Истории Железного архипелага

      В предрассветных сумерках за пределами деревни ловить было нечего, поэтому Ицтли оставался лежать на тюфяке, который ему дал хозяин рыбацкой хаты, и размышлял. Глашт был небольшой деревней, поэтому у большинства, кто мог бы его приютить, либо были дети, либо не хватало места для ночлега. А вот у Фёдора, пожилого рыбака, в чьём доме Ицтли и остановился на постой, свободной была целая комната.       В прошлом Фёдор выходил в море с остальными рыбаками из Глашта и соседних деревень и заплывал даже за гранитный остров, где начинался безбрежный океан, но после одного шторма, едва не потопившего его лодку посреди бескрайнего моря, Фёдор зарёкся отплывать настолько далеко и стал рыбачить у побережья. Жена несколько лет назад отошла в мир иной, сыновья уехали в город, поэтому рыбак доживал свои дни один-одинёшенек и был рад любой компании, особенно из Бартануры.       До Глашта Ицтли дошёл без каких-либо проблем. Кто бы ни преследовал парня в утренних туманах, больше к нему не приближался настолько близко, чтобы металл начинал звенеть. Несмотря на это, юноша знал, что за ним кто-то следит, и то, что не удавалось выяснить, кто же именно, серьёзно тревожило. Что самое любопытное, Ицтли не мог сказать, друг или враг ходит за ним по пятам. Но как бы то ни было, в Глашт преследователь не зашёл, словно не хотел показываться людям на глаза.       В соседней комнате послышался стук, после чего стало светлее. Видимо, это хозяин проснулся и открыл окно. Обычно он вставал с зарёй, но за ставнями Ицтли видел, как серые слоистые тучи, обещающие нудный дождь, стелились по небу.       Начинался новый день, проведённый в одной из самых далёких от Бартануры деревень. Следовало пойти к старейшине и выяснить, что же стало причиной для слуха, который дошёл до Башни. Ицтли пока не знал, как именно обо всём этом говорить. Пусть учитель Альфред не запрещал заявить о своей принадлежности к хористам, промеж строк парень разглядел, что к такому можно прибегнуть только в самом крайнем случае, если все другие меры убеждения провалятся.       Юноша потянулся до хруста в спине и привстал с лежанки. Да, действительно пора за работу. Задание само себя не выполнит.       Глашт сам по себе был очень бедной деревней, но если подбирать слова для описания селения в целом, то на ум приходило следующее — скромность и аккуратность. Дом старейшины также подпадал под это описание, будучи старым на вид, но опрятным снаружи и внутри.       Главу звали Ханзо. Ицтли, услышав такое имя, подумал, что и здесь в родословной, если поискать, удастся найти корни из Сумеру. На вид мужчине было лет сорок пять, седина в бороде и на висках говорила, что совсем уже скоро ему придётся искать преемника на свой пост. Особо бросался в глаза непривычный для сельской местности городской костюм, слегка пошарпанный, но сохранявший нотки официальности. Скорее всего, его Ханзо надевал только на встречу с важными людьми, и то, что парень попал в их число, слегка тешило самолюбие.       — Вам точно не нужен будет провожатый? — уточнил Ханзо, узнав, куда собирается приезжий бартанурец.       — Я думаю, не потеряюсь. Там у вас вдоль залива скалы и подъём к утёсу. Слышал, там много ляписа.       — Много, только не кор, — усмехнулся Ханзо, после чего пояснил на немой вопрос: — Кор, который ляпис. Концентрат Гео. Диковинка Ли Юэ.       — Ах, вот оно что. Вспомнил. Нет, мне не кор, мне просто ляпис нужен. Синий такой камень.       — А почему именно он? Для лекарств лучше янтарь, я прав?       — Да, всё так, — ответил Ицтли, а сам вспомнил, что ему говорил аптекарь. — Ляпис нужен для пудр, которыми подводят глаза. Получается крайне выразительный взгляд… Ещё рвотные из него хороши, да и в прикладной алхимии есть некоторые рецепты. Так вот, ближе к делу. Будучи возле утёса, я точно смогу найти дорогу обратно.       — И всё же вам нужен проводник, — старейшина Ханзо упрямо гнул свою линию. — У нас в окрестностях сейчас часто случаются туманы. Что среди ясного неба, что по такой погоде, как сейчас. И ещё есть места, куда вам точно не стоило бы заходить. Здесь… Точнее, где залив Печали, был повержен архонт.       Ицтли присвистнул:       — Серьёзно?       — Да! Можете мне не верить, но я не хочу, чтобы вы пострадали, юноша. Тень архонта — это страшно, поверьте мне. А уж что она делает… — Ханзо дёрнулся, как будто ударенный электричеством, и болезненно скривился.       — Всё в порядке?       — Да… Нет. Не совсем. У нас недавно беда случилась. Двое детей встретились с Тенью.       — Что с ними стало?       — Митя смог убежать и позвать госпожу Риту… Она наша чародейка. А Хитер пропал. Еле нашли в расщелине, где он прятался от Тени. Но госпожа Рита… Она прогнала эту жуть.       