Истории Железного архипелага

      Перевал между ледником и нависающей скалой был единственной дорогой из портового города Бартануры к поселениям на другом конце острова. Покрытая снегом вершина возвышалась на недостижимой высоте, но даже здесь, где шёл караван, при выдохе оставались быстро рассеивающиеся облачка пара. Усыпанный мелкими камешками со следами старого мощёного полотна тракт вился вдоль выступающих из земли гранитных жил, серых и синеватых булыжников, слишком больших, чтобы их можно было объехать или расколоть, и то поднимался, то опускался, проводя bдущих по нему путников вдоль склонов Спящей горы. За накатывающими на потухший вулкан серыми облаками скрывалось и солнце, и небо, погружая перевал в сумрак, разгоняемый светом походных факелов.       По такой погоде пересекать горы было опасно, но беспокоиться было не о чем. В том, что караван так быстро продвигался и уже к вечеру мог спуститься с перевала в близлежащее поселение, была заслуга проводника, который знал дорогу как свои пять пальцев. На обратном пути, если всё пройдёт нормально, Ицли также мог бы присоединиться к торговым обозам. Лишняя пара рук никогда не помешает, как говорили знающие люди. Особенно в горах, где приходилось порой и дорогу от камней расчищать, и треснувшие колёса менять, и, мало ли, оси телег чинить. Сказал бы парню несколько лет назад кто, что ученики хористов и таким занимаются, не поверил бы.       Когда ущелье затопил туман, караван замедлился. Проводник гаркнул, зажёг жёлтый фонарь и махнул рукой, позволяя всем остальным ехать, только осторожнее. Ицтли нахмурился — ему не хотелось ночевать на спуске с горы. Поэтому когда проводник снова всех остановил, парень расслабил перевязь алебарды и подошёл к охранникам, которые столпились рядом с нависающей над трактом, словно арка скалой. Свет от жёлтого фонаря падал точно на неё       Проводник, услышав шаги, обернулся и показал на трещины:       — Ты тоже погляди, — хмуро произнёс мужчина. — Что думаешь?       Ицтли присмотрелся. То, что другие охранники переговаривались между собой вполголоса, навело парня на мысль, что с этими царапинами не всё так просто… Мгновение, и вместо них парень разглядел следы от когтей. Глубокие следы, выбившие крошку, которая валялась рядом. Совсем не похожие на естественную эрозию.       — Отметины какого-то зверя.       — Вот и остальные так считают. Но какой, извините, зверь может гранит порезать, как сухое дерево? Так, парень, обожди, сейчас с командиром переговорю…              Подошедший солдат кивнул юноше и обратился к проводнику:       — Мы думаем, что он может быть где-то неподалёку. По туману идти не стоит.       — Так-то вы правы, господин Руди, — с явной неохотой сказал проводник, — но здесь останавливаться нельзя. Мы всю дорогу перекроем. Да и облако… оно не скоро может рассеяться. А если дождь пойдёт?       Ицтли присвистнул, неодобрительно качая головой. Командир также был не в лучшем расположении духа:       — Да мы всё это понимаем. Нам это тоже не нравится. А если это животное на нас нападёт? От тумана мы его не увидим и не успеем подготовиться. А я отвечаю не только за своих солдат, но и за остальной караван.       — Не могу припомнить, у кого похожая лапа, — бормотал прошедший мимо охранник. — Волк? Медведь?       — На когти смотри. Хищник это. А по высоте… Ну, может, отметину он оставил, встав на задние лапы?       Ицтли не стал вмешиваться в их разговор и вернулся к своей телеге. Извозчик — мелкий торговец, развозящий разные товары из города по деревням — окликнул парня:       — Что там?       — Повод для беспокойства, — беспечно отозвался Ицтли, запрыгивая через борт в кузов к влажным мешкам. Пока только сверху влажным, но ткань определённо отсыревала.       — Мы поедем вперёд?       — Я тут не решаю ничего, Барак. На чём проводник и командир сойдутся, так и будет.       — Я не хочу здесь останавливаться, — молодой, с тонкими усиками мужчина в кафтане цветов торговой гильдии поёжился.       — Припасов не хватает?       — Да я не о припасах думаю! Вдруг инструмент, который я везу, заржавеет? Да, он в промасленной ткани, но прав был батюшка, лишняя предосторожность никогда не помешает… А они время тянут, можно было бы уже два раза перевал проехать!       