. Поцелуй получился смазанным, неловким. Незнакомым, хотя и не первым – не первым, но всё равно каким-то новым. Порыв Даби показался Ястребу немым криком. Это была не любовь, а отчаяние. И Ястреб принял это отчаяние. Он мог его принять. Когда Ястреб попытался коснуться шеи Даби своей изувеченной рукой, Даби оторвался от него. Он отсел и поджал губы. Ястреб слишком много знал о точке невозврата. Перед пилотом самолёта два варианта – долететь до назначенного пункта, не сбиваясь с курса, или вернуться назад. Но Ястребу было некуда возвращаться. Ястреб не мог долететь до земли, потому что перед ним не было никаких ориентиров, он не знал дороги. Неверное его решение могло их уничтожить, добить. Они были хрупкими и ломкими. Но он готов был рискнуть всем. Поэтому он протянул руки к Даби, обнял ладонями его шею и поцеловал его. Они целовали друг друга на удивление медленно и аккуратно, и в этом не было страсти, но было какое-то другое чувство, которому они ещё не дали имя. В их близости было то самое неназванное и невыразимое. И Ястребу показалось, что это не самое худшее начало. Точка невозврата была пройдена.

9.

Даби заботился о нём молча, лишь изредка спрашивая, всё ли он делает правильно. Никто никогда не ухаживал за Ястребом, а Даби никогда не привязывался к людям настолько, чтобы помогать им во время болезни. Они учились друг на друге. Движения Даби были неловкими, какими-то скованными. Они начали с того, что прошли в ванную комнату, чтобы отмыть Ястреба от грязи сегодняшнего происшествия. Когда Даби мыл ему голову, он царапал ему кожу головы и дёргал волосы, а когда приступил к его телу, то едва ли касался мочалкой чужой кожи. Ястреб послушно подставлялся под чужие прикосновения, чувствуя неловкость из-за собственной беспомощности. Они не смотрели друг другу в глаза, и лишь изредка Ястреб говорил: «Не так сильно, пожалуйста» или «Не надо, здесь щекотно». Чистить зубы у Даби тоже получалось плохо. Он несколько раз больно проехался щёткой по дёснам Ястреба, странно тыкался в губы. Но после ванны Ястреб чувствовал себя таким расслабленным, что на всё пыхтение Даби он лишь слабо улыбался. Когда Даби одевал его, Ястреб растерянно заметил: – Нам нужна новая одежда. Даби ответил: – Можем завтра посидеть в интернет-магазине. Ястреба удивило то, что они говорили об этом так, будто ничего – абсолютно ничего – не произошло. Но, может, так было даже лучше. Они спустились вниз. Даби настоял на том, что Ястребу надо поесть. Он нашёл в морозилке небольшой кусок куриной грудки, но Ястреб поморщился. Даби закатил глаза и сказал: – Я сварю тебе бульон. Просто бульон. В кружку налью – попьёшь. Он готовил молча – чистил овощи, доставал специи. У Ястреба в голове было пусто, но в какой-то момент он сказал: – Ты не любишь готовить. Даби просто пожал на это плечами. Пока варилась грудка, Даби проблендерил себе еду, и Ястреб рассказал ему, что надо делать с шприцами. Он внимательно следил за каждым движением Даби, но тот следовал его инструкциям, и всё прошло нормально – даже несмотря на то, что Даби матерился на каждом этапе. Ястреб понимал, что это странно, но он почему-то подумал, что хотел бы скорее прийти в норму, чтобы заботиться о Даби самостоятельно. Ястреб выпил кружку бульона – лёгкого, даже вкусного. Ему действительно не хотелось есть, но после бульона Даби заметно расслабился. Он забрал у Ястреба кружку и поставил её в посудомойку, между делом сообщив, что нашёл в интернете инструкцию к пользованию этой моделью. Было почти одиннадцать. Ястреб никогда не чувствовал себя таким спокойным. Ему не хотелось говорить или думать. Достаточно было просто сидеть на кухне, глядя, как убирается Даби. Его тело всё ещё болело, а голова смертельно хотела оказаться на подушке. Даби словно бы прочитал его мысли. – Мне кажется, тебе пора спать. К чёрту сегодняшний день, – сказал он, вытирая руки. Ястреб кивнул. Из-за гипса переодеваться было так неудобно, что Ястреб попросил оставить его в домашней одежде. Даби расстелил ему постель, а потом, когда Ястреб лёг, накрыл его одеялом. Лежать было неудобно, раненая рука казалась невероятно тяжёлой с непривычки. Ястреб вынужден был устроиться на спине – в его нелюбимой позе. Он, честно говоря, ждал, что Даби ляжет рядом, но тот прошёл к двери и щёлкнул выключателем, а потом застыл в проходе, словно не решаясь выйти. – Как восстанавливались твои крылья? – внезапно спросил Даби. Ястреб задохнулся от этого вопроса, но Даби имел в виду не это. – Тебя ведь научили летать в Комиссии. Они вылечили тебя. Как? Ястреб посмотрел на свою сломанную руку. – Они переломали мне кости обратно. И через некоторое время они срослись правильно, и крылья восстановились. – Больно было? Ястреб прикрыл глаза. – Больно, – тихо ответил он. – Но… я жил в новом мире. В новом доме. Меня окружали новые люди. И я знал, что буду летать. Я, – он усмехнулся, чувствуя, как тяжёлый сон ложится на его веки, и он уже не был уверен, говорит ли вообще, – поверить в это не мог. Я же никогда не летал.