Ицтли кивнул и почесал подбородок. Пока всё складывалось интересно: оказывается, ребёнок всё же пропал. Видимо, слух пошёл как раз во время его поисков, а новость о том, что всё благополучно разрешилось, просто пока ещё не дошла до других деревень.       — Я могу повстречаться с госпожой Ритой? Мне интересно узнать, что это за Тени такие.       На самом деле Ицтли догадывался, чем это может быть. Скверна павших архонтов обретала форму ужасных мутаций, но чем слабее она была, чем мимолётнее оказывалось её влияние на мир. Пресловутые Тени — отголоски отголосков, смутные воспоминания, потерявшие очертания. Они быстро исчезали, хотя и могли сильно испугать неподготовленного человека.       — Если подождёте, — призадумавшись, ответил Ханзо. — Госпожа просила её не беспокоить без важной на то причины. Знаете, магия, она ведь много сил требует.       — Я подожду, — кивнул Ицтли. — И если вы так настаиваете на проводнике, то подожду и его.       — Спасибо, юноша, — кивнул в ответ старейшина Ханзо.       За весь день солнце выглянуло только дважды. Глашт, омываемый солнечными лучами, становился чуточку краше и переставал казаться самым унылым местом во всём Тейвате.       Конечно, парень понимал, что не прав, но ничего не мог с собой поделать. При мысли о том, что здесь ему придётся задержаться, Ицтли приходил в подавленное состояние духа. К счастью, пока всё шло неплохо, надо было только порасспрашивать других жителей деревни о слухе, из-за которого наставник его и отправил сюда, и можно было возвращаться обратно. Даже без ляписа и букета камнеломок.       — Привет, малышня, — Ицтли махнул рукой детям, сидевшим на перевёрнутой лодке. Те настороженно следили за незнакомцем. — Кто из вас Митя?       — А тебе зачем, дядя? — спросил самый старший из них.       — Мне к утёсу надо, а мне рассказали, что там неспокойно. Ваш друг с Тенью повстречался, говорят. Хочу знать, что это и смогу ли я победить его этим, — Ицтли коснулся алебарды за спиной.       — Его здесь нет, — сказала девочка. — Пойди к бабке Мирошке. Она его мама.       — Только он болеет. Так испугался тени, что обкакался. Ха, вот же трус! — поддакнул мальчишка.       — На себя посмотри, Тао!       — Ой, да я бы эту тень так, так, а потом так!       Ицтли не стал слушать, о чём дети спорили, и направился в указанную сторону. Мимо одного дома лезвие алебарды дёрнулось, и парень услышал очень характерный звон в ушах — след Гео. «А вот это уже интересней», — подумал ученик хориста и постучался в дверь.       Её открыла рано состарившаяся женщина. Слово за слово, выяснилось, что её муж сейчас в море, а сын как вернулся с утёса, так больше из дома не выходит и от кошмаров плачет.       С трудом уговорив женщину разрешить осмотреть мальчика, Ицтли подошёл к закутку на печке, где под одеялом прятался ребёнок, до боли напомнивший юноше о том, каким он был в коммуне несколько лет назад, когда только-только нашёл крышу над головой в Бартануре.       Несмотря на день, тот беспокойно спал. Ицтли казалось, что не надо обладать чувством стихий, чтобы ощутить, сколько же элемента Гео скопилось в теле мальчика. Попросив его мать подготовить горячую бадью и расставив нужные фигурки из сумки, Ицтли впервые за путешествие откупорил фляжку, которую ему выдали в Башне, и приготовился к ритуалу.       В сосуде у него был тончайший железный порошок. На самом деле, не только железо входило в эту пыль, однако это было не принципиально: всё равно действующим веществом сейчас было именно оно, зачарованное и послушное. Такое, которое могло бы повиноваться воле ещё не хориста, но ученика.       Читая нараспев псалмы, юноша водил над мальчишкой ножом, который постепенно покрывался ржавчиной. Зато и гео, отравляющее ребёнка, тоже распадалось на безопасные частицы, выходящие с потом, слезами и остальным. И чем дальше, тем спокойнее становилось дыхание ребёнка, повстречавшегося с какой-то потусторонней гадостью.       «Скверна павшего архонта… Но кого? В Заливе Печали хористы прошлых поколений убили нескольких богов из Тёмного моря. Кроцелл, Хаурес, Увалл… Но все их останки запечатали на дне залива. Неужели чья-то Печать ослабла?       Теперь перспектива остаться в Глаште подольше не вызывала в душе Ицтли тоски. Слишком нехорошими могли быть последствия спустя рукава выполненного поручения.       Оставив мальчика матери, Ицтли покинул дом, но сказал, что вернётся на днях проверить, улучшилось ли состояние его пациента. Женщина отчего-то верила, что теперь точно всё пойдёт на поправку, ведь даже госпожа Рита не могла настолько заговорить стальной кинжал, а уж она тоже лечила её ребёнка от прикосновения скверны.       