Ицтли закатил глаза к небу и вздохнул. С Бараком он познакомился буквально перед выездом из города, когда искал попутчика до Глашта — деревни на другом конце архипелага Барзель, откуда пришли слухи, будто после недавнего землетрясения там стали пропадать дети. Несмотря на то, что другие хористы отнеслись к этим новостям со скепсисом, мастер Альфред вызвал к себе Ицтли и поручил ему разобраться в происходящем.       «Думаю, это будет тебе хорошей проверкой, — сказал он тогда. — Ты уже два года у нас учишься. Пришло время испытать твои умения в деле».       За прошедшее время Ицтли, как и Артемий, и другие старшие братья до него, покинул коммуну и теперь жил отдельно. Поскольку вступить к хористам полностью он пока не мог, то зарабатывал на жизнь, помогая в лекарской лавке и постигая медицинские премудрости. Кроме того, парень тренировался владеть оружием, чтобы в своём путешествии на континент не зависеть от других.       Пожалуй, когда года три назад мастер Альфред пригласил его поучиться в башне хористов, парень и не думал, что в обязанности певцов Металла помимо всего прочего входит проверка разных слухов, как нелепых, так и не очень. Ему всегда казалось, что для сбора новостей и их сортировки нужны подходящие люди, а не вчерашние подмастерья и уж тем более не вторые, а то и третьи голоса в хоре, но с мастером юноша не спорил. Поэтому, не откладывая в дальний ящик, Ицтли собрал вещи и стал искать, с кем бы пересечь перевал. Его попутчиком стал младший сын одного из городских лавочников — повезло найти быстро и без проблем договориться о поездке в караване. Но на этом всё везение кончилось.       Барак постоянно ныл, торопился и наоборот, сомневался там, где надо было действовать наверняка. В торговле Ицтли его пока не видел, но как человеку свои деньги не доверил бы. Вот и сейчас хозяин телеги бубнил под нос, считая возможный доход и расход и сокрушаясь о том, что не подстелил соломинок. Несмотря на то, что задержка возле странных отметин долго не продлилась, Барак всё равно нервничал и не понимал, чего это его спутник настолько спокоен.       Ицтли и впрямь совсем не волновался: да, следы от когтей на скале никуда не подевались, но рядом с караваном никто не кружил. Металл пел тихо, безмятежно, что могло значить лишь одну вещь: кем или чем бы зверь ни был, он оставил метку и ушёл. Вот и всё. Поэтому, когда туман разорвался оглушающим рычанием, эхом раскатившемся по ущелью, парень вместе со всеми замер от липкого животного ужаса.       Рёв смешался с диким ржанием коней и паникующими криками извозчиков. Сразу зажглись ещё огни, пронзили туман и очертили большеголовую фигуру, похожую на помесь геовишапа и кабана. Она с неожиданной быстрой рванулась прочь, а потом, как будто передумав, выскочила на дорогу. Стоя на двух лапах, чудовище с лёгкостью превышало рост трёх людей.       Ицтли вместе с другими охранниками побежал навстречу твари. Она взревела вновь, обдав людей смрадом гнилых водорослей и мяса, и опустилось на четыре лапы.       — Сейчас побежит! — услышал парень окрик капитана, и со всей силы вонзил кончик древка в землю.       Ицтли не думал. Он действовал так, как его учили.       Зверь разбросал бойцов, которые пытались его остановить, и, мотнув головой, побежал к телегам.       — Прыгай! — услышал Ицтли чей-то крик, но только сильнее сжал древко и зашептал одну из магических формул.       Металл запел тонкими нотами и резко завибрировал от жёского касания. Напоровшегося на алебарду зверя подкинуло на месте. Впрочем, и само древко едва не выскользнуло из рук, изогнулось, заелозило между перчаток, как живое, но тут наконечник с тонким треньком пробил шкуру и глубоко вонзился между выступающими рёбрами.       От рёва перед глазами помутилось, но теперь это был вой боли. Напрягая все силы, Ицтли отпрыгнул в сторону, еле-еле выдрав холодное лезвие из едва ли не каменного тела.       — Бей его! — послышались со всех сторон возгласы, но чудовище, прихрамывая и подвизгивая, скрылось в тумане, после чего до каравана донёсся приглушённый звук камнепада, скоро стихший вдали.       