Одностраничники

— давайте уже уберём его отсюда. — парни шепчутся, ну как, орут друг другу чтобы перекрикнуть музыку, показывая на Глеба, томно курящего и безэмоционального. — стойте! Он… Со мной, — вдруг бросает Серафим из последних жалостливых чувств внутренних. Но в сторону Глеба не смотрит даже, — я его сам выведу. Серафим дожидается конца песни и покидает сцену, специально задевая его плечом. Тот, с неожиданности роняет, хуй пойми какую по-счёту, сигу и, чётко и уверенно говорит Даше, что сейчас вернётся. Она смотрит укоризненно, но похуизм пересиливает, поэтому Глеб наконец выбегает следом. Именно бежит. Слишком быстро даже, всё найти-догнать лишь бы, лишь бы с ним побыть. За поворотом в стенку вбивают подножкой равновесия лишая. Глеб головой ударяется, а на лицо глупая улыбка заползает. Счастливая. В полумраке неоновым черты лица напротив рассматривает, капельки пота на коже блестят, а глаза пылают от ненависти. — ты нахуя пришёл блять?! Ещё и тёлку свою приволок, наглый уёбок! Я тебе сказал не ясно, что видеть не хочу твоё ебало, а?! —Серафим процеживает крик прямо в лицо, не смущаясь слюны летящей из рта. Грубым движением скулы схватывает сильнее в стену вдавливая. — тебя увидеть хотел…— выдавливает, игнорируя боль, руками за грудь чужую хватается, — а Даша не отпустила бы самого, знала же, что ты будешь. — так хули ты с ней не развлекаешься?! Что на сцене забыл? Тут никому твой сопливый пафос не нужен, на концертах у себя грустно курить будешь! — он ослабил хватку ведь слова Глеба из колеи знатно выбили. — дурак ты глухой, сказал же, к тебе, блядь, хотел! — Глеб ближе потянулся, облизываясь хищно — я тоже блять думал, что она заменит тебя но, — хлёсткая пощёчина упала на татуированную щёку, — не получилось. Ты мне нужен, пожалуйста. — ты, блять, правда думаешь, я поверю в этот пиздёж?! — он сократил расстояние максимально, обеими руками схватил его плечи, блокируя возможные движения, — оба сейчас же нахуй съебали отсюда! — нахуй пошёл, я не съебу пока не получу, что хотел. — рывком вжался в горячие губы, что тут же ответили жадно и грубо проникая в рот. Глеб не поспевал за дерзким языком но зато хватка на одном плече ослабла и ему удалось ухватиться за чужую шею. Грубо-мокро-желанно — наконец-то хорошо. Серафим по талии скользит, нет, Серафим лапает грубо и настырно, сжимая ягодицы в узких джинсах. — уёбок. — зло выбрасывает, секундно отрываясь. Парой движений прокусывает тонкую кожу губ прокуренных и вновь топит Глеба в животной похоти поцелуя. В обиде и злости на него. Ведь иначе просто не умеет. Ведь понимает «решать конфликты ртом» по-своему. Ведь и Глеб такой же — крики, угрозы, ультиматумы. — я конченный, — стонет сжимая слепо ткань серой худи. Стонет в губы, стонет вымученно и громко, — я так хочу тебя, пиздец. — а я хочу чтобы ты сьебался, блять. — пожалуйста. — Глеб пальцами по волосам ведёт и смотрит жалко. Глеб прямо сейчас готов на всё буквально, несмотря на то, что это разрушит жизнь его окончательно. — нахуй. И шлюху свою не забудь. Ещё раз увижу с ней, — глухо зарядил кулаком по ребру, — больнее будет. Во всех смыслах. — сука.— его бросили на соседнюю сцену небрежно, лишая в коридоре самого. Губы пульсировали от боли жгучей, но след мокрого поцелуя на них покрывал эту мелочь. Глеб слизнул горьковатую слюну и отряхнувшись направился обратно, — ну, выкручивайся теперь, уёбище.