Так и прошёл день. Только ближе к его концу, вновь навестив старейшину, парень узнал, что знахарка и чародейка Рита будет ждать его завтра с утра в своей хижине. С проводником Ханзо пока решал — все взрослые мужчины сейчас были в море.       Вернувшись домой, Ицтли собирался отдохнуть перед завтрашним походом на плато, как вдруг дедушка Фёдор уговорил-таки гостя разделить с ним ужин. Незаметно на столе оказалась домашняя наливка с персиковым вкусом, и разговор потёк сам собой.       — Значит, ты идёшь к заливу Печали, Ици?       Парень усмехнулся. Так его ещё никогда не называли, было в этом обращении что-то домашнее.       — Всё так. Мне там надо найти ляпис и собрать букет камнеломок. Пойдут в лекарства и макияж. Хех, сколько, на самом деле, женщин любит украшать себя румянами, белилами и всем остальным. Когда я стою у прилавка и отпускаю товар, то, наверное, уже на глаз могу понять, кто чем пользуется.       — И как идёт торговля в городе?       — Да как, дедушка… Бойко идёт. Пока я учусь у господина Синигами, мне и приходится заниматься такими вещами. Или вот как сейчас, идти на другой конец острова за цветком-эндемиком.       — Каким-каким?       — Местным, то есть. Нигде на архипелаге больше его нет, а вот у вас на утёсе прижился.       Фёдор покивал, разлив по ещё одной кружке себе и гостю.       — Тут у нас это, в последнее время беды случаются, — промолвил он. — То тени появятся, то в туманах чужие голоса слышны. Госпожа Рита думала, что старые печати прохудились, как дно у лодки, но нет, они в порядке. Я же в этих магических науках ничего не знаю. Умею только сеть закидывать, гарпун метать или удить в прикормленном месте. А ты знаешь, какое там вдалеке море, когда ты уходишь туда, где не видно даже белоснежного пика? — старик причмокнул и крякнул. — Там ветер такой, словно крылья у него. И смотришь вниз, а под водой как звёзды. Там такие крупные рыбины водятся, ты бы знал, Ици. Я во-о-от такую однажды выловил, — Фёдор развёл руками, а потом махнул в сторону окна. — Она бы у меня дома поместилась целиком!       — Лодка не потонула?       — Да не! Я её загарпунил и примотал верёвку к мачте. Но пока доплыл, её обглодали акулы. Совсем немного жира и мясца оставалось на костях… Зато голову я сохранил! Ты представь, чешуя на солнце блестела, как зеркало! И ладно бы чешуя, но и глаза были такие глубокие, умные… Эх, всё прошло. И даже сыновья мои разъехались. Я так просил, чтобы в Глаште кто-нибудь остался, но нет, они другой жизни искали. А я и не знаю, где они и как. Эх, Ици, разве это жизнь? Мне казалось, что да. Но на днях в тумане я услышал, как меня зовёт Агата… Жена моя, мир её праху. Я как услышал её голос, так в груди резануло, что думал — вот и помру я так. Грустно всё это, Ици.       Фёдор уронил голову на грудь. На его лице возникла болезненная гримаса, как будто невыплаканные слёзы жгли ему глаза.       — Я соболезную, — Ицтли попробовал сказать хоть что-то.       — А-эх, ладно… Поздно уже, сынок. Спасибо, что послушал старика. Кому я ещё могу рассказать, вот скажи… Давай ещё по одной. И это, Ици, будь там осторожен, куда идёшь. Я слышал, ты сынка Мирошки вылечил?       — Да, было дело.       — Он совсем плох был после того, что приключилось. Хорошо, что Хитер вернулся здоровый. Когда дети болеют, а ты ничего не можешь сделать, то так обидно… Это так несправедливо.       — Мир вообще несправедлив.       — Будь у нас божество, как в Инадзуме, было бы получше. Люди свою справедливость делают, а боги — свою. И так они дополняют друг друга…. Так Агата говорила. Её прабабушка из Фонтейна была…       С каждой следующей фразой старик всё сильнее клевал носом, поэтому Ицтли проводил его до кровати, а сам пошёл на свою лежанку. Пол под ногами покачивался, а голова казалась такой лёгкой и пустой, что в ней мог бы поместиться целый мир. «Кажется, завтра мне будет нехорошо, — думал парень, поглаживая флягу с железным порошком. — Но пусть это будут проблемы завтрашнего меня. Прошу, архонт, пусть я смогу нормально поспать…»       Ицтли резко открыл глаза. Откупорил фляжку и высыпал металл на ладонь. Нет, он не шевелился. Показалось.       — Vira, — шепнул парень железу, и оно тонкой струйкой затянулось в горлышко фляги.       Ицтли лёг обратно, но сердце продолжало сильно колотиться. Желания хориста… Если их не контролировать, они могут отзываться во всём металле поблизости. Парню невольно вспомнилась ложка, которую тётушка подкладывала под подушку, когда ему снились кошмары. Как давно это было…       Ицтли проснулся от того, что глаза слишком слезились. Спросонья он не понял, чего это с ним такое, но потом проморгался и увидел множество солнечных зайчиков по всей комнате — свет играл на лезвии алебарды, каким-то образом упавшей ночью на стол и не разбудившей его.       