Ицтли тяжело выдохнул и вытер пот со лба. Сердце колотилось, как бешеное, а во рту ощущался привкус крови. Хотелось сплюнуть, но он проглотил отдающую железом слюну и глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Как и говорил мастер Альфред, при совмещении боевого искусства и пения действительно удавалось получить невероятные результаты.       — Эй, парень, — хлопнули Ицтли по плечу. Он повернул голову — то бы один из охранников. — Ты как это смог сделать?       — Сделать что?       — Остановить копьём… алебардой, есль что, такую тушу. Тут и коня не всякого поднимешь на пику, проще ноги перерубить.       — Парень, ты хорош, — услышал парень со стороны знакомый голос командира охранников. — Не скажу, что без тебя мы бы не справились, но точно бы потеряли пару-тройку телег. Если не хуже, — мужчина протянул ладонь. — Можно?       — На здоровье, — Ицтли передал алебарду, а сам присел на корточки и присмотрелся к земле.       После такой страшной раны должно было быть много крови, но в момент удара юноша не заметил, а потом всё произошло так быстро… Вот лунка от древка, вот рытвины от его ботинок, когда сумасшедшая инерция от мчащейся туши сдвинула его с места, но ни тут, ни дальше никаких пятен крови. Или из-за влаги она стекла между камней и просочилась к земле? Вряд ли.       — Хорошее оружие, после такого удара и только зазубрина, — кивнул командир и вернул алебарду парню. — Какое-то знакомое крепление… Покупал или семейное оружие?       — Купил его у кузнеца в цеховом районе.       — У Рудольфа?              — Вроде бы да. — О, то-то знакомый наконечник и крепления к древку, его руку вижу! Меня зовут Руди, — мужчина протянул ладонь.       Юноша пожал:       — Ицтли.       — Рад, что в этом путешествии ты с нами, Ицтли. Вернёмся в Бартануру, приглашаю ко двору. Да и не хочешь ли работать у нас? С оружием ты управляешься, как пятеро моих подручных. Не в обиду, но вы сами видели — парень не промах, не побоялся насадить бестию на вертел!       — К слову, а что это за тварь была? — спросил вдруг один из подошедших торговцев.       Ицтли внутренне застонал — это был Барак, и в его глазах горел живейший интерес. За всё короткое знакомство с ним ученик хористов понял, что такой настрой ничего хорошего не предвещает.       — Мутация, — сплюнул Руди. Его бойцы согласно закивали.       — Что? — удивился торговец.       — Пару минут.       Короткими приказами отправив их сообщить о скором возобновлении путешествия, командир махнул проводнику и пошёл к своему месту в построении.       — Мутация — это кровь и ненависть павших архонтов, — очень хмуро пояснил он для городского обывателя.       Ицтли тоже слушал, ведь одно дело, прочитать в книге, а другое — услышать от того, кто встречался с описанным монстром лицом к лицу. «Я тоже теперь встретился», — прошептал внутренний голос.       — Мутации появляются, когда гниль мёртвых богов попадает на живую землю, как наша. Давным давно таких уродов, как сегодняшний медведекабан, было гораздо больше. Тогда хористы сражались с ними сталью и стихиями. Теперь… Один раз за сто лет если появится, уже много.       — А откуда эта гниль вообще оказывается у нас? — удивился Барак.       — Архипелаг Барзель находится недалеко от Тёмного моря, где обитают божества Скверн, — машинально повторил Ицтли заученную фразу и кашлянул. — Вот откуда.       — И не только. Так, господин Барак, господин Ицтли, давайте заканчивать разговор. Нам надо выдвигаться. А вам, господин Барак, ещё паровую телегу заводить…       — Обязательно расскажи мне больше об этих мутациях! — крикнул торговец, уходя к телеге.       Ицтли усмехнулся и кивнул командиру:       — Спасибо за приглашение. Буду свободен, приду в гости.       Вернувшись к своему попутчику, парень снова уселся рядом с мешками и стал проверять алебарду. Обозы медленно покатились, покинули ущелье, и вскоре вынырнули из облака, укрывшего тракт.       — Зябко как, — пробормотал торговец, дрожа в кафтане. — Чего это всё небо дождя ждёт? На той стороне Спящего пика солнце, наверное, светит…       — Облака здесь часто бывают, — пожал плечами Ицтли. — Бартануру защищают от холодных ветров скалы, а эти земли даже летом не слишком тёплые. Впервые здесь?       — Да. А ты?       — Я тоже впервые.       — Но говоришь так, как будто хорошо знаешь!       — Я просто много читал и с умными людьми беседовал, — повторил парень слова мастера Альфреда и запрокинул голову к небу.       На другой стороне Спящей горы, вулкана, создавшего в незапамятные времена весь архипелаг, красок становилось резко меньше. Синеватые с такой дали хвойные леса простирались на склонах и холмах, доходя до самых берегов ледовитого моря. В зимнюю пору здесь бывали самые сильные морозы, а местные жители полагались только на себя и лишь изредка на помощь со стороны Бартануры. Но именно отсюда поступали самые нужные товары и материалы для лавок и мастерских, которых иначе было и не достать. И всё же глядя на это серое небо, на унылый тёмно-зелёный ковёр, приближавшийся тем вернее, чем ниже спускался тракт, парень думал о том, насколько же жизнь здесь отличается от привычной ему городской.       — О, деревня! — воскликнул Барак.       — Какая?       — Снежненская, — прочитал торговец на дорожном указателе.       — Слава Архонту, добрались.       Как раз вечерело. Обозы остановились на площади и их сразу же окружила сельская детвора. Вскоре показались и взрослые, проходящие мимо в единственную корчму. Ицтли не особо интересовался ночлегом. Ему нужно было идти дальше, но сперва парень хотел разобраться с зазубриной, которая возникла у него на лезвии. Кузницу ему показал неразговорчивый мужик — та находилась на окраине. Подойдя к дому с огромной печной трубой, из которой валил дым, парень постучался в окно и, услышав неприветливое «заходите», открыл дверь.       Изнутри кузница выглядела как… как чья-то городская комнатка, в которой ничего серьёзного не сделать. При воспоминании о гигантских ковшах в цехах и трубах, нагнетавших воздух в печи, парень снисходительно улыбнулся, но сразу одёрнул себя.       — Чего надобно? — широкоплечая женщина со следами копоти на переднике отставила кувалду, которой выбивала из заготовки шлак. Умело выбивала, металл изделия пел чище с каждым ударом.       — Можно я одолжу точильный круг?       — Стало быть, патрульный? — её взгляд соскользнул по алебарде, но потом задумчиво уперся в нарукавник. — Не-а, знака отличия не вижу.       — Путешественник я, матушка. По дороге на караван напали, я отбиться помог. Но поцарапал лезвие. Можно я одолжу точильный круг?       — Сто моры.       — Пятьдесят.       — Девяносто.       — У меня есть свой точильный камень, но с кругом удобнее. Согласен на шестьдесят.       — Вот и пользуйся своим камнем, дурачьё. Семьдесят, и точка.       — Семьдесят пять.       — Эм-м-м…       — Я был готов заплатить ровно столько, — Ицтли улыбнулся. — Не вижу причины соглашаться на меньшее.       — Странный ты, — буркнула тётка, но монеты приняла. — Ладно, стал быть, точильный круг тут. И раз ты путник, ночевать будешь у старого дуба?       — Где?       — Трактир так называется наш.       — А… Нет, я в ночь иду.       — В ночь? По лесу? А ты смелый. Или глупый.       Женщина явно разочаровалась в дальнейшем разговоре, но Ицтли вдруг последние слова зацепили.       — А что такое? Мне стоит о чём-то знать?       — Да не то, чтобы… — неохотно начала дама, но, посмотрев, как парень умело водит лезвием, всё же решила сказать: — У нас тут слухи ходят, будто в тумане какой-то зверь появился. Микул, охотник наш, находил разорванных оленей, да и… тревожно как-то.       — И давно эти слухи появились?       — Да с конца зимы, как снег сошёл и туманы начались.       — А что-нибудь происходило странное?       — Тебе-то чего. Странное — это к нашим заступникам-хористам.       — И всё же? Я же иду на самый дальний мыс, мне там лекарственные травы найти надо. Мало ли, могу помочь по пути.       — Лекарь, что ль?       — Ученик, но способный.       — Ха! И всё же… — женщина вытерла руки и оставила кувалду в сторону. Щипцами взяв заготовку, она осторожно поместила её бадью, из которой сразу повалил пар. Ицтли завороженно проследил, как та остывает, и вздрогнул, когда кузнец к нему обратилась: — Есть ещё слухи, будто дети пропадать начали. То ли в Хвойном, то ли в Глаште двое подевались. И не в лес да по грибы, а рядом с морем. Поэтому сейчас наших мы за околицу не выпускаем, даже на пастбища. А надо.       Ицтли присвистнул:       — Серьёзно у вас тут, конечно… Ладно, спасибо, хозяюшка, за разрешение. Надеюсь, мне не потребуется снова править лезвие.       — На архонта надейся, — буркнула она, но в её взгляде парень внезапно разглядел теплоту.       Дорога стелилась под ноги, деревенская лепёшка с сыром была вкусной, солнце садилось за горизонт: всё было хорошо, однако ученик хористов время от времени хмурился, вспоминая случай на перевале. Туман сильно скрадывал очертания, однако по силуэту монстр напоминал обезьяну, которую кто-то слил с собакой. А тот же командир охранников назвал существо медведекабаном, как будто видел совсем другое.       Но не столько внешним видом тварь занимала молодого странника, сколько тем, что даже усиленное стихией оружие еле-еле пробило его шкуру, да и потом на земле крови не нашлось. К тому же зазубрина на лезвии, словно оно не по ребру соскользнуло, а по гранитной скале ударило, настораживала. Что же это могло быть? Для мутации, как описывала их литература башни, зверь не проявлял стихийной силы. Даже Металл, чутко реагирующий на изменение элементальных потоков, не заметил его приближения, но пока Ицтли не мог связать воедино всё, с чем столкнулся.       «Чудовище из туманов… Интересно, на нас напало то же, что и долине следы оставило, или это несколько разных существ?» — размышлял парень, шагая по ночной дороге, слабо освещаемой луной и редкими светлячками. Она шла под уклон, поэтому идти было легко. Никаких животных поблизости не ощущалось, разве что мелкие лесные зверьки и птицы.       «Вот и проверим».       Ухая, пролетела сова. Ицтли в последний момент наклонился, чтобы та не врезалась в него — не заметила, поскольку юноша буквально растворился в окружающем мире.       «Надо поспать», — подытожил результаты сегодняшнего похода молодой путник и, зевая, наскоро соорудил себе шалаш из молоденьких ёлочек. Проведя магический круг, юноша надел перчатку обратно, а потом на всякий случай приставил алебарду к стенке шалаша, чтобы, если что, сразу за неё ухватиться. Костра зажигать не стал, поскольку не так уж и холодно было.       Ицтли разбудил тонкий писк, от которого сводило зубы. Парень привстал, повертел головой — звон оставался равномерным и доносился со всех сторон. На комариный он не походил и с каждой секундой казался всё более и более зловещим.       Ицтли выглянул наружу — всё вокруг застилал туман, только тёмные стволы елей просматривались в густой предутренней синеве. Звон тем временем становился всё сильней, доносясь непонятно откуда, но парень знал — его источник находится совсем рядом… и бродит.       — Да что же ты такое? — прошептал парень, берясь за алебарду и оглядываясь по сторонам.       Начала болеть голова. Чувство стихий опять молчало, как тогда, на перевале. Единственное, металл острия алебарды вибрировал, диссонансом реагируя на этот звук.       Ицтли подхватил рюкзак и медленно пошёл между деревьев, выслеживая невидимого противника. От дыхания в воздухе оставались облачка пара, на удивление заметные в сумраке. Переступая от ствола к стволу, он едва не потерял направление, оставленная позади дорожная веха позволяла ориентироваться в лесу.       И как только путешествуют люди без чувства стихий?       Кто бы или что бы это ни было, оно не спешило показываться ученику хористов на глаза. Парень прищурился, кусая губу: ему показалось, что над них насмехаются, над его беспомощностью, над его желанием узнать, что происходит.       Вспышка!       Неявная, обманчивая, как болотный огонёк, но реальная, низкими нотами горячего железа развеявшая этот нестерпимый звон.       Ицтли выдохнул. Впереди него были люди, шедшие с… топорами? Сложно сказать, слишком далеко, элементальное зрение не давало чёткого понимания, в какой именно форме висит металл у них на поясах.       Снова замерцали в отдалении огоньки, и парень, не убирая алебарды, зашагал навстречу к ним.       «Давай же, напади, я ведь открылся», — как в полубреду повторял Ицтли, весь дрожа от несостоявшейся схватки. Но звон отступил, оставив человека наедине с самим собой.       Огненные всполохи вскоре превратились в факела. Их несли мужики в крестьянских кафтанах, которых вёл за собой местный лесничий. Его остроносая шапка, украшенная пером и хвостом мелкого пушного зверька, сразу бросалась в глаза, отводя внимание от глубоких морщин, избородивших лоб, и шрамов, тянущихся по щеке аж до самого виска. Каким бы ни был тот страшный удар, оставивший после себя такую отметину, глаз он пощадил. Подумав, Ицтли убрал алебарду за спину.       — А ну етить! — зычно окликнул лесник вышедшего из туманного полумрака человека. — Кто такой?       — Здоров, мужики! — Ицтли честно попытался сказать дружелюбно, выставляя пустые руки напоказ. В свете факелов его перчатки казались совсем чёрными. — Я лекарь, из Бартануры!       — Лекарь, говоришь? — произнёс один из мужиков в богато вышитом кафтане и хмыкнул, скользнув взглядом по оружию за спиной у юноши. — А это тогда что, пинце… то есть, ланцет?       — Слышал, в ваших краях опасный зверь завёлся. Взял, чтобы совсем безоружным не быть, — парировал Ицтли. — Я к заливу Печали иду, и… меня что-то разбудило совсем недавно. Вы ничего по пути не слышали?       — Не слышали, — отозвался лесник, а мужик добавил:       — А тебя, случаем, не звон бубенцов разбудил?       — Если только своих.       Мужики переглянулись, а потом расхохотались.       — А если серьёзно, проснулся я от опасности. Кто-то бродил в тумане, — отсмеявшись, сказал Ицтли.       — Ишь как… Корова у меня пропала. Для праздника которую в отдельный загон отводил. А там она выбралась как-то. Хорошая бурёнка, жалко, если в лесу сгинет. Может, это она тебя так?       — Я там ночевал, — парень махнул рукой в сторону, откуда пришёл. — Могу провести. Может, следы найдёте.       — Да нет нигде следов, вот в чём беда — сказал лесник и кашлянул в кулак.       — Ты как, Мстивой?       — Да жив, жив… Сбегла твоя корова пастись. Я тебе это говорил и теперь говорю снова.       — Мне малец говорил, что видел, как она в лес сбегла!       — Ты б лучше своего мальца спросил, почему он недоглядел… Идём в деревню, мужики.       — А вдруг она здесь?! — продолжал упорствовать крестьянин, но Ицтли почувствовал, что остальные уже на стороне лесника.       — Если слухи правдивы, то в лесу может быть дикий зверь, — вполголоса заметил парень.       — А нас вот сколько! Ай, ладно, на всё воля архонта, — вдруг сдался мужик. — Значит, будем без коровы на празднике.       — Я сам потом схожу, как туман развеется, — сказал лесник и махнул рукой юноше. — Тебя как звать?       — Ицтли.       — Говоришь, лекарь?       — Ученик, но да, лекарь.       — А по годкам… — он прищурился и улыбнулся. — Давай с нами. На празднике Длани архонта побываешь. У вас в городе такого обычая и нет, поди?             — Могу и с вами, — Ицтли без колебаний подошёл к ним, и они все двинулись сквозь редеющий утренний туман обратно. — Вы откуда?       — Нижние Ельники, — опередив лесника, сказал богатый мужик. — Скажи мне, Ицтли. Ты через перевал в одиночку перешёл?       — Нет, с караваном. По пути на нас напали, — продолжил юноша и услышал сдавленные охи со всех сторон: «Это кто мог так… Неслыханно… На городской караван…» — Что именно за зверь это был, не знаю. Похож на медведя, только слишком большой и, мне кажется, нездоровый. Но охрана его отогнала. Хвала Архонту, никто не пострадал.       — Зверь, который напал на караван? — лесник Мстивой был явно озадачен. — А ты точно не разглядел, кто это был?       — Нет, в этом и дело. Туман помешал.       — На перевале?       — Что-то не так?       — Да неожиданно как-то… — Мстивой покачал головой. — Перевал обычно находится выше облаков. Странно. И этот зверь…       — Он… Его и зверем назвать трудно. Это скорее было чудовище. Большая голова, когтистые лапы, тело…       — А пах как?       — Гнилой кровью и тиной.       — Э-э-э?       Остальные мужики также переглянулись.       — А потом я узнал, что в долине бродят слухи о твари, которая скот в полях губит. Вот и думаю, что там на перевале мы столкнулись с… какой-то гадостью, которой быть не должно.       — Честно скажу, я в замешательстве, — лесник задумчиво почесал затылок.       — Я тоже, — отозвался богатый крестьянин. — Но хотя бы теперь караван из города ждать можно. Хорошие новости!       — Не кричи, Лука, — поморщился Мстивой.       — Да ладно тебе. Вот сейчас вернёмся и сразу к празднику готовиться будем. Спасибо, мужики, за помощь, я вам из своих запасов наливать буду. И ты, парень, лекарь из города, ты тоже приходи. Если не торопишься по своим делам.       — Сочту за честь. Ни разу не видел праздника Длани архонта.       — Вот и увидишь!       Ицтли улыбнулся. Может быть, пробуждение не задалось, зато день обещал быть хорошим.       Нижние Ельники вовсю готовились к празднику. Жители наряжали дома, протягивали разноцветные ленты между столбами, ставили столы на улицах. Блеяли овцы, мычали коровы, которых, как и в Снежненской, далеко на пастбища не выводили. Бегала детвора с корзинами, всякой там мелочью… Ицтли сначала вежливо отказался от предложения потрапезничать за общим столом того богатого крестьянина, а потом стал разыскивать лесника, которому хотел задать несколько вопросов.       Чем выше поднималось солнце, тем сильнее оно грело. В горах воздух всегда оставался прохладным, поэтому Ицтли не растёгивал походного плаща и не снимал шапки. Сейчас же он едва не запарился. Пришлось оставить в комнате лишние вещи и наскоро ополоснуться.       К удивлению, Нижние Ельники оказались крупным поселением, крупнее той же Снежненской. До размеров городка она пока не дотягивала, но заблудиться в ней Ицтли удалось — из-за развешанных украшений улицы казались одними и теми же. В итоге юноша вернулся на главную площадь, хмуро оглядел ряды столов и скамей, после чего решил заглянуть в храм. А вдруг?..       Обычно святилище Архонта ничем особым не выделялось. В той же Бартануре было несколько молитвенных домов, и это те, о которых Ицтли точно знал. Снаружи ничто не указывало на то, что в них собираются люди, чтящие богов, да и внутри за исключением алтаря и книжных полок вдоль стен помещения выглядели совсем буднично. Ни витражей, ни статуй, ни роскоши, характерной для храмов в городах других королевств. Дом собрания в Нижних Ельниках тоже оставался скромным снаружи и внутри.       Сперва парню показалось, что в святилище полно народа, но только глаза привыкли к полумраку, царящему здесь благодаря занавешенным шторам, как он непроизвольно хмыкнул: на всех скамьях стояли горшки с молодыми саженцами, пахнущими еловой смолой. Деревца обходил священник с молитвенником и читал нараспев псалмы. Если бы ещё в ударениях не путался б…       Ицтли кашлянул.       — Вы ждёте кого-то? — вежливо спросил мужчина, задержавшись взглядом на острие алебарды. Юноша хмыкнул: кто бы мог подумать, что самой приметной деталью в его облике будет именно она, а не, скажем, рыжие волосы, ладони в перчатках или алхимическая фляга на поясе.       — Я искал господина Мстивоя, вашего лесника. Мы сегодня встретились утром. Я из Бартануры, ученик лекаря.       — Далеко вы от города ушли…       — Меня зовут Ицтли.       Священник кивнул, положил книгу на пюпитр и повернулся к молодому человеку. Совсем внезапно он жестом показал на стоящий рядом с молодым человеком горшок с саженцем: — Возьмите, пожалуйста. Подержите. Просто постойте так. Скажите, что вы чувствуете, юноша?       Сложно было сказать сразу. Ничего на ум не приходило, да и растение было самое обыкновенное. Ицтли даже прислушался к стихиям: нет, действительно обыкновенное, здоровое, молодое деревце.       — Я чувствую волю к жизни, — усмехнулся он, возвращая горшок на место. — Этот росток… побег… Если его посадить, он укоренится и вырастет целым деревом. Каждый из этих ростков.       — Вы правы, молодой человек. Праздник Длани Архонта — это праздник возделывания земли. Все поля вокруг были распаханы плугами, железо для которого нам даровал Архонт. Все леса были когда-то посажены нашими предками, которые слышали Его заповедь вдохнуть жизнь в бесплодные края. И мы тоже следуем за ними, расчищаем старый лес и садим новую поросль на месте случайных пожарищ. Так было, так будет — ведь мы в ответе за мир, в котором живём, и за металл, помогающий нам. Металл… Он дарит жизнь и он убивает. А вы, Ицтли?       — Прошу прощения?       — Ваше оружие. Оно бывало в бою. В его лезвии слышны отголоски чужих страданий, — жрец смиренно улыбнулся. — Так бы сказал хорист. Но я не слышу стихии, я простой человек. Вы что-то хотели?       — Нет… Наверное, уже нет. Я пойду.       — Да благоволит Архонт вам на вашем пути, — благословил жрец, сложив пальцы в священном символе, и вернулся к саженцам.       