Истории Железного архипелага

Любимым местом Ицтли в городской библиотеке было окно между двух крупных шкафов с книгами и рядом с читальным столом, на котором всегда находилась полная чернильница и острое «вечное» перо для заметок. Помимо него здесь бывали и другие читатели, но они его не смущали: Ицтли тогда просто забирался вместе с книгой на подоконник и проводил время там, уходя в свои мысли и порой машинально соскальзывая взглядом с страниц на улицу и сквер неподалёку. Однажды библиотекарь сказал ему, что несолидно молодому господину сидеть так, словно стулья не для людей придуманы, но увидел в ответ только пожатые плечи и равнодушное выражение лица — парень едва отвлёкся от чтения. Несолидно — ну и архонт с ним. Главное, что удобно. После той самой ночи прошло больше двух лет. Неминуемо приближался назначенный сэром Альфредом срок до окончательного решения, которое должен был принять молодой воспитанник коммуны, всё-таки ставший после Артемия названным старшим братом и помогавшим тётушке в повседневных делах. Малышня подрастала и напоминала Ицтли о том, каким был он, когда только чудом спасся из Натлана и приплыл в Бартануру. С тех пор, как парень научился слышать мелодии металла, он понял, что взрослые играют в игры ничуть не реже, чем дети, но в отличие от детей, они забывают о том, что делают на самом деле. А самая частая их забава — это «скрой себя под маской». Недаром знакомые хористы делают вид, что они совсем не те, кем являются внутри башен. Путешественник Велимир, лекарь Альфред, да даже сам Ицтли… Мир взрослых оказался удивительнее, чем он сам, будучи ещё недавно мальчиком, мог представить, и сложно было сказать, как именно надо было к этому относиться. Наверное, просто как к данности. Так было, так есть и так, скорее всего, будет всегда. Первое время после выздоровления Ицтли пытался понять, только ли он один слышит эти красивые мелодии, которые ему пели самые разные металлы что на улице, что в комнате, что даже, если закрыть уши, даже в его собственной крови. Он много наблюдал за другими горожанами, выискивая самый разный признак того, что кто-нибудь тоже умеет слушать песни, пронизывающие всю Бартануру от далёких пригородов до порта и рабочих кварталов. О, там, где стояли цеха и плавильные горны, там создавалась настоящая симфония, от которой сердце замирало в груди, а на глазах сами собой выступали слёзы… Но сколько будущий хорист не всматривался в лица, не вслушивался в чужие слова, то не находил единомышленника. Бросаясь на тени намёков, Ицтли разве что находил древние обычаи и ритуальные фразы, давным давно потерявшие свой смысл, но остававшиеся в народной памяти. Истина и выдумка сплавились воедино, как медь и олово в бронзу… Дальнейшие поиски о том, что было в прошлом Бартануры, привели его в городскую библиотеку, где среди обилия томов на самые разные темы находились и те, которые были ему нужны. Но самостоятельные изыскания не давали парню всей полноты картины. Что-то ускользало от него, как если бы в песни не хватало слов, поэтому её общий смысл ускользал. Кем был архонт Металла? Какие идеалы он воплощал? Куда пропал и пропал ли? Почему он не даёт Глаза Бога, но наделяет силами, похожими на свои? Кто такие хористы и почему защищают архипелаг? На все эти вопросы Ицтли никак не получалось самому найти ответы. А это значило, что ему нужно вступить к певцам стихии, иначе… Иначе он так и не поймёт, почему архонт послал к нему своего мифического зверя в том безлюдном городе, который пусть и стоял на месте, где сейчас расположена Бартанура, но не был ей. А чем? Хороший вопрос. «Желание узнать правду — чем не хорошая цель, ради которой можно жить и сражаться? Не правда ли, дядя Велимир?» Подумав об этом, Ицтли улыбнулся и вытянул руку вперёд, закрывая глаза от вышедшего из-за туч солнца. На кончиках растопыренных пальцев чернели ногти, оставшиеся такими после того, как он отморозил их. «Вот и всё, малой! — вспомнил Ицтли ехидный тон Артемия. — Теперь они у тебя отвалятся и больше не вырастут!» «Не пугай его, — одёрнула тогда его тётя Марта. — Ещё вырастут! Тебя просто мороз покусал за них, и…» — Металл. Меня покусал металл, — усмехнулся юноша, вспоминая тот ночной разговор на кухне, который он случайно послушал. «Или поцеловал… Любовь тоже ранит, если её много». Тётя ему подарила потом перчатки, когда стало ясно, что ногти больше не побелеют. «Ты прямо как ученик из башни хористов», — с ноткой гордости сказала она тогда. Иногда Ицтли надевал их, любуясь тем, как железные нити в ткани трепещут от радости, но старался не выдавать себя, что он и вправду слышит эти перезвоны. В проходе между книжными шкафами показался пожилой человек. Не узнать в нём сенсея Муцуки было нельзя, но Ицтли сделал вид, будто он его не заметил, увлечённый видом за окном. Бывший учитель очень хотел к нему подойти. Он протянул руку, словно хотел окликнуть знакомого выпускника, но, похоже, так и не нашёл, что ему сказать. Опустив плечи и поставив книгу на место, сенсей Муцуки пошёл прочь, оставив сильно повзрослевшего ученика наедине со своими мыслями.