Вчерашний день помнился смутно. Парень с шипением сквозь зубы присел, потрогал виски и сосредоточился. Вроде бы, чувствовал себя он хорошо, если только не считать невыносимой сухости во рту.       «Мне надо встретиться со знахаркой Ритой, со старейшиной Ханзо… К мальчишке я не заходил вчера? Вроде бы нет. Тогда тоже нужно… А, стой, Ицтли, заходил. Тогда надо немного всё переиграть. И чтобы я ещё раз выпил столько домашней наливки!»       В комнату заглянул Фёдор:       — Ици, ты как? — старик выглядел куда лучше, чем Ицтли запомнил со вчера. Казалось, он сбросил лет пять и весь приободрился. — Хвала архонту, такое солнечное утро выдалось! Был бы я моложе, вышел бы в море. Какая благодать!       — Воды… — парень взял протянутую кружку и в несколько глотков осушил её. Лёгкий травянистый вкус разобрал только в конце.       — А это настой для бодрости, — с нотками гордости сказал рыбак. — После него весь день на ногах провести — как лосося подсечь!       — Буду надеяться…       Как ни странно, безымянная настойка подействовала. Сонливость как рукой сняло, да и силы прибавились. Особенно после завтрака с золотистой яичницей, которая вновь напомнила Ицтли о коммуне.       Отправившись к старейшине, как они вчера и договаривались, Ицтли на несколько минут остановился рядом с деревом, растущим между заборами. Солнце ещё было невысоко, поэтому тень от листьев на землю пока не падала, и парень стоял, зажмурившись и подставив лицо свету. Тепло наполняло его изнутри, словно незримая рука накрыла его от всех невзгод.       И тут холодный ветер пронзил парня насквозь. Моментальный порыв, не больше, однако чувство Стихий испуганно колыхнулось, как если бы где-то случился элементальный взрыв.       Ицтли резко открыл глаза и огляделся. Никаких внешних проявлений. Видимо, источник находился вне деревни. Что бы это могло быть?       Старейшина Ханзо огорчил, сказав, что проводника найти ему не удалось. Он всё же попросил не идти к утёсу в одиночку, но без особой надежды. Услышав же ожидаемый ответ, пообещал, что если Ицтли не вернётся к обусловленному времени, он как деревенский глава отправит депешу в Бартануру и организует поиски.       После короткого разговора они оба пошли к госпоже Рите. Оказывается, юноша уже проходил мимо её хижины на окраине, но внимания не обратил. Изгородь, заросшая плющом, скрывала огород, маленький алтарь архонту и неприметное строение, которое снаружи создавало впечатление времянки, которую снесут, как только построят нормальный дом.       — Госпожа Рита живёт одна? — вполголоса уточнил Ицтли, глядя на сорняки, растущие между грядок.       — Сейчас да, — отозвался Ханзо. Он подёргал за колокольчик, подождал, дёрнул вновь и, вздохнув, пожал плечами: — Похоже, она сейчас…       Дверь распахнулась настолько резко, что старейшина отступил и тонко крикнул.       — А, это ты, скупердяй, — скрипуче произнесла пожилая дама, держа в руках кадку с цветком.       Ицтли прищурился. Неужели в растении был элемент Пиро?.. Что, действительно?!       — А это кто? Я его не знаю, — указующий перст с негодованием уставился на парня. — Кого ты привёл, зятёк?       — Это ученик лекаря из Бартануры, — заметно сбледнув, ответил старейшина и бросил быстрый взгляд на юношу.       Ицтли показалось, словно он присутствует в чужой истории, где не может ничего сделать. Какие бы ни были отношения между ними двумя, он там оказывался совершенно лишним.       — Какого ещё лекаря? А ну-ка не ври мне, негодник! Никаких лекарей я тут не вижу. Стража — может быть. Что за алебарда у тебя, сынок?       — Белое железо, — машинально отозвался Ицтли. — Я ученик лекаря из Бартануры, господин Ханзо всё верно говорит, ба… мадам.       — Слишком много болтаешь, но говоришь красиво, — проворчала Рита и сурово уставилась на старейшину. — Оставь нас. Да не бойся ты! Я его не съем.       — Как скажете, мама, — сглотнул Ханзо и, неловко улыбнувшись Ицтли, ушёл.       Парень проводил его взглядом до калитки, а после повернулся к Рите и недоверчиво уточнил:       — Мама?!       — Зятёк он мой. Чего встал? Заходи давай, лекарь… Алебарду свою всегда с собой таскаешь?       Внутри домик Риты выглядел уютнее, чем снаружи. На долю мгновения Ицтли подумал, что он как нельзя кстати отражает и свою хозяйку: такую колкую снаружи и добрую внутри — но хмыкнул:       — Да, мадам Рита. Я после вас к утёсу собираюсь…       — Давай начистоту, сынок, — женщина поставила кадку к другим цветам, тянущим свои лепестки к окну, и села за стол. От её пристального взгляда Ицтли стало неуютно. — Ты никакой не лекарь. Я права, если скажу, что ты из Башни?       