Выйдя на свежий воздух, парень зажмурился и потряс головой, гоня прочь непрошенные мысли. Выбор был между тем, чтобы вернуться на постоялый двор за вещами и пойти дальше по поручению наставника Альфреда, и тем, чтобы повременить. Всё-таки приглашали на праздник…       — Эй, парень! — окликнул его кто-то. Ицтли натянуто улыбнулся и махнул рукой.       Без шапки и кафтана узнать лесника оказалось гораздо сложнее. Даже шрам иначе стал выглядеть под прямыми солнечными лучами, не говоря уже о насыщенной каштановой шевелюре с нотками прозелени.       — Мстивой? Вы?       — Признал? Ха-ха! Не каждый-то может сразу, а ты поди ж. Молодец, парень! Ицтли, да?       — Всё верно, — юноша нахмурился, пробуя вспомнить, говорил ли ему своё имя. — Я вас искал.       — Мне и сказали, что спрашивал. Я на пастбище ходил, корову Луки высматривал. Не, убегла, а куда, не пойму. Может, тьфу, потерялась в тумане… Пошли, парень, в корчму, нечего под солнцем гореть.       — Гореть?       — Да, ты как костёр светишься. Тебе не говорили?       — Я? Как костёр? — Ицтли усмехнулся и посмотрел на себя в отражении окна.       Действительно, обычно блекло-рыжие волосы сейчас напоминали по цвету опадающие осенние листья. «Натланская кровь — жидкий огонь», — словно Тётушка прошептала из старой жизни в коммуне. Или это однажды отец сказал?       — И правда. Надо же… Пошли, ладно.       — Так о чём поговорить со мной хотел?       — Да… О слухах. Я ведь иду на самый край острова, мне знать надо, что там и как. В Снежненской поспрашивал, так мне странные вещи рассказали. А ты… вы…       — Да мы уже как приятели, — беззлобно улыбнулся лесник. — Давай на ты.       Ицтли хмыкнул. Мимо ходили нарядные женщины. Мужчины тоже не отставали, щеголяя нарядными и вышитыми орнаментами рубахами.       — Я потом лучше спрошу. За кружкой чего-нибудь местного. А сейчас… В вашем святилище было много саженцев в горшках. Что это за обычай?       — О, так ты в храм заходил? А мы их потом всем селом вывезем на выделенную поляну и посадим. Потом, как приживутся, я доведу новую лесную опушку до ума и наш бор станет ещё больше. Пастырь Никодим — так, к слову, зовут настоятеля — объясняет смысл праздника так: мы берём от леса древесину, пушнину, грибы… Надо возвращать в равной мере. Ведь именно наш труд сделал эти земли обжитыми и цветущими, — лесник запрокинул голову к небу и посмотрел на пушистое облако, медленно плывшее по своим дела. — Для меня эти слова значат немного больше, чем для остальных. Помню, дед рассказывал, как он не стал возвращаться в Сумеру. Приехал по просьбе Башни в Бартануру помочь с восстановлением лесов. И остался потом, полюбился ему наш остров. Эй, осторожнее, не упади.       — Да всё в порядке, камень под ногу подвернулся, — хоть и правда, но прозвучало, как неловкое оправдание. — А что с лесом было?       — Да грибок какой-то. Или гниль. Или порча. Дед больше говорил, как готовил снадобья и как потом по всей долине ходил искать источник болезни. И хористы тоже помогали своими песнями.       — Пением, — машинально поправил Ицтли и сразу же прикусил себе язык.       — Точно, ты прав! — похоже, Мстивой даже обрадовался. — Пение! Всё-таки вы в Бартануре чаще с ними встречаетесь и знаете, что к чему!       «Даже не представляешь, насколько чаще», — едва удержался парень от смешка, но лесник по-настоящему выглядел довольным. Вот только его вспышка радости пропала так же внезапно, как и появилась:        — Эх… Хотел бы я получить Глаз Бога, чтобы видеть стихии. А то идёшь порой по лесу, читаешь следы, а сам думаешь: не приведи архонт, обвал какой в подземелье или туман всё застлит, как утром. Так потеряешься, и с концами… Эх, не грех и помечтать, да, Ицтли? Вот что ты скажешь?       — Что я скажу… А это не наша таверна?       — О! Она самая. — мужчина довольно потёр ладони. — Сейчас жаркое закажу, пообедаем… Заодно расскажу всё, что слышал за последнее время.       Мстивой не обманул и действительно много о чём рассказал о ходящих между деревнями слухах, однако ничего нового Ицтли не узнал. В благодарность же юноша поделился рецептом настоя от кашля, благо корень редиса и цветок-сахарок найти в деревне было проще простого. В конце концов парень остался в деревне до утра и отправился в Глашт только на следующий день.       Всё складывалось хорошо.