Повисла тишина.       — Почему вы так думаете?       — Во-первых, я заставила зятька отправить депешу хористам о том, что у нас появились Тени. И вот спустя десять дней приходишь ты. Я указала, что они встречаются возле утёса. И ты тоже идёшь туда. Чего так смотришь на меня? Ханзо мне всё рассказал. Я тут тебе не провидица, если что. В-третьих, ты заговорил стальной кинжал и полностью вылечил Мирошкиного сына. А, между прочим, даже я бы лечила его больше недели.       — Я заметил, что элемент Гео в нём уже был… растрескан. Мне удалось закончить начатое вами.       — А во фляжке у тебя зачарованное железо, сынок?       Ицтли прикусил язык.       — Да у тебя на лице всё написано, ха-ха! — женщина рассмеялась и вдруг хитро улыбнулась. — Ладно, расслабся. Я же сказала, что тебя не съем. А Ханзо заслужил! Он тот ещё негодник. Пока не пнёшь, не полетит. Как его управлять деревней выбрали, так и не понимаю.       — Я… мадам Рита, я с вами буду откровенен. Меня зовут Ицтли и я… формально, не из Башни. Я пока ещё не хорист, только учусь.       — Они прислали нам недоучку, — беззлобно подытожила знахарка и закатила глаза к потолку. — О, милостивый архонт, твои певцы совсем обленились!       — Я бы не стал так говорить. Кхм, простите. Так или иначе, учитель сказал мне проверить слухи о пропаже ребёнка. Вы можете мне рассказать, что произошло?       — Могу, могу, — ворчливо протянула мадам и подошла к заварочному чайнику. — Присаживайся, сынок. Разговор будет долгим. Не бойся, я тебя не отравлю. Спасибо хористам, что вообще кого-то прислали, хе-хе-хе.       Ицтли сел за стол под скрипучий смех и настороженно пригубил безымянный напиток. Парень удивлённо вскинул брови:       — Ух ты. Напоминает эликсир из аптеки.       — А это своё, домашнее, — госпожа Рита сложила руки и стала напоминать большую нахохлившуюся птицу. — Итак, слушай… Как часто ты замечал туманы по пути к нам из Бартануры? Молчи, это не вопрос. Клянусь, не только я считаю, что они ненормальны. Их не должно быть! Да, у нас по ту сторону Спящей горы та ещё погодка летом и зимы мёрзлые, но туманы — это чьё-то наваждение.       Молчи, говорю! Я не знаю, чьё именно и вообще, это придурь старой знахарки, которую будущий хорист Архонта всерьёз не должен воспринимать. Придурь, я говорю, а не знахарку. Настоящие хористы никогда не пренебрегают теми, кого обязаны защищать. Ты вообще знаешь, когда и ради чего наш архонт создал первых певцов Металла? Хотя чего я спрашиваю, точно знаешь, ты же из Башни, сынок… Поделиться своими силами с людьми, не даровав им Глаза — это представь, какое доверие? Попробуй отбери у любого чародея его Глаз, и всё, от человека останется бледная тень. О! Так о чём я.       Молчи, Ицтли из Бартануры! Я ещё не договорила. Всё началось с туманов. Как снега сошли, так они зачастили. Рыбаки поэтому далеко в море не отплывали, потому что посреди дня могло вдруг накатить волной и до ночи. Ты же у Фёдора остановился? Он бывший рыбак и знает, что так быть не должно. И не смотри, что я такая старая и ворчливая, сынок. Меня только зять боится, а в деревне все уважают и зовут, если кто-то заболевает! Ах да, Митя…       На самом деле всё, что с ним произошло, меня беспокоит. Ты хорошо долечил дитятю Мирошки. Этим и показал себя. Остальные не знают, но я тоже умею слышать песни Металла. Вчера он пел невероятно чисто. У тебя во фляжке метеоритное железо, так ведь?       — Это секрет Башни, — мотнул головой Ицтли.       — Да мне не сдались ваши секреты. У меня вон, своих полно, — госпожа Рита махнула рукой куда-то в сторону. — Мне от мамы, а ей от бабушки и так дальше по материнской линии достались знания, как следить за Печатями в заливе. Если вдруг какая из них треснула бы, то хористы сразу же бы об этом узнали. Умру я — и моя дочь будет смотрительницей.       — Прошу прощения, мадам, но всё-таки… — юноша развёл руками. — Вы обещали рассказать про детей.       — Я тебе ничего не обещала. А ты не перебивай, наглец!       Женщина с видимым раздражением встала, пошла к двери и посмотрела на Ицтли:       — Продолжим разговор на улице. У алтаря.       Ицтли кивнул, допил остатки эликсира и отправился следом за госпожой Ритой.       Снаружи похолодало. Солнце скрылось за плотными облаками, ползущими со стороны моря.       — Снова-здорово, ты только посмотри… — пробормотала знахарка, глядя на небо. — Не пойму, это дисбаланс гидро или крио…       — Почему дисбаланс?       — Никогда не было такого холодного и дождливого лета. Понимаешь? Это всё неестественно. Туманы, появившиеся Тени, пропадающие дети… Митя и Хитер гуляли во-о-он за той скалой, видишь её?       Проследив за рукой знахарки, парень увидел холм, на котором среди серой гальки виднелись тусклые ржавые прожилки.       — Там появилась Тень?       — Хорошо сказал, сынок. Она появилась. Из ниоткуда. Ни от ослабевшей печати, ни со стороны Тёмного моря, ни-че-го. Если бы такое было возможно, я бы сказала, что она пряталась в засаде. Хитер и Митя разделились. Первый побежал окружным путём, чтобы отвлечь Тень на себя, а Митя — ко мне. Но не добежал.       — Что с ним стало?       — Не знаю. Только его нашли возвращающиеся взрослые. Он лежал посреди дороги без сознания и весь в дерьме… Обделался со страха, чего смешного? Улыбку сотри, скалишься мне тут… Мне особенно не нравится, что Митя подхватил столько дряни. Откуда? От Тени? Почему тогда Хитер, который рисковал больше его, вернулся совершенно чистым?       — А где сейчас Хитер?       — Опять где-то за деревней. Может быть, как раз снова около того склона. Я там экзорцизм провела и оберег поставила, так что не думай, что я совсем бесполезная, ученик хористов!       Ицтли моргнул, откровенно говоря, не поняв, почему это ему сказали:       — И не думал, госпожа знахарка. Спасибо вам за уделённое мне время. Я… Мне теперь стало яснее, что произошло. Между нами, я пойду к утёсу, откуда виден залив, и проверю, что там с балансом стихий. Вблизи утёса есть Печати?       — Печати все на дне залива, дурень, — отозвалась женщина, — но мысль дельная. Я могла не заметить. Ты же будущий хорист, а я просто чаровничать умею.       — Мне кажется, что всё произошедшее может быть последствием излившейся из-за Печати скверны мёртвых архонтов. И погода, и Тени, и… твари.       — Какие ещё твари?       — По дороге сюда на перевале…       Ицтли рассказал Рите, чему был свидетелем, пока добирался до Глашта, и видел, как менялось лицо пожилой женщины сперва от недоумённого, до испуганного.       — Сынок, — сказала она, когда парень закончил, — срочно беги в башню и расскажи обо всём этом. Плюнь на проверку! Мутация — это очень плохой знак! Печать точно нарушена!       — Не могу, — Ицтли развёл руками, — мне надо сначала узнать, какая Печать или Печати треснули. Хористы прошлого убили и захоронили здесь… троих павших Архонтов, а ведь были и другие. Узнаю, какого бога эти манифестации, выясню его имя — облегчу работу моим соратникам.       — Мне тебя не переубедить, — горемычно сказала госпожа Рита и сплюнула. — Иди, если решил, сынок. Только если ты не вернёшься, я отправлю молнию в твою Башню.              Идти к холму по испортившейся погоде… Не было никакого желания тащиться в холодный ветер и не менее возможный моросящий дождь, который пока, слава Архонту, не начался. Будь у парня выбор, он бы остался в деревне, пока бы не выглянуло солнце, но задание наставника — это задание наставника, не возразить.       С такого расстояния деревня выглядела заплаткой между полей. Если на детей напали где-то здесь, то возникал вопрос, почему они оба не побежали вниз, а разделились. Да и то, что Митя, к которому Тень не притрагивалась, подхватил откуда-то стихийное отравление, было непонятным.       Чувство стихий молчало. Нигде не было даже и следа чужого присутствия. Поэтому когда Ицтли, задумавшись, пнул камешек и тот отлетел в кусты, в которых кто-то ойкнул, юноша схватился за алебарду.       — Больно! — услышал он детский восклик, а после из зарослей высунулся ребёнок примерно одного с Митей возраста.       — Ты кто, малой? — Ицтли немного расслабился, но руки с древка не убрал.       Мальчуган обиженно отряхивался и не спешил отвечать, бросая колючие взгляды из-под соломенных вихров. Они у него торчали во все стороны, забавно сочетаясь с усыпавшими все щёки веснушками. При взгляде на его тонкую не по погоде рубашку и драные серые штаны парню становилось холодно.       — Хитер я. Из Глашта, во-о-он той деревни снизу! А вы кто, дядя?       — А я лекарь. Точнее, ученик. Что ты тут делаешь?       — Митю жду. Он обещал прийти, как выздоровеет.       — Мальчик… Хитер, почему ты не в деревне? Здесь опасно.       — Не-а! — он хлопнул в ладони. — Старуха тут оберег поставила, вот и теперь никакая тень не сунется. А куда ты идёшь?       — Кхм… А тебе зачем?       — Скучно мне, дядя. Никто из друзей со мной сюда не ходит. А я вот когда от чудища убегал, такое видел!.. Так хочется показать им, а их не пускают.       Ицтли задумался, а потом кивнул своим мыслям:       — Слушай, малой. Я иду к утёсу, который рядом с заливом. Если тебе скучно, можешь пойти со мной. Но я советую вернуться в деревню. Тебя мама и папа не ждут?       — Не ждут, — и Хитер фыркнул. — Спасибо, дядя! Я такие огни над заливом видел!..       — Ого, — Ицтли вздрогнул. — Покажешь?       — Конечно! А тебе зачем нужно идти к заливу?       — Всё тебе знать надо, малой.       — А вот и надо! Это чтобы я провести тебя смог!       Юноша слегка поморщился. Этот бодрые восклицания вызывали отголоски головной боли и вообще, мальчик казался чересчур жизнерадостным. Про таких в коммуне говорили, что они «летние дети» — всегда весёлые, всегда проворные… А то, как Фахид плакал в подушку, никто не знал. Даже Ицтли. Если бы тётушка Марта однажды бы не рассказала, так бы и осталось бы это секретом. Но Ицтли как старший брат должен был это знать.       «А я дитя зимы — холодов и льдов, которые меня чуть не убили», — подумал парень, ёжась от пронизывающего ветра. Не спасал даже плащ. Но у мальца и его не было: он в тонкой рубашке шагал рядом и рассказывал, заливаясь смехом, что-то своё.       — Прости, задумался, — хмыкнул ученик лекаря. — Я иду за ляписом и камнеломками. Знаешь, что это за вещи?       — А! Конечно знаю! Камнеломки — это такие цветы, которые растут в скальных трещинах, поэтому их так и называют — камнеломки. Это цветы, мне бабушка Рита рассказывала, похожи на нашего Архонта. Он тоже камни ломал и бился с самым сильным богом, который… — мальчик аж поперхнулся от восторга. — Его звали… А…       — Да вроде бы не бился, — честно попробовал вспомнить Ицтли то, что вычитал в Башне. — Архонт Ли Юэ, конечно, сильно недолюбливал нашего, но… Рекс Ляпис и Воин стужи никогда не сражались друг против друга. А вот вместе — бывало.       — Ух ты, — глаза мальчика заблестели. — А против кого?       — Ой, если бы я знал во всех подробностях Войну… Я только так, слегка интересовался нашей историей. Тогда Архонтов и вишапов было очень много, поэтому без божественной защиты люди на континенте едва не погибли. Остались только те, кто присягнул Архонтам. Спокойно жили только те, кому повезло оказаться вдалеке от всей этой неразберихи и сражений за власть над стихиями. Один из народов Инадзумы, если я правильно помню, как раз пережил Войну в своём скрытом царстве.       — Как интересно… — Хитер даже стал идти медленнее, не отрывая взгляда от рассказчика.       — Страна белой ночи… Знаешь, я бы хотел как-нибудь там побывать, но, боюсь, простому человеку попасть в это убежище, которое ещё наверняка и священно, будет очень непросто. Но когда-нибудь я покину наш остров, — Ицтли мечтательно улыбнулся. — М-да, сколько всего для этого мне надо ещё выучить, ты бы знал, малой.       — Ага! О, смотри!       — На что?       Ицтли оглянулся, посмотрел туда, куда указывал Хитер, и увидел скалы, рассечённые горизонтальным прожилками, словно слоями.       — Вулканические траппы… В книге они невзрачнее, — пробормотал парень, окидывая их взглядом. Этих скал вокруг было столько, словно здесь недавно происходило извержение. — Хуан Хэй пишет, что так выглядел архипелаг Барзель, когда только-только наши предки на него высадились. Пустынный край, огнедышащая гора и никакой растительности. Только потом, за много поколений, всё здесь стало таким, какое теперь. И даже леса на архипелаге высажены вручную… А здесь никто ничего не делал.       — Ты разве раньше не видел их?       — Нет, — Ицтли пожал плечами. — Я же из Бартануры.       — О… О-о-о… О!       — Ты чего, малой?       — Так ты из Бартану-у-уры! А как дошёл?       — Через перевал, — парень хмыкнул. — Там, конечно, туман стоял и страшный зверь на караван напал, но нам удалось его отогнать. Солдаты хорошо поработали.       Хитер уставился на алебарду, которую Ицтли носил с собой.       — Ты тоже сражался? — шепнул мальчик.       — Нет. Я вообще ношу её с собой, чтобы на меня не нападали. А так… Воинам удалось прогнать чудовище.       — Кру-у-уто, — Хитер отвёл глаза и вдруг жалобно протянул: — Дядь, а можно твою алебарду подержать?       Ицтли рассмеялся:       — Ну уж нет, малой! Сперва подрасти, чтобы за оружие браться.       — Вечно вы так все, взрослые, говорите, — Хитер надулся и отвернулся. — Сейчас уйду, и никаких ты огней над заливом не увидишь.       — Я не потеряюсь. И вообще, возвращайся в дерев… — Ицтли осёкся, поняв, что они находятся уже далеко от оберега и что тут может быть ещё Тень. — Хотя нет, вернёмся вместе.       — Ладушки! — мальчишка сменил гнев на милость. — Нам совсем недалеко до утёса!       Компания Хитера потихоньку переставала раздражать Ицтли. Мальчик постоянно балаболил, рассказывал о том, как его друзья в деревне живут, сожалел, что Митя так сильно заболел, и сразу же, задрав нос, говорил, что его болезнь не коснулась. Он долго пытался описать, как выглядела Тень, но потом простодушно заявил, что её нельзя запомнить.       Так слово за словом Ицтли узнал, что родители Хитера вообще не заботятся о нём, потому что у них в семье новый ребёнок и всё внимание уходит ему, а к старшему брату обычно обращаются «подай-принеси». У бабушки Риты растут дикие растения, которые хотят выбраться наружу и захватить остров, потому что они разумные и очень хитрые. Старик Фёдор — хороший, он умеет плести рыбацкие сети и мастерит удочки для детворы. А ещё разные фигурки умеет вытачивать из дерева. А старейшина Ханзо по праздникам раздаёт всем медовые пряники, которые ему привозят из Бартануры, но поскольку караванов долго не было из-за туманов на перевале, то в праздник Длани Архонта Ханзо ничего не раздавал.       От этого нескончаемого потока слов голова Ицтли начинала потихоньку пухнуть. Хорист словно впал в лёгкий транс, пропуская мимо ушей большинство, о чём говорил малец, и пытался вспомнить, а он был ли таким же в детстве?       Да нет, вряд ли. В коммуне он вёл себя совсем иначе. Всё было иначе. Ицтли учился в школе, гулял по городу, сбегал с уроков сенсея Муцуки, знакомился с разными ребятами, попытался спасти котёнка от голодной и холодной смерти, заблудился в метели…       Перед глазами мелькнули смутные образы той другой Бартануры, по которой его нёс ферркайт, мистический и духовный зверь самого Архонта, и пальцы закололо фантомной болью. Парень сжал кулаки и медленно успокоился.       После той ночи обмороженные ногти остались чёрными навсегда. Они отрастали кусочками ночного неба, но, к счастью, больше не болели. Однако такой «поцелуй Металла» приходилось прятать от любопытных взглядов. С другой стороны, Ицтли ещё повезло — он знал хористов, которые носили отметины куда более приметные. У Альфреда, его учителя-хориста, на руке был длинный шрам, похожий на паутину. Как он рассказывал, его ударила молния, когда он проходил между двумя заряженными пластинами. А вот почему башенный библиотекарь Баюн не снимал своей маски, парень даже не спрашивал. Достаточно было представить, каким мог быть «поцелуй» на лице...       — Ещё чуть-чуть! — голос Хитера вернул Ицтли в реальность, и он осмотрелся.       Оказывается, они и впрямь уже подходили к побережью… к обрыву, который окольцовывал залив. Высотой скалы напоминали фьорд, но шириной и формой залив являлся старым кратером от другого вулкана, который однажды взорвался. Вроде, ещё до появления на архипелаге изгнанников, как считал автор бартанурской энциклопедии Хуан Хэй.       Ицтли ускорил шаг и вдохнул полной грудью воздух, пахнущий морем. Волнующееся покрывало облаков несло с собой лёгкий моросящий дождь, который едва ли можно было ощутить на лице.       Одно поднятие на лежащую синеватую плиту — сточенную временем и ветром вулканическую породу — и впереди раскинулось серое под цвет неба море, окаймленное утёсами со всех сторон кроме той, что вела в направление Тёмного моря, где скрывались падшие Архонты. Далеко внизу плескались волны, набрасывающиеся на крепкие скалы, но чем дальше от утёса, тем ниже опускались траппы, в конечном итоге превращаясь в песчаные берега. Там, где сейчас Ицтли и Хитер стояли, было одно из самых высоких мест на побережье залива.       Если бы не мрачные предания и Печати, то в этой бухте можно было бы построить второй портовый город ничуть не меньше Бартануры. Однако просачивающиеся грёзы и скорбь погибших здесь богов, осквернённых тьмой и пропитанных элементом Гео, скапливалась на дне залива густой чёрной смолью. Изредка хористы собирали эту жижу и использовали в каталитических реакциях, которые, как Ицтли знал, на материке были не просто под строгим запретом — на материке бы подобное сразу вызвало бы гнев Небес.       — И где же ты видел эти огни, Хитер? Когда? — Ицтли озирался, стараясь выцепить взглядом хоть какую-нибудь неправильность, но всё выглядело вполне себе спокойно.       — Когда Митя убежал в деревню, а я рванул сюда. Рядом с этими священными курганами тень развеялась. А потом я увидел, что по всему заливу сверкали огни. Они начинались вот отсюда, — мальчик наклонился над обрывом и показал вниз. — О, вот и они!       Ицтли сразу же подошёл к нему и, мягко отведя за плечи от края, взглянул туда сам. Парень изо всех сил расширил область своего чувства Стихий, пытаясь уловить элементалистику манифестаций. Вот только там ничего не было. Совсем ничего.       — Ты шути… — юноша начал разворачиваться к мальчику и вдруг его мягко толкнули.       Долгую секунду Ицтли пытался удержать равновесие, балансируя на краю обрыва, но Хитер неловко улыбнулся шепнул:       — Прости.       В его голубых глазах мелькнули желтоватые искорки, и камень под ногами хориста треснул.       — Гео! — выдохнул Ицтли.       Невозможно медленно лицо мальчишки пропало с глаз, сменившись скалой. Крик застрял в горле, а хрип слился с шумом прибоя.       «Почему?!»       Мрак от осыпавшегося уступа накрыл Ицтли саваном.